Родовое проклятие Щеглова Ирина

— С голубым халцедоном, нефритом и яшмой? — осторожно спросила Брэнна.

— Да, оно самое. Я просто сунула его в карман… вместе с оберегами. И пошла ругаться со всеми подряд, пока Бойлу это не надоело и он не услал меня на компост. А поскольку это грязная работа, да еще на улице лило как из ведра, то я переоделась в брезентовую куртку. Я не подумала — даже не вспомнила, что я без ожерелья, понимаешь? Я бы ни за что без него не вышла! Клянусь, даже в том состоянии, в каком я была, я бы намеренно так никогда не сделала.

— Ты сняла то, что он подарил тебе в знак любви, дал тебе для защиты. Чтобы оградить от беды тебя — ту, кого он любит. Ты всадила нож ему в сердце, Мира.

— Ой, Брэнна, ну пожалуйста… — Мира всхлипнула, а Брэнна встала, подошла к окну и стала смотреть в темноту. — Пожалуйста, не отворачивайся от меня!

Брэнна повернулась, и теперь ее глаза горели праведным гневом.

— Как ты можешь говорить такие жестокие и бессердечные вещи?

Мира вновь стала бледной как полотно.

— Нет. Нет! Я…

— Бессердечные, жестокие и эгоистичные. Ты всегда, сколько себя помню, была мне подругой, сестрой — разве что не кровной. И ты могла подумать, что я от тебя отвернусь?

— Нет! Не знаю. Я совсем запуталась, все в голове перемешалось.

— Поплачь, тебе будет полезно, — сухо проговорила Брэнна и кивнула. — Ты редко плачешь, но сейчас слезы тебе на пользу. Это своего рода очищение. В этом доме пять человек — нет, не совсем так, поскольку Айона с Бойлом, сразу как ты очнулась, поехали собрать твои вещи.

— Собрать мои…

— Тихо! Я не закончила. Эти пятеро тебя любят, и никто из нас не заслужил подозрений в том, что может тебя разлюбить, раз ты натворила дел.

— Прости. Прости меня! Мне ужасно жаль.

— Это я знаю. Но, Мира, пойми, я стою между вами двумя — между тобой и Коннором — и люблю вас обоих. Понимаешь, он же винил себя, что недостаточно тебя защитил!

— Я знаю. — При каждом слове ее голос запинался и дрожал. — Он мне сказал. Я вспомнила. Я ему сказала. И он от меня ушел.

— Да не от тебя он ушел! Он ушел из комнаты, Мира, дурочка ты. Он же Коннор О’Дуайер, самый порядочный и честный мужчина на свете! Это не твой папаша, будь он неладен. Не подонок какой-нибудь.

— Я не имею в виду… — На Миру волной нахлынул весь ужас происшедшего, с такой силой и отчетливостью, что у нее перехватило дыхание.

— Успокойся! Дыши спокойно! — Брэнна кинулась к подруге, схватила за руки, напрягла волю и подавила поднимающуюся в ней панику. — Ты будешь спокойна, будешь дышать ровно. В глаза. Смотри мне в глаза! Вот, хорошо. Ты спокойна, ты дышишь полной грудью…

— Я вспомнила.

— Сперва успокойся. Сюда никакому злу не проникнуть. Никакой черной магии! Мы ворожили на свечах, разложили всюду травы и камни. Здесь святилище. Здесь покой.

— Я вспомнила, — опять повторила Мира, на сей раз спокойнее. — Там был он.

— Ты сейчас немного успокоишься, и, хотя мне не терпится узнать, как все было, ты расскажешь тогда, когда все будут в сборе. Тебе не придется пересказывать одно и то же несколько раз.

И Коннор, подумала Брэнна, тоже заслуживает того, чтобы все выслушать.

— Что он мне сделал? Ты мне можешь объяснить? Насколько все было серьезно?

— Сначала выпей бульон.

Охваченная нетерпением и оттого чувствуя себя крепче и уверенней, Мира подняла кружку и залпом выпила все ее содержимое. Чем вызвала у Брэнны смех.

— Ну вот, молодец.

— Скажи мне… ой!

Это было похоже на удар током. Или молниеносный оргазм. Или разряд молнии. В нее разом хлынула энергия, так что она даже отпрянула.

— Это что такое?

— Предполагалось, что ты выпьешь его медленно, но это твое дело.

— У меня ощущение, словно я могу бегом добежать до Дублина. Спасибо!

— Не за что. Просто вот с этим давай повременим. — Из предосторожности Брэнна отодвинула чай подальше.

— Я бы сейчас слона съела, и еще бы место осталось. — Мира потянулась рукой к Брэнне. — Прости, я виновата. Правда.

— Я знаю. Правда.

— Ты можешь мне сказать, что он со мной сделал? Отравил, как тогда Коннора?

— Нет, тут другое. Ты оказалась открыта, без защиты, а он это учуял. Он применил свою магию теней, и думаю, на какое-то время это послужило для нас заслоном. Мы не сразу почувствовали. Но, говоря словами Коннора, он не может долго держать этот ящик в плотно закрытом состоянии. И мы все кинулись тебе на помощь. Это он тоже учуял, поэтому стал действовать быстро и со всей беспощадностью. Он тебя заколдовал, пустил в дело чары, которые можно было бы назвать «спящей красавицей», только это было не так прекрасно, как в сказке. Это, можно так сказать, смерть.

— Я… Он меня убил?

— Нет, не так явно. Он перекрыл тебе дыхание и остановил сердцебиение. Это своего рода паралич, который несведущий человек легко примет за смерть. Если ничего не предпринять, он может продолжаться дни и недели. Даже годы. А потом ты бы проснулась.

— Вроде зомби, что ли?

— Ты бы очнулась, Мира, но лишилась рассудка. Ты бы выгрызла или вырыла себе путь наверх из могилы. Или умерла в неистовстве. Или же… он явился бы за тобой, когда ему этого захотелось бы, и обратил тебя в покорное ему существо.

— Это все равно что умереть, — убитым голосом уронила Мира. — Все мое существо осталось бы в прошлом. А если бы при мне были сделанные Коннором амулеты и обереги, ничего бы у него не вышло!

— Да. Он бы мог тебе навредить, мог попытаться переманить на свою сторону, но не смог бы тебя заколдовать, останься ты под защитой. — Брэнна помолчала. — Это Коннор вернул тебя к жизни. Он первым до тебя домчался. Вытащил тебя — вернул дыхание, наладил сердцебиение. Потом уже мы все прибежали — он как раз выводил тебя из твоего сна. А ты, Мира, уже глубоко в него погрузилась, хоть и прошло всего несколько минут. Ты только рыдала и тряслась. Коннору пришлось снова погрузить тебя в сон, теперь уже целебный, чтобы ты лежала спокойно, пока мы над тобой колдуем.

— Свечи, камни, травы… Слова. Я вас слышала — тебя, Коннора, Айону.

— И Фина.

Пятеро людей, которые ее любят, подумала Мира. Все в тревоге и страхе — и все из-за ее невероятной глупости.

— Из-за моего ребячества он бы мог нас одолеть.

— Это верно.

— Брэнна, мне так стыдно! Простите меня! Я это всем скажу. Но сначала мне бы хотелось поговорить с Коннором.

— Конечно. Так и надо.

— Ты не поможешь мне немного привести себя в порядок? — Мира улыбнулась криво и жалко. — Как-никак я слегка умерла и выгляжу наверняка соответственно.

Поскольку дождь так и лил, Коннор сидел в мастерской у Брэнны, пил уже вторую банку пива и задумчиво глядел на огонь.

Когда вошел Фин, он набычился:

— Лучше тебе сейчас уйти. Общаться нет настроения.

— Жаль. — Фин плюхнулся в кресло с пивом в руке. — Ты сказал, она очнулась и ей лучше — и больше ничего. Брэнна еще не спустилась, Айона с Бойлом только-только приехали с ее вещами, вот я и решил уточнить, что это значит «лучше»?

— Проснулась, в сознании. Выпила отвар и, когда я уходил, выглядела поживее.

— Тогда ладно. — Фин глотнул пива и стал ждать продолжения. Когда оно не последовало, он приготовился к новым расспросам, но тут вошел Бойл.

И к лучшему.

— Привез шмоток, обуви и бог знает чего, наверное, на целый месяц или даже больше — Айона говорит, это все жизненно необходимые вещи. Потом меня отослали, что меня больше чем устраивает.

Он сел, как и Фин, с пивом в руках.

— Брэнна сказала, она неплохо восстановилась и даже пошла в душ. Черт знает что, страху натерпелись… Врагу не пожелаешь. — Бойл сделал большой глоток. — Это ведь я ее туда отправил. Она на всех кидалась, спокойно разговаривать не могла, в конце концов мне это надоело, и я услал ее на компост. Надо было оставить ее в помещении, пусть бы занималась упряжью. Не следовало мне…

— Ты не виноват! — Коннор вскочил и заходил по комнате. — Ни в чем себя не вини, ты тут ни при чем. Виноват не ты. Она сама его сняла. Я ей сказал, что люблю ее. И представляете, после этого она как выбежит! Только и успела сказать, что едет прямиком на работу.

— Так вот почему я сегодня целый час не доспал! — хмыкнул Бойл. — И вот какая муха ее укусила.

— Нет, погоди, — перебил его Фин. — Что, ты говоришь, она сняла?

— Ожерелье, что я ей дал. Голубой халцедон, яшма, нефрит. Сняла и вышла на улицу, и все из-за того, что я ей признался в любви!

— О господи! — Фин остолбенел. — Бабы. Они нас, мужиков, с ума сводят. И вот вопрос: зачем? Впрочем, ответ-то известен, скорее нас надо спросить, почему мы хотим, чтобы они были рядом, если они при каждой возможности выкидывают такие фортели?

— Ты за своих баб говори, — возразил Бойл. — У меня с моей все в порядке.

— Дай только срок, — мрачно предостерег Фин.

— А, пошел ты… Она была не то чтоб сердитая, а вне себя, — добавил Бойл, следя за перемещениями Коннора. — Конечно, поступила глупо и безрассудно, но от вспыльчивого человека в таком настроении всего можно ожидать.

— Мы ее едва не потеряли.

— А вот этому не бывать! — поклялся Фин.

— Она, считай, уже ушла. Несколько минут была не с нами, а для меня — что несколько минут, что годы. — Коннору даже подумать об этом было страшно. От одного предположения, что Миры могло не стать, у него внутри все леденело. — Бойл, ты же сам видел, ведь ты следом за мной приехал. Через несколько секунд.

— Да, и в первый момент у меня будто вся кровь отхлынула. Я хотел делать искусственное дыхание, но ты меня отпихнул.

— Прости.

— Нечего извиняться. Ты знал, что надо делать, я тебе только мешал. Ты вдохнул в нее свет. Никогда раньше такого не видел!

Вспоминая этот момент, Бойл глубоко вздохнул.

— Ты сел на нашу девушку верхом и стал призывать богов и богинь, а глаза у тебя — вот тебе крест! — сделались прямо черными. Поднялся вихрь, тут все вбежали, а ты воздел руки, как человек, цепляющийся за спасательный круг. И извлек свет из дождя, прямо из дождя, и сам стал светиться — ну прямо вспыхнул, как факел. А потом вдохнул в нее этот свет. Трижды. И каждый раз полыхал все жарче, так что я даже испугался, как бы ты у нас не воспламенился.

— Три раза — это необходимое число, — сказал Фин. — С огнем и светом всегда так.

— И я видел, как она втянула воздух. Я держал ее за руку и почувствовал, как она чуть шевельнулась. — Бойл сделал еще один большой глоток. — Господи Иисусе.

— Я перед всеми вами в долгу, — проговорила от дверей Мира. Она стояла, сцепив руки, с распущенными волосами, с глазами, полными переживаний. — Можно попросить вас ненадолго оставить нас с Коннором? Всего на пару минут, если вы не против.

— Конечно, не против. — Бойл быстро поднялся, подошел к ней и крепко обнял. — Выглядишь хорошо. — Он подался назад, ободряюще похлопал Миру по плечу и сразу вышел.

Фин поднялся медленнее, глядя на закипающие в ее глазах слезы. Он ничего не сказал, лишь легонько чмокнул ее в щеку и тоже вышел.

Коннор стоял на месте.

— Брэнна разрешила тебе подниматься и выходить?

— Разрешила. Коннор…

— Лучше, если ты расскажешь, что произошло, за один присест. Всем сразу.

— Расскажу. Коннор, прости меня, пожалуйста. Ты должен меня простить! Если нет — я этого не вынесу, не вынесу сознания того, что я все разрушила. Я была не права, во всех отношениях, и я все сделаю, все, что пожелаешь или попросишь, чтобы загладить свою вину.

Мира была исполнена такого стыда и раскаяния, что казалось, оно сейчас выплеснется и затопит комнату. И все равно он не мог заставить себя сделать шаг в ее сторону.

— Тогда ответь мне на один вопрос, только честно.

— Я не стану тебе врать, хоть правда и может выйти мне боком. Я тебе никогда не врала.

— Ты сняла мои обереги потому, что решила, я использую их, чтобы тебя удержать? Чтобы приворожить?

Шок, который она испытала от этих слов, был сильнее горя, Мира даже попятилась.

— Господи, нет! Ты бы никогда так не поступил! И я бы никогда так не подумала, во всяком случае о тебе. Никогда в жизни, Коннор!

— Ладно. — Хоть это немного успокоило его кровоточащее сердце. — Ты, главное, поспокойнее.

— Я просто была в неистовстве, понимаешь? — продолжала она. — Психический сдвиг какой-то! И испугалась. — Говори как есть, приказала она себе. — Больше всего — испугалась, а потом разозлилась, и все это вместе начисто лишило меня здравого смысла. Клянусь тебе, клянусь! — я вовсе не собиралась выходить без них. Я просто забыла. Была взвинчена, дергалась как бешеная, так что когда Бойл меня выпроводил такую проветриться на навозе, я тупо переоделась в другую куртку и даже не вспомнила, что обереги остались у меня в той… Вот так нелепо…

Она чуть не задохнулась от такой речи и была вынуждена замолчать, закрыв глаза руками.

— Ну, прочитай мои мысли, ты же это умеешь! Войди вот сюда, — Мира постучала себя по черепу. — Прочти мои мысли — и узнаешь правду.

— Я тебе верю. Я чувствую, когда мне говорят правду.

— Но ты меня простишь?

Интересно, подумал Коннор, так ли трудно ей об этом просить, как ему — исполнить просьбу? Наверное, да. И все равно, прежде чем принимать решения, надо все прояснить.

— Я дал тебе то, что считаю важным, потому что ты мне очень дорога.

— Да. А я отнеслась с этому крайне небрежно. И к тебе тоже. Настолько небрежно, что мы все чуть не поплатились. — Она сделала шаг к нему. — Прости меня!

— Мира, я люблю тебя так, как никогда и никого не любил. Но тебе эта любовь не нужна.

— Я просто не знаю, что с нею делать, а это разные вещи. И еще — мне страшно. — Она приложила обе руки к сердцу. — Мне страшно, потому что я не в силах остановить то, что во мне происходит. Если ты меня не простишь, если не сможешь меня простить, мне кажется, часть моей души просто умрет от горя!

— Конечно, я тебя прощаю.

— Ты такой… Я тебя не заслуживаю.

— Ох, Мира. — Коннор вздохнул. — Любовь — это не награда, которая дается за заслуги. И не то, что отнимается, если человек оступился. Это дар, причем для дающего — не меньший, чем для получающего. И когда ты примешь его, оставишь себе, твой страх уйдет.

Не дав ей возразить, Коннор покачал головой.

— Достаточно. Ты теперь очень устала, ты даже не представляешь, насколько ты устала! А тебе еще столько рассказывать. Тебе надо посидеть, пока ноги не подкосились. И давай посмотрим, что нам приготовила Брэнна. Господи, сколько же времени прошло после завтрака?

Он подошел к ней, и Мира протянула ему руку.

— Спасибо тебе! За свет, за дыхание, за… мою жизнь. И, Коннор… Спасибо тебе за этот дар.

— Что ж, неплохое начало… — Он взял ее за руку, повел на кухню.

Мира сбивчиво рассказывала свою историю, поглощая спагетти с фрикадельками — свои любимые. Ей казалось, она никогда не наестся и не напьется, хотя с удивлением обнаружила, что даже от нескольких глотков вина голова идет кругом.

— Тебе сегодня лучше обойтись водой, — сказала Брэнна.

— Думаю, в глубине души я понимала, что это всего лишь видение, но все выглядело, пахло и звучало совсем как в реальной жизни. Цветники, фонтан, дорожки — все было таким, как я помню. Дом, костюм, в котором был отец, то, как он постукивал пальцем себе по крылу носа.

— Это оттого, что он построил свое колдовство на мыслях и образах, существующих в твоем мозгу. — Фин подлил ей воды.

— И то, как он называл меня принцессой. — Мира кивнула. — А ведь я в самом деле начинала чувствовать себя принцессой, когда он уделял мне внимание. Он был… — Ей было больно даже вспоминать. — Он был душой нашего дома, понимаете? Его заразительный смех, то, как он украдкой совал нам карманные деньги сверх положенного или шоколадку — так, будто это самый большой секрет. Я его боготворила, и вот все это, все эти чувства вернулись, когда мы с ним теперь прохаживались по саду, а в кроне шелковицы заливалась какая-то птица.

Мира вынуждена была сделать паузу, собраться с силами.

— Я его боготворила, — повторила она, — а он нас бросил — бросил меня! — и даже ни разу не оглянулся. Сбежал втихаря, как вор, а так, собственно, и оказалось, ведь все сколь-нибудь ценное он прихватил с собой. Но там, в саду, все было так, как раньше. Светило солнце, цвели цветы… И я была так счастлива!

Потом он вдруг на меня набросился, да ни с того ни с сего! Объявил, что ушел из-за меня, потому что я водила дружбу с вами. Дескать, я его опозорила тем, что якшалась и вступала в сговор — его слова — с ведьмами. И за это он меня проклял.

— Еще один трюк, основанный на твоем сознании, — вступила Брэнна. — Взял твои мысли и извратил.

— Мои мысли? Но я никогда не считала, что он ушел из-за нашей с вами дружбы.

— Но ты не раз думала, что он ушел из-за тебя. Чтобы это знать, мне даже не требуется залезать в твои мысли, — добавил Коннор.

— Я знаю, что это не так. В смысле — что он не из-за меня нас бросил.

— И тем не менее ты нет-нет, да и задаешься этим вопросом. — Айона бросила на нее понимающий взгляд. — Когда тебе плохо, ты спрашиваешь себя, что с тобой не так, что в тебе такое, что мешает другим тебя любить. Мне это хорошо знакомо, я знаю, как трудно смириться с тем, что люди, которые, казалось бы, должны любить тебя беззаветно, не любят. Или любят, но мало. Но ни я, ни ты в этом не виноваты. Это они, это у них не хватает способности любить.

— Я знаю, но ты права. Бывает, что… Роза, которую он мне дал, начала кровоточить, а он сказал, что я шлюха, раз сплю с ведьмаком. Но до того как отец нас бросил, этого уж точно не было! Господи, да, учитывая, каким трусом был этот мужик, разве он осмелился бы кому-нибудь бросить такое в лицо!

Она помолчала, глядя в тарелку.

— Он был такой слабак, мой папаша. Тяжело признавать, что ты любила такого… такого малодушного человека.

— Родителей не выбирают, — проговорил Бойл, — да и они нас, в общем-то, тоже. Нам всем приходится худо-бедно ладить друг с другом.

— А любить… — Коннор помолчал, пока она не подняла на него глаза. — Это не то, чего надо стыдиться.

— То, что я любила, было иллюзией. Как и то, что я видела сегодня. Но верила и в то и в другое, но недолго. Но когда сегодня он принялся говорить мне все эти вещи, все вдруг переменилось. Мне стало ясно, что при всех своих недостатках такого он бы мне никогда не сказал. Я вновь услышала дождь, услышала Ройбирда — тут и поняла, что это обман. Будто очнулась. И в руках у меня была лопата. Пока мы с ним прохаживались, я была без нее, а тут она опять оказалась у меня. Я замахнулась и ударила его, метила прямо в голову, но он увернулся. Я замахнулась еще раз, но все вокруг стало кружиться и валиться. А тут смотрю, как безумный, скачешь на Аластаре ты, Коннор, и Бойл бежит с конюшни, и еще Катл… Он усмехнулся мне — и теперь это был уже не отец, а Кэвон.

Теперь Мира видела его ясно, это до невозможности красивое и порочное лицо, эта улыбка на нем….

— И когда он с улыбочкой взвился и исчез в тумане, меня будто ударили ножом в самое сердце, холодным и острым ножом.

— Была черная вспышка, — припомнил Бойл. — Мне так показалось. Короткая молния, ударившая из камня, что он носит на шее.

— Я этого не видела. — Мира подняла стакан с водой и вновь осушила. — Я пыталась идти, но это было невыразимо трудно — все равно как плыть в густой жиже. Меня тошнило, кружилась голова, и теперь, когда тени сделались такими плотными, я даже дождя не чувствовала. Я не могла из них выпутаться, не могла сдвинуться с места, не могла подать голос. И в этом тумане звучали голоса. Голос отца, голос Кэвона. Угрозы, обещания. Я… Он сказал, что готов наделить меня властью. Если я убью Коннора, он дарует мне бессмертие.

Она нащупала руку Коннора и ободряюще сжала.

— Я не могла выбраться, а тьма все сгущалась. Я не могла ни говорить, ни двигаться, словно была связана по рукам и ногам. И еще было ужасно холодно. Потом появился ты, Коннор, заговорил со мной, и возник свет. Этим светом был ты. Ты велел взять тебя за руку. Не знаю, как, но ты сказал, чтобы я взяла тебя за руку.

— И ты взяла.

— Я не думала, что у меня получится, было ужасно больно! Но ты все твердил, что я смогу. Все повторял, чтобы я взяла тебя за руку и пошла с тобой.

Мира сплела их пальцы и крепко сжала.

— Когда я это сделала, у меня было ощущение, что меня вытаскивают из глубокой ямы, в то время как кто-то другой тянет назад. А ты все тащил и тащил, и свет… он был ослепителен. Тогда я снова почувствовала дождь. Все болело, все сразу: тело, сердце, голова. Тени были устрашающие, но мне хотелось вернуться к ним, туда, где не было так больно.

— Отчасти причиной был шок, — рассудила Брэнна. — И чары, которые он применил, чтобы подчинить тебя своей воле. И тут тебя рывком выдергивают назад. Вот почему Коннор погрузил тебя в сон — чтобы не было так больно.

— Я перед всеми вами в долгу, — повторила Мира.

— Мы же команда! — возразил Бойл. — Никто никому ничего не должен.

— Нет, я должна. За то, что вы пришли за мной. Конечно, ты прав, любой из нас встал бы за другого. И еще я должна извиниться, что была такая дура и дала ему шанс захватить себя. И тем самым всех нас поставила под удар.

— Проехали. — Бойл протянул руку и погладил Миру по плечу.

— Вот именно, — поддакнула Брэнна. — Сейчас ты выпьешь чаю и ляжешь в постель, тебе нужен покой.

— Я уже достаточно поспала.

— До «достаточно» еще далеко, но ты можешь посидеть с чаем у камина, пока не надумаешь идти наверх.

— Давай я тебя устрою как следует, — вызвался Фин.

Мира нахмурилась.

— Уж до второго-то этажа я в состоянии дойти!

— Надеюсь, ты не собираешься перечить после стольких извинений? — Он обошел стол и выдернул ее из кресла. — А ты крепкая, Мира Куинн!

— Даже теперь?

Он с усмешкой обернулся на Коннора и отнес Миру в гостиную на диван. Щелчком пальцев заставил огонь трещать веселее, поудобнее уложил пострадавшую и накрыл покрывалом, а она взирала на него с возмущением.

— Терпеть не могу, когда со мной вот так возятся!

— Я тоже. Прямо до тошноты. Почему я это и делаю. Ты заслуживаешь небольшой трепки.

— Ну, валяй, заставь меня раскаиваться еще сильней.

— В этом как раз нужды нет. — Фин присел рядом и внимательно посмотрел на нее. После чего достал из кармана бусы. — Я подумал, тебе это может пригодиться.

— Ой… Как ты…

— Подскочил на конюшню, нашел твою куртку и порылся в карманах. — Он побренчал бусами. — Так берешь или нет?

— Еще как беру!

Он надел ей ожерелье.

— Береги себя, эти камешки помогут. И его тоже береги.

— Обязательно. — Мира подняла взор и посмотрела ему в глаза. — Клянусь! Спасибо. Спасибо тебе, Фин.

— Да ради бога. А сейчас мы узнаем, не подают ли в этом доме к чаю каких-нибудь кексиков.

Он двинулся к двери, обернулся. Мира держала камни на ладони, нежно поглаживая большим пальцем.

Любовь, подумал он. Она способна сделать из тебя идиота или героя. А иногда получается то и другое разом.

Мира проснулась в постели Коннора. Одна. На туалетном столике под тремя стеклянными колпаками горели три белых свечи. Что-то из целительной магии, решила она — наряду с запахом лаванды, шедшим от разложенных под подушкой веточек вместе с какими-то кристаллами, — наверное, чтобы помочь ей выздороветь и в первую очередь как следует выспаться.

Последнее, что она помнила, когда стала мысленно отматывать время назад, было то, как ее принес в гостиную Фин и уложил на диване, а она расслабленно вытянулась и ждала, что другие тоже придут к камину со своим чаем.

Интересно, подумала теперь Мира, пили они чай или нет.

Ее злила мысль, что она, как хворый ребенок, отключилась в один момент. А еще больше — что потом оказалась в постели, одна.

Она попробовала встать и обнаружила, что ноги держат плохо, отчего раздражение лишь усилилось. После того бульона она чувствовала такой прилив сил! Вот почему теперь осознание, что до полного выздоровления еще далеко, оказалось неприятной неожиданностью.

Кто-то переодел ее в ночную рубашку, и это тоже было неприятной неожиданностью.

Слегка пошатываясь, Мира побрела в ванную и посмотрела на себя в зеркало над раковиной. Да, бог свидетель, случалось ей выглядеть и получше. Но и похуже тоже бывало.

Она нахмурилась, обнаружив свою зубную щетку, кремы и прочие туалетные принадлежности, аккуратно расставленные в корзинке на узкой полке.

Пока она спала, ее переселили сюда. Взяли и собрали ее вещи и переселили без всякого спроса.

Потом она вспомнила причину и вздохнула.

Она это заслужила, крыть нечем. Она поставила под угрозу себя и всех остальных, заставила ребят не на шутку поволноваться. Нет, сопротивляться таким решениям она не станет. И жаловаться тоже.

Вот что бы она точно сделала, так это отыскала Коннора.

Мира распахнула дверь в комнату Айоны. Если Бойл с Айоной уехали к нему, как они теперь делали частенько, Коннор наверняка расположился здесь. А лучше бы ему спать у себя, вместе с нею.

По стеклу стучал дождь, луна никак не могла пробиться сквозь тучи, и ей пришлось ждать, пока глаза привыкнут к темноте. Только после этого Мира на цыпочках вошла в комнату. Она услышала звук дыхания и подошла ближе. Мелькнула мысль просто юркнуть Коннору под бок, тогда и посмотрим, что он на это скажет.

Но, подавшись вперед, она ясно увидела, что это Айона, в обнимку с Бойлом, головой на его плече.

Трогательная сцена, подумала Мира. И очень интимная. Но не успела она отпрянуть, как Айона подала голос:

— Тебе нехорошо?

— Ой, нет, нет, прости, — прошептала в ответ Мира. — Прости. Я проснулась и ищу Коннора. Я не хотела вас будить.

— Ничего страшного. Он внизу, на диване. Тебе что-нибудь нужно? Могу сделать тебе чаю, чтобы уснулось легче.

— Да у меня такое чувство, будто я неделю кряду проспала.

— А кому-то и ночи поспать не дают, — проворчал Бойл. — Мира, уходи!

— Ухожу. Прости.

Она вышла в коридор, слыша за спиной недовольный бас Бойла и приглушенный смех Айоны. Мира плотно закрыла дверь.

Хорошо им, подумала она, лежат себе вместе, как голубки, в тепле, а она шастает по всему дому аки тать в нощи в поисках своего мужчины.

Она преодолела половину лестничного пролета, как вдруг ее осенило.

«Своего мужчины»? С каких это пор она стала воспринимать Коннора как своего мужчину? Она одурманена, вот и все, одурманена белой и черной магией. Ничего не соображает, не может ясно мыслить, и похоже, ей лучше поскорее вернуться в постель.

Отоспаться.

Но она его хотела, вот в чем загвоздка! Хотела положить голову ему на плечо, как Айона сейчас — на плечо Бойла.

Мира спустилась.

Коннор спал на диване, завернувшись в плед, который был ему явно короток, так что ноги торчали наружу, на подлокотнике, а лицо было уткнуто в подушку, неловко пристроенную на втором подлокотнике.

Чтобы в таком положении чувствовать себя удобно, надо было напиться до бессознательного состояния. Мира покачала головой, удивляясь, как, с учетом всех обстоятельств, ему удается выглядеть так притягательно.