Елизавета. Завидная невеста Павлищева Наталья

– Конечно, – звучно шмыгнула носом королева. – Став королем, он будет первым, а я второй!

О, Господи, о чем она сейчас думает?! Любовник под подозрением в убийстве, она сама тоже как его если не пособница, то единомышленница, а королева страдает, что может стать второй при первом!

А Елизавета действительно попала в одну из самых своих сложных жизненных ситуаций. Даже сидя в Тауэре в ожидании смерти, она сомневалась меньше. Теперь ей предстояло решить, что для нее важнее – любовь или власть. Королева вдруг отчетливо поняла, что гордость и стремление к власти, поднявшие семью Дадли до самого трона Англии, так нравившееся ей его ощущение себя господином всех людей вокруг, станут непреодолимой преградой между ней и Робертом. Он хочет властвовать над всеми и над ней в том числе? Но совершенно не думает о том, что этого же желает и она, только для себя! Елизавета никому не могла позволить стать властелином над ней самой, иначе это была бы не она!

И пока не видела, как можно сделать Роберта Дадли своим мужем, не потеряв при этом трон для себя лично. То жалкое подобие власти, которое ей осталось бы, стань он королем, Елизавету не устраивало. Ситуация была неразрешимой. Как истинная женщина королева все же нашла единственно возможный выход – ждать.

– Сэр Уильям, я знаю, что начато расследование смерти моей супруги и хотел бы знать, как оно продвигается.

В ответ Сесил лишь чуть пожал плечами. В его глазах всегда одно и то же выражение: немой вопрос, скорбь по поводу несовершенства мира и налет насмешки. Чтобы понять, о чем он думает, нужно очень внимательно следить за малейшим изменением этого выражения, чего в возбужденном состоянии Дадли сделать, конечно, не мог. Он упустил мелькнувшую злость, зато обратил внимание на насмешку и, не выдержав, пошел в наступление:

– Надеетесь утопить меня, Сесил?! Вы ничего не накопаете против меня в этом деле. Улик нет.

Чтобы Дадли не успел наговорить лишнего, канцлер чуть поднял руку:

– Вы обратились не по адресу, Дадли. Это дело ведет Уолсингем, я не имею к нему никакого отношения. Сможете оправдаться, ваше дело, но прошу запомнить: королеву я вам никогда не отдам. Не для того я столько раз вытаскивал ее из бед, чтобы подарить вам!

– Еще посмотрим!

Глядя вслед почти выбежавшему Роберту Дадли, Сесил вздохнул. Этот хлыщ примчался к Елизавете в Хэтфилд, когда стало ясно, что она может стать следующей королевой. А когда ее надо было почти вытаскивать из петли, убеждая Филиппа сохранить жизнь сестре супруги? Или спасать от папаши Роберта герцога Нортумберлендского? А еще раньше, когда она бездумно влипла в неприятности с Сеймуром? Кэтрин примчалась тогда без памяти: «Сэр, ее высылают куда-то!» Кэт молодец, ни словом, ни взглядом не выдала его участие, правда, он постарался оградить женщину от любых ненужных знаний. Зачем столько раз и столько лет Сесил спасал эту рыжую? Словно чувствовал в ней ту самую силу, которая сможет вознести Англию на должную ей высоту. И Сесил был готов стеной встать, защищая созданную им королеву от Роберта Дадли.

На время расследования Роберт Дадли удалился от двора в свое имение. Тщательно проведенное следствие не нашло никаких признаков его виновности, хотя все равно смерть оставалась весьма непонятной. Эми похоронили, ни Роберт, ни королева при погребении не присутствовали. Несчастная Эми Робсарт прожила тихую, незаметную жизнь и стала известной только после смерти потому, что ею бросила тень на двух могущественных людей Англии.

Скорее всего именно тогда Елизавета и утвердилась в решении не выходить замуж вообще. До этого, возможно, была просто игра, а осознав, что стать супругой любимого человека она все равно не сможет, предпочла не выходить вообще. Но играть в сватовство не прекратила, она еще долго щипала нервы своим возможным согласием претендующим на ее руку. Такие сцены не только доставляли удовольствие их величеству, но и приносили немалую пользу, не позволяя заключать союзы против Англии в надежде заполучить ее трон.

Хотя желающих посвататься с каждым годом становилось все меньше.

Первым прекратил свои попытки Филипп Испанский. Он счел унизительным долго ждать решения колеблющейся Елизаветы и вынудил ее дать ясный ответ. Получив отказ, король не стал долго переживать, посватавшись к дочери Екатерины Медичи Елизавете Валуа. Английская королева не слишком расстроилась, но выговорила новому испанскому послу Альваро ди Квадро:

– Еще твердят о женском непостоянстве! Насколько же непостоянен ваш король?!

Ди Квардо обомлел, не сразу сообразив, что ответить, а королева продолжила с истинно женской непоследовательностью:

– Неужели Филипп не мог подождать несколько месяцев?! Вдруг я бы передумала? – Поднявшись из большого кресла, она прошлась по залу и слегка стукнула посла веером: – Теперь пусть пеняет на себя! Он будет женат всего лишь на французской принцессе, когда мог быть мужем королевы Англии!

Испанец не сдержался, чтобы не напомнить, что таковым Филипп Испанский уже был.

Елизавета скорчила презрительную гримасу:

– Этот брак был недоразумением…

– Для кого?

– Для всех!

Посол решил перевести все в шутливый диалог:

– Как долго нужно было ждать королю Испании, чтобы вы передумали?

– Не зна-аю… – почти томно протянула Елизавета. – Разве можно торопить женщину в таких вопросах?

Нет, в том, что касалось пустых разговоров, ее не переговоришь!

А Сесил мысленно обзывал свою королеву чертовой бабой. Мало того, что отказала испанцу, так еще и дразнит его! Отказу канцлер был рад, но как можно радоваться браку испанского короля и французской принцессы?! Это означало объединение двух сильнейших противников Англии.

Услышав стенания Сесила по этому поводу, королева слегка пожала плечами:

– Найдите способ и вы заключить договор с Францией!

Вот так просто, словно подобные договора заключаются по мановению руки английской королевы! Сесил только вздохнул: даже самая умная баба на престоле все равно баба.

Лорд Пемброк принес королеве весьма своеобразный подарок. Ей дарили много и с удовольствием, особенно то, что касалось нарядов и изящных безделушек, до которых Елизавета была великой охотницей. Вкус у нее действительно был отменным, потому безо всяких усилий королева стала законодательницей моды при дворе, причем она не только повторяла на свой лад присланные из Франции или Испании образцы, но и переделывала их до неузнаваемости. Работы у швеи и шелковниц королевы всегда было невпроворот.

Одной из очень понравившихся Елизавете придумок ее шелковницы были шелковые чулки вместо панталон. Королева полдня вертелась перед зеркалом, напрочь отказавшись заниматься даже срочными делами, и разглядывала свои стройные ножки в этих чулках.

– Обидно, что никому их не видно из-под платья!

Фрейлины натянуто рассмеялись, королева обернулась к ним:

– Что вы глупо хихикаете? Конечно, жаль, что такую стройную ножку нельзя выставить напоказ! У мужчин они куда более кривые и косолапые, но им позволительно демонстрировать свое уродство. Единственный человек, у которого были великолепные икры – мой отец король Генрих! – Чуть подумав, она добавила: – Еще приличные ноги у лорда Дадли.

Дамы скромно отвели глаза, будто никогда не обращали внимания на лодыжки Роберта Дадли. Елизавета расценила это как несогласие и возмутилась:

– Леди Леттис, что вы ухмыляетесь? Я неправа?

– Правы, как всегда, Ваше Величество.

Елизавета фыркнула:

– Когда это вы успели рассмотреть стройные лодыжки лорда Дадли?

Леттис Ноллис, которой очень нравился Роберт Дадли, почувствовав, что попалась в ловушку, покраснела до корней волос и забормотала, что она ничего не видела, но полагает, что если Ее Величество так говорит, значит, так и есть.

Ответом был смех королевы. На счастье Леттис, Елизавета пребывала в прекрасном расположении духа.

В этот раз Пемброку пришлось довольно долго ожидать, наблюдая невозможную сцену: королева принялась советовать своей фрейлине молоденькой Мэри, как вывести веснушки, щедро усыпавшие ее симпатичное личико каждый год. Наконец, она от слов перешла к делу:

– Подите сюда! Кэтрин припасла средство, которое поможет вам избавиться от этой гадости!

Кэтрин Эшли действительно принесла какую-то резко пахнущую мазь. Но сначала она попыталась обратить внимание своей хозяйки на стоявшего в ожидании пока ему позволят сказать Пемброка. Елизавета, указав жестом бедной Мэри куда ей следует сесть, чтобы начать экзекуцию, обернулась к лорду:

– Ах, простите, милорд, все дамские дела, все дела… Вам, мужчинам, проще, вам не нужно столько ухищрений, чтобы быть красавцами…

Лорд Пемброк, как истинный джентльмен, не упустил возможность сделать даме комплимент:

– Ваше Величество, Вам и вовсе не нужно никаких ухищрений!

– Вы великий льстец, но мне приятно. Не выдавайте мужчинам увиденных здесь секретов. Хотя, я думаю, вам не стоит смотреть, как мы будем выводить противные веснушки с очаровательного носика Мэри. Вы что-то хотели сказать?

– Ваше Величество, разбирая вещи вашего батюшки короля Генриха, я наткнулся на примечательную вещицу. Думаю, вам она дорога, потому принес.

Пемброк протянул королеве какую-то книгу в вышитом переплете. Елизавета с первого взгляда поняла, что это. Еще девочкой она вышила отцу в подарок на Рождество переплет для молитвенника. Буквы монограммы переплетались в замысловатом узоре, ткань была довольно потертой. Это означало, что отец часто пользовался подарком дочери…

Пемброк мог быть доволен своей выдумкой – Елизавета расчувствовалась настолько, что на глазах у нее выступили слезы. Сразу вспомнилось детство, это была счастливая пора, когда она ощущала любовь отца, верила в то, что жизнь впереди усыпана только розами, причем без шипов, когда не хотелось думать ни о чем дурном или тяжелом.

Королева благоговейно поцеловала переплет и прижала к груди, прошептав:

– Отец, как часто мне тебя не хватает…

Протянув руку для поцелуя, она второй рукой все еще держала молитвенник прижатым к сердцу.

Но стоило довольному Пемброку удалиться, как все вернулось на свои места. Положив молитвенник на столик у своего кресла, Елизавета вспомнила о веснушках бедолаги Мэри.

Она деловито повернула голову девушки за подбородок в одну, потом в другую сторону и распорядилась:

– Кэтрин, давайте!

На тонкую палочку была намотана мягкая пакля, королева лично подхватила ее кончиком мазь и, скомандовав: «Закройте глаза, голубушка, будет щипать!» – принялась тыкать в наиболее крупные веснушки. Видно, было очень больно, потому что девушка заерзала, не решаясь подать голос, а из ее глаз невольно потекли слезы.

Но слезы потекли и у Елизаветы, запах скипидара от мази был слишком силен. Пока они рыдали, Кэтрин успела подать склянку со сливками. Но королева замахала руками:

– Сама, сама, я больше не могу! – И бросилась умываться, чтобы смыть из глаз слезы от резкого запаха.

В результате ей пришлось смывать с себя белила и наносить их снова. Все это время Мэри сидела ни жива ни мертва, не слишком представляя себе, во что превратится ее лицо завтра. Елизавета, видимо, поняла ужас девушки, подошла и хмыкнула:

– Мэри, вы трусиха! Я не стала бы вам наносить то, в чем не уверена. Завтра ваше лицо будет чистым! Несколько дней помажетесь дважды в день маслом, снятым с молока утром, и кожа даже не станет шелушиться. А если все же будет, то Кэтрин даст вам средство от шелушения.

Отчаянно завидовавшие Мэри, хотя и испытавшей боль, но от рук самой королевы, остальные фрейлины принялись наперебой перечислять недостатки своей кожи, прося Их Величество дать и им совет, как ухаживать за лицом. По их словам выходило, что все страшно мучаются от шелушения, красноты, угрей, веснушек и прочих гадостей! Некоторое время Елизавета благосклонно слушала своих дам, а потом расхохоталась:

– Вас послушать, выходит, что я самая красивая безо всяких проблем!

Дамы тут же принялись подтверждать, что так и есть!

Наконец, подала голос сама Мэри, немного пришедшая в себя:

– А… – она осторожно показала пальцем на свое лицо, – а это не сулема?

– Нет, это не сулема! Вам еще рано использовать столь сильное средство! – Елизавета задумчиво вгляделась в красное от мучений лицо фрейлины. – Но если это не поможет, придется жечь сулемой!

Сказано было так, что Мэри захотелось выковырять веснушки поштучно кончиком ножа, только чтобы не попадать на экзекуцию королевы страшной сулемой, средством, про которое говорили, что от него чернеют зубы и остаются глубокие рубцы. Неудивительно, ведь в его состав входила ртуть, и было оно смертельно едким.

Но королева не удовлетворилась одной Мэри, правда, остальным лица ничем не жгли, но разбор недостатков внешности с приказами что делать длился еще часа два. Леттис Ноллис королева посоветовала срочно удалить зубной камень у цирюльника и после того не забывать чистить зубы трижды в день, употребляя обожженные веточки розмарина. Все дамы тут же поспешили заверить, что теперь непременно будут чистить зубы именно этим составом.

Пребывавшая в прекрасном расположении духа королева показала два подарка, сделанные ей один прачкой, другой ювелиром. Королевская прачка подарила на Новый год четыре платка для зубов, отделанных изумительным черным кружевом с добавлением серебряной и золотой нити. Ахая и охая по поводу красоты отделки, дамы обратили внимание, что, судя по пятнам на платках, королева свои зубы полощет вином.

Второй подарок представлял собой набор золотых зубочисток, богато украшенный драгоценными камнями. Снова начались ахи и охи.

К тому времени, когда Елизавета решила, что на первый раз уроков по заботе о внешности достаточно, лицо Мэри уже успокоилось. Пятна действительно исчезли, правда, кожа на их месте была похожа на губку, но, если не считать красноты, вполне прилично. Королева внимательно осмотрела результат своей работы и осталась довольна:

– Ну вот! Теперь будете похожи на даму, а не на деревенскую девку. Можете два дня у меня не появляться, пока не пройдет краснота. Но время от времени смазывайте лицо маслом и не появляйтесь на солнце. – Обернувшись к остальным, она сурово добавила: – Теперь буду приводить вас в порядок ежедневно!

Меньше всего это порадовало канцлера, который уже два часа маялся в кабинете, ожидая окончания сеанса красоты. Вспомнив, наконец, что обещала Сесилу встретиться в два часа, королева упорхнула заниматься делами. Когда канцлер, не говоря ни слова, выразительно посмотрел на большие каминные часы, показывавшие четыре, Елизавета изумленно приподняла брови:

– Сэр, вы считаете, что я занималась пустым времяпровождением? Для меня красота моих придворных не менее важна, чем ваши депеши!

«Кто бы сомневался», – мысленно вздохнул Сесил.

А тем временем королева Шотландии Мария Стюарт вернулась на свою родину, которая приняла ее отнюдь не с распростертыми объятиями.

Противостояние

Судно едва не ощупью пробиралось сквозь густой туман, рискуя налететь либо на скалы, либо на англичан, изображавших борьбу с пиратами. Они уже задержали корабль с лошадьми ее двора, это мало обеспокоило шотландскую королеву, только позже она оценила, чего была лишена.

А тогда вместе с остальными вглядывалась в туман. Мало того, ее никто не встречал на берегу! Серое небо, серое море, серый плотный туман… Родина словно не желала принимать королеву, ставшую за столько лет чужестранкой. Стоило немалых усилий не разрыдаться и не приказать плыть обратно, куда угодно, только туда, где светит солнце и вокруг радостные улыбки. Вопрос только: куда? Ей нигде не рады, Парижу не нужна бывшая королева (вот когда Мария должна бы пожалеть об оскорблении, нанесенном Екатерине Медичи, но ведь не пожалела, осталась в надменной уверенности, что права!).

В тумане одежда немедленно отсырела, несмотря на летний день, было промозгло и от этого прохладно. А где обсушиться и даже просто переночевать – неясно. На берегу одни рыбаки, несколько крестьян, приведших на рынок свой скот, какие-то калеки… Что и говорить, торжественная встреча!

Мария почувствовала, как горло сжимает от невыносимого предчувствия будущей беды. Прощаясь с Францией, она была уверена, что навсегда, теперь же ей явственно виделось, что и пребывание на этой земле закончится бедой…

Никакого замка или господского дома, пришлось ночевать у купца, и как ни старалась Мария сделать вид, что все прекрасно и печалиться нечему, фальшиво-веселый вид не обманул ее спутников. Оставшись со своими преданными четырьмя Мариями, она залилась слезами. Возвращение было куда больше похоже на изгнание! Пять прекрасных молодых женщин рыдали, жалея об утраченной прежней жизни. Мария Флеминг гладила волосы королевы, уговаривая:

– Все наладится, Ваше Величество. Вы построите новые великолепные замки, создадите двор, сюда приедут трубадуры, поэты, музыканты…

– Да, да! – заблестела глазами Мария Ситон. – В Эдинбурге будут прекрасные балы, им еще позавидует Европа!

– Вы думаете? – с робкой улыбкой спросила королева.

Теперь уверяли уже все. Стало казаться, что утром, как только спадет ночная мгла и рассеется туман, они увидят совсем другую картину, в которой будет яркое солнце, блеск нарядов встречающей свиты, радость, выражаемая по поводу ее появления.

– Конечно, Джеймс Стюарт просто не знает, что я прибыла, брат обязательно встретил бы меня с уважением.

Она сама в это поверила. Конечно, назавтра он примчится и объявит, что к торжественному въезду в Эдинбург все готово – на улицах уже развешены флаги, готовы оркестранты, счастливый прибытием своей королевы народ высыпал из домов…

Назавтра действительно примчался ее старший сводный брат Джеймс Стюарт, граф Меррей, но никакого торжества не получилось. Меррей, после смерти Марии де Гиз правивший Шотландией на правах регента, отнюдь не был рад появлению расфуфыренной сестрицы, пожелавшей после семнадцати лет безбедной и роскошной жизни во Франции посетить свою несчастную родину. Ему и в голову не приходило, что она останется в Шотландии надолго, кому нужна еще такая головная боль, как молодая красивая королева? И что бы не пожить во Франции, пока кто-то другой посватается?

Вид измученной нелегкой дорогой сестры отнюдь не прибавил графу восторга. Он прибыл всего с несколькими дворянами, вовсе не считая нужным организовывать торжественную встречу красотки, с которой (он уже это представлял) будет немало хлопот. Как в воду глядел.

Начались проблемы с невозможности вообще отправиться в Эдинбург. Корабль королевы, на котором везли ее лошадей и еще много что, был задержан англичанами под предлогом борьбы с пиратами. Ехать оказалось попросту не на чем! С трудом подобрав хоть каких-то кляч из местных конюшен, обливаясь слезами, дамы направились к новому месту жительства. Узнав, что Эдинбург отнюдь не увешен флагами и не устлан коврами к ее приезду, Мария решила поселиться в замке Холируд вне Эдинбурга. Ей показалось или брат действительно был доволен тем, что королева будет жить подальше от города?

Приема категорически не получилось, правда, вечером местные жители разложили костры и принялись играть на волынках, распевать песни всяк на свой лад, выкрикивать слова приветствия. Мария пыталась изобразить радость из-за этой какофонии, хотя у нее немедленно разболелась голова, а лицо норовило перекосить от презрения. Неужели здесь совсем не знакомы с утонченной музыкой и поэзией? Как она будет жить в этом диком краю невежд?!

И снова верные наперсницы убеждали, что все в ее руках, что двор будет создан, а музыканты приедут. Правда, на сей раз их слова не были столь горячи, первоначальную уверенность несколько остудила шотландская реальность.

Началась нелегкая жизнь в Эдинбурге.

Быстро выяснилось, что и для ее брата, регента Шотландии графа Меррея, и для статс-секретаря Мэйтленда Ледингтона наличие или отсутствие блеска двора и музыкантов было совершенно не главным. Они готовы позволить Марии заниматься подобными мелочами, если та не станет вмешиваться в дела самого правления. Но главным противником юной королевы стал главный протестант Шотландии проповедник Джон Нокс. Королева-католичка оказалась в окружении подданных-протестантов, и временами это грозило ей просто бунтами. Первый из них едва не возник, когда попытались провести мессу в ее личной холирудской часовне. Меррею с трудом удалось удержать толпу от разрушений и убийства священника. Мария с ужасом поняла, что не просто нелюбима в собственной стране, но временами и ненавистна.

Как ни пыталась взять себя в руки юная королева, не получалось, губы то и дело начинали дрожать, а на глаза наворачивались слезы. Некоторое время граф Меррей спокойно наблюдал за этой борьбой Марии с самой собой, наконец, ему надоело.

– Ваше Величество, не все так плохо, как вам кажется. Постарайтесь просто не вступать в споры с Джоном Ноксом и не вмешивайтесь в дела, которые могут решить и без вас. Живите жизнью двора, мечтайте, танцуйте, пойте… Здесь не Франция, но создать блестящий двор возможно. Почти блестящий, на такой у вас хватит средств. Найдется немало трубадуров, которые за ваши деньги воспоют вам славу. На эти развлечения мы средства выделим. Но не лезьте в политику и дела, умоляю вас.

Мария смотрела на брата, вытаращив глаза. Меррей разговаривал с королевой как с несмышленой девчонкой, вмешавшейся в занятия взрослых людей. Королева никак не ожидала столь откровенной отповеди. Хотелось накричать в ответ, пригрозить изгнанием, но даже она сообразила, что скорее будет наоборот. Мария ничего не могла без брата и Мэйтленда, а потому должна подчиняться их воле, а не подчинять своей. Это только пока – решила Мария, но совету Меррея создать двор последовала.

Еще тяжелее было время от времени слушать от Меррея рассказы о ненавистной ей английской королеве Елизавете. В Меррее удивительно сочетались настоящий патриотизм шотландца и желание дружить с Англией. А еще он терпеть не мог католические Испанию и Францию – как раз тех, кого обожала Мария. Словно желая досадить сестре, граф живописал, как во время коронации народ встречал Елизавету, как были украшены улицы, рады ее подданные…

– Это подчеркивает вашу вину, сэр, ведь вы не организовали столь же пышную встречу по прибытии мне, вашей королеве! – однажды не выдержала Мария.

– Народ Англии добровольно встречал и славил свою королеву, миледи, ту, которую признал таковой. Эту честь надо еще заслужить.

Это снова была оплеуха и довольно увесистая. Но возразить нечего, он только что сказал, что рыжеволосую красавицу Елизавету многие англичане знали в лицо, а кто из шотландцев знал прожившую почти всю жизнь в Париже Марию?

Рыдая в подушку, она мечтала об одном – вернуться в прежний мир любви и обожания. Для этого нужно было выйти замуж, а сватать юную вдову что-то не торопились.

Пришлось следовать совету Меррея – оставить на них с Мэйтлендом все государственные дела и предаться увеселениям. Мария немедленно выписала из Франции множество гобеленов, картин, музыкальных инструментов, дорогую мебель… В Холируде она создала подобие французского двора, там говорили только на языке Ронсара, много музицировали, часто устраивали театральные представления, маскарады, богатые ужины и балы… Казалось, за окнами нет строгой Шотландии с ее заботами и нуждами. Королева развлекалась, совершенно не интересуясь собственной страной. Конечно, подданным нравилось глазеть на выезжающую на охоту молодую красивую женщину, изящно одетую, на великолепной лошади, окруженную не менее роскошно одетыми придворными… Но глазеть, и только, Марию не встречали толпы восторженных подданных, как Елизавету в Англии. Это мало заботило шотландскую королеву, она забыла о своей сопернице в Лондоне, ей достаточно игр и маскарадов в Холируде. Пусть правят те, кто не способен радоваться жизни!

Садовник с помощником уже который час убирали старые листья в саду под окнами Круглой башни. Собственно, листьев было немного, но то и дело отвлекались на взрывы смеха, доносившиеся из окон. Помощник встал, опершись на древко своей метлы, и задумчиво уставился на яркие пятна света, на фоне которых скользили тени разодетых дам и кавалеров. Казалось, пестрые бабочки порхают с места на место, сопровождаемые непривычной уху шотландца музыкой, непонятным языком, веселыми голосами. Старший прикрикнул:

– Ну чего встал, работай!

– Интересно же посмотреть… Чего это они кричат, никак не пойму.

– Да, на французском наша королева разговаривает.

– А чего не по-нашему?

– Ей противен язык Шотландии. Выросла, видишь ли, во Франции. Прилетела птичка на нашу ветку порезвиться…

– Надолго, как думаешь?

– А пока снова замуж не выскочит!

– А она чего же, была уже?

– Говорят, была. А как муж помер, свекровь ее быстренько и выгнала.

– Моя матушка мою Джейн тоже выгнала бы, веди она себя вот так…

– Тьфу, дурень! Сказано же: когда муж помер! – Немного помолчав, садовник сокрушенно покачал головой: – Хорошо, что королеву не видит Джон Нокс, проклял бы.

– И то, во как визжат…

Из окон действительно доносился женский смех вперемешку с визгом: там принялись играть во что-то веселое. И развлекавшейся в башне Холируда компании не было никакого дела ни до садовника с метлой в руках, ни вообще до всей Шотландии. Мария нашла свою прелесть в жизни в Холируде и упивалась положением первой дамы двора. Вокруг вертелось множество поклонников самых разных мастей, от их комплиментов кружилась голова и забывалось, что все они попросту оплачены если не ею самой, то ее братом Мерреем. Регенту оказалось дешевле платить толпе придворных поэтов и музыкантов за обожание своей сестры, чем возиться с ее потугами изображать из себя правительницу. Пусть пляшет и музицирует, лишь бы не мешала делу. Правда, иногда радости жизни приводили к печальным последствиям.

Вольности и фамильярность, ставшие привычными при шотландском дворе Марии, быстро внушили соратникам по королевским играм, что им позволительно все. Подарив во время одного из маскарадов, когда она была одета в мужскую одежду, а поэт Шателяр в дамское платье, этому поэту мимолетный поцелуй, Мария фактически подписала бедолаге смертный приговор. Поэт самонадеянно решил, что поцелуй означает приглашение к продолжению и посмел проникнуть в спальню королевы. Его милостиво простили, выговорив скорее для приличия, нежели с досады.

Такая снисходительность окончательно убедила Шателяра, что Мария на самом деле не против его пребывания в спальне, нужно лишь спрятаться получше и дождаться удаления горничных. То ли королева не поняла, кто именно прятался за гобеленом, то ли испугалась покушения, но она подняла такой крик, что прибежал ее сводный брат, находившийся в смежных апартаментах. Теперь уже выговорами обойтись не удалось.

Суд приговорил дерзкого к высшей каре – плахе! Мария не сделала даже попытки заступиться за своего обожателя, мало того, она присутствовала при казни и спокойно смотрела на то, как поэту, которому она сама подарила надежду, отрубили голову. Шателяр держался стойко до самого конца, последними словами его были: «Жестокая королева!»

Вот теперь Меррей и остальные лорды забеспокоились всерьез. Ветреная девчонка, хотя и вдова, запросто могла опорочить свою честь и испортить жизнь не только глупым поэтам, готовым за поцелуй рисковать жизнью, но и самой себе! Нет, ее нужно срочно выдать замуж! Лучше если подальше от Шотландии, чтобы супруг забрал кокетку с собой и сам отвечал за ее бездумное поведение.

Когда одна из горничных проболталась, что это была уже вторая попытка Шателяра, Меррей решил твердо поговорить с сестрой о замужестве и недостойном поведении (если получится).

– Ваше Величество, я понимаю, что негоже вашему подданному укорять королеву, но смею себе это позволить, потому что я ваш брат. Когда вы два года назад прибыли сюда из Франции и я посоветовал создать здесь подобие французского двора, я отнюдь не имел в виду вольности, присущие ему. Вы в Шотландии, а не во Франции, здесь гораздо более строгие требования, и к королям в том числе, а уж к королеве тем более! Не стану выговаривать вам о недопустимости неприличного поведения, просто напомню, что, позоря себя, вы позорите и Шотландию тоже.

Мария вскинула голову:

– Чем я опозорила себя?! Если вы казнили мальчика, вся вина которого состояла в проникновении в мою спальню, то это не дает вам право…

Договорить не успела, Меррей встал в полный рост, навис над ней:

– Вы забыли, чем он занимался в вашей спальне?! И, видно, не в первый раз! Во-вторых, вы королева и ваша спальня не просто ваши личные покои, это королевские покои, в которых должны соблюдаться правила приличия, присущие этой стране! Хотите кокетничать – извольте делать это в другом месте!

Мария в ужасе смотрела на брата. Она никогда не видела Меррея столь рассерженным. Этот человек смог удержать целую толпу, когда та напала на ее часовню в Холируде, теперь он был готов свернуть шею своей сестре, если та скажет хоть слово против.

– Вам следует скорее выйти замуж…

– За кого? – растерянно прошептала Мария.

Меррей был поражен, он ожидал чего угодно – отповеди, крика, слез – но только не вот такого безволия. Скажи он сейчас, чтобы вышла за Мэйтленда (хотя тот женат), она исполнит. И строгий брат даже смутился:

– Мы рассмотрим предложения…

Осень раскрасила все вокруг в красно-желтый цвет. Теплые дни середины октября так и звали в парки и сады Хэмптон Корта, дорожки которых устилали яркие листья. Безветрие, теплое солнышко, на удивление синее небо… И вдруг…

– Ваше Величество, что-то вы неважно выглядите…

Елизавета кивнула Кэтрин:

– Знобит. Прикажи нагреть воду и затопить камин, нужно согреться. Или сильно устала, или замерзла.

Кэтрин хотела возразить, что мерзнуть не с чего, но поторопилась выполнить распоряжение королевы и уложить ее в постель. И вдруг она в ужасе прижала руку к губам:

– Ваше Величество…

– Что? – дрожащим голосом поинтересовалась Елизавета.

– Ваше Величество, позвольте, я приглашу лекаря…

Немного погодя по дворцу пролетело: оспа! И больна ею на сей раз королева Елизавета!

Ужас испытали все – от служанок Елизаветы, прислуживающих ей, до Сесила, прекрасно представлявшего угрозу спокойствию в Англии. В ужасе была и сама королева, ведь оспа изуродовала немало лиц, неужели она останется рябой?! Тогда лучше уж не выживать совсем.

Наступили очень тяжелые дни. В ночь на 16 октября врачи объявили, что жить королеве осталось совсем недолго. Члены Тайного Совета собрались в соседнем с королевскими покоями помещении и сидели, ожидая ее смерти с минуты на минуту. Нежданная беда сплотила самых непримиримых – Сесила, Норфолка, Дадли, Пемброка. На время были забыты все раздоры, сообща решили не допускать до власти ни Марию Стюарт, ни кого-то другого, выбрав в будущие монархи Генриха Гастингса графа Ханлингтона, женатого на сестре Роберта Дадли. Роберт совершенно не собирался отдавать корону своему зятю, но это решение позволяло ему собрать армию якобы для его защиты, чем возлюбленный умирающей королевы и воспользовался.

Последней попыткой врача сэра Бархата было какое-то снадобье, данное им Елизавете. Все равно хуже не будет… Бедняга уже даже произнесла свою последнюю волю: назначить лордом-протектором Англии Роберта Дадли. Члены Совета согласились.

Страна замерла. Депеши послов летели во все концы ежечасно. Умирала королева пусть не самой богатой и влиятельной, но одной из самых сильных стран Европы. Но не сама ее смерть была столь притягательна для умов многих власть имущих в старушке-Европе. Будь у королевы достойный наследник или просто супруг, беспокойств куда поуменьшилось, но строптивая дочь короля Генриха, много раз названная незаконнорожденной, но сумевшая стать королевой, оставалась девственницей. И никого из близких родственников рядом!

Не спали не только в Хэптон Корте, мерил шагами свои покои и граф Меррей в Эдинбурге, вертелась с боку на бок его красавица сестра. Смерть Елизаветы открывала Марии Стюарт дорогу к трону Англии, но она прекрасно понимала, что получить этот трон будет неимоверно трудно. И все же это резко повышало ее ценность как невесты.

Шотландский посол в Англии Мелвилл доносил, что королева назвала Роберта Дадли лордом-протектором Англии на случай своей смерти. Назвала наследника? Но таковым Дадли быть попросту не мог, лорд-протектор не король. Мария Стюарт ломала голову над тем, как поступит ее собственный брат, поддержит ли притязания сестры или пойдет на поводу своих английских хозяев?

Об этом же размышлял и Меррей. Заманчиво объединить Англию и Шотландию, но только не под рукой Марии! Эта красотка немедленно притащит на престол какого-нибудь испанца или француза-католика. Шотландия от этого ничего не выиграет, мало того, в ней снова начнутся религиозные войны! Как бы ни хотелось Меррею посадить на английский трон сестру, он понимал, что для Шотландии это невыгодно.

Английская королева лежала при смерти, а тысячи людей ломали головы, каждый со своими надеждами ожидая страшной минуты. Поистине, быть королевой не только нелегко, но и жизненно опасно.

Елизавета обманула все надежды, она выжила!

Королева лежала в постели, до самого носа закутавшись в простыню, не хотелось, чтобы кто-то, кроме верной Кэтрин, видел ее покрытое сыпью тело и лицо. Но когда она, очнувшись от забытья, открыла глаза, то увидела… Роберта Дадли!

– Роберт… вы здесь?

– Я там, где и должен быть по зову любви, Ваше Величество.

– Уходите, уходите! Вы можете заразиться и испортить свое прекрасное лицо!

Дадли скромно покачал головой:

– Мое лицо не играет никакой роли, если больны Вы. Я буду рядом.

Конечно, она все же прогнала его, но недалеко, Роберт приходил ежедневно, подолгу сидел и пытался развлекать королеву. Это выглядело настоящим подвигом – не побояться рисковать своей внешностью, чтобы принести радость Елизавете! Так думала сама королева, а вот Сесил думал иначе:

– Этот хитрец появился только тогда, когда опасность уже миновала. Где он был в первые дни, когда можно было заразиться?!

Конечно, Дадли мог возразить, что поздно узнал, но Уолсингем-то знал все обо всех…

И все же, глядя на то, как влюбленно смотрит на своего Дадли королева, Сесил о чем-то задумался. В тот же вечер он, Уолсингем и Норфолк обсуждали между собой положение.

– Королева назвала в качестве лорда-протектора в случае своей смерти Роберта Дадли.

– Да, а он собрал почти две тысячи всадников. Готовится к захвату власти?

– Что мы можем противопоставить?

Сесил задумчиво постучал пальцами по столу.

– А стоит ли противопоставлять? Может, позволить ей выйти замуж за Дадли?

– Сэр, о чем вы? Дадли в качестве короля?!

– Нам нужен наследник. Если не хочет рожать ни от кого другого, пусть рожает от Дадли. А будет ли он королем? Вы плохо знаете Елизавету, выйти замуж за своего фаворита она еще может, а вот отдать ему власть – это вряд ли. Есть только одна вещь, которая для Елизаветы дороже ее ненаглядного Дадли – корона. Этим надо воспользоваться. Пусть выходит замуж, рожает наследника, как только красавчик сделает свое дело, он будет не нужен.

– Надеетесь справиться с тем, кто имеет власть над королевой-женщиной?

– Клин клином вышибают, – усмехнулся Сесил.

Королева могла радоваться, Тайный Совет согласился даже на ее замужество с Робертом Дадли!

Елизавета заразила вокруг себя нескольких человек, переболевших оспой тяжелее ее, но сама оправилась довольно быстро, хотя и побывала в весьма тяжелом состоянии. Каким-то чудом оспа почти не оставила следов на ее лице! А уж что на теле, то никому не видно.

Роберт Дадли почувствовал себя снова на коне, он – лорд-протектор! Таковым сумел стать при короле Эдуарде его отец Джон Дадли, а ведь он поднялся тоже с самого низа после того, как деда Роберта Джеймса Дадли казнили, обвинив во взяточничестве. Иногда Роберт пытался сравнить себя с предками. Семью бросали то вверх, то вниз, но с каждым разом Дадли взлетали все круче. Дед был простым адвокатом, но сумел стать незаменимым у короля Генриха VII, очень любил деньги, понимая, что долгой службой так же долго будет становиться богатым, немилосердно брал взятки. За что и был казнен.

Следующий Дадли – Джон – оказался в самом низу, но тоже сумел стать незаменимым и подняться до лорда-протектора, а своего сына Гилберта женил на Джейн Грей, пробывшей королевой всего девять дней. Это привело всю семью в Тауэр, выбраться откуда сумел только Роберт. Он умел быть и напористым и осторожным одновременно. А еще нутром чувствовал, где выгода. Обладая красивой внешностью и потрясающим обаянием, Роберт вовремя сумел очаровать будущую королеву Елизавету. Он лучше своих отца и брата понял, что к трону можно подобраться не столько при помощи деловых качеств и корпения над бумагами, сколько пожиманием ручки, влюбленными взглядами и прочей чепухой.

Елизавета ему нравилась, и Роберт, не задумываясь, принес в жертву свою любовь – супругу Эми. Одна беда – королева столь строптива, что терпеть ее выходки с каждым днем становилось все трудней. Ревнивая, несдержанная, горячая на расправу и даже на руку, Елизавета была тяжелым испытанием, иногда Дадли сам себе дивился, как надолго хватает его терпения. Но отступать глупо, если Елизавета так долго водила за нос царственных женихов, значит, она просто искала возможность выйти замуж за него, Дадли.

Теперь, когда Елизавета открыто призналась Тайному Совету в своей любви к фавориту и назначила его лордом-протектором, бояться Роберту, казалось, нечего. Даже Совет смирился с ее чувствами и согласился на такой брак. Осталось только подождать, когда королева чуть восстановит силы после болезни. Ничего, он подождет, дольше ждал. Дадли умел быть не только напористым и осторожным, он умел быть и выдержанным тоже.

И вдруг…

Вот этого не ожидал никто – после своего выздоровления Елизавета отменила решение назначить Дадли лордом-протектором Англии, решив, что с него хватит и простого участия в Тайном Совете!

– Ваше Величество…

– К чему вам такая должность, Роберт? Вы желаете править Англией? Пусть этим занимаются другие – Сесил, Норфолк, Пемброк, Уолсингем… Вы останетесь при мне.

– В качестве кого? – Дадли решил, что пора поставить все на свои места. Если она сейчас скажет «мужа», то остальное неважно. Но Елизавета сказала совсем другое. Она вдруг поинтересовалась:

– А к чему вам были две тысячи всадников, Роберт? – Внимательно глядя на слегка вытянувшееся лицо возлюбленного, она горько усмехнулась: – Власти захотелось? Только после моей смерти, Роберт. Но я не Эми Робсарт, меня с лестницы не сбросишь и улики просто так не спрячешь. Я, как вы видите, даже оспу пережила. – Юбки взметнулись от поворота. Это ее излюбленный прием, так Елизавета получала дополнительный заряд энергии. – Вы не знаете, откуда в моих покоях появился надушенный веер, как раз такой, о каком я однажды вам говорила? И горничная, принесшая этот веер, якобы доставленный неизвестным, умерла от оспы первой… А леди Пемброк, державшая его следующей, изуродована настолько, что вынуждена прятаться в своем имении. Не хлопайте глазами, вам не скоро удастся убедить меня, что в этом нет вашей вины.

– Но зачем мне было бы убивать вас, Бесс?! Да, веер передали по моему распоряжению, но как я мог знать, в чьих руках он побывает, прежде чем попасть в ваши?

Королева задумчиво полюбовалась лицом Дадли, потом покачала головой:

– Только это вас и спасает от моего гнева. Моя беда в том, что я вас люблю. Подите пока прочь, потом поговорим.

Елизавета никому, даже Сесилу не стала рассказывать о своих подозрениях, она прекрасно понимала, что если сделает это, то Роберту Дадли уже не отвертеться. Сама она догадалась обо всем, лежа долгими бессонными ночами под одеялом. Просто вспоминала всех, кто заразился вместе с ней или от нее. Постепенно стала вырисовываться странная картина – болели не совсем те, кто был рядом. Почему не заболела Кэт, но погибла горничная, которая вовсе не была так уж близка? Всего-то отвечала за ее веера. Елизавета пожалела, что так и не успела расспросить девушку, кто же все-таки принес тот изумительный веер. Сразу не удалось, а когда очнулась от болезни, оказалось, что и горничная тоже больна, только не сумела выжить.

Постепенно раскручивая мысленно все события последнего дня, Елизавета пришла к ужасному выводу – зараза была на веере! Погибли все те, кто к нему прикасался! Кэтрин нет, она заразилась позже и от самой королевы. Заразилась и Мэри Сидни, лицо которой осталось обезображенным оспинами. А вот две горничные, та, что принесла веер, и та, что его держала, умерли. Стало ясно – человек, передавший веер, ошибся только в том, что зараза попала к королеве не сразу, а спустя три-четыре дня, ведь изумительная вещица два из них просто пролежала среди ее вещей.

Кто мог прислать такое?! И вдруг среди ночи она вспомнила, как описывала дорогую безделку Роберту Дадли! Неужели?! От понимания этого стало совсем плохо, и как бы она ни гнала страшные мысли, они возвращались. Роберт, влюбленный Роберт, готовый терпеть от нее любые издевательства, пойти на любое преступление, только чтобы видеть каждый день… Нет, это не мог быть он! А из подсознания настойчиво выплывало: как раз он и мог. Но зачем, ведь тогда он терял все?! – уговаривала себя Елизавета. Кроме того, опасно, в случае ее гибели рано или поздно Уолсингем раскопал бы виноватых и нашел Дадли. А не для того ли были собраны всадники?..

Легче всего обмануть того, кто хочет быть обманутым. Елизавета очень хотела, она уговорила сама себя, что Роберту не было никакого смысла убивать ее, что вся история с веером ее собственная выдумка. Уговорила, но отношение к возлюбленному изменилось.

И вот теперь она ругала сама себя за то, что рассказала Дадли о своих подозрениях. Это очень опасно. Но как истинная женщина, Елизавета свято верила в свою неотразимость и не сомневалась, что стоит снова приблизить Роберта, и он не сможет сделать против нее ни единого движения.

Болезнь королевы показала всем, насколько сложен вопрос о престолонаследии. Тайный Совет снова и снова настаивал на ее замужестве. Лорды уже были согласны даже на Роберта Дадли, а вот сама королева теперь почему-то не спешила соединить свою судьбу с красавцем. Такого не мог понять никто. Дадли свободен, все уже забыли странную смерть его супруги, почему бы не выйти за него замуж, решив, наконец, эту пресловутую проблему?!

И только Уильям Сесил, пожалуй, знал ответ. Хотя он не подозревал, что знает далеко не все.

Однажды Сесил попросил аудиенции без свидетелей. Это никого не удивляло, есть вопросы, которые королева должна решать только лично со своим канцлером.

По окончании разговора Елизавета скорбно вздохнула:

– Он мечтает быть королем. Любой ценой.

Ни она, ни Сесил не сообщили о теме беседы, но вскоре все выяснилось само собой. Оказалось, что Роберт Дадли обращался за помощью к… королю Испании, умоляя посодействовать его с Елизаветой браку и признанию папой римским этого брака действительным. Взамен Дадли обещал, став королем, действовать в интересах Испании и римской церкви. Что он имел в виду, непонятно, но ничего хорошего для Англии, безусловно. Нашлось кому разнести эти новости по Англии, и вскоре Елизавета остро почувствовала, что будет, если она сделает-таки Роберта Дадли королем. Такого протеста не ожидал никто! Отвлекла от страстей только эпидемия чумы, которую привезли солдаты английской армии, оказавшейся втянутой в религиозные разборки во Франции.

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Можно ли сохранить любовь, если ты легкомысленно относишься к жизни?Когда рок-группа Келлана обретае...
Крупнейший английский писатель, тонкий мыслитель, общественный деятель, публицист, доктор медицины и...
Леня Маркиз, известный в узких кругах супераферист и мошенник экстра-класса, не мог отказать в помощ...
Беспощадный тиран, король Гай из Лимероса, захватил два соседних королевства и уничтожил их законных...
Эта книга не переиздавалась 60 лет. Этот исходный текст мемуаров величайшего советского аса был факт...
Никто не думал, что крупный преступный авторитет Иннокентий Серебряк может умереть так глупо – не от...