В игре и вне игры Колосков Вячеслав
Роман Аркадьевич чуть пожал плечами, потом сказал:
– Напишите два письма. Одно передайте по официальным каналам через Администрацию, другое дайте мне.
Я так и сделал.
И вот теперь В. Фетисов интересовался, что это было за письмо. Я кратко изложил его содержание, спросил, чем вызван вопрос.
– На днях иду к Главному Начальнику, может спросить, и нехорошо будет, если я скажу, что не в курсе.
Мы пили кофе, начали говорить о чем-то постороннем, но я все же чувствовал, что Фетисова мучит еще какая-то проблема.
– Играем с открытыми картами. У тебя ведь еще есть вопрос ко мне?
– Есть, Вячеслав Иванович. Если Путин спросит о том, не надумал ли ты уходить на заслуженный отдых?
Я только усмехнулся:
– Не надумали ли меня уходить, так будет точнее. Ну что ж, я, наверное, уже выработал свой ресурс. Если Путин посоветует заменить президента РФС, приму этот совет как должное. После этого мы с гобой сядем и подробно распишем сценарий перехода власти в РФС к другому человеку. С кондачка этою делать не стоит, иначе могут последовать санкции со стороны ФИФА и УЕФА. В их уставах четко записано, каким образом избираются руководители национальных ассоциаций.
Фетисов кивнул. На том расстались. Через день я уехал в одно из медицинских учреждений Германии на обследование, до этого перенес операцию. Фетисов позвонил туда:
– Был у Главного Начальника. Принято решение провести внеочередную конференцию РФС и избрать нового руководителя. Извини, конечно, Вячеслав Иванович, с такими вестями в больницы не звонят.
– Все нормально. Во всяком случае, честно и открыто.
– Что будем предпринимать дальше?
– Как и договаривались, через четыре дня я возвращаюсь, садимся и расписываем сценарий дальнейших действий. Горячку пороть ни в коем случае нельзя!
Неожиданно для меня на следующий день глава Федерального агентства по физической культуре и спорту России собирает пресс-конференцию и на всю страну объявляет: «Я имел разговор с Колосковым, он объявил, что готов покинуть свой пост».
Слава, Вячеслав Александрович, господин Фетисов, ну что же вы так? Неужели власть и вправду ломает человека сильнее, чем когда-то сломал подающего огромные надежды хоккеиста нечаянный толчок на тренировочной площадке? Но тогда тот хоккеист, тот Славик Фетисов преодолел боль и вернулся на площадку. А сейчас? Неужели причиной всему тщеславие? Мол, кто только не пытался убрать Колоскова, а убрал именно я! Мне давно не было так хреново, и мой врач заметил это: «Постарайтесь быть спокойнее, абстрагируйтесь от неприятностей, думайте о чем-нибудь приятном, веселом! У вас же были в жизни веселые и приятные минуты?»
А как же. Были. Конечно же были.
Глава 30
1984 год. Я тогда был самым молодым вице-президентом ФИФА. Почтенный сэр Стенли Роуз, почетный президент этой международной организации, праздновал свое девяностолетие, устроив прием на семьсот человек. Вел его герцог Кентский, председатель Федерации футбола Великобритании. На приеме присутствовали члены королевской семьи, члены Исполкома ФИФА: адмирал Карлос Лакост из Аргентины, телемагнат Гулермо Каньедо из Мексики, египетский генерал Мустафа, один из самых богатых людей мира Генри Фок из Гонконга. А я в первый раз в жизни надел смокинг, мне недавно минуло сорок. Вчера еще решал, как сбежать с неофициального ужина в дешевую закусочную, чтобы выпить пива с сэндвичами (на большее нам не хватало суточных). И вдруг для московского шалопая, сына шофера из Измайловского барака сразу – такое! Ко мне подошел Жоао Авеланж, сменивший на посту президента ФИФА Стенли Роуза, и представил меня двум мужчинам:
Вы самый молодой член Исполкома ФИФА, и вижу, пока нуждаетесь в опеке. Я попросил своих друзей взять шефство над вами. Это президент УЕФА Артемио Франки.
Я обменялся с господином Франки рукопожатием.
– И господин Нойбергер, вице-президент ФИФА.
Я уже пожимал руку господину Нойбергеру, когда Авеланж счел нужным добавить:
– Он, между прочим, был самым молодым полковником абвера во время Второй мировой войны. Это в прошлом, сегодня футбол вне политики.
Принцип ФИФА – футбол вне политики – был для меня тогда абстракцией. А тут я попал в конкретную ситуацию, когда человек, с рождения воспитывавшийся в ненависти к фашизму, должен был пожать руку бывшему полковнику абвера. Представьте, что я тогда чувствовал!
По прошествии десятилетий я тем не менее с благодарностью вспоминаю и Франки, и Нойнбергера, которые действительно стали для меня наставниками в международных футбольных делах. Естественно, они не проводили со мной специальных методических занятий. Но когда, думаю неслучайно, оказывался с ними за одним столом во время официальных обедов и ужинов, я исподволь учился пользоваться многочисленными приборами, следовать правилам официального протокола. В неформальных беседах они учили меня ориентироваться в подводных течениях мирового футбола.
Решающую роль в моей международной карьере сыграл Жоао Авеланж. Он был президентом ФИФА двадцать один год, до сих пор остался одним из самых влиятельных членов Международного олимпийского комитета. В его доме в Рио-де-Жанейро мы видели высшие государственные награды почти всех стран мира.
По меркам Исполкома ФИФА я был очень молодым человеком. Средний возраст здесь был далеко за шестьдесят. К тому же я был советским человеком, со всеми вытекающими из этого последствиями. И все же Авеланж решил доверить мне, кроме обязанностей вице-президента и члена Исполкома ФИФА, руководство комитетом по проведению футбольных турниров Олимпийских игр, сделал заместителем председателя Комитета по юношескому футболу, членом оргкомитета по проведению чемпионата мира.
В общении с людьми Авеланж всегда сохранял «пафос дистанции». Вместе с тем в его поведении не было ни грана снобизма. Для меня всегда была примером его способность оставаться естественным и дружелюбным и с королевскими особами, и с главами государств, и с футбольными функционерами, будь то чопорные англичане или папуасы Новой Гвинеи.
Во время одного из визитов президента ФИФА в СССР в программу его пребывания была включена поездка на озеро Байкал. Это было давней мечтой Авеланжа. Он приехал с женой Анной-Марией, дочерью Лусией, чуть позже к ним присоединился зять Риккардо Тешейра – нынешний президент Федерации футбола Бразилии. В такой компании мы вылетели в Иркутск.
Мы начали путешествие с истока реки Ангары, возле заповедной скалы Шаман-камень, одной из девяти святынь Азии. По легенде, всмотревшись в скалу, можно увидеть лица древних шаманов. Через много лет я узнал, что с 2003 года скала начала разрушаться, и местные жители говорили, что это плохое предзнаменование. Я еще подумал, что для моей футбольной карьеры предзнаменование оказалось верным.
Остановились для ночевки в кемпинге «Листвянка». Затопили баню с вениками, ядреным паром. Авеланж трижды заходил в парилку, где воздух раскалялся до 120 градусов, а потом плавал в Байкале. Вода была всего плюс четырнадцать, но Авеланж был в восторге. Плавание всегда было его стихией. Он выступал на двух Олимпиадах как пловец, ватерполист. До девяносто лет свято соблюдал правило: каждый день проплывать не менее километра. Конечно, в бассейне, а не в ледяном Байкале.
Утром следующего дня в соответствии с программой мы поплыли к северной оконечности острова Ольхон, главной достопримечательностью которого была скала Саган-Хушун. Нам говорили, что если посмотреть со скалы вокруг, то можно почувствовать себя одновременно среди стихий неба, воды и земли. Там же предполагалось половить с местными рыбаками омуля и хариуса и заночевать.
Прогулочный корабль, предоставленный нам для путешествия, оказался на самом деле бывшим рыбацким сейнером. Бытовые условия здесь, конечно, разительно отличались от тех, которые я видел на семейной яхте Авеланжа в Бразилии. Единственный на всех туалет-очко не закрывался, надо было рукой придерживать дверь. И хотя на столе были разные деликатесы (икра, виноград и вина из Грузии, армянский коньяк), наши гости, особенно женщины, загрустили. А тут еще погода испортилась, задул знаменитый баргузин, заштормило.
К месту подплыли вечером. Причал был наш, российский, – четыре хлипкие осклизлые доски. Лусия приехала к нам с переломанной, запечатанной в гипс ногой, и надо было видеть, с какой опаской она сошла на берег. Там нас ждали холодные брезентовые палатки с лапником и солдатскими одеялами, ящик водки и привязанный к колышку баран в качестве будущего шашлыка. Вместо посуды – алюминиевые кружки. Шел дождь, шумел ветер, блеял баран. Старый бурят жарил на костре рыбу, снимал ее с шампуров черными от сажи руками и предлагал гостям. Бразильские женщины, уставшие за день от качки на озере, падали с ног, но спать в таких условиях отказывались: «Всё! Мы оценили русскую экзотику, теперь поедем в нормальную гостиницу!»
Пришлось звонить в обком партии, и через пару часов приехал старый, холодный, с протертыми до дыр сиденьями «уазик». Туда, кроме водителя, набилось семь пассажиров. Уже в темноте мы три часа добирались по разбитым дорогам до пристани, надеясь переночевать на корабле. Там нас не ждали, котлы были заглушены, тепла и еды не было.
До утра, конечно, никто не спал. Утром приехали две машины, однако бензина в баках, чтобы добраться до Иркутска, у них не было. После всех приключений мы все же добрались до обкомовской дачи, до удобств, сауны, сервированного стола. Нас встречал первый секретарь Иркутского обкома партии В. Ситников. Хозяева сделали все, чтобы снять напряжение. Помогла и «кашпировка». Так Анна- Мария называла свой фирменный напиток – смесь водки, мелко толченного льда и лимона.
Эта поездка добавила седых волос к моей ранней седине, но в последующие годы все члены семьи Авеланжа вспоминали о приключениях на Байкале с удовольствием.
Авеланж возглавил ФИФА, когда в ее казне было три тысячи швейцарских франков. За два десятилетия его президентства бюджет организации выросло сотен миллионов франков.
Спонсорами ФИФА стали «Адидас», «Кока-кола», десятки других корпораций. Стали проводиться юношеские, молодежные чемпионаты мира, получил международный статус женский футбол. В середине 1990-х годов против Авеланжа стали интриговать влиятельные члены Исполкома УЕФА. Его называли руководителем вчерашнего дня, каждую его ошибку возводили в трагедию вселенского масштаба. Особенно усердствовал вице-президент УЕФА Антонио Маттерезе. «Воспитывали» и тех членов Исполкома, которые не желали участвовать в травле. Меня считали человеком Авеланжа и говорили в глаза: «Не надо быть против нас, это невыгодно». На очередные выборы президента ФИФА в 1998 году Авеланж решил свою кандидатуру не выдвигать, он не мог допустить, чтобы «его ушли». Своим преемником он назвал генерального секретаря ФИФА Зепп Блаттера. Другим кандидатом стал президент УЕФА Леннарт Юханссон.
Противники Авеланжа, естественно, направили теперь огонь критики на Блаттера, вместо того чтобы пропагандировать планы своего кандидата, работать, так сказать, на позитиве. Я неоднократно говорил об этом генеральному секретарю УЕФА Герту Айгнеру, одному из руководителей избирательной кампании Юханссона: «Хвалите своего кандидата, а не ругайте других». На конгрессе в Париже Блаттер, за которого голосовал и я, победил с огромным преимуществом в 22 голоса. К слову сказать, на очередных выборах в Исполком УЕФА проиграл и Антонио Маттерезе.
Я вспоминал об этом в 2004 году, лежа на больничной койке. Исторические аналогии не утешали, но и сдаваться на милость победителей считал равносильным бегству.
На очередной пресс-конференции я, между прочим, сказал журналистам, что хотел бы встретиться с главой Администрации Президента России Дмитрием Анатольевичем Медведевым, обсудить конкретные вопросы дальнейшего развития футбольного хозяйства России. Через несколько дней раздался звонок:
– Медведев говорит. Вы хотели со мной встретиться? Приезжайте, я жду.
Глава 31
Мне нужно было срочно лететь по делам ФИФА в Таиланд, и к Медведеву я попал только после возвращения из командировки.
Поздоровавшись, Дмитрий Анатольевич первым делом спросил, показывая на папку у меня в руках:
– Что там? Какие материалы заготовили?
– Хочу обсудить предложения по дальнейшему развитию футбольного хозяйства и детали моей отставки.
– Давайте начнем наш разговор со второй темы, Вячеслав Иванович. Не потому, что она важнее! Просто я хочу, чтобы при обсуждении проблем развития российского футбола присутствовал человек, которому предстоит их решать. Кстати о преемнике. У вас он есть?
– Нет, Дмитрий Анатольевич. Мы же не династическая организация.
– Тем не менее, когда занят любимым делом, одним всю жизнь, разве все равно, в чьи руки его передать?
Сказано было верно и очень точно.
– Есть достойные люди и среди бывших футболистов и тренеров, и среди спортивных организаторов, и среди политиков.
– Можете назвать фамилии?
– Да. Из первой категории Александр Тукманов, воспитанник и игрок «Торпедо», вице-президент РФС. Он был начальником олимпийской сборной в Сеуле, которая стала чемпионом. Из второй категории Владимир Алешин, хозяин Лужников. В спортивных кругах пользуется безусловным авторитетом. Из политиков В. Драганов, В. Мутко, Б. Грызлов.
В конце встречи Дмитрий Анатольевич посоветовал мне еще подумать о преемнике. Позвонив через три недели, был краток и лаконичен: «Наша кандидатура В. Мутко. Предварительные разговоры с ним велись, он согласен. С вами свяжется мой заместитель В. Сурков, решите с ними все организационные вопросы. Просьба одна – не затягивать их».
Шел январь 2005 года. Как раз в это время проводился футбольный турнир «Кубок Содружества», и в Россию на игры приехал по моему приглашению президент ФИФА Зепп Блаттер. Мы договорились с ним пообедать в «Метрополе», и тут как раз позвонил Мутко, сказал, что необходимо срочно увидеться. Договорились встретиться в ресторане. Ожидая, когда подойдет Блаттер, я спросил у Виталия Леонтьевича, чем вызвана такая спешка.
– Я был на самом верху, – сказал Мутко. – Ну, ты понимаешь. В общем, там торопят, просят как можно быстрее провести конференцию.
В это время подошел Блаттер, я представил ему Мутко как бывшего президента «Зенита», президента премьер- лиги, сенатора, реального кандидата на то, чтобы возглавить РФС. За обедом обсуждать кадровые вопросы не стали, Мутко раскланялся и ушел, а мы с Блаттером поехали в Лужники.
Через пару дней меня пригласил на беседу Владислав Юрьевич Сурков. После вводных фраз он перешел к главному – попросил меня прокомментировать появившиеся в западных газетах жесткие заявления о том, что попытки волевого смещения президента РФС В. Колоскова в обход норм, принятых в мировом и европейском футболе, расцениваются как вмешательство власти вдела общественной организации и могут повлечь за собой санкции. Суркова интересовало, что это за нормы.
Я объяснил, что в уставах УЕФА и РФС записано, что вопрос о выборах нового президента может решить только конференция, о проведении которой нужно публично объявить за три месяца. За два месяца утвердить повестку дня, чтобы люди без спешки могли ознакомиться с ней, внести свои коррективы. Несоблюдение этих норм может повлечь за собой санкции, вплоть до дисквалификации наших клубных и сборной команд.
Напоследок Сурков спросил:
– Значит, выбор остановили на Мутко?
– Я предлагал несколько кандидатов. Первой называл фамилию Александра Тукманова.
– Исключено, – Сурков, не желая говорить на эту тему, поднялся, протянул руку. – Всего доброго. Завтра жду вас у себя с В. Мутко.
Мне оставалось лишь горько улыбнуться. Я хорошо знал причину, по которой Саша Тукманов стал «непроходным». Мы были со сборной России на отборочной игре в Лихтенштейне и там узнали, что господин Грызлов, ставший к тому времени спикером нижней палаты Федерального Собрания, собрал в Думе совещание представителей регионов и в присутствии Мутко провел, по сути, инструктаж, за кого надо будет голосовать на внеочередной конференции по выбору президента РФС.
Тукманов, человек прямой, неискушенный в дипломатии, на пресс-конференции отреагировал откровенно и честно, как думал:
– Плохо, когда человек, дважды ударивший по мячу, определяет у нас судьбу футбола. Больше тут сказать нечего.
Отчет об этой пресс-конференции взбесил некоторых руководителей. Тукманова хотели немедленно наказать, даже с самолета снять, но потом все же здравый смысл восторжествовал. В общем, показательную порку не устроили, но и ничего не забыли.
Согласно договору, наследующий день мыс Мутко были у Суркова. На этой встрече присутствовал и президент Олимпийского комитета России Леонид Тягачев.
– Со сроками конференции определились? – спросил Владислав Юрьевич.
В. Мутко высказал пожелание ускорить процесс. Я не согласился, снова напомнил об уставных нормах.
Сурков кивнул:
– Вот именно. Нарушать ничего не надо. Всему свое время. Будем считать, что этот вопрос решили. Теперь – следующий. Вячеслав Иванович, вы как свое будущее видите?
– Пока живу настоящим.
– У нас принято: если просим освободить место человека вашего ранга, то предлагаем ему несколько вариантов дальнейшего трудоустройства. Глебы вы хотели видеть себя?
Я сказал, что после двадцати пяти лет руководства футболом рассчитываю остаться в нем почетным президентом. Сослался на примеры: А. Самаранч, Ж. Авеланж, наш Виталий Смирнов стали почетными президентами тех организаций, которые они возглавляли. Им была сохранена зарплата, за ними закреплена служебная машина, кабинет.
– Это не проблема, – сказал Сурков. – Готовьте положение о почетном президенте.
– Мы можем поручить это дело Исполкому РФС, – предложил Мутко.
Сурков взглянул на меня:
– Поддерживаете это предложение?
– Нет, Владислав Юрьевич. Демократичнее и объективнее будет, если эту проблему решим прямо на конференции.
– Согласен. Таким путем и пойдем.
Когда начали готовить конференцию, я стал замечать, что каждый мой шаг кем-то отслеживается, контролируется. Поначалу думал, что мои подозрения – издержки нервного перенапряжения, игра болезненного воображения. Но один мой товарищ, имя которого не хочу называть, предупредил:
– Иванович, ты порой откровенничаешь в разговорах. Знай, что каждое твое слово, даже когда ты его произносишь по телефону и в своем кабинете, становится известным твоим недоброжелателям.
– Не хочется в это верить.
– Но это так!
И тут я на свой страх и риск, не поставив в известность даже верных друзей, решился на проведение эксперимента. На следующий день собрал бюро и произнес заведомо крамольную речь. Мол, хочу затянуть вопрос с конференцией и вообще предполагаю, что победа ставленника масти на ней – совсем не очевидный факт.
Утром следующего дня еще до моего прихода на работу в Спорткомитет нагрянули крепкие ребята с автоматами, с закрытыми лицами. Их сопровождали телевизионщики. Первым делом они ворвались в кабинет к Тукманову, потом в мой. Арестовали всю документацию, опечатали сейфы, забрали телефонные и записные книжки. Кстати, записная книжка, в которой я вел записи по встречам с Фетисовым, Медведевым, Сурковым, исчезла навсегда. Никаких объяснений со стороны правоохранительных органов не последовало.
Этот акт устрашения только разозлил меня. Я собрал руководство РФС и специально повторил почти слово в слово то, что говорил на бюро. Для людей сведущих мои слова звучали странно – ведь все вопросы предстоящей конференции были уже обсуждены, согласованы. Вопрос об избрании президентом РФС В. Мутко не подлежал сомнению, поскольку его главный соперник А. Тукманов снял свою кандидатуру.
Люди, слушавшие разговоры в моем кабинете, были далеки от футбольных дел. Уже следующим утром, то есть за день до того, когда должен был состояться Исполком с обсуждением важных вопросов проведения внеочередной конференции, мне вручили повестку: «Вам надлежит прибыть к 11 часам в ДЭБ МВД России к сотруднику Семенову по адресу... для дачи объяснений по вопросам финансово- хозяйственной деятельности на территории Российской Федерации». Именно в одиннадцать утра того дня, когда я должен был встретиться с сотрудником Департамента экономической безопасности, планировалось начать заседание Исполкома.
Звоню Суркову:
– Владислав Юрьевич, Исполком проводить не могу, для этого есть объективная причина.
Зачитываю ему текст повестки. Он говорит:
– Подождите у телефона.– Слышу, звонит куда-то, потом обращается ко мне: – Министра МВД Нургалиева сейчас нет на месте, но завтра никуда не ходите, это я беру под свою ответственность. Действуйте по распорядку дня, то есть проводите Исполком.
Ранним утром следующего дня со мной связались из МВД. Извиняющимся тоном сказали, что Семенов срочно отбыл в командировку и вызов для дачи объяснений откладывается. Семенов, видно, не вернулся из командировки и по сегодняшний день, поданному вопросу меня больше не тревожили.
Я пришел в международные организации кандидатом наук, и сначала в ФИФА, потом в УЕФА западные коллеги обращались ко мне «доктор». Это обращение стало нарицательным и в России среди друзей, коллег и журналистов. Поэтому Вячеслав Фетисов, выступая на внеочередной конференции РФС, сказал:
– Российский футбол болен, ему нужен другой Доктор.
Иносказание было прозрачным. Речь шла о застарелой болезни футбола еще с советских времен, которая и мне не давала покоя. Любители футбола со стажем помнят «великую печаль» столичного «Спартака», когда эта популярная народная команда в 1976 году с треском вылетела из высшей лиги. Мало кто знает, что происходило после се провала. Болельщик «Спартака» первый секретарь Московского горкома партии, член Политбюро ЦК КПСС В. Гришин обратился в Политбюро и в Спорткомитет СССР с запиской, настаивая: «В виде исключения оставить «Спартак» в высшей лиге». Председатель Спорткомитета СССР С.П. Павлов и его заместитель В.Л. Сыч отвечали однозначно: «Это невозможно, поскольку мы нарушим спортивные принципы!» Они знали, что могут лишиться работы, и тем не менее С.П. Павлов сказал: «Лучше крест на карьере, чем сделка с совестью. Не хочу, чтобы стыдно было людям в глаза смотреть».
В начале двухтысячных из премьер-лиги вылетела «Кубань». Губернатор Краснодарского края А.Н. Ткачев пригласил меня поговорить по душам:
– Вячеслав Иванович, как можно оставить нашу команду в высшем дивизионе?
Я рассказал ему историю со «Спартаком», и губернатор, как мне показалось, согласился с моими доводами. Меня поддержал и руководитель Олимпийского комитета России Леонид Тягачев. Казалось бы, точка в истории с «Кубанью» была поставлена, но тут в печати и на телевидении стала муссироваться идея о расширении премьер-лиги до восемнадцати команд. Инициатором стал Евгений Гинер, хозяин футбольного клуба ЦСКА. Я решил поговорить с ним начистоту.
– Женя, это же нечестно – игнорировать принципы и решения, которые вырабатывали и принимали мы сами!
И услышал в ответ:
– При чем тут принципы? У «Кубани» есть деньги, ее финансирует Дерипаска, и я ему обещал.
Вопрос о расширении премьер-лиги был вынесен на Исполком, против расширения проголосовали 14, за – 12. Всего два голоса! Я тогда подумал: «Как хорошо, что Сергей Павлович Павлов этого не узнает!» Дома в тот вечер я сказал Татьяне: «Сегодня я понял, что надо уходить». Ночь не спал. Вспоминались обедневшие поля Ибердуса и слова председателя колхоза Тани Максимкиной: «Ушла бы, так ведь сельчан предам. Они идут за мной, они надеются». А за мной, оказывается, уже не идут. Я где-то упустил тот момент, когда люди в РФС стали изменять спортивным принципам. Раньше я со многими ругался и ссорился, с теми же В. Понедельником, Н. Толстых, В. Ивановым, А. Кавазашвили. Но в этих ссорах мы все же искали спортивную истину, а не выгоду, мы не предавали главное.
Сейчас, правда, вспоминая те события отстраненно, я понимаю, что дело было не в конкретных людях. Изменилось общество. Романтические мотивы служения своему делу были отодвинуты. Желание жить богато и комфортно, долгие годы подавляемое государством, вырвалось наружу, стало определяющим в поведении людей, в том числе и в мире спорта. В российском футболе, может быть с опозданием, проявились тенденции, набиравшие силу и в мировом футболе. Помню, как накануне нового тысячелетия ФИФА чествовала лучших футболистов XX века. Среди них был и знаменитый Ференц Пушкаш. После награждения он вернулся на свое место и вдруг неожиданно резко сказал: «Все! Футбол кончился! Остались только деньги!»
И все же на поле российского футбола, где спортивное соревнование все чаше подменялось борьбой эгоистических материальных интересов, оставались романтики, верные принципам честной игры. Я вдруг вспомнил об Эдуарде Васильевиче Малофееве. Капитан минского «Динамо», игрок сборной СССР, тренер минчан, которые под его руководством становились чемпионами страны, выигрывали в 1982 и 1983 годах бронзовые медали. Ему доверили готовить сборную страны к чемпионату мира 1986 года, он стал победителем отборочного турнира, мало того, по опросу авторитетнейшего «Франс-футбола» специалисты назвали в 1985 году нашу сборную лучшей в Европе. Но на финальный турнир в Мексику нашу сборную повез В.В. Лобановский. Почему? Да потому, что в моду входил тотальный футбол, практицизм, ведущие тренеры мира оперировали в своей работе формулами и расчетами, среди этих ведущих был и Лобановский. Многие, в том числе и я, считали Эдуарда Малофеева как бы не от мира сего. Он утверждал, что побеждать надо не только техникой, но и духом. На тренировках цитировал своим игрокам Сократа и Авиценну. Его не понимали, ему ухмылялись в спину. В Мексике сборная СССР на эмоциях и духе в пух и прах разбила венгров, а на расчете и математике уступила бельгийцам.
Вот в таких, может быть, несколько сумбурных думах прошла та ночь. Ночь прошла, но мысль об уходе осталась.
В канун нового, 2005 года мы решили собрать всех штатных сотрудников РФ( в гостеприимном ресторане «Изысканный вкус» у моего хорошего друга Георгия Михайловича Тумасянца. Мои коллеги отчаянно веселились, а я мысленно с ними прощался.
В выступлении на внеочередной конференции я объявил о досрочном прекращении своих полномочий и подвел итог: «От РФС ждут победных результатов, и эти результаты должны принести новые люди. Желаю им успехов. Но вместе с тем не могу не сказать, что эти люди придут не на пустое место. Мы создали мощную и передовую среди других видов спорта организацию – РФС с четкой вертикалью управления и вместе с тем действующую в соответствии с демократическими нормами. Мы открыто спорили с оппонентами, постарались, чтобы разногласие не перерастало в антагонизм, было продуктивным. РФС автономен в принятии своих решений. Мы добились также стабильного финансирования, подписали очень выгодный контракт с «Федком-Медиа», который будет действовать с 2008 по 2014 год. Объем финансовой помощи, получаемой нами от Росспорта, составляет всего одиннадцать процентов бюджета РФС и идет в основном на развитие детского спорта».
Новым президентом Российского футбольного союза был избран Виталий Леонтьевич Мутко. В первой речи после избрания он обещал идти вперед, сохраняя преемственность, опираться на опытнейших работников аппарата РФС. На практике получилось по-другому. Люди, подозреваемые в близости к Колоскову, стали не нужны. В числе первых из РФС был уволен Александр Вячеславович Тукманов.
Я считаю это большой потерей для Управления футбола. Пятнадцать лет Александр был генеральным директором РФС. Специалист высочайшего класса, он имел за плечами богатый опыт профессионального футболиста. Прекрасно разбирался в экономике и финансово-хозяйственных вопросах футбола. Жесткий, требовательный, принципиальный руководитель, вместе с тем проявлял заботу о сотрудниках федерации, всегда был готов оказать им посильную помощь.
Следующим был уволен генеральный секретарь Владимир Вениаминович Радионов, потом вынужден был уйти и Алексей Александрович Парамонов, председатель комитета ветеранов РФС. Мой опыт также оказался не нужен. Мне это ясно дали понять, когда без каких-либо объяснений перестали платить зарплату, положенную почетному президенту. Я небеден. Меня волновали не столько деньги, сколько вопрос: умеет ли новый руководитель держать слово?
Глава 32
Кадровые перестановки, начавшиеся в управлении РФС с приходом В.Л. Мутко, напомнили мне ситуацию в Спорткомитете СССР, когда его возглавил М.В. Грамов. Он назначил своим замом некоего В.М. Гаврилина, журналиста из «Красной звезды». Гаврилин в проблемах спорта не разбирался, с людьми работать не умел, и тем не менее ему было доверено курировать международные спортивные связи.
Я уже упоминал, что в зарубежные поездки всегда ездил с Левой Зароховичем, блестящим лингвистом и близким мне человеком. Вдруг Гаврилин запретил мне братье собой Зароховича. Естественно, я обратился к нему за разъяснениями. Он ответил по-солдатски прямо: мол, переводчик должен следить за своим патроном, писать докладные, а вы с Зароховичем друзья. В очередную поездку он назначил мне в переводчицы молодую женщину. Я возражал, и хорошо, что наш разговор проходил при свидетелях. Мы полетели на заседание Исполкома ФИФА в Цюрих. В день, когда надо было возвращаться в Москву, переводчица исчезла. Поначалу прошла информация, что она попалась на воровстве в супермаркете и была задержана. Потом стали говорить, что просто не захотела возвращаться в Союз, попросила политического убежища. Мне пришлось объясняться в компетентных органах, доказывать, что я был категорически против того, чтобы меня сопровождала именно эта переводчица, и что этому есть свидетели. Этот драматический эпизод не помешал пригласить в 1995 году помогать мне в международных делах в качестве переводчицы Марину Александровну Кравченко. Мы сотрудничаем уже двенадцать лет, и все эти годы профессиональные способности Марины высоко ценят и в ФИФА, и в УЕФА.
Дилетант в вопросах спортивной политики, Гаврилин пришел на место легендарного В.Л. Сыча, попавшего в опалу, как ни странно, из-за своего профессионализма. Он знал о спорте все и в принципиальных вопросах не признавал компромиссов. Сыч не затерялся, стал главным редактором «Вестника физической культуры и спорта», защитил диссертацию, возглавил Институт медико-биологических проблем, позже стал президентом Федерации хоккея. Гаврилин же исчез из спорта так же незаметно, как и появился в нем.
За долгую работу в футболе мне не раз приходилось извиняться за чванливое высокомерие чиновников. В 1985 году в Москве разыгрывался чемпионат мира но футболу среди юниоров, и на него приехал Ж. Авеланж. Лужники – стадион хороший, но открытый, там только VIР-ложа закрыта. В сентябре было ветрено, и шел дождь. В этот день наши не играли, ложа пустовала. Я обратился к коменданту с просьбой разрешить Авеланжу занять там место, все-таки он главное лицо мирового футбола. В ответ услышал: «Да вы что?! Сюда вход только по спецпропускам и утвержденным спискам!» Я знал, кто бывает в ложе, и спросил: «Так что же, директорам магазинов и актерам вход сюда открыт, а Авеланжу закрыт? И потом, сегодня там ведь вообще никого нет!» «Нет и не будет!» – почему-то со злорадством сказал комендант. Президент ФИФА так и простоял всю игру под зонтиком у кромки поля.
После распада СССР мы организовали «Кубок Содружества», чтобы сохранить футбольные связи не постсоветском пространстве. Нашу инициативу поддержал Зепп Блаттер, сменивший Авеланжа на посту президента ФИФА. Несмотря на занятость, он постоянно приезжал на это соревнование, подчеркивая тем самым его важность для развития футбола. Мне казалось, что руководство нашей страны тоже это понимает, и было бы неплохо, если бы во время турнира Блаттера принял Президент России В.В. Путин. Обратился с этой идеей в Администрацию Президента и получил ответ: «Не тот масштаб».
В очередной раз З. Блаттер приехал в Москву с известным в прошлом французским футболистом М. Платини, который должен был открыть турнир, ввести в игру мяч. Мне позвонили из Администрации и сказали, что В. В. Путин готов принять Блаттера, но только вместе с Платини. Я объявил об этом нашим гостям, но у Мишеля были другие планы, он должен был срочно улетать сразу после открытия. Я перезвонил в Кремль, сообщил, что мы приедем без француза, и получил отказ: «Не тот масштаб!»
Зепп Блаттер – человек невысокого роста, но влияние его в мировом футболе огромно. Мишель Платини – великий футболист! Но во многом именно благодаря поддержке Блаттера он стал президентом УЕФА. Блаттер разработал «программу «Гол»», цель которой – оказание помощи нуждающимся федерациям. За огромный вклад в развитие мирового футбола президент Франции Ж. Ширак вручил ему в Елисейском дворце орден Почетного легиона. Если мы хотим решать проблемы отечественного футбола на высшем уровне, то с кем же, как не с Блаттером, советоваться по этим вопросам? Мало кто сегодня знает, что отношения 3. Блаттера с советским спортом начались в 1972 году на Олимпиаде в Мюнхене. Он был судьей-секретарем финального матча баскетбольного олимпийского турнира. где сошлись команды СССР и США. После окончания основного времени секретариат после уточнения добавил еще три секунды, в течение которых наши поставили победную точку. Вообще нынешний президент ФИФА хорошо знает особенности нашего национального характера и относится к ним добродушно.
Как-то в Москве проходила сессия МОК, на ней были представители Японии, Африки, ведущих стран Европы, естественно, руководитель ФИФА. После напряженного рабочего дня мы на автобусе поехали к моим друзьям на дачу, на берег Рузского водохранилища. Отдых там организовали на высшем уровне – с цыганами, хороводами, сувенирами. В Москву возвращались поздним вечером, и огромный «Икарус» застрял на проселочной дороге, посреди деревенской улицы. Гости вылезли из автобуса, ожидая, когда водитель выберется из глубокой колеи. Было ветрено, холодно, люди быстро продрогли. Кое-где в дачных домиках горел свет. Из-за ближайшего забора выглянула женщина, спросила, что у нас случилось. Минут через десять к автобусу уже вереницей шли местные жители, кто с колбасой, кто с сыром, кто с огурцами и водкой. И начались разговоры, расспросы, тосты. Помню, Блаттер тогда спросил:
– Вячеслав, признайтесь, эта остановка и встреча с местными жителями тоже заранее запланированы, как и цыгане?
– Ну что вы! И почему так подумали?
– Эти женщины так любезны, а мужчины так прекрасно разбираются в проблемах футбола. И они так искренне хотят, чтобы Россия стала великой футбольной державой. Если у вас глубинка так переживает за футбол, то, значит, у этого вила спорта в России есть будущее, я верю в это!
– Я тоже, – искренне сказал я Блаттеру. – Но только переживать ведь мало, надо для этого много делать, и не одному человеку.
Справедливости ради нужно сказать, что в регионах России у нас много руководителей, помогающих футболу практически, искренне заинтересованных в его международном престиже. Мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков по возможности всегда встречается с руководителями ФИФА, УЕФА, обсуждает с ними возникающие проблемы, помогает, чем может. То же можно сказать о губернаторах В.Ф. Чубе, А.Н. Ткачеве, П.И. Сумине, Б.В. Громове, А.Г. Хлопонине, мэре Казани K.Ш. Исхакове.
Особняком в этом списке стоит фамилия Р. Абрамовича. Многие связывают его имя только с лондонским клубом «Челси», но не надо забывать, что Роман Аркадьевич стоял у истоков Национальной академии российского футбола, строит в стране футбольные поля, в финансовом плане ему многим обязан и наш чемпион последних лет – ЦСКА. Он, кстати, был одним из авторов проекта создания единой лиги российских и украинских клубов, которую горячо поддержали президенты клубов ЦСКА и «Крыльев Советов» – Е. Гинер и Г. Ткаченко. По их замыслу шесть или восемь российских и украинских команд должны были разыгрывать чемпионат, по результатам которого определялся бы лучший клуб. Авторы надеялись, что новый турнир будет способствовать укреплению спортивных контактов Украины и России, даст импульс к налаживанию политических и экономических связей.
Меня почему-то сразу зачислили в противники проекта, и напрасно. Вместе со своим украинским коллегой Григорием Суркисом, руководителями ведущих клубов двух стран мы обсуждали эту проблему. С точки зрения политиков, идея действительно выглядела привлекательно.
Но реализация ее на практике упиралась в ряд проблем. Во-первых, как делить административные расходы, организовывать судейство, как осуществлять управление этой сложной конструкцией? Но главная проблема состояла в другом. Межгосударственные турниры противоречат уставу УЕФА, то есть проводить их, конечно, можно. Но победитель не сможет играть в Лиге чемпионов. А без этого первенство теряет смысл. Я предлагал без суеты и спешки обсудить эти вопросы, прежде всего с президентом УЕФА Леннартом Юханссоном. И вот неожиданно для меня звонит Леннарт:
– Вячеслав, на меня вышел Питер Кеньон (исполнительный директор «Челси»), сказал, что со мной по просьбе Абрамовича хочет встретиться Президент России Владимир Владимирович Путин. Разговор, как я понял, пойдет о создании единой футбольной лиги. Ты знаешь повестку дня этой нашей встречи? Путин, видимо, озвучит конкретные предложения. Я хотел бы знать, кто для него их готовил?
– Не знаю, я впервые слышу о самой встрече.
– Если так, тогда мне в Москве делать нечего. Я не свадебный генерал, как говорят у вас в стране. Я привык вести только конкретные разговоры, и не экспромтом, а изучив вопрос но существу.
Почти сразу после этого разговора мне перезванивает Роман Абрамович:
– Вячеслав Иванович, почему вы против такой хорошей идеи?
– Я вовсе не против, но, прежде чем се продвигать, нужно понять, какой результат мы хотим получить. Невозможно за счет спорта решать чисто политические вопросы! В Европе есть так называемый турнир Бенилюкса, у нас есть турнир СНГ. Ну создадим еще один, и что?
– И все же я очень хотел бы, чтобы Юханссон встретился с Владимиром Владимировичем! Если можете, посодействуйте этому.
С Леннартом Юханссоном мы познакомились, когда я еще руководил хоккеем, до того, как в 1990 году он стал президентом УЕФА. Его принципиальной позицией была поддержка национальных ассоциаций футбола, признание их основой деятельности УЕФА. Он много делал для продвижения восточноевропейских стран в качестве организаторов крупнейших европейских соревнований. Он всегда старался поддержать разумные инициативы РФС, дружил с мэром Москвы Ю.М. Лужковым, с большим уважением относился к Президенту России В.В. Путину и поэтому приехал все-таки в Москву.
Встреча эта, однако, состоялась в самое неподходящее время, которое только можно было себе представить. В приемную Президента России глава УЕФА зашел в тот день, когда случилась трагедия в Беслане. Но все же Путин принял его. Они говорили о возможности объединения российской и украинской футбольных лиг.
– Надо готовить документы, мы рассмотрим их на Исполкоме, – сказал Юханссон.
– Документы напишут политики. А кто из специалистов может помочь им в качестве экспертов? – спросил Путин.
– Лучших экспертов по проблеме, чем Вячеслав Колосков и Григорий Суркис, найти трудно.
На этом разговор закончился. Лично на меня политики не выходили, на Суркиса, насколько я знаю, тоже. Мы с ним общаемся регулярно.
Рассказываю об этом опыте налаживания российско-украинских футбольных связей политическим путем, а сам вспоминаю другие эпизоды, связанные с отношениями футбола и политики. Перед развалом СССР я приехал в Киев, чтобы вручить золотые медали киевскому «Динамо». Когда вышел на награждение, многотысячный стадион засвистел. Я понимал, что в моем лице освистывают москалей, и поэтому продолжал стоять перед неистовавшим стадионом. Когда минут через сорок зрители устали, я нашел силы пошутить: «Не понимаю вашей реакции. Я ведь приехал сюда не с танками, а с золотыми медалями!»
Другой случай произошел уже в независимой Украине. Любители футбола, безусловно, помнят, что ведущую украинскую команду решено было дисквалифицировать за попытку подкупа судейской бригады, обслуживавшей один из международных матчей с ее участием (так называемое «шубное дело»). Я был в это время в Женеве на Исполкоме УЕФА. Гам меня разыскал тогдашний президент Украины Л. Кравчук: «Помогите, мы же братья, славяне, друзья. Дисквалификация – это позор для нашей нации, ведь футбол – визитная карточка страны». Я хлопотал за украинцев перед Юханссоном. В конечном итоге проблему удалось решить. По прошествии какого-то времени политики об этом забыли. Мои украинские коллеги и друзья – нет. И первый среди них Григорий Суркис.
В наше время увязывание напрямую результатов игры национальных сборных, клубных команд с престижем страны стало явлением международным. На играх чемпионата мира, престижных турнирах по футболу всегда присутствуют руководители государств, сенаторы, конгрессмены, лидеры политических партий. Я помню, как на финальной игре олимпийского турнира в Барселоне вся королевская семья во главе с Хуаном Карлосом поднималась вместе с простыми людьми, поддерживая игроков своей команды.
Во время мировых и континентальных чемпионатов главы государств традиционно устраивают приемы для членов Исполкомов международных федераций. Я как представитель советского, потом российского футбола в ФИФА и УЕФА имел честь неоднократно встречаться с папой Иоанном Павлом II, с президентами Франции, Италии, Австрии, Южной Кореи, членами королевской семьи Японии, премьер-министрами Джоном Мейджором, Гельмутом Коллем, Герхардом Шредером, Ангелой Меркель, Сильвио Берлускони. По случаю столетия ФИФА нас принимала в Букингемском дворце королева Елизавета, а в Елисейском – президент Жак Ширак. Меня всегда поражала на этих встречах непринужденная обстановка и почти неприметная работа службы безопасности.
У нас же организация представительских встреч всегда сопряжена с преодолением массы протокольных и финансовых проблем. Вот последний пример.
Москва выдвигала свою кандидатуру на проведение Олимпиады 2012 года. Комитет по выдвижению возглавлял Валерий Павлинович Шанцев. Он попросил меня: «Устрой встречу с Авеланжем. Он самый опытный член МОК, с ним считаются «сильные спортивного мира»». Я сделал все от меня зависящее, и мы с инициативной группой полетели в Рио-де-Жанейро. Авеланж лично встретил нас в местном аэропорту, устроил прием в элитном клубе, возил по городу и пресекал все наши попытки за что-то заплатить: «Что вы, я принимаю русских гостей, занимающихся проблемами спорта. Это честь для меня и для Бразилии».
Зачем я это рассказываю? Просто перед этим мы с В.П. Шанцевым были в Уругвае. В соответствии с программой Валерий Павлинович возложил венки к мемориалу героев этой страны, и тотчас российское посольство выставило за них счет заявочному комитету.
Дело опять-таки не в деньгах! Для Бразилии и Авеланжа мы были людьми государственной значимости, для своих же чиновников, как и в случае с Блаттером, – «не того масштаба». Правда, «масштаб» этот многократно возрастает, когда случаются спортивные поражения. Все двадцать пять лет управления футболом игры национальной сборной переживались и мной, и моей семьей как «последний решительный бой». Причем у побед сразу находилось множество авторов, за поражения часто ругали меня одного.
Я подвожу итоги своей жизни в футболе. Но у меня растет внук Никита. Он также страстно любит футбол. И, как и я, верит в будущие победы и другое к нему отношение.
Вместо эпилога
«Жизнь – это не то, что прошло, а то, что запомнилось», – говорили древние греки. Вспоминая о главном в своей жизни, работе в футболе, убеждаюсь, что самое ценное мое приобретение – это роскошь общения со многими выдающимися людьми моего времени. О многих я рассказал, другим стоит посвятить отдельную книгу. Мой друг Григорий Минскер обозначил все контуры:
- Обо всех не расскажешь.
- Обо всем не напишешь.
- С кем мы пили вино,
- С кем мы строили дом.
- Не печалься, мой друг.
- Если ты не увидишь
- Пару строк о себе,
- Все о ком-то другом.
- Еще будут слова об игравших в атаке
- И о тех, кто держал оборону в штрафной.
- О врагах и друзьях
- (Все без злобы и лака).
- Все вы в сердце моем.
- Днем и ночью со мной.
- Я еще расскажу, как нас вместе качало
- В океане событий, проблем и идей...
- Тут не видно конца.
- Эта книга – начало
- Вереницы событий
- С вереницей людей...
Впрочем, сейчас и стоит начать!
В конце семидесятых я получил первую правительственную награду – орден Дружбы народов и в прекрасном настроении поехал отдыхать в Сочи. В санатории подобралась отличная компания: работник Минатома Гена Нефедов, главный конструктор МиГов Голя Белоглаз, директор завода Ильича, того самого, где когда-то стреляли в Ленина, Паша Скринский, летчик В. Соколов. Но ближе всех мы сошлись с Валерой Меницким. Герой Советского Союза, лауреат Ленинской премии, заслуженный летчик-испытатель СССР, поднимавший в небо две опытные модели МиГов, обладатель большой золотой медали Международной федерации аэронавтики (ФАИ). В 1992 году он получил премию Лаурела «Летчик года». А тогда, перед нашей первой встречей, Валера тоже получил орден, так что у нас был повод это дело обмыть.У меня в Абхазии много друзей. Самые близкие – Леня, Люда, Ляля Лолуа и их двоюродный брат Валера. Это о нем, неординарном бармене из Пицунды, упоминал в одной из своих книг Юлиан Семенов, называя его Валерой Алябриком. Ребята пригласили нас отпраздновать награждение на лоне природы.
Гостеприимные хозяева устроили нам прием по полной программе. Под утро мы оказались в пацхе, где собрались на хаш солидные люди. На Кавказе о незнакомом человеке обычно говорят: «Мы с ним не сидели за одним столом!» Поэтому застолье – это своего рода испытание. Нам подали чудесное вино «Лыхны», пили из кубков, рога, говорили замысловатые тосты. Я уже упоминал, что пью умеренно, а Валера и того меньше, но тогда местную команду мы все- таки перепили.
Тридцать лет прошло с тех пор. Многое изменилось за это время. Валера получил серьезную травму позвоночника, перестал летать. Беда не приходит одна: вслед за этим он серьезно заболел, ему сделали сложнейшую операцию. Едва выписался из больницы, звонит: «Слава, мяч погоняем?» Бросаю все, бегу к нему, играем в теннис, футбол.
Опять рецидив, опять больничные палаты, одиннадцать циклов химиотерапии. Стал худым, глаза поблекли. Теперь я ему: «Как насчет футбола?» Загорелись глаза, встал, взяли мяч... Валера сейчас далеко за границей, мужественно борется со своим недугом. Звонит на днях: «Я уже в форме, так что готовься!» Правильно, Валера! До финального свистка еще поиграем! А пока: