Приключения Шерлока Холмса. Мой друг, убийца (сборник) Дойл Артур
– Ах, вы смотрите на эти вещи с другой точки зрения.
– По-моему, винить здесь некого. Я не представляю себе, как иначе могла поступить леди, хотя, конечно, можно сожалеть о том, что она повела себя так несдержанно. Но у нее нет матери, и ей не к кому было обратиться за советом в критический момент.
– Это просто неуважение, сэр, причем проявленное на людях, – сказал лорд Сент-Саймон, нервно барабаня пальцами по столу.
– Но примите во внимание ситуацию, в которой оказалась эта несчастная девушка.
– Я отказываюсь принимать что-либо во внимание. Я рассержен. Со мной обошлись чрезвычайно некрасиво.
– Кажется, в дверь позвонили, – сказал Холмс. – Да, я слышу шаги. Что ж, лорд Сент-Саймон, мне не удалось уговорить вас быть более снисходительным, но я специально пригласил адвоката, которому это, возможно, удастся сделать. – Он открыл дверь и пропустил в комнату леди и джентльмена.
– Лорд Сент-Саймон, – сказал он, – позвольте представить вам мистера и миссис Фрэнсис Хей Маултон. С леди, я полагаю, вы уже знакомы.
При виде вновь прибывших лорд вскочил, заложил руку за отворот фрака и замер, вытянув шею и опустив глаза, всем своим видом выражая уязвленную гордость. Леди сделала шаг к нему, протянула руку, но он не поднял глаз. Если бы он это сделал, решительности у него, возможно, поубавилось бы, поскольку противиться умоляющему взгляду девушки было просто невозможно.
– Ты злишься, Роберт, – сказала она. – Что ж, у тебя есть на то причины.
– Прошу тебя, не оправдывайся, – ледяным голосом произнес лорд Сент-Саймон.
– О, поверь, я знаю, что поступила некрасиво, я должна была поговорить с тобой, перед тем как уйти, но я была сама не своя, понимаешь? С того мгновения, как я увидела Фрэнка, я не понимала, что говорю и что делаю. Просто чудо, что я не упала в обморок прямо перед алтарем.
– Миссис Маултон, может быть, вы хотите, чтобы я и мой друг вышли из комнаты, пока вы объяснитесь?
– Если мне будет позволено высказать свое мнение, – заговорил странный джентльмен, – то я считаю, вокруг этого дела и так уже слишком много тайн. Лично я был бы только рад, чтобы правду узнали и вся Америка, и вся Европа.
Мужчина был невысокого роста, жилистый и смуглый от загара, с чисто выбритым треугольным лицом, держался он настороженно.
– Тогда я все про нас расскажу прямо сейчас. Мы с Фрэнком познакомились в 1884 году в лагере Мак-Квайра у Скалистых гор{97}, там у папы был рудник. Мы с ним обручились, но потом отцу повезло, он нашел золото и разбогател. А рудник бедного Фрэнка, наоборот, начал истощаться, и чем больше богател отец, тем беднее становился Фрэнк. Наконец в один прекрасный день отец заявил, что слышать не хочет о том, чтобы мы поженились, и увез меня в Сан-Франциско. Но Фрэнк не сдавался, он поехал за мной, и мы стали встречаться втайне от папы. Если бы отец узнал, он бы ужасно рассердился, поэтому мы все решили сами. Фрэнк сказал, что поедет на свой рудник и вернется за мной, когда станет таким же богатым, как отец. А я пообещала ждать его вечно и дала слово не выходить замуж за другого, пока он жив. «Давай поженимся прямо сейчас, – сказал он мне тогда. – Так я буду в тебе уверен. А объявим об этом потом, когда я вернусь». Мы все обсудили, и так и сделали. Фрэнк все так замечательно устроил, со священником… А потом он уехал искать счастья, а я вернулась к папе.
В следующий раз я услышала о Фрэнке, когда он перебрался в Монтану. Затем он уехал искать золото в Аризону, оттуда – в Нью-Мексико. А потом на глаза мне попалась большая статья в газете о том, как на лагерь старателей напали апачи, и в списке убитых значилось имя моего Фрэнка. Это сообщение сразило меня, несколько месяцев после этого я не вставала с кровати. Папа очень испугался, он вообще думал, что я не выживу, и у нас перебывала половина врачей Сан-Франциско. Около года о Фрэнке не было никаких вестей, я даже перестала надеяться на чудо и смирилась с тем, что он действительно погиб. Потом в Сан-Франциско приехал лорд Сент-Саймон, и мы отправились в Лондон, назначили свадьбу, папа был счастлив. Только я все время знала, что ни один мужчина не займет в моем сердце место несчастного Фрэнка.
Да, я вышла замуж за лорда Сент-Саймона, но ведь слова своего я не нарушила. Наши чувства нам неподвластны, но как поступать, мы решаем сами. Конечно же, я шла к алтарю с твердым намерением стать хорошей женой. Но представьте себе, что я почувствовала, когда, подходя к алтарной ограде, случайно оглянулась и увидела в первом ряду Фрэнка, который стоял и смотрел на меня. Сначала я подумала, что это призрак, но, когда повернулась снова, он все еще был там и продолжал смотреть на меня. И глаза у него были такие выразительные, будто он хотел спросить, рада ли я его видеть. До сих пор не могу понять, как мне удалось тогда не лишиться чувств. Перед глазами у меня все поплыло, слова священника слились в непонятный гул. Я растерялась. Что мне было делать? Остановить службу и устроить сцену прямо в церкви? Я снова посмотрела на него, и мне показалось, Фрэнк понял, о чем я думаю, потому что он прижал палец к губам, давая знак молчать. Потом я увидела, что он что-то написал на клочке бумаги, и догадалась, что это записка мне. Проходя мимо его ряда, я прямо ему под ноги уронила букет, и он, когда отдавал цветы, незаметно сунул мне в руку записку. В записке была всего одна строчка, он просил меня выйти к нему, когда он подаст знак. Конечно же, я ни на секунду не сомневалась, что, несмотря ни на что, теперь я снова принадлежу Фрэнку, и была готова сделать все, что он скажет.
Вернувшись домой, я все рассказала своей горничной, которая знала Фрэнка еще в Сан-Франциско, они даже были друзьями. Я велела ей никому ничего не говорить, собрать вещи и приготовить мое пальто. Я понимала, что должна была поговорить с лордом Сент-Саймоном, но нельзя же было это делать прямо на глазах у его матери и всех тех важных людей, которые собрались в банкетном зале. Поэтому я и решила, что лучше всего будет убежать и объясниться потом. Я просидела за столом не больше десяти минут, когда увидела в окне на противоположной стороне улицы Фрэнка. Он кивнул мне и пошел в сторону парка. Тогда я вышла из зала, взяла свои вещи и пошла за ним. На улице ко мне пристала какая-то женщина, она начала что-то говорить о лорде Сент-Саймоне… Я ее не слушала, но, по-моему, она говорила, что у него до нашей свадьбы тоже была какая-то тайна. Мне удалось от нее отделаться, и скоро я догнала Фрэнка. Мы сели в кеб и отправились на Гордон-сквер, где он снимал квартиру. И это была моя истинная свадьба после стольких лет ожидания. Индейцы не убили его, он какое-то время пробыл у них в плену, потом сбежал. Приехав в Сан-Франциско, он выяснил, что я, потеряв надежду с ним встретиться, уехала в Англию. Он последовал за мной, искал и нашел меня как раз в день свадьбы.
– О свадьбе я узнал из газет, – счел нужным пояснить американец. – Там сообщалось название церкви и имена новобрачных, но адреса леди указано не было.
– Мы поговорили о том, что нам теперь делать. Фрэнк настаивал на том, чтобы открыться, но мне было так стыдно! Больше всего мне хотелось исчезнуть и больше никогда ни с кем из этих людей не встречаться… Разве что послать записку папе, чтобы он знал, что я жива. У меня мороз по коже шел, когда я представляла себе всех этих лордов и леди, которые сидят за праздничным столом и дожидаются моего возвращения. И тогда Фрэнк собрал мою свадебную одежду, свернул ее в узел и, чтобы меня никто не выследил, выбросил его в укромном месте. Мы уже решили, что завтра отправимся в Париж, но сегодня вечером к нам пришел этот добрый джентльмен, мистер Холмс (хотя как он узнал, где мы находимся, я не могу понять), и убедил нас, что я неправа, лучше сделать так, как говорит Фрэнк, и что мы навредим себе, если не раскроем нашей тайны. Потом он сказал, что может устроить так, чтобы мы встретились с лордом Сент-Саймоном без посторонних, и мы тут же направились сюда.
Роберт, теперь ты знаешь все, и мне правда очень жаль, что я причинила тебе такую боль. Надеюсь, ты не думаешь обо мне слишком плохо.
Лорд Сент-Саймон слушал этот длинный рассказ все с тем же каменным лицом. Брови его по-прежнему были нахмурены, губы сжаты.
– Прошу прощения, – сказал он, – но я не имею привычки обсуждать личные дела в присутствии посторонних.
– Так ты меня не простишь? Мы не пожмем друг другу руки, перед тем как расстанемся?
– Отчего же, если это тебе доставит удовольствие. – Он холодно пожал протянутую руку.
– Я надеялся, – сказал Холмс, – что вы присоединитесь к нам за дружеским ужином.
– Думаю, вы просите слишком многого, – ответил его светлость. – С обстоятельствами я вынужден смириться, но это отнюдь не значит, что я испытываю по этому поводу радость. Теперь позвольте пожелать вам всем всего самого наилучшего. – С общим поклоном он развернулся и вышел из комнаты.
– Что ж, может быть, хоть вы окажете мне честь? – спросил Холмс. – Для меня большое удовольствие познакомиться с американцем, мистер Маултон, поскольку я отношу себя к тем людям, которые считают, что стародавние просчеты одного премьер-министра и недальновидность одного монарха{98} не помешают нашим потомкам стать гражданами единой мировой державы, на флаге которой наш «Юнион Джек»[23] будет соседствовать с американскими звездами и полосами.
– Дело было довольно интересным, – заметил Холмс, когда наши гости ушли. – Оно очень четко показало, каким простым может оказаться решение, казалось бы, самой невероятной головоломки. Что может быть банальнее, чем история, рассказанная этой юной леди, но какие неожиданные выводы легко приходят в голову кому-нибудь вроде мистера Лестрейда из Скотленд-Ярда.
– А вы, значит, взяли нужный след сразу же?
– С самого начала для меня были очевидны два факта: леди совершенно не противилась свадьбе – это раз; уже через несколько минут после возвращения домой она о ней горько жалела – это два. Понятно, что в течение утра произошло нечто такое, что заставило ее изменить свое мнение. Что же это? С кем-нибудь посторонним поговорить она не могла, поскольку все время находилась рядом с женихом. Может быть, она кого-то встретила? Если так, это должен был быть кто-то из Америки, так как в этой стране она пробыла слишком мало и вряд ли успела попасть под чье-нибудь влияние настолько, чтобы один вид этого человека мог заставить ее изменить столь кардинально свои планы. Как видите, методом исключения мы уже выяснили, что она повстречала американца. Далее, что же это за американец и почему он имеет такую власть над ней? Это мог быть любовник или муж. Я знал, что юность ее прошла в необычных и даже суровых условиях. Следующий шаг мне помог сделать рассказ лорда Сент-Саймона. Когда он поведал о мужчине в церкви, о внезапной перемене настроения невесты, о столь примитивном способе передачи записки, как оброненный букет, о перешептывании с горничной и, что очень важно, об упоминании «прыжка через голову» (что в среде старателей обозначает завладеть чем-то, на что уже имеет право другой человек), мне все стало совершенно ясно. Она сбежала к другому мужчине, любовнику или бывшему мужу. Я больше склонялся ко второму варианту.
– А как вам все-таки удалось их найти?
– С этим могли возникнуть трудности, но, к счастью, Лестрейд снабдил меня информацией, ценности которой сам так и не понял. Да, то, что на записке стояли инициалы, разумеется, было очень важно. Но еще более важным было то, что нам стало известно, что этот человек не более семи дней назад оплатил счет в одной из самых фешенебельных гостиниц Лондона.
– А как вы узнали, что это была фешенебельная гостиница?
– По ценам. Брать восемь шиллингов за номер и восемь пенсов за бокал хереса могут только в очень дорогих гостиницах. В Лондоне таких не так уж много. Во второй гостинице, в которую я зашел, на Нортумберленд-авеню, пролистав книгу записей, я узнал, что некий Фрэнсис Х. Маултон, американец, только вчера выехал из своего номера. А сверив записи, стоящие напротив его имени, я удостоверился, что они полностью совпадают с пунктами, которые я видел на копии счета, обнаруженного в кармане свадебного платья. В гостинице он оставил указания пересылать пришедшие на его имя письма на адрес Гордон-сквер, 226. Туда я и направился, и мне повезло застать обоих влюбленных дома. Я взял на себя смелость выступить в роли советчика и сумел убедить их, что для их же блага им лучше перестать прятаться и в первую очередь рассказать обо всем лорду Сент-Саймону. Я предложил им встретиться с ним здесь, потом пригласил и самого лорда.
– Хотя из их встречи ничего хорошего не вышло, – заметил я. – Вообще он был не очень-то любезен.
– Ах, Ватсон, – улыбнулся Холмс, – возможно, вы бы и сами забыли о любезности, если бы после бесконечных хлопот, связанных с ухаживанием и свадьбой, лишились вдруг и жены, и состояния. Я думаю, что нам нельзя судить лорда Сент-Саймона слишком строго. Хорошо, что мы с вами вряд ли когда-либо попадем в подобную переделку. Придвигайте кресло ближе и подайте мою скрипку, потому что теперь нам осталось решить лишь одну задачу – чем занять эти долгие холодные осенние вечера.
Дело XI. Приключение берилловой диадемы{99}
– Холмс, – сказал я однажды, глядя на улицу в окно нашей комнаты, – смотрите, там какой-то сумасшедший несется. Не понимаю, как могут родственники выпускать его одного из дому!
Мой друг лениво поднялся из кресла, сунул руки в карманы халата, подошел ко мне и посмотрел на улицу через мое плечо. Было яркое, морозное февральское утро, и вчерашний снег все еще укрывал землю толстой шапкой, ярко искрящейся под зимним солнцем. Правда, движение транспорта уже превратило середину Бейкер-стрит в коричневую грязную борозду, но ближе к краям дороги и в сугробах на обочинах снег был так чист и свеж, словно выпал какую-нибудь минуту назад. Тротуары уже очистили, но на них было еще довольно скользко, вероятно поэтому пешеходов было меньше, чем обычно. Можно даже сказать, что со стороны станции метро вообще не шел ни один человек, кроме этого странного субъекта, который привлек мое внимание своим странным поведением.
Это был представительный мужчина лет пятидесяти, высокий, тучный и благообразный с крупным, словно вырезанным из камня лицом. Одет он был не броско, но дорого: черный фрак, сверкающий цилиндр, обтягивающие коричневые гетры и идеально сидящие светло-серые брюки. Однако поведение этого господина совершенно не соответствовало ни его костюму, ни благопристойному виду. Он бежал со всех ног, но поскольку занятие это давалось ему явно тяжело, иногда чуть-чуть подпрыгивал, как это делают люди, которые не привыкли подвергать себя физической нагрузке. К тому же он размахивал руками, вертел головой и корчил невообразимые гримасы.
– Что это с ним происходит? – спросил я. – Глядите, он смотрит на номера домов.
– Думаю, он направляется к нам, – сказал Холмс, потирая руки.
– К нам?
– Да, и, скорее всего, ему нужна моя профессиональная консультация. Мне такие симптомы знакомы. Ха! Что я вам говорил!
Безумец, натужно дыша, бросился через улицу к нашей двери и стал изо всех сил трезвонить в звонок. Через несколько секунд он вбежал в нашу комнату, все так же тяжело дыша и бессмысленно жестикулируя, но только теперь мы увидели, сколько безграничной печали и отчаяния было у него в глазах, и улыбки на наших лицах тут же уступили место волнению и жалости. Какое-то время он не мог вымолвить ни слова, раскачивался из стороны в сторону и хватался за волосы, как человек, доведенный до безумия. Потом вдруг повернулся и с такой силой ударился головой о стену, что мы тут же бросились к нему и чуть ли не силком оттащили его на середину комнаты. Шерлок Холмс усадил незнакомца в кресло, сам опустился рядом на подлокотник, похлопал по руке и заговорил мягким, успокаивающим голосом, которым умел пользоваться в совершенстве.
– Вы пришли рассказать мне, что у вас стряслось? Отдохните немного, отдышитесь, вы ведь устали, а потом я с готовностью выслушаю все, что вы хотите мне поведать.
Мужчина минуту сидел, тяжело дыша, пытаясь справиться с волнением. Потом вытер носовым платком лоб, сжал губы и решительно повернулся к нам.
– Наверняка вы приняли меня за сумасшедшего? – спросил он.
– Я не сомневаюсь, что у вас стряслась большая беда, – сказал Холмс.
– Беда, беда… – простонал наш посетитель. – Этот ужас обрушился так неожиданно, что на моем месте любой бы сошел с ума. Я мог бы вынести позор, хотя ни разу в жизни ничем не запятнал свою честь, личное несчастье случается в жизни каждого человека… Но, когда это случилось одновременно и в такой жуткой форме, мои нервы не выдержали. К тому же это касается не только меня. Один из самых знатных людей в этой стране может пострадать, если не найти выхода из этого кошмара.
– Сэр, прошу вас, возьмите себя в руки, – сказал Холмс, – и расскажите четко и внятно, кто вы и какая беда привела вас ко мне.
– Мое имя может быть вам знакомо, – сказал мужчина. – Я Александр Холдер, из банковской фирмы «Холдер и Стивенсон» на Треднидл-стрит.
В самом деле, это имя было нам прекрасно знакомо, поскольку так звали главного из совладельцев второго по величине частного банковского концерна в лондонском Сити. Что же должно было случиться, чтобы довести одного из первых лиц города до такого жалкого состояния? Чувствуя неподдельный интерес, мы молча дождались, пока он, в очередной раз собравшись с силами, приступил к рассказу.
– Я чувствую, что сейчас нельзя терять ни секунды, – начал он. – Именно поэтому, когда полицейский инспектор посоветовал обратиться к вам, я немедленно бросился сюда. До Бейкер-стрит я доехал на метро, а от станции бежал, потому что кебы по такому снегу едут ужасно медленно. Из-за этого я так задыхаюсь – я ведь редко хожу пешком. Но сейчас мне уже лучше, я постараюсь коротко, но ясно обрисовать ситуацию.
Вам, конечно, прекрасно известно, что для любого успешного банка выгодное инвестирование фондов не менее важно, чем увеличение количества клиентов и вкладчиков. Одним из самых прибыльных видов инвестиций для нас является выдача ссуд надежным клиентам. Последние несколько лет мы очень активно развиваем именно это направление нашей деятельности, многим знатным семействам мы выдавали значительные денежные суммы под залог картин, библиотек или драгоценностей.
Вчера утром я сидел в своем кабинете в банке, когда ко мне зашел мой секретарь с визитной карточкой посетителя. Прочитав имя, я остолбенел, потому что это был не кто иной, как… Впрочем, наверное, даже вам я скажу лишь, что вряд ли на всей земле найдется человек, который не слышал бы этого имени. Это один из самых знатных, благородных и достойнейших людей Англии. Я был просто ошеломлен такой честью и хотел, когда он вошел, сказать об этом, но он сразу же приступил к делу, не желая тратить время на то, что ему не особенно нравится.
– Мистер Холдер, – сказал он, – меня проинформировали, что вы предоставляете ссуды.
– Фирма дает ссуды, если имеет надежные гарантии, – ответил я.
– Мне крайне необходимо, – сказал он, – немедленно получить пятьдесят тысяч фунтов. Разумеется, столь незначительную сумму я легко мог бы занять у друзей, но в подобных делах я предпочитаю деловой подход, и этот вопрос я хотел бы решить сам. Вы же понимаете, что мое положение не дает мне права оказаться в роли должника.
– Могу ли я узнать, на какой срок вы хотите взять ссуду?
– В следующий понедельник я должен получить крупную сумму денег и погашу ссуду вместе с теми процентами, которые вы посчитаете нужным назначить. Однако для меня крайне важно получить деньги немедленно.
– Я был бы рад сию же секунду без дальнейших переговоров выдать вам эти деньги из своего собственного кошелька, – сказал я, – если бы сумма не была столь велика. Поскольку мне придется действовать от имени фирмы, то я, имея обязательства перед партнером, вынужден даже в вашем случае соблюсти все меры деловой предосторожности.
– Я вас прекрасно понимаю. – Он взял черный квадратный футляр марокканской работы, который поставил рядом с креслом, когда садился. – Вы, несомненно, слышали о берилловой[24] диадеме?
– О, это же одно из самых ценных национальных достояний империи! – воскликнул я.
– Именно. – Он раскрыл коробку, и я увидел, что внутри на мягком алом бархате лежит названное им бесценное украшение. – Здесь тридцать девять крупных бериллов, – сказал он. – Стоимость золотой оправы, в которую они вставлены, не поддается исчислению. Это изделие по самым скромным подсчетам стоит вдвое больше суммы, которую я прошу. Я готов оставить ее у вас в качестве залога.
Я взял протянутую мне диадему и в некоторой растерянности посмотрел на своего блистательного клиента.
– Вы сомневаетесь в ее стоимости? – спросил он.
– Что вы, нет. Меня только беспокоит…
– Имею ли я, так сказать, моральное право оставлять такую вещь у вас? Об этом можете не думать. Подобная мысль мне бы не пришла в голову, если бы я не был полностью уверен, что через четыре дня смогу забрать ее. Это ведь всего лишь формальность. Охрана у вас надежная?
– Абсолютно.
– Вы видите всю глубину моего доверия к вам, мистер Холдер. Разумеется, оно не беспочвенно и основывается на том, что я о вас слышал. Я рассчитываю не только на то, что вы не допустите возникновения каких-либо слухов вокруг этого дела, но, в первую очередь, на то, что сумеете обеспечить полнейшую безопасность и сохранность диадемы, потому что мне не нужно вам говорить, какой разразится скандал, если с ней что-нибудь случится. Любое ее повреждение может быть приравнено к пропаже самой диадемы, так как других таких бериллов во всем мире просто нет, и, следовательно, заменить их невозможно. Впрочем, я оставляю ее вам с полной уверенностью, что с ней ничего не случится. В понедельник утром я лично заеду за ней.
Видя, что мой посетитель уже хочет уходить, я без лишних слов вызвал кассира и дал указание выплатить клиенту пятьдесят тысяч фунтов банкнотами по тысяче фунтов. Когда я остался в своем кабинете один на один с драгоценным футляром, стоящим передо мной на столе, я с ужасом подумал, какая ответственность теперь ляжет на мои плечи. Можно не сомневаться, что, поскольку я имею дело с национальным достоянием, если хоть что-нибудь произойдет с этой вещью, тут же поднимется ужасный скандал. Я, признаться, даже пожалел, что вообще взял на себя эту ответственность. Но что-либо изменить было уже невозможно, и, заперев диадему в своем личном сейфе, я вернулся к работе.
Вечером мне в голову пришла мысль, что не годится оставлять столь дорогую вещь у себя в кабинете. Банковские сейфы уже не раз взламывали, поэтому полностью рассчитывать на то, что эта беда обойдет стороной меня, было опрометчиво. В каком ужасном положении окажусь я, если это произойдет! И тогда я решил, что буду до понедельника постоянно держать ее при себе, чтобы можно было в любую секунду проверить, все ли благополучно. Я вызвал кеб и, прихватив драгоценность с собой, поехал домой в Стритем[25]. Спокойно вздохнул я лишь тогда, когда отнес футляр наверх и запер у себя в бюро в туалетной комнате.
Теперь, мистер Холмс, несколько слов о моих домашних. Я хочу, чтобы вы четко представляли положение вещей. Начну со слуг. Конюх и слуга-подросток спят не в доме, поэтому их можно сразу исключить. Три горничные работают в моем доме уже много лет, и их абсолютная надежность вне подозрений. Четвертая – Люси Парр, работает у меня всего несколько месяцев, она добра, трудолюбива, и я всегда был ею доволен. Люси – очень привлекательная девушка, поэтому вокруг дома иногда крутятся ее поклонники, но это – единственная неприятность, которая возникла за все время ее работы у нас. В остальном мы считаем ее вполне положительной девушкой.
Теперь о семье. Семья у меня так невелика, что мне не придется о ней долго говорить. Я вдовец и имею единственного сына. Артур всегда приносил мне одни лишь огорчения. Я уверен, что мне в этом винить, кроме себя самого, некого. Мне говорят, что я разбаловал его. Так, скорее всего, и есть. Когда умерла моя дорогая жена, я подумал, что, кроме него, мне теперь некого любить. У меня сердце обливалось кровью, когда улыбка хотя бы на секунду сходила с его лица. Я выполнял любые его желания. Наверное, для нас обоих было бы лучше, если бы я относился к нему строже, но ведь я хотел как лучше.
Естественно, я мечтал, чтобы он стал продолжателем моего дела, да только не было в нем ни деловой хватки, ни желания идти по моим стопам. Он очень своенравен, совершенно необуздан, и, если честно, я боялся доверить ему распоряжаться большими суммами денег. Еще в юности он вступил в один аристократический клуб. Он был обаятельным юношей, поэтому вскоре близко сошелся со многими членами клуба, привыкшими не считать денег и жить на широкую ногу. У них он научился играть в карты на большие суммы и просаживать деньги на скачках. Сколько раз он являлся ко мне и умолял дать денег, чтобы рассчитаться с очередным долгом чести! Неоднократно он пытался вырваться из этой порочной компании, но всякий раз влияние его друга, сэра Джорджа Бэрнвелла, оказывалось сильнее, и он возвращался.
Знаете, я и не удивляюсь, что мой сын попал под влияние такого человека, как сэр Джордж Бэрнвелл. Дело в том, что Артур часто приводил его в мой дом, и после этих встреч я ловил себя на мысли, что сам не могу противиться его обаянию. Он старше Артура, намного опытнее, что видно сразу, объездил, кажется, весь свет и все повидал. К тому же он исключительный рассказчик и человек огромной внутренней энергии. Хотя, когда он уходил и я начинал думать о нем спокойно, освободившись от его чар, я вспоминал тон его разговора, его циничные высказывания и понимал, что этому человеку нельзя доверять. Это не только мое мнение, так же думает моя маленькая Мэри, которая, как любая женщина, прекрасно разбирается в людях.
Она – единственная, о ком осталось рассказать. Мэри – моя племянница, но, когда пять лет назад погиб мой брат и она осталась совсем одна, я удочерил ее и с тех пор относился к ней как к дочери. Она – лучик солнца в моем доме. Милая, добрая, изумительно красивая, к тому же прекрасная домохозяйка, а еще она нежная, тихая и чуткая. Она и в моих делах главная помощница, можно сказать, моя правая рука. Не знаю, что бы я без нее делал. Только в одном она воспротивилась моей воле. Мой мальчик любит ее всем сердцем и уже дважды сватался к ней, но оба раза она ему отказала. По-моему, если кто-то и может вернуть его на путь истинный, то только она, и этот брак изменил бы всю его жизнь. Но увы! Теперь уже об этом думать поздно… Слишком поздно!
Итак, мистер Холмс, теперь вы знаете всех, кто живет в моем доме, и я продолжу свой горький рассказ.
Когда вечером мы пили кофе в гостиной, я рассказал Артуру и Мэри о том, что со мной произошло в тот день и какое сокровище теперь находилось в нашем доме, я только не назвал имени своего клиента. Люси Парр, подававшая нам кофе, во время этого разговора в комнате уже не присутствовала, я в этом уверен, правда, не могу сказать точно, была ли закрыта дверь в гостиную. И Артур, и Мэри очень заинтересовались моим рассказом, им страшно захотелось посмотреть на знаменитую диадему, но я решил, что лучше этого не делать.
– И куда ты ее спрятал? – спросил у меня Артур.
– В свое бюро.
– Надеюсь, сегодня ночью к нам не влезут грабители, – сказал он.
– Но бюро заперто, – возразил я.
– Да его можно открыть любым старым ключом. Помню, в детстве я сам открывал его ключом от буфета, который стоит у нас в чулане.
Артур любит нести всякую чепуху и придумывать истории, поэтому я не придал значения его словам. В тот вечер, однако, он явился ко мне в комнату с очень серьезным лицом.
– Послушай, папа, – сказал он, глядя в пол, – ты не можешь дать мне двести фунтов?
– Нет, не могу! – резко ответил я. – Ты никогда не пробовал подсчитать, сколько я тебе дал всего денег?
– Да-да, конечно, – сказал он. – Но мне очень нужны эти деньги, иначе я больше не смогу ходить в клуб.
– И очень хорошо! – воскликнул я.
– Но ты же не допустишь моего позора, – продолжал он. – Я не перенесу бесчестья. Я должен где-то достать деньги. Если ты мне не поможешь, мне придется искать их в другом месте.
За этот месяц он уже в третий раз обращался ко мне за деньгами, и я не выдержал. Сорвался на крик:
– От меня ты не получишь ни фартинга{100}!
В ответ он поклонился и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
После этого я открыл бюро, убедился, что сокровище на месте, и снова его запер. Потом я прошел по всему дому, чтобы проверить, надежно ли закрыты все окна и двери. Обычно это делает Мэри, но в тот вечер я решил это сделать сам. Спускаясь по лестнице, я увидел Мэри, которая стояла у окна в холле. Когда я подошел, она закрыла его.
– Скажите, папа, – спросила она, как мне показалось, с некоторой тревогой в голосе, – вы сегодня отпускали Люси из дому?
– Нет, конечно.
– Она только что вошла в дом через заднюю дверь. Я думаю, она бегала к дальней калитке на свидание, но все-таки это небезопасно. По-моему, это нужно прекратить.
– Тебе нужно будет утром поговорить с ней. Или, если хочешь, я сам с ней поговорю. Ты проверила, все ли закрыто?
– Да, папа.
– Тогда спокойной ночи. – Я поцеловал ее, поднялся к себе в спальню и вскоре уснул.
Мистер Холмс, я собираюсь рассказать все, что, по-моему, может иметь хоть какое-то отношение к делу, но, если вам что-то будет непонятно, вы можете задавать любые вопросы.
– Напротив, вы все излагаете четко и понятно.
– Я дошел до того места, где это особенно важно. Надо сказать, что я никогда не сплю крепко, а в ту ночь, волнуясь по понятным причинам, я вообще почти не мог сомкнуть глаз. Однако в два часа ночи меня все же разбудил какой-то шум. Правда, еще до того, как я раскрыл глаза, он прекратился, но мне показалось, что это где-то в доме аккуратно закрылось окно. Я лежал, вслушиваясь в тишину, и тут, к моему ужасу, из соседней комнаты совершенно отчетливо донеслись шаги. Я встал с кровати, холодея от страха, подкрался к своей туалетной и заглянул за дверь.
– Артур! – закричал я. – Негодяй! Вор! Как ты смеешь прикасаться к диадеме?
Огонь в газовой лампе еле теплился, как я и оставил его на ночь. Мой бедный мальчик в одной сорочке и брюках стоял возле нее с диадемой в руках. Он явно изо всех сил пытался то ли растянуть, то ли согнуть ее. От моего крика он вздрогнул, выронил диадему и побледнел как полотно. Я схватил украшение и поднес к глазам. На диадеме не хватало одного золотого уголка с тремя бериллами.
– Мерзавец! – взревел я, не помня себя от ярости. – Ты же ее уничтожил! Ты же меня опозорил до конца моих дней! Где то, что ты украл?
– Украл? – воскликнул он.
– Да, украл! – Я схватил его за плечо и затряс.
– Я ничего не крал. Все же на месте! – Он сделал вид, что удивился.
– Не хватает трех камней. Говори, куда ты их спрятал? Или ты хочешь, чтобы я считал тебя не только вором, но и лжецом? Я же видел, как ты хотел отломать еще один кусок!
– Хватит меня оскорблять, – сказал он. – Я больше не намерен этого терпеть. Раз ты решил так разговаривать со мной, я тебе больше не скажу ни слова. Утром я уеду из твоего дома и начну собственную жизнь.
– Из этого дома тебя увезет полиция! – в гневе кричал я. – Я этого так не оставлю! Я разберусь, что здесь произошло!
– От меня ты ничего не узнаешь! – Он произнес это с таким чувством, что я даже удивился. – Хочешь вызывать полицию – вызывай. Пусть ищут.
К этому времени мои крики уже разбудили весь дом. Первой в комнату прибежала Мэри. Увидев диадему у меня в руках и мертвенно-бледное лицо Артура, она поняла все. От потрясения бедняжка вскрикнула и упала на пол без чувств. Я послал горничную за полицией, чтобы они могли провести расследование по горячим следам. Когда мы услышали, что в дом вошли инспектор с констеблем, Артур, который до этого стоял молча, скрестив на груди руки, спросил меня, намерен ли я объявить его вором. Я сказал, что, поскольку обезображенная диадема – достояние всей нации, дело это не может оставаться семейным. Я был твердо намерен сразу же вверить дело в руки полиции.
– По крайней мере, могу я рассчитывать, что ты не дашь им надеть на меня наручники сразу? – спросил он. – И тебе, и мне будет лучше, если я на пять минут выйду из дому.
– Чтобы ты мог сбежать или спрятать то, что украл? – ответил я. И, вдруг осознав весь ужас положения, я стал просить его вспомнить, что на карту поставлена не только моя честь, но и честь того, кто несравненно выше меня, и что из-за него теперь может разразиться скандал, от которого содрогнется вся страна. Я сказал, что он может предотвратить это, если скажет, что сделал с тремя исчезнувшими камнями.
– Сам посуди, – попробовал я зайти с другой стороны, – тебя ведь поймали на горячем, если ты будешь отпираться, ты только усугубишь свою вину. Ты еще можешь помочь себе. Скажи, где бериллы, и все будет забыто и прощено.
– Побереги свое прощение для тех, кто его попросит, – презрительно бросил он и отвернулся от меня.
Я понял, что теперь никакие мои слова ничего не дадут. Оставался один выход. Я пригласил в комнату инспектора и передал сына в руки полиции. Первым делом Артура обыскали, потом осмотрели его комнату и все места в доме, где он мог бы спрятать драгоценные камни, но не нашли ничего. Сам мальчишка, как мы его ни упрашивали, как ни пугали, отказывался говорить. Сегодня утром его отправили в камеру, а я после всех формальностей в полиции поспешил к вам за помощью. В полиции мне открыто признались, что сейчас они ничего не могут сделать. Вы можете идти на любые расходы. Я уже предложил награду в тысячу фунтов. Господи, что же мне делать? Я за одну ночь потерял честь, камни и сына. О, что же мне делать?!
Он схватился за голову и стал раскачиваться из стороны в сторону, подвывая, как ребенок, которому не хватает слов, чтобы выразить свое горе.
Шерлок Холмс молчал несколько минут. Его брови были напряженно сдвинуты, а взгляд устремлен на огонь в камине.
– У вас в доме бывают посторонние? – наконец спросил он.
– Нет, ко мне приходит только мой компаньон с семьей. Иногда бывали друзья Артура. В последнее время несколько раз заходил сэр Джордж Бэрнвелл. По-моему, больше никого не было.
– Вы ходите на светские приемы, в клубы?
– Артур ходил. Мы с Мэри сидим дома, и мне, и ей это неинтересно.
– Для молодой девушки это необычно.
– Она не очень общительна. К тому же не так уж и молода. Ей двадцать четыре года.
– То, что случилось, по вашим словам, стало настоящим потрясением и для нее.
– Не то слово! Даже большим, чем для меня.
– Ни вы, ни она не сомневаетесь в виновности вашего сына?
– Как же можно сомневаться, если я своими собственными глазами видел диадему у него в руках?!
– Я не считаю это доказательством. Помимо отломанного куска, диадема имела какие-нибудь повреждения?
– Да, она была перекручена.
– А вы не допускаете мысли, что он пытался ее выпрямить?
– Спасибо вам, конечно. Вы хотите помочь и мне, и ему, но это бесполезно. Что он вообще там делал ночью? Если он невиновен, почему не сказал об этом?
– Вот именно. А если виновен, почему не попытался что-нибудь придумать, чтобы выгородить себя? Его молчание – вот что самое странное. Есть в этом деле несколько необычных деталей. Что говорит полиция по поводу шума, который разбудил вас ночью?
– Они считают, что, возможно, это скрипнула дверь спальни Артура, когда он выходил из нее.
– Ну и ну! Можно подумать, что человек, идущий на преступление, стал бы хлопать дверью, да так, чтобы было слышно во всем доме. А как они объясняют исчезновение камней?
– Они до сих пор простукивают стены и осматривают всю мебель, надеясь найти какой-нибудь тайник.
– А вне дома они искать не пытались?
– О да. Они уже перерыли весь сад.
– Дорогой мой сэр, – сказал Холмс. – Неужели вы не видите, что вся эта история в действительности намного глубже, чем с самого начала показалось и вам, и полиции? Вам это дело кажется очень простым, но мне оно представляется необычайно сложным. Подумайте сами. Вы полагаете, что ваш сын встал посреди ночи, несмотря на огромный риск, пробрался в вашу комнату, вскрыл бюро, взял диадему, отломал от нее кусок (что, кстати, не так уж просто сделать), потом куда-то ушел, спрятал три камня из тридцати девяти, причем так умело, что никто до сих пор их не может найти, после чего вернулся с остальными тридцатью шестью камнями сюда, хотя его в любую секунду могли услышать. Вы считаете такую версию правдоподобной?
– Но другой-то нет! – в отчаянии вскинул руки банкир. – Если он невиновен, почему он не скажет об этом прямо?
– Это нам и предстоит выяснить, – ответил Холмс. – Теперь, мистер Холдер, давайте-ка съездим в Стритем. Потратим час времени на более внимательное изучение обстоятельств.
Мой друг настоял, чтобы я сопровождал их, хотя мне и самому, признаться, этого ужасно хотелось: услышанный рассказ меня сильно заинтересовал и взволновал. Честно говоря, для меня вина сына банкира была столь же очевидной, как и для его несчастного отца, но я так доверял чутью Холмса, что чувствовал: пока он не согласится с предложенной версией, надежда еще есть. Всю дорогу к южной окраине Лондона он молчал, пребывая в глубочайшей задумчивости, низко опустив голову и надвинув на глаза шляпу. Наш клиент, казалось, слегка воспрянул духом, почувствовав, что надежда еще не умерла, и даже пару раз заводил со мной разговор о своих банковских делах. После недолгой поездки на пригородном поезде мы немного прошлись пешком и оказались у Фэрбенка, дома нашего великого финансиста.
Фэрбенк – большое квадратное здание из белого камня, стоящее чуть поодаль шоссе, с которым его соединяла только дорога для экипажей. Эта дорога через заснеженный газон вела к двум большим железным воротам. С правой стороны раскинулся небольшой парк, через который вела узкая, обсаженная с обеих сторон кустами тропинка от шоссе до двери в кухню, очевидно, это был служебный вход. Налево уходила еще одна дорожка, к конюшне, но она находилась даже не на территории поместья, было видно, что ею почти не пользуются. Холмс, оставив нас у двери, стал медленно обходить дом. Сначала вдоль фасада, потом по тропинке к служебному входу прошел в сад, чтобы выйти с другой стороны из-за конюшни. Его не было так долго, что мы с мистером Холдером вошли в гостиную и стали дожидаться его у камина. Мы молча сидели, глядя на огонь, когда дверь раскрылась и в комнату вошла молодая женщина. Она была высока, стройна и очень бледна, отчего темные волосы и глаза ее казались еще темнее. Вряд ли мне раньше доводилось видеть такую мертвенную бледность. В губах тоже не осталось ни кровинки, только глаза у нее были красными от слез. Выражение глубочайшей скорби в ее глазах произвело на меня даже большее впечатление, чем утренние неистовства ее приемного отца, тем более что с первого взгляда было видно, что она человек сильного характера и безграничной выдержки. Не обратив на меня внимания, она направилась прямиком к своему дяде и по-женски заботливо провела рукой по его голове.
– Папа, вы уже приказали освободить Артура? – спросила она.
– Нет, девочка моя, нет. Дело нужно довести до конца.
– Но я совершенно уверена, что он ни в чем не виноват. Поверьте женскому чутью, папа. Я знаю, он ничего плохого не сделал, и потом вы пожалеете, что поступили с ним так жестоко.
– Так почему же он молчит, если ни в чем не виноват?
– Кто знает? Может быть, он очень обиделся, когда вы заподозрили его.
– А разве я мог его не заподозрить, если собственными глазами видел его с диадемой в руках?
– А что, если он просто взял ее, чтобы посмотреть? О, я очень-очень вас прошу, поверьте, он невиновен. Прекратите расследование. Как ужасно думать, что бедный Артур сидит сейчас в тюрьме!
– Я прекращу расследование, только когда камни будут найдены… Не раньше! Мэри, твоя любовь к Артуру ослепляет тебя, ты просто не видишь, какие страшные последствия это дело будет иметь для меня. Я не собираюсь ничего замалчивать и специально привез из Лондона джентльмена, который, возможно, сумеет нам помочь.
– Этого джентльмена? – спросила она, поворачиваясь ко мне.
– Нет, это его друг. Тот джентльмен попросил нас пока оставить его одного. Сейчас он осматривает дорожку к конюшне.
– Дорожку к конюшне? – ее темные брови взметнулись вверх. – Что он надеется там найти? Ах, вот, наверное, и он сам. Сэр, я надеюсь, вы сумеете доказать, что мой кузен Артур невиновен? Понимаете, я это чувствую.
– Я разделяю ваше мнение и уверен, что мы сумеем это доказать. – Холмс на секунду задержался в дверях, чтобы сбить с обуви снег. – Я полагаю, что имею честь разговаривать с мисс Мэри Холдер? Могу я задать вам пару вопросов?
– Разумеется, сэр, задавайте любые вопросы, если это поможет делу.
– Вчера ночью вы сами слышали что-нибудь?
– До того, как раздались крики отца, – ничего. Я спустилась только после того, как их услышала.
– Вечером вы закрывали окна и двери. Скажите, вы заперли все окна?
– Да, все.
– А утром все окна оставались запертыми?
– Да.
– У одной из ваших горничных есть жених. Вечером вы сказали своему дяде, что видели, как она выходила из дома, чтобы встретиться с ним, верно?
– Да, и она могла слышать, как дядя рассказывал о диадеме, потому что в ту минуту была в соседней комнате.
– Понятно. Вы думаете, что она могла поделиться новостью со своим женихом и они решили вместе спланировать и совершить кражу.
– К чему все эти теории, – нетерпеливо вскричал банкир, – если я вам уже сказал, что видел Артура с диадемой в руках!
– Одну минуту, мистер Холдер. Нам нужно разобраться с этой горничной. Мисс Холдер, вы видели, что она вернулась в дом через кухню, я ничего не путаю?
– Да. Когда я пошла проверить на ночь дверь, я увидела, как она шмыгнула внутрь. Я и мужчину в темноте видела.
– Вы его знаете?
– Да. Это зеленщик. Он привозит нам овощи. Его зовут Фрэнсис Проспер.
– Он стоял слева от двери, – уточнил Холмс, – то есть немного дальше от дома на тропинке и до двери достать не мог?
– Да, все верно.
– И вместо одной ноги у него деревянный протез?
В выразительных черных глазах девушки мелькнуло некое подобие страха.
– Вы прямо волшебник, – проговорила она и улыбнулась. – Как вы узнали?
Но худое сосредоточенное лицо Холмса осталось непроницаемым.
– Я бы хотел теперь подняться наверх, – сказал он. – Потом, возможно, еще раз осмотрю дом снаружи. Но сначала, пожалуй, я осмотрю окна внизу.
Он довольно быстро обошел все окна, задержался только у большого окна в холле, из которого была видна дорожка к конюшне. Он его раскрыл и очень внимательно осмотрел подоконник через мощную лупу.
– Теперь пройдемте наверх, – наконец сказал он.
Туалетная банкира не отличалась пышностью обстановки. В этом небольшом помещении находилась лишь самая необходимая мебель, на полу был расстелен серый ковер, в углу стояло большое бюро, на стене висело длинное и узкое зеркало. Холмс первым делом подошел к бюро и дотошно осмотрел замок.
– Каким ключом его отпирали? – спросил он.
– Тем, о котором говорил мой сын, ключом от буфета в чулане.
– Ключ здесь?
– Да, вот он, на туалетном столике.
Шерлок Холмс взял ключ и отпер бюро.
– Это бесшумный замок, – сказал он. – Неудивительно, что вы его не услышали. В этом футляре, насколько я понимаю, и находится диадема. Нам придется на нее взглянуть.
Мой друг открыл коробку, достал украшение и положил его на стол. Берилловая диадема представляла собой изумительный образец ювелирного искусства. Камней подобной красоты я еще не видел. С одной стороны диадемы виднелась щербина, на этом месте когда-то находился оторванный уголок с тремя камнями.
– Мистер Холдер, – обратился к нашему клиенту Холмс, – вот этот уголок в точности соответствует исчезнувшему. Могу я попросить вас отломать его?
– Вы что?! – ужаснулся банкир. – Я и думать о таком не посмею.
– Тогда попробую я. – Холмс неожиданно изо всех сил налег на уголок, но тот не поддался. – По-моему, чуть-чуть согнулся, – констатировал он. – Хоть у меня очень сильные пальцы, мне бы понадобилось немало времени, чтобы отломать его. Обычный человек вообще не смог бы этого сделать. Мистер Холдер, а если бы мне все же удалось отломать его, что бы произошло, как вы думаете? Раздался бы громкий щелчок, как от пистолетного выстрела. И вы хотите сказать, что это случилось в нескольких ярдах от вашей кровати, а вы ничего не услышали?
– Я не знаю, что и думать! Загадка какая-то.
– Возможно, скоро все прояснится. А как вы думаете, мисс Холдер?
– Признаться, я озадачена не меньше дяди.
– У вашего сына были на ногах ботинки или туфли, когда вы его увидели?
– На нем были только сорочка и брюки.