Огонь и сера Чайлд Линкольн
Граф свел белые ладони в молитвенном жесте и вздохнул.
– Гроув просил приехать к семи. Мне еще показалось странным, что он устраивает ужин в понедельник – это было не в его духе. Однако, как и положено в светском обществе, мы слегка опоздали: явились порознь, где-то между семью тридцатью и восемью. Я прибыл первым.
– Можете описать состояние Гроува?
– Да, Гроув был очень плох. Я уже говорил, он возбуждался по малейшему поводу, сильно нервничал; не так, впрочем, сильно, чтобы это помешало ему принять нас. Он даже приготовил изысканную камбалу – сам, хоть у него и работал повар. Гроув всегда умел прекрасно готовить и тем вечером превзошел самого себя – слегка прожарив рыбу в лимонном соке над огнем, он учел малейшие нюансы. После камбалы нам подали...
– Спасибо, я уже видел меню. Скажите, Гроув не объяснил, из-за чего он так нервничал?
– Не объяснил. Однако ему стоило огромных усилий это скрывать. Да и как можно скрыть такое, когда запираешь дверь на замок за каждым вновь прибывшим гостем и при этом затравленно озираешься по сторонам? Гроува выдало и то, что он почти не пил, а ведь он всегда был не против бокала хорошего бордо или предлагал гостям бутылочку отличного вина: от фриульского токая до совершенно замечательного шато петрюс девяностого года.
В личном погребке Пендергаста в Дакоте хранилось с десяток бутылок померола по две тысячи долларов, и шато петрюс 1990 года – лучшее со времен легендарного урожая 1961-го – занимало среди них почетное место. Однако об этом фэбээровец предпочел умолчать.
Граф продолжил рассказ, сдобрив его хорошей порцией юмора и говорливости:
– Гроув даже открыл – случайно, надо заметить – бутылочку «Кастелло ди Вераццано», так называемое bottiglia particolare, особое, с шелковым ярлычком. Исключительный вкус.
– Остальных гостей вы знали?
Граф улыбнулся:
– С леди Милбэнк я знаком достаточно хорошо, с Вильнюсом мы несколько раз встречались, а Джонатана Фредрика я знаю исключительно по публикациям.
– О чем вы говорили за ужином?
Улыбка на лице графа сделалась шире.
– А вот это самое интересное.
– Правда?
– В первую половину вечера мы обсуждали работу Жоржа де ла Тура. Вы, кстати, видели ее у меня в гостиной. Что скажете?
– Скажу, что нам лучше не уклоняться от темы.
– Но ведь это и есть тема разговора. Терпение, мой друг, терпение. Вот как, по-вашему, это подлинный де ла Тур?
– Да.
– Почему же?
– Кружева написаны в очень характерной технике. К тому же никто, кроме самого де ла Тура, не смог бы так пропустить свет от свечи меж пальцев натурщика.
Граф с любопытством посмотрел на Пендергаста, и в его глазах промелькнуло нечто неопределенное. Выдержав длинную паузу, Фоско очень тихо и серьезно произнес:
– Вы поражаете меня, Пендергаст. Я впечатлен. – Из голоса графа исчезли шутливые, фамильярные нотки. – Двадцать лет назад я оказался в небольшом финансовом затруднении и выставил на аукцион Сотби ту самую картину. Тогда Гроув опубликовал заметку в «Таймс», где назвал полотно одной из подделок Делобре[23] начала века. У меня на руках имелось доказательство подлинности, но картину все равно сняли с аукциона, и я потерял пятнадцать миллионов долларов.
– Значит, – поразмыслив, произнес Пендергаст, – вы говорили о том, как Гроув повесил на вашу картину ярлык «подделка»?
– Да, вначале. Затем мы заговорили о Вильнюсе – о его первой большой выставке в Сохо в начале восьмидесятых, и Гроув напомнил, как по этому случаю написал легендарную разгромную статью. А ведь после того карьера Вильнюса так и не восстановилась.
– Странные темы для беседы.
– Не могу не согласиться. Однако дело дошло и до леди Милбэнк, до их с Гроувом интрижки, имевшей место несколько лет назад.
– Веселый же получился ужин.
– Веселее не придумаешь.
– И как отреагировала леди Милбэнк?
– А как, вы считаете, должна была отреагировать леди? Интрижка разрушила ее брак, а Гроув поступил с ней омерзительно – оставил с ребенком, мальчиком.
– Похоже, причины для смертельной вражды с Гроувом имелись у каждого из вас.
– Воистину имелись, – вздохнул Фоско. – Мы все ненавидели Гроува, и Фредрик тоже. Я совсем его не знаю, но, похоже, несколько лет назад, работая редактором в «Арт энд стайл», он имел дерзость написать о Гроуве нечто неодобрительное. У Гроува имелись друзья на высоких должностях, и Фредрику пришлось искать новое место работы. Бедняга потом годами обивал пороги.
– Во сколько закончился ужин?
– После полуночи.
– Кто ушел первым?
– Первым из-за стола встал я. Мне действительно было пора уходить, ведь я нуждаюсь в длительном сне. Увидев, как следом за мной встали и остальные, Гроув чрезвычайно расстроился. Он очень не хотел, чтобы мы уходили, даже настаивал на кофе.
– Знаете почему?
– Думаю, боялся оставаться один.
– Можете точно вспомнить, что он говорил?
– В определенной мере. – И с пугающим реализмом Фоско заговорил взволнованным голосом, растягивая слова в истинно аристократической манере: – «Друзья мои! Только-только наступила полночь, ведь вы не собираетесь покинуть меня прямо сейчас? Я столько лет посвятил неоправданной гордыне, но вот я очистился, и мы с вами воссоединились. Это надо отметить. У меня имеется отличный портвейн, мы просто обязаны его распить». – Граф шумно вздохнул. – Я почти соблазнился.
– Вы все ушли вместе?
– Кто как.
– Я хотел бы знать как можно точнее, во сколько ушли вы.
– В двадцать пять минут первого. – Фоско взглянул на Пендергаста. – Простите за дерзость, но за таким множеством вопросов вы забыли один, самый главный.
– Какой же, граф Фоско?
– Вы не спросили, почему Джереми Гроув в последний час собрал у себя четверых своих заклятых врагов.
Долгое время Пендергаст тщательно обдумывал это, размышляя о графе. Затем произнес:
– Хороший вопрос. Считайте, я его задал.
– Его задал и Джереми Гроув, едва усадив нас за стол. И ответил словами, которыми подписал приглашения: он желал искупить вину перед теми, с кем поступил наиболее несправедливо.
– У вас есть копия?
Улыбнувшись, Фоско достал из кармана записку и передал ее Пендергасту.
– Перед Вильнюсом свою вину он искупил, – сказал фэбээровец. – Написал статью.
– И статью шикарную, согласитесь. Вильнюс скорее всего уже арендовал Десятую галерею, а работы, которые он выставил, уходят по двойной цене.
– А с леди Милбэнк? С Джонатаном Фредриком? Как Гроув искупил вину перед ними?
– Восстановить брак леди Милбэнк он был не в силах и предложил кое-что в качестве компенсации. Роскошное ожерелье, которое Гроув выложил на стол перед леди Милбэнк, стало достойной заменой тому высохшему стручку, я имею в виду барона Милбэнка. Безупречные шриланкийские изумруды в сорок карат ценой ни много ни мало миллион долларов. Леди Милбэнк едва не упала в обморок. Джонатану Фредрику Гроув дал то, чего тот желал больше всего, – кресло президента «Эдсель фаундейшн».
– Просто удивительно. А что же Гроув сделал для вас?
– Уверен, ответить на этот вопрос вы можете сами.
– Так значит, – кивнул Пендергаст, – искупить вину перед вами Гроув хотел, написав статью для «Берлингтон мэгэзин»? «Новый взгляд на „Воспитание девы“ Жоржа де ла Тура»?
– Совершенно верно. Гроув признавался в ошибке и подтверждал подлинность блестящей работы. Он прочел статью вслух, при всех за столом.
– Статья осталась лежать рядом с компьютером. Неподписанная и неотправленная.
– Самая что ни на есть правда, мистер Пендергаст. Из нас четырех смерть Гроува обездолила только меня. – Фоско развел руками. – Обожди убийца хотя бы день, и я стал бы на сорок миллионов богаче.
– Сорок? Мне показалось, вы сказали пятнадцать.
– Во столько полотно оценили на Сотби двадцать лет назад. Сегодня картина ушла бы за сорок. По меньшей мере. А если к этому добавить оправдательную статью... – Граф пожал плечами. – Теперь я утешаюсь тем, что смогу любоваться картиной весь остаток жизни. Никто не верит в ее подлинность, но это не важно, ведь я сам верю. И вы.
– Да, – сказал Пендергаст. – В конце концов, значение имеет лишь это.
– Хорошо сказано.
– А тот Вермер, что висит рядом?
– Подлинник.
– В самом деле?
– Картина датируется тысяча шестьсот семьдесят первым годом. Мэтр написал ее где-то между «Дамой, пишущей письмо, и ее служанкой» и «Символом веры».
– Как она вам досталась?
– Это наша семейная реликвия, Фоско не считали и не считают нужным похваляться достояниями рода.
– Просто поразительно.
– У вас найдется время, – с улыбкой поклонился граф, – осмотреть всю коллекцию?
Мгновение Пендергаст колебался, затем сказал:
– Честно говоря, да, найдется.
Граф повел Пендергаста к выходу и уже в дверях, обернувшись, приказал:
– Буцефал, моя прелесть, приглядывай здесь.
Ответом ему был оцифрованный пронзительный крик.
Глава 14
Д'Агоста продирался сквозь кусты и деревья вдоль набережной, ища самое темное место. За ним гнались двое с оружием.
Пригнувшись, стараясь слиться с деревьями, сержант вытащил пистолет и передернул затвор. Табельный «глок» – это, конечно, не собственный 45-й, но выбирать не приходится: его поставили на вооружение в большинстве департаментов. Пробивная сила не та, зато «глок» легок, надежен, и обойма вмещает пятнадцать патронов. Запасной магазин д'Агоста оставил в ящике стола. Разве мог он подумать, отправляясь собирать показания, что ему пригодится вторая обойма?!
Двое быстро достигли зарослей. В низких кустах, где прятаться можно от силы минуты две, не было смысла сохранять бесшумность. И д'Агоста не сохранял – захрустев ветками, он двинулся на юг. Только бы оторваться – совсем ненадолго, тогда можно будет вернуться на оживленную Риверсайд-драйв, туда погоня не сунется. Д'Агоста быстро сообразил, что лучше всего двигаться к участку на Девяносто пятой улице, между Бродвеем и театром «Нью-Амстердам».
Преследователи коротко перекликнулись.
Д'Агоста мгновенно понял, что сейчас его зажмут с обеих сторон.
Он бежал, низко пригнувшись. Нет времени продумывать план, нет времени вызывать подкрепление – только бежать, бежать со всех ног. Слева мелькали огни Риверсайд-драйв, справа, далеко внизу, монотонно гудели спешащие автомобили. Д'Агоста мельком подумал, можно скатиться по крутой насыпи к набережной и выбежать на шоссе. Нет, на склоне слишком буйно разросся папоротник, в нем запросто можно увязнуть – и тогда пиши пропало.
Внезапно деревья закончились, и сержант оказался у залитого лунным светом сада между параллельными дорожками тротуара. Место хорошо просматривалось, но выбора не было, и д'Агоста побежал.
«Да что за гады меня преследуют?!» – подумал он.
Это не просто грабители или копоненавистники, ведь они вели д'Агосту от самой верхней части города. Значит, его заказали.
Д'Агоста бежал мимо самого настоящего муниципального сада, окруженного обязательными рядами железных скамеек. Слева вспыхнула и заплясала, будто возбужденный светляк, красная точка.
«Лазерный прицел».
Д'Агоста бросился вправо – и тут же громыхнул выстрел. Пуля срикошетила от скамьи с тошнотворным звоном, отозвавшимся в ночи гулким эхом. Д'Агоста упал в клумбу, неуклюже перекатился и встал в огневую позицию. Навстречу мчалась неясная темная фигура. Д'Агоста выстрелил – раз, второй, – перекатился вбок и побежал, проклиная себя за то, что забросил упражнения в тире. Но пусть он и промахнулся, выстрелы задержат погоню. По крайней мере д'Агоста на это надеялся. Добежав до противоположной стороны сада, он пригнулся в гуще деревьев.
Рядом вновь заплясала красная точка. Прозвучал еще выстрел. Сержант упал, перекатился, ссадив об асфальт колено, вскочил и побежал дальше.
За ним гнались профессиональные киллеры. Они стреляли из крупнокалиберных пистолетов, а выстрелы д'Агосты их нимало не задержали.
Задыхаясь, он помчался через игровую площадку, кое-как перепрыгивая через качели, песочницу и костеря себя за то, что совсем распустился. Д'Агоста с трудом мог припомнить, когда в последний раз был в спортзале.
За площадью с фонтаном он перелез через парапет и притаился за каменной стеной. Мимо открытого тротуара тем двоим не пройти. Покрепче сжав рукоять пистолета обеими руками, д'Агоста вспоминал: «Не зацикливайся на курке. Не жди выстрела, он произойдет сам собой. Считай патроны».
«Вот они!» Из зарослей быстро выбежали темные фигуры, и д'Агоста выстрелил – раз, второй, третий.
В воздухе заплясали красные пятна прицелов. Изрыгая проклятия, д'Агоста выпускал один патрон за другим, совершенно забыв свои же советы. За лающим грохотом выстрелов он совершенно не слышал собственный голос, но чувствовал, как у самого лица пули убийц выбивают крошку из камня. Ублюдки промахивались на какие-то сантиметры, а его пули уходили в сторону на добрую милю. Ну-ка, сколько раз за последние три года он посетил тир? Былые навыки покрылись пылью времени, как и награды за меткость.
Молясь, как бы не подставить спину, д'Агоста побежал от стены. На ходу он извлек обойму и в тусклом свете увидел: один патрон. Еще один в патроннике.
Впереди сквозь листву вдруг проступили контуры съезда с моста над Сто десятой улицей. Он был обнесен проволочной изгородью, и д'Агоста понял, что бежит в ловушку, быстрее барана, идущего на заклание. Но бежать назад, а там через парапет и снова на тротуар – самоубийство.
Осталось одно – бежать направо. Спустившись на шоссе, можно будет создать беспорядок и пробку. Там преследователи не станут стрелять, и д'Агоста успеет вызвать подмогу по рации.
Не давая себе опомниться, он ринулся вниз – сквозь кусты ежевики, сумаха и ядовитого плюща, спотыкаясь, падая и катясь кубарем. Острые ветки не щадили униформы, камни обдирали плечи и локти.
Бах! Грянул выстрел.
Насыпь будто вырвали из-под ног, и д'Агоста покатился, затем заставил себя встать и побежал, лишь раз коротко оглянувшись назад. Погоня шла в каких-то тридцати футах наверху. В отчаянии д'Агоста развернулся и выстрелил в ближайшего преследователя. Убийца качнулся в сторону, но скорости не сбавил.
Д'Агоста несся вниз, и сердце опасно заходилось. Внезапно шум автомобилей сделался громче. Замелькали лучи фар, на мгновение озаряя лицо.
Бах! Бах!
Осталось всего пятьдесят футов. Пригнувшись, д'Агоста бежал, а на нем предательски скрещивались лучи фар, делая отличной мишенью.
Тридцать футов. Деревья редели, уступая место мусору и сорнякам.
Бах!
Насыпь выровнялась. Еще двадцать футов. Он бежал кратчайшим путем на пределе сил...
И тут – бу-ум! – его отбросило назад.
Пораженный д'Агоста решил, что ранен, однако оказалось, что он налетел на забор. Мгновения хватило, чтобы увидеть его целиком: проволочная изгородь, увенчанная спиральной колючей проволокой. У дальнего края, на обочине чернеют остовы разбитых машин. Изувеченная наркоманами изгородь протянулась вдоль шоссе. Ну конечно же, д'Агоста столько раз проезжал мимо, видел, как опасно нависает она над дорогой, словно преграждая путь завалам мусора и гниющих листьев. Теперь он в ловушке.
Развернувшись, д'Агоста встал на колено. Момент настал.
«Один патрон – два противника».
Хреновый расклад.
Глава 15
В камине горел слабый огонь, изгоняя сырой холод из воздуха, пропитанного запахом клеенки и лака для дерева. Пламя отбрасывало красноватые отблески на стеллажи с книгами, что вздымались полка за полкой до самого потолка и мерцали в темноте золотым тиснением корешков.
С одной стороны камина в «крылатом» кресле сидел специальный агент Пендергаст. С другой стороны в точно таком же кресле – Констанс Грин, худая и стройная, в идеально отглаженном плиссированном платье. Совсем недавно они пили чай со сливками и диетическим печеньем.
Пендергаст мельком глянул на часы над каминной полкой, затем вернулся к газете. Бормоча, пробежался глазами по строчкам и нашел наконец нужную:
– «Сегодня, седьмого августа тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года по итогам голосования (восемьдесят восемь против четырех) сенат уполномочил президента Джонсона применить „все необходимые меры“, чтобы отразить боевые атаки на вооруженные силы США во Вьетнаме. Голосование явилось ответом на артиллерийский обстрел Северным Вьетнамом двух американских военных кораблей в заливе Тонкин...»
Пендергаст перевернул очередную пожелтевшую от времени хрупкую страницу. Констанс, которая до того внимательно слушала, вдруг жестом попросила агента остановиться.
– Я не уверена, что выдержу еще один рассказ о войне. Конец будет плохой?
– Один из худших. Война расколет страну.
– Тогда прибережем этот рассказ на завтра.
Пендергаст кивнул и, аккуратно сложив газету, отложил ее в сторону.
– Моя душа в смятении, – сказала девушка. – Я с трудом могу поверить в жестокость ушедшего века.
Пендергаст согласно кивнул, а Констанс покачала головой. Пламя камина отразилось в больших темных глазах и на прямых черных волосах.
– Думаешь, этот век будет столь же бесчеловечен?
– Двадцатый век показал нам злую личину физики. Двадцать первый покажет злую личину биологии. И станет последним веком для человечества.
– Вы говорите об этом так хладнокровно.
– Даст Бог, я ошибаюсь.
Горка углей в камине рухнула, и в плоти огня открылась тлеющая рана.
– А сейчас, – Пендергаст поерзал, – почему бы не перейти к тому, что ты отыскала?
– Разумеется. – Констанс поднялась и отошла к стеллажу, откуда вернулась с несколькими томами ин-октаво. – Аббат Тиртемий, «Liber de Angelis», тексты Макмастера, «Заклятая книга Гонория», «Secretum Philosoforum» и, конечно же, «Ars Notorium». В них я нашла заклинания для вызова дьявола, образцы договора на продажу души и тому подобное. – Девушка положила книги на столик. – Все книги якобы написаны очевидцами – на латыни, древнегреческом, арамейском, старофранцузском, староскандинавском и среднеанглийском. Еще я нашла гримуары.
– Учебники по магии, – кивнул Пендергаст.
– Самый известный – «Ключ Соломона». Многие из документов некогда принадлежали тайным обществам и орденам. Средневековая знать нередко объединялась в такие организации, очевидно, чтобы заниматься активными сатанинскими практиками.
Пендергаст снова кивнул.
– Мне особенно интересны записи о том, когда дьявол приходит забрать долг.
– Таких много. – С легким выражением неприязни Констанс указала на изъеденную червями обложку «Ars Notorium». – Например, «Сказание о Джеффри, магистре Кентском».
– Продолжай.
– Рассказ не далеко ушел от «Фауста», разве что в деталях. Герой – высоко образованный человек, неспокойный, неудовлетворенный. Он находит рукопись, далее – вызов дьявола, нарушенные обещания и «счастливый» конец. В начале пятнадцатого века наш герой работал в Оксфорде, преподавал химию и математику. Его страстью стали простые числа, он потратил годы на то, чтобы вычислить их. Видя, что некоторые из вычислений занимают больше года, магистр осознал, что без помощи не обойтись, иначе дело останется незавершенным. Так ученый заключил договор с дьяволом. В Ориэл-колледже, где он преподавал, поговаривали, что из комнаты ученого доносились пение, ужасный запах, необъяснимые звуки, а в окнах далеко за полночь мерцали огни. Продолжая преподавать, магистр не бросил алхимических изысканий, и вскоре стало известно, что он сумел преобразовать свинец в золото. Слава о магистре Джеффри разошлась далеко, и сам король Генрих Шестой сделал его членом ордена золотого потира. Ученый опубликовал книгу «Девять чисел Господних», а его мудрость и образованность стали известны за пределами Европы.
Затем все изменилось. На пике славы магистр стал нервным, подозрительным, странным. Он часто болел, запирался у себя в комнате и подпрыгивал на месте при малейшем звуке. Он худел, а глаза его были "аки велики запавши очи тельца, приведенного на убой". Он велел обить двери своей комнаты железом и поставить медные замки.
Однажды утром, когда магистр не вышел завтракать, студенты отправились к его келье. Дверь оказалась заперта, а до горячей ручки нельзя было дотронуться. Пахло фосфором и серой.
Только с большим трудом студенты смогли вломиться. Они застали ужасное зрелище: полностью одетый Джеффри, магистр Кентский, нашелся на деревянном ложе, словно готовый к погребению. На теле не было ни порезов, ни переломов, ни синяков. Однако сердце магистра лежало рядом, частично обгоревшее. Говорят, оно билось, пока его не окропили святой водой, и тогда оно взорвалось. В детали вдаваться, пожалуй, не стоит.
Констанс отпила чаю, поставила чашку на место и улыбнулась.
– А в тексте описывается сам вызов Князя тьмы? – спросил Пендергаст.
– Вызывающий демонов вставал в центр круга диаметром в девять футов, который чертил на полу ритуальным ножом артаме. Нередко в большой круг вписывались окружности поменьше или даже пентакль. Но прежде всего необходимо было помнить, что нельзя выходить за пределы круга – только так вызывающий мог защититься от демона.
– А что происходило, когда являлись демоны?
– Составлялся договор. В обмен на бессмертную душу обычно требовали здоровье, богатство, знания. Прототипом историй, особенно их конца, разумеется, служит «Фауст».
Пендергаст ободряюще кивнул, и Констанс продолжила:
– Заключив договор с дьяволом, Фауст получил все, в чем так нуждался: силу – земную и неземную, а в придачу кое-что еще: доктор постоянно жаловался, будто за ним следят глаза со стены, что его преследует звук, очень странный, похожий на скрежет зубов. И несмотря на то что у Фауста было все, что только мог пожелать смертный, он не знал покоя. В конце концов, когда срок договора стал истекать, он взялся за Библию – читал ее и во весь голос каялся. Последние дни он провел в компании собутыльников, обливаясь слезами, причитая и умоляя небо замедлить ход времени.
– «О lente, lente, curritie noctis equi»[24], – тихо, нараспев произнес Пендергаст.
– Кристофер Марло, – немедленно подхватила Констанс, – «Доктор Фауст», акт пятый, сцена вторая. – И продекламировала:
- Светила движутся, несется время;
- Пробьют часы, придет за мною дьявол,
- И я погибну[25].
По лицу Пендергаста пробежала улыбка.
– По легенде, после полуночи из комнаты Фауста раздались ужасные вопли. Никто из гостей не решился войти и проверить, но утром комната напоминала скотобойню: стены были забрызганы кровью. В углу отыскалось глазное яблоко, а на одной из стен висел размозженный череп. Прочие останки нашлись в аллее, в куче конского навоза. Рассказывали, будто... – Девушка прервалась, когда в дверь постучали.
– А вот и сержант д'Агоста. – Пендергаст взглянул на часы. – Войдите, – сказал он уже громче.
Дверь медленно открылась, и в комнату вошел Винсент д'Агоста – грязный, в порванной униформе, исцарапанный, весь в крови.
– Винсент! – Пендергаст резко встал.
Глава 16
Д'Агоста рухнул в кресло словно подкошенный. Казалось, его естество разделилось надвое: первая половина уже онемела, а вторая пульсировала болью.
Так, значит, вот где поселился Пендергаст – в темном холодном особняке, похожем на дом с привидениями. И как он только променял свой домище в Вест-Сайде на этот музей, уставленный чучелами и скелетами животных!.. Среди комнат, увешанных полками со всяческой хренью, библиотека – с огнем в камине и мягкими креслами – напоминала оазис.
У Пендергаста определенно вертелось на языке энное количество вопросов, но д'Агосту больше заботили собственные болячки.
– У вас такой вид, будто вы удрали из лап самого дьявола, – заметил Пендергаст.
– Вы не далеки от истины.
– Хереса?
– А холодного пива не найдется?
Оскорбленный в лучших чувствах, Пендергаст предложил:
– «Пилзнер» подойдет?
– Сгодится любое.
Оказалось, в библиотеке был еще кое-кто – девушка в платье цвета лососины поднялась из кресла и вышла. Вскоре она вернулась, неся на подносе бокал пива. Благодарно мыча, д'Агоста принялся пить.
– Спасибо... э-э...
– Констанс, – мягко подсказала девушка.
– Констанс Грин, – уточнил Пендергаст. – Моя подопечная. А это сержант Винсент д'Агоста, мое доверенное лицо. Он помогает мне в этом деле.
Д'Агоста глянул на Пендергаста. Какая еще, к черту, подопечная?! Присмотревшись, он нашел, что в девушке нет ничего особенного, однако этим она и была красива – привлекала простотой внешности, блеклостью черт. Из-под кружевного переда пуритански скромного платья проступали упругие груди, глядя на которые, д'Агоста ощутил отнюдь не скромный – и далеко не пуританский – позыв в чреслах. Одежду девушка носила старинную, но выглядела не старше, чем на двадцать. И только глаза – выразительные фиалковые глаза – не позволяли назвать юную леди ребенком. Не позволяли никак.
– Рад познакомиться. – Выпрямившись, д'Агоста поморщился.
– Где болит? – спросил Пендергаст.
– Да почти везде. – Он сделал еще один затяжной глоток.
– Расскажите, что случилось.
– Начну с начала. – Д'Агоста отставил бокал. – Первой я опросил леди Милбэнк. С ней вышел полный облом, она только и говорила, что о своем новом изумрудном ожерелье. С Катфортом дело обстояло не лучше: он изворачивался, пытаясь объяснить, зачем Гроув ему звонил, а на прямые вопросы если и отвечал, то уклончиво. Последним я зашел к Балларду в атлетический клуб. Так вот он заявил, будто Гроува знает едва-едва и вообще не помнит, о чем они разговаривали. Мол, понятия не имеет, где Гроув раздобыл его номер... Короче, клиент врет, краснеет и, главное, не пытается этого скрыть.
– Занятно.
– Да, руки так и чешутся с ним поработать. С этим здоровым, уродливым му... – Д'Агоста оглянулся на девушку, – мужчиной. По сути, он меня продинамил. Я ушел, перекусил в баре «У Маллина». По пути несколько раз мне на глаза попадался золотистый «шевроле-импала». Затем на метро я добрался до Девяносто шестой улицы, оттуда – пешком до Риверсайд. А на Сто тридцатой снова появился «шевроле».
– Вы шли на север или на юг?
– На север, – не совсем понимая, к чему клонит напарник, ответил д'Агоста.
Пендергаст кивнул.
– Я просек, – продолжил сержант, – что намечается заварушка, и побежал в Риверсайдский парк. Из машины вылезли двое парней с пистолетами. Метко били, ничего не скажешь – с лазерными-то прицелами. Я драпал от них через весь парк, потом выбежал к Вест-Сайдскому шоссе и наткнулся там, внизу, на забор. Думал, конец. Но тут смотрю, ярдах в пятидесяти – разбитая машина, прошла сквозь забор да так и осталась гнить. На шоссе я оторвался, поймал тачку, и меня подбросили до следующего выхода. Такси не нашел, плелся пешком назад через тридцать кварталов. Все ждал, когда появится «импала». Представьте себе, идешь в тени, боишься выйти на свет, и вдруг становится тихо...
Пендергаст снова кивнул.
– Получается, пока один вел машину, второй спустился за вами в метро. Потом они соединились, чтобы отрезать вам путь.
– Я тоже так подумал. Старый трюк.
– Вы стреляли в ответ?
– Ага, но пользы...
– Куда же делась ваша хваленая меткость?
– Ну, – д'Агоста отвел взгляд, – глаз чуть замылился.
– Вопрос в том, кто подослал убийц.
– Они появились чертовски скоро после того, как я тряхнул Балларда.
– Не думаете, что слишком уж скоро?
– Баллард не из тех, кто выжидает. Он парень резкий.
Пендергаст кивнул.
Пока длился рассказ, юная леди хранила вежливое молчание. Потом она поднялась с дивана.
– С вашего позволения, – сказала она, – я покину вас, дабы вы могли обсудить дело сугубо меж вами.
Читать бесплатно другие книги:
