Милая неженка Куликова Галина

Фотографии из старого альбома

Воскресенье Ника провела за городом на «фотоохоте». Юрий увязался вместе с ней, чтобы, как он выразился, поучиться азам фотографирования. Ника, вооруженная своей «Катюшей», снимала природу, а Юрий щелкал ее саму с помощью маленького цифрового фотоаппарата.

Красный джип они оставили в деревне, растянувшейся вдоль берега неширокой, но довольно шустрой речушки. На другом берегу громоздились внушительных размеров особняки, откровенно диссонировавшие с убогими крестьянскими домишками. Туда Ника с Юрием решили не соваться. Они отправились к видневшемуся неподалеку лесу, но углубляться в него не стали, а долго бродили по залитой солнцем опушке. Потом пересекли небольшое поле и по заросшему косматой травой склону спустились к живописному, прямо-таки поленовскому пруду. К обеду они вернулись в деревню. Купив у каких-то бабулек пакет крыжовника, они съели его, сидя на пригорке и наблюдая за тем, как загорелые до черноты мальчишки бесстрашно прыгают с мостков в воду и плавают наперегонки.

Глядя на них, Юрий принялся вспоминать про свои поездки в Прибалтику. Они с родителями обычно отправлялись сначала в Ригу, а оттуда ехали на электричке в Булдури, где у их приятелей была небольшая дачка. Если не шел дождь, то всю первую половину дня они проводили на пляже, купаясь в ледяной воде, строя замки из песка и соревнуясь в нырянии, беге и прыжках в длину.

– После обеда шли собирать чернику, а заодно и грибы, – живописал подробности Юрий. – Ты, наверное, не хуже меня знаешь, какие латыши разборчивые – уважают только благородные грибы, не собирают ни сыроежки, ни лисички. А мы ими не гнушались и жарили на огромной сковороде с картошечкой и луком.

Потом он попытался перевести разговор на нее, Нику, но она отделывалась лишь односложными ответами или ничего не значащими фразами. В конце концов он, сообразив, что она не хочет вдаваться в подробности своей жизни, отстал.

Однако вечером, расположившись на диване перед телевизором и прихлебывая из стакана холодное молоко, Ника неожиданно для себя тоже поддалась ностальгии. Проворно поднявшись на ноги, она подошла к книжному шкафу и вытащила с верхней полки толстый старый альбом в сером дерматиновом переплете. В нем хранились фотографии из ее детства. Девушка принялась перелистывать плотные шершавые страницы. Вот она совсем маленькая в белой панаме на песчаном пляже в Пабажи, вот она с бабушкой в парке, вот – с отцом, с подружкой, с соседкой. И только одной, самой главной фотографии, где Ника была бы изображена с матерью, в альбоме не было.

Вместе с бабушкой и отцом Ника жила в двух комнатах большой коммунальной квартиры, которая находилась в старом каменном доме на улице Карла Маркса. Когда Ника впервые переступила порог этого дома, ей было всего два года. Гулкий мрачный подъезд, лестницы с громадными ступеньками и чугунными перилами, комнаты с высоченными потолками и глубокими эркерами – все это произвело на маленькую Нику ошеломляющее впечатление. Дом казался ей безрадостным, и это ее пугало. Позже, когда бабушка начала читать ей волшебные сказки, Ника стала представлять себя принцессой, живущей в средневековом замке в ожидании счастья.

В длинном-предлинном коммунальном коридоре было шесть дверей, на просторной кухне с тремя окнами разместилось шесть газовых плит, шесть холодильников и шесть кухонных столиков. Зато ванная была одна, и туалет тоже был один. Поэтому там нельзя было задерживаться надолго. Быстро принять душ, еще быстрее почистить зубы, на цыпочках в кухню за тарелкой каши и – шмыг обратно в свою комнату. И упаси бог пробежаться или поскакать на одной ножке по коридору! Бабушка была маниакально озабочена проблемой добрососедского общежития и всеми силами старалась никого не потревожить, чтобы не вызвать ни у кого недовольства. Она зорко следила за тем, чтобы и Ника тоже вела себя в соответствии с установленными ею жесткими правилами.

«Если бы не тетя Тильда, – внезапно подумала Ника, – то из меня непременно получился бы маленький оловянный солдатик».

Соседка Матильда Францевна в прошлом была танцовщицей не то в кабаре, не то в варьете. Ей не было еще и пятидесяти, но она давно уже вышла на пенсию, и ее деятельной и веселой натуре явно не хватало приключений. Когда Ника стала жить с бабушкой, то сразу встал вопрос о том, кто будет за ней приглядывать. Бабушка тогда работала учительницей химии в средней школе и с утра до вечера возилась со своими учениками. Отец тоже где-то работал, только Ника никогда толком не знала, что у него за профессия. Матильда Францевна добровольно вызвалась опекать девочку и делала это с огромным удовольствием.

«Тетя Тильда была «заговорщицей», – улыбнулась Ника, разглядывая фотографию, на которой они с соседкой держались за руки и чему-то весело смеялись. Перед бабушкой она разыгрывала строгую даму с поджатыми губами, но как только за Вероникой Александровной захлопывалась дверь, Матильда Францевна сразу же превращалась в лихую и веселую мадам. Больше всего Нике нравились их совместные с тетей Тильдой «концерты», когда они вдвоем пели и плясали перед высоченным зеркалом: у соседки на шее красовалось боа из пестрых перьев, а у Ники – пушистый мохеровый шарф. А однажды тетя Тильда притащила откуда-то маленький трехколесный велосипед и разрешила Нике гонять на нем по длиннющему полутемному коридору сколько душе угодно. В другой раз соседка взяла Нику с собой в кондитерскую и купила ей большого марципанового зайца. Заяц был очень красивый, с добрыми зелеными глазами, и есть его Нике было жалко. Тогда на следующий день тетя Тильда купила в том же магазине марципановую свинью – неказистую, с нахальным кривым пятачком. Со свиньей разделались довольно быстро, и с тех пор Ника полюбила вкус марципана.

В тот год, когда Ника пошла в первый класс, внезапно обнаружилось, что у Матильды Францевна есть сын, который живет где-то на Дальнем Востоке. Он недавно обзавелся потомством и решил забрать мать к себе, чтобы она могла растить внучку. Расставание с соседкой было самым трудным испытанием в жизни девочки. На прощанье тетя Тильда подарила своей маленькой компаньонке красивую пластиковую коробку от французских духов, в которой, как в клетке, жил пестрый игрушечный попугайчик. Попугайчик пропах духами, и этот запах навсегда запечатлелся в памяти Ники как напоминание о ее прекрасной «подпольной» жизни.

Зато запах лилий девочка ненавидела. Эти цветы бабушка покупала всякий раз, когда они отправлялись на могилу к дедушке, и с тех пор они всегда ассоциировались у Ники со смертью.

Ника еще немного полистала альбом, размышляя о том, как бы сложилась ее жизнь, останься они с бабушкой жить в Риге. Об этом она думала уже не раз, но до сих пор так и не пришла к какому-нибудь определенному выводу.

Когда наступили девяностые годы и Прибалтику залихорадило, Никин отец быстро сориентировался в обстановке: он сразу понял, что времена грядут суровые и надо бы на всякий случай подстраховаться. Латышский язык он так никогда и не выучил и учить не собирался, а без этого надеяться на новое гражданство не приходилось. Так что, недолго думая, он забросил на плечо рюкзак с нехитрыми пожитками и отправился в Россию искать прибежище на будущее.

Все то время, пока отец занимался урегулированием своих жизненных проблем, Ника продолжала жить в Риге вместе с бабушкой. Однако в тот год, когда девочка перешла в седьмой класс, их неожиданно попросили освободить квартиру – в дом, в котором находилась их коммуналка, вознамерились вернуться прежние хозяева, те, которые «до 40-го года». Вероника Александровна, обладавшая твердым и решительным характером, сразу же принялась бороться за справедливость, но неожиданно столкнулась с крайне неприятным фактом: оказалось, что все бюрократы Латвии в одночасье забыли русский язык. Сама Вероника Александровна всю жизнь проработала в русской школе и латышский знала лишь на «магазинно-рыночном» уровне. Ника же, которая к тому времени еще даже не успела получить паспорт, в расчет никем не принималась. В итоге, пометавшись в поисках правды и наткнувшись на непробиваемую стену казенного равнодушия, бабушка Ники приняла гордое решение «не метать бисер перед свиньями». Получив до смешного мизерную компенсацию за квартиру, в которой она прожила без малого пятьдесят лет, Вероника Александровна, прихватив внучку, отправилась в Москву. Конечно, начинать жизнь в российской столице, опираясь на одну только национальную гордость, было бы сложно, если бы не приличная сумма, которую им повезло выручить за дачу на Рижском взморье. На эти деньги они смогли купить крохотную двухкомнатную квартирку в Тушино, которая стала их новым домом. Вскоре после переезда Вероника Александровна начала работать в школе, но поскольку учительские зарплаты, как известно, невелики, жили они с внучкой крайне скромно. Рассчитывать на помощь Никиного отца, который к тому времени осел в Подмосковье, но все еще продолжал болтаться между временными работами, им не приходилось.

Никины воспоминания прервал длинный телефонный звонок. Вздрогнув от неожиданности, она бросила взгляд на часы – почти одиннадцать. За исключением Женьки, так поздно ей мог позвонить только один человек. Тяжело вздохнув, она сняла трубку.

– Вероника Александровна, привет! – услышала она нарочито бодрый голос отца. Он всегда, даже в детстве, называл ее по имени-отчеству. Ника считала, что ему доставляло удовольствие слышать в этом сочетании свое собственное имя – вероятно, таким образом он самоутверждался.

Разговоры с отцом никогда не доставляли Нике удовольствия, хорошо хоть, что звонил он довольно редко. Правда, в этот раз он беспокоил ее исключительно по делу – желал выяснить, что бы Ника хотела получить от него к своему дню рождения.

– Тридцать лет – дата солидная, – важно заявил он, как будто юбилей дочери являлся его личной заслугой. – Проси что-нибудь серьезное.

Ника вежливо поблагодарила отца за заботу и сказала, что полагается на его вкус и будет рада любому подарку. По опыту она хорошо знала, что его «вкус» определялся исключительно финансовой ситуацией, которая менялась в зависимости от того, пьет он в данный момент или же «в завязке».

Разговор с отцом нарушил течение Никиных мыслей. Вспоминать о детстве больше не хотелось, и она с сожалением закрыла альбом.

Кадр второй

Дверь «Фотоателье номер 44» открылась, и в нее протиснулся длинный рыжий парень, обвешанный сумками с фотоаппаратурой.

– Салют, – обратился он к сидевшей за конторкой Нике. – Подмогнешь?

– Привет, Мишук, – откликнулась девушка, быстро поднялась и поспешила к нему на помощь. – Что это ты сегодня так экипировался?

– Все свое ношу с собой, – хохотнул фотограф, перевешивая на плечо Ники большую черную сумку с десятком оттопыренных кармашков по бокам. – Шутка, – добавил он и пояснил: – Тут один чувак линяет за кордон и распродает свое барахло. Я у него много чего прихватил. Могу показать, если интересуешься. Есть совсем нехилая бленда, макрушник, пара «кэноновских» тушек…

Ника усмехнулась. Когда Мишук начинал говорить на своем профессиональном сленге, непосвященному человеку понять его было сложно. А Ян Сигизмундович, будучи фотографом старой закваски, приходил в ярость, когда слышал, как тот называл вспышку «пыхой», а объектив «стеклом».

– Вообще-то мне хороший портретник нужен, – сказала Ника.

– А-а, был у него полтинег, да я не взял – разве же это портретник! – скривился Мишук, развернулся и направился в заднюю комнату, служившую чем-то вроде лаборатории в сочетании с кладовой.

– Ну, тогда как-нибудь в другой раз, – махнула рукой Ника, следуя на ним по пятам.

Мишук сгрузил сумки на стоявший в углу диванчик, открыл одну из них и вытащил на свет божий толстенький блестящий объектив, похожий на укороченную подзорную трубу.

– Во классная игрушка, – сказал он с восторгом. – Пришпандоришь к своей старушке – будет жикать, как новенькая. По дружбе отдам недорого.

Ника вздохнула. То, что для Мишука считалось «недорого», для нее наверняка было целым состоянием.

– Да нет, Миш, спасибо, я пока как-нибудь обойдусь.

– Что, с монетами по-прежнему туго? – сразу же догадался Мишук. – Да, с нашим боссом не шибко разбогатеешь. А че у тебя там со стоками?

Спрашивая про «стоки», Мишук имел в виду микропейментовые фотобанки, которые в последние годы пользовались повышенным вниманием отечественных фотографов, как профессионалов, так и любителей. Сам Мишук относил себя к «мощным стоковцам», хранил в банке несметное количество снимков и зарабатывал на этом до пары тысяч «зелененьких» в месяц. Когда полгода назад Ника показала ему свои «Картинки с улицы», он сразу же посоветовал ей тоже отправить их в один из фотобанков.

– А чего, попытка, как говорится, не пытка, – сказал он. – Точно знаю, что голых баб в базах до хрена, а вот тема «Настроение», например, охвачена слабо. Так что не тушуйся и засылай.

Ника не стала долго раздумывать и сделала так, как советовал Мишук. Поначалу ничего не происходило, но потом на ее счет все же стали поступать некие суммы. Они были мизерными с точки зрения крупного профессионала, зато значительно улучшали настроение безработному любителю. Но вот буквально пару дней назад произошло нечто невероятное – Ника получила почти шестьсот баксов чистыми и никак не могла поверить в реальность случившегося.

Вот почему в ответ на вопрос Мишука о стоках Ника поспешила поделиться с ним радостной новостью.

– Ну и зашибись, – подвел итог ее коллега. – Выходит, спрос на твои карточки возрос. Было бы у тебя их больше, и бабки могли бы быть больше. Так что давай, посылай еще.

Разговор их прервала трель мобильника, и через секунду Мишук уже с головой погрузился в свою фотографическую стихию.

– А какое стекло он брал? – кричал он в трубку. – Не, ну он точно лузер. Да ты че, если у этого урода руки-крюки, ему никакой Хассель не поможет.

Ника вышла из комнаты, осторожно прикрыла за собой дверь и снова улыбнулась. Хорошо, что Ян Сигизмундович ушел пить кофе, иначе не миновать бы Мишуку очередной нотации.

Вообще-то Мишук был фотографом от бога. В старые добрые времена он слыл знаменитостью, работал для лучших отечественных изданий и вращался в самых разгламурнейших кругах. На своем пути к блестящей карьере он преодолел и огонь, и воду, но вот испытания медными трубами славы не выдержал – начал безбожно пить. В итоге все закончилось довольно печально, и Мишук лишь чудом не угодил в Кащенко. Разом утратив свой привилегированный статус, теперь он кормился со своих прежних достижений, а для души трудился у Яна Сигизмундовича на ниве свадеб и банкетов. Он был виртуозом репортажной съемки и даже в глубоком подпитии умудрялся делать такие уникальные снимки, что молва о них продолжала гулять по всей Москве. После очередной «литры выпитой» Мишук непременно начинал себя жалеть, и все его стенания обычно заканчивались патетическим восклицанием: «Во мне погиб великий художник!» На что Ян Сигизмундович нравоучительно отвечал: «Он погиб от твоей собственной руки, мой друг», и Мишук тут же сдувался.

Не успела Ника усесться на свое место, как зазвонил стоявший на столе телефон. Она поспешила поднять трубку и приветливо сказала:

– Фотоателье номер 44. Здравствуйте. Чем я могу вам помочь?

– Тем, что немедленно возьмешь свой фотик и галопом примчишься сюда! – завопил в ответ голос Евгении. В голосе звучала паника.

– Женька, ты меня пугаешь, – сердито ответила Ника. – Что там у тебя стряслось? Почему ты так кричишь?

– Тут каждая минута дорога, а ты задаешь дурацкие вопросы, – по своему обыкновению вспылила Евгения, но причину переполоха все же объяснила.

Дело было в том, что большая и солидная компания «Росмикро», в которой работала Женька, в настоящее время с размахом отмечала свое пятнадцатилетие. По этому поводу для сотрудников организовали кучу всевозможных корпоративных развлечений, в том числе и сегодняшнюю прогулку на теплоходе. Все мероприятия должен был обслуживать специально нанятый для этого дела фотограф, но именно сегодня случилось нечто непредвиденное – он позвонил и сообщил, что по дороге попал в аварию.

– Сказал, что его здорово тряхнуло, поэтому им теперь занимаются врачи. А у нас из-за него съемка срывается, – продолжала кричать Евгения.

– Если я правильно тебя поняла, ты надеешься, что вашего фотографа заменю я?

– Ну естественно! Мы отчаливаем уже через полчаса – за такое время больше ни с кем договориться невозможно.

– Со мной тебе договориться тоже не удастся, – твердо заявила Ника. – Репортажная съемка – это совершенно особое дело, я не имею о ней никакого представления.

– Да и черт с ней, – со свойственным ей напором продолжала уговаривать Женька. – Это все чистой воды формальность, честное слово. Просто наш шеф жутко любит выпендриваться и фотографа выписал исключительно «для престижу». Если он вдруг заметит, что по палубам не носится человек с фотокамерой, он рассвирепеет и будет месяца два после этого метать в нас громы и молнии. Только ты одна можешь избавить наш коллектив от этой напасти. Ну что тебе стоит изобразить бурную деятельность? На самом деле фотки могут быть самые простые, ну как для стенгазеты. Зато тебе за них хорошо заплатят.

Ника еще немного посопротивлялась, но настойчивость Евгении все же победила. Тем более что Ян Сигизмундович как раз явился на работу, и теперь было на кого оставить дела.

– Никуся, я перед тобой в неоплатном долгу, – радостно воскликнула Женька, когда подруга спросила, куда надо ехать. – Мы отчаливаем от гостиницы «Украина», так что немедленно хватай машину и лети сюда.

В этот момент в дверях показался Мишук. Поскольку сегодня он был трезв, а значит, за рулем, Ника, не раздумывая, взяла его в оборот, и фотограф, пребывавший по случаю удачной сделки в хорошем настроении, без долгих уговоров согласился доставить ее на набережную Тараса Шевченко. Водителем Мишук был бесшабашным, и в другое время Ника ни за что бы не села вместе с ним в машину. Но сейчас, когда время поджимало, лихость его пришлась даже кстати. Не прошло и двадцати минут, как Ника уже ступила на борт – буквально за секунду до отплытия.

На теплоходе играла громкая музыка, сотрудники «Росмикро» от души резвились, плясали и пели, но больше все же пили. Ника, которая не умела филонить, неустанно бегала с палубы на палубу, пытаясь охватить своими съемками как можно больше людей. Евгения показала ей самые главные лица, которые следовало запечатлеть в обязательном порядке, остальных же можно было фотографировать по мере их случайного попадания в кадр. Задачу Ники облегчало то, что разгулявшийся народ охотно ей позировал, сбиваясь в кучи, обнимаясь, гримасничая и заливаясь хохотом.

Когда со съемками в общем и целом было покончено, изрядно запыхавшаяся Ника решила немного передохнуть. Она поискала Женьку, но та куда-то запропастилась, и Ника в одиночестве отправилась в бар. Отыскав свободное местечко у стойки, она заказала себе чашку кофе и огляделась по сторонам. Именно в этот момент краем глаза она увидела, что к стойке бара подошел какой-то мужчина и уселся на стоявший справа от нее высокий стул. По восторженным женским взглядам, как по команде устремившимся в его сторону, Ника догадалась, что парень он симпатичный. Ей немедленно тоже захотелось на него посмотреть, но поскольку мужчина сидел слишком близко, она так и не отважилась повернуть голову. И все же, когда бармен поставил перед Никой кофе, любопытство пересилило. Поднеся чашечку к губам, она осторожно покосилась на своего соседа и чуть не поперхнулась от неожиданности – тот сидел, подперев голову рукой, и разглядывал ее в упор.

– Ну, наконец-то вы меня заметили, – сказал он весело, не дав ей возможности сгореть со стыда. – Сам я, между прочим, заметил вас уже давно и пару раз даже собирался представиться. Но вы слишком быстро перемещаетесь в пространстве, мне не удалось за вами угнаться. Очень рад, что в вашей работе наступило затишье и теперь мы с вами можем познакомиться. Меня зовут Иван. А как зовут вас, очаровательный фотограф?

Ника не спешила отвечать на его вопрос, потому что боялась, что голос выдаст ее волнение. А как тут было не разволноваться, коли молодой мужчина, который желал узнать ее имя, был невероятно хорош. Теперь, когда ей представилась возможность разглядеть незнакомца получше, Ника поняла, почему его появление вызвало такую ажитацию среди присутствующих в баре дам. Он был ладно скроен, высок, улыбался обаятельно, а немного растрепанные темные волосы и легкая небритость придавали ему сходство с моделью из модного мужского журнала.

– Меня зовут Вероника, – сказала, наконец, девушка, радуясь, что голос ее не подвел. – Можно просто – Ника.

– Очень приятно познакомиться, Ника-Вероника, – сказал Иван. – Предлагаю сразу перейти на «ты». Идет?

Он подкупающе улыбнулся, и чашка предательски задрожала у Ники в руке. Девушка поспешила поставить ее на стойку и только потом утвердительно кивнула:

– Идет.

Иван, кажется, совершенно не замечал ее волнения. А может быть, он просто привык к тому, что девицы неизменно млеют в его присутствии, и давно перестал обращать на это внимание. Как бы то ни было, но он явно находился в своей стихии, держался раскованно, говорил непринужденно и при этом поглядывал на Нику с лукавым интересом. Вскоре ей стало казаться, что он ее загипнотизировал. Она реагировала на его слова, не понимая их смысла, улыбалась, кивала – и все это, наверное, к месту, потому что Иван распалялся все больше. И только когда он предложил «выпить по коктейльчику за знакомство», Ника наконец очнулась от грез. Вовремя вспомнив, что с утра у нее маковой росинки во рту не было, она испугалась, что даже маленький глоток алкоголя может свалить ее с ног. С другой стороны, откажись она выпить за знакомство, Иван вполне мог обидеться, пожать плечами и уйти. Что же делать?

– А, вот ты где! – неожиданно раздался у нее за спиной спасительный голос Евгении. – Я ее ищу-ищу, а она в баре прохлаждается.

Женька бесцеремонно хлопнула подругу по плечу и слегка пошатнулась, из чего Ника сделала вывод, что та уже малость под мухой. Потом, прищурив один глаз, Евгения посмотрела на Ивана и громко спросила:

– Вы что, уже успели задружиться?

– А чего тянуть? – весело откликнулся Иван. – Как раз собирались выпить за это дело. Будешь с нами?

– Ща подумаю, – сказала Евгения и действительно задумалась на целую минуту. Иван, заговорщически подмигнув Нике, терпеливо ждал ее ответа.

– Нет, пить не буду, – вынесла наконец свой вердикт Женька. – Не за этим я сюда шла. Слушай, подруга, – повернулась она к Нике, – ты еще не забыла, за что ты у нас ответственная? Сейчас будет большая стоянка, так что приготовься сгружаться на берег. Народ станет в мячик играть, бегать-прыгать, в общем – резвиться. Надо будет их запечатлеть, чтобы никто не думал потом, будто мы тут только и делали, что бухали.

Закончив свою речь, она перевела взгляд на Ивана, немного его поразглядывала и снова обратилась к Нике. Придвинувшись почти к самому ее уху, она нарочито громким шепотом сказала:

– Кстати, хочу тебя предупредить. Вот этот Иван-царевич, – ткнула она большим пальцем себе за спину, – только кажется прекрасным. На самом деле он серый волк, который пожирает глупых девушек и коллекционирует их красные шапочки.

– Какая потрясающая метафора, – со смехом воскликнул Иван. – В тебе, Евгения, пропадает талант писателя. Надо будет познакомить тебя с моим другом Метлицким. Он пишет кровавые боевики – очень, кстати, популярные в народе, и точно такой же красноречивый, как и ты, – вы наверняка найдете общий язык.

– Ты мне зубы-то не заговаривай, – фыркнула Евгения, взяла Нику за руку и потянула ее за собой. – Пошли, подруга, нас ждут великие дела.

Ника смущенно взглянула на Ивана, улыбнулась ему извиняющейся улыбкой, сказала «Пока!» и покорно последовала за Евгенией. Она никак не могла решить, радоваться ей тому, что случилось, или огорчаться. Тот дурман, в который она погрузилась под действием Ивановых чар, слегка рассеялся, и Ника подумала, что Женька, видимо, подоспела как раз вовремя.

«Наверное, со стороны я выглядела полной дурой. Что бы сказала бабушка, если бы увидела меня в тот момент рядом с Иваном? «Фу, Вероника, – сказала бы она, – где твоя гордость? Ты была похожа на виляющую хвостом собачку, которую поманили конфеткой». И она была бы совершенно права, потому что я действительно потеряла над собой контроль».

Восстановив таким образом утраченное на время душевное равновесие, Ника постаралась не думать больше о своем новом знакомом и, сойдя на берег, сосредоточилась на возложенной на нее миссии. Однако не прошло и десяти минут, как Иван вынырнул из толпы отдыхающих прямо у нее перед носом и предложил поработать ее кэдди.

– Ну, знаешь, это такие помощники у гольфистов, которые носят за ними сумки с клюшками, – пояснил он. – Так и я буду таскать твою сумку, чтобы тебе удобнее было фотографировать.

На самом деле Нике было удобнее как раз с сумкой на плече – по крайней мере привычнее, но разве ж она могла отказаться от такого соблазнительного предложения?

С этого момента и до самого завершения теплоходной одиссеи Иван больше не отходил от Ники ни на шаг. Когда подошло время прощаться, он выцыганил у нее номер телефона, а уж потом без особого труда добился согласия быть его дамой на грядущем «фирменном» банкете. Если бы не бдительная Евгения, Ника, наверное, согласилась бы и на то, чтобы он проводил ее домой. Но подруга твердо заявила, что Ника поедет вместе с ней, и Иван счел за благо отступить.

– Ну, ты, девушка, даешь! – воскликнула Женька, когда они уселись в такси.

– Куда едем? – перебил ее шофер, быстро сообразив, что тирада подвыпившей пассажирки может затянуться надолго. Однако, пока Ника объясняла ему, куда их везти, Женька мирно заснула на заднем сиденье и проспала до самого дома.

Ссора с Женькой

На следующий день Ника вся была как на иголках. Ей не терпелось поскорее пообщаться с Евгенией, но та, как нарочно, до самого обеда проторчала на каком-то важном совещании, и связаться с ней никак не получалось.

Зато с утра пораньше позвонил Иван, дабы убедиться в том, что за прошедшую ночь его новая знакомая не изменила своего решения идти на банкет, а также договориться о месте их завтрашней встречи. Даже по телефону Ника чувствовала его обаяние, которое заставляло ее сердце быстро и радостно подпрыгивать в груди. После разговора она долго не могла прийти в себя, предаваясь мечтам и совершенно не думая о работе. Хорошо хоть, что дел в этот день было немного.

Когда около трех часов зазвонил ее мобильник, Ника, уверенная, что это объявилась Евгения, не глядя приложила трубку к уху и воскликнула:

– Ну, наконец-то! Я уж думала, ты никогда не позвонишь!

– Так уж и никогда? – услышала она в ответ голос Юрия и от неожиданности чуть не выронила телефон.

– Ой, Юр, погоди минутку, – ненатурально бодро закричала Ника, надеясь взять небольшой тайм-аут, чтобы собраться с мыслями. – Тут… Тут клиенты пришли.

– Хочешь, чтобы я перезвонил попозже? – тактично поинтересовался Юрий. Но Ника уже успела справиться с растерянностью и, сделав глубокий вдох, а потом такой же глубокий выдох, решила, что откладывать разговор все же не стоит.

– Да нет, уже все в порядке, я могу уделить тебе пару минут. О чем ты хотел со мной поговорить?

Юрий хотел поговорить о предстоящих выходных и пригласить Нику либо в кино, либо еще куда-нибудь. Сделав вид, что очень сожалеет, девушка сказала, что завтра она уже приглашена на корпоративный банкет Женькиной фирмы – и это была чистая правда.

– Желаю вам с Евгенией хорошо повеселиться, – сказал на прощание Юрий, и Ника мгновенно почувствовала себя свиньей, потому что намеренно заставила его думать, будто идет на корпоратив с подругой.

«Соврала и даже не покраснела! И как я буду выпутываться из этой дурацкой ситуации? – сердито подумала она, но тут, наконец, позвонила Евгения, и Юрий в мгновение ока вылетел у Ники из головы.

– Ты на самом деле охмурила главного сердцееда нашей фирмы или мне это с пьяных глаз привиделось? – бесцеремонно спросила Женька.

– Я не знаю, как насчет «охмурила», но на банкет он меня совершенно точно пригласил. Слушай, а он что, ужасный бабник, да?

Евгения ненадолго задумалась.

– Нет, я бы так не сказала. Бабники – они ведь гоняются за женщинами, а Порядин ни за кем не бегает. Ему важно, чтобы это бабы от него тащились.

– Его фамилия Порядин?

– Ну да… Короче, я бы не советовала тебе всерьез связываться с этим субчиком.

– Да я и не собиралась всерьез, – постаралась изобразить безразличие Ника. – И все же не вижу ничего плохого в том, чтобы немного поразвлечься. В разврат, как ты сама недавно заметила, пускаться не обязательно, а чуточку пококетничать и построить глазки мне даже полезно.

– Н-да? – скептически произнесла Евгения. – Ну а как же Юрий?

– А с ним мы потом разберемся, – с несвойственным ей легкомыслием откликнулась Ника, чем всерьез озадачила подругу.

Они еще немного попрепирались, а потом договорились встретиться после работы – Ника намеревалась попросить Женьку об одной услуге, но по телефону объясняться не захотела.

Где-то около семи часов Евгения заехала за ней на своей синей «Мазде». Усаживаясь рядом с подругой, Ника сразу же предупредила:

– Только не вздумай читать мне мораль.

– Я и не собиралась, – дернула плечом Женька. – Так о чем ты хочешь меня попросить?

– Помнишь, ты рассказывала мне про одного своего знакомого, которого зовут не то Бобик, не то Тобик…

– Тузик! – засмеялась Евгения. – А в миру – Валерий Тузов.

Она и впрямь как-то раз говорила Нике про парня, который называл себя консультантом-стилистом, но на самом деле делал деньги на «гламурном секонд-хенде». Как известно, богатые люди, особенно принадлежащие к тусовке, не слишком любят дважды выходить в свет в одном и том же наряде. Тузик с удовольствием помогал им избавляться от «барахла из прошлогодних коллекций», скупая шикарные вещи по бросовым ценам, а потом успешно перепродавал их менее избалованной части населения. Евгения пару раз пользовалась его услугами и всегда оставалась очень довольна.

– Значит, ты тоже решила прибарахлиться у Тузика? – догадалась Женька. – Намереваешься блеснуть на завтрашней вечеринке?

– Не уверена, что мне удастся блеснуть, однако выглядеть хотелось бы прилично. Но ты же знаешь, что в моем гардеробе самое шикарное – это бабушкино крепдешиновое платье.

– Нет, крепдешиновое платье нам не нужно. Зачем нам крепдешиновое платье? – с уморительной серьезностью ответила Женька и тут же решительно добавила: – Едем к Тузику! Денег тебе занять?

Ника отрицательно покачала головой и рассказала подруге о неожиданно свалившемся на нее «стоковом» богатстве.

– Можно сказать, фортуна подмигнула тебе левым глазом: и деньги появились, и мужик косяком пошел.

– А почему левым-то?

– Потому что еще неизвестно, чем все это кончится, – не слишком оптимистично пробурчала Евгения. Однако Нике вовсе не хотелось обсуждать сейчас эту тему, и она снова перевела разговор на Тузика.

Знакомый Евгении не подвел, и на банкет Ника явилась в потрясающем бирюзовом платье, очень открытом и очень элегантном. В руках она теребила крохотную сумочку-клатч, которую расторопный Тузик всучил ей в качестве приложения к изящным босоножкам на высоченной шпильке.

Иван намеревался заехать за Никой домой, но Женька пресекла его порыв на корню и сама доставила ее на праздник. Подруга вела себя, как строгая дуэнья, которая в ответе за то, чтобы ветреная красотка не наделала глупостей. Нику ее бдительность смешила и сердила одновременно, но по опыту зная, что спорить с Евгенией – себе дороже, она и в этот раз решила уступить. Однако, как только девушки переступили порог огромного, ярко освещенного банкетного зала, Женька вмиг скрылась из глаз, оставив Нику один на один с шумной, нарядно разодетой толпой. Та с легким ужасом огляделась по сторонам и испуганно поежилась. Ей все время казалось, что вот-вот случится какая-нибудь катастрофа – подломится каблук, на платье разойдется молния, из прически выскочат заколки… Но тут перед ней неожиданно возник Иван, и все ее мысли моментально сосредоточились на нем.

– Я прожил целых два дня, не видя вас, и этим доказал, что способен вынести все, – с пафосом произнес он и с легким поклоном преподнес Нике тугой белый бутон на длинном стебельке без шипов.

– Я тоже… Тоже рада тебя видеть, – сказала девушка, всеми силами стараясь справиться с волнением. – Роза очень красивая, и ты сказал красивые слова…

Она запнулась от смущения. Иван жизнерадостно засмеялся, потом нагнулся к ее уху и шутливо признался:

– Каюсь, фразу я позаимствовал у Бернарда Шоу, но она как нельзя лучше выражает всю полноту моих чувств.

После этого он предложил своей даме руку и увлек ее в глубь зала. Он знакомил ее со своими коллегами и приятелями, угощал шампанским, шутил, делал комплименты, приглашал танцевать – в общем, развлекал, опекал и обольщал на полную катушку. Ника быстро забыла все свои страхи, расслабилась и теперь от души наслаждалась праздником.

Из состояния эйфории ее вывела Евгения, которая настигла Нику в тот самый момент, когда та ставила свой опустевший бокал на поднос официанта.

– Ну, что скажете, ребята? Весело вам? Хороший банкетик забабахали, а? – пропела Женька каким-то ненатурально бодрым голосом. А потом, не дожидаясь ответа, добавила: – По-моему, тебе, Никуся, пора припудрить нос. Ты не возражаешь, Ванечка, если я на время похитю даму твоего сердца?

Про сердце было сказано с таким ехидством, что у Ники тут же вспыхнули щеки, зато Иван в ответ лишь снисходительно хмыкнул и в тон Евгении ответил:

– Нисколько не возражаю, Женечка. Красивым девушкам просто необходимо время от времени пудрить носики – от этого они становятся еще прекраснее.

Евгения сладенько улыбнулась, сделала дурашливый книксен, сказала «мерси», после чего решительно развернулась и махнула Нике рукой, чтобы та следовала за ней. В дамской комнате она немедленно оккупировала стоявшую в самом дальнем уголке банкетку, вытащила из сумочки сигарету и, глубоко затянувшись, принялась болтать о всякой ерунде. Ника сразу догадалсь, что Евгения выжидает, пока удалятся девицы, толкавшиеся тут же, перед зеркалом, а потом наедине учинит ей разнос. Так и получилось. Как только они остались одни, Женька немедленно вскочила на ноги и, грозно глядя на Нику, спросила:

– Надеюсь, ты в курсе, что твое поведение породило много толков?

– Разве я веду себя неприлично? – вскинула подбородок Ника, которая уже успела подготовиться к защите.

– Да ладно прикидываться-то! – недовольно сморщила нос Женька. – Ты хотя бы примерно представляешь, на что замахиваешься? Иван – это же святая святых нашей фирмы, главная наша достопримечательность. Его мечтают захомутать все без исключения дамы как внутри нашего сплоченного коллектива, так и далеко за его пределами. С его приходом к нам на работу три месяца назад между сотрудницами развернулось, можно сказать, соцсоревнование, и Иван – это главный приз, который достанется самой достойной. А ты!.. Ты явилась ниоткуда и махом разрушила все мечты.