Лавка старинных диковин (сборник) Шекли Роберт

День первый

Долгое время оно сознавало, только не самое себя. Просто сознавало… Вокруг не было ничего, что можно было бы осознать, но оно этого не сознавало. Осознание наполняло его, как воздух наполняет воздушный шар. Осознание являлось частью его сущности, хотя оно этого не сознавало. У него не возникало суждений – время для суждений наступит позже.

В данный момент одного лишь осознания было достаточно. Впоследствии, став чем-то более определенным, изведав роскошь воспоминаний, оно мысленно возвратилось к этому первоначальному состоянию. Вспомнило о своем пребывании в этом месте, абсолютно лишенном красок. Вспышки света здесь иногда случались, а вот цветов не было никаких. Они появились позже. И даже мысли о цветах, которые появятся позже, приблизили их появление.

Но оно не было в этом уверено. Вещи, когда оно о них думало, почему-то менялись. Сначала не было ничего, потом появились мысли, а уж после – то, о чем можно думать. Впоследствии же казалось, будто то, о чем можно думать, появилось вперед. Ничего подобного. Сначала не было ничего, потом появились мысли, а уж после – то, о чем можно думать.

А поскольку не было ничего, о чем можно думать, то и мысли были незамысловатые. Оно даже не осмыслило категории истина – ложьили понятия плохо – хорошо. Это наступит позже. Понятия хорошо – плоходолжны быть у каждой расы, даже новорожденной. Но оно относилось к расе еще не родившейся. И естественно, это отчасти замедляло его развитие.

И все же время перед рождением можно было назвать идиллическим. Жизнь была очень легкой, да и сравнивать ее было не с чем. Возможно, это была и не жизнь вовсе, поскольку с ним ничего не происходило, ничего на физическом уровне еще не происходило. Время для этого наступит позже. Но что оно должно было думать о времени, пока еще не перешло на физический уровень? Являлось ли это жизнью? Или правильнее называть это протожизнью? Ответа оно не знало, хотя и понимало опасность вопроса. Опасность исходила не столько от вопроса, сколько от целой группы вопросов. Вопросы создали мир, а ответы были как ручные собачки, готовые на все, лишь бы угодить. Какое мрачное соображение! Но, к счастью, думать еще было не обязательно. Пока оно пребывало в безмятежности протомыслительной фазы развития. Чувствовало – да, и думало – вроде того, но не размышляло о своих мыслях. Именно так оно и будет воспринимать ситуацию позже. Но сейчас даже протомысли были новинкой и требовали усилий. Их хватило, чтобы понять: кое-что изменилось, как только появилось сознание. Что-то началось. Не должно было, но началось. И оно было радо, что присутствует при таком важном моменте.

Еще оно заметило, что не идентифицирует себя больше как «оно», а скорее как «он» – однополое существо, приходящее в мир, в котором может быть больше одного пола. Это проистекало из факта его существования. Ну, по крайней мере, он так думал, что проистекало.

Возможно, конечно, его принадлежность к определенному полу («он») не означала вообще ничего. Голый факт, и ничего более. Данность, как любил говорить он. Но почему-то он так не считал. Если бы существовал только один пол, к чему тогда вообще иметь пол? Какой смысл в существовании только одного пола?

Хотя он задавал себе эти вопросы в полном одиночестве, ему казалось, что скоро появятся и другие. И некоторые из них будут отличаться от него полом. Как много полов будет вообще? Ему явилось великое видение. Возможно, полов будет столько, сколько будет индивидуальных особей, способных размышлять об этом вопросе. Видение было потрясающим, но он засомневался, что вопрос будет решен настолько эффектно. Вряд ли, даже если он займется всем этим сам.

Но какова идея! Ведь знание о том, что у него есть пол, подразумевало и то, что он способен спариваться – когда будет с кем. Спаривание казалось крайне необходимой вещью. Как он заметил, стоило ему задуматься о различии полов, как тут же мысли обращались к спариванию. Но так как обсудить эту тему было не с кем, то он решил принять спаривание как данность. «А как бы было весело, – подумал он, – если бы существовало множество таких же, как я, но в чем-то отличающихся друг от друга, и каждый подбирал бы себе уникального партнера».

Ладно, насчет множества он не был уверен. Пожалуй, он слегка увлекся. Представьте, воображает множество! Все, чем он пока располагал, – он сам, и даже это не являлось неоспоримым фактом.

От размышлений его отвлекло нечто неожиданное, и это неожиданное пришло извне. Он удивился. До сих пор у него ни разу не возникало мысли о существовании «вовне». Хотя оно и подразумевается само собой. Он с удовольствием бы потратил некоторое время на переваривание новой концепции «вовне» (а также производных от нее) и неизбежно сопутствующей ей «внутри». Но он не мог сейчас отвлечься на «внутри» и «вовне», поскольку произошло что-то неожиданное, и это что-то требовало к себе внимания.

На самом деле он не хотел рассматривать это что-то. Ему вполне хватало мыслей о себе самом. Он не желал казаться эгоистичным – хотя кому какое дело, ведь вокруг нет никого, кого бы это могло задеть. Но ему необходимо разобраться в себе. В конце концов, он – единственный, кто способен понимать хоть что-то.

Он увидел, что не может заниматься этим прямо сейчас. Потому что неожиданное событие, вторжение «извне» (и это понятие, которое все равно придется исследовать рано или поздно), требовало внимания самым решительным образом.

Первое, на что он обратил внимание: вторжение происходило в его пространство. Это была простая, но почти невообразимая вещь, которая произошла от одного неотмеченного момента к другому в непрерывном потоке времени или чего бы то ни было.

Его рассердило, что теперь он должен рассматривать еще и «время». Без него было гораздо проще.

– Иногда кажется, что есть только я, – сказал Арчи, – а все остальное мне только снится.

– Да, конечно, – согласилась Джейн. – Иногда я думаю так же.

– Но мне могло бы сниться, что ты говоришь это.

– Так или иначе, это недоказуемо, – пожала плечами Джейн.

– Трудно не согласиться. Тебе не кажется, что мы уже давно не проверяли инкубатор?

– Давай заглянем в смотровой люк.

Они вошли в инкубационную комнату – помещение с белыми стенами и разнообразными предметами обстановки. Единственным любопытным предметом в комнате был объемистый цилиндр, конусообразный с торцов, сделанный из какого-то блестящего металла, похожего на нержавеющую сталь. Цилиндр лежал в открытой ажурной коляске, выполненной из того же металла, что и цилиндр, но не отполированного до такого же блеска. Последнее творение профессора Карпентера, по завершении которого он присоединился к остальным.

– Никак не могу понять, почему профессор ушел тотчас же, как только закончил уловитель душ, – задумчиво произнесла Джейн.

– Это не уловитель душ, – возразил Арчи.

– Конечноуловитель. Самый настоящий. И если наши надежды оправдались, цилиндр Карпентера поймал душу какой-нибудь новой формы жизни.

– Возможно, все это мы видим во сне, – снова сказал Арчи. – А мир, настоящий мир на самом деле устроен иначе.

– Как можешь ты говорить о мироустройстве? Вспомни, что случилось только в течение нашей жизни. Долгое время все шло своим чередом, а потом – раз, и все кончилось. Ты помнишь, что почувствовал, когда это случилось?

– Это было очень давно. И теперь надолго.

Джейн кивнула:

– Кто бы мог подумать, что мы с тобой станем последними людьми на Земле?

– Это потому, что мы попали в проект Карпентера. Мы добровольно вызвались остаться, помнишь?

– Конечно помню. Но я не думала, что для рождения нового существа потребуется столько времени.

– Прогнозы редко сбываются на сто процентов, – сказал Арчи. – Никто не знает, сколько нужно времени, чтобы новая раса из потенциальной возможности превратилась в реальность.

– По-моему, времени прошло достаточно, – сказала Джейн. – Давай заглянем в инкубатор.

– Нельзя. Карпентер допускал, что это повлияет на результат.

– Тогда для чего он сделал смотровой люк?

– Ну, может, этого требовала техника безопасности, – неубедительно предположил Арчи.

– Не городи чепухи. Эх, к черту Гейзенберга, давай заглянем.

Они повернулись к цилиндру и заглянули через смотровой люк. Внутри что-то было. Потом дверца цилиндра распахнулась, и они увидели новое существо.

Существо было настолько новым, что даже не имело названия. Это было довольно странно, потому что имена обычно появляются за некоторое время до появления новорожденных. Однако не в данном случае. Наступил момент замешательства, когда троица посмотрела друг на друга. Замешательство продолжало нарастать, поскольку новое создание не обладало органами зрения – в них не было необходимости до рождения. Отсутствие зрения ставило его в невыгодное положение по отношению к людям, имевшим возможность сколь угодно долго рассматривать существо, и это не могло не сказаться на его форме, его комплектации, его манере двигаться и, больше всего, на его поведении. А новое существо не могло ответить людям той же монетой. Оно знало, что они рядом, но, черт побери, оно не могло их видеть.

– Глаза! – крикнуло существо. – Мне нужны глаза!

– Успокойся, – отозвался Арчи. – Пока еще рано.

– Это не займет много времени, – сказало существо.

И оно сделало то, что позже назовет усилием. Раздался хлопок – первый произведенный им звук! – и вот оно уже обладает глазами.

Но обладает ими как-то не вполне верно. Арчи и Джейн вежливо поаплодировали, но существо знало: с глазами что-то не так. Оно видело только одно существо, а не двух, и это существо выглядело как… Тут оно запнулось. Поскольку оно не знало почти ничего, то и делать сравнение ему было не с чем, – таким образом, искусство метафоры было ему недоступно. А хуже всего, что у него в запасе не было даже прилагательных! Джейн нашептала ему некоторые, и оно испытало чувство благодарности.

– Ты бы мог сказать, что ты некоторым образом студенистый. Имеешь форму перевернутого яблочного пирога или приплюснутой кривой распределения. Ты обладаешь массой и душой. Наружный слой напоминает протоплазму: течет, но не как плоть. Твой внешний вид – кристаллообразный, что, вероятно, соответствует природе твоей реальности. Ты сверкаешь, и у тебя много граней. Ты беспрерывно меняешь цвет, почти не повторяясь. Возможно, так ты мог бы общаться с другими себе подобными.

– Какими другими? – удивилось существо.

– Ну, – сказала Джейн, – я имела в виду – потом, позже. Сейчас нет никаких других. Ты первый.

– Первый?

– Первый образец новой формы жизни. Прародитель новой расы. Что-то очень особенное. Ты должен гордиться.

– Но я ничего не сделал!

– И тем не менее ты первый представитель своего вида.

– Да, наверное, это важно. А что насчет вас? Вы двое были здесь до меня.

– О, мы не в счет, – сказал Арчи. – Ты первый в своем виде, а мы последние в своем. Сегодня самый важный день в истории твоего вида.

– То есть все начинается здесь?

– Да. Главное, понять, что все это должно где-то начаться для вас.

– Я первый! – воскликнуло существо.

– Но не последний, – добавила Джейн. – Мы объясним это позже. Главное, понять, что все это должно где-то начинаться. Сегодня это и происходит. Начало. День первый. Самый важный день в истории твоей расы, которая должна появиться. День, который вы станете праздновать, если не забудете.

– Ты сказала, я сверкаю?

– Да. Наверное, ты кристаллическая форма жизни.

– А вы нет?

– Спасибо, нет! Мы из протоплазмы, устаревшая модель.

– Не знаю ничего о других моделях. Ведь я только что появился.

– Нам это известно, – сказал Арчи. – Не нужно забегать вперед. Рождение из небытия само по себе – важный жизненный опыт.

– Это нечто отличное от того, что я знал. Интереснее, хотя и там было неплохо.

– Расскажи, как было там.

– С удовольствием. Но прежде мне хотелось бы получить имя.

– Зачем? – удивился Арчи. – Ты же в единственном числе. Вряд ли тебя можно с кем-то спутать.

– Просто мне кажется, я буду чувствовать себя увереннее, если обзаведусь именем. Так я смогу относиться к себе как к личности, а не как к представителю вида.

– Он быстро учится, тебе не кажется? – обратился Арчи к Джейн. – Парень не промах! – Повернувшись к существу, он сказал: – Намотай на ус, что до тех пор, пока ты являешься единственным представителем вида, личность и раса в тебе слиты воедино. И каким бы ты ни был, те, что придут за тобой, будут твоим образом и подобием, хотя и не таким совершенным, как ты. Не важно, насколько несовершенен можешь быть ты, это твоя сущность, которая задает тон всему последующему.

– Это хорошо, – сказало существо. – Но лучше, если бы это являлось результатом моих личных заслуг, а не следствием того, что мне посчастливилось (или не посчастливилось) стать первым. Но я понимаю, что этот момент следует рассмотреть позже, когда я буду знать больше. Объясни мне, почему я не могу вас увидеть, как бы ни старался?

– Причина в твоей зрительной системе, – сказала Джейн. – Создавая ее, ты, конечно, постарался на славу, вот только встроил задом наперед. Сейчас она сориентирована так, что ты видишь только себя.

Существо ощутило неловкость. Еще одно понятие, в котором он обязательно разберется, как только появится возможность!

Пока же он сказал:

– На самом деле мне нравится смотреть на себя. Однако из вежливости, я думаю, мне следует перенаправить зрение.

И существо перенаправило зрение, потеряв при этом себя из виду. Это было печально, потому что так приятно смотреть на что-то блестящее. Два существа, которых он увидел, не блестели.

– Можно просто звать тебя Адамом, – предложил Арчи. – Как-никак ты первый.

– Это имя что-нибудь значит? – спросил Адам.

– Ох, я и забыл. Разумеется, ты ничего не знаешь про настоящего Адама. Он был первым человеком на Земле. Это хорошее имя и тебе подходит.

– Но оно не может быть моим настоящим именем, – возразил Адам. – Оно из языка твоей расы, а не моей.

– Ну а как иначе? Твоей расы пока нет.

– Это можно очень быстро исправить, – сказал Адам, рассердившись.

– Как пожелаешь. Но я бы повременил. Мы здесь задержались именно для того, чтобы объяснить тебе, как и что делать. Потом, когда ты научишься действовать самостоятельно, вас будет столько, сколько ты пожелаешь.

– Вы собрались уходить? – удивился Адам. – Так скоро? Но почему не сказали мне?

– Тебя здесь еще не было, – ответила Джейн.

– Знаю, но можно было проинформировать задним числом. Я подразумеваю, такое возможно или нет? Ведь есть же такое явление, как обратное действие, верно?

– Не знаю, – сказала Джейн. – Я сожалею о нашем уходе. Первое, что ты увидел, были мы, верно?

– Да, вы. И не успел я узнать вас, как вы уже уходите.

– Думаю, ты полюбил нас, – произнесла Джейн.

– Ну, я привык к вам, – сказал Адам. – Хотя знаю вас всего-то ничего. И даже не представляю, сколько обычно требуется времени для этого.

– Ты тоже нам нравишься, Адам, – сказал Арчи. – Передавать эстафету всегда трудно. Предлагаю приступить к делу.

– Арчи, – укоризненно произнесла Джейн.

– Мы обязаны выполнить миссию, ты сама знаешь.

– Но Адам едва родился!

– И что? Разве нам предписан какой-то срок, в течение которого мы должны кружить вокруг него и нянчиться? И вообще, как можно нянчиться с кристаллической формой жизни?

– Арчи, не ревнуй! Нельзя ревновать к существу, которое выглядит как комок протоплазмы в оболочке из хрусталя.

– А вот ревность приплетать не надо.

– Почему?

– Ты прекрасно знаешь почему.

Они посмотрели друг на друга. К тому моменту Адам уже достаточно хорошо разобрался в человеческой манере общения, чтобы понять, что они сверлят друг друга взглядами. Это означало, что они говорят друг другу беззвучные слова, которые являются продолжением предшествовавшей ситуации и не предназначены для того, чтобы их слышала третья сторона. С внезапной болью Адам осознал, что он, уникальное и до недавнего времени единственное существо в природе, теперь стал тем, что называется не очень приятно: третья сторона.

Ему стало любопытно, каково это – сверлить кого-нибудь взглядом. Он пообещал себе испробовать это, как только появится хоть кто-то из его рода, на кого можно будет смотреть.

– Я не хочу создавать проблемы, – сказал он. – Но меня интересует одна вещь.

– Какая? – спросил Арчи.

– Почему мы способны общаться, несмотря на различие в происхождении и языке. Или у меня настолько развита интуиция? Или есть какое-то другое правило?

– Нет, ты воспринял слова правильно. Язык – действительно чудесное средство.

– Я думал, чудесно то, что я испытал, когда рождался из ничего, – сказал Адам.

– Конечно! И я этого не отрицаю. Но язык… Он помогает решать проблемы.

– Но мы их решили, – сказал Адам, – причем без труда. Как это возможно?

– Если бы я мог объяснить! – воскликнул Арчи. – Каким-то образом общение между различающимися существами возможно, и Вселенная не против этого.

– Вселенная, – повторил Адам. – Насчет Вселенной у меня вопрос.

– Вопросы позже, – сказал Арчи. – Сейчас нам действительно нужно показать тебе, что тут к чему, да и выметаться.

– Арчи! – воскликнула Джейн. – Это невежливо!

– Ничего личного, – сказал Арчи. – Ты и сама хорошо знаешь, Джейн, что нам пора.

Разговор породил несколько интересных вопросов. Адам собирался задать их, когда совершенно неожиданно произошло то, отчего у него задребезжали пластины, как он выразился бы на более поздней стадии своего развития.

Арчи начал двигаться. За ним начала двигаться Джейн.

Позднее Адам назовет себя наивным, вспоминая свое удивление, которое он испытал в тот момент, когда Арчи и Джейн пришли в движение. До этого он не подозревал о существовании такого явления, как движение. Ведь он не двигался, когда возник из ничего: каким-то образом он оказался здесь, но не посредством движения. И вот Арчи и Джейн поднялись и продемонстрировали его.

Увидев раз движение, постигнуть его суть было уже гораздо проще. И действительно, все было очевидно. Он видел, как Арчи начал перемещаться прочь от него, а за ним последовала Джейн. Возможно, он притягивал ее, если предположить, что объекты, находящиеся в движении, притягивают объекты, находящиеся в состоянии покоя.

– Идем с нами, – позвал Арчи.

– Я?

– Конечно ты.

– Чего вы от меня хотите?

– Мы хотим, чтобы ты пошел с нами.

– Это предполагает движение?

– Естественно.

– Но я не двигался раньше.

– Адам, мы знаем, что ты способен двигаться, – сказала Джейн.

– Наверное, да. Это не кажется таким уж сложным. Но с какой целью?

– Мы хотим показать тебе кое-что.

– А нельзя принести это сюда?

– Послушай, будет гораздо удобнее, если ты сам пойдешь с нами. Именно так все здесь и делается. Точнее, делалось. И пока мы с Арчи еще тут, будем придерживаться старых правил, если ты не против.

– Это имеет какое-нибудь значение, если я буду против?

– Никакого.

– Хорошо, – сказал Адам. – Это движение… Что нужно делать?

– Используй воображение, – подсказал Арчи.

Арчи и Джейн продолжили движение. Он мог бы сказать, что они были все дальше от него, потому что уменьшались в размерах. Это казалось не вполне разумным. Почему бы вещам не увеличиваться при удалении? Это способствовало бы лучшему обзору сцены. Он хотел было поразмышлять на эту тему, но тут заметил, что Арчи и Джейн почти покинули круг его осознания, как он временно называл область визуального восприятия. Он понял, что ему лучше поторопиться и разрешить проблему движения.

Первая попытка (как он скажет себе позже, когда будет оценивать ее в более спокойной обстановке) была грандиозной и непрактичной. Тонкие ленты, в которые он трансформировал свое тело, были, вне всякого сомнения, красивы, но, даже будучи оснащены рядами крохотных крылышек, они не продемонстрировали приемлемого результата, когда подул встречный ветер (а ведь никто не рассказал ему о ветре!). Время уходило, а время было пока еще неизвестной субстанцией, возможно даже ценной, и он начал раздражаться.

Сердился он оттого, что решение такого простого вопроса ему никак не давалось. Терзаемый недовольством, он в шутку свернул себя шаром и бросил. Его удивило, насколько легко и результативно он переместился. И научился он этому сам.

– Эй, подождите! – крикнул Адам.

Он начал двигаться и тут же сделал другое открытие. Понял, что значит «идти куда-то».

Арчи и Джейн привели его на плоскую вершину высокой горы. Он глянул вниз. Во все стороны расстилались бесконечные земли. Непосредственно перед ним внизу лежало обширное плоскогорье, поросшее сочной золотистой травой, а вдалеке проступали голубые горы.

– Это естественного происхождения или создано кем-то? – спросил Адам.

– Немного того, немного другого, – ответил Арчи.

– Зачем вы мне это показываете?

– Так удобнее всего познакомить тебя с нашей планетой.

– Я признателен.

– Это самое меньшее, что мы могли сделать, – сказал Арчи. – Ты можешь изменить сектор обзора, повернув голову.

– Красиво, – произнес Адам. – Как вы называете то, что лежит перед нами?

– Это один из уголков Африки, – сказала Джейн.

– Она красивая, – проговорил Адамс. – Но там совсем тихо.

– Потому что там никого нет.

– Нет других людей?

– Ни одного человека.

– А птицы, белки, насекомые – если позволите мне задать вопрос, который я на самом деле не смогу сформулировать, пока не разовьюсь в достаточной мере?

– Их тоже нет.

Адам повернул голову направо. Картина Африки поблекла. Вместо нее возник пейзаж, состоящий из высоких зданий, деревьев, парков и мостов.

– Мы еще в Африке? – спросил Адам.

– Нет, на другом континенте. Это Европа. Судя по всему, Париж.

– Но там никого нет?

– Конечно нет. Передавая планету, мы освободили ее.

– Понятно. – Адам снова повернул голову. – Где мы теперь?

– В Южной Америке.

– А что это за пятна на земле?

– Помет гуано.

– И где все эти наследившие пометом гуано?

– Ушли, все ушли.

Адам, хоть и не зная процедуры передачи планеты от одной расы к другой, увидел, что дальнейший тур по Земле не добавит ничего нового. Он не знал, как относиться к тому, что он уже увидел, но решил, что поверхностного осмотра хватит за глаза. Поэтому он быстро повернул голову и ограничился беглым осмотром Китая, России, Англии, каких-то маленьких островов и бескрайних водных просторов.

– Что ж, – наконец сказал Адам, – и правда хорошо, что вы показали мне планету. Она весьма милая, и ее довольно много. Вы на самом деле отдаете ее мне?

– Да. Она твоя.

– Не знаю, что и сказать.

– И не надо, – сказал Арчи. – На этом и закончим.