Настоящая фантастика – 2012 (сборник) Дяченко Марина и Сергей

1

Однажды мой десятилетний сын поспорил со своим одноклассником по сакраментальному вопросу: есть ли жизнь на Марсе? При этом, что примечательно, оба полагали, что жизнь на Марсе безусловно есть, однако каждый в своем воображении видел ее по-своему. Сын утверждал, что там обитают микробы (от папы, разумеется, нахватался). Его приятель с пеной у рта доказывал, что на самом деле марсиане – это известные чудища из фильма Джеймса Кэмерона «Чужие» («Aliens»): когда земляне прилетели на Красную планету, чудища выбрались из коконов и поселились в телах отважных космонавтов. Обосновывая столь необычное утверждение, приятель уверенно говорил: но ведь по телевизору показывали, а микробов твоих не показывали!..

В этом итоге детского спора нет ничего удивительного и даже ничего смешного. Десятилетние подростки зачастую не видят разницу между вымыслом и действительностью. Для них сказочные персонажи и существа из фантастических фильмов столь же реальны, как папа с мамой. Пройдет всего пара лет, и они сами разберутся и увидят – в этом им помогут накопленный опыт и средняя школа. К сожалению, разберутся далеко не все.

В молодости я тоже увлекался фантастикой и горячо верил, что где-то существует Великое Кольцо, объединяющее сотни разумных рас, а наступление коммунизма на Земле неизбежно. И многие мои друзья по клубам любителей фантастики в это верили. Сегодня, перечитывая старые книги, я удивляюсь, какими наивными мы были. Даже тщательно прописанные миры Ивана Ефремова, Аркадия и Бориса Стругацких, Станислава Лема, Сергея Павлова кажутся легковесными конструкциями, построенными из заведомо вымышленных образов в заведомо вымышленных обстоятельствах. Это не отменяет других достоинств прозы названных авторов – перед нами Настоящая Литература, что и говорить! Но воспринимать сегодня всерьез гипотетические построения о грядущем коммунизме или о жизни на Марсе могут только очень инфантильные люди. И ведь такие, что характерно, есть среди нас, и они даже пытаются оказывать влияние на умы.

Есть, например, известный футуролог Максим Калашников, который утверждает, что утопический Мир Полдня, созданный воображением братьев Стругацких, вполне реализуем, если «продажное» правительство и олигархов посадить на нары, возвести «железную стену» с Западом, наклепать побольше оружия и поставить на службу психотронику. Есть, например, не менее известный футуролог Сергей Переслегин, который утверждает, что Мир Полдня уже существует, но как одна из граней многовариантной реальности, и достаточно всего лишь приложить волевое усилие, чтобы этот вариант стал главенствующим, а наша унылая жизнь – одним из «нереализованных» вариантов. Что характерно, тот и другой футурологи любят порассуждать о величии советского космического прорыва и абсолютно уверены, что если бы не враги снаружи и предатели внутри, то все пророчества советских фантастов о сроках покорения Марса, Венеры и организации Первой межзвездной экспедиции стали бы реальностью. Им вторят неосоветские патриоты, ностальгирующие по «великой державе», и откровенные фашисты, готовые ради торжества своих идей одну половину человечества спалить в ядерном пламени, а вторую – загнать в лагеря. Инфантильное неумение отделить выдумку от реальности внезапно обретает зловещее наполнение.

Понятно, что эти и подобные им рассуждения доморощенных футурологов никак не способствуют развитию космонавтики в нашей стране. Наоборот, они искусственно маргинализируют любое серьезное обсуждение проблем в данной сфере. Сколько уже говорилось, что космонавтика – самая подходящая платформа для Большого Дела, которое вполне способно вытащить нашу экономику и нашу культуру из перманентного кризиса. Однако речи об этом звучат все тише и тише – вряд ли компетентный и наделенный полномочиями человек захочет оказаться в одном ряду с дряхлыми коммунистами и бритоголовыми фашистами. Тем не менее оспорить мнение знатоков «марсианских пиявок» необходимо – хоть бы для того, чтобы понять, чего нам самим ждать от космоса и что нам рассказывать о космонавтике своим детям.

2

Начнем, пожалуй, с фундаментальной гипотезы – о сроках космической экспансии.

Напомню, что уверенность основоположников космонавтики в скором покорении землянами Солнечной системы основывалась на двух заблуждениях. Первое заблуждение – на Венере и Марсе условия мало отличаются от земных; там можно быстро и без особых затрат развернуть обитаемые колонии. Второе заблуждение – атомные и термоядерные технологии дадут ключ к построению большегрузных межпланетных кораблей, которые позволят перебросить к тому же Марсу многочисленные экспедиции, снабженные всем необходимым.

Оба заблуждения подкреплялись научно-популярной и научно-фантастической литературой, которая в обилии издавалась с середины 1950-х годов. Унылых скептиков, которые писали, что марсианские «каналы» – не более чем оптическая иллюзия, что хитроумно поставленные астрономические эксперименты не выявили на Венере и Марсе признаков кислорода и воды, что атомные и термоядерные реакторы требуют совсем иного уровня производства, никто не читал. Зато читали многочисленные статьи о том, как могучий корабль «Восток» на огромной скорости преодолевает пространство, как советские вымпелы прибывают на Луну, Венеру и Марс, как отправляется в путешествие первая искусственная планета. Большинству читателей не приходило в голову посмотреть, сколько весят этот самый «Восток» или «первая искусственная планета» – настолько завораживал сам факт прорыва, превращающего мечту в будни. А ведь вес (масса) – это, пожалуй, самое главное в космонавтике. И максимальный вес (массу), который была способна вывести ракета-носитель «Восток» на орбиту, не превышал пяти тонн, а к Луне – полторы тонны. По тем временам – невероятно много, но очень мало, чтобы открывать межпланетную навигацию.

Опытные советские популяризаторы еще подливали масла в разгорающийся огонь энтузиазма, рассказывая о выдающихся способностях кораблей «Восток» и «Восход», которые якобы могли маневрировать и выводить в космос большие экипажи. При этом реальные схемы кораблей и все проблемы, связанные с их запусками, были строго засекречены, посему возникла иллюзия, будто бы человечество и впрямь на пороге эры межпланетных полетов. И в самом деле, кто бы мог представить, что в тот же шарик «Востока», в котором летал Юрий Алексеевич Гагарин, конструкторы умудрились запихнуть сразу трех космонавтов (полет «Восхода-1»)?! Никто не мог представить. Как и подумать о том, что столь рискованный рейс осуществим только в ближнем космосе.

Гонка за рекордами дорого обошлась отечественной космонавтике. На них были потрачены ресурсы и главный из них – время, которого не хватило, чтобы добраться до Луны первыми. Ну а Марс в начале 1970-х был столь же далек, как и в начале ХХ века. Наступил период разочарования, резкого снижения ожиданий, который советские политики пытались скрасить новыми рекордами – по продолжительности пребывания в космосе. На орбиту выводились одна орбитальная станция за другой («Салюты» и «Мир»), экспедиции посещения сменяли друг друга, число космонавтов неуклонно росло, однако мало кто уже понимал, зачем все это надо. Разумеется, строительство этих станций имело не только идеологический и оборонный смысл – без кропотливой работы на орбите невозможна многолетняя экспедиция к тому же Марсу, но как раз реальные марсианские проекты, разрабатываемые в недрах ракетно-космической отрасли, привычно засекречивались – может быть, еще и потому, что не было внятного ответа на вопрос: а зачем нам Марс? Ведь благодаря открытиям, сделанным американскими аппаратами «Маринер» и «Викинг», даже школьники с середины 1970-х годов знали, что Красная планета пуста и безжизненна.

Проиграв лунную «гонку», Советский Союз потерял космическую инициативу, неуловимым образом превратившись из передового государства во второсортное, а таких на Земле более чем достаточно. И никакие заклинания о «самом прогрессивном обществе» не могли никого убедить, включая самих советских граждан. «Луноход» – это вам не Юрий Гагарин. Итог всем хорошо известен: самой дорогой в истории космонавтики космический корабль «Буран» создавался без видимой цели, по принципу «у американцев есть, и у нас должен быть». И как бы ни изощрялись неосоветские патриоты по поводу мотивации космической экспансии, толкового объяснения, что давал ей «Буран», они придумать не в состоянии. Красивый корабль. Да, красивый. Очень красивый. И что?..

3

Проигрыш в лунной «гонке» подорвал еще один фундаментальный столп советской идеологии. С определенного времени – где-то сразу после сталинского Великого Перелома – в Советском Союзе стало подразумеваться по умолчанию, что поскольку марксизм-ленинизм-сталинизм является не просто еще одним диалектическим учением, а строгой наукой, обладающей предсказательной функцией, то истинные коммунисты, познавшие его, могут в прямом смысле видеть будущее. Скоро они окончательно разработают «теорию исторических последовательностей» и смогут предсказывать события с точностью до пары лет. И, разумеется, не вызывало сомнений, что как бы оно там ни развивалось на местах, но в конце «исторической последовательности» находится коммунизм.

Применить эту идею к проблематике инопланетных цивилизаций догадались не сразу. Долгое время преобладало мнение Алексея Толстого, высказавшего в «Аэлите» (1923) гипотезу, что большевистская революция – достояние исключительно земное, что на Марсе, скорее всего, царит унылая технократия фашистского образца, с которой нам не по пути. Мнение было настолько популярным, что даже в 1940 году мы находим повесть Бориса Анибала «Моряки вселенной», фактически повторяющую идеи, изложенные в «Аэлите».

Пожалуй, первым, кто додумался до гипотезы, что если цивилизации на других планетах появились раньше земной, то они давно должны прийти к коммунизму, был Сергей Беляев – в небольшой повести «Десятая планета», опубликованной в 1945 году, он описывает инопланетный мир, в котором, преодолев фашистов, гуманоиды построили коммунизм. Однако достоянием широких масс эта гипотеза стала после романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», публикация которого удачно совпала с запуском первого искусственного спутника Земли (1957). Фантастика вдруг стала реальностью – в романе описываются огромные искусственные спутники, и вот один такой спутник уже попискивает над планетой, запущенный не где-нибудь, а именно в СССР. Кто может устоять от того, чтобы провести линию между двумя точками и экстраполировать эту прямую в будущее? В Советском Союзе уж точно никто не устоял. Даже Ефремов, который, как любой фантаст, знал истинную цену вымыслу, не удержался и в последующих переизданиях «Туманности…» приблизил описываемый мир к родному ХХ веку на пару тысяч лет.

Нельзя сказать, что гипотеза Беляева – Ефремова стала магистральной (мы помним самых разных инопланетян в советской фантастике послевоенного периода: зловещих диктаторов и вороватых олигархов, бездушных похитителей тел и отвязных авантюристов), но отказать ей в главенстве вряд ли вправе. Ведь помимо фантастики мы читали напичканные восклицательными знаками и идеологическими клише статьи, в которых многократно повторялось, что поскольку советский народ – самый прогрессивный народ в мире, он скоро покорит чужие миры. А в реальности – вот вам «Аполлон-11» и вот вам Нейл Армстронг с его «гигантским скачком для человечества».

Впечатляющие победы на орбитах, казалось, намертво спаяли советскую космонавтику и советскую идеологию, но коварные американцы вбили между ними большой звездно-полосатый флаг.

4

История всегда повторяется – и часто как фарс.

Сегодня отечественные фантасты пишут о космонавтике намного больше, чем во времена СССР. Но что это за космонавтика? Если отбросить отдельные «альтернативно-исторические» тексты, в которых Юрий Гагарин первым высаживается на Луну, а инженер Лось вторично летит на Марс, то можно уверенно сказать, что в современной русскоязычной фантастике преобладает «космическая опера» (space opera) – то есть поджанр приключенческой фантастики, придуманный и значительно развитый коварными американцами еще в первой половине ХХ века. Собственно, сам термин ввел Уилсон Такер в 1940 году, однако к тому времени существовали целые эпопеи, которые можно было отнести к означенному поджанру (романы Эдгара Р. Берроуза о Джоне Картере, циклы Эдварда Э. «Дока» Смита о «Космическом жаворонке» и «Ленсменах», романы Эдмонда Гамильтона о «Межзвездном патруле» и тому подобное).

«Космическую оперу» традиционно относят к научной фантастике (видимо, за традиционное наличие звездолетов), однако по сути она может быть отнесена к чему угодно, но только без приставки «научный». В классической «звездной опере» действие происходит в отдаленном будущем и обычно на других планетах. Земляне расселились по Галактике, повстречав по дороге «братьев по разуму» – с одними у них сложились дружеские и экономически выгодные отношения, с другими, наоборот, пришлось вести войну на полное уничтожение. Сюжет классической «звездной оперы» обычно прост, уступая в этом даже народным сказкам, и вертится вокруг какого-нибудь конфликта, обретающего ближе к финалу поистине вселенские масштабы. В центре повествования – положительный мужественный герой в компании забавных приятелей; среди них почти всегда присутствуют великий ученый, отвечающий за спецэффекты, и «дама сердца», которую периодически приходится вытаскивать из разных передряг, что позволяет герою продемонстрировать свои лучшие качества. Имеет ли «космическая опера» хоть какое-то отношение к реальной космонавтике? Разумеется, нет. Как правило, в описываемой вселенной даже элементарные законы физики не соблюдаются – автор без труда жертвует ими ради спецэффектов. «В моем фильме планеты бабахают!» – гордо заявил Джордж Лукас, снявший культовые «Звездные войны», и был, несомненно, в своем праве.

О технологической достоверности тут можно и не говорить. По таким же лекалам строится и жанр фэнтези – но с тем принципиальным отличием, что действие происходит в волшебном мире, функции ученого выполняет маг, а нишу звездолетов занимают драконы. Посему «космическую оперу» часто относят к «антуражной» фантастике, ведь, в сущности, при своей примитивности она привлекает только антуражем, построенным на гиперболизации достижений землян, которую ограничивают разве что пределы фантазии автора – если этот антураж заменить на фэнтезийный, в самом тексте мало что поменяется.

Я хорошо помню, как ругали «космическую оперу» советские литературные критики. За «легковесность», за «малодушие», за желание «перенести Дикий Запад на галактические просторы». В те времена подобные филиппики вызывали у любителей фантастики смех: сначала дайте нам почитать «космическую оперу» (публикации даже классических произведений этого поджанра находились в СССР под твердым цензурным запретом), а потом мы сами решим, хорошо оно или плохо. Однако нынче стало не до смеха. «Космическая опера» практически вытеснила в России фантастику о «реальной» космонавтике – то есть такую, где законы физики стоят нерушимо, где распространение человеческой цивилизации не выходит за границы Солнечной системы, где описываются технологии настоящего или ближайшего будущего, где действуют современные нам персонажи, а не супергерои в экзоскелетах на межзвездных дредноутах. Причем российская «космическая опера» умудрилась позаимствовать все родимые пятна западной и прежде всего – тенденцию к архаизации будущего.

Разумеется, в общем вале романов и эпопей довольно часто попадаются откровенные дубликаты, на грани плагиата копирующие западные образцы «космической оперы». Но нас в данном случае интересуют прежде всего тексты, в которых так или иначе представлены соотечественники, то есть персонажи, говорящие на русском языке и соотносящие себя с русской культурой. И, разумеется, имеет смысл рассматривать не худшие, а лучшие образцы жанра.

Из множества «космических опер», издаваемых сегодня в России, я выделил бы четыре эпических цикла: Александра Зорича «Завтра война» (2003–2008), Дмитрия Володихина «Мир Лабиринта» (2003–2007), Генри Лайона Олди «Ойкумена» (2006–2011) и Николая Романова «Избранник» (2006–2011). Все это, подчеркну, довольно качественная фантастика с интересными вселенными и оригинальными сюжетами, читать которую не стыдно.

Во вселенной Александра Зорича описано человечество XXVII века, вышедшее на просторы Галактики (Сфера Великорасы) и вступившее в контакты с инопланетными цивилизациями. Причем несомненным лидером является Российская Директория, за которой остальные земные нации следуют в кильватере. Конечно же, очень скоро начались межзвездные войны – причем главным врагом человечества оказались не инопланетяне, а религиозные фанатики из Конкордии, которая некогда отделилась от Объединенных Наций. Надо отдать должное Зоричу – он с иронией относится к этим гипотетическим построениям, что подчеркивается введением в ткань повествования некоего объективного «феномена ретроспективной эволюции», оказывающего влияние на идеологию и мировоззрение землян. В крайних случаях действие феномена приводит к курьезным последствиям: например, в Сфере Великорасы можно найти планету Большой Муром, общество на которой карикатурно слеплено по образу и подобию язычески-старообрядческой Руси.

Мир, придуманный Дмитрием Володихиным, выглядит более «насупленным», поскольку автор намеревался написать не веселый боевик, а полноценную утопию. Только вот получилась она довольно своеобразной. Действие происходит в ХХII веке, и вновь человечество осваивает чужие миры при активном участии Российской Империи, восстановленной в 2039 году. И вновь приходится воевать – с Аравийской лигой, которая претендует на внеземные территории. Причем описанные баталии больше напоминают морские сражения Второй мировой, нежели реальный космический бой. Но куда важнее, что, колонизируя землеподобную Терру-2, русские тут же устраивают средневековое «Чистое княжество». А еще важнее и примечательнее, что автор не видит положительных персонажей вне православной или католической церкви.

Цикл романов, объединенных под названием «Ойкумена», его автор Генри Лайон Олди с намеком представляет как «космическую симфонию». На этот раз перед нами не просто отдаленное, а очень далекое будущее. Земляне расселились по Галактике с помощью досветовых технологий, а затем был открыт – догадайтесь с трех раз! – «гиперпереход». Колонии, выросшие в полноценные цивилизации, начинают устанавливать связи друг с другом, и быстро выясняется, что все они в той или иной степени деградировали, спустившись по лестнице социальной эволюции на много ступенек вниз: во многих мирах процветает рабовладение, есть планеты, застывшие в античности, средневековье и монархии самого кондового образца, имеется и своя Великая Помпилианская (aka Римская) Империя. И, конечно же, во вселенной Ойкумены можно отыскать дорогие нашему сердцу осины, пустившие корни на планете Сечень, – патриархальная «идиллия» начала XIX века с прогрессивными помещиками и добродушными крепостными. При этом имперско-рабовладельческий уклад легко сочетается с высокими технологиями за счет магических манипуляций – оказывается, люди будущего научатся конвертировать «внутренний огонь» в энергию движителей. От реальной науки и космонавтики такая техномагия столь же далека, как от нас Туманность Андромеды, но опять же все привычно списывается на специфику жанра, и с этим, увы, не поспоришь.

В эпопее «Избранник», предложенной вниманию читающей публики Николаем Романовым, мы видим Галактику, покоренную Росской Империей (это не опечатка!), которая противостоит Великому Мерканскому Ордену (тоже не опечатка – куда ж нам без коварных мерканцев?). В центре многотомного повествования – судьба спецназовца Остромира (Осетра) Приданникова, который бодро дорос до императора, и его возлюбленной княжны Яны. Антураж – антигравитационные двигатели, глайдеры, защитные поля, межзвездные фрегаты на фоне светских раутов, балов, аудиенций, подковерных интриг знати и прочих «гимназисток румяных, от мороза чуть пьяных». И опять же автор имеет полное право на такое представление будущего – в конце концов, он честно сообщает, что пишет фантастику, а не футурологический трактат.

Как видите, современные русскоязычные фантасты подводят, осознанно или нет, читателя к мысли, что если когда-нибудь россияне приступят к колонизации иных миров, они будут раз за разом воспроизводить архаичные общественно-политические уклады: от языческой Руси до монархической Российской империи.

И все бы ничего – в конце концов, в рамках обсуждаемого поджанра подобное не только допустимо, но и приветствуется, – если бы «космическая опера» не доминировала в нашей «научной» фантастике, оттеснив на задворки все остальное. Причина доминирования проста: молодому читателю, к которому обращена «космическая опера», хочется верить в лучшее будущее; он мечтает о наступлении эпохи, в которой Россия преодолеет кризисы и станет ведущей державой, распространившей свое влияние на дальний космос. И за это обещание он готов принять любую, сколь угодно архаичную, форму грядущего мироустройства, благо фантасты постарались добавить к своим умозрительным схемам призрачное очарование романтики.

Получается, на наших глазах формируется новая утопическая иллюзия, в которой образы жесткого будущего умело заменены на патриархальную пастораль, с той лишь поправкой, что роль пастушков в ней играют бравые космические пилоты и космодесантники, – однако суть-то от поправки не меняется.

Совершенно очевидно, что популярная «космическая опера» никак не способствует развитию российской космонавтики в смысле идеологической поддержки. Подобно тому, как советские фантасты подогревали завышенные ожидания читающей молодежи, рисуя грядущий космический прорыв, русскоязычные писатели XXI века открыто постулируют тезис о неизбежности грядущего триумфа за счет «ретроспективной эволюции». Вместо прогресса в качестве путеводного маяка утверждается регресс. «Да здравствует феодализм – наше светлое будущее!»

И после этого фантасты еще смеют негодующе вопрошать, почему ракеты взрываются все чаще, а спутники падают все ближе!

5

Какую же модель можно предложить в качестве альтернативы искусственной архаизации будущего в фантастических романах? И существует ли такая модель?

Строить футурологические концепции – хотя и очень увлекательное, но в большинстве случаев совершенно бесплодное занятие. Слишком часто футурологи ошибаются. Хрестоматийной стала история о французском футурологе XIX века Альбере Робиде, который предсказал, что с развитием гужевого транспорта в ХХ веке улицы европейских столиц будут завалены конским навозом. Прогресс всякий раз обманывает таких прорицателей, предлагая качественное решение количественных проблем – в конкретном случае лошадей сменили автомобили и электротранспорт. Но иногда удается сделать удивительно точный прогноз.

В качестве примера удачной прогностической системы можно привести теорию «больших циклов экономической конъюнктуры», разработанную российским экономистом Николаем Дмитриевичем Кондратьевым в 1920-х годах. Анализируя большой массив исторических данных, накопленных за полтора века, ученый обнаружил, что любая экономика, основанная на товарно-денежных отношениях, развивается с циклом в 40–60 лет. Завершение цикла сопровождается мощнейшим экономическим кризисом, который сотрясает основы государственности всех вовлеченных в рыночную экономику держав. Благодаря этой эмпирической теории Кондратьев сумел очень точно предсказать Великую депрессию 1929–1933 годов и мировой кризис 1973–1975 годов. В настоящее время мы входим в очередной «кондратьевский» кризис, пик которого придется на 2013–2015 годы, что уже становится очевидным: к тому времени внешние и внутренние долги развитых государств достигнут таких астрономических величин, что потрясений и дефолтов не избежать. То есть теория работает.

Впрочем, паниковать не надо – цивилизация пережила все предыдущие кризисы, переживет и текущий. Нас в этой связи интересует другое. Кондратьев разделил циклы на две фазы: «повышательную» и «понижательную», каждая из которых имеет свои особенности. В частности, «повышательная» фаза начинается сразу после кризиса и характеризуется глубоким изменением всей жизни капиталистического общества. Одной из причин изменений становятся научно-технические нововведения.

В «повышательной» фазе первого цикла, выявленного Кондратьевым, это были развитие текстильной промышленности и производство чугуна, изменившие уклад общества. В «повышательной» фазе второго цикла началось строительство сети железных дорог, которые позволили освоить новые территории и преобразовать сельское хозяйство. В «повышательной» фазе третьего цикла произошло широкое внедрение электричества, радио и телефона.

Кондратьев сделал предположение, что вскоре грядет «нефтяная» революция – именно она станет движущей силой цивилизации в четвертой «повышательной» фазе. Сегодня мы знаем, что он был прав: начиная с середины 1940-х годов автомобили, двигатели внутреннего сгорания и нефтепереработка уверенно захватили все сферы жизни, нефть стала кровью цивилизации, обеспечивая не только транспортные, но энергетические нужды. Самое важное – нефть сделала возможными и космические полеты.

Обратите особое внимание на этот факт. Теория космических полетов зародилась в конце XIX века, и уже в 1903 году Константин Циолковский показал, что углеводороды могут быть использованы в качестве топлива для космических ракет, но только возникновение развитой «нефтяной» цивилизации на «повышательной» фазе четвертого «кондратьевского» цикла привело к тому, что от теории конструкторы перешли к практике. Однако к концу цикла, то есть к началу 1970-х годов, ее возможности в этой сфере оказались исчерпаны – американская лунная программа «Аполлон» проходила на пределе технических возможностей того времени. Выше своей головы «нефтяная» цивилизация прыгнуть попросту не могла.

Дело в том, что именно тогда во весь рост встали проблемы автоматического управления, надежной связи и обработки информации. Технологические системы усложнились настолько, что громоздкие ламповые компьютеры, которые ко всему прочему еще и часто перегорали, в принципе не удовлетворяли возросшим требованиям. Но тогда же появились и предпосылки для качественного решения количественных проблем: в 1964 году появился первый серийный микрокомпьютер PDP-8; в 1967 году корпорация IBM выпустила первую дискету; в 1968 году родилась компания «Intel» и была запатентована компьютерная «мышь»; в 1969 году заработала первая компьютерная сеть ARPANET; в 1971 году создан первый микропроцессор Intel-4004 на полупроводниковом кристалле. Все это были единичные и очень дорогие образчики, представлявшие интерес только для ученых и узких технических специалистов. А потом грянул «кондратьевский» кризис, мировая экономика рухнула, доллар обесценился, утратив золотое «содержание», и тут же началась новая научно-техническая революция, которая через много лет получит название «информационной».

Сегодня мы вовсю пользуемся плодами этой революции: «мобильники», GPS-приемники, домашние компьютеры, планшетные компьютеры, карманные компьютеры, ноутбуки, нетбуки, электронные платежные карточки, вездесущий Интернет, цифровое телевидение на тончайших жидкокристаллических экранах, накопители информации на миниатюрных флешках – список можно продолжать и продолжать. На повестке дня – «облачные» серверы, бесплатная высокоскоростная связь, квантовые компьютеры и домашние роботы. Кое-кто уже переживает, что мы используем информационные технологии с малой эффективностью. Дескать, стандартный айфон по вычислительной мощности давно обошел лунную программу «Аполлон», а обыватели не придумали для него ничего умнее бессмысленных игр типа «Тетриса». На самом деле то, что могла дать информационная революция космонавтике, она ей уже дала. Из всех достижений последнего времени я выделил бы одно, но весьма значимое. Летом 2003 года на Марс отправились американские планетоходы «Спирит» и «Оппортьюнити». Планировалось, что в лучшем случае они проработают на поверхности Красной планеты 90 дней, однако «Спирит» проработал шесть лет, а «Оппортьюнити» продолжает функционировать до сих пор! Планетоходы передали с Марса терабайты информации, десятки тысяч прекрасных снимков, которые с небольшой задержкой выкладывались в Интернет, что позволило привлечь к их изучению сотни сторонних специалистов и миллионы простых пользователей. Научное исследование Солнечной системы в одночасье стало доступным даже для тех, кто никогда не собирался в космос. Разве это не революция? Да, революция, однако это и та самая «голова», выше которой информационным технологиям не прыгнуть. Конечно, еще будут интересные миссии с использованием межпланетных аппаратов. Благодаря им мы недавно увидели с близкого расстояния спутники Сатурна, Меркурий и астероиды, скоро увидим Цереру и Плутон. Только вот ничего принципиально нового межпланетные аппараты уже не сделают – они будут работать все дольше и передавать информации все больше, они картографируют планеты и доберутся до самых дальних «уголков» Солнечной системы и, возможно, отыщут какие-то иноземные формы жизни, они невероятно расширят наши знания о Вселенной. Однако чего стоят все эти знания, если сам человек останется на Земле?..

Давайте взглянем на межпланетные аппараты с высоты стратегии космического развития нашей цивилизации, оставив их научную ценность в стороне. Мы увидим, что по сути они нужны только для решения двух главных задач: разведка «местности» и отработка технологий связи и управления на больших дистанциях. Решение первой задачи необходимо для того, чтобы четко понимать, куда и зачем человеку лететь в первую очередь, с какими трудностями он там встретится. Решение второй – для того, чтобы снабдить пилотируемый корабль всеми необходимыми в таком рейсе системами, надежность которых будет гарантирована предшествующей эксплуатацией аналогов.

Увы, приходится признать: человек пока не готов лететь к соседним планетам. Нефтяная и информационная революции много дали космонавтике, но мы пока в самом начале трудного пути. Должны произойти еще как минимум два потрясения основ человеческого общества, случиться еще две научно-технические революции, прежде чем земляне смогут приступить к планомерному освоению Солнечной системы. К счастью, прогресс не стоит на месте, а циклы Кондратьева неумолимы. Новый дивный мир уже не за горами.

6

Конечно, хочется, чтобы новая научно-техническая революция решила раз и навсегда проблему дешевой энергетики, которая остро стоит перед человечеством и которая явно тормозит наше продвижение в космос. Много надежд возлагалось на термояд и солнечную энергию. Однако работы в этих областях далеки от завершения: первая экспериментальная термоядерная станция ITER и гелиостанции в Сахаре пока находятся на стадии технических проектов, и что получится на выходе, пока не знает никто. Еще важнее, что их появление и даже начало эксплуатации не приведет к революции, ведь преобразование энергии там ничем не отличается от того, которое использовалось полтора века назад: все так же греется вода в котле, потом пар поступает в турбины, а они вырабатывают электричество. Традиционная тепловая схема космонавтике не подходит: слишком низкий КПД, слишком много избыточного тепла, которое надо как-то утилизировать, слишком громоздкие и тяжелые конструкции. Космонавтике нужны эффективные термоэмиссионные преобразователи, гибкие легкие солнечные «батареи», сверхъемкие аккумуляторы. Впрочем, они всем нужны – только вот серьезных подвижек по этим направлениям нет.

Зато намечается настоящий прорыв в другой сфере. И, скорее всего, именно под его флагом состоится переход с «понижательной» фазы на «повышательную». Речь идет о биотехнологиях.

Когда читаешь новости с научных сайтов, то даже волосы шевелятся на голове от легкого (пока еще легкого!) ветерка из будущего. «Начались первые испытания напыляемой кожи». «Искусственный вирус убил раковую опухоль». «У мыши заново вырастают отрезанные лапки». «Электронная сетчатка помогла прозреть шестерым пациентам». «Биопринтер создал действующий кусок сердечной мышцы». «Впервые удалось воспроизвести энергетически эффективный процесс фотосинтеза в лабораторных условиях». «Машина эволюции ускоряет разработку генномодифицированных микроорганизмов». «Мясом из пробирки можно накормить все человечество». «Создан первый гибрид электронного устройства и живой клетки». «Парализованный научился управлять роборукой силой мысли». «Найден метод превращения всей донорской крови в универсальную». «Генетики запишут на бактерии петабайты данных».

Выглядит как строчки из научно-фантастических романов. Но это уже реальность! Единичные и очень дорогие образчики, но всего лишь сорок лет назад процессор Intel-4004 был таким же образчиком, а сегодня он кажется чем-то доисторическим, сродни динозаврам. Биотехнологическая революция грядет, и она совершенно преобразит известный нам мир.

Что она способна дать космонавтике? Самое важное достижение биоинженеров, сопоставимое по значимости с выпуском серийного микропроцессора в 1971 году, я оставил на закуску. Весной 2010 года группа ученых под руководством американца Джона Крейга Вентера объявила, что многолетний кропотливый труд завершился полным успехом: впервые в истории из элементарных химических соединений была собрана живая клетка – «биосинтетический организм», которому его создатели присвоили имя Синтия. На наших глазах произошел поистине «божественный» акт творения. Хотя клетку собирали по готовому образцу, в качестве которого использовалась природная бактерия Mycoplasma mycoides, в нее сразу внесли «улучшения», избавившись от «генетического мусора» и закодировав в полученном геноме имена участников проекта и три классические цитаты. Сейчас Институт генетических исследователей работает над синтетическим микроорганизмом, который сможет перерабатывать промышленные отходы в топливо – надо полагать, выбор Вентера обусловлен чисто коммерческими соображениями.

Нет сомнений, что синтетическая биология даст толчок появлению самых фантастических проектов. Одним из них может стать (и, думаю, станет) создание искусственной биосферы, которая будет обеспечивать человека всем необходимым для жизни (кислородом, водой, белками и углеводами), а также перерабатывать отходы человеческой жизнедеятельности с большей эффективностью, чем это делают природные аналоги. До сих пор все усилия создать такую сбалансированную биосферу, которую можно было бы разместить на борту межпланетного корабля или под куполом внеземной колонии, провалились. Синтетическая биология предоставляет реальный шанс преодолеть эти трудности. А через пятьдесят лет, надеюсь, подтянется и энергетика.

7

Давайте посмотрим правде в глаза. В нефтяную революцию наша страна успела вписаться, что позволило ей стать космическим лидером на первом этапе ракетно-космической гонки. Информационную революцию успешно профукали, и теперь не умеем изготовить хотя бы конкурентоспособный «мобильник». Отставание немедленно сказалось на космонавтике, и с 1988 года ни один отечественный аппарат так и не вышел на межпланетную трассу (последними стали советские станции «Фобос-1» и «Фобос-2»). Есть основания полагать, что точно так же мы пропустим и биотехнологическую революцию. И не потому, что у нас нет талантливых генных инженеров (если они вдруг кончились, их еще можно успеть подготовить) или нет соответствующего оборудования и сырья (его всегда можно купить), а потому, что само российское общество все быстрее архаизируется, спускаясь вниз по лестнице социальной эволюции.

Криминализация сознания, чудовищное расслоение по имущественному признаку, социал-дарвинизм в качестве господствующей идеологии, всепоглощающий цинизм на словах и в делах, насаждение дремучего мракобесия, религиозная нетерпимость, шовинизм, расизм – все это характерные приметы нашего времени. Готово ли такое общество к вызовам будущего, которые неизбежно породит новая «повышательная» фаза? Думается, что нет.

Вообразите себе мир, в котором человеческое тело можно будет легко модифицировать, причем изменение пола или цвета кожи станет одной из самых легких и рутинных операций. Мир, в котором не будет калек, врожденных патологий, неизлечимых болезней. Мир, в котором любой орган и любую конечность можно вырастить из клеток пациента или «напечатать» на биопринтере. Мир, в котором генномодифицированные бактерии и синтетические существа будут трудиться на благо человека, создавая комфортную управляемую среду обитания, где бы он ни находился. В этом мире расовые, религиозные и культурные различия быстро утратят значение – ведь приобретая подобные возможности, придется отказаться от многих замшелых догматов. Но способна ли Россия принять такие преобразования с учетом того, что уже сегодня женщине отказывают в праве распоряжаться своим телом, сограждане «кавказской национальности» вызывают страх и отвращение, а вольности в одежде или принадлежность к атеистам осуждаются как страшный порок? Боюсь, что все ограничится тем, что импортные плоды биотехнологической революции будут использованы элитой в личных целях, а вымирающему населению достанется молитва, пост и радио «Радонеж».

Если наша страна архаизируется настолько, что не сможет войти в биотехнологическую эпоху наравне с другими развитыми государствами, то вместе с тем мы потеряем и последний шанс остаться космической державой. Земляне будут летать в космос, возведут колонию на Луне, преобразуют Марс, оседлают астероиды и когда-нибудь построят первый звездолет. Но все это произойдет вне России и без России. Мы просто исчезнем как народ и культура, сметенные бурей перемен.

Парадоксальный факт, но фантасты – то есть именно та когорта писателей, которая призвана обсуждать в своих текстах будущее, формулировать гипотезы, предупреждать об угрозах и придумывать решение проблем, которые еще даже не сформулированы, – отказываются этим заниматься, сосредоточившись на описании давно выученных уроков.

Можно сказать, что от фантаста ничего не зависит. Но это не так. Достаточно вспомнить вполне проходной роман Жюля Верна «С Земли на Луну» (1865), который вызвал полемику среди молодых инженеров и ученых, что в конечном итоге привело к закладке основ теоретической космонавтики. И, заметьте, роман этот не забыт – его продолжают читать и экранизировать в XXI веке, ведь он был о дерзком вызове перед лицом грядущего, который до сих пор будоражит воображение.

Можно сказать, что фантаст никому ничего не должен. На самом деле – должен, но не своему поколению, а своим детям и детям своих детей. Они прочтут, они усвоят, для них эти книги станут не просто развлечением, а частью жизненного опыта, из которого позднее произрастут убеждения. Стоит ли тиражировать архаику, навязывая молодым древние рецепты? А может, вам, коллеги, просто не хватает литературной смелости?

Отказываясь обсуждать проблемы ближайшего будущего, подменяя их игрой фантазии, российские фантасты отказываются и от статуса творцов этого будущего. Но зачем тогда браться за перо или запускать текстовый редактор на персональном компьютере, если боишься серьезного разговора?..