Смертельные тайны Райх Кэти
И страха.
Между тем днем, когда последний раз видели в живых Клаудию де ла Альду, и днем, когда пропала Патрисия Эдуардо, прошло три месяца. Чуть больше двух месяцев прошло между исчезновениями Патрисии Эдуардо и Люси Херарди. Шанталь Спектер пропала через десять дней после Люси Херарди.
Если виной всему был один и тот же маньяк, интервалы укорачивались.
Его кровожадность росла.
Достав мобильник, я набрала номер Галиано, но не успела нажать кнопку вызова – телефон ожил в руке. Звонил Матео Рейес.
Молли Каррауэй пришла в себя.
13
Едва рассвело. Мы с Матео мчались в Сололу по асфальтированному шоссе, напоминавшему русские горки. На подъемах в глаза били розовые лучи восходящего солнца, на спусках мы проваливались в туман. В воздухе чувствовалась прохлада, горизонт окутывала утренняя дымка. Матео, крепко сжимая руль, до упора вдавил педаль газа, и лицо его казалось каменным.
Я ехала на переднем сиденье, выставив локоть в окно, словно водитель грузовика в Таксоне. Ветер бил в лицо, развевая волосы. Я рассеянно отбросила их назад, полностью сосредоточившись на мыслях о Молли и Карлосе.
С Карлосом я встречалась всего пару раз, Молли знала уже десять лет. Примерно моего возраста, она поздно пришла в антропологию. Школьную учительницу биологии утомили дежурства по столовой и патрулирование туалетов, и в тридцать один год Молли решила сменить профессию, вернувшись на последипломный курс. Защитив докторскую по биоархеологии, она получила должность в отделении антропологии Университета Миннесоты.
Как и меня, Молли привлекали к работе медицинского эксперта полицейские и коронеры, не понимавшие разницы между физической и судебной антропологией. Как и я, она посвящала часть своего времени расследованию нарушений прав человека.
Но, в отличие от меня, Молли никогда не оставляла своей работы с древними мертвецами. Занималась иногда судебной экспертизой, но археология оставалась ее главным делом. Ей еще предстояло пройти сертификацию в Американской коллегии судебных антропологов.
Ты пройдешь ее, Молли. Пройдешь.
Мы с Матео ехали молча многие мили. Когда выехали из столицы, дорога стала свободнее, но по мере приближения к Сололе машин становилось все больше. Мы мчались мимо зеленых долин, желтых пастбищ с худыми коричневыми коровами, деревень, где по обочинам толпились торговцы, выкладывая утренний товар.
Матео заговорил лишь через полтора часа:
– Доктор сказал, что она волнуется.
– Открой глаза после двухнедельного провала в жизни – тоже будешь переживать.
Пролетели поворот. Пара машин проеслась навстречу, обдав нас через открытые окна потоком воздуха.
– Возможно, дело в этом.
– Возможно? – Я посмотрела на него.
– Не знаю. Мне в голосе доктора послышалось что-то странное.
Он вдавил педаль газа, обгоняя медленно движущийся грузовик.
– Что?
Мужчина пожал плечами:
– Просто показалось, по его тону.
– Что он еще тебе сказал?
– Не так уж много.
– Ущерб здоровью останется?
– Он не знает. Или не хочет говорить.
– Кто-нибудь приехал к ней из Миннесоты?
– Отец. Она не замужем?
– Разведена. Дети – старшеклассники.
Оставшуюся часть пути Матео молчал. Ветер развевал его джинсовую рубашку, в темных очках мелькали отражения желтых полос.
Больница в Сололе представляла собой шестиэтажный лабиринт из красного кирпича и грязного стекла. Рейес припарковался на маленькой автостоянке, и мы направились к главному входу по обсаженной деревьями дорожке. Во дворе перед зданием нас приветствовал цементный Иисус с вытянутыми руками.
Вестибюль был заполнен людьми, которые бродили, молились, пили содовую, дремали или ерзали на деревянных скамейках – некоторые в домашней одежде, другие в костюмах или джинсах. Большинство были в одежде солольских майя – закутанные в полосатую ткань женщины с туго запеленатыми младенцами на животах или спинах, мужчины в шерстяных передниках, ковбойских шляпах и красочно расшитых штанах и рубахах. То и дело сквозь разномастное сборище пробирался кто-то из работников больницы в накрахмаленном белом халате.
Я огляделась. Атмосфера знакомая, расположение помещений – нет. Указатели направляли посетителей в кафетерий, магазин сувениров, администрацию и десяток медицинских отделений – радиографии, урологии, педиатрии.
Не обращая внимания на вывешенные на стене инструкции для посетителей, Матео повел меня прямо к лифтам. Мы вышли на пятом этаже и свернули налево, постукивая каблуками по блестящей плитке. Идя по коридору, я видела собственное отражение в маленьких квадратных окнах в десятке закрытых дверей.
– Alto![45] – послышалось сзади.
Мы обернулись. «Огнедышащая» медсестра приближалась, прижимая к безупречно-белой груди больничную карту. Волосы под белой шапочкой были так туго стянуты на затылке, что на лбу пролегла глубокая морщина.
Медсестра-дракон вытянула руку с картой и обошла нас кругом. Неприступная хранительница пятого этажа.
Мы с Матео обворожительно улыбнулись.
Дракониха поинтересовалась, что мы здесь делаем.
Матео объяснил.
Убрав карту, она взглянула на нас, будто на Леопольда и Лёба[46].
– Familia?[47]
Матео показал на меня:
– Americana.
Она вновь оценивающе посмотрела на нас:
– Numero treinta y cinco[48].
– Gracias.
– Veinte minutos. Nada mas. Двадцать минут, не больше.
– Gracias.
Молли походила на натюрморт, изображавший обманутую смерть. Тонкий хлопчатобумажный халатик, выцветший от миллиона стирок, обтягивал тело, словно воздушный саван. Из носа шла трубка, а еще одна – из похожей на скелет руки.
– Jesucristo, – судорожно вздохнул Матео.
Я положила ладонь ему на плечо.
Глаза Молли напоминали пещеры цвета лаванды. Открыв их, она узнала нас и попыталась приподняться на подушках. Я поспешила к ней.
– Qu hay de nuevo? – слабо проговорила она.
– У тебя-то что нового? – ответила я.
– Отличная была сиеста.
– Тебе нужно было отдохнуть. – Матео старался, чтобы его голос звучал как можно веселее, но удавалось это ему плохо.
Слабо улыбнувшись, Молли показала на стакан с водой на столике возле кровати:
– Можно?
Развернув стол к ней, я наклонила соломинку. Взяв ее сухими губами, она напилась и снова откинулась на подушки.
– Вы знакомы с моим отцом? – Рука ее поднялась и тут же снова упала на серое шерстяное одеяло.
Мы с Матео оглянулись. В углу сидел на стуле пожилой мужчина с седыми волосами и глубокими морщинами на щеках, лбу и подбородке. Белки его глаз пожелтели от возраста, но голубая радужка казалась прозрачной, словно горное озеро.
Матео подошел к нему и протянул руку:
– Матео Рейес. Шеф Молли, если можно так выразиться.
– Джек Дейтон.
Они пожали друг другу руки.
– Рада познакомиться, мистер Дейтон, – сказала я от кровати.
Он кивнул:
– Жаль, что приходится знакомиться в таких обстоятельствах.
– То есть?
– Прошу прощения?
– Что случилось с моей девочкой?
– Папа, успокойся.
Я положила ладонь на плечо Молли.
– Полиция занимается расследованием.
– Прошло уже две недели.
– На подобные дела требуется время, – сказал Матео.
– Угу.
– Вас держат в курсе? – спросила я.
– Ничего не сообщают.
– Уверена, они этим занимаются. – Сама я не верила, но его хотела утешить.
– Прошло уже две недели. – Мужчина уставился на свои лежащие на коленях узловатые пальцы.
Верно, Джек Дейтон. Совершенно верно.
Я взяла ладонь Молли в свою:
– Как ты?
– Скоро буду здорова как лошадь. – Она снова слабо улыбнулась.
– Никогда не понимала этого выражения. Наверное, пошло от фермеров. – Женщина повернула голову, поглядела на отца. – Вроде папы.
Старик не пошевелил ни единым мускулом.
– Мне сорок два, но родители до сих пор считают меня маленькой девочкой. – Молли снова повернулась ко мне. – Они не хотели, чтобы я ехала в Гватемалу.
В углу блеснули голубые как лед глаза.
– Сами видите, что случилось.
Она заговорщически улыбнулась мне.
– Меня могли ограбить и на улице в Манкато, папа.
– Дома мы ловим преступников и сажаем их в тюрьму.
– Ты же знаешь, что так бывает далеко не всегда.
– По крайней мере, копы говорят на знакомом мне языке.
Дейтон поднялся на ноги и подтянул ремень.
– Скоро вернусь.
И вышел, шаркая по плитке кроссовками «Найк».
– Простите папочку. Порой он бывает вспыльчив.
– Он тебя любит и боится за тебя, потому и злится. Вполне естественно. Что говорят доктора?
– Физиотерапия, а потом здорова как лошадь. Не стану утомлять подробностями.
– Рада за тебя. Мы все страшно волнуемся. Некоторые бывают здесь почти каждый день.
– Знаю. Как дела с Чупан-Я?
– На анализ скелетов брошены все силы, – сказал Матео. – Через пару недель должны закончить опознание.
– Все и впрямь так плохо, как рассказывают свидетели?
Я кивнула:
– Множество огнестрельных и рубленых ран. В основном женщины и дети.
Молли промолчала. Я посмотрела на Матео. Он кивнул. Я сглотнула.
– Карлос…
– Копы рассказали.
– Тебя допрашивали?
– Вчера. – Она вздохнула. – Я мало что могла поведать. Фрагменты словно стоп-кадры. Свет фар в заднем стекле. Какой-то автомобиль сталкивает нас с дороги. Двое идут по обочине. Спорят. Выстрелы. Кто-то подходит к машине с моей стороны. И больше ничего.
– Помнишь, как звонила мне?
Она покачала головой.
– Сможешь узнать тех двоих?
– Было темно. Я не видела лиц.
– Помнишь, что они говорили?
– Почти ничего. Карлос сказал что-то вроде «mota, mota».
Я посмотрела на Матео.
– Взятка.
Она откинула назад волосы, проведя бледной, словно рыбье брюхо, рукой по лбу.
– Один говорил другому, чтобы тот поторопился.
– Что-нибудь еще? – спросила я.
В конце коридора звякнул лифт. Молли бросила взгляд на дверь, потом снова на меня.
– Я не слишком хорошо владею испанским… – Она стала говорить тише. – Но, кажется, один из них что-то говорил про какого-то инспектора. Может, это были копы?
Она снова взглянула на дверь. Я вспомнила Галиано в «Гукуматце».
– Или солдаты, имевшие отношение к резне в Чупан-Я?
Тут в палату вошла медсестра-дракон и властно уставилась на Матео.
– Пациентке нужно отдохнуть.
– Миссия отменяется, – театрально прошептал тот, прикрыв рот рукой. – Нас обаружили.
Дракониху это нисколько не позабавило.
– Пять минут? – улыбнулась я.
Она скосила взгляд на часы:
– Пять минут. Я вернусь. – Судя по выражению лица, она готова была позвать подкрепление.
Посмотрев вслед уходящей драконихе, Молли опустила руку и приподнялась на локтях.
– Было еще кое-что. Я не рассказывала об этом полиции, сама не знаю почему. Просто не стала говорить, и все.
Она перевела взгляд с Матео на меня.
– Я… – Сглотнула. – Слышала имя.
Мы ждали.
– Могу поклясться, что один из них сказал «Бреннан».
Меня будто швырнули о стену. В другом конце комнаты выругался Матео.
– Ты уверена? – Я ошеломленно уставилась на Молли.
– Да. Нет. Да. Господи, Темпе, думаю, да. Все так запутано… – Молли упала на подушки, поднесла руку ко лбу, и глаза ее наполнились слезами.
Я сжала ее пальцы:
– Все хорошо.
Во рту у меня пересохло, комната вдруг словно стала меньше.
– Что, если теперь они охотятся за тобой? – В голосе ее послышалась тревога. – Что, если ты – их следующая цель?
Я погладила ее по голове свободной рукой:
– Было темно. Ты испугалась. Все случилось так быстро. Вероятно, ты ослышалась.
– Я не вынесу, если пострадает кто-то еще. Обещай, что будешь осторожна, Темпе.
– Конечно, я буду осторожна.
Я улыбнулась, но меня била дрожь.
После больницы мы с Матео пообедали в кафе в отеле «Пайсахе», в квартале от центральной площади Сололы. Обсудив рассказ Молли, решили, что он вполне заслуживает того, чтобы сообщить куда следует.
Прежде чем вернуться в столицу, мы заехали в управление полиции. Занимавшийся расследованием детектив не смог рассказать ничего нового. Он взял у нас показания, но было ясно, что он мало верит, будто Молли вспомнила, что слышала мое имя. О ее словах про «инспектора» мы упоминать не стали.
Пока мы ехали назад в Гватемалу, с серого неба опустился туман, столь густой, что в долинах полностью окутывал путь перед джипом, а на вершинах холмов плыл над дорогой, словно морская пена.
Как и по пути туда, мы с Матео почти не разговаривали. В голове у меня клубилось множество мыслей, каждая из них заканчивалась вопросительным знаком.
Кто стрелял в Карлоса и Молли? Почему? Полиция явно ошибалась, предполагая, что мотив – ограбление. Американский паспорт дороже золота. Почему его не забрали у Молли? Почему полиция не хотела искать иные мотивы? И каковы были ее собственные?
Неужели Молли права и целью расстрела было помешать расследованию событий в Чупан-Я? Неужели кто-то считал, что ему могут угрожать новые сведения о случившейся там резне, которые, возможно, появятся?
Молли была уверена, что нападавшие произнесли фамилию Бреннан; я знала лишь одну ее обладательницу. Чем я их заинтересовала? Не я ли их следующая жертва?
Кто такой этот «инспектор»? Почему полиция медлит с расследованием? Не сами ли они соучастники преступления?
Я обнаружила, что то и дело поглядываю в зеркало заднего вида.
После часа езды откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Я не спала с пяти часов утра, поэтому путались мысли и тяжелели веки.
Плавно покачивался джип. Ветер дул в лицо.
Несмотря на тревогу, я начала погружаться в дрему.
Инспектор. Что за инспектор?
Строительный инспектор. Сельскохозяйственный инспектор. Дорожный. По загрязнению окружающей среды. По водопроводу. По канализации.
Канализация.
Отстойник.
«Параисо».
Я выпрямилась.
– Что, если это был вообще не инспектор?
Матео бросил взгляд на меня и снова перевел его на дорогу.
– Что, если Молли слышала не одно имя?
– Сеньор Инспектор?
Моему спутнику хватило наносекунды.
– Сеньор Спектер.
– Именно. – Я порадовалась, что Галиано рассказал Матео про Шанталь Спектер.
– Думаешь, они говорили об Андре Спектере?
– Может, нападение было как-то связано с дочерью посла?
– Зачем было расстреливать Карлоса и Молли?
– Возможно, Молли приняли за меня. Мы обе американки, примерно одного роста, с каштановыми волосами.
Господи… Слишком уж правдоподобно это выглядело.
– Может, именно потому они назвали мое имя.
– Галиано подключил тебя к расследованию дела из «Параисо» только через неделю после того, как стреляли в Карлоса и Молли.
– Может, кто-то узнал о его намерениях и решил меня устранить.
– Кто мог об этом знать?
Я снова вспомнила Галиано в нише в ресторане «Гукуматц». По спине пробежал холодок.
– Maldicin! – крикнул Матео несколько минут спустя. – Проклятье!
Взгляд его был прикован к зеркалу заднего вида. Я взглянула в зеркало со своей стороны.
В тумане позади нас пульсировал красный свет. Слышался едва различимый, но безошибочно узнаваемый звук сирены.
Матео переводил взгляд с зеркала на лобовое стекло и обратно. Я полностью сосредоточилась на преследующей нас полицейской машине.
Светящееся пятно увеличилось, превратившись в красный вихрь. Сирена стала громче.
Матео свернул в правый ряд.
Полицейский автомобиль устремился к нашему бамперу. Внутренность джипа залило красным. Взвыла сирена. Матео продолжал смотреть прямо перед собой. Я уставилась на ржавое пятно на приборной панели.
Полицейская машина промчалась слева от нас и исчезла в тумане.
Сердце мое продолжало отчаянно биться, пока мы не оказались за воротами штаб-квартиры ФСАГ.