Одинокая блондинка желает познакомиться, или Бойтесь сбывшихся желаний! Рыбицкая Марина

– Ниче боле нету, – пояснил добрый самаритянин.

– А мне и этого вполне достаточно, – ответила я, с невысказанной благодарностью принимая дополнительный, так сказать, усиленный, паек.

– Ты это, поспеши, – попросил Мыр. – Седня тропа тяжкая.

– Конечно, – не споря согласилась я, поднимаясь на ноги и закидывая на плечо сумку, которую тут же преспокойно отобрал тролль.

Ну до чего галантный мужчина! Не был бы таким огромным, клыкастым и зеленым, отдалась бы не глядя. Хм… а если «не глядя», то какая мне разница, как он выглядит? И где здесь логика, спрашивается? Просто ужас какие неприличные мысли стали с завидной регулярностью посещать мою голову.

Собрав каждый свои пожитки и затушив костер, мы оседлали четвероногих и четверолапых помощников и двинулись в путь. Энергично работая челюстями, я увлеченно крутила головой по сторонам. Пейзаж исподволь начал меняться. Из смешанного лиственно-хвойного, хорошо освещенного леса мы постепенно въезжали в темную, густую и непролазную чащу, нагонявшую тоску и вызывающую безотчетный страх. Где-то в глубине кто-то ухал, хрустел и чавкал. По обочинам постепенно сужающейся дороги там и здесь порой загорались красные, желтые и зеленые огоньки.

– Мыр, это что? – осведомилась я, первый раз увидев двигающиеся семафоры.

– Зверье, – равнодушно ответил тролль. – Жрать хочут.

– А мы при чем? – задала глупый вопрос наивная в вопросах зоологии и туризма блондинка.

– Дык они нас жрать и хочут, – просветил меня опытный проводник.

Такая житейская постановка вопроса мне весьма не понравилась. Как-то совсем не улыбалось повстречаться с Серым Волком – аборигеном и сыграть трагикомическую роль Красной Шапочки.

Надеюсь, местные хищники незнакомы с русским фольклором и не будут дополнительно вымогать дорогу к несчастной старушке? А то я воспользуюсь легендой про дипломированного туристического проводника, работающего исключительно с поляками, с неизбитой фамилией Сусанин… И пирожков у нас тоже нет. И охотников с ружьями к ужину не предвидится. А жалко…

Я поежилась и теснее прижалась в поисках защиты к троллю, показавшемуся мне таким сильным и способным легко спасти маленькую Лелечку от жутких людоедов, клацающих челюстями по обочинам. Мыру мои действия пришлись по вкусу, и он притиснул меня покрепче, вызвав смесь разнообразных чувств. Местами подвисая на ухабах и оттого потратив некоторое время на анализ и сортировку, я уж было открыла рот, собираясь высказать негодование, как на тропинку выползла та-акая тварь…

Описать это чудовище не просто сложно, а крайне сложно. Такого монстра я никогда не видела даже в нелюбимых фильмах ужасов. Осьминог цвета детской неожиданности, покрытый скользкой тиной и стоящий на паучьих лапках. На пузыре, изображающем туловище и голову одновременно, горели зеленые глаза, лишенные век. Точнее, вместо век у него была белая пленка, то затягивающая страхолюдные гляделки и гасящая яркий свет глаз, то открывающая их снова. Как прожектор на маяке или что-то в том же стиле. Нос практически отсутствовал, если не брать в расчет маленький, выдающийся над склизкой кожей треугольник, постоянно шмыгающий и сочащийся мерзкой жижей. Под всей этой исключительной красотой виднелась узкая, но чрезвычайно длинная щель, лишенная губ и шевелящаяся, как будто чудовище жевало жевательную резинку. Зубов и когтей я не разглядела, да мне и не хотелось особо туда всматриваться, тем более – знакомиться с ними поближе.

Позади нас (трех «М» – Моня, меня и Мыра) в страхе всхрапнули кьяфарды эльфов, послышался металлический лязг и треньканье. Практически рядом с моим ухом просвистела стрела, чуть не мазнув хвостовым оперением, от которой тварь с легкостью уклонилась, поменяв форму своего желеобразного головотуловища. И тут почти одновременно произошло несколько событий…

Вскинул руку Мыр с криком:

– Не трогать!

На чистом и правильном, кстати, языке, что мгновенно зафиксировал какой-то не полностью оцепеневшей от ужаса частью мозг.

Я разрывалась между диким желанием хлопнуться в спасительный для психики обморок и остаться в сознании для спасения любимого бренного тела.

Чудовище резво зашевелило множеством волосатых конечностей и, ловко обогнув нас, с визгом:

– Фляф! – раззявило свою щель, выстрелив оттуда свернутым в трубочку длинным языком, и залепило им в лицо Болисиэля, выпустившего стрелу. Зверь брутально стащил эльфа с кьяфарда и шваркал несчастным вместо шарика на резинке.

Аккуратно отодвинув меня и соскочив с Моня, тролль бросился к шатену на выручку, не обращая внимания на брыкающихся кьяфардов и вопя во всю свою луженую глотку:

– Брось! Брось!

История повторяется. Только на манеже в этот раз вместо меня красавчик Болисиэль.

Тварь сроднилась с эльфом и не желала расставаться с новой неваляшкой, поднимая и вновь укладывая ушастика куда ей вздумается, при этом дружелюбно протягивая всем остальным мохнатые лапки и кося гляделками в разные стороны.

Если у чудовища глаза смотрели на все стороны одновременно, то лично мои сошлись к носу, разглядывая протянутую под этот самый нос лапку. И эта лапка упорно моталась из стороны в сторону и пыталась сграбастать мою конечность в непонятных целях. Наконец ей это удалось, и, отлепив с громким чавкающим звуком язык от бессознательного эльфа, оно уложило того на руки тролля и развернулось в мою сторону.

И дальше я заработала как минимум стресс, а как максимум – стала ближе к разрыву сердца на пару десятков лет, потому что склизкое чудовище обходительно обслюнявило мою ладонь, прошамкав:

– Ощень прияссно.

– Ага, – согласилась я с ним, остолбенело наблюдая расширенными глазами за экстремальным шоу, в котором невольно поучаствовала.

Мыр водрузил шатена на ноги и привел в чувство парой оплеух. Затем тролль великодушно даровал эльфу вытащенную из необъятных карманов тряпку для стирания слюней и… оставил обтекать. Сам направился в нашу сторону.

– Здрасть, – поздоровался он с чудовищем, все еще цепко держащим меня за руку.

– Гы, – вставил «пять копеек» Монь, напоминая о своем существовании.

– Привессвууюю, – прошипел монстр, стараясь изобразить приветливую улыбку своей щелью и сворачивая в трубочку язык вспомогательными лапками. – Прелсстафффь даме, оллухх.

– Леля, – отрекомендовал меня чудовищу невозмутимый до чертиков Мыр. – Къяффу. – Это уже представляли монстра.

– Польщщщенн, – заявил Къяффу и куртуазно помог мне сойти с Моня. – Иссвиниссе са исспух. Не хоселл.

– Да-д-да, к-конечно, – покладисто отреагировала я, громко клацая зубами. – Н-ни-ч-чего страшного.

– Самещщассельно, – резюмировал осьминогопаук и посеменил знакомиться с эльфами.

Судя по их убитому виду, они были просто в восторге и лучились счастьем от нового знакомства.

– А? – отвлек меня тролль от волнительного процесса рукопожатия мужчин.

– Что «а»? – возмущенно прошипела я. – Предупредить нельзя было? Подготовить слегка мое больное сердце к дружеской встрече? Или ты воспылал безудержным желанием перезнакомить меня со всеми окрестными чудо… – (Къяффу начал оборачиваться в нашу сторону. Исключительный слух у нашего нового друга, стоит заметить!) – необычно выглядящими созданиями, – моментально исправилась я и получила одобряющий кивок от монстра, – ваших стукнутых чугунным ночным горшком Демиургов?

– А че такого-то? – изумленно воззрился на меня Мыр. – Къяффу тута живет и болота ведает.

– Как свои воссем ноххх, – подтвердил наш новый проводник. – Помоххуу по ссстврхой друшшбе. Но осно усссловие – лесси Леля усесс со мной.

– Ик! Чаво? – отреагировала «леди Леля» на «одно условие».

Ой, че-то мне дурно! Накапайте мне сорок капель местной глюкогенной настойки, и я пешком вам эти чертовы болота перейду. Или вплавь! Он склизкий! У него сопли! Меня стошнит! Мама!

– Ага, – кивнул за меня головой тролль. – Тока аккуратнее вези.

– Обиссаессь, – высказался Къяффу. – Я – сенсельмен.

– Он кто? – не поняла я и шепотом переспросила у Мыра.

– Баб шибко любить, – просветил меня зеленомордый продажный тролль.

– Неусссь и пошшшляхх, – в тон ему отозвался осьминогопаук, – я шеншшин сенню и увассаю!

Конец света! Это разумное членистоногое ценит и уважает женщин. Куда катится этот мир, если здесь по-человечески к слабому полу относятся лишь уродцы. Это мне божье наказание за прежние выкрутасы? Спасибо, Господи, что учишь меня, неразумную, чему-то! Только вот объясни, пожалуйста, нормально – чему? А то у меня как-то с мозгами в последнее время очень туго. Их то шокируют, то взбивают, то прилизывают и приглаживают. Может, у меня уже в черепной коробке вместо серого вещества давно коктейль плещется? О боже! Надеюсь, что хоть через уши не вытечет. Шутка юмора. Черного.

Я постаралась собраться с силами и не косить полным ужаса взглядом на новое, шмыгающее носом средство передвижения. Меня начал сильно интересовать следующий вопрос, который я и задала, не мудрствуя лукаво:

– И как это все будет происходить?

– Уфиссись, – прошипело чудовище, мило улыбаясь щелью и придерживая одной из ног (или рук?) выпадающий язык. – Фам понфисся.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – покривила я душой, имея в виду, что сомневалась сильно и безостановочно. Но кто спрашивал моего мнения?

– Сслессуйссе сса мной, – прошелестел кошмарный красавчик и, дождавшись, когда мы погрузимся, посеменил вперед, резво перебирая ножками.

По дороге я попыталась отмазаться от перспективы путешествия в компании головастого очаровашки и приводила множество доводов, глядя на Мыра умоляющими глазами. Аргументы не сработали и в голове тролля не прижились. Он попросту отмел все мои возражения одной фразой:

– Надоть!

Ему, понимаешь, «надоть», а мне вот «не надоть». Лапоть растоптанный! Господи, где мой правильный литературный язык? Почему в последнее время меня просто наизнанку выворачивает от желания употреблять неэтичные выражения? Видимо, это заразно… Мама!!! Что это?

– Фляф! – издал Къяффу свой коронный выклик «команчей», и на тропинку высыпала куча-мала подобных существ всевозможных размеров. Эти создания вежливо помахали нам ножколапками и замельтешили вокруг.

– Можно я упаду в обморок? – пробормотала я скорее риторический вопрос себе под нос, но была услышана троллем.

Наглый проводник прищурился и сообщил:

– Не-а. Потома шлепнисся. Щас некада.

И мне в первый раз в жизни захотелось дать кому-то в глаз. Со всего размаха и с садистским удовольствием. Утешало лишь одно (и даже как-то радовало): эльфы чувствовали себя не лучше меня. На их красивых лицах отчетливо читались отвращение и брезгливость. А уж когда им сообщили, что кьяфардов придется покинуть, то они и вовсе впали в уныние. Видели бы вы, как они обнимались с бедными животными. Как будто хотели их задушить. Типа не доставайтесь вы никому! Кошмар!

Надо будет на досуге обогатить их эльфийский литературный запас Шекспиром и рассказать о печальной судьбе Отелло и Дездемоны. Только отойти на безопасное расстояние во избежание чьего-то (не будем показывать пальцем!) желания претворить бессмертное творение классика в нашу и без того нелегкую жизнь. С них станется и помолиться не дать. Эльфы. Какой с них спрос?

– Мы мошшем фысссупассь, – подкатился к нам Къяффу. – Плоссу фасс, матам.

– Мадемуазель, – поправила я его в то время, пока тролль с неимоверными усилиями отрывал мои руки от себя.

– Плоххо, – посетовал осьминогопаук. – Ссакая сефушшка соолшшна пыссь самушшем. Но эссо попссафимо. Посссфольссе пссетлошшись фам ссфои ноххи и ссесссе.

Мне после этого предложения та-а-ак поплохело… У меня, честное слово, просто не хватило фантазии представить нашу семейную жизнь. Все, что рисовало мне воображение, – это меня, всю из себя красивую, в грязи, тине и слизи, мучительно решающую, какую из восьми ног гипотетически можно считать рукой, чтобы под нее взять. Я боюсь даже мысленно решать вопрос, каким… хм… экстравагантным способом осьминогопауки размножаются…

– Не балуй! – погрозил пальцем новоявленному претенденту в женихи Мыр.

– Сссанясса, – разочарованно прошамкал Къяффу. – Ссалххо. Холлосса.

Меня до такой степени заклинило, что я могла лишь кивать головой, как китайский болванчик, и повторять:

– Занята. Спасибо. Занята. Спасибо. Занята. Спасибо.

– Пересидела в девках, – поведал Мыр дружбану. – Мужика ей надоть. Тудой и везем.

– А-а-а, – выпучил на него гляделки болотный проводник. – Ясссно. Поехххали.

Пристрелите меня кто-нибудь! Ну будьте так милосердны! Два монстра обсуждают мою интимную жизнь как ни в чем не бывало, у всех на виду! Мне от стыда свариться на месте или чуть подождать и получить разрыв сердца? Этот кошмар когда-нибудь закончится?

Выяснилось, что нет. Это было только начало…

Мне что-то там первый раз в жизни хотелось? Так вот, это были мелочи! Сейчас мне исступленно (беспредельно, безгранично, ужасно, до жути, необычайно, зверски, безмерно) хотелось сразу несколько вещей одновременно: свалиться в обморок, заорать, оказаться отсюда подальше и накостылять неведомым мне Демиургам, записанным в довечные враги. Я даже мраморную плиту в памяти установила с толстой зарубкой: «Найду – забью ногами!» Руки оставила свободными для бейсбольной биты, дрына, монтировки и других восхитительно тяжелых предметов!

Потому что осьминогопаук расплющился блином! И на эту желеобразную склизкую подушку я должна буду залезть!

До тролля наконец дошло: сама я с места не сдвинусь и туда не полезу. Эту проблему он решил по-простому и радикально – снял отупевшую и одеревеневшую девушку с Моня и плюхнул в середину колыхающегося «блина».

– Мм, – старалась я разжать сведенные судорогой челюсти и выразить протест.

– Та ладна, – махнул на меня рукой Мыр. – Че там!

Это он о чем? Он думал, я ему спасибо хочу сказать? Я ему скажу! Я ему все скажу и покажу, дайте только срок!

Ко мне на негнущихся ногах подковылял Магриэль и сунул в руки бутылку со словами:

– Тебе это, пожалуй, тоже сейчас очень пригодится.

– Это че? – тут же встрял подозрительный тролль, разглядывая пузырек.

– Самогон, – повинился эльф. – От нервов.

– Спятил?! – заорал на него Мыр и полез отнимать у меня успокоительное.

Ха! Счас! Легче у голодной собаки мозговую кость отобрать, чем лишить меня алкоголя!

В ответ на противоправные действия зеленого коммандос я злобно оскалилась и зажала в руках бутылек, как гранату с выдернутой чекой. Намертво! Тролль скумекал – дело швах, разъединить нас невозможно, и тяжело вздохнул, укоризненно глядя на брюнета:

– Че-то будет. Сопьется девка.

На сию гнусную инсинуацию я грозно сверкнула глазами и свирепо поведала всем окружающим свое более чем авторитетное мнение:

– Гы-гы-гы! – Подумала, о чем забыла сказать, и добавила: – Гы-гы!!! – при всем этом старательно пытаясь свернуть фигу из пальцев, сжимающих «горючее».

– Вот видишь, – задумчиво заметил Магриэль, рассматривая мои манипуляции с пальцами и додумываясь до итогового результата. – Я был прав. Хуже уже не будет.

– Не-а, – не согласился с ним тролль. – Щас все тока начнется. – И пошел проверять посадочные места согласно купленным билетам.

С нами остались самые крупные осьминогопауки в количестве семи штук. Пять для нашей экзотичной межрасовой компании, один для Моня и один для перевозки вещей. Все остальные многолапики воспитанно помахали нам на прощанье ножками и усеменили в чащу, утаскивая за собой истерически ржущих кьяфардов.

– Лелля-а, – позвал меня Къяффу.

– Ась? – отозвалась я, сосредоточенно ковыряя пробку и абстрагируясь от неприятных ощущений: слизь, покрывающая перевозчика, начала пропитывать мои штаны.

– Хомффосссно? – поинтересовался обходительный многоногий и многофункциональный мужчина.

– А то! – Успешное открытие бутылки на время примирило меня с нелицеприятной действительностью.

– Ссамешшасссельно, – обрадовался монстрик и выставил свои гляделки перископом вверх.

– Ик! – отреагировала я на очередное видоизменение кавалера и залпом выдула полбутылки. – Клево! А ты, пацан, ништяк! Круче трансформера! Ик! Пардоньте – эт я от счастья. За тя, мужик! Чтоб те юсовские хреновины дефо… дефр… дефлорировались от зависти! Во!

И мы двинулись в болота. Мой ногастый оладушек гордым флагманом указывал путь, перекатываясь у меня под мягким местом желейным головотелом и создавая эффект водяного матраса. Только почему-то очень склизкого и клейкого.

Непорядок! Надо написать жалобу производителю! Как можно пускать брак в свободную продажу! Знака качества и народного контроля на них нет! Распустились, понимаешь! Придется помыть на остановке…

К тому времени, когда я созрела, чтобы поделиться умной мыслью о водных процедурах, мы запрыгали по кочкам.

– Къ… – начала я и прикусила язык. – Фу-фу!

– Хаххая сы ласссхофая, Лелля, – умилился мой некондиционный и немытый матрас без бактериальной защиты, – меня тахх мама ф сессссфе насссыффала: Фу-Фу…

Бип. Бип. Би-и-и-ип… (Ненормативная лексика по этому поводу.)

– …Холыффельную фелла.

– Да какие проблемы? – расщедрилась я, пребывая в изрядном подпитии и разглядывая негостеприимный мир через искристое зеленое донышко бутылки. – Хочешь, я тебе тоже спою? У меня такой обширный репертуар! Закачаешься!

– Ессли мошшшно, – согласился на концерт в моем сольном исполнении Фу-Фу, еще не подозревая, чем это ему на самом деле грозит.

– Для тебя, кореш, как два пальца об… об асфальт, – вспомнив о каком-то там воспитании, исправилась я. – Слушай и не говори, что не слышал!

И начала концерт по заявкам:

– Ну как? – поинтересовалась я мнением ближайшего слушателя. – Овации будут?

– Шшссо эссо? – заинтриговался осьминожка с неэпилированными конечностями.

Я изобразила. Слушатель оценил и пошваркал одной лапкой об другую. Я оценила искренний душевный порыв и раскланялась.

– Продолжаем?

– Пошшшалуйссса!

Откашлявшись, я исполнила:

– Душшшеффно! – всхлипнул гибрид подводной и надувной лодки с чувствительной и нежной душой. – Фиссс!!! Ешшшо!

– Да не вопрос! – решительно заявила я и подогрела свой музыкальный талант еще несколькими глотками горячительного. После очередной дозы все неприятности уплыли на маленьком плоту, а душа встала и развернулась в полный рост.

Потом последовало долгое перечисление: из стопарика водки с закуской в виде бельчонка, следом доза преобразовалась в стаканчик беленькой под жареного зайчика. Все это великолепие сменилось бутылкой водки и цыпленком. Дальше все шло по нарастающей и закончилось:

– Ххо эссо лусссиее, хоссолыее люффяссь сах мноххо хушшассь? – проявил любознательность красавчик с пушистенькими конечностями, вытирая слезы умиления и восторга моим певческим даром.

– Русские – это мы, – хлопнула я себя в грудь, – которые никогда не пасуют перед трудностями! Которым любое море по колено, любая работа по плечу и любые неприятности до мужского осеменительного органа!

– Уфф сссхы! – восхитился эталон местного мужчины. – А фссо нушшшно ссселлассь, шшссофы ссассь ссаххисс шше?

– Встать в наши стройные ряды и выпить на брудершафт! – посвятила я его в тонкости смены гражданства, не вдаваясь в юридические подробности.

– Хоссюю! Фаффай! – инициативно вызвался Аполлон-абориген.

И мы дали! Сначала мы трезво и обстоятельно разобрались, какую конечность будем считать за руку. Потом на бегу, вернее – в прыжке, хлопнули на пару по глоточку, зацепившись руками. После этого, закрепляя ритуал перехода на нашу сторону и в наши ряды, я сползла, проявляя чудеса мужества и героизма, к ротовой щели. И, подбадриваемая восхищенными взглядами глаз, телескопически болтающихся по бокам, храбро запечатлела отеческий поцелуй на лбу (ну или, точнее, где я его на глаз определила). Покончив с формальностями, мы побратались и резво попрыгали, распевая во все горло:

Солировала я, а мой тонконогий побратим подпевал «Фляф!» и салютовал языком, изредка предлагая на закусон мелких и крупных насекомых. Мне подобных деликатесов пробовать не приходилось, и я стеснительно отказывалась от подношений. Остальные участники родео сильно негодовали и ужасно завидовали нашему единению. На такое подлое отношение мы совместно с Фу-Фу показали им языки (у него был длиннее. Гигант! Завидую и горжусь!) и отомстили стильной финальной арией:

На последней ноте нас прыжками нагнал Магриэль и взмолился:

– Леля, я согласен на любую сумму в пределах разумного, только не пой больше!

– Вот видишь, Фу-Фу, как эти эльфы не любят конкуренции, – обратилась я к осьминогопауку. – Но когда так убедительно, а главное – щедро просят… иногда можно пойти навстречу.

– А хахшше шуфсссфо пффессноххо? – возмутился клейкий ногастик. – Не соххлашшайсяя! Пошшемуу оно тошно стсааать?

– Им чуждо чувство прекрасного! – картинно закатила глаза. – У них его нет!

– Есть, и оно уже пострадало! – заорал брюнет. – И не один раз! Мы уже все вместе готовы совершить ритуальное самоубийство, лишь бы не слышать этот жуткий, выворачивающий душу вой!

Какое интересное и неожиданное средство воздействия на лопухастеньких! Я запомню!

– М-дя-а, – протянула я задумчиво, разглядывая несчастного эльфа с травмированными ушами, – не понимают некоторые отсталые от культурной революции личности своего счастья.

– А сутьи хто? – поддакнул образованный Къяффу и заслужил мое полное и безоговорочное одобрение.

– Вот-вот, – мстительно добавила я. – Мы вас в жюри не выбирали, но, так и быть, пойдем навстречу жаждущим уединения с природой и заткнемся за определенное вознаграждение. Размер которого определим позднее. Ибо я устала и желаю отдохнуть! И не надейся, что я забуду об этом. – Это уже в сторону облегченно вздохнувшего ушастика.

Высказавшись и обрисовав Магриэлю радостные перспективы, я свернулась калачиком посредине своего желеобразного матрасика, не обращая внимания на пропитавшую меня сверху донизу клейкую слизь. Сладко посапывая, последнее, что я уловила, погружаясь в глубокую дрему, – мой породистый иноходец сменил прыжки на плавную рысь.

– Умница, Фу-Фу, настоящий мужчина, – пробормотала я, отключаясь.

– Леля, вставай! Просыпайся! – начал меня тормошить неугомонный брюнет, вытаскивая из уютного забытья.

Я зевнула, присаживаясь, и, не открывая глаз, поинтересовалась:

– Уже приехали? Конечная станция – гарем князя диэров?

– Еще нет. Остановимся на ночевку, а завтра пешком до города, – объявили мне дальнейшие планы.

– Мрак! – пожаловалась я, сползая с Къяффу. – Мало того что мне там отрабатывать, так еще и пешкодралом до этого сексуально активного элемента тащиться?! Где справедливость? Нет ее ни на этом свете, ни на том!

– Площщай, Лелля, – вдруг выдал мой осьминожка. – Я ниххохсса сеффя не саффуссу!

– Прощай, Фу-Фу, – расчувствовалась я и, заливаясь слезами, полезла обниматься. – Честное слово, я бы с радостью приняла твое искреннее предложение ног и сердца, но я другому отдана и буду век ему вредна… Долг, понимаешь, зовет и в мягкое место пинает. Будь он неладен! Чтоб ему вечно икалось, тому эротоману с гаремом!

– Хосселл! – веско приласкал диэра поддакнувший Къяффу. – Фафнихх!

– Истину говоришь, мохноногенький ты мой, – умилилась я. – Как есть козел и бабник!

В стороне кто-то сильно закашлялся. Выяснять, кто именно из наших ушастых двуногих был против наших эпитетов, мне было лень и некогда. Я эмоционально прощалась с новообретенным приятелем, обмениваясь координатами, приглашая в гости и порываясь дать номера аськи, скайпа и мобильного телефона. Мы еще немного порыдали друг у друга в объятиях, вытерли жгучие слезы… (Мне это проделать было намного труднее: глазки друга постоянно уворачивались. Пришлось отвлечься от патетического момента и, разом изловчившись, зажать хотя бы один, чтобы вытереть соленую жидкость и продемонстрировать признательность и дружелюбие.) И расстались довольные друг другом.

С неимоверным трудом покинув милого друга и неназойливого ухажера, я еще долго стояла и махала ему вслед запыленной банданой тролля, которую стащила, когда давала непререкаемые указания, куда меня нужно уложить на ночь. Это в отместку за предательство. Эльфам тоже досталась своя личная порция указаний и пожеланий, которая закончилась словами:

– А завтра мы обсудим размер гонорара за мое молчание!

Брюнетик тут же сник и, опустив ушки, постарался затеряться в толпе.

Наивный! Да чтоб я и деньги не унюхала! Да он скорее полиняет!

Вот с такими звенящими, шелестящими и греющими душу и кошелек мечтами я мирно улеглась спать снова, мило предупредив спутников:

– Если кто-то наберется наглости потревожить мой сон, то ему придется просить политического убежища в другом гареме!

– Вставай, несчастная! – Кто-то визжал у меня над ухом мерзким фальцетом и чем-то тыкал мне в бок. Ощутимо тыкал, пакостник, болезненно.

А по-моему, тут кто-то нарывается на бесплатную пластическую операцию! Кто-то чересчур экономный и неосторожный! Потому как ему явно жить надоело!

Накрутив себя до состояния красных точек в глазах и дыма из ноздрей, я подпрыгнула с намерением дать отпор и популярно объяснить, как неразумно спешить в объятия смерти в таком молодом возрасте. И тут я как-то даже опешила. Смертник исчез.

Это как?

Но визг все еще раздавался из… района коленок.

Странно! Это я сплю и грежу?

Я медленно опустила голову и выкатила от изумления глаза… передо мной бесновалась ожившая бледная поганка. Ну, если грибы неведомым чудом сумеют прыгать, вопить и начать размахивать ветками. По крайней мере, это скачущее создание было ну очень похоже на гриб.

Закутанное по самые глаза и уши существо надело на маленькую башку крошечную клетчатую повязку из материи наподобие «арафатки», как если бы ее натянули поверху на пробковый шлем времен английской колонизации Востока. Из-под этой импровизированной шляпки вырывались достаточно странные заявления типа: «Я тебя сейчас полоню!» или «Трепещи, женщина! Я – бейон!»

Невыспавшаяся, а потому крайне вредная девушка, устав смотреть на танцы народов мумба-юмба, подцепила сию поганку за шиворот и на вытянутой руке брезгливо поднесла поближе к лицу. Существо подверглось рассмотрению со словами:

– Трепещу! Что ж не потрепетать-то? Было б перед кем!

Грибок сильно заволновался и задергался, сверкая из-под нахлобучки глазенками и стараясь выкрутиться из рук.

– Ты это! Меня бойся! Чего не боишься? Я знаешь какой страшный, коварный и жестокий?..

– Знаю! – уверила «гриба», не желая разочаровывать мужчину в его значимости. – А ты знаешь, что нельзя будить незнакомых девушек, ибо сие чревато нехорошими для твоей коварности последствиями?

– Почему? – удивился гриб и даже прекратил дергаться.

– Поясню коротко и один раз: потому что я не умылась, не причесалась, не почистила зубы и – самое страшное! – у меня похмелье! А еще я вся перемазана в слизи осьминогопаука, который предложил мне стать его женой и которого я отвергла в угоду князю диэров. И этот похотливый бабник, в свою очередь, сильно пожалеет о том, если со мной и дальше будут так обращаться!

– Почему? – повторяясь, недоуменно заморгал глазенками висящий в воздухе собеседник. Заклинило его, что ли?

– Потому. – Я терпеливо пояснила ему свое положение: – Когда мы сольемся в дивном любовном экстазе – О-о-о, я просто предвосхищаю этот миг! – он всего-навсего приклеится ко мне намертво. Раз – и навсегда! У меня в запасе множество изумительных идей, я прямо-таки мечтаю претворить их в быт его несравненного и обширного гарема!

– Это какие такие идеи? – Недомерок в ужасе от моего многообещающего тона застыл.

– Это, – сделала я театральную паузу, нагнетая зловещий эффект, – прекрасные идеи по улучшению ландшафтного дизайна – опыт у меня уже есть! Например, можно пустить все пальмы на дрова и насажать много кактусов. Шикарно и пользительно. Или украсить клумбы декоративным дурманом и пасленом, а стены дома увить диким ядовитым плющом… Эт ваще модерн. И тебе охрана, и вместе с тем украшение. Два в одном. Тебе нравится идея? – отвлеклась я, интересуясь мнением собеседника.

– Д-да, – выдавил мужичок с ноготок, потрясенный разворачиваемой картиной погрома в одном отдельно взятом гареме.

– А еще… – продолжила я развивать приглянувшуюся мысль.

– Ой, не надо! – завопил «карманный вариант», сберегая нервы. – Пусть это будет для князя сюрпризом!

– Ну ладно, – смягчилась я. – Так и быть. У меня еще есть время все хорошенько обдумать. Да, к слову, ты не в курсе, где остальные участники нашего стихийного кочевого лежбища?

– Э-э-э… – проблеял мелкий. – Они… мнэ-э-э… воздухом дышат.

Я зарычала, угрожающе вращая глазами:

– Кор-роче, где наши, русским языком тебя, мухомор недобитый, пока по-хорошему спрашиваю?!

– Куда катится этот мир! – сник компактный мужчинка и махнул ручкой в сторону дальних кустов. – Там они. С нашими самогонку глушат и за жизнь разговаривают.

– Вот-вот, – поддакнула я ему в тон, – и не говори! Куда ж он катится-то? Жесть какая! Мужики встретились и решили друг другу про нелегкую жизнь поведать и соплями обменяться! А ты, значит, как самый шустрый, решил всех обойти и девушку у друганов стырить. Ай-ай-ай, как тебе не стыдно!

– А чего это мне должно быть стыдно? – возмущенно просопел грибок. – Они мне не налили! Сказали, незачем на меня полезный продукт задаром переводить! Дескать, таким мелким пить вредно – плохо растут. А я не виноват! Это у меня конституция такая! Наследственность подгуляла!

– Какое безобразие! – согласилась с ним я, сочувственно покачав головой. – Это ж кто твоей наследственности разрешил налево гулять? Поставь ей на вид и занеси выговор в личное дело, чтобы на будущее учла и не шлялась где ни попадя!

– Думаешь, поможет? – с надеждой поинтересовался оппонент. – А где у нее «личное дело»?

– Это тебе виднее. – Рука затекла, устав держать на весу внушительное тело обиженного наследственностью индивидуума, и я пристроила его себе под мышку, намереваясь почтить своим присутствием многоуважаемую ассамблею и разбавить крепкое мужское братство исцеляющим и облагораживающим женским обществом.

Мужчинка окуньком повис в моей руке, потерявшись в раздумьях о тяжкой доле и, видимо, мысленно составляя петицию своей хилой наследственности. Я же аккуратно поправила его и придала тельцу более удобное положение. Зажав мужичка-боровичка покрепче, дабы ненароком не уронить и не потревожить его удрученные размышления, тем более – упаси боже! – не покалечить уже имеющиеся физические данные, решительно зашагала навстречу банкету. Вдоволь поползав по кустам в темноте, я наконец-то вылезла на полянку, где буйное веселье перешло уже в традиционную финальную стадию: все лежали вповалку вокруг мерцающего алыми углями костра и выводили музыкальные рулады. Особенно преуспели эльфы. У них это получалось исключительно мелодично и стройно.

Просто трио храпунов, зла на них нет! И… мне кажется или тут кого-то недостает? Так… этих замотанных бандюганов (кстати, нормального роста!) я знать не знаю, поэтому по головам пересчитывать не буду. Ушастиков прекрасно вижу, все на местах. Вон под кустиком волчьей ягоды друг дружке мило аккомпанируют. А где Мыр и Монь?

Пока я стояла со своим ушедшим глубоко в себя довеском и размышляла слипшимся от сушняка организмом насчет дальнейших действий, из кустов появилась настороженная морда Моня. Узрев девушку в расстроенных чувствах, всю из себя красивую и добрую, зверюшка радостно оскалилась, но по-партизански промолчала.

Как-то все это странно?.. Кто-то бухает, а кто-то по кустам шарится? Разделение труда или непонятные махинации? И что здесь вообще происходит?

Но только я открыла рот, чтобы прояснить сей насущный вопрос, как мне его немедленно зажали. Причем зажали и рот, и меня. Сильно так, с чувством, с толком, с расстановкой, по-хозяйски. Мне такая ситуация очень не понравилась.

Нет, ну просто возмутительно! Стою себе тихо, никого не трогаю, любуюсь дивными… эльфами, обоняю изумительный запах перегара. Завидую и зверею помаленьку. И какой сволочи понадобилось испоганить мое уединение и общение с природой и прекрасным? А? Вот еще чуть-чуть – и душа бы развернулась с размахом, по-русски, и никому бы мало не показалось! А так… подбили на взлете! И напугали до полусмерти! А если бы у меня, не дай-то бог, медвежья болезнь приключилась? Хотя моему внешнему виду это явно не помешает, а вот экзотического антуражу точно добавит! И кто ж там такой прыткий и смелый?

Прокрутив все это в голове, я предприняла доблестную попытку освобождения своей драгоценной особы, если уж другие личности, ответственные за мою безопасность, бессовестно манкировали своими обязанностями и беззастенчиво дрыхли. Пришлось включить несвойственный мне героизм и, скривившись от мысли о куче микробов, укусить зажавшую рот ладонь. Ладонь была жесткой и кусалась плохо. После нескольких безуспешных попыток заболела челюсть, и я сдалась. Неведомой личности мои тренировки по каннибализму тоже не пришлись по вкусу, и меня сжали покрепче.

– Кх-х-х, – прокомментировали мы с мужичком явную агрессию.

И тут мне на ушко прошептали:

– Леля, – нежно так, ласково, но мне не понравилось.

Особенно не понравилась та часть тела, усиленно прижимавшаяся к моему заду и демонстрирующая повышенный интерес. Это наводило на нехорошие мысли и давало широкий простор воображению. Мысли и воображение быстро сговорились и нарисовали та-а-кую картину, что я немедленно пнула посягателя на девичью честь в голень и постаралась засунуть грибочка между нами, используя его как прокладку.

А зачем добру пропадать? Пусть послужит на благо меня. Зря я его, что ли, на руках таскала? Такие дивиденды нужно отрабатывать!