Роковая строфа Щеглова Ирина

19

Андрей тоже следил за Ритой. Правда, его слежка не была организована с той тщательностью, как у Бориса. Иногда, Андрей позволял себе подолгу сидеть в темной машине под окнами дома, где жила возлюбленная. Он ничего не ждал и не пытался доказать себе что-то. Он даже не ревновал. Просто, когда удавалось увидеть вернувшуюся с работы девушку: ее силуэт, мелькнувший в неверном свете уличных фонарей, услышать звук ее шагов, хлопок дверцы ее автомобиля, – Андрей на целую неделю успокаивался, бывал улыбчивым и доброжелательным. Он знал, что его любовь все еще здесь, рядом с ним в этом мире. Он умел довольствоваться такими крупицами, хранил их бережно, глубоко спрятав внутри себя. Все, касающееся Риты, он переживал очень остро. Пожалуй, он мог бы одним ударом разрубить этот гордиев узел: он мог позвонить на студию и договориться о встрече, мог обратиться к ней через официальный сайт, в конце – концов, дождавшись вечером ее возвращения, Андрей мог просто подойти и поговорить. Но его пугала возможность встречи, пугала жестокая определенность отказа, пугала взрослая молодая женщина, наверняка забывшая юношескую увлеченность. Он предпочитал оставаться в неведении, а значит в тени и безвестности.

Если бы Рита знала, чей автомобиль дежурит вечерами под окнами ее дома! Но она не знала. Не знала, глядя сквозь стекло на пустынную набережную, залитую желтым светом фонарей, что ее любимый так близко, что он думает о ней так же, как и она о нем.

Миновала весна. В июне Андрей благополучно защитился.

Борису же пришлось лечь в больницу, его состояние резко ухудшилось.

20

Заплаканная Маша, склонившись у Лика Богородицы, молила:

– Что мне делать, Матушка! Пресвятая Дево! Не презри меня, грешную, требующую твоей помощи и твоего заступления! На тебя уповаю. Спаси меня!

Воспитанная в православной вере, Маша во всем привыкла полагаться на Господа. И, пока в ее жизни не появился Андрей, Маша жила как птичка небесная. Добрая, мягкая, она умела создать ту атмосферу тепла и уюта, в которой так нуждались ее брат и ее дядя. Ее любили все: соседи, знакомые, охранники, дети, прихожане маленькой деревенской церкви, которую Маша часто посещала, да вообще все, с кем сталкивала ее судьба. И она любила всех, с той бескорыстной самоотверженностью, свойственной девушкам ее склада и образа мыслей. Маша никогда не задумывалась о будущем, полностью отдавшись Божией Воле. Иногда только, побывав в каком-нибудь тихом монастыре, Маша начинала мечтать о полном отрешении от мира, истинной красоте духовной жизни, несуетном ее течении и благолепии. Потом, вернувшись к своим, она видела их радость, их привязанность, она осознавала необходимость своего присутствия здесь, среди близких, и ее мечты о монастырской жизни отодвигались на неопределенное время.

Андрей смутил мирное течение ее мыслей, разрушил ее бесстрастность, ее тихую мечтательность. Ее женское естество, внезапно проснувшись и вспомнив о своем главном предназначении, потребовало реализации, возжелало мужских объятий и материнства.

Неудивительно. Андрей был красив, умен и порядочен настолько, насколько вообще может быть порядочен молодой, здоровый, красивый мужчина.

Машу влекло к Андрею с первого дня их знакомства. Каждый его приезд к ней, каждая встреча наполняла Машу ощущением светлой радости. Она скучала, когда долго не виделась с ним, приписывая сначала это чувство, возникшей между ними дружеской привязанности.

Проводя с Андреем долгие часы в библиотеке, гуляя с ним по городу, принимая самое деятельное участие в устройстве его жилища, Маша, сама того не подозревая, ждала развития их отношений, по неопытности принимая искреннюю, братскую привязанность Андрея к ней, за влюбленность.

Время шло. Отношения не развивались. Тогда Маша познала, что такое муки ревности. Зная о легкомысленном отношении брата к женщинам, Маша стала подозревать Бориса в том, что он своим примером развращает Андрея. Она ощущала присутствие другой женщины в жизни Андрея. Она начала наводить справки. Начала с брата. Сначала это были робкие вопросы, потом вопросы стали настойчивыми, несколько раз Маша, доведенная до отчаяния равнодушием Андрея и молчанием брата, даже повысила на него голос. У нее были ключи от квартиры Андрея. Сгорая от стыда, Маша приезжала к нему в его отсутствие и пыталась обнаружить следы таинственной возлюбленной Андрея.

Однажды, она задержалась в его квартире до позднего вечера. Андрей застал ее одиноко сидящую в полной темноте на краю кровати. Он зажег свет и заметил, что у девушки щеки мокрые от слез.

– Маша! – он присел на корточки и заглянул ей в лицо, – Маша, что случилось? Она сползла с кровати, обвила руками его шею и заплакала в голос.

– Ну, ну, ну, – Андрей гладил дрожащую спину девушки, не понимая причины ее слез. – Кто тебя обидел? Скажи.

Она качала головой, и все теснее прижималась к его груди, так, что по рубашке расползлось мокрое пятно от ее слез.

Андрей успокаивал ее, а сам думал устало, как было бы хорошо полюбить эту девушку навсегда, самозабвенно и просто. Вот, прямо сейчас, обнять ее и заснуть с ней рядом, чтобы засыпать так каждую ночь, а утром, просыпаться рядом, видеть как ее голова покоится на его груди. Тихая гавань, заветная пристань… Андрей почувствовал, как им потихоньку овладевает желание, отстранился от Маши, поднялся на ноги и поднял ее.

«Минутная слабость, – подумал он, – минутная слабость, которая может искалечить ей жизнь».

– Ты не можешь полюбить меня? – спросила, всхлипывая, Маша.

– Я тебя люблю, – Андрей попытался улыбнуться.

– Нет, не так, – Маша пересилила себя и спросила то, что ни одна девушка, по ее мнению, никогда не должна была говорить мужчине, – как женщину…

При этих словах она снова заплакала, но теперь уже закрыв лицо руками и сгорая от стыда.

– Давай поговорим, – предложил Андрей, взяв ее за руку. Маша кивнула в ответ. Он усадил ее рядом с собой, обнял за плечи:

– Маша, Маша, я правда люблю тебя. Люблю, как сестру. У меня никогда не было сестры. Я ведь один у родителей. Знаешь, я им много рассказываю о тебе. Правда-правда.

Маша недоверчиво посмотрела на него.

– Но в то же время, Маша, ты – сестра моего начальника и, можно сказать, благодетеля. И поверь мне, я никогда бы не сделал по отношению к нему ничего дурного. Вообще, я не тот человек, который совершает безумства, – он горько добавил, подумав, – хотя, иногда, я жалею об этом. – Да, – продолжил он, – я никогда не позволял себе смотреть на тебя, как на женщину, поэтому. Видимо пропустил момент зарождения твоего чувства. Наверное, я слишком занят собой; это ведь называется эгоизмом? Вот теперь получается, что я обидел тебя. А ведь я никогда ни при каких обстоятельствах не хотел и не смог бы тебя обидеть. Прости меня, Машенька! – он склонился к ней и легонько коснулся губами ее щеки. От нее пахнуло чистотой и свежестью и еще чем-то забытым, что заставило Андрея отстраниться и закрыть глаза.

– Дай мне возможность обдумать все произошедшее, – попросил он, – я должен привыкнуть к тебе заново.

Маша протянула к нему руки и сразу же опустила их.

– Я не хочу, чтобы ты потом жалела о минутной слабости.

– Это не минутная слабость. Но я благодарна тебе за откровенность, – пролепетала расстроенная Маша. – Давай забудем все, что я здесь тебе наговорила. Я не хочу, чтобы наша дружба рухнула из-за моих глупых чувств.

– Они не глупые, – мягко возразил Андрей.

В тот вечер Андрей проводил Машу на квартиру к ее брату. Им повезло, Бориса не было дома, а дядя-полковник уже тогда начал прихварывать, поэтому жил в Завидово.

Они больше не возвращались к этому разговору.

Вскоре судьба все повернула по-своему. Болезнь и смерть дяди нарушила все планы и внесла массу изменений в привычный уклад жизни, как Андрея и Маши, так и Бориса.

21

По мере того, как расширялся бизнес Бориса Петровича Шахматова, рос и штат его охраны. Андрей давно уже перестал быть телохранителем Бориса. Теперь это место занимала темноволосая бесстрастная женщина с грацией дикой кошки. Андрей частенько ловил себя на мысли, что где-то видел ее. Борис, заметив его озабоченный взгляд, брошенный в сторону Вики – так звали телохранительницу, расхохотался и объяснил:

– Да, да, знаешь ты ее! Помнишь, банную вечеринку? Это та самая красотка, что танцевала на столе. Я переманил ее. Что, не одобряешь?

– Экзотика, конечно, – согласился Андрей. – Только, если ты ее переманил, где гарантия, что кто-нибудь не переманит ее у тебя…

Борис хитро прищурился:

– Тут, друг мой, ты ошибаешься. Мне кажется, что у нее не корыстный интерес.

– Ну, ну… Ты бы лучше завел корыстного мужика для охраны, а эту – использовал бы для других своих нужд.

Девица раздражала его немного, он ей все-таки не доверял. Но через некоторое время заметил, что Вика действительно готова пожертвовать жизнью ради Бориса. Сначала это удивило Андрея, потом он догадался: Вика была влюблена в своего шефа со всей страстностью дикой кошки.

– Все это очень хорошо, – говорил Андрей Борису. – Но что случиться, если тебе вдруг, надоест быть под ее присмотром, или тебе приспичит жениться?

– Да, перестань, она же профессионал! – горячился Борис.

– Посмотрим, – вздыхал Андрей.

Вскоре Вика стала незаменимой. Она обладала железным здоровьем, стальным нервами, невероятной пунктуальностью и феноменальным чутьем, которое помогало ей избегать всевозможных превратностей судьбы, таких как: дорожные пробки, въедливые гаишники, неприятные совпадения и непредвиденные случайности. Вика утверждала, что случайностей не бывает и, если человек имеет голову на плечах, она поможет ему не встревать в то, что некоторые называют Божественным Провидением. Одним словом, не нарываться.

Со временем Андрей привык к ней, даже начал испытывать что-то типа уважения. Особенно после того, как с Алексеем Борисовичем случился удар. Так уж получилось, что дядя полковник был дома один. Борис отпустил Вику с условием, что она заберет дядю и отвезет в Завидово. Вика предварительно позвонила, но ей не ответили. Тогда, никого не спрашивая и не докладывая, телохранительница понеслась к дому своего шефа, взяла приступом подъезд, потому что никто не открыл ей двери и ухитрилась попасть в квартиру, где, как подсказала ей интуиция, посреди коридора обнаружила абсолютно недвижимого Алексея Борисовича.

Далее Вика продолжала действовать опять же по собственной инициативе. Она вызвала скорую. И, когда та прибыла, добилась, чтобы дядю транспортировали в лучшую больницу. Только из больницы, убедившись в том, что Алексей Борисович вне опасности, Вика позвонила Борису и спокойным голосом доложила обстановку.

Пока старик находился в стационаре, деятельная Вика перезнакомилась со всем младшим медперсоналом и выяснила для себя, кого можно пригласить в качестве квалифицированной сиделки, если дяде понадобиться помощь на дому.

Так в квартире Бориса при дяде оказалась молодая приятная женщина Валентина, работавшая медсестрой в реанимации. Старик буквально влюбился в свою сиделку. Борис часто заставал их, когда Алексей Борисович, держа руку Вали в своих ладонях, рассказывал ей бесконечные истории из своей жизни.

Когда Андрей впервые столкнулся с ней в сумраке коридора, Валя слегка задела его плечом.

– Извините, – пропела она насмешливо.

– Я вас знаю? – Андрей попытался рассмотреть ее лицо. Перед ним стояла молодая, начавшая полнеть женщина в медицинском халате, светлые короткие волосы выбивались из-под шапочки, на круглом лице разбросаны задорные веснушки.

– И, да и нет, – ответила сиделка.

– Вы говорите загадками.

– Хорошо, тогда я скажу отгадку. Когда-то один молодой человек подобрал на улице замерзшую девчонку. Он не побоялся отвезти ее к себе домой и оставить на ночь. А утром он дал ей денег, изрядную сумму. Девчонка использовала деньги не на тряпки, а на учебу…

– Так это была ты! – Опешил Андрей.

– Я, – просто ответила она.

– Слушай, ты молодчина! Кстати, мы ведь не познакомились тогда, – он протянул ей руку: Андрей.

– Валентина, – она крепко пожала его ладонь.

Разговаривать в квартире, где лежал больной, было не слишком удобно. Андрей предложил встретиться в ближайшем кафе, как только у Валентины найдется свободное время.

Борис оказался невольным слушателем этого разговора. Дождавшись, когда Андрей уйдет, Борис милостиво предложил Валентине выходной. После чего вызвал Вику и приказал проследить за сиделкой.

– Привет, – быстро чмокнув Андрея в щеку, сказала запыхавшаяся от быстрой ходьбы Валя.

– Привет, – он встал, отодвинул для нее стул.

– О! – засмущалась девушка, – какой ты галантный! Впрочем, я всегда знала об этом.

Они устроились за столиком, Андрей пододвинул Вале меню.

– Тут все так дорого, – шепнула она.

– Ничего, – улыбнулся Андрей.

– Тогда закажи сам, – попросила Валя, закрыв меню.

Андрей подозвал официантку и сделал заказ: несколько видов пирожных, фрукты, кофе. Попросил для себя минеральную воду, для Валентины – свежевыжатый сок.

– Ты стал совсем крутым, да? – спросила Валя.

– Не путай меня и Бориса Петровича, – засмеялся Андрей.

– Так он твой начальник, – протянула девушка.

– Давай лучше о тебе, – предложил Андрей.

– А что – обо мне? – Валя пожала плечами и со вкусом принялась поедать принесенные пирожные. – Я, вроде, все рассказала. Ремесло, которым я занималась мне, как бы это лучше выразиться, не совсем подходило. Только я ведь детдомовская. Кушать хотелось, одеться. Молодая, глупая и без комплексов. Образование мне, конечно, не светило. Вот, благодаря тебе, удалось получить корочки медсестры.

– Так уж и мне? – засомневался Андрей.

– Ха! А кому же еще? – удивилась Валентина. – Ты же мне пять сотен подарил, не помнишь? Вот я их и вложила… Сначала на курсы попала, потом в училище. Сейчас, вот – с работой повезло.

– Сколько же ты зарабатываешь, если не секрете?

– А чего секретничать, – удивилась девушка, – если на баксы, то бывает, что и больше пятисот! – С гордостью сказала она.

– Хватает?

– Одной-то? Конечно. Жилье у меня свое. Комната в коммуналке. Правда, в пригороде; ездить далековато. Но это чепуха. Вот, когда замуж выйду, да детишки пойдут, тогда думать надо будет.

– Думать лучше заранее, – произнес Андрей.

– А я думаю! В институт собираюсь поступать на будущий год. – Похвалилась она. – Да что мы все обо мне, да обо мне. Ты-то сам, женился, или холостой?

– Холостой.

– Вон оно что, – задумчиво протянула Валя, – то-то я гляжу… – Она замолчала, уставившись в чашку с кофе.

– Что ты там увидела? Мою судьбу? – засмеялся Андрей. Валентина тоже засмеялась. Глянула кокетливо:

– Раз дело такое, обращайся, по старой дружбе, если что…

– Непременно!

Она поднялась с места:

– Ну, кавалер, мне пора. Ехать далековато. Ты ведь к себе не позовешь?

– К себе не позову, а подбросить до дома могу.

– Ух, ты! – восхитилась девушка, – давненько меня на иномарках не катали.

– Прошу, – Андрей взмахнул рукой.

Дорогой они смеялись и дурачились. Расстались у подъезда Валентининого дома совершеннейшими друзьями. И оба даже не догадывались, что все это время за ними следят.

22

На следующий день Вика доложила, что Валентина встречалась с Андреем в кафе. Говорили по-дружески. При расставании Валентина предложила обращаться к ней, «если что». Андрей никак не отреагировал на это предложение, видимо в услугах Валентины не нуждался.

Борис хмыкнул по обыкновению, но, решив удостовериться наверняка, подстраховался. Зная, что женщина скорее довериться женщине, он велел Вике узнать подробности. Валя, считая Вику своей покровительницей, рассказала все без утайки. Эта информация почти ничего не давала Борису, но он привык собирать и складывать в своей голове любые сведения, касающиеся близких к нему людей.

Старик полковник протянул еще пол года и тихо умер во сне, на губах его осталась улыбка. Перед самой смертью он просил племянника как-нибудь помочь «бедной девочке устроить свою жизнь». Борис обещал.

Была сырая, ветреная весна. Кажется тогда, во время похорон Борис сильно простыл, запустил болезнь, получил осложнение на легкие.

Валя снова возникла и плотно обосновалась в его квартире. Мало того, Вика не ревновала, чего так опасался Андрей. На самом деле Борис просто предпочел держать Валентину на глазах, и Вика знала об этом.

Вика была изумительной любовницей: страстной и нежной. Она, которая могла одной рукой уложить Бориса, задумай он напасть на нее, в постели становилась кроткой, податливой и женственной. Но иногда, когда страстность ее натуры брала верх, Вика становилась неистовой валькирией, ее тело совершало поистине акробатические чудеса, даря Борису неизъяснимое наслаждение.

Связь с головокружительной Викой, смерть дяди, собственная болезнь, заставили Бориса почти забыть о Рите. Нет, не забыть: он вспоминал ее с сожалением мечтателя, мечтам которого не суждено было сбыться.

В июле он еще надеялся на выздоровление, в августе этих надежд не осталось. Легкие отказывались качать отравленный московский воздух. Болезнь заставила думать и действовать быстро, время поджимало. Последний консилиум подтвердил все его опасения. Врачи настаивали на немедленном отъезде.

Из страстной любовницы Вика превратилась в заботливую няньку и домоправительницу. Она моталась по городу, увозила и привозила врачей, разыскивала лекарства, заваливала дом продуктами, распоряжалась сиделкой. Валентину Вика полностью подмяла под себя, заставила уйти с работы и проводить все свое время с больным.

Никому не доверяя, Вика, по просьбе Бориса, ездила к нотариусу, это при ней он составил свое завещание, включив в него, помимо близких, Вику и Валю. Он чувствовал себя обязанным этим женщинам. К тому же, за Валентину когда-то просил дядя.

Когда Борис решил подчиниться настоянию врачей и уехать лечиться в Швейцарию, он сообщил об этом Вике, имея в виду то, что он больше не нуждается в ее услугах. Вика неожиданно заявила:

– Я еду с тобой.

– К чему? – удивился Борис. – Я человек конченный, от меня толку тебе – никакого. Деньги у тебя есть. Все что могла ты для меня сделала, я тебе очень благодарен. И говорю – я отработанный материал, иди и живи дальше.

– Я поеду с тобой, – раздельно по буквам произнесла Вика. – Валентина тоже поедет.

– Ты думаешь, что говоришь?

– Я всегда думаю, прежде чем говорю. Один ты ехать не можешь. С чужими – тоже не можешь. Допустим, тебя Маша будет сопровождать, но ей вскоре придется вернуться. А мне некуда возвращаться.

– Валентина то здесь при чем? – удивился Борис.

– Мы с ней так решили. Языка ты почти не знаешь, с кем-то тебе захочется поболтать, помимо меня. К тому же она – медик. И Валя только выигрывает, для нее это супер практика!

– Ну, вы даете, – Борис хмыкнул недоверчиво, но Вика видела, что ему было очень приятно. Она успела изучить Бориса достаточно хорошо. Именно поэтому она уговорила Валентину сопровождать Бориса; чутье подсказывало ей, что любовник хотел бы убрать эту женщину из окружения Андрея, дабы она ничем не скомпрометировала его в глазах Маши.

23

Андрей, обхватив голову руками, пристально смотрел на экран монитора, словно хотел загипнотизировать. Почтовый ящик пустовал. Это был его личный почтовый ящик, тот самый, на который Рита должна была отправить … Но ведь это было так давно. Сказал же он Борису, что Рита, наверное, забыла и о нем – Андрее, и о его почтовом ящике, и об их договоре.

Он отвлекся на секунду от экрана, и в этот момент пришла почта. Андрей вздрогнул, автоматически открыл послание, буквы и строчки поплыли у него в глазах: Прощай, и, если навсегда, то навсегда прощай! – гласило короткое сообщение без сопроводительной записки. Адрес отправителя ничего не объяснил Андрею. Тогда он набрал дрожащей рукой: «Благодарю» и отправил в ответ. «Вот и все, – шептал он, – вот и все…»

Борис дождался подтверждения о доставке сообщения, тонко усмехнулся, по обыкновению, аккуратно опустил крышку ноутбука и повернулся к Вике:

– Вот и все, – сказал он ей, – вот и все…

24

Осень уже вступала в свои права, раскрасив мир в золото и багрянец. Солнце старалось во всю, помогая осени украшать свои владения. Было по-летнему тепло.

Когда Андрей подъехал к дому Бориса и Маши, он мог полюбоваться пышным цветением клумб в ореоле золотого пожара листьев. Андрей замер на мгновенье, поразившись буйству красок, но скоро опомнился и поспешил в дом. Его сопровождали неизменные собаки, счастливые возможностью хоть что-то сделать для хозяина.

Борис ждал его, сидя в глубоком кресле на крытой веранде. Его глаза были закрыты. Казалось, он спал. На самом деле Борис, подставив лицо ласковым солнечным лучам, напряженно думал.

– Ну, как ты? – обеспокоено спросил Андрей больного.

– Сегодня лучше, чем вчера, – ответил Борис, приподнимаясь со своего кресла.

– Сиди, сиди, – поспешил остановить его Андрей.

– Я не так немощен, – усмехнулся Борис. – Садись-ка лучше рядом и выслушай меня.

Андрей присел на другое кресло, предварительно придвинув его поближе к Борису.

– Вот так. Теперь хорошо, – сказал Борис. – Я вызвал тебя, чтобы посоветоваться.

– Я слушаю.

– Видишь ли, – начал Борис, – врачи настаивают на необходимости длительного курса лечения.

– Конечно, ты обязан подчинится. Это не шутки.

– Погоди, – остановил его Борис. – Ты не знаешь многого. Он немного помолчал и продолжил, – мои дела плохи, Андрей. Плохи настолько, что я на днях составил завещание. Не перебивай! Длительный курс лечения – это для дураков. Я не дурак и знаю, что дни мои сочтены.

– Послушай, Борис…

– Да не впадай ты в панику! – поморщился Борис. – Видишь, я еще жив и могу побороться за себя и своих близких. Итак, Андрей, я, как ты понимаешь, не в состоянии оставаться у руководства компанией. Но я знаю человека, которому могу доверить это руководство, – он внимательно посмотрел на Андрея, и сказал тише, – я надеюсь… Этот человек – ты.

Андрей не стал выражать жгучей благодарности и кидаться на колени перед шефом. Он понимал, что ситуация достаточно серьезная, поэтому лишь молча склонил голову в знак согласия.

– Я уже обо всем распорядился, требовалось лишь твое согласие, – договорил Борис.

– Я согласен.

– Спасибо, – просто ответил Борис. – Это еще не все. Как ты понимаешь, наследницей всего движимого и недвижимого остается Маша.

Андрей согласно кивнул.

– Таким образом, ты как бы остаешься под ее патронажем, во-первых, потому что она самый крупный акционер, во-вторых, член правления, – Борис очень внимательно смотрел на Андрея. Тот выдержал взгляд.

– Хорошо, – произнес Борис, внезапно как-то обмякнув в своем кресле. – Теперь я приступаю к самой деликатной части нашего с тобой разговора. Андрей, Маша очень хорошая девушка.

– Я знаю об этом.

– Лучше многих. Вы остаетесь с ней вдвоем, чтобы править всей этой империей. Так не лучше ли вам стать одной семьей?

Андрей сидел, опустив голову на руки. Он молчал.

– Послушай, друг, – вкрадчиво сказал Борис, – я не покупаю тебя. Маша хороша и без всех этих миллионов. Честно говоря, я больше беспокоюсь о ней, чем обо всем остальном. А она любит тебя, я знаю… – он подождал немного и продолжил, – я не требую от тебя немедленного ответа. Но, если ты обещаешь мне подумать над этим предложением, то, по крайней мере, обнадежишь меня.

– Я обещаю, – тихо ответил Андрей.

25

Телефон вывел ее из задумчивости. Ночной звонок не предвещал ничего хорошего.

Это был лечащий врач матери:

– Госпожа Соболева, – начал он, – у вас сейчас ночь, прошу прощения за беспокойство…

– Доктор, какие могут быть церемонии! – взмолилась Рита. – Что случилось?

– О, мне так жаль! Ваша мама…

– Неужели?!

– Нет, нет, пока еще нет. Но, вы можете не успеть. Вам лучше приехать и немедленно.

Трубка дрожала в ее руке, Рита никак не могла совладать с собой, чтобы ответить.

– Я должен позвонить вашему отцу? – с беспокойством спросил доктор.

– Благодарю вас, я сама, – наконец ответила Рита.

Они вылетели вдвоем, просто исчезли, почти никого не поставив в известность. Опасались навязчивых журналистов и болезненного любопытства знакомых и незнакомых людей.

Рита плохо помнила как сам перелет, так и все, что за ним последовало. События мелькали, черно-белыми картинками, оставляя ее почти равнодушной. Она практически не разговаривала, если не считать автоматически произнесенных дежурных фраз. Она плохо запомнила наиболее важное – само прощание и смерть матери. Зато, почему-то, осталась в памяти примерка черного траурного костюма, даже не сама примерка, а отраженная в зеркале незнакомка с лицом, спрятанном за вуалью. Вокруг нее суетились какие-то люди, ее то и дело переставляли с места на место, словно она была не живым человеком, а манекеном. Это забавляло, она даже рассмеялась. После этого доктор забрал ее с собой, увел длинным коридором и спрятал. Там была добрая женщина, говорившая непонятно. Она, наконец, разрешила Рите уснуть, и Рита уснула.

Она открыла глаза, сквозь портьеру пробивался широкий солнечный луч, он ломался о подоконник, скользил по полу и взбирался на ботинки сидящего рядом с Ритиной кроватью человека. Человек держал Риту за руку.

– Папа? – с трудом шевеля губами, произнесла она.

– Слава Богу! Девочка, Слава Богу! – тихо сказал отец.

Осторожно вошел доктор.

– Как мы? – спросил он.

– Хорошо, – ответила Рита.

– Сейчас придет сестра, – улыбаясь и щупая ей пульс мягкими теплыми пальцами, сообщил доктор, – мы вас на минуточку оставим, с вашего позволения? Прошу вас, господин Соболеф.

Отец ободряюще кивнул Рите и удалился с доктором. Вместо них появилась давешняя женщина. Рита захотела встать, но очень закружилась голова. Она бессильно откинулась на подушку.

– Ничего, это скоро пройдет, – сказала женщина. Рита поверила ей.

Через пару дней дочь и отец гуляли в окрестностях клиники. Они не говорили о смерти матери, так как доктор сомневался в том, как Рита отреагирует на этот разговор.

Отец остался еще на неделю. Перед его отъездом доктор все же решился на беседу с осиротевшим семейством. Беседу, касающуюся состояния Риты и необходимости ее лечения.

На том, чтобы ей остаться теперь настаивали два человека. К тому же, Рита чувствовала себя настолько уставшей, что постоянно хотела спать. А спать она могла только здесь. Здесь не было телефона, компьютера, громкой музыки, людской суматохи, здесь почти не было мыслей. Ее окутал покой.

26

Родители Андрея по-прежнему жили в Ступино, отказываясь, что-либо менять в своей жизни. Андрей, как и раньше, ездил к ним, как только выдавались свободные дни.

Отец не одобрял то, чем занимался Андрей. После знакомства с Борисом он относился к нему подчеркнуто холодно. Диплом сына немного обрадовал его. Существовавшая напряженность между отцом и сыном чуть отступила. Теперь отец, время от времени, заговаривал с Андреем о смене работы.

Мать пыталась по-своему объяснить сыну негативное отношение отца к Шахматову и его бизнесу.

– Видишь ли, – говорила она, – отец считает, что ни одно состояние в мире не было нажито честно. Тем более, в твоем случае. Если предположить, что Борис в тебе заинтересован, то, что такое ты для него делаешь? Слишком высоко он оплачивает твой труд. И потом, кто такой этот Шахматов?

– Мама, у него совершенно легальный бизнес. Он связан с крупнейшими иностранными компаниями. Да, я согласен с тем, что в самом начале, возможно… – Андрей пытался оправдать Бориса и себя в глазах родителей и злился на себя за это.

– Хорошо, хорошо, – поспешно соглашалась мама, – не хватало еще, чтобы мы с тобой ссорились неизвестно из-за чего!

Совершенно другие отношения сложились у Истоминых с Машей. Отец прямо-таки готов был в любви ей объясниться. Мама встречалась с ней, у них нашлись какие-то общие дела и интересы. Маша как-то обмолвилась, что хотела бы поехать в Иерусалим вместе с мамой Андрея. Андрей, конечно, кинулся предлагать свою помощь и все испортил; отец, узнав о предстоящей поездке, запретил маме наотрез. Дело было в том, что отец категорически не разрешал маме пользоваться деньгами Бориса. То, что он прощал Маше, он не мог простить сыну, а уж тем более – жене.

Зато, всякий раз, когда Андрей приезжал, родители спрашивали о Маше, передавали приглашения в гости, но сами ехать отказывались.

Когда Андрей решился рассказать родителям о своем решении, он почти не сомневался в том, что будет одобрен. Он заехал домой накануне отлета Бориса. Несколько недель, миновавших с их последнего разговора, Андрей напряженно думал, взвешивая все за и против. Как-то он поймал себя на разглядывании колец в витрине ювелирного магазина. Потом начал представлять себе, как перестроит дом, а еще лучше – построит другой; интересовался у знакомых, где лучше заказать банкетный зал, и как сейчас модно праздновать свадьбы…

– Я, наверное, женюсь. – Сообщил Андрей.

– Кто она? – улыбаясь, спросила мама.

– Вы ее знаете, – ответил Андрей, – это Маша, сестра Бориса.

– Хорошая девушка, – задумчиво произнес отец. – Женись, сын, – он вздохнул, – женись. Если только…

– Если только что? – холодно переспросил Андрей.

– Если только ты ее любишь, а не делаешь это по расчету, – жестко ответил отец.

– Я постараюсь сделать ее счастливой!