Французский шелк Браун Сандра

— Это моя папка, — призналась она. — Но, поскольку преподобный Уайлд был убит, я подумала, что с моей стороны было бы неосмотрительно хранить ее.

— Неосмотрительно? — фыркнул Гленн. — Это не то слово. Такое бы только психу пришло в голову.

Глаза Клэр зажглись яростью. Она выпрямилась. Кассиди встал между ней и Гленном.

— Извините нас, — сказал он Клэр, подтолкнув детектива к двери. До Клэр донесся их яростный шепот. Затем Гленн метнул на нее злобный взгляд и вышел, шумно хлопнув дверью.

— Спасибо, — сказала она Кассиди. — Мне кажется, еще секунда — и я бы не сдержалась. На редкость неприятный человек.

— Я это сделал не ради вас. Скорее для себя. Мне нужно задать вам много вопросов. Совершенно ясно, что Гленн ничего бы от вас не добился, так что я попросил его дать мне возможность самому побеседовать с вами.

— Что за вопросы?

— Вопросы! У нас против вас серьезные улики, мисс Лоран.

— Коллекция газетных вырезок? — усмехнулась Клэр. — Слабовато, мистер Кассиди. Кстати, я как раз собиралась перекусить. Вы не откажетесь?

Не сводя с нее глаз, Кассиди откинул полы пиджака и уперся руками в бока. Он сверлил ее взглядом, словно пытаясь разгадать, кто же она на самом деле.

— Вы хладнокровный противник, это уж точно, — наконец произнес он. — И не менее хладнокровная лгунья.

— Вы никогда не спрашивали меня, веду ли я досье на Джексона Уайлда.

— Меня удивляет, что вы не стали отрицать, что вообще видели это. — Он жестом указал на ворох вырезок на стойке бара. Клэр обошла бар и направилась к холодильнику.

— Отрицать это — значило признать себя виновной, не так ли? Как вы относитесь к салату из креветок?

— Прекрасно.

— Хлеб белый или ржаной?

— Господи, — пробурчал он, — вы когда-нибудь остановитесь со своим южным гостеприимством?

— Почему вы так против этого возражаете?

— Потому что Гленн там, внизу, ждет, чтобы арестовать вас, а вы рассуждаете, какой хлеб подать.

— Вы меня не арестуете, мистер Кассиди, и мы оба это знаем. — Достав из холодильника все необходимое, она, все еще стоя спиной к Кассиди, готовила сандвичи. Она надеялась, что он не заметит, как дрожат ее руки.

Со стороны, конечно, попытка избавиться от этой злосчастной папки казалась отчаянным шагом замаранного кровью убийцы. Клэр совершила явную глупость, выбросив се в помойный ящик. Нельзя было надеяться на случай. Почему она не сделала так, как только что подсказал Кассиди, — не выбросила папку в реку? Но тогда, на следующий день после убийства, все завертелось так быстро, что времени на раздумья просто не оставалось. Здравый смысл подвел ее, и эта ошибка обошлась ей дорого.

Она к тому же недооценила Кассиди и серьезность его вопросов, заданных еще при первой встрече. Эти вопросы настораживали, но оснований для паники не было. Теперь же, когда нашли папку, все изменилось. Кассиди уже не просто интересовался ее отношением к Уайлду. Он откровенно подозревал ее в убийстве. Отныне он будет следить за каждым ее словом, жестом, поступком, вылавливая все новые улики. Но у Клэр был богатый опыт сопротивления властям. Первой заповедью, которую она усвоила, было: ни в коем случае не поддавайся запугиванию и угрозам.

Клэр повернулась к Кассиди:

— У вас нет достаточных оснований для моего ареста, мистер Кассиди. Да, я собирала кое-какие материалы о Джексоне Уайлде. Но это вряд ли можно считать криминалом сродни еще дымящемуся пистолету, к примеру.

— Пистолет уже давно на дне залива, — сказал он, подцепив оливку с тарелки, которую подала ему Клэр. — И отнесен течением бог знает куда.

— Скорее всего. — Поскольку стойка бара была завалена вырезками, Клэр кивком головы указала Кассиди на стеклянный столик в столовой:

— Вам чаю или минеральной воды?

— Чаю.

— С сахаром? — Нет.

Вернувшись с двумя стаканами ароматизированного ментолом чая со льдом, она села напротив. Кассиди взял полсандвича и крепко впился в него зубами.

— Некоторые статьи уже довольно старые.

— Мой интерес зародился несколько лет назад.

— Вы настолько интересуетесь религией?

— Нет, мистер Кассиди, — Уайлд привлек мое внимание, потому что я считала его одним из самых опасных людей в Америке.

— И вы сочли своим гражданским долгом покончить с ним?

— Вы намерены выслушать мои объяснения или нет? — огрызнулась она.

Кассиди жестом попросил ее успокоиться.

— Вы очень грубы, мистер Кассиди.

— Да, я знаю.

Их взгляды встретились. Клэр не собиралась сдаваться и продолжала:

— В отличие от других телепроповедников Уайлд угрожал лишить людей не их денег, а более ценного и значимого — их прав. К тому времени, как вышел первый номер каталога «Французский шелк», он уже начал свой крестовый поход против всего, что считал порнографией. Так что с самого начала его проповеди раздражали меня.

— Потому что могли повредить вашему бизнесу?

— Нет, просто я никогда не хотела оказаться в такой ситуации, когда все время приходится защищать свою работу. К тому же я знала, что права. Кстати, мое предсказание оправдалось. «Французский шелк» не имеет ничего общего с порнографическими и близкими к ним журналами, но тем не менее был причислен к ним и осуждался с той же нетерпимостью. Меня втянул в эту войну сам Уайлд, когда начал публично клеветать на меня со своей кафедры. Я старалась игнорировать это, отклоняла его назойливые приглашения участвовать в публичных дебатах, хотя однажды они все-таки должны были бы состояться.

— И вы вооружались, собирая эти газетные материалы.

— Совершенно верно. Единственное, о чем свидетельствует эта папка, так это о том, что я скрупулезно изучала личность своего оппонента, чтобы при встрече с ним, если бы она состоялась, быть готовой к любым неожиданностям.

— Почему же вы мне не показали эту подборку вчера вечером, не объяснили ничего?

— Но я к тому времени уже выбросила ее.

— Вы могли хотя бы упомянуть о ней.

— Могла бы, да. Но на вас же постоянно давят со всех сторон, требуя отыскать убийцу, заставить его предстать перед судом. Я же не хочу быть козлом отпущения, пусть даже временно. Сам факт допроса в прокуратуре, хотя бы и формального, уже отозвался бы неприятными последствиями на моем бизнесе, да и в семье тоже.

— Но я ведь могу прибегнуть к этому.

— Только потеряете время. Я вам уже сказала все, что знаю.

Он пристально посмотрел на нее.

— Так я понимаю, эта красная черта, выделившая дату приезда Уайлда в Нью-Орлеан, — чистое совпадение? Ее опять обдало жаром, кровь прилила к лицу.

— Да, я вспоминаю, что действительно подчеркивала это место. Могу объяснить почему. Читая заметку, я вертела в руках красный карандаш. — Она слегка пожала плечами. — Машинально и подчеркнула.

Кассили быстро доел свой сандвич и отставил пустую тарелку. Вытерев рот салфеткой, он положил ее рядом с тарелкой.

— На первый взгляд все это чертовски логично. Я имею в виду ваше объяснение, мисс Лоран. Такое впечатление, что вы все это заранее отрепетировали на случай, если папка вдруг попадет к нам в руки.

— Не выпьете ли чашечку кофе, пока фантазируете?

Его губы тронула легкая улыбка.

— Нет, спасибо.

Клэр отнесла пустые тарелки на кухню.

— Я думал, этим занимается Гарри, — как бы между прочим заметил он ей вслед.

— Да, обычно она. Но сегодня она с мамой на прогулке.

— Как удобно.

— Что вы имеете в виду? Какое отношение имеют прогулки моей матери к вашим поискам?

— Мне бы хотелось узнать от нее, где вы были в ночь убийства Джексона Уайлда.

У Клэр перехватило дыхание.

— Я не разрешу допрашивать мою мать, мистер Кассиди. Поймите меня правильно и не тратьте понапрасну силы и время. Мама не помнит, что произошло сегодня утром, не то что много дней назад. Если же она что-то и скажет, то это вряд ли будет ответом, заслуживающим доверия. А любое давление на нее лишь усилит ее депрессию, и я этого не допущу.

— Не думаете же вы, что ваши хлипкие доводы устроят нас с Гленном в качестве вашего алиби.

— У вас все равно нет выбора, — ответила она, слегка поморщившись при упоминании имени Гленна. — Вам придется довольствоваться моими словами. Так вот: в ту ночь я была дома.

— Вы совсем не выходили?

Холодный блеск его глаз смутил Клэр. Она нервно отбросила со лба упавшие пряди волос.

— Возможно, выходила. Но если и так, то буквально на минутку, ведь я не могу оставлять маму одну надолго, особенно ночью. Откровенно говоря, мистер Кассиди, я не помню. К датам я невнимательна.

Кассиди пристально посмотрел на нее, потом спросил:

— А где Ясмин?

— Она вчера вернулась в Нью-Йорк. — Как и предполагала Клэр, наутро после их стычки Ясмин была само раскаяние, просила о прощении. Подруги обнялись в знак примирения, вместе занялись уборкой, а потом усердно поработали над проектом нового каталога. Несколько раз Ясмин бросалась в свою спальню к телефону. Пару раз, до своего отъезда в Нью-Йорк, она не ночевала дома, возвращаясь на следующее утро подавленной и опустошенной. Но отношения Ясмин с ее женатым любовником касались лишь ее одной, и Клэр не вмешивалась.

У нее хватало своих проблем, и все они были связаны с человеком, который сейчас так внимательно смотрел на нее, напоминая ей чиновников муниципальной службы «Людские ресурсы», которые когда-то так же разглядывали ее, словно она была объектом для изучения психических отклонений в личности и поведении.

— Что это? — заинтересовался вдруг Кассиди, жестом указывая на вставленный в рамку исписанный листок бумаги, висевший на стене в кухне.

— Это рецепт тети Лорель, рецепт «Французского шелка». Кассиди недоуменно взглянул на Клэр.

— У меня никак не рождалось название для моего каталога, — объяснила она, улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям. — Мы с Ясмин несколько месяцев ломали над этим голову, но так и не могли ни на чем остановиться. Однажды холодным, промозглым днем мне вдруг ужасно захотелось шоколадного пирога, и я начала перебирать коробочку с рецептами тети Лорель. Наткнувшись на это название, я тут же поняла, что нашла именно то, что нужно. Тетя Лорель была очень довольна, узнав, что я назвала свою фирму по ее рецепту. — Взгляд Клэр омрачился. — Всего через несколько недель после этого она умерла.

Подойдя поближе, Кассиди прочитал:

— «Постепенно добавляйте сахар и ваниль в приготовленную смесь масла и расплавленного шоколада, все время потихоньку взбивая ее». Звучит вкусно.

— Это на самом деле вкусно. Мягкий, нежный, обволакивающий язык крем — я хочу, чтобы и мое белье, соприкасаясь с обнаженным телом, рождало такие же богатые, чувственные эмоции. Само название располагает к какому-то внутреннему комфорту, желанию потворствовать своим капризам.

Замолчав, Клэр вдруг заметила, что они как-то сблизились в этот момент — оба безмолвные, неподвижные; он всматривался в ее рот, глаза, и, если слух его был столь же острый, сколь и зрение, он наверняка слышал биение ее сердца.

Кассили прокашлялся, словно намекая, что молчание затянулось.

— Вы с Ясмин состоите в любовной связи? Вопрос обрушился как снег на голову. Ошеломленная, Клэр уставилась на Кассиди — рот раскрылся, глаза округлились от изумления.

— С чего вы взяли?

— Итак, я задал вопрос. — Когда же она начала хохотать, он сразу помрачнел. — Уайлд вел шумную кампанию за нормальные сексуальные отношения, и ему здорово доставалось за это от сексуальных меньшинств.

— Понимаю. Так вы думаете, он числился моим врагом по двум пунктам сразу? — весело спросила она. — Честно говоря, я смеюсь не над вами, мистер Кассиди. Я лишь представила себе, как Ясмин отреагировала бы на ваш вопрос. Вы разве не читаете бульварную прессу? У Ясмин были толпы любовников — и сплошь мужчины, что и принесло ей заслуженную репутацию роковой женщины.

— Здешние декорации натолкнули меня на эту мысль, вот в чем дело.

— А что именно? — с искренним любопытством спросила Клэр.

— Я здесь уже второй раз и до сих пор не увидел ни одного мужчины. Все работники, кого я здесь видел, — женщины. Они и ящики пакуют, и погрузчиками управляют. Что вы имеете против мужчин?

— Ничего.

— Вы замужем?

— Нет.

— А были?

— Нет.

— Помолвлены? Поколебавшись, она ответила:

— Нет.

Он поднял вверх указательный палец, словно уловив в ответе ложь.

— Подумайте еще раз. Клэр вспыхнула:

— Не слишком ли вы любопытны, мистер Кассиди?

— Нет, я просто выполняю свою работу. Расскажите мне о ваших отношениях с Дэвидом Алленом.

— Черт бы вас побрал! Вы что, и его расспрашивали?

— Пока не было необходимости в этом, но она возникнет, если не заговорите вы.

Клэр кипела. Кассиди выиграл в соревновании нервов.

— Это было давно, — бросила она. — До «Французского шелка». Он хотел жениться на мне.

— И что же случилось?

Она начала было выговаривать ему, что это его совсем не касается и ни к чему совать нос в чужую жизнь, но потом подумала, что любая враждебность с ее стороны лишь осложнит ситуацию. Да и тема, которую затронул Кассиди, вовсе не была опасной. Ее можно было обсудить безболезненно.

— Дэвид хотел, чтобы я определила маму в клинику для душевнобольных, — тихо сказала Клэр, опустив глаза. — Я и слышать об этом не хотела. Он предъявил мне ультиматум, в ответ я вернула ему обручальное кольцо.

— И с тех пор никаких серьезных увлечений?

— А разве вы не знаете?

— Нет еще. Я могу, конечно, продолжить свои поиски, но будет лучше, если вы сбережете мои силы, а себя избавите от ощущения неловкости и просто расскажете мне обо всем.

— Неужели моя личная жизнь имеет какое-то отношение к вашему расследованию?

— Может быть. Давайте поговорим и посмотрим, куда это нас приведет. — Он взгромоздился на стул у стойки бара и сложил руки, весь внимание.

Всем своим видом демонстрируя отвращение к обсуждаемой теме, она в конце концов выпалила:

— С тех пор как мы расстались с Дэвидом, у меня были увлечения, но ничего серьезного. Это вас удовлетворит?

— Пока да. — Он отвернулся и сделал вид, что углубился в изучение вырезок, разбросанных по стойке бара. — А Где ваш отец, мисс Лоран?

— Я уже говорила вам. Он умер вскоре после моего рождения. Не отрывая взгляда от Клэр, Кассиди встал со стула и медленно направился к ней, пока не подошел совсем близко, так что ей пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы смотреть в его колючие глаза.

— Вы опять мне лжете. В вашем свидетельстве о рождении в графе «Имя отца» стоит жирный вопросительный знак.

— Сукин сын. — Она замахнулась, чтобы влепить ему пощечину, но он вовремя перехватил ее руку. В глазах у Клэр заблестели слезы ярости и возмущения. — Вы не имеете права копаться в моей личной жизни.

— Труп с тремя пулевыми ранениями дает мне такое право. Клэр высвободилась из его железной хватки и прижала руки к груди.

— Ну раз уж вы такой проницательный, мистер Кассиди, что еще вы выискали, выполняя свою мерзкую миссию?

— Лораны, ваши дед и бабка, входили в элиту нью-орлеанского света — старинный род и к тому же со старинным богатством. Но подлинным сокровищем для них была их единственная дочь Мэри Кэтрин, в которой они души не чаяли. Она посещала самые престижные частные школы и воспитывалась сообразно своему положению в обществе. Но во время одного из котильонов, о которых, кстати она упоминала на днях в нашем разговоре, ее соблазнил один богатый молодой джентльмен. Вскоре она забеременела. Узнав об этом, она обо всем рассказала родителям, но назвать имя отца ребенка отказалась. Родители сделали то, что, по их мнению, было справедливым, — лишили свою дочь и имени, и наследства. Лишь ее тетя Лорель, сестра отца, приняла бедную племянницу. В обществе разразился страшный скандал, который не мог не отразиться на семье Лоран. Через два года родители Мэри Кэтрин скончались, и, как поговаривали, в муках стыда. Перед самой смертью ее отец завещал свое огромное поместье церкви.

— Которая мою мать отвергла, хотя и проповедовала идеи добра, всепрощения, — вставила Клэр.

— Но церковь тем не менее разрешила незаконнорожденной дочери Мэри Кэтрин посещать приходскую школу.

— Я училась милосердию у тетушки Лорель. Она была старой девой, со странностями. Но она бескорыстно любила мою мать и меня. Когда у мамы случались приступы, именно тетя Лорель успокаивала меня, вселяла надежду; она ухаживала за мной, когда я болела, помогала преодолеть все беды и невзгоды. Она была единственным человеком из всех, кого я когда-либо встречала в жизни, кто действительно жил по заповедям. Она не читала проповедей. Она была живым примером.

— Но я точно пересказал историю вашей матери?

— Даже слишком. Ее кузен Чарльз всегда был пунктуален до противного.

— Откуда вы узнали, что моя информация исходит от него?

— Потому что он единственный, кто остался из этой ветви Лоранов.

— Вы с ним общаетесь? Она горько рассмеялась.

— Нет, слава богу. Он такой же важный и напыщенный, как и все они. После того, что рассказала мне об этой семье тетя Лорель, я уже не удивлялась, что они отвергли мою мать, когда она больше всего нуждалась в их поддержке.

— Она ведь была почти ребенком.

— Семнадцать лет. — Клэр склонила голову набок. — Вы допускаете промашку, мистер Кассиди. В вашем голосе появились нотки сочувствия.

— Господи, это же было начало шестидесятых.

— Если точнее, конец пятидесятых. Эйзенхауэр еще был президентом. Америка еще не лишилась невинности. Благовоспитанные молодые люди еще не имели эрогенных зон.

Кассиди неодобрительно покачал головой.

— Но даже тогда родители не отказывались от своих дочерей из-за того, что те беременели.

— Лораны — другое дело. Мои дед и бабка так никогда больше и не заговорили с мамой. Для них она перестала существовать, впрочем, как и я.

— Она так никогда и не назвала вашего отца?

— Нет.

— И он не признал вас, даже втайне?

— Нет. Я уверена, он боялся последствий. Он принадлежал к тому же светскому кругу и, вероятно, наслаждался всеми привилегиями своего положения. Он видел, как обошелся свет с моей матерью, и не хотел Такой же участи для себя. Я его вовсе не виню.

— Дерьмо.

— Простите?

— Но ведь не в человеческой природе прощать такое. Клэр, чувствуя себя букашкой, которую вот-вот пришпилят к пробковой доске, предусмотрительно отступила.

— Куда вы клоните, мистер Кассиди?

— Кто бы ни был убийцей Уайлда, у него был особый счет к мужскому полу.

— Ах вот к чему вы пришли? Как умно.

— Я бы не сказал, что очень. Просто это напрашивается в качестве единственного объяснения того лишнего выстрела, который был сделан в Уайлда.

— Вы имеете в виду выстрел в пах?

— Откуда вы знаете?

— Во всех газетах было расписано, что Уайлду стреляли в яйца. — Она тряхнула копной волос и дерзко взглянула на Кассиди. — Итак, поскольку я рождена вне брака и на службе у меня заняты лишь женщины, вы и пришли к такому гениальному заключению, что именно я спустила курок, расправившись таким образом с Джексоном Уайлдом.

— Не будьте так ироничны.

— А вы не будьте таким нелепым, — сказала она, повысив голос. — Я не колеблясь признала, что питала глубокое отвращение ко всему, за что ратовал этот человек. Я была не согласна практически со всеми его идеями. И что из того? Многие думали так же.

— Верно. Но не у всех под угрозой оказалось дело их жизни, дающее средства к существованию. Так что это обстоятельство выводит ваше имя в списке подозреваемых на первый план.

— Вы зря теряете со мной время.

— Не думаю. Я слишком часто ловил вас на обмане.

— Я объяснила вам происхождение папки с материалами из прессы.

— Я и не эту ложь имел в виду, — сказал он.

— Тогда что же? Ваша подозрительность убивает меня.

Он повернулся к ней спиной и направился к двери. Темный костюм сидел на нем отлично. Шитый у портного пиджак аккуратно облегал поджарый торс, и на брюках не было ни единой морщинки. Какое было бы наслаждение, если бы она могла сосредоточиться только на его бесспорной привлекательности, как поступили бы на ее месте многие женщины.

Но Клэр смотрела на него глазами испуганного ребенка. Она не могла думать об этом человеке отвлеченно от той системы, которую он представлял. Клэр слишком рано научилась ее бояться, ненавидеть, сопротивляться ей. Свою антипатию она перенесла и на Кассиди.

Как смеет он копаться в горестном прошлом ее матери? Оно оставило в Мэри Кэтрин такую глубокую скорбь, что, для того чтобы выжить, ей пришлось заточить себя в мире грез. Ее иллюзии были окрашены в розовый цвет, но защищали надежнее железных ворот. Вот уже тридцать лет они оберегали ее от сердечных мук и всеобщего презрения. И было бы несправедливо выставлять напоказ незнакомому человеку ее горести, чтобы заставить ее переживать их заново.

Кассиди был уже около двери. Правая рука его легла на защелку. Клэр понимала, что испытывает его терпение, но ничего не могла с собой поделать.

— Вы блефуете, — ядовито заметила она. Он резко обернулся и быстро подошел к ней.

— Вы же говорили мне, что никогда не встречались с Джексоном Уайлдом.

Он вдруг схватил ее за волосы и, зажав их в кулаке, запрокинул ей голову. Приблизив к ней лицо, он заговорил быстро и тихо, настойчиво и уверенно:

— Вы вовсе не коротали «тихий вечер дома» в день убийства. Я получил несколько видеопленок от местной компании кабельного телевидения, которая была нанята для документального освещения нью-орлеанского крестового похода Уайлда. Одна из пленок была с записью его последней службы. Запись была сделана полностью. Когда Уайлд в заключение своей проповеди пригласил желающих подойти к нему, сотни людей бросились к подиуму со всех уголков собора. В числе первых, кто подошел к священнику, была молодая женщина, которая пожала ему руку и заговорила с ним.

Кассиди в упор глядел на Клэр, словно пытаясь запечатлеть в памяти выражение лица женщины. Затем отпустил ее волосы и вышел, бросив через плечо:

— Это были вы, Клэр.

Зазвонил телефон, и Андре Филиппи виновато вскочил, захлопнув ящик стола. Звонок был словно укор, напоминавший, что Андре любуется фотографией своей возлюбленной в рабочее время. Он взял трубку и бодро и деловито представился.

— Чем могу служить?

— Bonsoir[3], Andre.

— Bonsoir, — ответил он уже более мягким тоном, мгновенно узнав этот голос, хотя он был тихим и сдавленным. — Как ты?

— Все еще не могу прийти в себя после случившегося на позапрошлой неделе.

Рот Андре тронула сочувственная улыбка.

— Да, жуткая была ночка.

— Я звоню поблагодарить тебя еще раз за молчание.

— Уверяю тебя, не стоит благодарности. У меня не возникло никаких проблем с полицией. Они согнали моих постояльцев, словно стадо, и задавали им вопросы, как уголовникам.

— Ты позаботился обо мне?

— Не стоит волноваться. Нет никаких записей о твоем пребывании здесь в ту ночь.

— А кто-нибудь спрашивал тебя об… об этом?

— Полиция, — с отвращением ответил Андре. — И еще я говорил с человеком по имени Кассиди.

— Тебя допрашивал Кассиди?

— Два раза. Но не волнуйся. Я отвечал только на общие вопросы и не вдавался в особые подробности.

— Мое имя не всплывало?

— Нет! И, naturellement[4], я не стал бы его упоминать.

— Верю, что ты так и сделал. Просто… ну, не нужно никому знать обо мне.

— Я понимаю.

— Я рассчитываю на твое молчание, Андре. Это чрезвычайно важно для меня.

— Это самый лучший комплимент для меня. Merci.

— Я хочу попросить еще об одной услуге, Андре.

— Сочту за честь.

— Если Кассиди или кто-нибудь еще напрямую спросят обо мне, ты дашь мне знать?

— Certainement[5]. Немедленно. Хотя я уверяю, что опасаться нечего.

Еле слышно голос в трубке произнес:

— Я надеюсь.