Дибук с Мазлтов-IV Азимов Айзек

Роберт Шекли

ГОРОД — МЕЧТА, ДА НА ГЛИНЯНЫХ НОГАХ

Пер. В. Баканов

«Ешь, ешь, дитя мое!» — вечный призыв еврейской мамочки. Она давно уже превратилась из «идише момэ» в Мать-Землю, культурную метафору, уже не просто еврейскую, а еврейско-американскую. Она всегда ворчит, просит, предупреждает, служит и страдает — и все из-за безграничной любви. Воплощение еврейской вины, советчик, мнения которого не спрашивали, вечный утешитель, матриарх в переднике. У нее есть послушный сын, единственная настоящая любовь. Если он не слушается, то она будет страдать и нести ответственность за этот позор.

Образ еврейской мамочки исчез из мейнстрима. Теперь это лишь комедийный штамп, гарантирующий несколько смешков. Но… вот Бельведер, прекрасный город, он говорит с вами во сне, отличное место, где можно спокойно отдыхать, соблазнительно-дразнящее нечто, потерянное в прошлом, которое можно обрести только в будущем.

Дж. Данн

Кармоди никогда всерьез не думал уезжать из Нью-Йорка.

И почему он все-таки уехал — непонятно. Прирожденный горожанин, он давно свыкся с неудобствами жизни в крупном центре. В его уютной квартирке на 290-м этаже, оборудованной по последней моде «Звездолет», стояли двойные герметичные рамы и фильтрующие воздухозаборники, которые закрывались, когда общий показатель загрязнений атмосферы достигал 999,8. Кислородно-азотная рециркуляционная система, безусловно, не блистала новизной, но была вполне надежна. Устройство для очистки воды устарело, спору нет, но, в конце концов, кто пьет воду?

Даже с шумом, непрерывным и вездесущим, Кармоди свыкся, так как знал, что спасения от него нет, ибо древнее искусство звукоизоляции давно утрачено. Таков уж удел горожанина — вечно слушать бульканье в трубах, ссоры и музыку соседей. Однако и эту пытку можно облегчить, самому производя аналогичные звуки.

Конечно, кое-какие опасности подстерегали вас ежедневно по пути на работу, но скорее мнимые, чем реальные. Загнанные в угол снайперы продолжали свои тщетные протесты с крыш, и время от времени им удавалось подстрелить какого-нибудь ротозея-приезжего. Как правило, все же они безбожно мазали. Повсеместное ношение легких пуленепробиваемых поддевок вырвало, образно выражаясь, у несчастных снайперов жало, а неукоснительное соблюдение запрета на покупку орудий и снарядов окончательно поставило на них крест.

Таким образом, ни один из этих факторов не мог вызвать неожиданного решения Кармоди покинуть Нью-Йорк, по общему мнению — самый увлекательный город в мире. Взыграли пасторальные фантазии, не иначе. Либо случайный порыв. Либо просто из вредности.

В общем, как-то раз Кармоди развернул «Дейли таймс ньюс» и увидел рекламу образцового города в Нью-Джерси. «Приезжайте жить в Бельведер — город, который о вас позаботится», — приглашала газета. Далее шли утопические обещания, которые нет нужды приводить здесь.

— Черт побери! — сказал Кармоди. — Приеду.

Так он и сделал.

Дорога вышла на опрятную зеленую равнину. Кармоди вылез из машины и огляделся. В полумиле впереди он увидел городок; скромный дорожный знак гласил: «Бельведер».

Построен Бельведер был не в традиционно американской манере — с кольцом бензоколонок, щупальцами бутербродных, каймой мотелей и защитным панцирем свалок, — а скорее наподобие раскинутых на холмах итальянских городков, что поднимаются сразу, без преамбул.

Кармоди это пришлось по душе. Он двинулся вперед и вскоре очутился в городе.

Бельведер казался сердечным и доброжелательным, щедро предлагал свои улицы, откровенно распахивал широкие витрины. Проходя по городу, Кармоди открывал для себя все новые и новые прелести. Например, площадь, похожую на римскую, только поменьше размером. Посреди площади был фонтан с мраморной скульптурой мальчика и дельфина; из пасти дельфина истекала струйка чистой воды.

— Надеюсь, вам нравится? — раздался голос из-за левого плеча.

— Очень мило, — согласился Кармоди.

— Я сам все сделал и установил, — сообщил голос. — Убежден, что фонтан, несмотря на архаичность замысла, эстетически функционален. А площадь в целом, вместе со скамейками и тенистыми каштанами, точная копия площади в Болонье. Меня не сдерживал страх выглядеть старомодным. Истинный художник использует все необходимые средства, будь они тысячелетней давности или новоявленные.

— Полностью с вами согласен, — сказал Кармоди. — Позвольте представиться. Я — Эдвард Кармоди.

И с улыбкой повернулся.

Но за левым плечам никого не оказалось, как, впрочем, и за правым. На площади вообще никого не было.

— Прошу прощения, — произнес голос. — Я не хотел вас удивлять. Я думал, вы знаете.

— Что я знаю? — спросил Кармоди.

— Ну, про меня.

— Выходит, не знаю. Кто вы? Откуда говорите?

— Я — голос Города, — сказал голос. — Иными словами, с вами говорит сам Бельведер.

— Неужели? — язвительно поинтересовался Кармоди. И сам себе ответил: — Да, очевидно. Что ж, город так город. Большое дело.

Он отвернулся от фонтана и прогулочным шагом пошел по площади, словно разговаривал с городами каждый день и сыт этим по горло. Он бродил по улицам и проспектам, заглядывал в витрины, рассматривал здания, а у одной статуи даже остановился, но ненадолго.

— Ну как? — спросил чуть погодя голос Бельведера.

— Что как? — тут же отозвался Кармоди.

— Как я вам нравлюсь?

— Нормально, — ответил Кармоди.

— Всего лишь нормально? Это все?

— Послушай, — рассудительно произнес Кармоди, — город есть город. Увидишь один, считай, что видел все.

— Неправда! — обиженно воскликнул Бельведер. — Я разительно отличаюсь от других городов! Я уникален!

— Неужто? — презрительно фыркнул Кармоди. — Мне ты представляешься просто кучей разнородных частей. У тебя итальянская площадь, несколько типично греческих зданий, ряд готических сооружений, нью-йоркский многоквартирный дом в старом стиле, калифорнийская бутербродная и Бог весть что еще. Где тут уникальность?

— Уникальна сама комбинация, рождающая исполненное смысла единое целое, — ответил Город. — Мои составные части, даже из прошлых эпох, вовсе не анахронизмы. Каждая символизирует определенный уклад и как таковая вполне уместна в тщательно продуманном образе жизни. Не угодно ли немного кофе и, может быть, бутерброд или свежие фрукты?

— Пожалуй, кофе, — сказал Кармоди.

Он позволил Бельведеру провести себя за угол к кафе, расположенному прямо на улице. Кафе как две капли воды походило на салун времен Веселых девяностых, от механического пианино до канделябров из граненого стекла. Как и все остальное в городе, оно было безукоризненно чистым, но совершенно безлюдным.

— Приятная атмосфера, вы не находите? — спросил Бельведер.

— Сойдет, — бросил Кармоди. — На любителя.

На столик перед Кармоди опустился поднос из нержавеющей стали, на котором стояла чашка пенящегося капучино. Кармоди сделал глоток.

— Хороший кофе? — поинтересовался Бельведер.

— Да, весьма.

— Я горжусь своим кофе, — тихо промолвил Город. — И своей стряпней. Не угодно ли чего-нибудь отведать? Омлет, например, или суфле?

— Ничего, — отрезал Кармоди. Он откинулся на спинку кресла и вздохнул. — Значит, ты образцовый город?

— Да, имею честь быть образцовым, — чопорно ответил Бельведер. — Причем самой последней и, убежден, лучшей модели. Меня создала объединенная исследовательская группа из Йельского и Чикагского университетов на субсидии Рокфеллеровского фонда. Детальной разработкой занимались в основном в Массачусетском технологическом институте, хотя отдельные проблемы решали в Принстоне и в корпорации РЭНД. Строительство вела «Дженерал электрик», а финансировали проект Форд, Фонд Карнеги и еще некоторые организации, пожелавшие остаться неизвестными.

— Любопытная у тебя история, — с оскорбительной небрежностью промолвил Кармоди. — А там, через дорогу, не готический ли собор?

— Видоизмененный романский, — сообщил Город, — рассчитанный на все вероисповедания. Вместимость триста человек.

— Не сказал бы, что много — для такого-то домищи!

— Строго в соответствии с замыслом. Моей целью было добиться сочетания внушительности с уютом.

— А где, кстати, жители этого города? — спросил Кармоди.

— Они все ушли, — скорбно произнес Бельведер. — Они покинули меня.

— Почему?

После короткой паузы Город ответил:

— В моих отношениях с населением произошел досадный сбой. Точнее, даже недоразумение. Пожалуй, следует сказать, целый ряд недоразумений. Подозреваю, и подстрекатели сыграли свою роль.

— Но что именно произошло?

— Не знаю, — признался Город. — Честно, не знаю. Просто в один прекрасный день все ушли. Только представьте!.. Но я уверен — они вернутся.

— Сомнительно, — обронил Кармоди.

— Я убежден, — сказал Бельведер. — И кстати, почему вам не остаться здесь, мистер Кармоди?

— Да я, собственно, не задумывался.

— А вы подумайте. Вообразите — самый современный город в мире целиком в вашем распоряжении!

— Заманчиво, — кивнул Кармоди.

— Так решайтесь, хуже не будет, — уговаривал Бельведер.

— Ну хорошо, я согласен, — сказал Кармоди. Его заинтересовал город Бельведер. И все же он чувствовал тревогу. Хотелось знать — почему ушли отсюда жители?

По настоянию Бельведера Кармоди провел ночь в гостинице «Георг V», в роскошном номере для новобрачных. Город подал завтрак на веранде и сопровождал трапезу квартетом Гайдна. Утренний воздух был великолепен; если бы Бельведер не предупредил его, Кармоди никогда бы не подумал, что он кондиционированный.

Позавтракав, Кармоди откинулся на спинку кресла и предался созерцанию западного района Бельведера — ласкающей взор мешанины из китайских пагод, вьетнамских мостиков, японских каналов, зеленого бирманского холма, калифорнийской автостоянки, норманнской башни и прочих красот.

— Отличный открывается вид! — одобрил он.

— Я рад, что вам нравится, — отозвался Город. — Над проблемой стиля бились с первого дня моего зарождения. Некоторые настаивали на согласованности, требовали гармоничных форм, сливающихся в гармоничное целое. Но образцовые города почти все такие — однообразно скучные творения одного человека или одной группы людей. Настоящие города — другие.

— Да ведь ты и сам в определенном смысле ненастоящий, разве не так? — спросил Кармоди.

— Разумеется! Но я не пытаюсь это скрыть. Я не какой-нибудь фальшивый «город будущего» или псевдофлорентийский ублюдок. От меня требуется практичность и функциональность, но в то же время и оригинальность.

— Ну что ж, Бельведер, на мой взгляд, ты неплох, — заявил Кармоди во внезапном приступе благодушия. — А скажи, все образцовые города разговаривают подобно тебе?

— Конечно, нет. До сих пор ни один город, образцовый или какой-нибудь другой, не произнес ни слова. Но жителям это не нравится — город кажется слишком большим, слишком властным, слишком отчужденным. Потому меня и снабдили искусственным разумом и голосом для его выражения.

— Понимаю, — проговорил Кармоди.

— Дело в том, что искусственный разум одухотворяет меня, а это очень важно в наш век обезличивания. Разум позволяет мне быть чутким, творчески отвечать на запросы жителей. Мы можем договориться — горожане и я. Путем постоянного и осмысленного диалога мы можем выработать динамичную, гибкую, воистину жизнеспособную городскую среду. И можем улучшать друг друга, не утрачивая в значительной мере своей индивидуальности.

— Чудесно, — сказал Кармоди. — Беда только, что тебе не с кем вести диалог.

— Это единственный изъян, — признался Город. — Но сейчас у меня есть вы.

— Верно, — согласился Кармоди, недоумевая, почему слова Города прозвучали для него не очень приятно.

— А у вас, естественно, есть я, — продолжил Бельведер. — Отношениям всегда следует быть взаимными. Теперь, дорогой Кармоди, позвольте показать вам некоторые мои достопримечательности. А потом займемся вашим поселением и упорядочением.

— Моим… чем?

— Я неудачно выразился, — извинился Город. — Есть такой научный термин. Но вы понимаете, безусловно, что взаимные отношения накладывают обязательства на обе заинтересованные стороны. Иначе и быть не может, так ведь?

— Если только стороны не занимают позицию невмешательства, — заметил Кармоди.

— Нам это ни к чему, — сказал Бельведер. — Невмешательство подразумевает отмирание чувств и неминуемо приводит к отчуждению. А теперь, пожалуйста, пройдите сюда…

Кармоди последовал приглашению и увидел все великолепие Бельведера. Он посетил электростанцию, очистные сооружения и предприятия легкой промышленности, осмотрел детский парк, музей и картинную галерею, концертный зал и театр, боулинг, биллиардную, картинговые треки и кинотеатр. Он устал и не прочь был отдохнуть. Но Город во что бы то ни стало хотел показать себя, и Кармоди пришлось любоваться пятиэтажным зданием «Америкэн экспресс», португальской синагогой, статуей Ричарда Бакминстера Фуллера[42], автобусной станцией «Грейхаунд» и иными достопримечательностями.

Наконец турне завершилось. Кармоди пришел к выводу, что красота заключена в глазах зрителя, ну и малая ее часть — в ногах.

— Самое время немного перекусить, а? — заметил Город.

— Чудесно, — сказал Кармоди.

Его провели в модный французский ресторан, где он начал c potage аи petit роis[43]и закончил petits fours[44].

— А теперь ломтик сыра бри? — предложил Город.

— Нет, спасибо, — отказался Кармоди. — Я сыт. Честно говоря, я прямо лопаюсь.

— Но сыр не отягощает желудок. Может, кусочек отменного камамбера?

— Уже просто не полезет.

— Рекомендую фрукты — очень освежает нёбо.

— Если здесь и надо что-то освежать, то только не мое нёбо.

— Ну по крайней мере, яблоко, грушу, кисть винограда?

— Спасибо, нет.

— Пару вишенок?

— Нет! Нет!

— Обед без фруктов нельзя считать полноценным.

— А я считаю, — заявил Кармоди.

— Многие важные витамины содержатся только во фруктах.

— Значит, перебьюсь без них.

— Ну хоть половинку апельсина? Я сам почищу… Цитрусовые совсем не калорийны.

— Я не могу больше есть.

— Не съедите даже дольки? Если я выберу косточки?

— Определенно нет.

— Вы бы сняли груз с моей души, — проникновенно сказал Город. — В меня заложена тяга к завершенности, а что за обед без фруктов?

— Нет! И еще раз нет!

— Хорошо-хорошо, только не волнуйтесь, — успокоил Город. — Не нравится, что я подаю, не надо.

— Отчего же, нравится.

— А если вам так нравится, почему не поесть фруктов?

— Ну хорошо, — сдался Кармоди. — Дай мне винограда.

— Я ничего не хочу вам навязывать.

— Ты ничего и не навязываешь. Дай, пожалуйста.

— Вы твердо решили?

— Дай винограда! — заорал Кармоди.

— Ладно, берите, — сказал Город. И подал великолепную гроздь муската. Кармоди съел все. Виноград был отличный.

— Прошу прощения, — произнес Бельведер. — Что вы делаете?

Кармоди выпрямился и открыл глаза.

— Вздремнул немого… Что-то не так?

— Что может быть «не так» при столь здоровом естественном занятии?

— Благодарю, — сказал Кармоди и вновь закрыл глаза.

— Но зачем же дремать в кресле?

— Потому что я — в кресле и уже наполовину сплю.

— Заработаете растяжение мышц спины, — предупредил Город.

— Плевать, — буркнул Кармоди, не открывая глаз.

— Почему бы не лечь спать со всеми удобствами, на диване?

— Мне вполне удобно здесь, в кресле.

— Так только кажется. Человек анатомически не приспособлен спать в сидячем состоянии.

— А я вот приспособлен!

— Нет. Попробуйте уснуть на диване.

— Мне по душе кресло.