Смертельные тайны Райх Кэти
– И как это все относится к собакам и кошкам? – спросил Галиано.
– У собак прогрессия чешуйчатого узора сильно варьируется, но, на мой взгляд, данная прогрессия уникальна для кошек.
– То есть волосы на джинсах – кошачьи, – подытожил детектив.
– Да.
– Все от одной и той же кошки? – спросила я.
– Не вижу причин считать иначе.
– Как насчет образца «Спектер»?
Минос перелистал папку.
– Номер четыре. – Улыбнулся мне. – Кошка.
– Значит, все волосы кошачьи. – Я ненадолго задумалась. – Образец «Параисо» соответствует какому-то из трех других?
– Вот тут – самое интересное.
Выбрав очередную страницу, Минос проглядел текст.
– В образце номер два средняя длина волос больше, чем в любом из трех других. – Он поднял взгляд. – Свыше пяти сантиметров, а это немало.
Вновь вернулся к отчету.
– К тому же они тоньше, хотя в остальных образцах жесткие. В поверхностной структуре каждого волоса наблюдается смесь правильной мозаики с ровными краями и коронообразных гладких чешуек.
Минос закрыл папку, но объяснять ничего не стал.
– И что все это значит, сеньор Минос? – спросила я.
– Образец номер два – от другой кошки, нежели остальные три. Думаю – но это лишь предположение, которого в отчете нет, – что кошка номер два персидской породы.
– А другие образцы – не от персидских кошек?
– Обычные короткошерстные.
– Но образец «Параисо» соответствует двум другим?
– Да, соответствует.
– Как помечен образец номер два?
Минос снова заглянул в папку:
– «Эдуардо».
– Это Лютик.
– Персидский? – одновременно спросили мы с Миносом.
Галиано кивнул.
– Значит, Лютик не имеет отношения к волосам из «Параисо», – сказала я.
– Персидская кошка не имеет отношения к волосам из «Параисо», – поправил Минос.
– Это ставит Лютика вне подозрений. Как насчет кошек Херарди или Спектеров?
– Явные кандидаты.
Я ощутила внезапный прилив оптимизма.
– Вместе с миллионом других короткошерстных кошек в Гватемале, – добавил он.
Оптимизм рухнул в пропасть, словно падающий лифт.
– Можете определить, соответствует ли один из других образцов волосам с джинсов? – спросил Галиано.
– Оба имеют сходные характеристики. На основе морфологии волос различить их невозможно.
– Как насчет ДНК? – спросила я.
– Думаю, это удастся сделать. – Минос бросил папку на стол, снял очки и начал протирать их полой халата. – Но не здесь.
– Почему?
– На анализ человеческих тканей очередь на полгода. Так что данных о кошачьем волосе вам придется ждать вечно.
Я лихорадочно размышляла, что делать, когда зазвонил телефон Галиано.
По мере того как он слушал, лицо его становилось все напряженнее.
– Ay, Dios mio! Dnde?[40]
Почти минуту он молчал, затем наши взгляды встретились.
– Почему не позвонили раньше? – Детектив перешел на английский.
Долгая пауза.
– Хикай там?
Снова пауза.
– Мы едем.
11
В три часа дня улицы уже были забиты. Мигая огнями и ревя сиреной, Галиано лавировал среди уступающих дорогу водителей; ногу с педали газа не снимал, на перекрестках почти не притормаживал.
Радио тараторило по-испански. Я не могла разобрать ни слова, но это не имело значения. Думала о Клаудии де ла Альде в черной юбке и пастельного тона блузке, тщетно пытаясь вспомнить выражение ее лица на фотографиях.
Но из прошлого всплывали и другие картины. Неглубокие могилы. Завернутые в ковры разлагающиеся тела. Прикрытые опавшей листвой скелеты. Истлевшая одежда, которую растащили звери.
Заполненный густой жижей череп.
Желудок судорожно сжался.
Лица охваченных горем родителей. Их ребенок мертв, и я должна им об этом сообщить. Они ошеломлены и потрясены, не хотят верить, злятся. Жуткая работа – приносить такие известия.
Черт побери! Похоже, опять то же самое.
Сердце отчаянно колотилось в груди.
Черт! Черт! Черт!
Примерно в то время, когда я ехала узнать побольше о кошачьих волосах, сеньоре де ла Альде позвонил мужчина. Сообщил, что Клаудия мертва и где искать тело. В истерике женщина позвонила Эрнандесу, а тот – Хикаю. Поисковая группа нашла кости в овраге на западной окраине города.
– Что еще говорил Эрнандес? – спросила я.
– Звонили из телефонной будки.
– Откуда?
– С автобусной станции Кобан в Первой зоне.
– Что сказал звонивший?
– Дал координаты тела в Седьмой зоне, после чего повесил трубку.
– Возле археологических раскопок?
– Чуть дальше.
Седьмая зона напоминает щупальце, огибающее руины Каминальхую, центра цивилизации майя, где в лучшие времена насчитывалось триста курганов, тринадцать стадионов и пятьдесят тысяч жителей. В отличие от майя из низин, строители Каминальхую предпочитали камню необожженный кирпич – не слишком разумный выбор в тропическом климате. Эрозия и расширение города взяли свое, и сегодня древний метрополис представляет собой не более чем ряд покрытых землей холмиков – зеленые просторы для влюбленных и игроков во фрисби.
– Клаудия работала в музее Иксчель. Думаете, тут есть связь?
– Это я обязательно выясню.
Салон машины наполнился вонью – мы промчались мимо свалки.
– Сеньора де ла Альда узнала голос звонившего?
– Нет.
Строения, мимо которых мы проезжали, становились все более ветхими и убогими. Наконец Галиано свернул на узкую улочку с забегаловками и магазинчиками на всех углах. Мы пронеслись мимо полуразвалившихся каркасных домов с бельем на веревках и покосившимися ступенями. Через четыре квартала улица закончилась Т-образным перекрестком, а тот – тупиками с обеих сторон.
Свернув налево, мы увидели до уныния знакомую сцену. По одну сторону выстроились патрульные машины: огни мигают, рации бормочут. На противоположной обочине ждал фургон из морга. Позади него, за металлическим ограждением, начинался крутой спуск в овраг.
В двадцати ярдах впереди мостовая заканчивалась сетчатой оградой. Вдоль нее, уходя в расселину, тянулась желтая полицейская лента. По огороженной территории перемещались копы в форме. Несколько человек наблюдали снаружи – одни держали фотоаппараты, другие делали записи. Позади нас машины и телевизионный фургон. Из авто выглядывали представители прессы – кто-то курил, кто-то разговаривал, кто-то дремал.
Мы с Галиано хлопнули дверцами – и объективы нацелились в нашу сторону. Журналисты сбились в кучу.
– Seor, esta…
– Детектив Галиано…
– Una pregunta, por favor…[41]
Не обращая внимания на атаку, мы нырнули пд ленту и направились к краю оврага. За спинами защелкали затворы, послышались вопросы.
В пяти ярдах ниже по склону стоял Эрнандес. Галиано начал спускаться к нему. Я двинулась следом.
Покрытый травой и кустарником склон оказался довольно крутым. Я спускалась боком, пригнувшись и хватаясь за растительность. Не хотелось вывихнуть лодыжку или споткнуться и покатиться вниз.
Ветки трещали в руках. Камни с грохотом скатывались вниз по склону, пугая птиц, которые с криками кружили над головой.
Я почувствовала прилив адреналина.
«Может, это вовсе не она», – убеждала я себя.
С каждым шагом сладковатая вонь становилась все сильнее.
Пятнадцатью футами ниже земля выравнивалась, прежде чем снова устремиться вниз.
«Возможно, звонил сумасшедший», – подумала я, ступая на небольшое плато. В конце концов, об исчезновении де ла Альды писали в газетах.
Марио Колон водил металлоискателем над землей. Хуан-Карлос Хикай фотографировал что-то у ног Эрнандеса. Как и в «Параисо», оба были в комбинезонах и кепи.
Мы с Галиано подошли к Эрнандесу.
Тело лежало в прорытой дождевой водой канаве там, где плато переходило в склон. Покрытое грязью и листьями, оно покоилось на разорванном черном пластике. Труп превратился в скелет, но остатки мышц и связок удерживали кости вместе.
От одного взгляда у меня перехватило дыхание.
Кости рук торчали подобно сухим палкам из рукавов бледно-голубой блузки. Кости ног высовывались из-под истлевшей черной юбки и исчезали в заляпанных грязью носках и туфлях.
Черт! Черт! Черт!
– Череп дальше в овраге, – сказал Эрнандес.
Лоб его блестел от пота, лицо покраснело, рубашка прилипла к груди, словно тога на римской скульптуре.
Я присела на корточки. Вверх с жужжанием взмыли мухи, сверкая зелеными тельцами в лучах солнца. Остатки истлевшей кожи были испещрены маленькими круглыми дырочками. На костях виднелось множество мелких желобков. Одна кисть руки отсутствовала.
– Ее обезглавили? – спросил Эрнандес.
– Животные, – ответила я.
– Что за животные?
– Мелкие падальщики. Может, еноты.
Галиано присел рядом со мной. Не обращая внимания на запах гниющей плоти, достал из кармана ручку и выпутал из шейных позвонков цепочку. Поднес ручку к глазам – и солнце блеснуло на серебряном кресте.
Вернув цепочку на место, детектив встал и огляделся.
– Вряд ли мы многое здесь найдем, – сказал он, играя желваками.
– После того как она десять месяцев провела в земле, уж точно, – согласился Эрнандес.
– Прочешите окрестности. И обо всем сообщайте мне.
– Хорошо.
– А что соседи?
– Ходим по домам, но вряд ли многое узнаем. Вероятно, ее сбросили туда ночью. – Он показал на старика, стоявшего за лентой на холме. – Этот дедушка живет в квартале отсюда. Он что-то заметил, потому что это тупик и обычно здесь мало кто ездит. По его словам, водитель возвращался дважды или трижды, всегда ночью, всегда один. Старик решил: может, извращенец ищет место, чтобы подрочить, и предпочел держаться подальше.
– Ему можно доверять?
Эрнандес пожал плечами:
– Может, он сам такой же извращенец. С чего бы иначе он так подумал? В любом случае он помнит, что машина была старая. Может, «тойота» или «хонда» – точно не знает. Дед стоял у себя на крыльце, так что не смог толком разглядеть машину или номер.
– Личные вещи нашли?
Эрнандес покачал головой:
– То же самое, что и с девушкой в отстойнике. На жертве нет ничего, кроме одежды. Преступник, вероятно, тащил тело с дороги, значит что-то могло свалиться в овраг. Когда закончим, Хикай с Колоном спустятся туда.
Взгляд Галиано упал на небольшую толпу наверху.
– Прессе ни слова – я сказал, ни слова, – пока не поговорю с семьей.
Он повернулся ко мне:
– Что собираетесь делать?
Чего я точно делать не собиралась, так это повторять свою ошибку в «Параисо».
– Потребуется мешок для трупов и несколько часов.
– Можете не торопиться.
– Постараюсь быстрее, – попыталась оправдаться я.
– У вас есть столько времени, сколько понадобится.
По его тону я почувствовала, что Диас на сей раз беспокоить меня не будет.
Достав из рюкзака хирургические перчатки, я подошла к краю плато, опустилась на четвереньки и поползла вдоль канавы, просеивая пальцами листья и землю. Как и в «Параисо», за мной следовал Хикай со своим «никоном».
Череп лежал в шести футах от шеи трупа, – видимо, падальщики таскали, пока не утратили интерес. Рядом виднелась копна волос. В двух футах за волосами валялись разбросанные фаланги пальцев и кости кисти.
Хикай сделал фотографии. Я записала точное местоположение костей, а после вернула их туда, где лежал сам труп, закончила осмотр канавы и прочесала плато сперва в одном, потом в другом направлении.
Ничего.
Вернувшись к скелету, достала фонарик и провела лучом по костям. Эрнандес был прав. Я сомневалась, что десять месяцев спустя смогу найти следы улик, но надеялась, что пластик, возможно, хоть как-то защитил тело, пока его не порвали звери.
Но ничего не нашла.
Поиски казались безнадежными, но я как можно тщательнее осмотрела пластик. Если там остались какие-то фрагменты, волосы или волокна, мы могли обнаружить их в лаборатории.
Отложив фонарик, я перевернула скелет на спину. Запах усилился. Во все стороны разбежались жуки и многоножки. Надо мной щелкнул затвор фотоаппарата Хикая.
В таком климате, как в горах Гватемалы, тело может превратиться в скелет за месяцы или даже недели – в зависимости от доступа к нему насекомых и падальщиков. Если труп плотно завернут, разложение может существенно замедлиться. Мышцы и соединительная ткань могут даже мумифицироваться. Так и произошло здесь – кости достаточно надежно держались вместе.
Я рассматривала иссохший труп, вспоминая фотографии восемнадцатилетней Клаудии де ла Альды, и скрежетала зубами.
Не в этот раз, Диас. Не в этот раз.
Начав с того, что когда-то было головой, я стала перемещаться в сторону ног, полностью сосредоточившись на своей задаче. Шло время. Кто-то приходил, кто-то уходил. Болели спина и колени. Глаза и кожу жгло от пыли и летающих насекомых.
В какой-то момент я заметила, что Галиано ушел. Хикай и Колон отправились на поиски дальше в овраг. Я продолжала трудиться в одиночестве, то и дело слыша приглушенные разговоры, пение птиц и громкие вопросы сверху.
Два часа спустя останки, пластиковая «обертка», волосы и одежда лежали в мешке для трупов, а распятие запечатали в полиэтиленовый пакетик. Судя по составленному мной списку, не хватало лишь пяти фаланг и двух зубов.
На этот раз я не просто идентифицировала все кости, но и пристально осмотрела каждый фрагмент скелета.
Останки принадлежали женщине в возрасте около двадцати лет, судя по черепно-лицевым чертам – монголоидного происхождения. На правой лучевой кости – следы хорошо зажившего перелома, а на четырех коренных зубах – пломбы.
Я не могла понять лишь одного: что с ней случилось? Предварительный осмотр не показал ни огнестрельных ран, ни свежих переломов, ни травм от тупого или острого орудия.
– Де ла Альда?
Вернулся Галиано.
– Под описание подходит.
– Что с ней случилось?
– Нет следов ни от ударов, ни от порезов, ни от пуль – ничего. Так что я знаю не больше вас.
– Подъязычная кость?
Галиано имел в виду подковообразную кость, плавающую в мягких тканях в передней части горла. У немолодых жертв эта кость может сломаться при удушении.
– Не повреждена. Но для столь молодого тела это ничего не значит.
Столь молодого… Как и та девушка в отстойнике. Что-то промелькнуло в глазах полицейского, и я поняла: он думает о том же.
Попыталась встать. Колени взбунтовались, и я едва не упала, но Галиано успел меня подхватить. На мгновение мы оба замерли, и я почувствовала, как пылает прижавшаяся к груди мужчины щека.
Застигнутая врасплох, я отступила на шаг и сосредоточилась на процессе снятия перчаток, чувствуя на лице взгляд его коровьих глаз.
– Эрнандес что-нибудь еще выяснил? – спросила я.
– Никто ничего не видел и не слышал.
– У вас есть стоматологические данные де ла Альды?
– Да.
– Возможно, по ним удастся ее опознать.
Я посмотрела на Галиано, потом снова на перчатки. Длились ли наши объятия чуть дольше необходимого, когда я уже надежно стояла на ногах, или мне просто показалось?
– Вы закончили? – спросил он.
– Осталось лишь провести раскопки и отсортировать находки.
Детектив посмотрел на часы. Словно повинуясь безусловному рефлексу, я взглянула на свои. Десять минут шестого.
– Хотите начать прямо сейчас? – спросил он.
– Хочу прямо сейчас закончить. Если какой-нибудь больной на голову урод охотится на молодых девушек, он может уже выбирать очередную жертву.
– Да.
– И чем больше народу тут топчется, тем больше шансов лишиться ценных улик.
Имени Диаса можно было не упоминать.
– К тому же вы видели ту толпу наверху. Похоже, эта история будет подобна грому среди ясного неба. – Я сунула перчатки в мешок для трупов. – Тело можно забирать. Только пусть привяжут его хорошенько ремнями.
– Да, мэм.
Этот нахал улыбался или мне показалось?
Следующий час мы с Колоном и Хикаем раскапывали и просеивали шестидюймовый слой почвы в той части оврага, где были найдены останки. В итоге удалось найти оба отсутствовавших зуба, три фаланги, несколько ногтей с рук и ног да золотую серьгу.
Когда вернулся Галиано, я показала серьгу ему.
– Что это?
– То, что мы называем уликой. – Я выразилась почти как Фреди Минос.
– Ее? Де ла Альды?
– Это вопрос к ее семье.
– Ни на одной фотографии у девушки не было украшений.
– Верно.
Полисмен бросил пакетик в карман.
Уже наступала ночь, когда мы поднялись по склону на дорогу. Фургоны прессы уехали, засняв обязательную сцену с мешком для трупов. Несколько репортеров задержались, надеясь на интервью.
– Сколько, Галиано?
– Кто это?
– Женщина? Ее изнасиловали?
– Без комментариев.
Когда я садилась в полицейскую машину Галиано, какая-то женщина щелкнула меня одной из трех висевших у нее на шее камер.
Вдавив кнопку замка, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Детектив сел с другой стороны и завел двигатель. В мое окно постучали, но я сделала вид, будто не услышала.
Полицейский переключил передачу, затем закинул руку на сиденье, повернул голову и, резко сдав назад, развернул машину. Его пальцы коснулись моей шеи.
Почувствовав покалывание на коже, я широко раскрыла глаза.
Господи, Бреннан. Умерла молодая женщина. Ее семья будет вне себя от горя. Ты расследуешь это дело. Ты не на свидании.
Я бросила взгляд на Галиано. По лицу мужчины скользили отблески фар, странным образом искажая черты.
Я вспомнила анютины глазки на резиновой ленте. Почему я вздрогнула, когда моя щека прижалась к груди Галиано? В самом ли деле он держал меня в объятиях дольше, чем требовалось?
Я вспомнила букет размером с «фольксваген» в моем номере.
Господи.
– Чертовы акулы, – вывел меня из оцепенения голос детектива. – Нет, даже хуже акул. Они словно гиены, кружащие вокруг трупа.
Он приоткрыл окно со своей стороны. Не из-за того ли, что от меня воняло землей и гниющей плотью?
– Выяснили, что хотели?
– Провела предварительный осмотр, но требуется подтверждение.