Кровные узы, или История одной ошибки Чемберлен Диана
– Скоро все наладится. Просто у тебя были тяжелые роды – кровотечение и все такое. Не будь слишком строга к себе.
Джейми вернулся на работу, а мои дела не стали лучше. Наоборот, все окончательно разладилось. Заводить ребенка было огромной ошибкой, но только я одна, казалось, это понимала. Иногда я смотрела на Мэгги – она, как всегда, или кричала, или спала – и твердила себе, что это моя дочь. Я не чувствовала никакой связи с ней. Глядя на нее, я испытывала не больше эмоций, чем глядя на кусок сыра или на сковородку. То же самое я начала чувствовать и к Джейми. Я смотрела на него и недоумевала, что занесло меня на этот пустынный остров к мужчине, к которому я совершенно равнодушна.
Тишина и безлюдье, которыми я раньше наслаждалась, теперь превратились в строгую изоляцию. Я внезапно обнаружила, что здесь у меня почти нет друзей, а среди тех, которые имелись, совсем нет молодых матерей. Я общалась с несколькими друзьями по колледжу, но они жили в городе. Единственная молодая женщина, у которой имелся грудной ребенок, позвонила мне и поздравила с рождением Мэгги, но ее восторги по поводу собственного малыша только подчеркнули мое не совсем нормальное отношение к Мэгги.
Мне постоянно хотелось попросить прощения у малышки.
– Ты заслужила лучшую маму, – повторяла я. – Прости, что у меня так плохо все выходит. – Маркус все еще предлагал несколько раз в неделю готовить ужин, но, когда он был трезвым, я давала ему Мэгги и готовила ужин сама. Даже Маркус справлялся с малышкой лучше меня.
Когда Джейми приходил домой с работы, то в первую очередь спешил к Мэгги, а не ко мне, и меня это устраивало. Это давало мне возможность дотащиться до кровати, нырнуть с головой под одеяло и на какое-то время спрятаться ото всех.
Однажды, оставшись наедине со своей дочкой, я посадила ее на детский стульчик, а сама стала разогревать ей питье в бутылочке. Мэгги кричала, ее личико было красным, как свекла. Я смотрела на закипавшую воду, и внезапно мне представилось, что я стою над Мэгги с ножом в руке и пронзаю им ее крошечное тело.
Я вскрикнула, попятилась от плиты и прислонилась к буфету. Мой взгляд упал на подставку для ножей, стоявшую на столе. Быстро схватив ее вместе с ножами, я побежала через холл в комнату Маркуса, где спрятала все под его кровать. Теперь непросто будет достать нож, и у меня останется достаточно времени, чтобы выбросить из головы дикое желание причинить вред Мэгги.
Вернувшись в кухню, я дрожащими руками достала из горячей воды бутылочку и, посадив малышку в кресло, начала ее кормить. Почувствовав вкус еды, она замолчала.
Я думала о матерях, которые бьют своих детей. Женщинах, которые колотят своих грудничков так сильно, что они получают сотрясение мозга. Я была испугана. Неужели я способна на такое?
– Я люблю тебя, – произнесла я, раскачиваясь вместе с дочкой в кресле, но слова прозвучали как строчка из роли в незнакомой пьесе.
– Мне надо выспаться, – пробормотала я, лежа в постели, когда Джейми одевался. Мы оба полночи не спали, пытаясь успокоить плачущего ребенка.
– Я возьму ее с собой в офис, – проговорил Джейми, к моему полному удивлению.
Я даже не могла себе представить, как ему удастся принести ее в свой офис. Повернувшись на другой бок, я погрузилась в сон, с облегчением подумав, что смогу провести день без Мэгги, но тут же ощутила от этой мысли чувство вины.
С этих пор Джейми стал каждый день брать Мэгги с собой, а я оставалась спать. Я рассеянно думала о том, как его коллеги отнеслись к этой ситуации, но на самом деле мне было все равно. Джейми сам сможет найти объяснение. Я все время чувствовала себя как будто под кайфом, словно кто-то подсыпал наркотики в воду, которую я пила. В этом полусне я грезила о том, как хорошо было бы сбежать отсюда. Уехать туда, где меня никто не знает, и начать все сначала. Однажды у меня закололо в груди, и я подумала: «А вдруг это сердечный приступ?» Роковой сердечный приступ, который положит конец тому оцепенению, в котором я находилась. Мне не придется больше слышать криков Мэгги, заниматься стиркой и думать о том, что приготовить на обед. И Джейми, и Мэгги – им будет лучше без меня. Я была совершенно в этом убеждена.
– Ты помнишь Сару Уэстон? – спросил меня Джейми в одно воскресное утро.
Минуту я вспоминала, кто эта такая.
– Это та женщина, которая несколько раз приходила в нашу церковь?
Сама я после рождения Мэгги не появлялась там ни разу, и пятиугольное здание на берегу казалось мне расположенным за много миль отсюда.
– Она самая. Она сегодня пришла со своим мужем, Стивом. Он работает в лагере Лежён. Раньше она не могла приходить, потому что Стив был против, но в конце концов ей удалось его уговорить.
– Ему там понравилось?
Джейми рассмеялся:
– Не думаю, что его это безумно увлекло, хотя он держится молодцом. Но к чему я это все говорю – Сара спрашивала про тебя. Я сказал, что тебе надо немного помочь с Мэгги, и она согласилась.
О нет, подумала я.
– Я не хочу, чтобы в доме были посторонние люди, Джейми.
– Нет, я не имел это в виду. Она может брать Мэгги, когда я занят на работе.
– Но мы ее едва знаем. – Я подумала о ножах, которые мне пришлось вернуть обратно в кухню, чтобы никто не заметил их отсутствия. Сара Уэстон вряд ли опаснее для малышки, чем я.
– Впрочем, если она тебе понравилась, почему бы нет? – сказала я.
В следующий вторник утром я была еще в постели, когда Джейми постучал в дверь спальни.
– Лорел, – сказал он, – пришла Сара Уэстон. Выйди поздороваться.
Я закрыла глаза, стараясь стряхнуть сон.
– Я выйду через минуту, – тихо проговорила я.
– Что? – крикнул из-за двери Джейми.
– Выйду через минуту, – проговорила я громче.
Я выбралась из постели, накинула платье и побрела в гостиную.
Сара выглядела точно так же, как и несколько месяцев назад, когда я впервые увидела ее в церкви. Только теперь, когда она была одета в летние шорты и тенниску персикового цвета, я отметила, что она довольно крепкого телосложения. Похожа на мать футболиста. Когда я вошла, она сидела на диване, держа Мэгги на коленях.
– У вас прекрасный ребенок. – Сара улыбнулась мне.
– Спасибо. – Вежливо кивнув, я села в кресло-качалку.
Джейми поставил на кофейный столик стакан чая для гостьи.
– Мне нравится ваш дом, – сказала она. – Он такой необыкновенный.
– Спасибо.
– Мне хотелось поговорить с вами, поскольку я буду помогать вам с Мэгги, – проговорила она. – Возможно, вы хотите проинструктировать меня или что-то еще…
– Ну… – Я пожала плечами. – Просто… постарайтесь не убить ее, и все будет в порядке.
Она и Джейми молча уставились на меня, и я расхохоталась.
– Ну, вы понимаете, что я имею в виду. – Я знала, что кажусь им ненормальной. Но мне было все равно. Мне хотелось только одного – вернуться в свою комнату и нырнуть в постель.
– Прекрасно. – Она рассмеялась, глядя на Джейми. – Я постараюсь все сделать как надо.
Я проходила послеродовую проверку у моего акушера в Хэмстеде. После того как он закончил осмотр, я села, обмотав вокруг бедер бумажное полотенце.
– Я все время чувствую усталость, – сказала я.
– Жалобы молодой матери. – Он улыбнулся, потом почесал свою лысеющую голову. – У вас все еще небольшая анемия. Вы принимаете прописанный вам препарат железа?
Я кивнула.
– Как вы спите?
– Ночью не очень хорошо. По ночам я присматриваю за малышкой, потому что мой муж присматривает за ней днем.
– Значит, вы спите днем?
Я снова кивнула.
– Какой у вас аппетит?
– Практически никакого.
– Я думаю, что, помимо анемии, у вас еще и депрессия.
Я ненавидела это пустое слово – депрессия. Я знала, что со мной творится что-то непонятное, но депрессия – это было слишком упрощенное понятие.
– Мне кажется, если мне удастся наладить свой сон, я приду в норму.
– Я бы хотел начать лечение с прозака. – Он вынул из кармана своего белого халата блокнот с рецептами. – Вы о нем когда-нибудь слышали? Новый чудодейственный антидепрессант.
– Я не хочу принимать антидепрессанты. Я не настолько плохо чувствую себя.
Он в нерешительности замолчал.
– Ну, тогда, – сказал он, – я могу направить вас к терапевту, и вы расскажете ему о своем самочувствии.
– Спасибо, не стоит. – Как я могу рассказать незнакомому человеку, что мне в голову приходят мысли о том, что хорошо бы убежать из дома или убить собственного ребенка? Он пошлет меня в психушку.
Доктор взялся за ручку двери, потом повернулся ко мне.
– Кстати, вы и ваш муж можете вернуться к сексуальным отношениям, – сказал он, и я улыбнулась, чтобы скрыть отвращение.
По телефону я сказала Джейми, что доктор считает, что у меня анемия.
– Он сказал, можно ли нам снова заниматься сексом?
– Надо подождать еще пару недель. – Я внутренне вздрогнула от этой лжи. – Он сказал, что если я хочу, то могу принимать антидепрессанты, но это необязательно.
– Тебе не нужны лекарства.
Я представила себе его хмурое выражение лица.
– Я знаю.
– Я думаю, все, что тебе нужно, – это установить контакт с Богом, Лорел, ты потеряла эту часть себя. Где ты ощущала Бога на этой неделе?
Мне захотелось его стукнуть. Если бы он был со мной, а не за много миль отсюда, в своем офисе, я бы это сделала.
– Нигде, – сказала я резко. – Я не чувствовала Бога все эти шесть долгих отвратительных недель.
Голос Джейми оставался спокойным.
– Ну вот, – сказал он, – вот мы и выявили проблему.
Сара приехала через несколько недель. Я лежала на диване перед телевизором и смотрела древнюю экранизацию «Мечты Дженни», когда она постучала в дверь.
– Входите, – крикнула я.
У нее в руках была кастрюля.
– Я принесла вам запеканку из риса с овощами, хочу положить ее в холодильник, – проговорила она, направляясь в кухню.
– А где малышка? – спросила я.
– Я оставила ее с Джейми. Он в церкви, занимается документами. Я хотела бы поговорить с вами.
О нет.
Сара взяла стул и придвинула его к дивану. Я по-прежнему смотрела на экран телевизора. Показывали эпизод, когда Тони и Дженни поженились, – я его терпеть не могла.
– Как вы себя чувствуете? – спросила Сара.
– Спасибо, хорошо, – сказала я.
Она наклонилась вперед.
– А по правде, как вы себя чувствуете?
Я вздохнула, больше всего на свете желая, чтобы она ушла.
– Я устала.
– Что говорит ваш доктор?
– Насчет чего?
– Насчет вашей усталости.
Мне не нравилась ее настойчивость.
– У меня анемия, – сказала я, весьма сомневаясь в этом.
– Джейми сказал, что ваш доктор посоветовал вам прозак.
– Но это личная информация.
– Он сказал мне об этом, потому что беспокоится о вас. У Джейми довольно старомодные взгляды на антидепрессанты, но я хотела сказать вам, что у меня есть подруга в Мичигане, которая принимает прозак, и он ей помогает.
– У меня не настолько сильная депрессия, Сара, – сказала я. – Я просто устала. Вы бы тоже чувствовали усталость, если бы всю ночь пытались успокоить орущего младенца.
– Лорел, вы же медработник, – сказала она. – Я даже не закончила колледж, но все равно вижу, что у вас депрессия. Вы постоянно хотите спать. Джейми говорит, что вас все раздражает. Особенно Мэгги. – Она почти шепотом проговорила последнее предложение, как будто ее мог кто-нибудь услышать. – Это ненормально – быть такой равнодушной к собственному ребенку.
Я подняла на нее глаза:
– Я хочу, чтобы вы ушли.
– Извините. – Она откинулась назад на стуле, но не сделала попытки подняться. – Я не хотела вас огорчить, но, мне кажется, вам нужна помощь. Несправедливо по отношению к Джейми делать из него… – она щелкнула языком, как будто подыскивая нужное слово, – единственного родителя. Он замечательно с ней обращается, но скоро малышка забудет, кто вы такая. А вы, между прочим, ее мать.
Я услышала, как хлопнула наружная дверь. Это пришел пообедать Маркус.
Сара наконец встала со стула.
– Вы, должно быть, Маркус, – сказала она, протягивая ему руку. – Я – Сара Уэстон.
Маркус пожал ее руку. До меня донесся запах спиртного, исходивший от него.
– Вы будете сидеть с ребенком? – спросил Маркус.
– Верно. Я как раз пришла для того, чтобы…
– …чтобы сказать, что я депрессивная кошелка и недоделанная мать, – перебила я.
– Лорел! Я совсем не это имела в виду, – возмутилась Сара.
– Я велела ей уйти, но она не слушает, – сказала я, глядя на Маркуса и сама удивляясь собственной грубости.
– Сара, вам надо уйти, – проговорил Маркус.
Сара подняла руки, как бы признаваясь в своей капитуляции.
– Хорошо. – Она направилась к двери. Прежде чем переступить порог, она обернулась к нам: – Запеканку надо разогревать в духовке при 150 градусах в течение получаса.
В тот вечер Мэгги простудилась. У нее текло из носа и, должно быть, болело горло, поскольку она, не переставая, кричала с девяти вечера до двух ночи. К этому времени мы оба – Джейми и я – были совершенно измучены. Я заснула так крепко, что, когда зазвонил телефон, решила, что сработала пожарная сигнализация, и, выскочив из постели, рванулась в детскую, что служило доказательством того, что на самом деле мне совсем не безразлична моя маленькая дочка.
Я вернулась в спальню, когда Джейми снимал телефон с ночного столика. Я услышала конец разговора и поняла, что он разговаривал с Маркусом.
– Нет, черт возьми, можешь ждать там хоть до утра! – крикнул Джейми в телефонную трубку и бросил ее на рычаг.
Я села на кровать.
– Это Маркус?
– Я ему все сказал! – Джейми встал с кровати, открыл шкаф и вытащил тенниску. – Его опять забрали за вождение в пьяном виде. Он сейчас в полиции в Джексонвилле. Хочет, чтобы я приехал и внес залог.
– Ты собираешься ехать прямо сейчас?
– Да. – В его голосе звучала усталость. – Я не могу оставить его там. Но это все, Лорел. Это конец. Его здесь больше не будет.
Я знала, что Джейми прав. Это было неизбежно с самого начала.
– Я в последнее время думал об этом. – Сидя на кровати, Джейми надевал сандалии. – Он ведь тоже часть проблемы.
– Какой проблемы? – спросила я.
– С тобой. С твоей усталостью и всем остальным. Ты должна беспокоиться о нем столько же, сколько о Мэгги и обо мне. Ты должна убирать за ним. Никогда нельзя предсказать, что он выкинет, какую женщину притащит домой. Он будит малышку, включая свою музыку. Он почти всегда навеселе. Когда в последний раз ты видела его трезвым?
Я попыталась вспомнить, но потом сообразила, что Джейми не ждал ответа на свой вопрос.
– Он мешает нам создать нормальную семью – ты, я и Мэгги, – и этому надо положить конец. Великий эксперимент по спасению Маркуса от самого себя пришел к концу сегодня ночью.
Маркус покинул наш коттедж «Сторожевой Баркас» на следующий день. Он упаковал свою стереосистему, диски, одежду, взял пиво из холодильника и переехал в другую недвижимость их отца, коих тот имел предостаточно, – в коттедж под названием «Талос», который находился по соседству с нашим домом.
15
Маркус
Впервые после пожара я вынес на рассвете свое каноэ на берег. На воде не видно было даже ряби. Воздух наполняли запахи водорослей и соли. На сорок минут, пока я греб изо всех сил, я смог выбросить из головы воспоминания о пожаре. Временами я ощущал то, что Джейми называл «почувствовать Бога», и жалел, что не успел сказать ему, что был не прав.
Я жил в одной из старых башен, построенных для «Операции Шмель», которую я превратил в дом, и как раз успел увидеть появление Лорел и Энди на телевизионном шоу. Я записал его на всякий случай и к тому же получил культурный шок, увидев их в прямом эфире. У Энди все время дергалось колено. Он отвечал на вопросы ведущей как профессионал. Лорел тоже вставляла словечко, конечно. Мэгги уже послала мне сообщение о случае с зажигалкой, но я все же выслушал подробный рассказ Лорел о том, что произошло. Мне надо будет обязательно поговорить с Энди по поводу курения. Они оба выглядели потрясающе. У Лорел были распущены волосы, и она много улыбалась, благодаря чему я понял, что в моем присутствии она делает это очень редко. Энди тоже выглядел прекрасно, однако казался слишком юным. Тянул скорее на двенадцать, чем на пятнадцать.
Потом начался возврат к реальности. Приехав в пожарную часть, я налил свою первую кружку кофе и шел через холл к своему офису, когда столкнулся – в буквальном смысле слова – с преподобным Уильямом Джесперсоном. Обычно мы с ним старались обходить друг друга стороной, но мое плечо, задев его ухо, сделало это невозможным.
– Прошу прощения. – Я был рад, что не пролил на него кофе. Не дал ему возможности подать жалобу на мое богохульственное поведение, присущее всему семейству Локвудов.
Он посмотрел в направлении офиса пожарной части.
– Ваш шеф на месте? – спросил он.
– Только что вышел, – ответил я. – Вы насчет пожара? Если да, то в любом случае вы должны говорить со мной.
Он бросил на меня хмурый взгляд:
– Занимайтесь своими делами, Локвуд. Вы прекрасно знаете, что я не собираюсь с вами разговаривать, так что просто передайте Питу, чтобы он мне позвонил.
В этот момент в помещение вошел Пит, держа в руках кофе и пакет с булочками. Он остановился в холле, переводя взгляд с меня на преподобного Билла и обратно.
– Могу я чем-нибудь помочь вам, ваше преподобие? – спросил он.
– У вас уже есть какие-нибудь директивы? – спросил его преподобный Билл.
– Не сомневайтесь, мы обязательно известим вас, как только что-нибудь узнаем, – проговорил Пит.
– Ох, ради бога, не надо, – проговорил преподобный Билл. – Ваши парни знают больше, чем вы говорите. Но ведь я имею право знать, чем закончилось ваше расследование, не так ли?
– Оно еще продолжается, ваше преподобие, – сказал я. – Пока ничего определенного.
– Вы видели его племянника – он выступал по ТВ сегодня утром? – Преподобный Билл указал пальцем в мою сторону.
– К сожалению, нет. – Пит глотнул кофе из своей кружки.
Я знал, что ему не терпится заняться тем, что он принес в пакете.
– Так вот, это было чрезвычайно информативно, – сказал преподобный Билл. – Например, вы знаете, что Энди Локвуда не пустили на рейс до Нью-Йорка, потому что он пытался пронести зажигалку в своем носке?
Пит, подняв брови, взглянул на меня:
– Энди?
Вот сукин сын.
– Его не вышвырнули, Пит. Вы знаете Энди. Он увидел табличку, на которой было написано, что нельзя проносить на борт зажигалки, вот и спрятал ее в свой носок.
– И его не пустили в самолет, – добавил преподобный Билл.
– Служба безопасности имела с ним разговор, поэтому он и Лорел опоздали на свой рейс. Они полетели на следующем.
– Мальчик имеет при себе зажигалку, – проговорил преподобный Билл, – а потом оказывается, что он совершает какие-то там подвиги на пожаре. Разве это все не подозрительно?
– Энди повел себя как любой пятнадцатилетний подросток, – возразил я. – Разве вы не пробовали курить, когда были мальчишкой?
– Честно говоря, нет. Я всегда считал, что это отвратительно.
Ну, конечно! Вырос в табачном краю и никогда не курил?
– Послушайте, – проговорил я. – Мы учитываем все обстоятельства.
– Сейчас я разговариваю с Питом, мистер Локвуд. – Преподобный Билл бросил на меня косой взгляд.
– Я ценю, что вы доводите это до нашего сведения, – проговорил Пит. – Как вам сказал Маркус, мы учитываем все обстоятельства. – Он проводил преподобного Билла до двери, по-прежнему держа в руках пакет с булочками. – Если вам еще что-нибудь придет в голову, пожалуйста, немедленно дайте нам знать.
Но преподобный Билл не отступал.
– Разумеется, вам легко смотреть на это сквозь пальцы, – проговорил он, – ведь это не ваша церковь сгорела до самого фундамента.
Теперь я был поражен.
– Три человека погибли. О каком равнодушии может идти речь, когда именно мы боролись с огнем и сделали все возможное, чтобы минимизировать число жертв!
Я повернулся и зашагал к своему офису.
Насколько я мог судить, роль преподобного Билла в этом деле была весьма подозрительна. Он уже много лет жаловался и стенал по поводу своей обветшалой старой церкви, а его конгрегация никак не решалась развернуть широкую кампанию по сбору средств на строительство нового здания. Почему бы не поджечь старую церковь, не воспользоваться страховыми деньгами для строительства новой и не переложить вину на какого-нибудь невиновного ребенка? Энди был вполне подходящей кандидатурой. Хотя подобная версия не выдерживала никакой критики. Даже преподобный Билл был недостаточно бессердечным, чтобы поджечь церковь вместе с находящимися внутри детьми. Или слишком тупым. Юристы уже вынюхивали его промахи. Но агент ФБР сообщил нам, что, когда возник пожар, преподобный находился в доме одного прихожанина. Железное алиби, как он сказал.
Пока что улик было мало. Мы отослали в лабораторию куски сгоревшей обшивки. Похоже, что горючая смесь состояла из бензина и дизельного топлива. И у нас в голове сразу щелкнуло – такая же смесь была использована при поджоге в Уилмингтоне примерно полгода назад. Там старая церковь намечалась для превращения в музей, и ее выбрали для преступления. К тому же это здание пустовало. Но там никто не пострадал. Тот пожар был определенно другим. В нашем случае, исходя из схемы пожара, было похоже, что церковь облили смесью по периметру. Единственным местом, где не налили горючей смеси, оказалось пространство вокруг кондиционера, на который Энди спрыгнул из окна.
– Почему этот тип так тебя ненавидит? – Пит вошел в мой кабинет и сел напротив.
Вынув из пакета, который так и не выпустил из рук, булочку с черникой, он откусил кусок. Пит приехал в наш отдел из Атланты год назад. О всяких местных симпатиях и антипатиях он пока мало что знал.
– Он ненавидел моего брата, и это сладкое чувство перешло на меня, поскольку я родственник.
– Твоего брата, который создал Церковь свободных искателей?
– Ага. Старина Билл не любит конкурентов.
– Как думаешь, почему он так интересуется…
– Энди?
Он кивнул.
– Он курит?
– Не думаю. Он мог просто носить с собой зажигалку, потому что это круто. Чтобы быть не хуже других. В одном я уверен на сто процентов – что Энди никогда намеренно не мог причинить кому-либо вред.
– Но он ведь подрался с тем парнем, Китом Уэстоном. – Пит вытер пальцы салфеткой. – Помял его немного.
– Пит, – я рассмеялся, – эти подозрения не по адресу.
Имелось только два человека с локина, которых мы не смогли опросить: Кит Уэстон (он все еще находился в медикаментозной коме) и Эмили Кармайкл. У Эмили был посттравматический стресс, и она не стала бы даже смотреть на нас, не то что говорить. Но днем ее мама, Робин Кармайкл, позвонила и сказала, что ее дочери уже лучше и она в состоянии ответить на наши вопросы. Мы уже опрашивали Робин, которая была сопровождающей в группе молодежи на локине.
– Не могли бы вы привезти ее к нам завтра после школы? – Я зажал телефонную трубку между плечом и подбородком и насыпал в банку кока-колы горсть арахиса.
– Она не в школе, – проговорила Робин. – Она боится, что ее куда-нибудь заберут, и не хочет отходить от меня. Можете поговорить с ней у нас дома, если вам это подходит.
Я переоделся в гражданский костюм, потом заехал за Флипом Кейтсом, городским детективом, занимавшимся этим расследованием. Я решил, что скорее смогу найти общий язык с Эмили, если на мне не будет форменной одежды. Флип, очевидно, подумал то же самое. Так что, когда мы приехали к Кармайклам и вошли в гостиную с темными панелями на стенах и мутным зеркалом над диваном, то выглядели как среднестатистические прохожие на улице.
– Эмили, ты помнишь Маркуса, дядю Энди? – проговорила Робин, наклоняясь к дочери. – А это детектив Кейтс.
– Здравствуй, Эмили, – сказал я, и мы с Флипом уселись на диван.
Эмили сидела в старом потертом кресле с подголовником, руки сложены на коленях. Она смотрела на меня пока что без боязни. На ней была надета розовая майка наизнанку и белые капри.
Каждый раз, когда я видел Эмили, я испытывал жалость к ней и ее родителям. Косоглазие, волчья пасть. И все равно они не могли полностью скрыть ее девичье очарование. Разве нельзя было прооперировать ей этот глаз? Дать шанс на нормальную подростковую жизнь? Да, в этом доме не очень много денег. И не так много их тратится на Эмили.
– Робин, – сказал я, – не могли бы мы поговорить с Эмили наедине?
– Нет! – воскликнула Робин.
Ну что ж, ничего не поделаешь.
Робин пробормотала извинения и села на диван около дочери.
– Расскажи нам все, что помнишь с того времени, как ты пришла в церковь на локин, Эмили, – сказал Флип.
Эмили взглянула на мать.
– У меня в памяти все перемешалось, – произнесла она.
– Ладно, – проговорил Флип. – Ты заметила что-нибудь необычное, когда пришла в церковь? Может быть, ты видела какого-нибудь незнакомца поблизости от церкви?