Утонувший в кладезе Романецкий Николай

– Стало быть, вы, судари волшебники, приехали в наш город зря?

Свету жутко захотелось улыбнуться – столь мила была ее полудетская непосредственность. Но терять над собой контроль члену Колдовской Дружины не пристало даже в компании подобной девицы. Поэтому он лишь заметил:

– С момента нашего приезда, сударыня, прошло столь мало времени, что определить, зря или не зря мы сюда приехали, попросту невозможно.

В отличие от волшебника княжна улыбнулась, и улыбка ее оказалась откровенно ехидной.

– Вообще-то я считала, что братовы коллеги в первую очередь занимаются делом, а уж опосля ходят по гостям.

– Вообще-то, – сказал Свет, – мы пришли к вам не в гости. Мы будем здесь жить.

Она распахнула очи:

– Вы будете жить у нас? О боги!.. Надо будет попенять брату за то, что он не спросил моего согласия… И сколь долго мне предстоит терпеть ваше присутствие?

– Как распорядится Мокошь! – Свет поджал губы, дабы не рассмеяться. – В следующий раз, приехав сюда, я самым обязательным образом настою на том, чтобы князь Сувор испросил вашего согласия на подобное приглашение. Впрочем, надеюсь, сударыня, к тому времени вы уже успешно выскочите замуж, и вас будут волновать совсем другие печали.

Княжна вспыхнула и открыла было рот. Но промолчала. Мать ее негромко разговаривала с сидящим рядом сыном, не забывая поглядывать в сторону старшей дочери.

Свет подумал о том, что в любой другой семье такого гостя, как чародей Сморода, непременно посадили бы одесную от хозяйки. Правда, та, «любая другая» семья не принадлежала бы к изначально великородным. А посему в неуемном желании Снежаны Нарышкиной уколоть столичного волшебника не было ничего сногсшибательного: для изначально великородных колдуны – всего-навсего люди второго сорта, которые лишь по странному волеизъявлению Великих князей допущены к кормилу государственной власти. Впрочем, сам Белояр Нарышка, по слухам, дядька весьма умный и, вестимо, так не думает. А что мыслит о положении колдунов в словенском обществе его старшая дочь, для чародея Смороды не имеет ни малейшего значения.

Слуги принялись разливать первое. Судя по аромату, это была грибянка по-вятски – то есть суп, сваренный исключительно из шляпок молодых боровичков.

– А вот интересно, – Снежана вновь обратила свое внимание на гостя, – почему волшебники трапезничают, как дюжинные люди? Это, должно быть, весьма унизительно – ждать, пока вам наполнят тарелку, не так ли, чародей?

Княжна явно напрашивалась на ответную грубость, но волшебник, грубящий обычной (пусть и великородной) девице… Вот это была бы поистине унизительная картина. Нет, подобного поведения от Смороды ни один простой смертный ввек не дождется!.. Поэтому Свет состроил самую высокомерную гримасу, на какую был способен, и принялся откровенно рассматривать сидящую напротив девушку.

Княжна встретила сей наглый взгляд смело и открыто, но потом все-таки не выдержала, опустила глаза. Ланиты ее слегка порозовели.

А Свет неожиданно для себя обнаружил, что она чем-то похожа на летошнюю лже-Додолу. Нет-нет, черты Снежаны были более тонкими и изящными, против Веры-Кристы она была как блистающий диамант рядом с неограненным камнем. Но что-то общее в их лицах имелось. Правда, Вера-Криста ввек бы не стала разыгрывать из себя этакую глупышку-скромницу!..

Скромница вновь подняла на Света очи. Скромности там не было и в помине. Зато присутствовали откровенный вызов и явная неприязнь.

– Вы меня так рассматриваете, чародей, словно способны понимать разницу между женщиной и мужчиной! Словно для вас мои перси не просто два бугра из плоти!.. – По губам Снежаны зазмеилась ехидная усмешка. – Чем на меня таращиться, сударь, лучше бы своим прямым делом занялись!

Похоже, последние ее слова услышали все сидящие за столом, ибо в трапезной повисла напряженная тишина. Потом Цветана Нарышкина сказала:

– Краса моя, перестаньте докучать чародею своими глупостями! – И обратилась к Свету: – Кушайте, сударь волшебник, кушайте… Справное ли здоровье у Великого князя?

Это было завуалированное приглашение поведать хозяевам свежие столичные сплетни.

И если бы Светозар Сморода являлся обычным великородным, опосля такого вопроса он бы занялся столичными сплетнями немедленно. Брат Великого князя, сударыня, намедни такое отчебучил. Вы не поверите! Еле-еле скандал замяли… Однако член Палаты чародеев позволить себе подобного легкого поведения не мог, он мог позволить себе лишь фразу: «Исполать Сварогу, справное!» – и взялся за ложку.

Хозяева встретили чародеево немногословие без удивления, и вскоре над столом вновь повис присущий званым обедам разноголосый гомон.

Молчал лишь Свет. Он подозревал, что Нарышкина дочка сопроводит колкими замечаниями любую его реплику, и потому надеялся своим молчанием добиться, чтобы его оставили в покое.

Однако княгиня-мать оставить в покое гостя не пожелала и нашла новую тему для разговора.

– Вы где проводили этим меженем отпуск, судари волшебники? – спросила она, мило улыбаясь чародею. – Мы всей семьей отдыхали на Русском море. У нас есть немного земли в Булгарии, в районе Солнечного Берега.

Буривой Смирный тоже глянул на Света и подхватил тему:

– А я ездил на родину, в Нижний. Не люблю я эти морские ванны. То ли дело – лес и речка! Взять корзину и за грибами. Или с удой на Волгу…

Цветана тут же возразила:

– Не скажите, сударь, не скажите… Море – очень чудесная штука! Тем паче Русское. Это вам не наш Чухонский залив с его холодами и штормами… Нет, море морю рознь! Варяжское создано богами для того, чтобы по нему перевозили грузы, а Русское для отдыха. – Она улыбнулась своей нехитрой шутке и повернулась к Свету: – А вы, чародей, где нынче отдыхали?

Далее молчать было бы просто невежливо.

– Я провожу отпуск в Таврии, – сказал Свет. – У Колдовской Дружины там справный дом отдыха, в Ливадии. Правда, последний раз я был там ровно два лета назад.

– А почему?

– Не знаю… – Свет пожал раменами. – С возрастом отдыхать стало скучно. Работать интереснее!

– Кто как работает, тот так и отдыхает, – пробурчала чуть слышно – чтобы не услышали родители – Снежана.

– Кхм, отдыхать тоже надо, – не согласился с гостем Белояр Нарышка. – Кстати… – Он встал и официальным тоном объявил: – Завтра мои младшие дочери Светлана и Любомила покидают родной очаг, дабы продолжить обучение в Институте великородных девиц. В честь оного события мы даем ныне вечером бал. И мне бы очень хотелось, чтобы судари волшебники почтили оный бал своим непосредственным участием.

Пришлось Свету отложить ложку, подняться и поблагодарить хозяина за приглашение. И определенно пообещать, что судари волшебники оный бал своим непосредственным участием всенепременно почтят. В обязательном порядке, княже, это большая честь для нас и огромное удовольствие, весьма и весьма благодарны…

– Знамо дело, они благодарны, – вновь негромко пробурчала Снежана. – Как бы не работать, абы не работать. Потому-то у нас людей на улицах и убивают! Ох уж эти мне хваленые столичные чародеи…

Краски неприязни в ее ауре усилились.

Свет не мог взять в голову, чем он насолил Белояровой дочке. В общем-то с ним в подобном тоне разговаривали крайне редко, и он срезал бы всякого (опричь, конечно, Великого князя да Кудесника), кто позволил бы себе в беседе подобный тон. Следовало бы срезать и эту белокурую кикимору. Но почему – то не хотелось. Или, скорее, не моглось…

А вот что очень даже моглось – так это бросать стремительные взгляды на выглядывающие из платья перси. А что очень хотелось – так это дабы обладательница оных персей не в коем случае оных взглядов не заметила.

Однако обладательница взгляды, знамо дело, прекрасно замечала. И, заметив, всякий раз вперивала в сидящего напротив татя взгляд свой – обвиняющий и возмущенный. Правда, от ехидных реплик теперь почему-то воздерживалась. То ли, несмотря на все свое возмущение, смилостивилась-таки над гордостью лиходея, то ли напрочь потеряла к нему всякий интерес, лишь ради этикета притворяясь возмущенной…

И неожиданно для себя лиходей проникся к кикиморе чувством благодарности.

Это было уже слишком!

Свет встал из-за стола, пробормотал что-то насчет ахового самочувствия и, произнеся соответствующие извинения, поспешно удалился в отведенную гостю комнату.

И наплевать, что они обо мне подумают, сказал себе он. Снежана-то наверняка ничего хорошего не подумает. Дяденька волшебник по странной прихоти играет с нею в странные игры… А и вправду, что это за прихоть на меня нашла? Знамо дело, знания, полученные из художественной литературы, нужно проверять, но не на великородной же девице!.. Ладушки-оладушки, пусть они обедают. А мы пока блокирующим заклятьем займемся!..

Судя по всему, его уход званого обеда не испортил. Во всяком случае, шумно отдувающийся Буривой Смирный появился в комнате Света лишь через полчаса.

– Уф! – произнес он с удовольствием. – Хлебосольные нам достались хозяева, брате чародей… Ого, вы уже и блокировку сотворили!..

– Не замечал я раньше, – ядовито сказал Свет, – чтобы вы, брате сыскник, так радовались чревоугодию. Тем паче когда в сыске у нас сплошные проблемы.

Буривой помрачнел.

– Вы правы. – Он не удержался, сыто рыгнул. – Именно оные проблемы и привели меня к вам.

В его голосе прозвучала настолько нескрываемая обида, что Свет смутился.

С какой стати я на него набрасываюсь? – подумал он. Разве это брат Буривой, забыв об убийстве собрата, заглядывал хозяйской дочке в вырез платья?

– Извините меня, брате…

Смирный кивнул и продолжал уже без обиды:

– Официально мы к сыску еще не приступили. Надо полагать, курьер с подтверждением полномочий прибудет из столицы токмо ночью. – Сыскник сел на стул. – Но вот что мне пришло в голову, брате чародей… Если ваша версия справедлива, нам будет противостоять Талант изрядной мощи. И сдается мне, что против подобного Таланта я окажусь бессилен. К слову, нет никаких гарантий, что убийца уже сейчас не положил на нас свое око – ведь двух столичных волшебников на месте преступления не заметил бы токмо ленивый. А посему, полагаю, вам придется поставить мне сейчас магический защитный барьер. Как в прошлое лето…

Свет тут же напрочь забыл о хозяйской дочке.

Наконец-то и до Буривоя по-настоящему дошло, с кем они могут столкнуться! Безответные розовые кусты за оградой… Собака, впервые в истории Колдовской Дружины загрызшая квалифицированного волшебника… Если во всем этом действительно участвовал Талант, то это был Талант не просто «изрядной», а такой мощи, что индо оторопь берет. Это вам не Буня Лапоть с его ножом…

Но показывать свой страх коллеге стало бы распоследним делом – сродни загляду в вырез девичьего платья, – поэтому Свет лишь пожал раменами и сказал спокойно:

– Возможно, собака, напавшая на Клюя Колотку, была больна какой-либо неведомой формой бешенства… Впрочем, возможно, вы и правы, брате. А посему на этот раз я не стану напоминать вам о требованиях закона.

Буривой запер дверь на задвижку – накладывать отвращающее заклятье в чужом доме было неприлично. А Свет проверил целость магической печати на своем бауле, снял с него охранное заклятье, достал Серебряный Кокошник, баклагу с Колдовской Водицей и коротко бросил:

– Надевайте!

Когда они спустились вниз, празднество пребывало в полном разгаре. С хоров звучал быстрый германский вальс (Свет, к своему удивлению, понятия не имел, как называется этот очередной музыкальный подарок Вены остальной Европе), и по облитой сиянием газовых фонарей гриднице вовсю кружились пары.

Похоже, в особняк Белояра Нарышки явился весь цвет ключградского высшего общества. Тут и там среди партикулярных разноцветных камзолов и пышных дамских кринолинов мелькали зеленые мундиры воевод и синие с белыми кружевами одеяния мужей-волшебников. Встречались в толпе и алые балахоны представителей Сварожьего волхвовата. Партикулярные и ратники танцевали с дамами, волшебники же и волхвы, коим этикет не позволял тешить себя дрыгоножеством и рукомашеством, беседовали – с теми же партикулярными, ратниками и дамами либо друг с другом.

Столичные волшебники, также одетые согласно этикету (Свет – в голубое, а Буривой Смирный – в синее с кружевами), легко растворились в этой пестрой толпе, но были мгновенно изловлены хозяйкой дома. И начался обряд обоюдных представлений. Родовые имена и названия занимаемых должностей сыпались градом, так что вскоре Свет уже устал кланяться и пожимать крепкие да целовать изящные десницы.

Приметливая княгиня Нарышкина заметила изменение в настроении гостя и, воспользовавшись тем, что очередной представленный оказался давним знакомым Буривоя Смирного (а давним знакомым всегда найдется, чем занять друг друга), тут же увлекла чародея Смороду под хоры с наяривающими изо всех сил игрецами, к задней стене гридницы, где, аки редуты на поле боя, расположились столы с закусками и напитками. Устроены редуты были на варяжский манер – подходите, наливайте, пейте и закусывайте чем душе угодно. Впрочем, словенский манер гостеприимными хозяевами тоже не был забыт – по гриднице, среди танцующих и беседующих, сновали с подносами многочисленные одетые в коричневую униформу слуги.

– Что вы предпочитаете из напитков, чародей? – спросила Цветана, мило улыбнувшись. – Сливянка? Клюквенная? Армянский коньяк?

– Честно говоря, я бы предпочел самую обычную словенскую медовуху, любезная княгиня.

Медовухи на столе не наблюдалось, но, повинуясь хозяйкиному жесту, к Свету тут же подлетел слуга, наполнил разлатую серебряную чарку. Цветана остановилась на франкском шампанском в кубке уральского хрусталя.

– За вас, любезная княгиня! За ваше гостеприимство! Счастья и богатства вам и вашим детям, и всему вашему роду!

– За вас, чародей!

Чокнулись, выпили. Медовуха оказалась разымчивой и превосходной, шампанское, надо полагать, тоже не подвело – в таком доме дешевых напитков наверняка не держали.

Потом княгиня сказала:

– Чародей, я бы хотела извиниться перед вами. Я имею в виду поведение моей дочери за трапезой. Надеюсь, обида, которую княжна вам нанесла, будет жить в вашей душе не слишком долго.

– Оная обида, сударыня, даже и не родилась. – Свет церемонно поклонился хозяйке. – Не в моих привычках обижаться на молоденьких взбалмошных девиц!..

– Да! – Княгиня покивала. – В последнее лето она стала порой просто невыносима. Думается, замуж пора. Сразу голубушка станет как шелковая!

– А который ей?

– Девятнадцатый идет.

– Тогда конечно. Самая пора к венцу.

Настроение столичного гостюшки, судя по всему, улучшилось, и хозяйка, помня, что с волшебниками не сплетничают, а о работе сотрудника министерства безопасности расспрашивать и вовсе бессмысленно, препоручила чародея заботе подошедшего кстати супруга, а сама умчалась по главным хозяйским делам – приветствовать и представлять друг другу прочих гостей.

– К-хм, – сказал князь Белояр, разглядывая пеструю толпу. – Почти все на приглашение отозвались.

Аура его была прежней – приветливо-доброжелательной.

– Превосходный праздник, княже, – отозвался Свет. – Давно я не видел более славного общества…

– К-хм, – продолжал князь. – Я работаю в местном принципате мореходного министерства. Мы тут, в Ключграде, весьма и весьма обеспокоены международной обстановкой. Не ждать ли нам новой войны со Скандинавией? Что думают в столице?

Свет ухмыльнулся про себя. Конечно, князь Нарышка и без столичного чародея прекрасно знал, какова международная обстановка. Но, видно, представления не имел, о чем еще можно поговорить со своим гостем. Отношения с варягами – дежурная тема в любой беседе. Как погода…

– Полагаю, нет, – сказал он. – Сорок лет назад мы крепко щелкнули скандинавов по носу. Но ухо, вестимо, след держать востро. Тайная-то война не прекращалась. Лазутчики присно были, есть и будут.

– Совершенно справедливо, сударь! – Князь покивал чародеевой банальности. – Кстати, ходят упорные слухи, будто к нам заслали банду террористов, которые с помощью убийств намерены посеять в Ключграде панику. Говорят, мужа-волшебника Колотку зарезали именно варяжские лазутчики…

Свет поморщился. От проклятой работы нигде не спрятаться!.. Впрочем, обеспокоенность князя вполне понятна: раз уж убили волшебника, дюжинный человек – индо великородный! – и вовсе должен чувствовать себя беззащитным. Но слухи никогда и никому не приносили добра…

– Я даже хотел было отменить нынешний бал, – продолжал Белояр, – но княгиня настояла. Говорит, лишать детей праздников – последнее дело…

– Княгиня абсолютно права, – сказал Свет. – Слухи же всегда носят преувеличенный характер, и если на них обращать внимание, жить станет невозможно. Кто бы ни покусился на жизнь Клюя Колотки, мы безусловно отыщем убийцу.

– Однако я все же попросил своего домашнего колдуна, начиная с сегодняшнего вечера, обновлять охранные заклятья на дверях и окнах ежедневно.

– Вы совершенно правы, князь, – сказал Свет, мысленно содрогаясь от глупости собственных реплик. – Осторожность еще никогда никому не мешала.

– К слову, чародей, не хотите ли с ним познакомиться? Сейчас я его приведу.

И не успел Свет индо глазом моргнуть, как Белояр Нарышка исчез в веселящейся толпе. Впрочем, он почти тут же вновь оказался рядом. Его сопровождал абсолютно лысый сухощавый мужчина лет пятидесяти в синем с кружевами одеянии мужа-волшебника.

– Лутовин Кузнец, – сказал Нарышка. – Мой домашний колдун. Прошу любить и жаловать!

– Здравы будьте, брате чародей!

– Будьте и вы здравы, брате!

– Я оставлю вас с глазу на глаз, – сказал Нарышка и вновь растворился среди танцующих пар.

А Свет вновь поморщился. Все-таки от проклятой работы действительно не спрятаться!.. Значит, прятаться и не стоит. Тем паче если излишняя обеспокоенность хозяина вам, чародей, кажется вполне понятной…

– Поведайте-ка мне, брате Лутовин, не заметили ли вы в последнее время каких-либо странностей в доме? Необычных посетителей, к примеру… Присутствия не вами наложенных заклятий… Потревоженных магических печатей на приходящей к хозяину корреспонденции… Сами знаете, как это бывает!

Брат Лутовин пожал сухими раменами:

– Нет, брате чародей. Ничего странного не наблюдалось. Чужих заклятий я не обнаруживал, а свои, как и положено, проверяю каждое утро. Они присно оказывались такими, какими я их накладывал вечером, с обычной поправкой на разряжание. Все было в полном порядке…

Однако голос Лутовина показался Свету подозрительно дрогнувшим, и он тут же включил Зрение: не скрывает ли чего от столичного чародея провинциальный волшебник? Ненависти, к примеру. Или любви…

Как выяснилось, провинциальный волшебник, действительно, кое-что скрывал. Однако от ненависти в его сокрытии и следа не было. От любви, знамо дело, тоже. А вот что присутствовало в ауре Лутовина Кузнеца – так это страх. И не легкие оттенки, сопровождающие, скажем, боязнь ответственности за совершенную в работе ошибку или опасение потерять оную работу, а густые тона страха, присущего всему живому, – полновесного ужаса перед Велесом и Мареной.

Открытие оказалось для Света совершенно неожиданным – не привык он встречаться с перепуганными намару волшебниками.

– Что ж, брате Лутовин, – поспешно сказал он. – Продолжайте аккуратно выполнять свои обязанности, и все будет справно.

Лутовин Кузнец удалился, а Свет вновь включил Зрение и обвел Взглядом присутствующих в гриднице гостей.

Увиденное потрясло его – у многих гостей в аурах имелись различные тона опасений, но самый настоящий, пронизывающий душу страх присутствовал лишь у обладателей синих с белыми кружевами одеяний.

Волшебники боялись.

Это было ужасно. И сразу становился ясным смысл вчерашнего преступления. Убийство Колотки – удар, направленный в самое сердце словенского общества. Социальная структура, один из столпов которой парализован смертным ужасом, разумеется, очень быстро потеряет свою устойчивость.

Вот она, еще одна оборотная сторона Семаргловой Силы, подумал Свет. Мы оказались слишком избалованными осознанием мощи собственного Таланта. И едва стоит возникнуть хоть малому сомнению в этой мощи, мы тут же превращаемся в трусливых зайцев… Впрочем, здесь он не совсем прав – трусливым зайцем никто из присутствующих на балу волшебников пока еще не стал (а у Буривоя Смирного в ауре и вовсе нет страха, но Буривой – сотрудник министерства безопасности, он-то как раз к некоторому риску привычен), но буде завтра где-нибудь убьют еще одного клюя колотку, то в зайцев превратятся уже многие. А после третьего убийства – все. Такие вот складываются дела!..

Перед Светом вновь появился Белояр Нарышка:

– К-хм… Как вам показался мой домашний колдун, чародей?

Скрытый смысл этого вопроса был вполне понятен, и потому Свет заверил:

– Прекрасный волшебник, княже, вполне квалифицированный. Полагаю, при нем у вас не было ни краж, ни других подобных происшествий.

– Да, не было. – Успокоенный Нарышка воссиял. – Благодарю вас, чародей. Вам не скучно?

– Нет, не скучно. Я привык.

Белояр Нарышка кивнул и, рассыпавшись в извинениях, вновь куда-то умчался. Наверное, к более интересным гостям.

А перед неинтересным Светозаром Смородой возникла Снежана Нарышкина.

По меркам дюжинных людей она была великолепна. Одетая в сильно открытое сверху, с длинным – чуть ли не до полу – кринолином лазоревое платье и изящной формы, на высоких каблуках, синие туфельки, она передернула оголенными раменами, тряхнула пышной прической и, смиренно-смущенно глянув на чародея, произнесла:

– Боги велят нам уважать желания родителей… Я прошу вас, сударь, извинить меня…

Сказано сие было таким тоном, что сразу становилось ясно – слова девицы соответствуют ее мыслям не больше, чем уверенному в себе колдуну – чувство страха. В мыслях у княжны Нарышкиной обреталось вовсе не смирение или смущение. Не воображайте себе, сударь чародей… Если бы не въедливость маменьки, я бы пред вами ввек не извинилась. Будь вы хоть сам Кудесник Остромир!.. Рылом вы, голубчик, еще не вышли, извинения великородной девицы выслушивать! И вообще…

Что – вообще, Свет придумать не успел, потому что Снежана, расценив молчание столичного гостя как стремление унизить оную великородную девицу, вновь – и на этот раз уже гневно – передернула раменами:

– Почему вы молчите, сударь? Нешто перед вами никогда не извинялись?

Серебряная с диамантами гривна, украшавшая шею княжны, засверкала в сиянии светилен, а полуобнаженные перси слегка колыхнулись из стороны в сторону.

Как ни странно, колыхание это вызвало в душе Смороды какое-то смутное ощущение, незнакомое и диковинное. Сердце его обмерло, а по телу внезапно разлилось слабое томление. Словно хворь пришла. Или некий могущественный волшебник наложил на чародея неведомое заклятье…

Все присутствующие в гриднице унеслись за тридевять земель. Дамы, с их глупой потребностью обязательно понравиться кавалерам; ратники, с их идиотским желанием непременно блеснуть перед дамами статью, удалью и остроумием; колдуны, с их проклятым противоестественным страхом…

А вот это уже никуда не годилось! Это ясно давало понять, что полуобнаженные перси взбалмошной девчонки стали вдруг для чародея Смороды важнее государственных забот. Такого ввек не было и быть не могло. Во всяком случае, перси Забавы – что бы там ни воображала себе сама Забава! – у него никакого томления не вызывали. Почему бы тогда не начать томиться, глядя на красиво изогнутую гарду доброго клинка?.. О тех же чувствах, что родила прошлым летом в его душе Вера-Криста, он давным-давно постарался забыть. Не следовало вспоминать о них и сейчас – чародея ждут государственные заботы. Серьезные и неотложные… Поэтому он тоже передернул раменами и сказал:

– Не волнуйтесь так, княжна. Я с удовольствием принимаю ваши извинения. В свою очередь, извините и вы, ибо у меня есть к вам один маленький вопросик… Откуда вам ведомо, что я должен искать убийцу Клюя Колотки? Я, по крайней мере, в вашем присутствии об этом не говорил…

Она вдруг зарделась, прикусила нижнюю губку:

– Брат тоже не говорил, не думайте! Однако любому мало-мальски соображающему человеку не сложно догадаться, зачем вы приехали в наш город. Ночью убили Клюя, а уже через несколько часов здесь появились вы…

Логика в ее словах имелась, тем паче что столичные гости были представлены Нарышкам в качестве «работников министерства безопасности». Во всяком случае ясно одно: княжна – далеко не дура. Ладушки-оладушки, учтем на будущее, но не дадим ей в этой схватке одержать победу над чародеем. Кстати, а с чего это она вдруг назвала убитого по имени?.. Впрочем, мне-то какая разница?!

– Я принимаю ваши объяснения. – Свет смиренно поклонился. – Надеюсь, впредь интерес к моему делу больше не будет заставлять вас соваться не в свое.

Снежанины ланиты просто взорвались алым. И даже шея пятнами пошла.

Свет включил Зрение – в ауре девицы полыхала теперь одна только ненависть.

– Старый самодовольный козел! – пробормотала княжна вполголоса, показала чародею язычок и тут же исчезла среди танцующих.

А Свет почувствовал несказанное удовлетворение.

Здорово он отбрил эту наглую девчонку! Будет знать, голубушка, как связываться с чародеем!.. Странные они все-таки существа, эти молодые девицы, считают, раз Додола наградила их привлекательной мордашкой да точеной фигуркой, значит им все дозволено. Вот и Забава, отдавшись ему, вдруг возомнила, что может командовать чародеем. Где вы были, Светушко-медведушко? Почему вечор так поздно вернулись? А я вас ждала!.. Ну, с Забавой-то «медведушка» разобрался быстро. Вылетела из кабинета, будто пробка из бутылки с шампанским!.. А с этой кикиморой и разбираться нечего, встретились, сказали друг другу пару ласковых и разбежались. Никакого следа в его жизни она не оставит… Однако, откуда же у кикиморы такая ненависть?

Он огляделся.

Бал шел своим чередом. Дамы, сияя разноцветными глазами, по-прежнему изо всех сил стремились понравиться кавалерам; ратники, выпячивая богатырские груди, все так же красовались перед дамами; братья-волшебники продолжали бояться неведомого… Тоска смертная! В Забавиных книгах бал – праздник души, а тут…

Нет, надо бы все-таки понять, что порождает в княжне Снежане столь сумасшедшую ненависть. Ведь он ничего плохого ей не сделал. Может быть, ненависть порождена страхом? Но с чего бы ей, этой девице, бояться чародея Смороду? А может, страх порожден нечистой совестью?.. Да, надо бы к ней, пигалице ядовитой, приглядеться получше, ох надо!.. Чем леший в лесу не играет, зазывая на ложе кикимору!

– Ну, как вы тут, чародей? Не утомило вас наше бурное празднество?

Свет очнулся от размышлений.

Рядом, дружелюбно улыбаясь, стояла раскрасневшаяся хозяйка дома. По-видимому, только что откружила вальс с очередным кавалером, изо всех сил стремясь понравиться. Да и ему, Свету, она сейчас понравиться не прочь, пусть он и стоит перед нею истукан истуканом. Ох уж эти мне женские штучки!..

– Все справно, сударыня. Праздник просто великолепен. Такие милые люди!..

– Я видела, к вам подходила Снежана… Надеюсь, она не докучала сударю чародею своими глупостями?

– Что вы, сударыня, у вас прекрасная дочь.

Нет ничего приятнее для любящей матери, чем услышать добрые слова о своем ребенке. Румяное лицо княгини просто расплылось в счастливой улыбке.

– Благодарю вас, сударь! Вы очень любезны! Не обращайте на выходки Снежаны внимания. Мне кажется, она была неравнодушна к Клюю Колотке и очень переживает его смерть. Вы же ведаете, как молоденьких романтических девиц иногда тянет к волшебникам. Она мне, правда, ничего о том не говорила, но ведь материнское сердце не обманешь…

Ага, обрадовался Свет. Вон тут в чем дело! Убили любушку, а преступника не ищут… Здесь не только столичных волшебников – богов возненавидишь!

– Простите, сударыня!

Свет обернулся.

Сзади стоял Буривой Смирный.

На взгляд обычного человека, он казался абсолютно спокойным, но Свет сразу понял, что соратник весьма и весьма напуган. Включил Зрение и убедился: аура Буривоя теперь мало чем отличалась от аур перетрухнувших ключградских колдунов.

– Простите, сударыня! – повторил Смирный. – Мне след поговорить с вами, чародей!

Над верхней губой Смирного блестели капельки пота – будто он секунду назад оторвался от дрыгоножества и рукомашества с какой-нибудь неутомимой плясуньей.

Хозяйка удивленно посмотрела на столичного мужа-волшебника, с трудом погасила счастливую улыбку:

– Что-нибудь случилось, сударь?

Тот пребывал в явном затруднении, и Свету пришлось прийти к собрату на помощь.

– Извините нас, сударыня! Мы должны немедленно поговорить с мужем-волшебником.

Княгиня Цветана, по-видимому, сообразила, что муж-волшебник нарушил правила этикета вовсе не потому, что у него были в детстве дурные воспитатели.

– Я понимаю, судари колдуны. Вы ведь и во время праздников на работе. – Она отступила на шаг, поймала за руку пробегающую мимо младшую княгиню Нарышкину: – Купава, подождите, пожалуйста! Извините, судари колдуны. Я вас на минуточку покину. Мне нужно побеседовать с невесткой…

Свет благодарно кивнул ей и, едва свекровь и невестка отдалились, спросил, понизив голос:

– Что вас так обеспокоило, брате?

Буривой облизнул губы:

– Айда в вашу комнату, чародей.

Выходя из гридницы, Свет машинально обернулся и быстро оглядел присутствующих. Судя по всему, неожиданным бегством волшебников никто особенно не заинтересовался. Лишь княжна Снежана, делая вид, будто слушает словоизлияния какого-то ратника, посматривала в сторону столичных гостей. Впрочем, нет, показалось – девица очей не отводит от своего собеседника. Что-то вы, чародей, ныне слишком мнительны стали…

Смирный уже исчез за дверью, и Свет поспешил следом. В коридорах и на лестнице сударям волшебникам никто знакомый не встретился, а потому они без помех добрались до покоев, предоставленных Нарышками чародею Смороде.

– Давайте наложим совместное экранирующее заклятье, – сказал Смирный, едва затворившаяся дверь отрезала их от коридора.

Свет удивился, но подчинился. А потом, когда парное заклинание было сотворено, спросил:

– Что же все-таки случилось, брате? Чем вы столь обеспокоены?

– Случилось, брате чародей. Еще как случилось! – Теперь и невооруженным глазом было видно, как перепуган Смирный. – Несколько минут назад меня пытались прощупать!

Свет подобрался:

– Кто? Где?

– Кто – не ведаю. На балконе… Я вышел подышать свежим воздухом.

Началось, подумал Свет.

– Рядом с вами кто-нибудь находился?

– Ни единой души. Лишь в гриднице, около открытого окна, щебетали две хозяйские дочки. Как же их величают?.. Ах да! Снежана и Светлана… Внизу, под балконом, я тоже никого не заметил. – Буривой содрогнулся. – Думаю, вам следует немедленно проверить сохранность магического защитного барьера. Не нравится мне все это!..

Мне «все это» тоже не нравится, подумал Свет. Да и вряд ли найдется в Словении хоть один колдун, которому бы «все это» могло понравиться.

Он достал из баула Серебряный Кокошник:

– Надевайте, ложитесь на кровать.

Смирный, громко вздыхая, снял ногавицы, напялил Кокошник и улегся на Светово ложе.

– Все было, как в прошлое лето, когда меня прощупывал опекун Лапоть. Помните?..

– Никто вас тогда не прощупывал, – устало сказал Свет. – Вам показалось.

– Нет, не показалось. Вы так говорили лишь для того, чтобы меня успокоить. Я прав?

– Чушь! На чуши сидит! И чушью погоняет!

– Нет, не чушь!..

Спорить было бесполезно. Свет сотворил заклинание, и Смирный засопел.

Следы вторжения в его ментальную оболочку обнаружились сразу. Впрочем, обнаруженное Светом можно было бы назвать «следами» только для успокоения перепуганного соратника. В ментальности Буривоя присутствовали не какие-то там «следы вторжения», а самый настоящий защитный барьер. Но это оказался вовсе не тот барьер, который несколькими часами ранее возвел Свет. Да, он выглядел очень похожим, но плохим бы чародеем был Светозар Сморода, не сумей он обнаружить отличий. А отличия имелись немалые – в структуре барьера ощущались многочисленные рыхлости и несплошности. Сквозь подобный, с позволения сказать, «барьер» проникнуть в мозг Смирного не представляло никакого труда даже волшебнику менее квалифицированному, чем тот же Буня Лапоть.

И тут Свет попросту обрадовался. Нет худа без добра!.. Сколь удачно получилось, что за нынешний день они так ничего и не узнали о предполагаемом убийце Клюя Колотки! Ну, а как сложись все иначе… Хороши бы оказались чародей Светозар Сморода и муж-волшебник Буривой Смирный, хваленые сыскники министерства безопасности, в мгновение ока и без собственного ведома выложившие убийце всю информацию, которую сумели о нем раздобыть!.. Нет, воистину правы говорящие: «Что ни делается – все к лучшему»! Поневоле возьмете да и поверите, что боги присно на вашей стороне… Но и боги в этом деле без посторонней помощи не обойдутся. А значит, им надо подсобить!

Свет разбудил Буривоя.

– Ну и что вы обнаружили? – вскинулся тот.

Врать на этот раз не было смысла. Наоборот, Смирный должен всецело осознать серьезность произошедшего. Конечно, он еще больше испугается, но зато будет вынужден согласиться с новым предложением Света.

– Ничего хорошего, брате, я не обнаружил. – Свет развел руками. – Вас и в самом деле прощупали. Магический защитный барьер взломан, причем взломан очень квалифицированно.

У Смирного задрожали губы. Как в прошлое лето…

– Сколь времени вы находились на балконе? Впрочем, нет. Вопрос надо ставить иначе… сколь времени вы ощущали, что на вас производится воздействие?

– Не ведаю… – Смирный судорожно потер лоб. – Я был в странном оцепенении. Наверное, не более минуты.

Теперь испугался Свет. Он потратил на постановку защитного барьера около пяти минут, и вдруг нашелся волшебник, сумевший сломать оное ментальное сооружение в течение каких-то шестидесяти секунд… Да еще успевший возвести новое, свое сооружение – за те же самые шестьдесят секунд. Здесь поневоле затрясешься!..

Но показывать испуг Буривою значило бы ввергнуть соратника в еще больший страх. Поэтому Свет, привычно поморщившись, сказал:

– Полагаю, теперь у нас с вами есть лишь один выход, брате. Вы должны немедленно отойти от дела, и пусть злоумышленник прощупывает вас сколь его душе угодно. Ничего полезного для себя, во всяком случае, он при всем своем желании не нащупает. Да, он узнает, что теперь мы убедились в его существовании… Ну и на здоровье! Ведь ему и так было известно, что мы обнаружим взлом барьера.