Занимательные истории из жизни Романовых Давтян Алексей
Оказалось, что это был помещик, у которого сгорела усадьба и в ней жена с тремя детьми. У него осталось двое маленьких деток, которых приютили добрые люди. А сам несчастный от горя был близок к помешательству и пребывал в совершенной нищете.
Александр Павлович написал на докладе следующую резолюцию: «Назначить доктора для попечения о недужном, детей его поместить в учебные заведения и содержать отца до выздоровления на службу на счет собственных моих сумм. На постройку же усадьбы и обзаведение выдать из этого же источника пособие в размере стоимости его сгоревшего имущества».
– А вас я больше не желаю видеть, – добавил император, обращаясь к своему обер-вагонмейстеру.
Соломка удалился, совершенно убитый. На следующий день он, исполняя свои обычные обязанности, пытался служить государю, когда тот садился в коляску, но Александр его услуги отверг.
Положение Афанасия Даниловича стало очень тяжелым. Он мучился от того, что разгневал своего любимого государя, и со дня на день ожидал отставки с главной квартиры.
Прошло несколько месяцев. Наступил Великий пост. Каждый раз в церкви Соломка старался не показаться на глаза государю. И вот однажды перед тем, как приступить к исповеди, государь пригласил к себе в кабинет Соломку, троекратно поклонился ему и по православному обычаю искренне попросил прощения.
Афанасий Данилович, прослезившись, рухнул на колени:
– И вы простите мне, ваше величество, все мои прегрешения вольные и невольные!
– Бог тебя простит, – сказал государь, подняв и поцеловав слугу, – забудем прошлое! Я знаю, что ты верный и честный слуга и я, любя, дал тебе урок никогда не пренебрегать людьми. И я рад, что ты доставил мне случай выполнить не только царский, но и христианский долг. Все забыто! Ступай, служи, ты дорог мне, как и прежде.
Однажды Александр Павлович по обыкновению прогуливался в серой офицерской шинели по английской набережной. Вдруг пошел сильный дождь. Государь подозвал извозчика, и, оставаясь неузнанным, велел везти себя к Зимнему дворцу. Когда экипаж проезжал мимо Сенатской гауптвахты, караул, узнав царя, отдал ему честь с барабанным боем. Извозчик заозирался кругом:
– Никак государь проехал, – предположил он.
– Точно, братец, проехал, – рассмеялся Александр.
Наконец прибыли к дворцу. Не имея с собой денег, император попросил извозчика подождать, пока он сходит за деньгами.
– Э нет, ваше благородие, я уж тертый калач, вы вот мне оставьте в залог шинельку, да и идите.
Делать нечего, оставил ему царь шинель. Вскоре из дворца пришел камер-лакей, передал извозчику 25 рублей, объявил ему, что он вез императора, и попросил вернуть шинель.
Извозчик не растерялся и решил извлечь из события еще большую выгоду.
– Ты видать меня за дурачка принимаешь. Уж не собрался ли ты нажиться на барской шинели? Скажешь, что я уехал, а шинель продашь. Авось она подороже 25 рублей стоит. Пусть владелец сам придет, только ему и отдам, а тебе – ни за что.
Неизвестно, чем бы кончилась эта история, если бы не появился известный всему Петербургу лейб-кучер Илья и подтвердил полномочия камер-лакея.
Франсуа Паскаль Симон Жерар. Портрет Александра I
Однажды министр юстиции И. И. Дмитриев принес Александру на доклад дело об оскорблении Его императорского величества. Государь отстранил от себя бумаги:
– Пожалуйста, не надо, ты же знаешь, я в эти дела не вникаю. Простить – и дело с концом.
– Но государь, это очень важное дело, позвольте хотя бы представить его в общих чертах.
– Видишь ли, Иван Иванович, может случиться так, что как император я прощу, а как грешный человек сохраню обиду или злобу на этого человека. Поэтому в таких случаях я не хочу знать имени оскорбителя, а докладывай просто: «Дело об оскорблении Величества». Я прощу и не буду рисковать, что, помня конкретное имя, в душе буду гневаться на этого человека.
Министр юстиции Дмитриев был опытным чиновником и сдержанным человеком, но однажды все-таки забылся. Дело было так. Он среди прочих бумаг принес государю на подпись указ о награждении какого-то губернатора орденом. Государь отчего-то усомнился и велел отнести указ в комитет министров. Такое приказание было необычным и показалось Дмитриеву обидным. Министр встал, поспешно убрал документы в портфель и сказал:
– Если, Ваше Величество, министр юстиции лишен счастья заслуживать вашего доверия, то ему ничего не остается, как исполнить вашу волю.
– Что это значит? – удивился Александр. – Я и не знал, что ты так вспыльчив! Давай мне указ, я подпишу.
Александр Павлович поставил свою подпись на документе и сухо попрощался с министром.
Выйдя за дверь, Дмитриев почувствовал сожаление и раскаяние. Немного постояв, он вернулся в кабинет и искренне попросил прощения у государя.
– Я совсем на тебя не сержусь! – отвечал он. – Я просто удивился. Я знаю тебя еще с гвардии и не думал, что ты так сердит. Договоримся: ты забудешь, и я забуду. Видишь, какой ты злой! – добавил Александр с улыбкой.
В 1807 году Александр I находился в Вильно. Там он выехал на прогулку верхом. Свита отстала, и государь оказался без сопровождения на берегу реки Вилейки. Там он увидел крестьян, которые только что вытащили из воды утопленника. Приняв императора за обычного офицера, они обратились к нему за советом, что делать в таком случае. Александр немедленно спешился и стал пытаться вернуть несчастного к жизни, растирая ему подошвы и руки. Вскоре приехала свита, в том числе лейб-медик Вилье. Врач попытался пустить пострадавшему кровь, но она не шла, и медик объявил, что утопленнику уже невозможно помочь. Но царь не прекращал усилий и велел Вилье пробовать еще. Медик подчинился и – о чудо – кровь пошла, и несчастный задышал.
– Это счастливейшая минута в моей жизни! – радостно воскликнул император.
Он перевязал вскрытую руку утопленника своим платком и не оставлял его, пока не удостоверился, что его жизнь находится вне опасности. И впоследствии Александр справлялся о его здоровье и дал ему средства для существования.
Лондонское общество спасания мнимоумерших, узнав о поступке императора, приняло его своим почетным членом и наградило его золотой медалью с надписью: «Императору Александру человеколюбивое королевское общество усерднейше приносит».
В Петербурге на Каменном острове Александр Павлович как-то приметил на дереве необыкновенно большой лимон и приказал принести его себе, как только плод упадет. Подчиненные проявили рвение и установили у дерева круглосуточный пост под начальством караульного офицера. Естественно, император ничего не знал о таком усердии. И вот в полночь лимон наконец упал. Караульный прибежал к офицеру, офицер бросился во дворец. Камердинер не хотел пускать офицера к государю, потому что тот уже лег отдыхать, но офицер настаивал, говоря, что это распоряжение царя. В конце концов офицера допустили в спальню.
– Что случилось, не пожар ли? – спросил встревоженный Александр.
– Слава Богу, ваше величество, пожара нет. Я принес вам лимон.
– Что еще за лимон? – не понял Александр.
– Тот, за которым вы распорядились установить особое наблюдение, – отвечал офицер.
Тут Александр Павлович понял, в чем дело, и, будучи вежливым, но иногда и весьма вспыльчивым, «отблагодарил» чрезмерно усердного офицера, которого после того случая товарищи так и прозвали: «лимон».
Доу Дж. Александр I
Император Александр I был большим педантом, что касалось порядка в его кабинете. Каждый предмет лежал всегда на своем месте, император не терпел ни пылинки, ни лишней бумаги на столе. Перья использовались только один раз, даже если этим пером была поставлена одна только подпись. За перья отвечал специальный человек, получавший за это солидное жалование.
Когда Александр Павлович только начал царствование, ему служили очень ловкие и смышленые камердинеры, но когда оказалось, что они разглашали содержание оставшихся на столе бумаг, их удалили. С тех пор Александр предпочитал иметь при себе людей попроще и прощал им за честность и верность нечаянные неловкости. Однажды император, страдая кожным заболеванием, призвал лейб-медика Тарасова сделать перевязку. Для этого государь пересел от стола на диван и приказал камердинеру Федорову придвинуть ему столик, на котором лежали бумаги, чернильницы и прочие принадлежности. Федор схватил столик и так неловко подвинул его, что уронил бумаги на стол, да еще и залил их чернилами.
– Ну, брат, экую ты наделал куверк-коллегию, – спокойно сказал Александр и сам поднял все документы, опасаясь, как бы камердинер не испортил их еще больше.
В сражении при Кульме русские войска взяли в плен известного своей необыкновенной жестокостью французского генерала Вандама, про которого сам Наполеон сказал, что «если бы у меня было два Вандама, одного из них я бы обязательно повесил». При представлении Александру I Вандам сказал императору: «Несчастье быть побежденным, но еще более – попасть в плен, при всем том, считаю себя благополучным, что нахожусь во власти и под покровительством столь великодушного победителя». Александр отвечал пленнику:
– Не сомневайтесь в моем покровительстве. Вы будете отвезены в такое место, где ни в чем не почувствуете недостатка, кроме того, что у вас будет отнята возможность делать зло.
Незадолго до своей кончины Александр I уехал в Таганрог. Однажды, гуляя в одиночестве за городом, государь попал под сильный дождь. До Таганрога было четыре версты. К счастью, он встретил мужика на телеге, который вез муку на продажу в город. Въехав в город, мужик повернул к базару, но Александр попросил его подъехать к дому, где он остановился, но мужик наотрез отказался: «На той улице царь живет, нам туда нельзя». После долгих уговоров он согласился, но предупредил: «Если станут меня бить, то я скажу, что это ты мне велел: пусть тебя бьют». Александр слез с телеги, пошел ко входу, а мужику велел подождать, пока он вынесет ему деньги.
– Где ты подобрал царя? – спросил его офицер, стоявший у входа.
Услышав, кого он вез, мужик бросил воз с лошадью и побежал с улицы вон.
У императора Александра I был любимый кучер Илья, из бывших крепостных крестьян. Однажды он повез куда-то государя и, свернув с пути, заехал на какую-то пустынную улицу. Там он остановился у одной лачуги и, показывая на нее, сказал:
– Вот здесь, государь, живет вдова моего прежнего господина, который уступил меня вашему величеству, – и повез императора по назначению.
Александр понял, в чем дело, и чрез любимца Илью отправил его бывшей госпоже приличное денежное пособие с бумагой о назначении ей пожизненного пенсиона.
Этому же кучеру Илье суждено было препровождать из Таганрога в Петербург бренные останки обожаемого монарха. Несмотря на жестокую стужу и свои преклонные лета, признательный Илья не покидал печальной колесницы, все ночи проводя под нею.
Безвременная кончина Александра I и вскоре последовавшей за ним императрицы Елизаветы Алексеевны поразила современников. Появилась версия, что государь, более тяготевший к подвижнической христианской жизни, чем к императорскому правлению, инсценировал свою кончину. Сразу стали вспоминаться странные факты, имевшие место до отъезда императорской четы. Поездка казалась странной. «Официально» говорилось, что южный климат рекомендован врачами как полезный для здоровья императрицы. Между тем, Таганрог был известен своими ветрами и лютой зимней стужей. Вспоминали также, что незадолго до отъезда император приказал князю А. Н. Голицину привести в порядок бумаги в его кабинете. Сам отъезд произошел тоже при странных обстоятельствах: император выехал из Каменноостровского дворца ночью без свиты и охраны, вопреки обыкновению при нем не было шпаги. Он велел кучеру остановиться на Троицком мосту, где перекрестился на Петропавловский собор – место упокоения его предков. Затем царь направился в Александро-Невскую лавру, где долго молился перед гробницей Александра Невского. При этом была отслужена панихида, а не обычный в таких случаях напутственный молебен, к тому же совершавшийся в Казанском соборе. После император отправился в Таганрог, куда вскоре прибыла и его супруга.
Щукин С. С. Александр I
Спустя пять месяцев после погребения Александра I супруга нового императора Николая I Александра Федоровна записала в своем дневнике: «Конечно, при виде толпы, буду я думать о словах покойного государя, произнесенных им как-то, когда говорил он о своем отречении: „Как я буду радоваться, когда вы будете проезжать передо мной, а я из толпы, махая шапкой, буду кричать вам «Ура!»“».
Спустя 10 лет после погребения Александра I в Пермской губернии по обвинению в бродяжничестве был задержан странный человек лет шестидесяти. Бдительному кузнецу, который и донес на странника в полицию, старик показался подозрительным: речь, манеры и дорогая породистая лошадь странника слишком контрастировали с его крестьянским платьем и мужицкой бородой. На допросе странник назвал себя Федором Кузьмичем, «не помнящим своего родства». Старик получил двадцать плетей и был сослан в Томскую губернию. Там старец очень скоро снискал уважение местного населения. Он учил людей грамоте, Священному Писанию, истории и географии, давал советы. Оказалось, что «крестьянин» говорит на нескольких иностранных языках. Не менее странным было и то, что он ежедневно менял чулки и имел дорогие носовые платки. Федор Кузьмич был набожным, но не причащался. На вопросы о причастии он отвечал, что не «может ходить к причастию, потому что уже отпет». Не был он и на исповеди, что объяснял посетившему его архиерею так: «Если бы я на исповеди не казал про себя правды, удивилось бы небо, а если бы казал – удивилась бы земля». Старец был похоронен на кладбище Томского мужского монастыря. На могильном кресте делали надпись: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Федора Кузьмича». По распоряжению томского губернатора слова «Великого Благословенного» были замазаны. Титул «Благословенного» в 1814 году Сенат преподнес Александру I, который, как гласит легенда, и был тем самым старцем Федором Кузьмичем. Легенда также гласит, что императрица Елизавета Алексеевна также «умерла лишь для мира», превратившись в знаменитую Молчальницу Веру, затворницу Сырковского монастыря под Новгородом.
До их пор не утихает дискуссия о тайне смерти Александра I. Возможно, точку в этом споре поставила бы экспертиза останков царя. Однако есть версия, что гроб императора в Петропавловском соборе пуст, что обнаружила специальная комиссия, вскрывавшая царские склепы в 20-е годы. Много времени исследованию этого вопроса посвятил выдающийся историк и писатель Н. Я. Эйдельман, изучивший свидетельства по данной теме. «Согласно этим рассказам, – резюмировал историк, – при изучении царских склепов в Петропавловском соборе… были обнаружены более или менее сохранившиеся тела различных членов императорской фамилии. Только в склепе Александра I будто-то бы не было ничего, кроме пыли. Этот же факт подтверждают еще несколько письменных, устных и напечатанных за рубежом свидетельств…»
Голике В. А. Портрет Великого князя Николая Павловича
Николай I
(1796–1855)
царствовал с 1825 г
Екатерина II так описывала в своей корреспонденции появление на свет будущего императора Николая I: «Сегодня в три часа утра мамаша родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него бас, а кричит он удивительно; длиною он аршин без двух вершков, а руки немного меньше моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом».
Младших сыновей Павла – Николая и Михаила обучал генерал Матвей Ламсдорф. Он частенько колотил великих князей ружейным шомполом или линейкой по рукам. Как позднее вспоминал сам император, их постоянно «останавливали, исправляли, делали замечания, преследовали моралью или угрозами». Другие учителя тоже не достигли особых успехов: «На уроках этих господ мы или дремали, или рисовали какой-нибудь вздор, иногда их собственные портреты, а потом к экзаменам выучивали кое-что вдолбежку, без плода и пользы для будущего», – вспоминал Николай Павлович.
Первой игрушкой, купленной Николаю, было деревянное ружье. Этот подарок и определил его дальнейшие увлечения. Когда воспитатель Н. Ахвердов предложил 14-летнему Николаю написать сочинение на тему «Военная служба не есть единственная служба дворянина… и другие занятия для него столь же почтенны и полезны», подросток не смог написать ни строчки.
Больше года упрашивал Николай Павлович свою мать, Марию Федоровну, отпустить его в русскую армию, воюющую с Наполеоном: «Я умею стрелять с шести лет!» – заявлял он храбро. Мудрая императрица дала разрешение только в январе 1814 года, когда поражение французского императора было уже делом решенным. 7 февраля 1814 года генерал Ламсдорф повез своих воспитанников «на войну» – медленно, с долгими остановками в Германии. Когда братья прибыли в Париж, Наполеона уже изгнали на остров Эльба. «Живо еще во мне то чувство грусти, которое нами тогда овладело и ввек не изгладится», – вспоминал Николай много лет спустя.
В 1831 году, когда в Москве была холера, император Николай I решил тотчас же туда ехать. Напуганная императрица Александра Федоровна умоляла государя не подвергать себя опасности, но Николай Павлович оставался непреклонным. Тогда императрица привела в кабинет государя великих княжон и великого князя Константина Николаевича, надеясь вразумить супруга.
– У меня в Москве триста тысяч детей, которые погибают, – сказал государь и в тот же день уехал в Москву.
Вскоре холера пришла уже в Петербург, где умирало до пяти сотен человек в день. Поползли слухи, что во всём виноваты доктора, заражавшие хлеб и воду. Начались волнения, несколько врачей были убиты. Однажды громадная толпа рассерженных горожан собралась на Сенной площади. Узнав об этом, государь в сопровождении нескольких человек отправился туда. Он вошел в середину толпы и призвал людей к совести и порядку, закончив речь громовым возгласом:
– На колени! Просите у Всемогущего прощения!
Тысячи людей, как один, опустились на колени. Зазвучали слова молитвы. Горожане успокоились. На обратном пути царь снял верхнюю одежду и сжёг её в поле, чтобы не заразить семью и свиту.
Тульское шоссе было так плохо устроено, что через год после сдачи уже разрушилось. Произвели следствие и отослали дело для рассмотрения в генерал-аудиториат Ведомства путей сообщения. Там решили, что «шоссе в свое время было сдано губернскому начальству, которое, приняв его в заведование и не имея ни технических сведений, ни денежных средств к его поддержанию, не может ответствовать за последовавшую потом испорченность шоссе». Об этом деле доложили государю. Павлович написал на докладе: «Шоссе нет, денег нет и виновных нет: поневоле дело нужно кончить, а шоссе строить снова».
Голике В. А. Портрет Великого князя Николая Павловича
Однажды в присутствии Николая Павловича генерал Пётр Дараган заговорил по-французски, сильно грассируя. Николай, вдруг сделав преувеличенно серьёзную мину, начал повторять за ним каждое слово, чем довёл до приступа смеха свою жену. Дараган, пунцовый от стыда, выскочил в приёмную, где Николай догнал его и, поцеловав, объяснил:
– Зачем ты картавишь? За француза никто тебя не примет; благодари Бога, что ты русский, а обезьянничать никуда не годится.
Николай стеснялся ранней лысины. Чтобы скрыть этот недостаток, государь носил парик. Но однажды государь прилюдно расстался с ним. Это случилось после рождения первой внучки, в 1842 году. Получив радостное известие, Николай Павлович перед строем кадетов сорвал парик с головы и, поддав его ногой, задорно крикнул:
– Теперь я дедушка, прочь его!
В начале 30-х годов, возвращаясь из Москвы, Николай Павлович оставался в Твери несколько дней, ожидая безопасной переправы через Волгу. Поставщиком для стола государя и свиты был местный купец, который подал очень большой счет.
– Неужели у вас все так дорого? – спросили купца.
– Нет, слава Богу, такие цены только для государя. Нельзя же ему продавать как всякому прочему.
Об этом стало известно царю. Он вызвал поставщика и спросил его:
– Так ты думаешь, что с меня надо брать как можно дороже?
– Точно так, ваше величество. Можно ли равняться с вашим величеством нам, грешным рабам? Все, что имею, – ваше, государь, но в торговом деле товар и цена по покупателю, – отвечал купец.
– Ты, пожалуй, и прав отчасти, но хорошо, что не все так думают, как ты. У вас в Твери и мне было бы не по карману жить.
Счет был оплачен, и бережливый Николай Павлович в Твери больше никогда не останавливался.
После восстания 14 декабря один из заслуженных генералов явился в императорский дворец в полной парадной форме, сопровождая молодого офицера, который шел за генералом без шпаги и эполет с поникшей головой. Генерал просил доложить императору, что привел одного из участников вчерашних событий. Его тотчас пригласили в кабинет.
– Государь, – сказал генерал с дрожью в голосе, – вот один из несчастных, замешанный в преступном заговоре. Предаю его заслуженному наказанию и отныне отрекаюсь признавать его своим сыном.
– Генерал, ваш сын еще молод, и он успеет исправиться. Не открывайте мне его вины. Я не желаю ее знать и предоставляю вам самому наказать его, – ответил Николай I.
Зимой 1830 года Николай I по обыкновению прогуливался по Дворцовой площади и заметил чиновника, который шёл в одном сюртуке, скорчившись от холода. Государь догнал беднягу. Увидев, что тот не пьян, Николай Павлович спросил, почему он не одет.
– Шинель я отдал в починку, ваше величество, а второй у меня нет, – отвечал чиновник.
– Ступайте скорее на гауптвахту в Зимний дворец, – распорядился царь и сам пошел с ним вместе. По дороге государь расспросил несчастного и узнал, что его зовут Иванов, он учитель русского языка в 1-м кадетском корпусе и преподает уже восемнадцать лет.
Сам учитель не мог понять, отчего за холодный сюртук император послал его на гауптвахту. На гауптвахте Иванова напоили горячим чаем, принесли от имени императора новую теплую шинель и отпустили домой совершенно счастливым.
На следующий день Николай Павлович послал за генералом Клингебергом, начальником военно-учебных заведений, и расспросил об Иванове. Клингеберг характеризовал его как очень хорошего преподавателя.
– И тебе не стыдно, – спросил император, – что он у тебя ходит по морозу в сюртуке? За усердие назначаю ему двойное жалование, которое прошу обратить в пенсию по окончании годов службы.
Прогуливаясь как-то в одиночестве, Николай Павлович встретил повозку с гробом, за которой шла лишь одна бедно одетая женщина, вероятно, вдова покойного. Царь пошел за ней следом. Прохожие, увидев государя, стали присоединяться к ним, – и вскоре уже сотни человек составили торжественную процессию, провожая рядового в последний путь.
Крюгер Ф. Николай I
Министр внутренних дел Перовский при докладе государю Николаю Павловичу о награждении председателя департамента управы благочиния Косинского чином действительного статского советника на возражение его Величества: не рано ли? отвечал: «О нет, ведь он бриллиант между чиновниками». Впоследствии, когда открылось, что Косинский самым наглым образом украл в управе 156 тысяч рублей серебром, государь сказал министру двора, показывавшему ему для выбора бриллианты, назначенные для невесты великого князя Константина Николаевича:
– Отошли их прежде показать Перовскому – ведь он знаток бриллиантов.
Когда берлинский живописец Крюгер рисовал портрет императора Николая I, государь сказал художнику:
– Просите за него как можно больше, любезный Крюгер, потому что этот скряга, – он указал на князя Волконского, – который все боится, чтобы мы не сделались нищими, непременно заставит вас что-нибудь сбавить с цены.
Крюгеру за его труд приказано было выдать драгоценные золотые часы с бриллиантами, но, проходя чрез руки чиновников министерства двора, бриллианты исчезли. Когда Николай I увидел у Крюгера эти часы, он сказал ему:
– Видите, как меня обкрадывают! Но если бы я захотел наказать всех воров моей империи по закону, для этого было бы мало всей Сибири, а Россия превратилась бы в такую же пустыню, как Сибирь!
Николай I присутствовал на маневрах балтийского флота в районе Кронштадта, которые прошли очень успешно. По окончании маневров Николай Павлович спросил у английского посланника:
– Не правда ли, такой флот не стыдно показать друзьям?
– Ваше величество, – любезно отвечал посланник, – этот флот не только друзьям, но со славою можно показывать и неприятелям.
В 1829 году на балу Николай I беседовал с приближенными. При этом монарх держал в руке каску и постукивал ею себе по ноге в такт марша, который исполнял оркестр. Вдруг султан незаметно отцепился от каски и упал на пол. В этот самый момент к государю подошел с пакетом великий князь Михаил Павлович. Быстро подняв султан, он протянул его императору со словами:
– Султан у ваших ног, ваше величество!
– Что такое? – не понял государь.
– Султан у ног вашего величества, – повторил славящийся своим остроумием великий князь и подал царю пакет, где находились бумаги о будущем Адриапольском мире, означающем окончание русско-турецкой войны.
Одно лето императорская семья жила в Аничковом дворце. Крылов жил рядом в доме при Императорской публичной библиотеке, занимая должность библиотекаря. Как-то Николай I встретил Крылова на Невском проспекте.
– А, Иван Сергеевич, как поживаешь? Давно не виделись, – приветствовал баснописца царь.
– Да, давненько, ваше величество. А ведь, кажись, соседи, – отвечал тот.
В 1837 году Николай I приехал в Эривань. Его встретила толпа местных жителей, которые несли на палке совершенно ощипанного, но еще живого гуся.
– Что это такое? – удивился государь.
– Местный обычай, – уклончиво отвечал губернатор.
Не удовлетворившись этим ответом, царь послал флигель-адъютанта расспросить народ. Оказалось, гусь служил символом их бедственного положения, которым они были обязаны местной администрации. Государь повелел провести подробную проверку дела и сделать выводы.
Зичи М. Николай I на строительных работах (фрагмент)
Однажды, инспектируя артиллерию, Николай I заметил у одного капитана множество орденов на груди.
– При ком был адъютантом? – иронично спросил государь, намекая на то, что обычно адъютанты при большом начальстве легче всего получают награды.
– При пушке, ваше величество! – с достоинством отвечал боевой капитан.
Один из придворных чинов подал императору Николаю I жалобу на офицера, который выкрал у него дочь и без разрешения родителей обвенчался с ней. Николай на жалобе написал резолюцию: «Офицера разжаловать, брак аннулировать, дочь вернуть отцу, считать девицей».
Во время Крымской войны Николай I, возмущенный всюду обнаружившимися хищениями, в разговоре с наследником сказал:
– Мне кажется, что во всей России только ты да я не воруем.
Осматривая постройки Брест-Литовской крепости, император Николай I в присутствии иностранных гостей, хваливших работы, поднял кирпич и, обратившись к одному из окружающих его лиц, спросил, знает ли он, из чего тот сделан?
– Полагаю, из глины, ваше величество.
– Нет, из чистого золота, – отвечал государь, – по крайней мере, я столько за него заплатил.
Канцлер Нессельроде однажды всеподданнейше донес царю на капитана 1-го ранга Невельского, что тот самовольно поднял российский флаг в спорном месте на Дальнем Востоке и основал там российский форпост, чем вызвал гнев Англии и прочие международные осложнения. За это, по мнению министра, ослушника следовало разжаловать в матросы. Император же Николай I на это повелел Невельского произвести в адмиралы. Что же до его самоуправства, вызвавшего такую гневную реакцию Англии, то император изрек:
– Там, где однажды поднялся российский флаг, он уже опуститься не может.
Николай I, проезжая однажды по улицам столицы, заметил, что вывеска одной из мелочных лавок выполнена неряшливо. Николай Павлович, любивший аккуратность и порядок, приказал сделать образцовую вывеску, которой бы следовали владельцы всех мелочных лавок в городе. На первом принесенном императору эскизе поставили «№ 1». Эскиз Николаю Павловичу понравился, и он его утвердил. Вывеска была растиражирована, а «№ 1» убрать никто не решился, поскольку на эскизе была подпись самого государя. И все мелочные лавки в городе стали гордо значиться первым номером! Оплошность была исправлена только самим императором во время очередной продолжительной прогулки по городу.
Император Николай Павлович любил иногда пошутить. Однажды, как обычно, к государю с рапортом прибыл обер-полицеймейстер Бутурлин и доложил, что, мол, все обстоит благополучно.
Государь гневно взглянул на него и произнес:
– Как же благополучно, когда мне докладывают, что украдена статуя императора Петра Великого!
– Как украдена? – обомлел Бутурлин. – Но я донесения не получал… простите, ваше императорское величество, сейчас же расследую…
– Поезжай тотчас, и чтобы вор был в двадцать четыре часа найден… слышишь?
– Слушаюсь, ваше величество, – и Бутурлин исчез.
Бутурлин, ни жив ни мертв, вскочил в дрожки и помчался по набережной. Едва он миновал Адмиралтейство, как увидел, что Петр Великий стоит на своем месте. У Бутурлина отлегло от сердца. Он тотчас вернулся к царю и радостно доложил ему:
– Ваше величество, вам неправильно донесли, статуя на месте.
Государь рассмеялся.
– Да сегодня ведь 1 апреля, и как ты поверил подобной чепухе?.. Разве возможно украсть такую тяжелую и громадную вещь?
«Ну, подожди, – подумал Бутурлин, – и я тебя, государь, тоже надую ради 1 апреля». Вечером император пошел в оперный итальянский театр, как обычно, сел с левой стороны в бенуаре, на авансцене. Шли «Гугеноты», и царь был увлечен музыкой и пением. Вдруг в ложу влетел Бутурлин:
– Ваше величество, пожар!
– Где? – спросил царь.
– Зимний дворец горит.
Царь тотчас помчался из театра ко дворцу. Подъехав к Зимнему, государь никакого огня не увидел. Остановив своего кучера, царь обратился к Бутурлину, который скакал за ним:
– Где же дворец горит? – спросил он.
– Сегодня 1 апреля, ваше величество, – радостно сообщил обер-полицеймейстер.
Государь не на шутку рассердился:
– Ты, Бутурлин, дурак, – сказал он. – Только не подумай, что я говорю неправду ради 1 апреля. Приди ко мне завтра – и я повторю тебе то же самое.
Государь возвратился в театр, а на другой день Бутурлин получил другое назначение.
Вивевальде Б. П. Император Николай I Павлович и великий князь Александр Николаевич в мастерской художника
В одну из поездок в конце сороковых годов в Кронштадт государь император Николай Павлович посетил стоящий на рейде пароход «Камчатка». Это было одно из первых наших паровых судов. Пароходом командовал капитан 1-го ранга (впоследствии адмирал) Шанц. Государь осмотрел судно, и состоянием его был очень доволен.
Во время осмотра наступил полдень, то есть время, когда подается сигнал к обеду и питью водки, и командир судна обратился к государю с вопросом:
– Не соизволите ли, Ваше императорское Величество, разрешить рынду бить, стклянки ворочать, к водке свистать, – полдень наступил?
– Делай что нужно! – отвечал Николай Павлович милостиво.
Дали команду, засвистал свисток, закипела передобеденная работа, на палубу вынесли пробу пищи, чарку водки и хлеб; государь отведал пищу; отломил кусочек хлеба и скушал, а часть ломтя бросил находившейся тут же капитанской собаке. Пес понюхал хлеб, но есть не стал.
– Вишь ты какая балованная! – рассмеялся Николай Павлович, потрепав собаку рукой по голове. – Хлеба не ест!..
– Мой собак умный, Ваше императорское Величество, – отвечал на это капитан Шанц, желая похвалить собаку, – он черный хлеб не кушает.
Государь посмотрел на него, но ничего не сказал, повернулся и пошел по трапу, дожёвывая хлеб.
Император Николай I любил рано утром пройтись. Обычно он следовал по Английской набережной, Миллионной улице. Однажды, в пятницу на вербной неделе, во время такой прогулки государь заметил, как какой-то солдат со свертком в руке, заметив его, быстро шмыгнул в подворотню. Государь прибавил шагу, подошел к подворотне и своим мощным голосом приказал:
– Поди сюда, солдат!
Солдат, изрядно струсив, предстал перед императором и отдал честь.
– Кто таков?
– Бессрочный отпускной N-ского пехотного полка.
– Что несешь?
– Собственную работу, ваше императорское величество.
Солдат развязал сверток и показал несколько табакерок из папье-маше с разными изображениями и рисунками.
– Сам делал?
– Точно так, ваше императорское величество, собственное произведение.
Государь взял в руки одну табакерку, на крышке которой был довольно аляповато нарисован портрет Наполеона I.
– Зачем же ты нарисовал чужого императора, или у тебя нет своего? – строго спросил государь.
– Своему здесь быть не годится, ваше императорское величество.
– Это почему же?
– Видите ли, ваше императорское величество, – начал объяснять солдат на примере другой табакерки, – когда желают понюхать, бьют французского короля по носу.
Солдат стукнул по крышке двумя пальцами, как это принято у нюхателей табака, взял щепотку табака, поднес к носу и громко чихнул.
– Апчхи! Здравия желаю, Ваше императорское Величество! Извольте посмотреть.
И солдат повернул к Николаю Павловичу внутреннюю сторону крышки с портретом российского императора.
Государь рассмеялся, велел солдату отобрать ему три такие табакерки и заплатил по 50 рублей за каждую.
Однажды, посещая Дворянский полк, император Николай I заметил на фланге кадета на голову выше остальных.
– Как твоя фамилия? – спросил Николай Павлович.
– Романов, ваше величество, – ответил кадет.
– Ты не родственник ли? – пошутил государь.
– Точно так, ваше величество, – бойко отвечал кадет.
– А в какой степени? – спросил государь, пристально рассматривая его.
– Ваше Величество – отец России, а я сын ее, – ответил находчивый кадет.
Император рассмеялся и расцеловал своего находчивого «внука».
Беггров К. П. Вид набережной Невы у здания Старого Эрмитажа (фрагмент)
На одной из гауптвахт Петербурга содержались под арестом два офицера – гвардейский и морской. Когда в караул заступил товарищ гвардейца, он отпустил приятеля на несколько часов домой. Моряк позавидовал этому и заявил на гвардейского офицера. В результате обоих гвардейцев военный суд приговорил к разжалованию в солдаты. Однако государь Николай Павлович наложил на приговор следующую резолюцию: «Гвардейского офицера перевести в армию, а моряку за донос дать в награду требное жалованье, с указанием в формуляре, за что именно он эту награду получил».
Император Николай Павлович очень любил маскарады. Однажды в дворянском собрании к нему подошла маска со словами:
– Знаете ли, государь, что вы самый красивый мужчина в России?
– Этого я не знаю, – отвечал он, – но ты бы должна знать, что вопрос этот касается единственно моей жены.
Однажды московский генерал-губернатор князь Щербатов донес государю Николаю Павловичу о появлении около столицы множества волков, которые уже стали даже заходить в город. При этом генерал просил дозволения «учредить облавы для уничтожения волков, или, по крайней мере, для изгнания их в другие смежные губернии». Император, прочитав это донесение, рассмеялся и сказал: «Пожалуй, он прогонит волков и в Петербург». Так в 1847 году царским указом было создано учреждение губернских и уездных ловчих для истребления зверей.
Графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, по благословению своего духовника, отца Фотия, пожертвовала миллионы на Юрьев мужской монастырь, рядом с которым она выстроила для себя дом, в котором и поселилась. В планах Анны Алексеевны было построить невдалеке еще и женскую обитель. За разрешением графиня обратилась к государю Николаю Павловичу.
– Согласен, – шутливо отвечал государь, – но с тем условием, чтобы между этими монастырями устроить еще и воспитательный дом.
Наградив одного из приближенных к себе офицеров орденом св. Анны, император Николай I спросил его:
– Ну, что, доволен ты Анною?
– Я-то очень доволен, ваше величество, но она скучает по Владимиру, – отвечал тот.
– Ну, это ничего, – заметил император, – чем дольше скучает, тем милее будет встреча.
Однажды Николай I встретил по дороге пьяного драгуна на извозчике. Сначала выпивоха испугался, но быстро пришел в себя и, со второй попытки вынув из ножен саблю, салютовал императору.
– Что ты делаешь, драгун? – спросил государь строго.
– Пьяного драгуна на гауптвахту везу, ваше величество! – отрапортовал драгун.
Государь улыбнулся, дал ему пять рублей «на дорогу» и велел ехать домой.
Читать бесплатно другие книги:
