Странное путешествие мистера Долдри Леви Марк
Она пряталась в каком-то чулане, скрючившись, спрятав голову между коленями. Чья-то рука закрывала ей рот, не давая говорить. Алисе хотелось плакать, но та, что держала ее в объятиях, умоляла ее молчать.
Кто-то стукнул кулаком в дверь. Удары становились сильнее, теперь уже стучали ногой. Послышались шаги, кто-то вошел. Затаившись в своей каморке, Алиса старалась не дышать, казалось, ее сердце остановилось.
– Алиса, проснитесь!
Долдри подошел к кровати и пощупал ей лоб.
– Бедняжка, да вы вся горите!
Он помог ей приподняться, поправил подушку и уложил поудобнее.
– Я вызову врача.
Немного погодя он вернулся.
– Боюсь, у вас что-то посерьезней насморка. Врач скоро придет. Отдыхайте, я побуду с вами. – И уселся в изножье кровати.
Вскоре пришел врач. Он осмотрел Алису, пощупал ей пульс, внимательно послушал сердце и дыхание.
– Ее состояние вызывает серьезные опасения, очень похоже на грипп. Ей нужно укрыться теплее и пропотеть. Давайте ей пить, – обратился он к Долдри, – теплую подслащенную воду или травяной чай, понемногу, но как можно чаще.
Он вручил Долдри аспирин.
– Это должно сбить температуру. Если завтра не станет лучше, отвезите ее в больницу.
Долдри заплатил врачу и поблагодарил за то, что тот приехал в Рождество. Потом пошел к себе, принес два одеяла и укутал Алису. И наконец вытащил на середину комнаты кресло, стоявшее у длинного рабочего стола, и устроился в нем на ночь.
– Не знаю, может, лучше было, когда ваши друзья не давали мне спать. Я, по крайней мере, лежал в своей постели, – проворчал он.
Шум в комнате прекратился. Алиса открыла дверь шкафа, в котором пряталась. Кругом тихо и ни души. Мебель раскидана, постель смята. На полу валялась картинка в раме. Алиса осторожно убрала осколки разбитого стекла и поставила картинку обратно на тумбочку. Два улыбающихся лица, нарисованные тушью. Окно открыто, теплый ветер колышет занавески. Алиса подходит к подоконнику, он слишком высок, и ей приходится влезть на табурет, чтобы увидеть улицу. Она карабкается вверх, дневной свет ослепителен, она щурится.
Какой-то человек на тротуаре смотрит на нее и улыбается, у него ласковое лицо, взгляд полон любви. Алиса любит этого мужчину всем сердцем. Она всегда так сильно его любила и знала всю свою жизнь. Ей хочется броситься к нему, чтобы он ее обнял, она хочет его удержать, назвать по имени, но голоса нет. Тогда Алиса взмахивает рукой. В ответ он машет ей кепкой, улыбается и исчезает.
Алиса снова открыла глаза. Долдри поддерживал ее, поднося стакан воды к ее губам и уговаривая попить.
– Я его видела, – проговорила она, – он был здесь.
– Врач приходил, – сказал Долдри. – В воскресенье, причем в Рождество. Надо же, какой ответственный!
– Это был не врач.
– А он так был на него похож.
– Я видела человека, который ждет меня там.
– Прекрасно, – сказал Долдри, – поговорим об этом, когда вам станет лучше. А пока отдыхайте. Кажется, жар уже спадает.
– Он гораздо красивее, чем я думала.
– Нисколько не сомневаюсь. Надо и мне заболеть гриппом, может, меня навестит Эстер Уильямс[5]. В фильме «Бал русалок» она была неотразима.
– Да, – пробормотала Алиса в полубреду, – он поведет меня на бал.
– Прекрасно, а я в это время смогу отоспаться.
– Я должна его отыскать, – прошептала Алиса, закрывая глаза, – мне надо ехать туда, мне нужно его найти.
– Блестящая мысль! И все же советую несколько дней подождать. Учитывая ваше состояние, я не уверен, что любовь с первого взгляда будет взаимной.
Алиса опять уснула. Долдри вздохнул и снова уселся в кресло. Было четыре утра, от неудобной позы у него задеревенела спина, затылок ломило, зато у Алисы порозовели щеки. Аспирин действовал, температура спадала. Долдри погасил свет и попросил Господа послать ему крепкий сон.
Алису разбудил протяжный храп. Тело по-прежнему ныло, но озноб прошел, уступив место приятному теплу.
Она открыла глаза и обнаружила развалившегося в кресле соседа со сползшим на пол одеялом. Правая бровь Долдри забавно поднималась и опускалась в такт дыханию. Алиса наконец поняла, что сосед провел ночь у ее постели, и ей сделалось страшно неловко. Она осторожно приподняла покрывало, завернулась в него и тихонько направилась к плитке. Приготовила чай, изо всех сил стараясь не шуметь, и осталась сидеть возле печки. Долдри всхрапнул сильнее, так громко, что сам проснулся. Он повернулся на бок, соскользнул с кресла и шлепнулся на паркет.
– Почему вы не в постели? – спросил он, зевая.
– Чай готовлю, – ответила Алиса и налила две чашки.
Долдри встал, потянулся и потер поясницу.
– Немедленно лягте.
– Мне гораздо лучше.
– Вы напоминаете мне мою сестру – заметьте, это вовсе не похвала. Вы такая же беспечная и упрямая. Не успели прийти в себя – и уже носитесь по холоду! А ну марш в постель без разговоров! Я принесу вам чай. Конечно, если смогу двигать руками, а то у меня по телу не то что мурашки, а целая армия муравьев бегает.
– Мне так стыдно, что я причиняю вам неудобства, – сказала Алиса, послушно отправляясь в постель.
Она села в кровати, а Долдри поставил ей на колени поднос.
– Есть хотите? – спросил он.
– Не очень.
– А немного поесть все-таки придется, так надо, – сказал Долдри.
Он сходил к себе и принес жестяную коробку с печеньем.
– Настоящее масляное печенье? – удивилась Алиса. – Сто лет его не ела.
– Самое что ни на есть домашнее, – гордо заявил Долдри, макая печенье в чай.
– Очень аппетитно выглядит, – заметила Алиса.
– Разумеется! Говорю же, сам испек.
– С ума сойти…
– И что же такого сумасшедшего в моем печенье? – обиделся Долдри.
– …как некоторые вкусы напоминают детство. Мама пекла такое по воскресеньям, и мы всю неделю ели его по вечерам с горячим какао, когда я заканчивала уроки. В то время оно мне не очень нравилось, я топила его в чашке, пока не растает, а мама ничего не замечала. А потом, в войну, когда мы прятались в убежище и ждали окончания воздушной тревоги, я только и думала про это печенье. В подвале, где стены шатались от падавших вокруг бомб, мне так часто снилось это лакомство.
– Не могу похвастать, что меня с матерью связывают такие же счастливые минуты, – сказал Долдри. – Вряд ли мои печенья так же хороши, как ваши, но, надеюсь, они вам нравятся.
– Можно мне еще? – попросила Алиса.
– Кстати о снах. Вам этой ночью снились ужасные кошмары, – проговорил Долдри.
– Знаю, я помню, во сне я гуляла босиком по улице из других времен.
– В снах времени не существует.
– Вы не поняли. Мне показалось, я знаю то место.
– Какое-нибудь смутное воспоминание. В кошмарах все перемешано.
– Это была жуткая смесь, Долдри, страшнее, чем немецкие бомбы.
– Они тоже были в вашем сне?
– Нет, я была где-то далеко. За мной гнались, кто-то желал мне зла. А когда появился он, страх исчез. Показалось, что ничего плохого со мной уже не случится.
– Появился кто?
– Тот мужчина на улице, он мне улыбался. Помахал на прощание кепкой и ушел.
– Вы с таким волнением рассказываете, словно это было на самом деле.
Алиса вздохнула:
– Вам бы надо отдохнуть, Долдри, вы такой бледный.
– Это вы тут больная, а не я, хотя, признаюсь, кресло у вас не очень удобное.
В дверь постучали, и Долдри пошел открывать. На пороге стояла Кэрол с большой корзиной в руках.
– Что вы тут делаете? Вам Алиса уже и в одиночку мешает? – осведомилась Кэрол, входя в комнату.
Увидев подругу в постели, она удивилась.
– Ваша подруга подхватила сильный грипп, – отвечал Долдри, расправляя куртку, немного смущенный появлением Кэрол.
– Значит, я как раз вовремя. Можете спокойно нас оставить, я медсестра, теперь Алиса в надежных руках.
Она дошла с Долдри до двери, торопясь его выпроводить.
– Ступайте, ступайте, – говорила она. – Алисе нужен отдых, я за ней присмотрю.
– Итан, – позвала Алиса с кровати.
Долдри поднялся на цыпочки, чтобы видеть ее через плечо Кэрол.
– Спасибо за все, – тихо проговорила Алиса.
Долдри натянуто улыбнулся и вышел.
Дверь закрылась, Кэрол подошла к кровати, положила руку Алисе на лоб, пощупала шею и велела показать язык.
– Небольшой жар еще есть. Я тебе из деревни столько вкуснятины привезла! Свежие яйца, молоко, варенье, пирог – мама вчера испекла. Как ты себя чувствуешь?
– Как во время урагана, с тех пор как ты здесь.
– «Спасибо за все, Итан», – передразнила Кэрол, наливая воды в чайник. – Смотрю, вы подружились со времени нашего последнего ужина у тебя. Что скажешь?
– Что ты дурочка и твои намеки неуместны.
– Никаких намеков, говорю что вижу.
– Мы соседи, ничего более.
– Вы и неделю назад были соседями, но он обращался к тебе «мисс Пендлбери», а ты называла его «мистер Ворчун, который портит праздник». Случилось что-то особенное, раз вы так сблизились.
Алиса молчала. Кэрол смотрела на нее, держа в руке чайник.
– Все так серьезно?
– Мы еще раз ездили в Брайтон, – вздохнула Алиса.
– Так это он был твоей таинственной вечеринкой на Рождество? Ты права, ну я и дура! А я-то думала, ты все выдумала, чтобы мальчишки отстали. Я весь сочельник проклинала себя за то, что оставила тебя одну в Лондоне и не увезла к родителям. А мисс, оказывается, в это время резвилась со своим соседом у моря. Какая же я дуреха!
Кэрол поставила чашку чая на табурет у кровати.
– Ты никогда не думала купить себе нормальную мебель? Тумбочку, например? Погоди, погоди, мисс Хитрюга, – продолжала она с воодушевлением, – неужели в прошлый раз, когда твой сосед ворвался сюда, это вы с ним подстроили, чтобы выгнать нас и провести вечер вдвоем?
– Кэрол! – зашипела на нее Алиса, тыча в стену, смежную с квартирой соседа. – Замолчи и сядь. От тебя устаешь больше, чем от гриппа.
– Это не грипп, просто сильная простуда, – возразила Кэрол, рассердившись на резкую отповедь.
– Я никуда ехать не планировала, это он сделал широкий жест. И не строй эту насмешливую мину, у нас с Долдри ничего нет, просто вежливая взаимная симпатия. Он совершенно не в моем вкусе.
– А зачем ты ездила в Брайтон?
– У меня совсем сил нет, дай отдохнуть, – взмолилась Алиса.
– Хорошая благодарность за мою заботу, нечего сказать.
– Дай пирога и кончай ерунду болтать, – сказала Алиса и чихнула.
– Вот видишь, у тебя сильный насморк.
– Надо поскорей вылечиться и возвращаться к работе, – заметила Алиса, усаживаясь в кровати. – А то я от безделья свихнусь.
– Придется запастись терпением. Из-за этой поездки в Брайтон ты на неделю лишилась обоняния. Ну так как? Скажешь, чем вы там занимались?
По мере того как Алиса рассказывала, Кэрол взирала на нее со все большим изумлением.
– Да уж, – проговорила она, – я бы на твоем месте тоже перепугалась. Неудивительно, что ты слегла.
– Очень смешно, – пожала плечами Алиса.
– Слушай, Алиса, ну это же нелепо, это просто бред. Что значит: «Все, что ты считала настоящим, окажется неправдой?» А вообще это верх любезности со стороны твоего соседа – отвезти тебя в такую даль, чтобы ты могла еще раз послушать всякие глупости. Хотя мне знаком кое-кто способный и на большее, лишь бы тебя на машине покатать. Жизнь несправедлива, в моем сердце столько любви, а мужчинам нравишься ты.
– Каким мужчинам? Я с утра до вечера одна, не говоря уж про ночь.
– А про Антона забыла? Если ты и одна, то сама виновата. Ты идеалистка и не умеешь ловить момент. Хотя по сути ты права. Пожалуй, мне бы хотелось, чтобы меня первый раз поцеловали на карусели, – грустно призналась Кэрол. – Ладно, мне пора, а то в больницу опоздаю. Да и вас не хочу беспокоить, а то вдруг сосед вернется.
– Прекрати, я же сказала: между нами ничего нет.
– Знаю, он не в твоем вкусе, тем более что теперь где-то далеко тебя ждет прекрасный принц… Взяла бы отпуск да поехала его искать. Были б деньги, я бы с тобой с удовольствием съездила. Смеюсь, конечно, но как было бы классно двум девчонкам попутешествовать… В Турции тепло и мальчики, наверное, загорелые.
Алиса задремала. Кэрол, подняв лежавшее у кресла одеяло, укрыла ее.
– Спи, красавица, – прошептала она. – Я, конечно, ревнивая свинья, но ты моя лучшая подруга, ты мне как сестра. Завтра после дежурства заскочу тебя проведать. Ты скоро поправишься.
Кэрол надела пальто и на цыпочках удалилась. На площадке она увидела Долдри: тот шел в магазин. Спустились вместе. На улице Кэрол обратилась к нему:
– Она скоро поправится.
– Приятная новость.
– Очень любезно, что вы о ней позаботились.
– Пустяки, – ответил Долдри, – мы же соседи…
– До свидания, мистер Долдри.
– Секундочку, мисс. Это вас не касается, но вам стоит усвоить раз и навсегда, что она тоже не в моем вкусе. То есть абсолютно!
И Долдри удалился не попрощавшись.
4
Неделя тянулась бесконечно. Температура у Алисы спала, но работать она не могла, потому что почти не чувствовала даже запаха еды. Долдри больше не показывался. Алиса не раз стучалась к нему, но в квартире соседа царила тишина.
Кэрол навещала подругу после каждого дежурства, приносила продукты и газеты, которые потихоньку таскала из больничной комнаты для посетителей. Как-то раз она даже осталась на ночь – слишком устала, чтобы по зимнему холоду возвращаться к себе через три улицы.
Кэрол спала рядом с Алисой и среди ночи энергично растолкала ее, когда той снова привиделся без конца мучивший ее кошмар.
В субботу, когда Алиса с радостью уселась за работу, на лестничной клетке послышались шаги. Она отодвинула кресло и побежала к дверям. Долдри возвращался домой с чемоданом в руке.
– Добрый день, Алиса, – сказал он, не глядя на нее.
Он повернул ключ в замке и немного замешкался.
– Извините, что не зашел, мне нужно было уехать на несколько дней, – добавил Долдри, по-прежнему стоя к ней спиной.
– Ничего, не извиняйтесь, просто я беспокоилась, что вас не слышно.
– Я кое-куда ездил. Можно было вам записку оставить, но я этого не сделал.
– Почему вы все время от меня отворачиваетесь? – спросила Алиса.
Долдри медленно повернулся. Он был бледен, на щеках трехдневная щетина, глаза покраснели и слезились, под ними залегли тени.
– Что-то случилось? – с тревогой спросила Алиса.
– Со мной все в порядке, – ответил Долдри, – а вот моему отцу взбрело в голову не проснуться утром в понедельник. Три дня назад мы его похоронили.
– Заходите, я напою вас чаем, – пригласила его Алиса.
Долдри поставил чемодан и последовал за соседкой. Поморщившись, он рухнул в кресло. Алиса подвинула табурет и села напротив.
Долдри рассеянно смотрел на стеклянный потолок. Уважая его чувства, девушка молчала, и так прошел почти час. Потом Долдри вздохнул и встал.
– Спасибо, – сказал он, – это именно то, что мне было нужно. Теперь пойду к себе, приму душ – и спать.
– Прежде чем спать, приходите поужинать, я приготовлю омлет.
– Мне что-то есть не хочется.
– И все же поешьте, так надо, – сказала Алиса.
Немного погодя Долдри вернулся. На нем был свитер, фланелевые брюки, волосы все еще растрепаны, под глазами круги.
– Простите за мой вид, – сказал он, – кажется, забыл у родителей бритву, а другую искать уже поздно.
– А вам идет борода, – ответила Алиса, впуская его.
Они поужинали за сундуком, Алиса открыла бутылку джина. Долдри охотно выпил, но аппетита у него не было. Только из вежливости он заставил себя съесть немного омлета.
– Я дал себе слово, – сказал он, когда повисло молчание, – однажды поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Объяснить ему, что я живу так, как захотел сам. Я никогда не судил его, хотя и стоило, и надеялся, что он так же поступит со мной.
– Даже если он запрещал себе говорить это вслух, я уверена, он вами восхищался.
– Вы его не знали, – вздохнул Долдри.
– Что бы вы ни думали, вы его сын.
– Я сорок лет страдал оттого, что его нет рядом, и привык к этому. А теперь, когда он умер, почему-то стало еще больней.
– Я понимаю, – тихо сказала Алиса.
– Вчера вечером я зашел к нему в кабинет. Мать застала меня за тем, что я рылся в его столе. Она подумала, я ищу завещание, а я сказал, мне плевать, пусть брат с сестрой об этом волнуются. Единственное, что я надеялся найти, – записку или письмо, которое он мне оставил. Мать обняла меня и сказал: «Бедный мой мальчик, он ничего тебе не написал». Я не мог плакать, когда гроб с его телом опускали в землю. Я не плакал с того лета, когда мне было десять: я тогда упал с дерева и здорово расшиб коленку. Но сегодня утром, когда дом, в котором я вырос, исчезал в зеркале заднего вида, я не смог сдержаться. Пришлось встать у обочины, я не разбирал дороги. Показалось таким нелепым, что я сижу в машине и плачу, как ребенок.
– Вы и стали снова ребенком, мистер Долдри, вы только что похоронили отца.
– Смешно… Знаете, если бы я стал пианистом, он бы, наверное, мною гордился. Может, даже ходил бы на мои концерты. Но живопись его не интересовала. Для него это была не профессия, в лучшем случае увлечение. Что ж, зато его смерть стала поводом повидаться со всеми родными сразу.
– Вам стоило бы написать его портрет и повесить в родительском доме где-нибудь на почетном месте, в отцовском кабинете например. Я уверена: где ни был сейчас ваш отец, он был бы глубоко тронут.
– Какая чудовищная идея! Я не настолько жесток, чтобы подложить матери такую свинью. Хватит мне ныть, я и так злоупотребил вашим гостеприимством. Омлет был изумительный, а джин, которым я тоже несколько злоупотребил, – еще лучше. Раз вы поправились, я дам вам еще один урок вождения, когда буду, скажем так, в лучшей форме.
– С удовольствием, – ответила Алиса.
Долдри попрощался с соседкой. Он всегда держался очень прямо, но сейчас немного сутулился и шел нетвердой походкой. На площадке он остановился, вернулся к Алисе, забрал джин и ушел к себе.
После ухода Долдри Алиса сразу легла. Она очень устала, и ее тут же сморил сон.
«Идем, – прошептал незнакомый голос, – нам надо уходить отсюда».
Дверь открылась в ночную тьму, на улочке ни огонька, фонари погашены, ставни домов закрыты. Какая-то женщина держит ее за руку и ведет за собой. Они идут рядом, шагов не слышно, обе крадутся по пустынному тротуару, стараясь, чтобы их тени, возникающие в бликах лунного света, не выдавали их присутствия. Багаж у них невелик: весь немудреный скарб поместился в одном небольшом черном чемодане. Они подходят к вершине высокой лестницы. Отсюда виден весь город. Вдали небо озарено пурпурными всполохами. «Целый квартал горит, – произносит голос, – они совсем обезумели. Пошли. Там вы будете в безопасности. Они защитят нас, я уверена. Иди за мной, любовь моя».
Алисе никогда не было так страшно. Разбитые ноги болят, обуви на ней нет, да и как ее найти в таком хаосе? В дверях дома возникает чей-то силуэт. Какой-то старик глядит на них и машет, чтобы поворачивали обратно. Он указывает на баррикаду, которую охраняют молодые солдаты.
Женщина медлит и оборачивается, у груди она держит ребенка в шарфе, повязанном через плечо. Она гладит его по головке, чтобы успокоить. И снова они куда-то бегут.
Десять маленьких вырытых в земле ступеней поднимаются на крутой склон. Беглянки проходят мимо источника. В тихой воде есть что-то умиротворяющее. Справа от них длинная ограда, калитка приоткрыта. Похоже, женщина хорошо знает это место, Алиса следует за ней. Они бредут по заброшенному саду, высокая трава не шелохнется, чертополох цепляется за ноги Алисы и царапает их, словно не хочет пускать ее дальше. У нее из груди рвется крик, но она сдерживается.
В глубине фруктового сада виднеются развороченные стены церкви. Они проходят через апсиду. Кругом сплошные руины, обугленные скамьи перевернуты. Алиса смотрит вверх и под сводами видит мозаичные картины, рассказывающие историю ушедших веков, далеких времен, след которых уже начал стираться. Чуть дальше она замечает потемневший лик Христа, чей взор словно устремлен на нее. Открывается дверь. Алиса входит во вторую апсиду. В центре огромное одинокое надгробие, облицованное плиткой. Они молча проходят мимо. Резкий запах тронутого огнем камня смешивается с ароматами тмина и чабреца. Алисе пока неведомы эти названия, но она узнаёт запахи, они ей знакомы. Эти травы в изобилии росли на пустыре за ее домом. Даже теперь, когда их ароматы смешались на ветру с другими запахами, она различает их.
Обугленная церковь теперь лишь воспоминание, спутница выводит ее за ограду, и они бегут уже по другой улице. У Алисы больше нет сил, ноги не слушаются, пальцы, державшие ее руку, разжимаются и отпускают ее. Она садится на мостовую. Женщина уходит не оборачиваясь.
Начинается сильный дождь, Алиса зовет на помощь, но шум дождя заглушает ее голос, и силуэт женщины вскоре исчезает из вида. Алиса стоит на коленях, одна, коченея от холода. У нее вырывается протяжный, словно предсмертный, вопль.
По стеклянной крыше барабанил град. Задыхаясь, Алиса приподнялась на кровати, пытаясь нащупать выключатель ночника. Когда зажегся свет, она обвела взглядом комнату, внимательно разглядывая знакомые предметы.
Потом со злости стукнула кулаками по кровати, досадуя на то, что вновь позволила завладеть собой кошмару, который мучил ее каждую ночь. Алиса встала, подошла к рабочему столу, открыла окно, выходившее во двор, и вдохнула полной грудью. В квартире Долдри горел свет, и незримое присутствие соседа ее успокоило. Завтра она сходит к Кэрол: пусть она ей что-нибудь посоветует. Должно же быть какое-то средство, чтобы она могла спать спокойно. Ночь без надуманных страхов, без бешеной беготни по незнакомым улицам, спокойная и тихая ночь – вот все, чего хотела Алиса.
Несколько дней Алиса провела за рабочим столом. Каждый вечер она тянула время и не ложилась спать, борясь со сном, пытаясь противостоять страху, который охватывал ее после захода солнца. Каждую ночь ей снился один и тот же кошмар, который заканчивался на мокрой от дождя улице, где она без сил сидела на мостовой.
В обед она навестила Кэрол.
Зайдя в приемный покой, она попросила сообщить подруге о том, что она ее ждет. Потом добрых полчаса она просидела в холле среди носилок, которые санитары выгружали из машин с воющими сиренами. Какая-то женщина умоляла позаботиться о ее ребенке. Между скамейками бродил старик, другие больные наблюдали за ним. Алисе улыбнулся молодой человек, бледный, с рассеченной бровью, с которой на щеку струйкой стекала кровь. Мужчина лет пятидесяти держался за бока, мучаясь от боли. Среди всего этого человеческого страдания Алису вдруг охватило чувство вины. Ее мучили ночные кошмары, но жизнь подруги была не лучше. Появилась Кэрол, она везла каталку, колесики которой жалобно поскрипывали.
– Что ты тут делаешь? – спросила она, увидев Алису. – Болит что-нибудь?
– Просто зашла позвать тебя пообедать.
– Вот так приятный сюрприз! Сейчас отвезу его, – сказала Кэрол, указав на пациента, – и пойдем. Совсем обленились, могли бы предупредить, что ты здесь. Давно ждешь?
Кэрол передала каталку коллеге, сняла халат, взяла из шкафчика пальто и шарф и поспешила к подруге. Они с Алисой вышли на улицу.
– Пошли, тут на углу есть паб, получше других в этом районе, хотя тоже довольно скверный. Но по сравнению с нашей столовой это просто шикарный ресторан.
– А как же больные?
– Больные здесь всегда, каждый божий день, двадцать четыре часа в сутки. А раз бог дал мне желудок, приходится время от времени его наполнять, чтобы у меня были силы их лечить. Пошли обедать.
В пабе было полно народу. Кэрол кокетливо улыбнулась хозяину, и тот из-за стойки указал на столик в глубине зала. Девушки прошли мимо остальных посетителей.
– Ты с ним спишь? – спросила Алиса, усаживаясь.
– Прошлым летом я вылечила ему огромный фурункул в таком месте, которое не принято упоминать. С тех пор он мой покорный слуга, – со смехом ответила Кэрол.
– Никогда не думала, что жизнь у тебя такая…
– …светская? – подсказала Кэрол.
– …трудная, – закончила Алиса.
– Мне нравится то, чем я занимаюсь, хотя порой бывает и тяжко. В детстве я постоянно бинтовала кукол. Маме это очень не нравилось, но чем больше ее это огорчало, тем сильнее я чувствовала к этому призвание. Так что тебя ко мне привело? Вряд ли ты пришла в неотложку поискать запахи для своих духов.
– Я пришла пригласить тебя вместе пообедать. Разве нужна еще какая-нибудь причина?
– Знаешь, хорошая медсестра не только лечит телесные раны, она видит, когда в голове у больного что-то не то.
– Но я же не твой пациент.
– А было очень похоже, когда я увидела тебя в холле. Говори, что случилось.
– Ты посмотрела меню?
– Оставь в покое меню, – приказала Кэрол, отнимая у Алисы карту. – Я едва успеваю съесть дежурное блюдо.
Официант принес две тарелки рагу из баранины.
– Да, выглядит не совсем аппетитно, – заметила Кэрол, – но это очень вкусно, я тебе точно говорю.
Алиса отодвинула кусочки мяса от овощей, плававших в соусе.
– И все-таки, – проговорила Кэрол с набитым ртом, – возможно, к тебе вернется аппетит, если расскажешь, что тебя мучает.
Алиса ткнула вилкой в картошку и брезгливо поморщилась.
– Ладно, – продолжала Кэрол, – наверно, я высокомерная и упрямая, но, когда сядешь в трамвай, чтобы ехать обратно, почувствуешь себя дурой, потому что даже не попробовала это мерзкое рагу, тем более что сама за него заплатила. Говори, что стряслось, твое молчание меня бесит.
Алиса решилась рассказать про кошмар, мучивший ее по ночам, про это недомогание, отравлявшее ей жизнь.
Читать бесплатно другие книги:
