Волчье правило Белобров Олекса
– Нужно к своим пробираться! – замполит не стал отвлекаться на шутки. – Уже недалеко! – Он указал на СТО.
– Выходи на связь со своими, а я пока рукой повожу, то есть поруковожу! Покерую! – Неожиданно спецназовец обнаружил знание украинского языка.
Смердящая баррикада
Рассредоточились, сверху летели маковые головки и стебли: вражеский огонь не отличался прицельностью.
– Болгарин, ко мне! – начал командовать своими подчиненными замполит. – Татарин, заткни е…к духовскому пулеметчику! Мурьета, следи за бачой! Наваль, ляг сверху на Логина, немедленно!
Десантники, немного расслабившись под землей, сосредоточились. Татарин, профессионально став на колено, тщательно прицелился и несколько раз выстрелил. Пулемет замолк, но вместо него со многих позиций по маковой плантации ударили духовские автоматы.
Но разобраться, кто, что и откуда, оказалось затруднительно – в утренней дымке, подернувшей окрестности, вычислить вражеских стрелков не удавалось. Да и душманам было непросто отыскать группу шурави среди мака, оттого их автоматные очереди блуждали где-то поблизости.
– Зверобой, я Хантер! Прием! – крикнул в тангенту старший лейтенант.
– Вы живы?! – вместо позывного прозвучало в ответ.
– Живы! – подтвердил замполит. – Правда, не все и не совсем здоровы. Что у тебя работает? – спросил у подчиненного.
– Почти все работает, но боеприпасов после веселой ночки осталось с гулькин хер! – сообщил тот сердито.
– Прикрывайте наш отход, чем только сможете! – привычно орал сквозь стрельбу офицер.
– Есть! Прикроем! – пообещал сержант. – А где вы находитесь? В дымке я ничего не разберу, можете себя обозначить? – заволновался Петрик.
– Не можем обозначиться, «духи» нас еще не нашли; как только вычислят, мы себя ракетами и дымами укажем! – прокричал сквозь шум стрельбы Петренко. – Долбите по дувалам, что прямо перед вами! Как понял? Прием!
– Понял вас, Хантер! – бодро ответил сержант Петрик. – До связи!
– До связи! – взбодрился и старлей.
С высотки под ненормативным названием по дувалам ударили ротные «примусы», с СТО залопотали пушки боевых машин пехоты, ДШК, пулеметы и автоматы. И вновь день начинался с пальбы и смерти. Неожиданно оказалось, что у окруженцев кончилась вода во флягах, всем нестерпимо (особенно раненым) хотелось пить, но, хотя до реки было рукой подать, никто не отважился пойти за водой, в ожидании чудесного спасения.
Стрельба набирала обороты, и вновь было ясно: «духами» руководит воинственный и опытный командир. Несмотря на огневое противодействие СТО, с душманской стороны появлялись новые и новые огневые точки. Вокруг группы окруженных неспешно затягивалась петля безнадёги – боеприпасов оставалось всего на несколько минут боя.
– Гризли, я Хантер! – вышел в эфир Александр, привычно хватаясь за соломинку. – Слышь меня?
– Живой?! – не поверил радиоаппаратуре артиллерист. – Где ты?
– Живой-то живой, – вновь пришлось объясняться десантному замполиту. – Но не могу тебе правильно объяснить, где мы, к тому же расстояние между «духами» и нами снова не позволяет использовать твой калибр. Хотя там, перед курганом, ты нас здорово выручил, молодец, благодарим!
– Не за что! – ответил СОБ. – Чем тебе помочь? Только не говори, что огнем на себя! – предупредил он.
– Думаю, в этот раз до такого не дойдет, – не очень уверенно ответил десантник. – Пока что лупи со всей дури по кишлаку, чтоб они там и не мечтали об активных действиях! – предложил он, на всякий случай.
– Хорошо, чего-чего, а дури у нас хватит! – пушкарь оказался тоже юморной.
Подтверждение его правоты не заставило себя долго ждать – вскоре первый снаряд рухнул на кишлак. Хантер дал поправку, остальные снаряды продолжили разрушение вчерашнего. Но обнаглевшие басмачи и не думали разбегаться, прекрасно осознавая – снаряды такого калибра не смогут близко приблизиться к шурави, что тихо, как мышь под веником, принишкли на маковом участке. Игнорируя не очень интенсивный огонь «примусов» и огневых средств с СТО, на дувалах заметно увеличилось количество стрелков. Плюясь свинцом, «духи» настойчиво искали в опиумном маке группу отчаянных бойцов, дивом избежавших ночной расправы.
Оставаться среди мака на ровной местности становилось все более рискованным, солнце поднималось все выше, утренняя дымка могла улетучиться каждую секунду, а маковые насаждения редели на глазах. Форсирование реки по-светлому означало самоубийство.
– Хантер, что предлагаешь? – подполз капитан Аврамов.
– Ползти к реке, но там наши с вечера понатыкали растяжек, – поделился замполит своими мыслями.
– Это мы поправим, – пообещал спецназовец. – Закидаем участок эргэдэшками, растяжки сработают, а там путь к воде свободен. А дальше? – спросил амбал.
– Не знаю, – честно признался старлей. – У моих на СТО мало боеприпасов, не могут массированный огонь устроить, рота где-то на подходе, артиллерия малого калибра тоже пока не прибыла…
– Теперь слушай меня внимательно, политура! – В большой голове спецназёра компоновалось нечто оригинальное. – Предлагаю следующий план: у нас трое погибших и этих пять шакалов, – он показал на изувеченные гранатами моджахедские трупы, – так?
– Так, – согласился десантник, хотя и не врубался – к чему клонит командир спецназа.
– То есть восемь мужиков мы сможем прикрыть трупами, когда будем отползать, – уверенно и спокойно промолвил капитан. – Осталось еще девять, из которых семеро – ранены, правильно? – снова жестко спросил он.
– Правильно… – согласился Хантер, до сих пор не врубаясь в суть плана.
– Я предлагаю расчистить проходы в минном поле на берегу реки, – спокойно, как на учениях, говорил Аврамов. – Снести туда раненных, с ними оставить двух здоровых, чтобы натаскали речного камня, устроив для раненых хоть какое-то укрытие, и остались возле них – до последнего.
А мы восьмеро, – гигант как-то по разбойничьему оглянулся по сторонам, – занимаем оборону за трупами и отползем с ними потихоньку, к самой кромке воды! А там что-то да случится – или ишак околеет, или визирь помрет! – сделал он вывод. – Ну как, Хантер, согласен?
– Согласен, хотя и не совсем, – ответил тот. – Как-то не по-человечески это, погибшими товарищами прикрываться… – не успел договорить Петренко.
– Твою мать, старлей! – вскипел спецназовец. – Прикрываться нельзя живыми, а мертвые – они сраму не имут, как говорили пращуры когда-то! Не думал, что ты такой чистоплюй! Точно что замполит! – в сердцах сплюнул он.
– Ты не ругайся, Бугай, просто я себе возьму этого «комсомольца». – Хантер ткнул пистолетным стволом в убитого душмана. – Этот гаденыш мне дырку проделал, – продемонстрировал он испорченную одежду, – а еще перед смертью уверял меня: «Я – комсомол!»
– Комсомол, говоришь? – ухмыльнулся Бугай. – Тогда пусть тебе повезет с комсомольцем, а я возьму себе этого хряка, – показал он на посеченные гранатами и покрытые пластом из мух остатки упитанного пуштуна.
– И еще одно, герр гауптман, – обратился к капитану Хантер. – На этот раз я не пойду в воду первым, баста! Я со своими останусь здесь, и переправлюсь на тот берег последним, дабы мне потом никто глаза не колол, дескать, заместитель командира роты по политической части первым покинул поле боя! Тем более, что там, – он махнул на СТО, – кое-кто на меня уже рапорты строчит за ночные события!
– Добро, камарад, как скажешь! – в одно касание отреагировал Аврамов. – А за рапорт не переживай, главное для нас – это возвратиться живыми! Если уж очень на тебя будут давить, я выйду на генерала Эллинова! Договорились? – протянул он мощную ладонь.
– Хорошо! – Сашка с благодарностью пожал громадную конечность.
– А ты классный парень, Саня! – неожиданно похвалил его Бугай, отползая. – Даром что замполит…
Последующие события развивались стремительно и трагически – спецназёры забросали гранатами участок вдоль берега, стараясь вызвать детонацию всяческих сюрпризов, которыми саперы ночью нашпиговали пляжи.
Ожидаемой детонации так и не состоялось – за ночь ихвани каким-то образом разминировали пляж (очевидно, таким же). «Духи» засекли гранатные разрывы, быстро сориентировавшись, где именно находятся шурави, и с этого момента их огонь стал просто адским.
В первые же секунды огневого воздействия погиб спецназовец, перетаскивавший раненых, и получил ранение Болгарин – пуля прошила мягкие ткани правой руки пониже локтя. Хантер вколол ему прямо сквозь штаны промедол да перебинтовал раненую конечность. Радиотелефонист остался в строю.
Несмотря ни на что, план капитана Аврамова неуклонно выполнялся – разобрали оружие и боеприпасы, оставшиеся от басмачей (Хантер прихватил у «комсомольца» карабин египетского производства – «Рашид»), «трехсотых» стянули к реке, нагромоздив для них каменный завал. Двое спецназовцев и Мурьета с Навалем (в обычной уже роли второго номера пулеметного расчета) залегли среди камней, отстреливаясь.
Петренко, через силу пересиливая естественное отвращение, попятился раком, потянув за собой вонючий «комсомольский» труп, над которым жирным роем барражировали мухи.
Недалеко от него таким же способом передвигались Болгарин с Татарином. И сразу же Хантер убедился – насколько оказался прав дальновидный и прагматический капитан Аврамов. Пули стянулись петлей вокруг храбрецов, оборонявшихся на пляже, и через минуту-другую ни единого целого макового стебелька в округе не осталось – все напрочь были выкошены пулями.
Отстреливаться приходилось лежа на боку, вытягиваясь вдоль трупа, высовывая оружие в сторону неприятеля, ориентируясь просто по звуку, или даже – по направлению. Вражеские пули попадали в труп с отвратительным чавканьем, «комсомолец» от этого дрожал и подскакивал, как живой, от него летела черная кровь и еще что-то противное, но тем не менее он служил надежным щитом.
– Хантер! Отползайте к реке! – закричал капитан. – Сейчас будут из гранатометов по нам херачить! – поделился он нехорошими предчувствиями. – А вода осколки на себя заберет! – прозвучал трезвый совет.
Отстреливаясь, Петренко и двое бойцов тяжело отползали, заслоняясь душманами, более похожими уже на карту звездного неба, нежели на то, что раньше было людьми. А воинственные моджахеды уже не ходили гурьбой в атаку, как это было ночью, их тактика вновь претерпела кардинальные изменения – они поставили себе задачу истребить советскую группу плотным огнем на открытой местности.
Это предстояло сделать срочно, пока не налетела авиация, пока к окруженцам не подоспела помощь. Ихвани старались быть убедительными – огонь с их стороны с каждой минуты становился все более плотным. Короткие очереди и одиночные выстрелы с шуравийской стороны, казалось, не возымели на них никакого действия. Басмачи могли довольно быстро уничтожить смельчаков, если бы пошли в атаку, но дневной свет мешал им стать героями местного эпоса.
– Товарищ старший лейтенант! – сквозь эхо боя крикнул Болгарин. – Вас на связь!
– Ползи ко мне! – приказал замполит.
Радиотелефонисту было сложнее, чем другим: кроме щита-трупа он тянул еще и тяжелую радиостанцию. Опасность придала ему сил – вскоре Диордиев тяжело дышал возле офицера. С другой стороны к ним неспешно приближался Татарин, прикрываясь собственным «щитом».
Огонь по снайперу был настолько плотным, что он и не старался отстреливаться. Со стороны казалось, что Баскаков вроде бы приподнимал свой «щит», прикрывая себя. Пули били в землю вокруг этой откровенной композиции, вздымая пыль.
– Хантер, прием! – прозвучал в эфире родной голос командира первого взвода, старшего лейтенанта Денисенко.
– Слышу тебя, Дыня! – обрадовался замполит. – Где вы есть?! Нас здесь всех напрочь в скором времени перехерачат!
– Да нас, б…, едва не заблокировали! – сердито сообщил взводный. – Циркач целый спектакль устроил, все боялся нас отпускать: дескать, если рота от «Камбуза» отойдет, малиши с «черными аистами» сразу же туда слетятся!
– Где вы, мать вашу?! – заорал что было силы Хантер.
Вопль оказался таким громким, что его услышали даже вражеские стрелки, немедленно сосредоточив огонь на «комсомольце».
– Подожди, Дыня! – прокричал Александр и, вытянув духовский карабин, положил на бывшего хозяина и опустошил последнюю обойму.
Выбросив бесполезное оружие, он подсоединил последний магазина к автомату Лома, передернул затвор, перекинул предохранитель в позицию «ОД».
«Все, капец! Патроны кончились!» – мелькнула в голове невеселая мысль.
Данное умозаключение не являлось истинным, поскольку оставалось еще много боезапаса: граната в подствольнике, ПБС с магазином, две обоймы к АПС и одна РГД – «крайняя». Хоронить себя было еще рановато.
Рядом лежали ничком его бойцы, даже не пытаясь отстреливаться – «духи» не давали головы подвести. К тому же и у солдат боеприпасы приблизились к критической отметке. Радиостанция возвратила их к жизни.
– Хантер, ты живой?! – донесся из наушника далекий голос Денисенко. – Кому молчим?!
– Где вы есть? – уже спокойнее спросил тот, понимая, что криком дела не поправишь.
– Мы приближаемся к вам! – сообщил радостную весть комвзвода-1. – Не очень быстро, за ночь басмачи в дорогу мин насовали, – оправдывался он. – Поэтому снова впереди саперы, и мы все движемся к вам! Держитесь!
– Да что там – «держитесь», когда патронов осталось по магазину, – грустно ответил Хантер. – А Лесник где?
– Лесник рванул «на гору» ругаться, а я ствол Циркачу в голову упер, – в голосе Дыни прозвучал отголосок вины, – и сказал, мол, пристрелю! Мы с Грачом собрали свое кочевое хозяйство, Ерофеева с «кротами» (я еще ночью его подбил на это дело) и вот – выдвинулись к вам. Ждите, уже недолго!
Петренко понял: ротный с экипажем своей БМП будет догонять роту, которая самостоятельно, без команды сверху, отправилась на их спасение.
– Что там, товарищ старший лейтенант? – спросил Татарин, лежа щекой на стеблях мака.
– Рота выдвинулась с ПКП на помощь, вскоре должны быть здесь. – Старлей специально смешал правду с вымыслом.
– Слушайте, нацменьшинства! – вдруг обратился Александр к снайперу и радисту. – Давайте усилим наши «укрепления» – трех «духов» положим друг на друга и волоком потянем к речке!
Яркие представители национальных меньшинств молча согласились: поспешно соорудили такую себе мину-баррикаду из вражеской падали. Пули, попадая в нее, выдергивали куски мяса, брызгая градинами подсохшей крови. Было противно, но довольно комфортно, ибо над ушами уже ничего не свистело. Снаряды продолжали падать сверху на кишлак Темаче, не нанося ему существенного вреда – там уже нечему было рушиться.
Осторожничая, Гризли без команды и не пытался положить снаряды ближе четырехсот метров. Не сильный по своей плотности огонь из БМП, одиноких АГС-17 «Пламя», «Утеса», ДШК, нескольких пулеметов и немногочисленных (после ночи) автоматов, судя по всему, не очень-то и досаждал «духам», скорее раздражая их – разбитые дувалы надежно защищали от оружия и помощнее.
Душманы умело пользовались своими преимуществами – знанием местных условий, разветвленной системой кяризов, приближенностью к государственной границе. Их огонь прижал измотанную группу шурави на небольшом пляжике. Чтобы добить ее окончательно, необходимо было пойти на более решительные шаги.
Сложилась патовая ситуация: ни одна из воюющих сторон не могла окончательно переломить ход событий в свою пользу, у обеих не хватало для этого сил и средств.
Становилось все более жарко, трупы врагов смердели невыносимо, мухи без страха перед пальбой тучами носились над смердящей баррикадой, за которой притаились десантники.
– Хантер! Вы там долго еще падалью лакомиться собираетесь? Живо – к нам! – послышался трубный рев Бугая.
Потянув трупы за собой, парни попятились как раки, настойчиво приближаясь к позициям спецназа. Осталось двадцать метров, пятнадцать, десять, когда по ним стрельнул гранатомет.
Первая граната взорвалась перед их передвижным укрытием, трупы взяли на себя осколки, лишь голова «комсомольского вожака» отделилась от своего неосторожного носителя.
Следующий выстрел Хантер запомнил на всю жизнь: каким-то чудом он разглядел гранату, которая, раскрыв стабилизаторы, едва не зацепив баррикаду, пролетела над ними, разорвавшись в реке.
– Тикаем! – заорал старлей, шкурой чувствуя неминуем ую беду.
Тройка рванула в разные стороны. Третья граната попала-таки во вражескую падаль… Взрыв раскидал груду мяса и кишок, осколки вновь застряли в трупаках. Взрывной волной Хантера подкинуло и ударило об землю, с Татарина сорвало фирменный «агрошлем», на котором уже не осталось ни одного колоса – лишь грязная солома, духовские кишки и водоросли из кяриза «украшали» стальную каску. Осколок, подобно лезвию, срезал кожаный ремешок крепления шлема, пощадив татарскую шею. Болгарина вообще разрыв обошел стороной, припорошив пылью да забрызгав полузасохшей кровью.
– Шурави! – заговорил из кишлака металлический голос – басмачи использовали звукоусилительную технику, попросту говоря, матюгальник. – Здавайса! Все равна ми вас будим убиват! Вам не ходит к своих! Здавайса! – недобро и как-то нервно, вещал неизвестный специалист по ведению переговоров.
– Пошел на х…!!! – изо всех сил заорал замполит четвертой роты и, привстав на колено, выстрелил из подствольника последнюю гранату в дувалы, откуда доносился мерзкий голос.
Пальба вспыхнула с новой силой, защиты у десантников уже не было никакой – смердящую баррикаду раскидало. Довелось по шустрику уползать к спецназовцам, которые, прикрывая их отход, расстреляли едва ли не по магазину патронов. Вот и спасительный каменный завал с ранеными.
С обеих сторон завала, за трупами шурави и «духов» (которые, едва ли не обнявшись, лежали рядом – война и смерть всех примирили) держали оборону спецназёры.
Проворный Болгарин мышью перескочил к раненым, пули вокруг него с остервенением клевали камни, кроша острую пыль.
– Шурави! Ви смелий асокер! Ви есть окружение! – вновь затянул нудную пластинку душманский диск-жокей. – Здавайса! Ми будим вам ризат галова и кишка випускат! Ми будим ваш сердца и ваш печьонка кормит наш афганской саг! Мушавер[39] Аврамов и Шекор-туран! Здавайса! – орал невидимый «дух» сквозь утихающую стрельбу.
– Ты смотри, грамотный! Радио слушает, шакал мазандаранский! – Из-за пуштунского трупа выглянула башка «мушавера Аврамова». – Сейчас я тебе сделаю «здавайса»!
Ничего никому не говоря, богатырь встал, продемонстрировав собственный двухметровый рост. Вдруг умолкла стрельба, всеобщее внимание было приковано в эти секунды к монументальной мушаверской фигуре.
Мушавер продемонстрировал, на что способен: привычным движением он вытянул из-за спины трубу «Мухи», что в его мощных руках выглядела детской игрушкой, влупив 53,8-миллиметровой реактивной гранатой по дувалу, откуда взывал басмач.
Прозвучал взрыв. Воспользовавшись неожиданной паузой, перелетели за камни Петренко с Баскаковим, по ним никто не стрелял. Очевидно, мушаверский выстрел оказался метким, ибо местный оратор больше не делал публичных заявлений…
Великан спокойно откинул трубу, стремглав возвратившись к своему рабочему месту, за тушей упитанного пуштуна. Погибший «дух» при жизни мог бы помериться с Бугаем размерами. После достойного сольного выступления спецназовца душманы совсем осатанели, их пальба стремительно набирала обороты.
– Хантер, поздравляю! Тебе «душки» присвоили внеочередное воинское звание! – прогорланил Аврамов сквозь шум боя. – Туран на их языке – это ж капитан, а шекор – охотник, то есть тот же Хантер! – захохотал «герр гауптман».
– Во дают! – засмеялся Александр, лежа за камнем, долбаемым пулями, от чего воздух наполнился острой крошкой. – Вчера утром понизили до лейтенанта, звездочку сняли, – он продемонстрировал вчерашнюю дырку на погоне, – а сегодня уже до капитана повысили!
Несмотря на трагичность обстановки, окруженцы захохотали – шутка понравилась. Хотя радоваться было рано.
– Товарищ старший лейтенант! – закричал Татарин, успевший обустроить позицию среди камней, наблюдая за местностью сквозь оптику. – Смотрите, «духи» к нам ползут!
Хантер, потерявший свой ночной БН-1 еще возле кяриза, забрал у дважды (или трижды?) раненного Спеца довольно легкий бинокль Би-8, привычно приложил его к глазам, осторожно выглянул. Случилось так, что он не успел ничего толком рассмотреть: «подарок» от вражеского снайпера попал в камень совсем рядом с головой.
Пуля «разделась» и пошла гулять рикошетом – сердечник попал в бинокль, выбив из рук и безнадежно испортив оптику, оболочка и острые камешки разлетелись веером, застряв в руках и лице Хантера.
Рефлекторным движением старлей схватился за лицо и скатился вниз, к раненым. Сквозь пальцы сочилась кровь, но боли он не чувствовал. Александр вообще ничего не чувствовал: в молодых артериях и венах бродил мощный заряд адреналина.
– Замполита убило!!! – раздался крик Болгарина, державшего в руках тангенту с наушником.
Разомкнув отбитые пальцы, Петренко увидел, как радист, бросив гарнитуру, наклонился к нему. Было видно – у солдата трясутся руки: он просто боялся приблизиться к офицеру, развести ему руки и посмотреть в лицо! Диордиев выглядел как ребенок, внезапно потерявший родителей в толпе.
– Я тебе дам – убило! – сердито заворчал старший лейтенант, раздирая сцепленные руки. – Так себе, царапины! – Он осмотрелся вокруг.
Глаза видели, запахи ощущались, шум боя был слышен разборчиво. Лишь пальцы рук пока оставались непослушными.
– Живой, Хантер? – спросил со своей позиции Аврамов, стреляя из подствольника.
– Да живой, б…! – ответил довольный этим обстоятельством замполит. – Не дождутся, уроды!
– Всем проверить и доложить наличие боеприпасов! – загорланил амбал. – Доклад от крайнего по правую сторону! Клыч? – спросил он «сверчка», замыкающего правый фланг.
Тот громко ответил, потом это сделал каждый из военнослужащих, в том числе и Хантер. Нарисовалась нехорошая ситуация – с трех сторон к шуравийским позициям змеями ползли «духи», численный состав которых превышал количество здоровых окруженцев в десяток раз.
Расстояние между наступающими и прижатым к воде маленьким отрядом неустанно сокращалось, приблизившись к критической отметке – к броску гранаты. Боеприпасов оставалось не больше как по одном магазину на брата, плюс – несколько гранат к подствольным гранатометам. Еще каждый имел при себе гранату, последнюю, для себя. И последний патрон, в кармашке, отдельно. Для себя.
– Ножи все имеем? – снова весело, с каким-то нездоровым блеском в глазах, оскаливаясь волком, спросил у товарищества командир спецназа.
– Все!!! – заревело товарищество сквозь стрельбу.
– Слушай мою команду! – Амбал уверенно руководил боем при любых обстоятельствах. – Две «феньки» оставить раненым. – Сдавалось, капитанский крик забивал все остальные звуки. – Сейчас выстреливаем патроны; как только «духи» подлезут на бросок гранаты – метаем по моей команде гранаты! – спокойно и уверенно командовал Аврамов. – Все поняли?
– Так точно!!! – заорали бойцы.
Вместе с ними орал и Хантер, сам не понимая – чего это он разошелся? Кровь, засохшая на лице, покрылась слоем пыли, отчего орать, широко раскрывая рот, было больно, ранки открылись, из них сочилась кровь…
– После того как выбрасываем все гранаты, ты, радист, – исполин показал на Болгарина, – вызываешь огонь артиллерии на нас, понял?
– Так точно! – завопил Диордиев.
– Потом вы, две обезьяны, – бесцеремонный капитан обратился к Мурьете с Навалем, – тянете бессознательных раненых на тот берег!
– Если не дойдете к нашим, подрываете «феньки» и вместе с «духами» – к Аллаху! Раненые, кто в сознании, – добираются к нашим самостоятельно! – приказал спецназовец. – А мы, здесь на берегу, ждем «духов» и берем их в ножи! Дорого продадим свою жизнь! Все поняли? – орал он во все легкие.
– Так точно!!! – бешено откликнулись окруженцы.
Ор долетел до близких уже «духов», те, очевидно, вообразили, что шурави придумали что-то наподобие ночной хиджры, повскакивали мячиками и с фирменным девизом «Аллах акбар!» предприняли попытку атаки в лоб. Хилого боезапаса все же хватило, чтобы отбросить моджахедов, заставив залечь.
Окровавленный пляж
Неожиданно Хантер вспомнил про ПБС Лома. Выстрелив из него один-единственный магазин, он привычно забросил несерьезный «окурок» за спину.
Выбирая «мишени» для стрельбы, Петренко вдруг заметил, что в этой критической ситуации разношерстная команда, волею судьбы собранная из различных родов войск и подразделений, действует как единое целое.
Складывалось неуместное впечатление, словно все эти люди знают друг друга с незапамятных времен, понимая без слов и даже жестов. Каждый самостоятельно выбирал себе жертву и поражал ее, причем никто никому не мешал, никто не стрелял дважды по одному и тому же душману! Чем можно было это объяснить – старший лейтенант не знал.
Отразив атаку, Аврамов закашлялся и продолжил отдавать приказы.
– В случае моего выхода из строя за меня остается Хантер-шекор-туран! – громко сообщил он, демонстрируя в жуткий момент не только парадоксальное самообладание, но и чувство юмора.
– Есть! – выкрикнул изо всех сил замполит, демонстрируя себя как индивида, оставшегося в живых, вкладывая в собственный крик злое желание выжить.
– В случае выхода из строя Хантера за старшего остается старший сержант сверхсрочной службы Кихтенко!
– Есть! – копируя турана, дико прокричал Клыч, метко постреливая по упрямо наползавшим душманским силуэтам.
– В случае… – Что далее хотел озвучить спецназёр, никто никогда так и не узнал – граната из РПГ взорвалась просто перед бесформенной массой, которая недавно молилась своему Аллаху.
Взрыв разорвал труп пополам, «розочка» осколков вошла в мертвое тело, но несколько их попало в капитана. Тот закачался, стоя на колене, но не упал, его покореженный автомат отлетел в сторону. На грязной «песочке» гиганта проявились ярко-красные пятна, быстро расплываясь, увеличиваясь в размерах.
– Все нормально… – сообщил Аврамов, подняв правую руку вверх.
Тяжело дыша, он тяжело опустился возле останков своей баррикады. Вытянув из кармана шприц-тюбик с промедолом, великан воткнул иглу себе в руку сквозь ткань, ввел наркоту и тяжело откинулся на «студень», отключившись…
– Фас!!! – закричал старлей, опасаясь, дабы ранение капитана не деморализовало бойцов.
К счастью, этого не случилось – бойцы продолжали отстреливаться, уверенно и метко. Судьба заставила всех сделаться снайперами – практически ни одна пуля не обходилась без жертвы.
Обкуренные чарсом душманы все же наползали. «Аллах акбар!» уже не верещали, отныне все происходило намного тише и скромнее. Моджахеды вновь изменили тактику – из-за дувалов по шурави лупцевали гранатометы и пулеметы, а стрелки, вооруженные легким автоматическим оружием, приближались к кучке обреченных.
И вновь старлей, подобно утопающему, схватился за соломинку: за битую, ободранную (и такую родную!) радиостанцию.
– Хантер вызывает всех, кто его слышит! – полетел над горами и ущельями отчаянный SOS. – Всех, кто слышит! Прием!!!
Откликнулись Лесник с Дыней.
– Хантер, ты живой?! – почти одновременно изумились они. – Мы же слышали Болгарина, что ты якобы убит! – не к месту развеселился Дыня.
– Снайперок маху дал, – не очень весело объяснил замполит. – Где вы?
– До СТО остается два километра, – прозвучало в ответ.
Существовало, как и всегда, одно «но» – за ночь дорогу густо заминировали. Саперы торопились, однако скорость продвижения малой колонны оставалась небольшой. При таких обстоятельствах бээмпэшки роты могли приблизиться к СТО не ранее чем через полчаса…
Надежда тихо умирала в обреченных глазах раненых, молча наблюдавших за происходившим на окровавленном пляже, из-под бинтов в черных разводах крови, вперемежку с грязью.
– Ползи, глянь с берега – глубоко иль как? – обыденно приказал Татарину старший лейтенант. – Ежели глубоко – те, кто не ранен, имеют шанс на спасение, один из ста – нырнуть, как можно дальше…
Татарин, привычно закинув винтовку за спину, ужом пополз выполнять приказ. Вернулся встревоженный.
– Неглубоко, – взволнованно сообщил снайпер, выросший на Волге, сам отличный пловец.
Он протянул офицеру флягу с прохладной водой.
– К тому же видел на дне «итальянки», привязанные к камням! – сообщил гидроразведчик.
– Хреново! – резюмировал замполит, жадно глотая воду, даже не задумываясь об опасности заболеть какой-то экзотической хворобой (необходимо выжить, здесь и сейчас!). – После нашего вчерашнего форсирования они перестраховались! Техника к нам не сможет приблизиться вплотную!
Патроны заканчивались, до «духов» оставалось всего ничего.
– Подготовить гранаты и ножи! – старший лейтенант громко напомнил подчиненным о плане капитана Аврамова.
– Хуже всего в рукопашном бою, – вспомнил он образное выражение своего деда-фронтовика, – это когда заканчиваются патроны…
– Гризли, прием! – Петренко на всяк случай решил вновь обратиться к артиллерии.
– Слушаю тебя, Хантер! – откликнулся СОБ. – Что случилось? Живы?
– Пока еще да! – ответил Сашка. – Через три минуты по моей команде открывай огонь по мне, понял? Слушай мои координаты! – Он спокойно и методически, словно на учениях, передал координаты своего негостеприимного пляжа.
– Хантер, прием! – из эфира донесся медвежий крик. – Не нужно! Стой! Отставить!
– Что – не нужно? Кому – стой? Зачем – отставить?! – не въехал обозленный десантник.
– Отставить огонь на себя! Не нужно! – заорал пушкарь. – Через минуту к тебе дотянется батарея гаубиц Д-30! Их СОБ уже готовит установки! Где-то вверху над тобой должен висеть вертолет-корректировщик! Позывные батареи – Розмарин, корректировщик – Ястреб! Они сейчас будут на твоей волне, следи! – передал радостную весть Гризли.
Хантер перевернулся на спину, приставил руку к глазам, глянул вверх: действительно, над ними в километровой вышине завис Ми-8!
– Бойцы! Через минуту – огневой налет гаубиц! – радостно закричал Петренко. – Держимся!
– Ура!!! – хрипло закричали бойцы.
– Ракетами по «духам» – огонь! Дымы зажечь! – Офицером завладела лихорадка боевого возбуждения. Хотелось командовать, кричать, куда-то бежать, что-то делать, а не сидеть болотной жабой на кочке, в ожидании жуткой кончины.
Бойцам передался его нетерпёж – в душманов полетели последние сигнальные ракеты. Утренний ветерок беззаботно погнал с пляжа оранжевые дымы. Душманы тоже увидели вертолет, они замялись, их настойчивое продвижение в конце концов затормозилось.
– Хантер! Я Ястреб! – прозвучал в наушнике незнакомый голос. – Я над вами, как слышишь меня? Прием!
– Ястреб, я Хантер! Прием! – дрожащим голосом ответил старший лейтенант. – Слышу тебя прекрасно! Огонь, дружище! Огонь!!!
– Вас понял! – спокойно ответил авиатор-корректировщик. – Пристрелочный пошел! Следи!
Первый снаряд лег далеко – за дувалами: очевидно, гаубичный СОБ не имел такой квалификации, как Гризли. Подкорректировали огонь, однако снаряд свалился почему-то в воду позади пляжа, обдав водой окруженцев. «Пи…ц, “вилка”!» – промелькнуло в Сашкиной голове, но в эфир он выдал иное.
– Ястреб, твою мать! Ты что, мне «вилку» устроил?! Я не вызывал огонь на себя! Я слишком молод, чтобы умереть!
Однако в воздухе уже начали смертельный полет шесть снарядов калибра 122 мм… К счастью окруженцев, пушкари и в этот раз были не очень точны: все шесть снарядов легли в дувалы, подняв тучу пыли.
Далее в эфире слышались лишь матюги и разборы: кто, кому, и как отдавал команды? Выяснилось, что авиатор-корректировщик неправильно выдал целеуказания от разрыва пристрелочного снаряда. Вместо указаний, известные как «Юг-триста» (метров) и «Восток – четыреста» (тоже метров), он сообщил сакраментальное: «Юго-восток – четыреста», что и вызвало сбой в боевой работе артиллеристов.
Пока разбирались с артиллерией, «духи» предприняли последнюю, безуспешную попытку приблизиться к пляжу. Ее отразили последними патронами и гранатами, даже раненые отдали свои «эфки». Хантер, выстрелив последние патроны из автомата Лома, поднялся чуть ли не в полный рост, отыскивая духовские силуэты, стреляя по ним короткими очередями из Стечкина.
Как ни странно, на такой дистанции он еще и попадал. Вражеские пули роем летали вокруг него, но все они лишь свистели (воевавший знает: просвистевшая – не твоя).
Почему-то длительное нахождение человека в бою притупляет его рефлексию, уменьшая порог чувствительности, тормозя механизмы самосохранения, оказывая, таким образом, плохую услугу. Хантер, не отдавая себе отчета, шагал по окровавленному пляжу, демонстрируя полное пренебрежение к смерти.
В конце концов артиллеристы разобрались между собой, и снаряды разорвались между дувалами и пляжем. «Духи», не выдержав, отступили под защиту руин кишлака. Бойцы вылезли на камни, громко крича вслед отходящим моджахедам всяческие угрозы, матюги и просто «Ура!».
Солдаты обнимались, молотили друг друга по плечам, орали что-то непонятное, едва ли не празднуя спасение. У раненых в глазах стояли слезы…
Хотя радоваться было рановато – с дувалов с новой силой ударили пулеметы и автоматы, граната из РПГ разорвалась перед камнями, охладив радость.
Залетным осколком тяжело ранили одного из спецназовцев, он громко закричал, перекрывая грохот стрельбы – ему оборвало пальцы левой ладони. Кажется, осколок был от нашего снаряда… Залегли, по радио Петренко попросил у пушкарей повысить меткость и интенсивность огня, опасаясь, что басмачи возвратятся.
Гаубичная батарея работала на пределе возможностей – пространство между дувалами и окруженцами подернуло пылью и дымом. Сквозь грохот разрывов к завалу все-таки долетали одиночные пули – «духи» продолжали огрызаться.
– Хантер, прием! – заработало радио.
– Слушаю, я Хантер! – прокричал в тангенту старший лейтенант, заслоняя свободной рукой второе ухо.
– Я Лесник! – назвался ротный. – Как вы там?
– Ежели б не пушкари – кранты нам были! – честно признался заместитель командира роты. – Из боезапаса остались лишь ножи и приклады!
– Там к тебе впереди нас приближается танковый взвод! – предупредил командир роты. – Встречай, обозначь себя, хорошо? – В командирском голосе слышалась забота и беспокойство.
– Откуда он здесь взялся?! – изумился замполит.
– Да, б…, он всю ночь и все утро находился неподалеку, никто ему не сообщил, что за пару километров своих долбят! – вызверился Лесовой. – Танковый взводный думал, что там душманы между собой грызутся! Потом самостоятельно вышел на ЦБУ[40], спросил – что за шум боя он слышит уже полсуток? Те идиоты лишь тогда спохватились, приказав ему форсированным маршем гнать вам на подмогу!
– Дурдом какой-то, не армия! – присел Хантер на окровавленные камешки.
– Жди танки! – предупредил командир. – Потом мы. За нами приближается батарея самоходок. Они на прямую наводку выйдут! – От слов капитана становилось светлее на душе.
– Жду, конец связи! – Хантер первым покинул эфир. Спасение было рядом, хотя до него предстояло еще дожить.
Неожиданно прекратился огонь артиллерии.
– Ястреб, твою птицу-мать, что, нахер, у вас творится?! – выругался Александр.
– Снаряды на батарее кончились, – прозвучал банальный ответ. – А у меня горючее заканчивается!
– Вы что там, совсем с катушек съехали?! – заорал Петренко.
– Снаряды должны подвезти, твои координаты и позывные есть на батарее, работай с ними напрямую! – безразлично ответил вертолетчик. – Конец связи!