Гвардия тревоги Мурашова Екатерина

— Маш, давай в кино сходим, — сказал Тимка.

— Что, прямо сейчас? — удивилась Маша.

— Да нет, после уроков, — с досадой пояснил Тимка. — Или вечером. Когда ты хочешь. А потом еще можно в кафе, пожрать чего-нибудь…

Пока Маша обдумывала поступившее предложение, у Тимки в животе кто-то ходил большими шагами.

— Ну, можно в кино, — наконец сказала Маша. — А на что?

Тимка вздохнул с облегчением. Этот вопрос он предвидел.

— Говорят, «Мститель» — клевый фильм. С эффектами и со смыслом. На Невском почти везде идет.

— Ничего фильм, — согласилась Маша. — Только я его уже видела. Мы с Димой Дмитриевским ходили.

Тимка проглотил вязкую слюну и в красках представил, как душит Дмитриевского своим шарфом.

— А ты на что хочешь? — дождавшись момента, когда воображаемый Дмитриевский посинел и высунул язык, Тимка выдал вторую заранее заготовленную реплику.

Маша задумалась.

— Я бы «Испытание чувств» посмотрела, — наконец сказала она. — Но это тебе вряд ли интересно… Можно на комедию какую-нибудь сходить.

— Хорошо, — сразу же согласился Тимка. — Пусть комедия или это… «Испытание чувств». Чего будет, на то и пойдем. Я тебя после уроков во дворе подожду. Ладно? Или как?

— Слушай, Тим, а может, все-таки сначала домой сходим, сумки положим и все такое, а? — деловито предложила Маша. — А потом встретимся где-нибудь…

Тимка сначала расстроился, а потом сообразил, что так даже лучше — настоящее свидание.

— Хорошо, — сказал он. — Давай тогда в четыре часа в Овсянниковском саду. Только ты дома не обедай, потому что мы еще в кафе пойдем.

— Вот даже как, — улыбнулась Маша. — Ладно, а где в Овсянниковском? Я там только отделение милиции знаю. Там еще всегда машины стоят…

Встречаться у отделения милиции Тимке решительно не хотелось. Маша зевнула, прикрыв рот ладошкой. В конце концов договорились встретиться в половине пятого на углу Невского и Полтавской улицы.

— Ты на всякий случай запиши мой мобильник и дай свой, — сказала девочка. — Если что, созвонимся.

— Если — что? — насторожился Тимка.

— Ну мало ли, — неопределенно сказала Маша. — Записывай…

Тимка пришел на угол в полчетвертого. Никаких правил хорошего тона он не знал, да и плевать на них хотел. Просто дома было уж совсем нечего делать, а на углу занятие имелось — ждать Машу. И получалось, что этот час не просто так, а плюс к тому времени, которое они проведут вместе. А вдруг Маша придет немного раньше? Например, на пять минут. Вполне может такое быть, потому что она как они все — собранные и дисциплинированные. Она придет, а Тимка уже тут как тут, и пять минут с Машей — опять же прибыль.

Маша опоздала на две минуты. Тимка увидел ее на Полтавской. Она надела желтую с красным куртку, бежевую вельветовую юбку и красную шапочку. Не хватало только корзинки с пирожками и горшочком масла. «Для меня приоделась», — обрадовался Тимка и пошел навстречу, ругая себя за то, что столько времени провел зря и не придумал, что скажет вначале. Маша, наверное, тоже не знала, что говорить, сказала «Привет!» и по-мальчишески протянула ему руку. Тимка слегка сжал ее узкую ладонь и почему-то вспомнил Дмитриевского. «Может, он при встрече девчонкам руку целует? Как в кино? Он пижон, с него станется. Надо будет у Тайки спросить…»

— Ну что, идем? — сказал Тимка.

— Идем, — качнула головой Маша.

Немного пройдя рядом с Машей, Тимка подумал, что свидание — вещь в его жизни все же неординарная, и решил быть светским.

— Ты сегодня очень хорошо выглядишь, — сказал он, как мать говорила соседкам, когда заходила одолжить у них сахара или стакан муки. — Похожа на красную шапочку из фильма, — добавил он уже от себя.

— Спасибо… А ты кто — волк? — засмеялась Маша.

— Не, какой я теперь волк! — улыбнулся в ответ Тимка. — Я пока так, дворняжка облезлая. А дальше поглядим… Давай здесь дворами пройдем, ближе получится: выйдем сразу к площади Восстания, а там «Колизей» рядом и «Аврора»…

Маша согласилась.

Во втором от улицы дворе, в скверике, гуляли мамы с малышами. Один малыш сильно ударил толстой ножкой по мячу и выбил его за чугунную загородку. Мяч подкатился к Тимкиным ногам, Тимка ловко поддел его носком и отправил обратно. Малыш засмеялся от удовольствия, а его мама взглянула на Тимку с подозрением. Потом подхватила сына, который явно собирался продолжить игру в мяч с большим мальчиком, заворковала:

— Пойдем, пойдем домой, видишь, уже темнеет, солнышко спать пошло… — и, позабыв уже про мяч и Тимку, с чувством поцеловала сына в курносый нос. — Гы — мое солнышко!

Тимка отвернулся, а Маша, наоборот, смотрела внимательно.

Когда выходили со двора на Староневский, Маша вдруг тревожно оглянулась по сторонам, и почти сразу же у нее в кармане зазвонил телефон. «Не отвечай!» — хотел сказать Тимка, но не решился. Девочка говорила недолго и больше слушала. Один раз переспросила название улицы.

Потом отключила телефон, убрала его в карман и прямо взглянула на Тимку.

— Прости, Тимофей, сегодня не получится в кино, — сказала Маша. — Давай в другой раз, ладно?

Тимка стоял как ни в чем не бывало, но изнутри чувствовал, что умирает. Откуда-то он точно знал, что умирают именно так — непонятное онемение поднимается от ступней к сердцу.

— Тимка, ты чего? — Маша, по-видимому, тоже что-то почувствовала. — Сходим завтра или послезавтра — какая разница? А сейчас я никак не могу, честное слово… Мне прямо бежать нужно!

— Какая разница… — механически повторил Тимка. — Конечно…

— Мне правда нужно…

— Да ничего тебе не нужно! — не выдержав, со злобой, отвратительно оскалившись, выкрикнул мальчик. — Все эти твои дела — дурацкие игрушки для слюнявых придурков! Сами себе придумали и сами делаете вид! Все эти ваши отстойные тайны и дурацкие значки…

— Нет! — твердо сказала Маша. — Успокойся, Тимофей! Ты не знаешь! Смотри!

Она взяла Тимкину руку и приложила к куртке, там, где алел ромбик значка. Тимка вскрикнул от неожиданности и отдернул ладонь. Значок был горячим. И тут же Тимка вспомнил, что Маша встревожилась до того, как зазвонил телефон.

— Иди! — глухо сказал он. — Уходи сейчас, если тебе надо!

— Ты не знаешь…

— Я не хочу знать.

Маша стояла, опустив голову.

Почему она не уходит?!! Маша. Маша! Маша!!!

— Ты. Пойдешь. Со мной, — наконец сказала она. — Да?

— Да, — кивнул Тимка.

— Слушай, Тим, а может, это тебе померещилось, со значком-то? — спросила Тая, участливо морща нос и заглядывая Тимке в глаза. — Ну, ты нервничал из-за Новицкой и что с кино все обламывается… вот оно и…

— Да что я, по-твоему, идиот, что ли! — возмущенно рявкнул Тимка. — Не могу разобрать, что есть, а чего вообще нету?! Сказал: он был горячий! Так, что аж руку жгло! Поняла?!!

— Да, да, конечно, поняла, — Тая тут же пошла на попятную. — Ну был и был… Ты дальше-то рассказывай…

— А чего — дальше? Дальше опять какая-то сплошная ерунда началась… Сначала мы с Машей полезли в люк во дворе на Гончарной…

— Как это?! — ахнула Тая. — Прямо в люк?! И Маша? В чистой одежде?!

— То есть, нет, — поправился Тимка. — Сначала приехала скорая помощь, которую непонятно кто и когда вызвал. Там был такой старый лысый дядька с чемоданчиком и молоденькая толстая девушка, наверное, медсестра. И вот они и сказали, что в люк не полезут ни за что. Да они и по правде, кажется, не могли… Стали спасателей вызывать…

— Да зачем в люк-то лезть?! — от возбуждения Тая дернула Тимку за рукав.

— Ну, там, под землей у нас, живут всякие… Ты не знаешь, что ли?

— Кто живет под землей?! — Таины глаза стали просто круглыми, и даже складки на веках куда-то подевались. — У нас в городе под землей никто не жил… Если только крысы…

— Ох ты, господи! — Тимка потер ладонью лоб. — Беда с тобой, Тайка! Ну, считай, у нас тоже крысы. Только человеческой породы. Бомжи там, шпана всякая, ребятишки бесхозные, наркоманы… Там же целый город внизу, с переходами, коридорами, комнатами разными, старыми бомбоубежищами. Ну и водопровод, конечно, и канализация, куда дерьмо сливают. Через люки легко попасть можно… В общем, нас с Машей туда, вниз, повел какой-то совсем малек, лет десять если ему есть, так и хорошо. И еще несколько мелких вокруг крутились, они, наверное, вначале и кипеж подняли. Большие-то разбежались все, ведь неизвестно, как все обернется, а кому охота на глаза ментам попадаться, это же статья, да и не одна, если возраст учитывать… В общем, она там уже пеной кровавой исходила, когда мы ее нашли…

— Да кто — она-то?! Скажи, наконец!

— Девчонка совсем, это и обидно, — сквозь зубы процедил Тимка. — Чуть-чуть того, кто вел, постарше. Может, наших лет, а может… да их ведь, торчков, не разберешь: они все щуплые…

— А что с ней случилось?

— Да наширялась чем-то — и, видать, припадок, что ли, начался какой… А те все со страху и разбежались. Хорошо, мальки не бросили ее да наши эти… значкисты-терминаторы как-то по своей системе прознали… В общем, подтащили мы ее втроем под люк, в колодец-то уже врачи петлю какую-то специальную спустили, а наверху уже еще несколько этих… Витька Петров из наших и Вадим… взрослый, ты его не знаешь… То есть, как я понять сумел, это такой общий клич был, просто мы с Машкой ближе всех оказались. Она, наверное, знала это как-то, потому и кинулась. Вытащили ее наверх на три счета и — сразу в машину. Там уж не знаю как, но вроде они ей сразу вкололи чего-то, она хоть трястись перестала. Может, в этот раз живая останется… Смешно: когда ее уже погрузили и откачивать начали, спасатели приехали. Такие классные, с сиреной, все в прибабахах, я просто обалдел!

— Ну, как бы там ни было, все-таки хорошо, что вы эту девушку спасли! — осознав все сказанное, рассудительно сказала Тая. — Пусть она наркоманка, но, может быть, теперь, как чуть не померла, осознает и перевоспитается.

— Щазз! — зло усмехнулся Тимка. — Перевоспитается, как же!

— Не знаешь, не говори! — махнула рукой Тая. — Всякое бывает. У нас в городе один человек с самолета без парашюта упал — и то жив остался. И не покалечился даже, только пальцы на ноге сломал.

— Ну вот если только так… — как и всегда при взгляде на Таю, Тимкина ухмылка потеряла большую часть своей злобности.

— Так я не поняла, в конце концов: вы в кино-то с Новицкой сходили или нет? — требовательно спросила девочка.

— Не-а, — махнул рукой Тимка. — Как эту отправили, так еще вместе с Вадимом пошли к Нинке. Это уж я не знаю, через значок или как, потому что эта Нинка Машиной младшей сестры подружка. Там ихний отец допился до зеленых чертей и всех по квартире гонял, а милиция сказала, что вот как он кого убьет или покалечит, так они и приедут. Ну, там уже этот Вадим разбирался, он вообще-то боксом занимается или еще чем-то таким, и плечи у него в ширину, как если меня на бок в длину положить. Я при том просто так был, а Машка Нинку и ейных младших успокаивала и мать валерьянкой отпаивала. А потом уже девять часов было, и я домой пошел…

— Да, дела… — сказала Тая и надолго замолчала.

Тимка шмыгал простуженным носом и подтирал рукавом. Шарф берег — чистая все-таки вещь. Тая протянула сложенный носовой платок, слегка обсыпанный по краям крошками от печенья.

— Возьми, он чистый.

— Спасибо, — поблагодарил девочку Тимка и высморкался. — Ну и чего ты про все это думаешь?

— Я думаю, что в другой раз Новицкая уже тебе точно про кино не откажет, ей неловко покажется…

— Да господи! — Тимка потряс головой. — Девчонки! Я спрашиваю, что ты думаешь про всю эту историю со значками и Чипами и Дейлами, которые как заведенные спешат на помощь?!

— Я думаю, что у них должен быть какой-нибудь штаб и нам обязательно надо его обнаружить, — решительно сказала Тая. — Если они, конечно, все-таки не инопланетяне, — подумав, добавила она. — Потому что тогда у них штаб может быть на другой планете. Или в параллельном мире… Слушай, а может, они — это такие программы, вроде как в фильме «Матрица»?! И нам это всем только кажется?!!

— Хватит! — прикрикнул Тимка. — Если здесь кто программы, так это, скорее, не они, а мы сами. Я-то уж, во всяком случае, точно — зловредный вирус… Хотя со штабом — это идея неплохая… Это надо обдумать… Это надо…

— Тим… — Тая привычно уже потянула за концы шарфа, разворачивая к себе голову приятеля. — Тим, я что-то такое чувствую, но что — не знаю. И это что-то, между прочим, про тебя… Ты вообще как? И что?

Тимка, вопреки Таиным предположениям, не обозлился и не стал ругаться, а честно подумал над заданными вопросами.

— Я, когда там под землей в этой канализации лазил, — наконец медленно начал он. — То вот о чем подумал. Пацан этот, и девчонка-наркоша, и остальные, те, которые разбежались… Ведь они все когда-то были такими розовыми карапузами с веселыми глазами и толстыми щеками, вот как у тебя, и их кто-то любил, и говорил им: ты — мое солнышко! Куда же оно потом все подевалось?.. Или не любил и не говорил? И оттого все? И вот я тоже… Тайка! Скажи!

Тимка ждал ответа. Тая выпрямилась, встала на цыпочки, крепко вцепилась в концы сине-белого шарфа и поцеловала покрытые сухой коркой Тимкины губы. И только потом заплакала.

Компьютеры стояли, жадно раскрыв экраны. Тая сверилась с карточкой и села на место под номером семнадцать. Справа от нее сел рыжий мальчик в очках. Слева — Дима Дмитриевский. Его лицо было одухотворенным. По-видимому, мысленно он уже погрузился в решение задач.

Тая читала задания и не понимала ровным счетом ничего. Даже то, что у нее, собственно, спрашивают. В общем, чего-то подобного она и ожидала. Но все равно было обидно.

Дима и рыжий мальчик, сжав губы, ожесточенно стучали по клавишам. В профиль они были похожи на индейских воинов, вышедших на тропу войны.

Будучи человеком старательным и ответственным, Тая аккуратно оформила условия задач и даже нарисовала схему-чертеж к одной из них. Ну и что, что она не знает, как их решать?

Время тянулось медленно. Те немногие мысли, которые у нее были, Тая уже безрезультатно проверила, написала очень сомнительный ответ в одном из примеров и очень сомнительную формулу прогрессии, с интересом оглядела зал и затылки финалистов первого тура, отметила красивую лепку на потолке…

— Тая, как у тебя? — донесся слева шепот Димы. — Сколько задач решила?

— Да никак! — Тая пожала плечами. — Нисколько не решила. Я вообще в них ничего не понимаю.

Дима молчал и смотрел на нее с видом Маленького Принца, ответственного за всех, кого он приручил.

Тая поморщилась и отвернулась к рыжему. Рыжий кусал губы и вытирал лоб ладонью. Кажется, у него — тоже что-то не получалось.

— Тая! — через некоторое время Дима снова позвал ее.

Она обернулась. Внизу под столом Димина рука протягивала ей сложенный вчетверо лист бумаги. Тая взяла его и развернула перед собой. Лист был исписан с двух сторон. Там были решения всех восьми задач. Тая с удивлением увидела, что ее формула прогрессии оказалась правильной, зато ответ в примере — неверным категорически. Из восьми задач только в пяти она поняла ход Диминой мысли и не могла им не восхититься. По верху листа мелким почерком, вклиниваясь на свободное от формул место, шло обращение: «Тая! Прости меня за недостойное поведение! Если сможешь простить, то прошу тебя: перенеси эти решения в компьютер, чтобы я знал, что мы недаром с тобой занимались и ты все поняла и запомнила. Д. Дмитриевский».

Записка напоминала резолюцию какого-то бредового педсовета.

Тая сначала хотела засмеяться и покрутить пальцем у виска, но потом вдруг поняла, что знаток алгоритмов, талантливый математик Д. Дмитриевский попросту не оставил ей выхода. Тогда она разозлилась. Подумала еще немного, покрутила и так, и эдак. Вздохнула. Аккуратно нажимая на клавиши, переписала решения задач. Сохранила. Взглянула направо. Позвала тихонько: «Эй!» Рыжий глянул загнанным взглядом. «Сколько решил?» — спросила Тая. «Три!» — одними губами ответил мальчишка. «Держи!» — Тая снова сложила листок и протянула под столом руку. Рыжий, недоуменно таращась, принял листок мокрыми веснушчатыми пальцами, развернул и тут же с болезненной гримасой изо всей силы треснул себя по лбу.

«Дошло!» — усмехнулась Тая. Повернулась к Диме и кокетливо улыбнулась ему.

Снег висел, как занавеска в ванной. Люди шли сквозь него, как тени под душем. Обычный школьный двор был похож на съемки фантастического фильма. Кирилл и Дима стояли под ивой у забора, огораживающего недавно залитый каток.

— Почему ты мне не сказал? — требовательно спросил Дима у Кирилла Савенко. — Почему не предупредил заранее?

— О чем? — Кирилл недоуменно пожал плечами. — О чем я должен был тебя предупредить?

— О том, что Роберт не может ходить!

— Да зачем? — еще больше удивился Кирилл. — Ну предупредил бы — и что бы это изменило? Ты бы не пошел с ним встречаться? Или заранее купил бы цветы? Что-то еще?

— Я бы не чувствовал себя таким идиотом! — крикнул Дима.

— Ну знаешь… — Кирилл глянул разочарованно.

Диме внезапно и неизвестно отчего стало стыдно.

— Что с ним произошло? — тихо спросил он. — Тоже авария, как у Николая Павловича?

— Нет, он таким родился, — ответил Кирилл.

— У него есть родные?

— Да, есть мать, сестра с мужем, племянники. Но он давно живет один. Работает в компьютерной фирме. Ему так удобно… — Кирилл помолчал и добавил: — Берт очень гордый. Не хочет никому быть в тягость. А зря…

— Что — зря? — не понял Дима. Независимая позиция Роберта показалась ему крайне достойной. Интересно, как же он один со всем справляется?

— Не мне его судить. Но хотя бы из интересов общего дела он мог бы…

— Вот с этого места, пожалуйста, поподробней, — попросил Дима. — Насчет общего дела… Просвети же меня, наконец, в чем оно заключается, а то я как-то так и не понял…

Кирилл покачал головой.

— Я, или Берт, или еще кто-нибудь… мы ответим на все твои вопросы. Обязательно, чуть после. Но что там у тебя с олимпиадой? Расскажи, я же еще не знаю…

— Да ничего особенного! — Дима глянул исподлобья, словно проверяя, не издеваются ли над ним. Лицо Кирилла выражало искреннюю заинтересованность. — Пришел, решил задачи, ушел.

— Ну и…

— Ну и прошел в следующий тур. Придется теперь в Москву ехать, потому что это там.

— Здорово! А что там-то будет?

— Ну, туда представители от фирм-организаторов-спонсоров приедут. Речи, культурная программа и все такое. А потом — запрут на шесть часов в каком-нибудь зале и все то же: решай задачи.

— Слушай, а это правда, что Тая Коровина тоже прошла?

— Правда!

— Удивительное дело! Ну, ты — это понятно, у тебя эта самая математика из ушей лезет: отец математик, гимназия математическая, и сам ничего себе: способный и соображаешь отменно. Но она-то! Кто бы мог подумать!

— Всякое бывает, — Дима пожал плечами. — Не всегда снаружи разберешь…

— Это точно, — согласился Кирилл.

Помолчали. Потом поговорили о здоровье Голубя и разведении голубей вообще. Потом Дима, рисуя палкой на утоптанном возле забора снегу, объяснил Кириллу, как решать систему уравнений с двумя неизвестными способом умножения. Кирилл, по всей видимости, понял. Потом Кирилл, в свою очередь, попытался объяснить Диме способ, который позволяет ему самому и прочим одноклассникам так быстро и точно передвигаться по классу или на улице. Дима из объяснения не понял ничего, кроме того, что нужно на время представить себя кем-то или даже чем-то другим, и корни всего этого находятся где-то на Востоке.

Потом Дима устал общаться, хотя Михаил Дмитриевич и какие-то прочитанные им психологические книги утверждали, что общение на сегодняшний день — главная Димина задача. Ему же, напротив того, захотелось остаться одному в своей комнате и порешать что-нибудь из задачника Сканави.

— Послушай, а ты не мог бы в двух словах объяснить, — попросил он. — Что этой вашей «гвардии тревоги» надо, чтобы я сделал? Или мне все показалось, и — вообще ничего?

— Нужно, чтобы кто-нибудь заменил Берта. Если у тебя выйдет, то — ты. Если выйдет у кого-нибудь другого, то он. Все равно кто — лишь бы нашелся…

— Погоди, погоди, — встревожился Дима. — А зачем, собственно, мне или кому-то другому заменять Роберта? Он что, куда-нибудь уезжает?

— Можно и так сказать, — горько усмехнулся Кирилл. — Уезжает, только очень далеко…

— В каком смысле?! — Дима поежился, уже угадав ответ. — Он…

Кирилл кивнул головой в ответ на невысказанный вопрос.

— Но наверняка можно же что-то делать… Хотя бы попытаться… Медицина сейчас…

— Понимаешь, все дело в том, что Берт не хочет пытаться, — объяснил Кирилл. — Поэтому я и говорил… Может быть, он просто устал…

— Ну и пусть отдохнет!! — Дима вдруг понял, что Берт, непонятный, усталый, прикованный к своему креслу в перекрестье неведомых лучей, с его пальцами-цветами, отчего-то очень близок и дорог ему — я толком не знаю, что он там у вас делает, но это — все равно. Если у нас не могут, то есть же всякие программы лечения за границей, клиники в Швейцарии, ну я не знаю, что еще…

— Это огромные деньги, — заметил Кирилл.

— Ну и что! Всегда можно что-то придумать! — горячо сказал Дима. — Да что тогда вся эта ваша гвардия, если вы не можете… куда уж тревожнее, чем человек умирает!..

— Берт запретил всем, — сморщившись, как если бы у него болел зуб, сказал Кирилл. — Он хочет уйти, ты можешь понять?! Ася Новицкая, сестра Маши, может быть, и могла бы… но… Берт говорит, чтобы мы не обращали внимания, и все это ерунда, и от одного человека ничего не зависит. Что обязательно будет кто-то другой. И даже если сейчас все то, что он сделал, пропадет, тоже ничего страшного, потому что мы — для будущего…

— Да плевать на будущее! — закричал Дима. — Есть сейчас и сегодня. Он сказал, а вы — послушались, да?! Да ты понимаешь, что только вот эти его дурацкие игры — те, в которые я играл, — они же бешеных денег стоят, если правильно найти, кому их продать!

— Правда? — заинтересованно спросил Кирилл. — А кому? Ты знаешь?

— Тем корпорациям, которые их производят! — твердо ответил Дима. — Я попытаюсь узнать. Здесь через Интернет, и когда буду в Москве… Мне нужны диски с этими играми, но такие, чтобы их нельзя было скопировать…

— Сделаем, — тут же откликнулся Кирилл. И добавил, глядя куда-то через забор. — Ты не думай… мы его не послушались… мы тоже пытаемся… но мы просто не знаем, как…

— Я попробую узнать, — повторил Дима. — А скажи… в чем я или кто-то другой должен заменить Роберта?

— Берт — гений, — равнодушно сказал Кирилл и той же веткой, какой Дима писал решение системы уравнений, нарисовал на снегу солнце с лучами. — Он сделал одну вещь, которой нигде нет. За нее, я думаю, и «Майкрософт» удавился бы. Но он ее никому не продаст, потому что это, кажется, и невозможно. Она как бы компьютерная и как бы нет…

— Что за чушь? — раздраженно спросил Дима. Он изнемогал. Это чувство за последнее время сделалось для него почти привычным. — Как это — нигде нет? Как это — компьютерная и не компьютерная? И вообще, время одиночек, делающих свои открытия на коленке, — процитировал он Михаила Дмитриевича, — давно прошло!

Кирилл, по всей видимости, цитатой не впечатлился.

— Вот ты спрашивал про движения, а я пытался тебе объяснить, — сказал он. — Это то же самое, если рассудить. Смотри. Любая граница условна. Между людьми. Между животными. Между вещами. Между людьми и вещами. Если две металлические пластинки плотно прижать, они срастутся — помнишь, по физике в шестом классе проходили? Если люди долго вместе живут, они друг друга без слов понимают. Или человек и собака. Вот Маша Новицкая с лошадьми, так она и человеческие мысли неплохо читает. Весь мир — одно. Ну так это и значит, что можно куда хочешь переходить, кем хочешь становиться… Если уметь, конечно. Мудрецы всех времен и народов умели, а прочие называли чудом…

Дима смотрел устало. Хотелось спросить у Кирилла что-нибудь в духе папы или бабушки. Например: «Кстати, Кирилл, а ты Пелевина читал?»

(Пелевина очень ценил Михаил Дмитриевич. Дима и Александра Сергеевна, заинтересовавшись, попробовали его читать, но у обоих не пошло. «Какой-то он поверхностный. По большому счету», — сформулировала бабушка. Внук не очень понял, но на интуитивном уровне согласился с ее оценкой.)

— Кирилл, ну при чем тут мудрецы? К больному Роберту и 8 «А» классу?

— При том. Мудрецы лет по сорок учились это единство ощущать, а потом переносились куда-то, или по воде ходили, или с синицами разговаривали. Но океан там, или воздух, или синица — это все-таки сильно другое, если с человеком сравнить. А компьютер — он намного проще, чем даже самый простой микроб. К тому же его сам человек и придумал, там все по его мозгам построено. Вот Берт и сделал такую штуку, которая позволяет убрать границу.

— Что? — Дима выпрямился. — Какую границу?

— Ты еще не понял? — в голосе Кирилла Диме послышался упрек. Как так: математическую олимпиаду выиграл, а таких простых вещей не понимает?

— Границ на самом деле нет. Нам кажется. Человек и его вещь — это сравнительно просто. Вот Берт и нашел способ преодолеть границу между компьютером и человеческим мозгом. И сделал это…

Несколько секунд Дима молчал. Потом шепотом спросил у Кирилла:

— Ты… это серьезно?

— Совершенно серьезно, — подтвердил Кирилл Савенко. — Мы все этим пользуемся.

Дима закрыл глаза, сполз спиной по забору и сел на снег. Сжал и разжал кулак. С ладони медленно улыбался невидимый Будда. Снежинки падали в сгущающихся сумерках и звучала тихая музыка. «Это музыка снега, — подумал Дима. — Как запах звезд у Маши Новицкой. Все — одно. Границ — нет…»

Глава 12

Воздушные колечки с творожной начинкой

Борька смотрел боевик. На экране все взрывалось и рушилось и какие-то люди с лицами-кирпичами палили от бедра из толстых, как сардельки, базук. Тимке такие фильмы нравились. Они бодрили.

— Тимыч, — угрюмо глядя на экран, позвал Борька. — Подь сюда. Разговор есть.

— Чего? — откликнулся Тимка. — Некогда мне, Борь. Дела. Давай потом, а?

— Сейчас, — мотнул головой Борька.

В тёлевизоре боевик сменила реклама. Ухоженные женщины с улыбками усталых кукол стирали белье новым стиральным порошком и осторожно, маленькой ложечкой, пробовали нежное творожное суфле.

Тимка присел на корточки. Вертевшийся под ногами Дружок тут же с готовностью перевернулся на спину. Тимка принялся чесать собачье брюхо. Песик прикрыл от удовольствия глаза и начал тихо похрюкивать. По розовой коже и в редкой шерсти через брюхо наискосок шустро бегали темные, похожие на семена блохи.

— Во что ты ввязался, Тимыч? — спросил Борька. — Ты еще мелкий, я тебя предупредить хочу…

— Поздно, Борька, пить боржом, когда печень отвалилась, — сказал Тимка.

— Погоди, погоди… — Борька привстал на диване. — Я тебе объясню. Ну ладно, допустим, сейчас ты им для чего-то нужен. Но ты же не понимаешь, что они с тобой потом сделают, когда надобность закончится…

— Не боись, понимаю, — возразил Тимка. — Только это еще поглядим, как выйдет…

— Тимыч! Чего ты один против них?!

— А я не один, — твердо сказал Тимка.

— Кто ж с тобой? — неподдельно удивился брат.

— А черт его знает, Борька! — честно ответил Тимка. — Только кажется мне, что это что-то такое… вроде снега или ветра. Кто ж против них?

— А-а-а, — разочарованно протянул Борька. — Фигню гонишь… А я-то подумал… — он подмигнул брату. — Неужели это та жирная свинюшка, с которой ты третьего дня у парадной стоял…

Тимка вскочил. Дружок испуганно взвизгнул и откатился под стол.

— Ты, торчок недоделанный… — задохнувшись, начал Тимка, обращаясь к брату. В дальнейшей его речи все без исключения слова были непечатными.

Борька поднялся с дивана, желая отстоять свой авторитет. Тимка отскочил к креслу, в руке его незаметно появилась наполовину полная водочная бутылка из папашиной заначки.

— Не подходи, Борька, убью, — тихо сказал он. — И про Тайку больше не сметь…

— Псих недоделанный, — буркнул Борька. — Сдохнешь сам — так тебе и надо. Пусть твоя хрюшка о тебе поплачет. Я лично — не стану.

На экране возобновился боевик. Теперь те же люди свисали с разных сторон из дверей летящего вертолета и безостановочно палили во все, что попадало в их поле зрения. Внизу за вертолетом гнались три черные хищные машины, из которых тоже стреляли непонятно куда. «Классный фильм! — подумал Тимка, надевая кроссовки. — Жалко, не удастся до конца досмотреть…»

Зина в длинной футболке сидела по-турецки на старом диване и сбивала в тарелке яичные белки. Марина затеяла печь пироги и сейчас у стола раскладывала на противень свернутые восьмерками слойки с корицей.

— Маринка, как ты приехала, я уже на пять килограмм потолстела, — укоризненно заметила Зина. — И не есть не могу: уж больно вкусно все…

— Зиночка, что ты говоришь, на тебе и не заметно ничего,¹— всплеснула руками Марина. — И вообще, должно же у женщины быть тело, не одни же кости…

— Да ты знаешь, я на этом не зацикливаюсь, просто скоро ни в одни штаны не влезу. Представь только, какой расход — все новое покупать…

— Прости, Зиночка. Ну хочешь, я не буду пироги… — Марина подняла над столом полные белые руки, обсыпанные мукой. Руки были похожи на крылья большой птицы.

— Не дури! Что за привычка вечно под других подстраиваться! Делай, как сама хочешь и знаешь. И Таиска твои пироги обожает… Кстати, Марин, ты не думала, что, может, ее надо какому-нибудь врачу показать… Невропатологу, что ли?

— Зачем это?! — испугалась Марина. — Таечка здоровая девочка!

— Ну что ж она у тебя, как чуть что, так сразу реветь начинает? Хоть в телевизоре, хоть в школе, хоть в книге какая неувязка — тут же слезы градом. Нормально это? Может, травки успокоительные ей какие пропишут…

— Зиночка, да ведь я такая же была. Это у нее наследственное, как полнота…

— Да брось ты, Маринка! Мы же вместе с тобой росли, родители меня то и дело с тобой, маленькой, оставляли. Я же помню все. Не была ты никогда такой плаксой! Могла, конечно, пореветь, если коленку там расшибешь или обидит кто, игрушку отнимет, но чтобы вот так — по поводу и без повода…

— Все было не так, — тихо сказала Марина. — Если я плакала, ты меня дразнила плаксой-ваксой и за косички дергала. Вот я и пряталась от тебя в туалете, а там и…

— Да ну! — удивилась Зина. — Надо же! А я думала, что у тебя все детство понос был. Или запор. Даже матери говорила: чего это Маринка столько времени в сортире сидит и…

— Не сводить ли ее к врачу? — язвительно продолжила Марина. На одно мгновение стало заметно, что сестры похожи между собой. — Ты всегда искала короткое решение, Зиночка. И, надо отдать тебе должное, обычно находила его. А я… я, если птенчика дохлого видела, так потом целый день могла плакать… Хотя и понимала, что ничего этим не изменю. И Таечка, наверное, такая же…

— Мне кажется, что она более деятельная, — заметила Зина. — Реветь-то ревет, но своего не упустит.

— Дай-то бог, — вздохнула Марина и вернулась к своим пирогам.

Тимка, свободно развалившись, сидел на плюшевом угловом диване и подозрительно смотрел на дощечку, на которой лежали продолговатые рисовые штуки с оранжевыми и темно-зелеными прожилками. Именно здесь, в кислородном суши-баре на углу проспекта Бакунина и Херсонской улицы, должна была состояться встреча. Яйцеголовый с Квадратом явились раньше и заказали еду. Тимка пришел вежливо — опоздав на пять минут. Главных фигур еще не было.

— Попробуй, Сатирик, не бойся, это вкусно! — подначил Яйцеголовый.

Квадрат сидел на стуле напротив, брал суши пальцами за бока и проглатывал их, как фокусник живых цыплят.

— Да что-то уж очень на дерьмо похоже, — с сомнением сказал Тимка. — Лежит такое, аккуратное…

— Дикий ты человек, Сатирик! — обиделся за суши Яйцеголовый. — Это национальная японская еда. Больших денег, между прочим, стоит.

Страницы: «« « ... 56789101112 » »»