Занимательные истории из жизни Романовых Давтян Алексей
Однажды, играя в избранном кругу в вист-преферанс, Николай Павлович объявил игру без козырей.
– Ваше величество, конечно, изволили забыть, что игры бескозырные запрещены, – сказал стоявший подле граф Орлов.
– Это так, – отвечал государь, – но ведь я сам козырь.
На встречу императору Николаю попадался на улице пьяный моряк, которого изрядно шатало. Государь остановился и спросил грозно:
– Что это тебя так качает, моряк?
– Это лавирую, ваше величество.
– А откуда держишь курс?
– Из-под Невского, ваше величество.
– И где же твоя гавань?
– В Адмиралтействе.
– Велика ли качка?
– Велика, но надеюсь доставить судно благополучно, ваше величество.
– Ступай, да смотри, чтобы не бросило тебя на мель, – сказал с улыбкой государь.
– Никак нет, ваше императорское величество: первый большой вал миновал, а второго надеюсь не встретить! – ответил моряк, понимая под вторым валом великого князя Михаила Павловича.
Сверчков В. Д. Николай I
Знаменитая французская актриса Рашель во время своих гастролей в Петербурге потребовала, чтобы в ложу пускали не более четырех человек. Однажды Николай I удостоил актрису беседою, и та выразила сожаление, что редко видит его на своих представлениях. На это государь с улыбкой отвечал:
– У меня очень большая семья, и я рискую оказаться пятым в нашей ложе.
Как-то раз император Николай I проезжал мимо одного трактира и увидел, как выходит весьма нетрезвый офицер. Государь велел остановиться и подозвал к себе бражника. Тот, пошатываясь, подошел и приложил руку к козырьку каски.
– И что мне с тобой делать? – сердито спросил царь. – Вот что бы ты сделал на моем месте, если бы встретил офицера в таком виде?
– Я… я бы, ваше императорское величество, с подобною свиньею совсем бы не разговаривал, – отвечал офицер.
– Возьми поскорее извозчика, поезжай домой и проспись, – сказал государь, улыбнувшись.
Императору Николаю Павловичу предлагали изменить военную форму и одеть войска в казакины и широкие шаровары, чтобы было удобнее служить.
– Даже если б я велел войску одеться и в покойные халаты, то и тогда это беспокоило бы многих потому только, что это форма, – отвечал государь.
Один помещик решил подать Николаю I прошение о приеме его сына в учебное заведение. Он не был искушен в канцелярских премудростях и не знал точно, как следует обращаться к царю в таких случаях. Подумав немного, помещик вспомнил, что царя именуют «Августейшим», но так как дело происходило в сентябре, то он написал «Сентябрейший государь». Получив прошение, Николай учинил такую резолюцию: «Непременно принять сына, чтобы, выучившись, не был таким же дураком, как его отец».
Генералу Ланжерону плохо давался русский язык, поэтому он всегда носил в кармане записочки с командами. Туда же он прятал записочки с текстом русских песен, которые очень нравились французу. Однажды на смотре, в присутствии Николая I, Ланжерон вынул записочку из кармана и громко скомандовал перед фронтом:
– Ты поди, моя коровушка, домой!
Николай I имел тяжелый характер, и его легко было рассердить любой оплошностью. Один барон, отставной военный службы, гуляя по Невскому проспекту, неожиданно встретился лицом к лицу с государем. Барон так растерялся, что встал во фрунт и зонтиком, как саблей, отсалютовал императору. Николай Павлович ужасно рассердился, повелел узнать фамилию барона и назначить ему строгое взыскание. Только благодаря заступничеству влиятельных родственников и знакомых, которые объяснили государю ситуацию, несчастный был спасен. Государь отменил приказание, но сказал:
– Скажите барону, что как государь я его простил, но как человек никогда того не забуду.
Как-то раз император Николай I, принимая утренние рапорты, спросил петербургского коменданта генерала Башуцкого, человека исполнительного, но не самого сообразительного:
– Какова погода? Кажется, барометр упал?
– Никак нет, Ваше Величество, висит, – отвечал комендант.
Тимм В. Ф. Николай I Павлович на коне
Однажды ночью император Николай решил объехать с проверкой все караульные посты в городе, чтобы лично убедиться, как исполняется войсками устав о гарнизонной службе. Государь везде находил образцовый порядок. Тогда он отправился к самой отдаленной караульне у Триумфальных ворот, где, как он подозревал, вполне могут быть какие-нибудь упущения. Царь запретил часовому подавать команду и тихо вошел в караульное помещение. Дежурный офицер, одетый по полной форме, застегнутый на все пуговицы, крепко спал за столом, положив голову на руки. На столе лежала бумага. Государь взял ее. Это оказалось письмо офицера домой. Он писал родным о проблемах с выплатой долгов, которые он наделал для поддержания своего звания. В конце он вопрошал: «Что же мне делать, кто заплатит за меня эти долги?» Государь вынул карандаш, написал на письме свое имя и ушел, запретив будить офицера. Впоследствии государь действительно помог ему решить свои финансовые проблемы.
После эпидемии холеры в России случился страшный неурожай, и император Николай I принял самые энергичные меры, чтобы помочь народу справиться с этой бедой. В частности, был разрешен беспошлинный ввоз хлеба, приостановлен сбор податей и рекрутская повинность, были выделены значительные суммы на покупку зерна для крестьянских полей. Николаю Павловичу доложили, что в этот тяжелый для страны период один богатый торговец, заблаговременно закупивший большое количество хлеба, теперь продает его по необыкновенно высоким ценам.
Николай послал одного из своих флигель-адъютантов узнать у купца, не согласится ли он снизить цены.
– Не могу! – отвечал тот. – Мне самому хлеб обошелся дорого, я не могу торговать в убыток.
– Что ж, – сказал император, – я не хочу насиловать торговлю и разорять бедного человека; я лишь требую, чтобы он не смел теперь ни одной четверти хлеба продать ниже назначенной им самим цены.
Одновременно государь распорядился продать определенное количество хлеба из казенных складов по цене заготовки. В результате спекулянт понес убыток не менее ста тысяч рублей.
После смотра дислоцированных в Варшаве войск император Николай I, оставшись довольным порядком, который он застал, обратился к окружавшим его офицерам:
– Господа генералы и штаб-офицеры! Прошу ко мне обедать.
Вернувшись в Лазенковский дворец, государь усомнился, принял ли это приглашение фельдмаршал князь Паскевич, так как оно не было обращено к нему особо. Государь вызвал конвойного казака:
– Поезжай сейчас к Ивану Федоровичу, – сказал ему государь, – проси его ко мне обедать да скажи, что я без него не сяду за стол.
Конвойный поскакал, но по дороге стал думать: кто же такой этот Иван Федорович? Тут встречается ему будочник.
– Скажи, где живет Иван Федорович? – спросил его конвойный.
– А вот в этом переулке, – объяснил будочник, указывая в переулок, – в трехоконном доме, под зеленою крышею.
Конвойный быстро нашел нужный дом, вот только жил в нем не фельдмаршал, а квартальный надзиратель, тоже Иван Федорович. Казак позвонил. Вышла кухарка.
– Здесь живет Иван Федорович?
– Здесь.
– Скажи ему, что государь прислал просить его к себе обедать.
– Да они уж покушали, – отвечала кухарка, – и спать легли.
– Мне до этого дела нет, я должен исполнить повеление государя.
Ивана Федоровича разбудили. Конвойный передал ему приглашение. Старик квартальный стал было выражать сомнение, но конвойный сказал строго:
– Мало того, что государь приглашает вас кушать, но приказал вам сказать, что без вас и за стол не сядет.
Делать нечего. Старик, недоумевая и наскоро одевшись, отправился во дворец. Паскевич же прибыл к обеду по приглашению государя, обращенному к генералам вообще.
Во время обеда государь, заметив за столом невоенного старика, обратился к графу Бенкендорфу с вопросом:
– Кто это там сидит без эполет?
– Сейчас узнаю, ваше величество, – отвечал Бенкендорф, вставая.
– Нет, нет, – удержал его государь, – не конфузь его, пусть пообедает.
По окончании обеда государь отправил Бенкендорфа разузнать о старике «поделикатнее». Когда дело выяснилось, государь от души рассмеялся. Он подозвал квартального к себе и пожаловал ему часы, сказав:
– Ты хороший служака, вот тебе от меня.
Винтерхальтер Ф. К. Портрет императрицы Александры Федоровны
Роман Александра Дюма «Учитель фехтования», повествующий о любви декабриста Ивана Анненкова и француженки Полины Гебль, в России был запрещен цензурой. Императрица Александра Федоровна вместе со своей подругой, княгиней Трубецкой, организовала чтение этого романа в своем будуаре. В самый разгар чтения дверь вдруг открылась, и на пороге показался Николай I. Трубецкая немедленно спрятала книгу под подушку. Император строго спросил супругу:
– Я полагаю, вы читали книгу, мадам?
– Да, государь, – ответила смущенно императрица.
– Хотите, я вам скажу, что именно вы читали? Вы читали роман Дюма «Учитель фехтования».
– Откуда вам это известно, государь? – удивилась Александра Федоровна.
– Нетрудно догадаться, ведь это последняя вещь, которую я запретил, – ответил государь.
Шел как-то Николай I ночью проверять посты. Вдруг ему навстречу прапорщик одной из инженерных частей.
– Откуда ты? – спросил император.
– Из депа, ваше величество.
– Дурак! Разве «депо» склоняется?
– Все склоняется перед вашим величеством, – ответил находчивый прапорщик.
Николай рассмеялся и наградил его за остроумие.
Во время концерта, который Ференц Лист давал в Петербурге, находившийся в своей ложе царь Николай I стал довольно громко разговаривать со своими придворными. Лист прервал свое выступление. Император спросил музыканта:
– Почему вы прекратили играть?
– Когда говорит русский царь, все остальные должны молчать, – отвечал Лист.
Один богатый помещик приехал в Петербург из Саратова единственно затем, чтобы увидеть императора Николая I. Приехав в столицу, он стал подолгу ходить у Зимнего дворца в надежде лицезреть государя. Однажды помещик заметил высокого и статного офицера. «Это какая-то важная птица», – решил он и, поклонившись, спросил у офицера:
– Простите меня, милостивый государь, что, не будучи вам представлен, хочу просить вас об одолжении.
– Извольте, – проговорил Николай Павлович, потому что это был именно он.
– Я прожил уже сорок лет, но ни разу не видел государя. А вы, наверное, видите его чуть ли не каждый день…
– Да, это так, – ответил, улыбнувшись, Николай. – Тем более что я и есть император.
– Ну, а я в таком случае тоже император, только китайский, – рассмеялся помещик.
– Это была шутка. Я флигель-адъютант государя и постараюсь вам помочь, – сказал Николай и попросил адрес гостиницы, где помещик остановился.
На следующее утро за помещиком приехала коляска и настоящий флигель-адъютант повез его к Зимнему дворцу. Коляска остановилась у одного из подъездов дворца, солдаты взяли «на караул», а барабанщики ударили дробь. Флигель-адъютант провел его в комнаты царя. Увидев Николая, помещик сначала решил, что это его давешний знакомый офицер. Какого же было его удивление и ужас, когда вошедший в комнату придворный назвал Николая «Ваше императорское Величество»! Несчастный помещик не знал, как вымолить прощение за свою дерзость, но государь заверил его, что совершенно не гневается, и пригласил с собой позавтракать.
Однажды Николай I с придворной свитой в парадных мундирах посетил Пулковскую обсерваторию. Впоследствии ее директор, известный астроном Струве, рассказывал, что испытал при этом посещении чисто профессиональное затруднение – он увидел массу звезд – и все не на своих местах, имея в виду мундиры чиновников.
Как-то раз император Николай Павлович решил проверить работу своих высших чиновников и без предупреждения появился в 10 часов утра в Сенате. Сначала он посетил Уголовный департамент и не застал там ни души, затем 2-й департамент – та же картина. Лишь в 3-м департаменте Николай обнаружил сенатора П. Г. Дивова, одиноко корпевшего над своими бумагами. «Это кабак, а не Сенат», – по-солдатски прямолинейно возмутился государь.
Неизвестный художник. Вид Сенатской площади (фрагмент)
Николаю Павловичу так нравилась скульптурная композиция юношей с конями авторства Петра Карловича Клодта, что государь отправил их в дар прусскому королю и велел сделать копии. Но и копии не задержались – император отправил их неаполитанскому королю. В конце концов Клодт создал новые оригинальные композиции, воплощавшие сюжет «Покорение коня человеком» и предназначенные для Аничкова моста. Публика была в восторге. По этому поводу Николай I заметил с обычным для него грубоватым остроумием: «Ну, Клодт, ты лошадей делаешь лучше, чем жеребец!»
Однажды во время военных учений Николай I заметил плачущую девочку. Это была сиротка Дунечка, которую приютили ротные музыканты. Николай позаботился о девочке и отдал ее на воспитание за казенный счет. Дунечка выросла, стала редкой красавицей и звездой балов. Знаки внимания оказывал ей сам император. Но случилось так, что Дунечка полюбила одного поручика и вместе с ним бежала. Николай очень рассердился, беглецов разыскали и вернули. Дунечка лишилась расположения монарха и высшего света, а поручика хотели отправить на Кавказ. Его спасло чувство юмора: «Из-за девчонки в гарнизон, это не резон!» – написал он в прошении на высочайшее имя. Николай Павлович сменил гнев на милость и оставил поручика в гвардии. А Дунечка стала дамой полусвета, но все равно отказывала заседавшим в Городской думе купцам, которые искали ее любви. Дунечка умерла от простуды в расцвете лет, не распорядившись своим капиталом. Николай приказал передать средства Городской думе на воспитание сирот. Но думские купцы, обиженные в свое время Дунечкой, отказались воспитывать сирот на деньги «блудницы». Тогда купец Сан-Гали нашел выход из положения и предложил на Дунечкины деньги построить общественные уборные. Так и сделали…
Как-то раз на маскараде Николай Павлович изволил довольно долго говорить с одной очаровательной маской. В конце вечера император спросил ее, каким подарком он мог бы отблагодарить ее за увлекательную беседу.
– Вы слишком милостивы, ваше величество, – отвечала маска, – я так счастлива вашим вниманием, что наоборот, желаю просить вашего позволения сделать мне самой подарок вашему величеству.
Государь согласился.
– Но только со мной этого подарка нет, и я буду просить позволения прислать его вам завтра, во дворец.
На следующее утро заинтригованный император получил от анонимного дарителя огромную корзину, а в ней… трех младенцев. Что заставило незнакомку пойти на такой шаг – неизвестно. Известно лишь, что Николай Павлович принял участие в судьбе подкидышей, за его счет они были воспитаны и получили хорошее образование.
После окончания строительства Николаевской железной дороги император решил наградить участников строительства и попросил главноуправляющего путей сообщения графа П. А. Клейнмихеля подготовить список тех, кто достоин награды. На это граф отвечал, что таковых не имеется, а все труды легли исключительно на его, Клейнмихеля, плечи. Государь высказал свое недоумение, но Петр Андреевич был непреклонен. Тогда Николаю I пришлось приказать составить наградной список. Клейнмихелю пришлось подчиниться.
Однажды в Зимнем дворце вдруг появился запах дыма. Причиной оказалась трещина в кирпичной кладке одной из труб. Трещину заткнули мочалом и замазали глиной. Дым исчез, но вскоре загорелось бревно возле трубы. Его облили водой и опять замазали глиной. А через два дня, 17 декабря 1837 года, во дворце начался пожар. В этот вечер на карауле в Фельдмаршальском зале стоял лейб-гвардеец корнет Мандель. Когда из соседних помещений повалил густой дым и перепуганные камер-лакеи разбежались, Мандель не решился оставить пост и запретил покидать свои посты караульным солдатам. Чтобы они не задохнулись, корнет разрешил им лишь опуститься на корточки.
Николай I приехал в Зимний из театра, когда пожар уже было не остановить.
Корнет Мандель начал было докладывать обстоятельства дела, хотя уже слышались крики: «Бегите, сейчас потолок провалится!»
– Караул еще здесь? – удивился император, увидев задыхающихся от дыма солдат.
Государь разрешил им оставить посты и поблагодарил за службу.
– Смею надеяться, – говорил сослуживцам корнет Мандель, – что полученная мною благодарность будет записана в формулярный список: мы горели в полном порядке.
Верне О. Портрет императора Николая I
При подъезде к уездному городишке Пензенской губернии Чембару кучер вывалил Николая I из экипажа, государь сломал при этом ключицу, левую руку и вынужден был идти пешком семнадцать верст до Чембара, где затем пролежал на попечении местных эскулапов целых шесть недель. Выздоровев, царь пожелал увидеть чембарских уездных чиновников. Пензенский губернатор Панчулидзев собрал их в доме уездного предводителя дворянства, в котором лечился император. Чиновники, изрядно оплывшие, привыкшие к покойным халатам, кое-как натянули на себя новенькую форму и выстроились по старшинству в шеренгу перед спальней императора. Николай открыл дверь и остановился на пороге. Он внимательно осмотрел всю шеренгу и сказал по-французски губернатору, улыбаясь:
– Послушайте, ведь я их всех не только видел, а даже отлично знаю!
– Когда же вы изволили лицезреть их, ваше величество? – удивленно спросил губернатор.
– Я видел их в Петербурге, в театре, в очень смешной комедии под названием «Ревизор», – ответил государь.
Николай Павлович придерживался спартанского и даже аскетического образа жизни. По утрам царь обычно проводил много времени в молитве и не пропускал воскресных богослужений. Спал он на узкой походной кровати, на которую был положен тонкий тюфяк, а накрывался старой офицерской шинелью. Сразу после коронации расходы на питание царской семьи были сокращены с 1500 рублей в день до 25. Традиционный рацион монарха составляли котлеты с картофельным пюре, щи, каша, как правило, гречневая. Больше трёх блюд подавать не разрешалось. Однажды метрдотель не удержался, поставил перед царём нежнейшее блюдо из форели.
– Что это такое – четвёртое блюдо? Кушайте его сами, – проворчал государь.
Ужинал он редко – ограничивался чаем.
Однажды, находясь в узком кругу императорской семьи, супруга генерал-адъютанта М. А. Паткуль спросила императора, почему он не принимает участия в карточной игре, и получила следующий ответ:
– Я велел подать счет своего проигрыша за прежнее время и, увидев, что в продолжение года проиграл три тысячи рублей, дал себе слово больше в карты не играть. Сколь бедным семьям я мог бы этими деньгами прийти на помощь!
Николай Павлович не обольщался насчет отношения иностранцев к России, которое часто создавалось прессой на основании впечатлений некоторых ангажированных путешественников. Французскому дипломату Ф. де Кюсси император однажды сказал:
«Среди путешественников попадаются такие, которые приезжают к нам, чтобы лучше заставить верить истине своих публикаций, говоря „я сам видел“. Поверьте мне, Кюсси, что они часто плохо видят или нарочно худо говорят, зная, что критика и скандал, к несчастью, имеют для читателя более привлекательности, чем одна истина».
Однажды на строевом смотре одна пуговица на обшлаге Николая I оказалась незастегнутой, о чем адъютант доложил, намереваясь исправить оплошность. Государь ответил громко, так, чтобы было слышно всему полку:
– Я одет по форме. Это полк одет не по форме.
Полк тотчас расстегнул одну пуговицу на обшлаге.
Врач английского посольства в беседе с Пушкиным удивлялся масштабам репрессий в связи с восстанием «декабристов»:
– Все посольство Британии только и говорит, что об удивительном милосердии вашего государя. У нас в Англии по делу о военном мятеже такого размаха было бы казнено тысячи три человек, после чего всех оставшихся сослали бы на галеры.
Тогда жертвами режима «Николая Палкина» стали 130 человек, из них 5 были казнены.
Ботман Е. И. Николай I
13 февраля 1855 года пришлось на воскресенье первой недели великого поста, а в это воскресенье обычно в церквах совершали обряд «анафемствования». Проклинали бунтовщиков Степана Разина и Емельяна Пугачева и поминали почивших царей. Лаврский иеродиакон Герман провозглашал перед амвоном «анафему» первым и «Вечную память» вторым. И вдруг Герман прогремел:
– Благочестивейшему, самодержавнейшему и великому государю нашему Николаю вее-чная п-а-а-а…
Он опомнился, но певчие на хорах подхватили его и грянули:
– Вечная па-амять!
Митрополит с амвона махал им руками и кричал:
– Многая лета! Многая лета!
Публика в церкви переглядывалась в недоумении. Вышло замешательство.
Но ошибка оказалось пророческой: 18 февраля в первом часу дня Николай I умер.
«Сашка, в дурном порядке сдаю тебе команду!» – сказал Николай Павлович сыну на смертном одре и, обращаясь ко всем сыновьям, произнёс: «Служите России. Мне хотелось принять на себя всё трудное, оставив царство мирное, устроенное, счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас…»
Константин Павлович
(1779–1831)
цесаревич и великий князь, сын Павла I
Великому князю Константину Павловичу всегда была симпатична графиня Розалия Ржевусская. И действительно, по красоте и по уму она была весьма достойна его внимания. Цесаревич любил подшучивать над ее религиозностью. Однажды на балу она указала великому князю на одну даму, называя ее красавицей.
– Вот что значит христианское смирение! – отвечал он ей: – Вы видите сучок в глазу у ближнего, а в своем бревна не замечаете.
Великий князь Константин Павлович писал так неразборчиво, что иногда его почерк никак невозможно было прочитать. Генерал А. П. Ермолов, находившийся в постоянной переписке с Константином Павловичем, часто говорил ему об этом. Однажды корреспонденты не виделись четыре месяца, за это время Ермолов получил от великого князя несколько писем. Когда они наконец встретились, великий князь спросил генерала:
– Ну что, прочел мои письма?
Ермолов отвечал, что некоторые места разобрать удалось, но остальные места остались недоступными пониманию.
– Ну так принеси их, я прочту тебе, – сказал великий князь.
Ермолов принес письма, но великий князь, как ни старался, сам не мог разобрать того, что написал. Он рассмеялся и обещал впредь стараться лучше.
Великий князь Константин Павлович отличался горячим нравом, бывал груб и даже жесток. Однажды на полковом учении он с поднятым палашом наскочил на поручика Кошкуля и наверняка зарубил бы его, если бы тот, отпарировав, не отклонил удар и не вышиб палаш из руки князя. При этом поручик сказал великому князю: «Не извольте горячиться». Ученье было прекращено, через несколько часов адъютант князя приехал за Кошкулем и повез в Мраморный дворец. Кошкуль ожидал суда и приговора, но Константин Павлович встретил его с распростертыми объятиями и поблагодарил, за то, что он спас его честь:
– Спасибо тебе! Что сказал бы государь и что подумала бы вся армия, если бы я на ученье во фронте изрубил бы своего офицера?
Затеи великого князя Константина Павловича бывали довольно жестоки. Свою первую супругу – великую княгиню Анну Федоровну, урожденную принцессу Юлиану Саксен-Кобургскую, – он иногда будил в шесть часов утра и заставлял ее до завтрака играть на клавесине военные марши, аккомпанируя ей на барабане.
Доу Дж. Портрет великого князя Константина Павловича
При лейб-уланском полку, которым командовал великий князь Константин Павлович, состоял пожилой ветеринар по фамилии Тортус, отлично знавший свое дело, но при этом горький пьяница. Константин Павлович любил Тортуса несмотря на его грубость и непочтительные выходки.
Однажды во время похода великий князь приехал на бивуак и спросил Тортуса, хорошо ли ему при полку?
– В твоем полку нет толку! – отвечал старик, всегда говоривший великому князю «ты».
Как-то раз Александр Павлович пригрозил строптивому ветеринару палками.
– Будешь бить коновала палками, станешь ездить на палочке, – предупредил Тартус.
В другой раз великий князь поблагодарил его за удачную операцию.
– Поменьше хвали, да побольше корми, – отвечал старик.
Александр Павлович рассмеялся, пригласил к себе, досыта накормил и допьяна напоил.
Александр II
(1818–1881)
царствовал с 1855 г
Однажды юный цесаревич Александр Николаевич, проезжая вместе с государем через Царство Польское, посетил армейские казармы. Один немолодой офицер с большим числом наград, почтительно поклонившись Александру, сказал:
– Я бы желал иметь счастье поцеловать вашу руку.
– Позвольте лучше мне иметь честь поцеловать вас! – воскликнул цесаревич и бросился на шею изумленному офицеру, и, прежде чем старый солдат опомнился, подхватил фуражку и бросился догонять ушедшего вперед императора.
В мае 1831 года, прогуливаясь со своим воспитателем Мердером по набережной реки Фонтанки, цесаревич заметил, что на одной из барок под грязной рогожей лежит старик и громко стонет. Александр тут же перебежал по шатким доскам в барку к старику. Мердер, охваченный страхом, что наследник упадет в воду, бросился за ним следом и, добравшись на барку, увидел, как Александр заботливо отирает лицо несчастного платком. Воспитатель дал цесаревичу золотую монету, которую тот вложил старику в руку. Больной еле слышно поблагодарил юного Александра и перекрестился.
Будущий государь Александр Николаевич восемь месяцев провел в путешествии по России и вернулся в Петербург исполненный самых теплых чувств к русскому народу. «Я своими глазами и вблизи познакомился с нашей матушкой-Россией и научился еще более ее любить и уважать. Да, нам точно можно гордиться, что мы принадлежим к России и называем ее своим Отечеством», – написал он одному из своих наставников.
На полковом празднике лейб-казаков Александр II пожелал отведать пищу, приготовленную для нижних чинов. Когда государь подошел к столу, главнокомандующий крикнул:
– Ребята, дайте ложку!
Казаки замялись.
– Эх, да у них и ложки-то нету, – улыбнулся государь.
Тогда стоящий поблизости казак полез в голенище и достал ложку. Вынув ее, он вытер ее своими пальцами и подал Александру. Монарх, видя все эти процедуры, однако, не побрезговал, взял ложку и с аппетитом стал есть казачьи щи.
Рэб Ицхак, петербургский духовник-раввин, заболел лихорадкою и, по совету врачей, переехал летом на дачу в Царское Село, где прописался к семейству Шимона, которого по месту сего жительства звали Шимон Царский. Раввин Ицхак ежедневно по утрам делал моцион в царскосельском парке. В этом же парке в то же время прогуливался государь Александр Николаевич со своими приближенными. Император обратил внимание на странного человека, который, несмотря на теплую погоду, зябко кутается в шубу.
– Кто ты? – спросил его государь, подозвав к себе.
– Из царской фамилии! – ответил плохо говоривший по-русски раввин, думая, что государь спрашивает его, на каком основании он живет в Царском Селе; Ицхак хотел сказать, что он из фамилии Шимона Царского, законно прописанного в Царском Селе.
– Что ж, поздравьте меня, господа, с новым родственником, – обратился государь с веселою улыбкой к своим приближенным.
Неизвестный художник. Александр II
Однажды Александр II, прогуливаясь по известному фешенебельному чешскому курорту Карлсбад, познакомился с немцем – местным жителем. Царь был в штатском платье и гулял один.
– Чем вы занимаетесь, и как вообще вам тут живется? – спросил немца Александр.
– Я имею сапожную мастерскую, мои дела идут прекрасно, – ответил немец и спросил в свою очередь:
– А вы кто такой и чем занимаетесь?
– Я русский император, – ответил Александр.
– Да, это тоже хорошее положение, – флегматично заметил немец.
Смертельно больного Тютчева посетил Александр II, никогда до того у поэта не бывавший. Когда это случилось, Тютчев сказал:
– Это приводит меня в большое смущение, ибо будет крайне неделикатно не умереть на другой же день после царского посещения.
Император Александр II иногда любил поздним вечером побродить по Сенатской площади инкогнито, в простой офицерской шинели, без сопровождения. Однажды он познакомился с одной дамой. Он представился офицером, она – полковничьей вдовой. Дама предложила ему продолжить знакомство у нее дома, но при этом просила прийти в ее дом отдельно от нее и с черного хода. Царь, решив пошутить, через некоторое время отправился по оставленному адресу. Войдя со двора, государь встретил прислугу, которая, несмотря на поздний час, развернула очень большую уборку лестницы.
– Скажи, пожалуйста, как пройти к полковнице? – спросил прислугу Александр.
– Что ты, что ты, батюшка! Уходи скорее, сюда скоро сам царь пожалует! – ответила баба.
Пришлось царю удирать.
Когда государю Александру II доставили для ознакомления скандальный роман Чернышевского «Что делать?», на этот вопрос император ответил краткой резолюцией, которую написал на обложке рядом с названием книги: «Руду копать».
В Плевне Александр II выразил желание по дороге на смотр гренадерского корпуса позавтракать в доме, который занимал генерал Скобелев. Самого Скобелева на завтрак не пригласили, он счел это проявлением немилости и расстроился. Закончив завтракать, император позвал генерала и попросил его показать свой дом. Оставив свиту за столом, император и Скобелев прошли в соседнюю комнату. Здесь государь обнял и поцеловал генерала.
– Спасибо тебе, Скобелев, за твою службу!
Император знал, что милость, проявленная при свидетелях, добавит Скобелеву еще больше недоброжелателей и завистников, которых у того и так было довольно.
В 1877 году император Александр II разделил с русской армией тяготы войны. Это было на Дунае, в разоренной врагом Болгарии. При этом он предоставил собирать лавры освободителей своему брату и военачальникам, а сам отправился туда, где его присутствие в данный момент было наиболее ожидаемым и полезным, – в тыл армии, чтобы помочь раненым и зачастую павшим духом от страданий солдатам.
– Я еду братом милосердия, – говорил император в Петербурге.
Государь в течение восьми месяцев находился в тылу, где его называли не братом, а «отцом милосердия».
Зичи М. Завтрак императоров Александра II и Вильгельма I в зимнем дворце (фрагмент)
Однажды государь Александр II с генералом-адъютантом князем Витгенштейном ехал из Радовиц в ближайший госпиталь, который располагался в Булгарени.
За ним в отдельных экипажах следовали генералы Рылеев, Салтыков и лейб-медик Боткин.
Коляска императора обогнала группу раненых, которые передвигались с большим трудом. Князь Витгенштейн вышел к солдатам, расспросил их и доложил государю, что этим раненым не досталось места в повозках и потому им приходится идти в лазарет пешком. Услышав это, император сразу вышел из коляски, взял к себе трех тяжелораненых, а остальных распорядился разместить в колясках свиты. Князь переместился на место рядом с кучером, двое солдат влезли внутрь экипажа, свесив забинтованные ноги наружу. В таком виде царский экипаж и встретили немало удивившиеся служащие и пациенты госпиталя в Булгарени.
Во время военных действий император прибыл в деревню Парадим. Для проживания императора была отдана ветхая хижина без печки. Там было так холодно, что монарху не удалось уснуть. Решив, что на улице теплее, он вышел пройтись. Он заходил в палатки офицеров, видел, в каких трудных условиях они живут, и поэтому не решался распорядиться об обустройстве своего жилища. Наконец, подойдя к саперам, император все-таки попросил:
– Голубчики, не сложите ли мне печь? Уж больно холодно в моей мазанке…
Слова великого, но смиренного монарха тронули сердца солдат, они быстро сложили государю большую печь, а один купец дал саперам теплого сукна, чтобы они обили стены временного пристанища императора. Потом государь часто вспоминал, что во время войны он нигде не имел такого комфорта, как в Парадиме.
При штурме Горного Дубняка был тяжело ранен капитан лейб-гренадерского полка Лукошков, но государю Александру II доложили о нем как о погибшем. За обедом государь сообщил о гибели Лукошкова поручику того же полка Поливанову, который был в почетном конвое. Поливанов поехал в Богот узнать о судьбе своего товарища и нашел его живым, хотя и тяжело раненым. Когда об этом доложили императору, он немедленно отправился навестить больного. Император и впоследствии не забыл храброго офицера.
13 апреля 1880 года, когда отмечался полковой праздник, Лукошков лежал в Мариинской больнице и ожидал посещения однополчан. Вдруг двери палаты отворились, и на пороге он увидел самого государя императора.
– Твой первый шеф приехал поздравить тебя с полковым праздником, – произнес император, протягивая капитану руку. – А знаешь, кто к тебе пришел? Твой фельдфебель и двое солдат из роты. Позвать их?
Александр Николаевич открыл дверь, позвал полковых товарищей и еще некоторое время участвовал в их беседе с раненым капитаном.
В самом начале военной кампании император Александр II посетил палатку с тяжелоранеными. Прощаясь, государь пожелал бойцам скорейшего выздоровления.
Читать бесплатно другие книги:
