Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период (адаптирована под iPad) Акунин Борис
Половецкая степь, Русь, а также всё, что находилось за Русью, курултай «отдал» улусу Джучи. Первенец Чингисхана к тому времени уже умер, его молодого наследника звали Бату (в русских летописях – «Батый»). Он и стал формальным предводителем Западного похода, хотя на самом деле войском командовал лучший монгольский полководец Субэдей, уже бывавший в тех далеких краях.
Силы вторжения
Самым убедительным доказательством того, что в этот период завоевание новых стран считалось общим делом всей империи, является принцип формирования армии Бату-Субэдея.
В Западном походе кроме сил улуса Джучи участвовали и контингенты из всех остальных улусов, а в командование входили сыновья и Угэдея, и Чагатая, и Толуя. В хронике монгольско-персидского историка и государственного деятеля Рашид-ад-дина, в длинном списке ханов, участников европейского похода, Бату по статусу значится лишь на девятом месте. Позднее у него возникнут трения и конфликты с двоюродными братьями, которые считали себя по меньшей мере ровней сыну «меркита». Однако Запад всё же «принадлежал» улусу Джучи, и субординационно остальные принцы находились по отношению к Бату в подчиненном положении.
Размеры армии Бату оцениваются по-разному. В русской исторической традиции часто фигурировали цифры в триста и даже пятьсот тысяч человек, для чего некритически брались сведения из летописей. Неправдоподобное преувеличение объяснялось патриотической «обидой» и желанием «оправдать» ужасный разгром. Карамзин пишет: «Сила Батыева несравненно превосходила нашу и была единствен- ною причиною его успехов. Напрасно новые историки говорят о превосходстве Моголов в ратном деле: древние Россияне, в течение многих веков воюя или с иноплеменниками, или с единоземцами, не уступали как в мужестве, так и в искусстве истреблять людей, ни одному из тогдашних европейских народов. Но дружины Князей и города не хотели соединиться, действовали особенно, и весьма естественным образом не могли устоять против полумиллиона Батыева».
Никакого полумиллиона и даже трехсот тысяч не было и быть не могло.
Известно, что вся монгольская армия к моменту смерти Чингисхана насчитывала 129 тысяч человек, и при Угэдее больше она не стала. Эти силы пришлось поделить между четырьмя направлениями, из которых европейское было не главным.
Из источников мы знаем, что улус Джучи вначале получил очень небольшую часть армии – всего четыре тысячи настоящих монгольских воинов. Конечно, с их помощью были обучены и подготовлены новые части из тюркских племен. Непосредственно перед походом пришли подкрепления из других улусов, весьма значительные.
И всё же речь вряд ли может идти о сотнях тысяч. Современные историки считают реалистичными цифры в пределах от 30 до 100 тысяч воинов (самая вероятная – тысяч пятьдесят), что по русским и европейским меркам все равно было гигантской силой. Ни одно из русских княжеств не могло вывести в поле сопоставимое число ратников. Вряд ли это удалось бы и какому-нибудь европейскому королевству.
Если учитывать бережливое отношение монгольского командования к личному составу и обыкновение присоединять к войску отряды покоренных народов, получается, что у Субэдея и Бату сил для завоевания Европы было вполне достаточно. А боевые качества и уровень военного искусства этого войска находились на таком уровне, что его численность – здесь придется не согласиться с Карамзиным – никак не была «единственною причиною его успехов».
Подготовительный этап
Хроника сообщает о войсках, выступивших из Монголии: «Они все сообща двинулись весною бичин-ил, года обезьяны (1236), и лето провели в пути». Осенью того же года армия соединилась и разбила Булгарию – долгая история этого волжского царства, выдержавшего на своем веку немало потрясений, на этом заканчивается.
Идти дальше, на Русь, завоеватели не спешили. Они обосновывались в новых краях основательно и надолго. Изучали пути для наступления, обеспечивали тыл, собирали разведывательные сведения, добивали или привлекали на свою сторону окрестные племена, обучали новобранцев. Возможно, именно в этот период Бату-хан выбрал место для будущей столицы своего улуса – чтобы она удобно располагалась между завоеванными территориями и метрополией.
Приготовления к вторжению длились больше года – Субэдей вообще был из тех, кто медленно запрягает, зато потом очень быстро едет. Очевидно, он нарочно ждал снега и холодов. Суровая зима не раз будет спасать Россию от иноземных армий, но монголы привыкли к морозам, а по замерзшим рекам передвигаться им было проще и быстрее, чем продираться через густые леса и топи.
Итак, огромное вражеское войско простояло невдалеке от русских рубежей много месяцев. Наверняка до Руси доходили вести о монгольских победах, добирались беглецы, однако и теперь, уже перед самым нашествием, обреченная страна не готовилась к обороне. Соловьев пишет: «Толпы булгар, избежавших истребления и плена, явились в пределах русских и просили князя Юрия дать им здесь место для поселения; Юрий обрадовался и указал развести их по городам поволжским и другим». Обрадовался – и всё. А ведь Юрию, великому князю владимирскому, сыну Всеволода Большое Гнездо, и по своему положению старшего из русских государей, и просто из опасения за собственное будущее (земли Юрия Всеволодовича находились недалеко от Степи) более чем кому-либо надлежало бы озаботиться восточной угрозой.
Но нет. Владимирская летопись в это время сообщает о том, что в соборном храме поставили новый киот и расписали придел. Новгородская летопись пишет о незначительных стычках с «безбожной Литвой», о приезде митрополита-«гречина» и о строительстве нового монастыря.
Русь не предчувствовала своего конца и, казалось, была поражена странной слепотой. Но ничего загадочного в этой безмятежности нет, она объясняется очень просто. Каждый князь был целиком поглощен своими мелкими заботами и больше ничем не инте- ресовался – не то что разгромом булгар, но, как мы увидим, даже нападением степных полчищ на другое, русское же княжество. Кипучего Мстислава, который, пускай на беду Руси, но всё же сумел собрать большое коалиционное войско в 1223 году, уже не было в живых. Единой страны давно не существовало; ее народ хоть и говорил на одном языке, однако жил поврозь. Единой нацией он ощутит себя еще очень нескоро. Нашествия и набеги чужеземцев на родственников и соседей часто будут восприниматься Рюриковичами не как общая беда, а, наоборот, как подарок судьбы и возможность поживиться за счет ослабленного княжества.
Так и вышло, что худшее за всю историю испытание застало Русь разрозненной и не готовой к серьезному сопротивлению.
Завоевание
Повторю еще раз: нет сомнений, что армия Бату-Субэдея, гораздо более сильная, чем на Калке, разгромила бы и объединенное войско Древней Руси, однако раздробленность и полное отсутствие какой-либо солидарности облегчили монголам задачу. Они получили возможность спокойно расправиться с русскими областями поодиночке, да еще сделать перерыв для отдыха и пополнения сил.
Военных кампаний, собственно, было две. Первая началась в конце 1237 года и была направлена против северной Руси. Вторая – против южной и дальше, в Западную Европу.
Северная кампания
Начали монголы с пограничной Рязанской области. Как водится, беде предшествовало плохое предзнаменование – затмение солнца, согласно летописи, длившееся пять дней. Впрочем, это природное явление случилось еще в августе, война же началась только в декабре. «В то лето придоша иноплеменьници, глаголемии Татарове, на землю Рязаньскую, множьство бещисла, акы прузи [саранча]».
В «Повести о разорении Рязани Батыем» рассказывается о том, что вначале «татарове» прислали в Рязань парламентеров. Этот текст является именно повестью, а не хроникой; он, по-видимому, написан много позднее и содержит множество легенд, к которым не следует относиться как к историческим фактам, однако, исходя из того, что нам известно о военных обычаях монголов, послы, скорее всего, действительно прибыли. Выдвинутые требования, по монгольским понятиям, были умеренными: покориться и отдать десятую часть людей, имущества и «князей» (вероятно, речь шла о заложниках), но рязанцам условия показались нелепыми, а послы «бездельными», то есть присланными невсерьез.
Рязанский князь попросил подмоги у Юрия Всеволодовича Владимирского, но тот не откликнулся на зов, «сам хоте особь брань створити». Должно быть, рассчитывал, что с монголами будет легче справиться, когда они растратят силы в борьбе с Рязанью, а может быть, надеялся, что степняки удовольствуются добычей и повернут обратно, как это не раз делали половцы. На помощь Юрию Игоревичу Рязанскому пришли лишь его близкие родственники, совсем мелкие князья.
С этими небольшими силами думать о сражении не приходилось. Отсидеться за городскими стенами тоже не удалось. Бревенчатые укрепления Рязани не могли долго продержаться против китайской осадной техники. В пять дней (согласно нашей хронике) или в три (согласно монгольской) город был взят и сожжен, а все его жители как не подчинившиеся воле хана уничтожены. Юрий Игоревич, по-видимому, пал в бою, хоть «Повесть о разорении» относит его гибель к более позднему времени.
Уже не художественное произведение, а летопись (Лаврентьевская) рассказывает, что захваченных рязанцев расстреливали из луков и распинали, но последнее, видимо, является художественным преувеличением, которое должно было подчеркнуть антихристианский дух языческого нашествия. Обычно монголы убивали пленных быстро и деловито, без церемоний.
Рязань прекратила существование; впоследствии город с тем же названием будет находиться в другом месте.
Хроника Рашид-ад-дина к этому времени уже ставит Бату на первое место среди ханов. О взятии Рязани (она названа «Арпан») сообщается коротко – видимо, ничего примечательного в этом событии не было, однако поминается, что «русский эмир по имени Урман» (коломенский князь Роман Ингваревич) дал монголам сражение в открытом поле и пал в бою, однако победа далась завоевателям нелегко – они потеряли Кулкана (Кюль-хана), сына Чингисхана от одной из младших жен. Это произошло уже в январе 1238 года. Далее, взяв городок «Макар» (Москву), войско пошло на столицу Юрия Всеволодовича – Владимир.
Великий князь, отказавшийся помочь Рязани, всё еще не был готов к решительной битве. Он оставил Владимир на попечении двух сыновей, Всеволода и Мстислава, а сам отошел к Волге, чтобы завершить сбор войск. Должно быть, Юрий Всеволодович надеялся, что хорошо укрепленный город выстоит до подхода основных сил.
Но столица продержалась всего несколько дней. Монголы взяли город по всей инженерной науке: быстро построили тын, замкнув периметр, проделали проломы и взяли штурмом сначала внешнее, а затем и внутреннее кольцо стен. «Они ожесточенно дрались», – признает Рашид-ад-дин мужество обороняющихся.
Когда стало ясно, что надежды нет, один из княжичей, Всеволод, вышел с дарами и попробовал начать переговоры о сдаче, но Бату-хан не мог принять капитуляцию у тех, кто уже пролил монгольскую кровь. Всеволод и его свита были перебиты.
Семья великого князя, епископ и множество других знатных и незнатных владимирцев затворились в соборе, уповая на Божье чудо. Но чуда не произошло. Нападающие сожгли церковь вместе со всеми, кто в ней находился.
Сразу после захвата главного вражеского города монголы, следуя всегдашней тактике, разделились на группы и до конца февраля заняли все основные поселения владимиро-суздальской и ростовской областей.
Лагерь Юрия Всеволодовича находился на берегу речки Сити, притока Мологи, которая впадает в Волгу. Великий князь потерял столицу, семью, почти все владения, но у него еще оставалось войско. К сожалению, он не был искусным полководцем и не понимал, как воевать с таким противником. Находясь на своей собственной территории, среди родных лесов, Юрий владел ситуацией хуже, чем чужеземцы. Не зная, с какой стороны ожидать удара, он стоял на месте и позволил Субэдею окружить себя.
Решительное сражение произошло 4 марта 1238 года на берегу Сити. Стратегическое, численное, качественное преимущество было на стороне монголов. Им к тому же удалось напасть на русских врас- плох («и нача князь полки ставити и се внезапу приспеша Татарове»).
Охваченное в кольцо владимирское войско было почти полностью истреблено. Юрий погиб в схватке. Его отрубленную голову принесли Бату-хану.
«И бысть сеча зла, и побегоша пред иноплеменники», – горестно пишет наша летопись. Монгольская же о битве вообще не поминает, не находя в этом бою, одном из многих, ничего особенного. А между тем именно этот день, 4 марта 1238 года, может считаться самой черной датой отечественной истории. С этого момента Древняя Русь прекратила свое существование как самостоятельная политическая величина. Дальнейшее сопротивление нашествию носило уже неорганизованный, фрагментарный характер, и вождя у разбитой стороны теперь не было.
Князь ВасилькоИз всех жертв разгрома на реке Сити нашим летописцам отчего-то жальче всего ростовского князя Василько Константиновича. Он был «лицом красен, очима светел и грозен, хоробр паче меры на ловех [на охоте], сердцем легок». Очевидно, Василько слыл доблестным воином не только среди русских, но его слава дошла и до монголов. Вопреки своему правилу безжалостно убивать вражеских военачальников, для ростовского князя они сделали исключение: взяв в плен, стали звать к себе на службу. Вероятно, Бату-хан счел, что теперь Русь завоевана и пора присоединить к своей армии местные воинские отряды, как монголы это делали повсюду.
Но Василько отказался служить врагам и не принял от хана угощения (этому ритуалу монголы придавали большой смысл, а отказ воспринимали как оскорбление). Непреклонного пленника предали казни и бросили его тело в лесу. «Излише [очень сильно] же слугы свои любляше, мужьство же и ум в нем живяше, правда же и истина с ним ходяста», – скорбит по Васильку летописец, и эти слова звучат панегириком удалым, вольным князьям ранней Руси. Их время закончилось.
Сразу же после победы на Сити монголы, действуя по плану, видимо, разработанному заранее, двинулись на самый богатый русский город – Новгород. По дороге они грабили и жгли поселения, а людей убивали, следуя Чингисхановым правилам психологической войны. Пал бы, конечно, и Новгород, но северо-западный регион спасла от беды защитница-природа.
Морозов захватчики не боялись, но в 1238 году случилась ранняя весна. К концу марта реки и болота растаяли, леса и дороги стали непроходимыми от распутицы.
Боясь погубить лошадей, монголы повернули на юг, не дойдя всего ста километров до цели. Так Новгород, а вместе с ним и Псков избежали жестокой участи других русских городов, что поставило эти две области в привилегированное положение, сохранявшееся на протяжении всего татаро-монгольского владычества.
Разгромив князей Северной Руси, самых сильных в военном отношении, Субэдей и Бату сочли главную задачу выполненной и ушли назад в Степь готовиться к следующему, более трудному и дальнему походу.
О легендарном и подлинном героизмеЛегкость, с которой монголы завоевали Русь, отечественным авторам последующих эпох казалась обидной. Так возникли утешительные для национального самосознания легенды о героическом сопротивлении – красивые, но, похоже, вымышленные. Восходят они в основном к уже поминавшейся «Повести о разорении Рязани Батыем», самый ранний список которой датируется XVI столетием.
Там есть трогательное сказание о Евпраксии, жене княжича Федора, сына Юрия Рязанского. Будто бы княжич был отправлен с посольством к Батыю, моля не идти на Русь войной, а сладострастный хан, «в похоти плоти своея», потребовал прислать ему жену Федора, «лепотою-телом красна бе зело». Федор с презрением отказался и был предан смерти. Услышав о гибели супруга, красавица Евпраксия взяла на руки маленького сына, кинулась из окна превысокого своего терема и разбилась. Эпизод этот несомненно является художественным вымыслом, но таким красивым, что церковь впоследствии канонизировала Евпраксию, даже несмотря на совершенный ею смертный грех самоубийства.
Еще одна легенда, о Евпатии Коловрате, получила такое распространение, что даже входила в школьные учебники. В «Повести» рассказывается о храбром рязанском воеводе Евпатии Коловрате, который вернулся на родину уже после ее разорения, собрал дружину в тысячу семьсот воинов, погнался за Батыем, настиг его и многих татар порубил. Батый послал против Коловрата армию под командованием своего шурина, но наш богатырь рассек язычника «до седла», а войско его уничтожил.
Справиться с Коловратом в честном бою поганые не могли и перебили его дружину лишь с помощью ме- тательных орудий. Когда же Батыю доставили тело убитого воеводы, хан воскликнул: «Аще бы у меня такий служил, держал бых его против сердца своего!» – и позволил похоронить героя с честью.
К сожалению, никаких других упоминаний о доблестном Коловрате не сохранилось, хотя в монгольской летописи не обойдены молчанием реальные случаи упорного сопротивления русских.
Так Рашид-ад-дин повествует, вполне почтительно, о не придуманном, а подлинном героизме жителей городка Козельска, который доставил Бату-хану гораздо больше хлопот, чем хорошо укрепленные крепости. Есть этот рассказ и в русских летописях.
Там правил князь Василий из черниговской ветви Рюриковичей, еще совсем мальчик. Он отказался сдаться. Городок находился на пути движения основных сил Бату-хана, поэтому монголы решили взять крепостцу с ходу. Но жители Козельска с мала до велика вооружились кто чем мог, вышли на стены и отбили все штурмы. Пришлось устраивать настоящую осаду, однако и она не сломила дух защитников. Город продержался целых семь недель и был взят лишь тогда, когда в живых никого не осталось.
По летописи, очевидно утрирующей малолетство князя Василия, он будто бы не просто погиб, а «во крови утонул». Все население, включая младенцев, было истреблено.
Монгольская хроника повествует: «Бату подошел к городу Козельску и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им», так что пришлось ждать подхода туменов Кадана (сына великого хана) и Бури (сына Чагатая). Тверской летописец присовокупляет, что при осаде монголы потеряли четыре тысячи человек, в том числе трех княжичей, и что Бату повелел именовать Козельск «Злым Городом».
Возможно, потери, понесенные при взятии малозначительной крепости, стали еще одной причиной более чем двухлетней передышки, которую устроили себе монголы прежде чем идти дальше на Запад.
Южная кампания
Судя по тому, как долго пришлось Бату-хану восполнять убыль в людях и лошадях, первый русский поход обошелся монгольской армии недешево. Пришлось восстанавливать боеготовность поредевших туменов – обучать новых воинов, дожидаться подкреплений. Вторая стадия войны, целью которой была вся Европа, требовала больше войск, чем покорение Руси.
В течение следующего 1239 года монголы ограничились усмирением неспокойных северокавказских племен – понадобилось укрепить тыл. С той же целью добили старого врага – хана Котяна, который теперь окончательно ушел из родных степей и увел остатки своей орды, сорок тысяч человек, к венгерскому королю.
Какие-то небольшие отряды заглянули в пограничные районы Владимирского княжества, но жители заранее узнали о приближении монголов и в ужасе бежали прочь.
Единственным более или менее серьезным военным предприятием этого периода был поход на Чернигов, но сам Бату в этой экспедиции не участвовал. Лишь один из Ольговичей, потомков Олега «Гориславича» (того, что когда-то привел на Русь половцев), издавна владевших этой областью, князь Мстислав осмелился вступить в бой, но был разбит, а город быстро пал. Сам черниговский князь Михаил Всеволодович сидел в Киеве и выйти оттуда не решился. Однако, когда монголы отправили к нему послов, предлагая сдаться, этот вспыльчивый властитель приказал посланцев умертвить. Затем, уже зная, какие последствия будет иметь этот поступок, Михаил не стал дожидаться возмездия и уехал из Киева в Венгрию, где понемногу скапливались беглецы от монгольского нашествия. (На отношении русских историков к фигуре Михаила Черниговского сильно сказалась его мученическая кончина, до которой мы еще дойдем, и последующая канонизация, но вообще-то этот князь не отличался ни храбростью, ни дальновидностью.)
Неудивительно, что свою вторую кампанию, целью которой было завоевание всей Европы, Бату-хан начал именно с Киева. К этому времени городом владел Даниил Галицкий, государь осторожный и рассудительный. Он не повел на монголов свое сильное войско, а предпочел отойти, рассчитывая, что основное направление монгольского удара пройдет мимо его столицы Галича. Киевским гарнизоном остался командовать тысяцкий Дмитр.
Здесь у разных историков встречаются расхождения: кто-то относит эпизод с убийством послов к событиям именно этого, а не более раннего периода. Однако это маловероятно, и скоро мы увидим почему.
Город окружила вся монгольская орда. «И нельзя было голоса слышать от скрипения телег его, от рева множества верблюдов его, ржания стад коней его, и была вся земля Русская наполнена воинами», – пишет Галицко-Волынская летопись.
Китайские осадные орудия сокрушили стены, но Дмитр не сдался и бился до последнего. Вместо захваченных стен киевляне возводили новые линии обороны. Наконец, 6 декабря пал последний оплот, Богородичный собор. Должно быть, стойкость защитников была поистине героической, потому что Бату-хан нарушил всегдашнее правило уничтожать сопротивляющихся до последнего человека. Известно, что раненого и захваченного в плен Дмитра хан не только помиловал в уважение к его доблести («и не убиша его мужьства ради его»), но оставил при себе. Если бы монгольских послов умертвили по приказу Дмитра, такого, конечно, не произошло бы.
Вскоре после взятия Киева монголы достигли западного края русских земель. Они разорили половину Галицкой земли, не получив отпора от князя Даниила, который на это время, как и многие перед ним, удалился в Венгрию. Но надолго монголы в Западной Руси не задержались. Летописец считает, что это тысяцкий Дмитр, пользовавшийся у Батыя уважением, убедил хана двигаться дальше.
А дальше начиналась уже собственно Европа – новые земли, новые враги, новые походы.
Некоторые Чингизиды сочли, что их обязательства теперь выполнены, и повернули назад, уводя с собой свои отряды. «Гуюк-хан и Менгу-хан вернулись домой и расположились в своих ордах. Вот и всё!» – таким бодрым восклицанием заканчивает Рашид-ад-дин свой рассказ о самой трагической странице нашей истории.
В самом деле: вот и всё. Прежняя Русь прекратила свое существование.
Монголы в Европе
Историки по-разному излагают и оценивают течение Европейского похода Бату-хана, однако, поскольку события происходили за пределами Руси и напрямую не связаны с нашей темой, я коротко опишу лишь общий ход боевых действий.
Запад был подготовлен к вторжению сильной, прекрасно устроенной вражеской армии не лучше, чем Русь. В Европе тоже распались или распадались ранние централизованные государства, на смену им пришла феодальная раздробленность. Кроме множества мелких раздоров внутри каждой страны существовала еще и вражда между двумя главными фигурами западного мира – римским папой и германским императором.
В военном отношении европейские армии, ударную силу которых составляла тяжелая, неповоротливая и недисциплинированная рыцарская конница, были для монголов не более опасным противником, чем дружины русских князей.
Казалось, Европа была обречена пасть под натиском стремительных ударов Субэдея – и несомненно пала бы, если б ее не спасло случайное обстоятельство, которое не позволило всемирной истории целиком повернуть в «азиатское» русло.
Очевидно, монголы хорошо знали, насколько сла- бы и разобщены страны, находящиеся западнее Руси. Только этим можно объяснить тот факт, что Бату разделил свои силы: сам пошел на Венгрию, а своего двоюродного брата Байдара (сына Чагатай-хана) отправил на Польшу. Известно, что Байдар получил под свое начало двадцать или тридцать тысяч воинов; каков был размер главной армии, точно неизвестно – предположительно тысяч пятьдесят. С этими силами монголы собирались осуществить операцию по завоеванию всей центральной Европы, применив неоднократно опробованную стратегию: охватить намеченную территорию в клещи с севера и юга, а затем сомкнуть кольцо.
Разгром Венгрии
У Бату-хана накопилось много претензий к венгерскому королю Бэле IV (1235–1270), давшему приют половецким и русским изгнанникам; к тому же венгерская равнина была удобна для перемещений больших масс кавалерии. Отсюда можно было, дав отдых лошадям, подготовить следующий этап завоевания Запада.
Поэтому весной 1241 года основная часть монгольского войска двинулась через Карпаты и, преодолев перевалы, как обычно, разделилась на отдельные корпуса, поведшие «веерное» наступление во все стороны.
Король Бэла призвал на помощь своего брата хорватского герцога и рыцарей-тамплиеров. Эта объединенная армия, по-видимому, численно превосходила монгольскую. Сошлись у реки Шайо, в северо-восточной Венгрии. Сражение, произошедшее 11 апреля 1241 года, можно считать образцом монгольского военного искусства.
Скрытно форсировав реку, Субэдей обошел укрепленный неприятельский лагерь с фланга, а Бату тем временем захватил мост. Потом монголы стали осыпать скученного неприятеля стрелами, обстреливать из камнеметов, а когда венгры дрогнули, ударила тяжелая конница.
Имея недостаточное количество воинов, чтобы замкнуть кольцо, Субэдей и это обстоятельство обратил себе на пользу. Он нарочно оставил зазор, чтобы врагу было куда ретироваться. Отступление перешло в беспорядочное бегство, и монголы в течение шести дней преследовали разбитого противника, почти полностью уничтожив его и ворвавшись на плечах беглецов в венгерскую столицу Пешт.
Так катастрофически завершилось первое же крупное столкновение европейского войска с мон- гольским. Сильное венгерское королевство было разбито в одном сражении.
Бэла бежал в Австрию, а победители принялись грабить города захваченной страны. По разным оценкам, Венгрия потеряла от 15 до 25 процентов своего населения убитыми и угнанными в рабство.
Один из монгольских отрядов отправился наказать Хорватию за помощь венграм, другой пошел навстречу корпусу Байдара, возвращавшемуся из Польши.
Победы Байдара
На севере монголам тоже повсюду сопутствовал успех.
В начале 1241 года царевич Байдар со своими двумя (по другим сведениям, тремя) туменами вторгся в Польшу, разбив по отдельности сандомирского и краковского воевод.
Тогда навстречу грозному врагу вышла большая союзная армия, объединившая силы силезского герцога, Тевтонского и Ливонского орденов; там был даже контингент французских рыцарей.
9 апреля 1241 г. – почти день в день с битвой в Венгрии – состоялось генеральное сражение и на северном театре военных действий, близ силезского городка Лигниц (Легница). Год спустя, на Чудском озере, дружина Александра Невского покажет, что западноевропейская латная конница уступает русскому оружию; тем более не было у рыцарей шансов против монголов.
Баталия при Лигнице – еще более яркое, чем бой на реке Шайо, свидетельство абсолютного превосходства монгольского военного искусства. Пожалуй, стоит рассказать о ходе сражения чуть подробней.
Командующий польско-немецкой армией герцог Генрих Благочестивый сначала попробовал тягаться с монголами в мастерстве стрельбы, выслав вперед лучников. Байдар применил невиданный прием – устроил дымовую завесу, под покровом которой уничтожил вражеских стрелков фланговым ударом конницы.
Рыцарям пришлось идти в атаку при плохой видимости. Они оторвались от пехоты. Из дыма со всех сторон раздались крики по-польски: «Спасайся кто может!» – еще одна монгольская хитрость, вызвавшая в рядах европейцев замешательство.
Одновременно контратаковала тяжелая кавалерия Байдара, который расположил свою ставку на холме, откуда отлично просматривалось всё поле, и координировал действия своих отрядов.
Замешательство перешло в панику, паника в беспорядочное бегство. Генрих Благочестивый погиб. Его насаженную на копье голову монголы принесли к воротам Лигница.
Чтобы сосчитать число убитых врагов, Байдар приказал отрезать у трупов по уху – набралось девять мешков (какому количеству жертв соответствует этот жуткий трофей, никто из историков, слава богу, подсчитать не пытался).
После этого разгрома с Польшей было покончено. Недели две пограбив города и селения, корпус Байдара повернул к югу.
Он прошел через территорию современной Чехии, широко развернув свои отряды. Существует легенда, что богемский король Вацлав разбил монголов в битве при Оломоуце и тем самым спас Западную Европу от завоевания, но это именно что легенда – вроде нашей о Евпатии Коловрате. Она появилась только в девятнадцатом веке. Если какая-то неудачная для монголов схватка и произошла, то малозначительная и ничего не изменившая.
Первый этап европейского похода завершился полным успехом Бату-хана. Венгрия и Польша были побеждены, корпуса армии соединились в одну мощную силу. Войска отдохнули и были готовы к движению дальше.
Вся Западная Европа пришла в смятение, ожидая нашествия. Папа Григорий IX призвал государей к крестовому походу против «тартар»; император Фридрих II, чьи земли теперь непосредственно соседствовали с монгольской территорией, тоже рассылал послов ко всем дворам.
Однако повторялась история с завоеванием Руси: чем дальше от места событий находились владения феодала, тем меньше он тревожился, а о совместных действиях папы и императора, заклятых врагов, речи идти не могло.
Чудесное избавление
Всё шло к тому, что через год-другой европейский континент станет частью улуса Джучи, но на Востоке произошло одно вполне обыкновенное событие: заболел и умер пожилой, не особенно выдающийся человек – великий хан Угэдей.
Однако империи, в особенности военные, устроены таким образом, что кончина правителя повергает всю вроде бы незыблемую пирамиду в содрогание. Сложная система наследования, предполагавшая альтернативность кандидатов, еще больше осложняла периоды междуцарствия.
Монгольская ямская почта, конечно, была превосходна, но ей пришлось преодолеть десять тысяч километров, и во многих местах дорога проходила по разоренным, опасным местам. Когда в Венгрии и Силезии произошли масштабные сражения, Угэдей был уже четыре месяца как мертв, но Бату об этом еще не знал. Когда же наконец узнал, то забыл о Европе и заторопился на восток.
Великий курултай для него, как и для других членов императорского дома, был делом огромной важности. Слава победителя Запада и огромные завоеванные территории сильно повысили статус этого несколько сомнительного внука Чингисхана; он не мог претендовать на престол сам, однако имел шансы провести своего кандидата – если успеет вернуться вовремя. Возвращаться же был смысл лишь с войском, размер которого явится важным аргументом в споре за трон.
При этом Бату-ханом двигало не только честолюбие, но и инстинкт самосохранения. Дело в том, что после окончания русского похода Гуюк-хан и Бури-хан, двоюродные братья главнокомандующего, ушли обиженные. Они-то уже находились в Монголии и, если б на выборах верх одержала их партия, Бату-хану было бы несдобровать. За промедление он мог заплатить не только положением, но и жизнью. Это соображение было существеннее завоевания какой-то там Германии или Франции. Ради того чтоб не распылять силы, Бату-хан даже оставил уже покоренную им центральную Европу.
Западная Европа была спасена – точно так же, как в 1259 году после смерти великого хана Мункэ спасутся от, казалось бы, неизбежной гибели Дамаск и Сунский Китай. А Восточной Европе не повезло – она находилась слишком близко от нижней Волги, где, на полпути между Востоком и Западом, Бату-хан решил устроить столицу своего улуса.
Так оборвалось, не завершившись, наступление монгольской империи на Европу. Над большей частью континента тьма рассеялась; лишь одна из европейских стран, Русь, надолго погрузилась во мрак.
Можно выразиться и иначе: Русь переместилась из Европы в Азию.
Западные соседи
Магистральная тема описываемого периода отечественной истории – драма страны, которая, завоеванная цивилизационно чуждым врагом, оказалась вынуждена модифицировать и свой собственный цивилизационный код – иначе она бы не выжила. Мы последовательно и подробно рассмотрим, как мучительно приспосабливалась Русь к непривычным условиям существования, как формировалась новая русская государственность, как готовились предпосылки для восстановления независимости. В первую очередь нас будут занимать отношения с Востоком, с Ордой, имевшие для Руси жизнеопределяющее значение. «Азиатский» сюжет является главным; он настолько извилист и запутан, что, двинувшись по этому фарватеру, мы уже не будем от него отклоняться.
Однако, как мы увидим, в развитие событий время от времени будет вторгаться и «европейский фактор» – почти всегда второстепенный, но тоже очень важный, в особенности для западных областей Руси. Я намерен посвятить этому предмету одну обзорную главу, которая даст общее представление об отношениях Руси с западными соседями в XIII–XV веках; полагаю, что этого будет достаточно.
На протяжении данной исторической эпохи судьба нашей страны решалась не на западе.
До XIII века геополитическая ситуация, в которой существовала европейская страна Русь, выглядела следующим образом.
На востоке находилась Степь, принадлежавшая половцам, с которыми у восточнорусских княжеств установилось пускай проблемное, но все же довольно прочное равновесие сил.
Западные и юго-западные княжества то враждовали, то мирились с Венгрией и Польшей.
На северо-западе обитали балтийские и финские племена, особенно не докучавшие русским областям и, наоборот, сами являвшиеся объектом русской экспансии.
Главным же политическим и экономическим партнером для Руси с самого момента ее рождения была великая Византия.
Но в тринадцатом столетии расстановка сил и положение дел в восточной половине европейского континента разительно переменились.
В 1204 году крестоносцы захватили Константинополь, и с политической арены исчез самый важный игрок. (Позднее империя возродится, но никогда уже не будет иметь для Руси прежнего значения – разве что в церковном смысле.) Польша вошла в период междоусобиц и перестала быть единым государством. После монгольского нашествия пришла в упадок и Венгрия, хоть и не попавшая под власть Орды, но разоренная еще больше, чем Русь. Что касается Руси, то она, разумеется, тоже очень ослабела – и в политическом, и особенно в военном отношении.
Однако геополитика, как природа, не терпит пустоты. Вместо прежних центров силы возникли новые.
Русь, до сих пор бывшая восточным форпостом Европы, теперь превратилась в западный форпост Азии. Та часть русских земель, которая попала в состав улуса Джучи, лишившись независимости, взамен получила покровительство новых властителей, что хоть полностью и не устранило опасность западной агрессии, но все же защищало от крупномасштабной экспансии.
Однако русские области, сохранившие полную или относительную самостоятельность, этой привилегией не обладали и воспринимались соседями как потенциальная добыча. Таким образом Западная и Северо-Западная Русь тоже столкнулась с угрозой превращения в колонию – только не азиатскую, а европейскую. В конце концов примерно половина территории бывшего киевского государства досталась западным соседям.
В течение исторического периода, охваченного данным томом, Русь оказалась вовлечена в три затяжных противостояния разного масштаба: серьезный – со скандинавами; очень серьезный – с немецкими рыцарскими орденами; наконец, критический и едва не закончившийся полным поглощением – с Литвой.
Именно в этой последовательности, по возрастанию важности, мы и рассмотрим «западные проблемы» Руси эпохи ордынского владычества.
Скандинавы
Эпоха, когда Скандинавия была гнездом морских разбойников, чьих набегов страшилась вся Европа, закончилась в XI веке. Те викинги (они же норманны или варяги), кто осел в чужих краях и попал в более развитую культурную среду, быстро ассимилировались. Часть из них прижилась на Руси и обрусела, часть поселилась во Франции и офранцузилась.
Сама Скандинавия под воздействием контактов с другими странами и вследствие внутренних причин тоже сильно переменилась: здесь распространилось христианство, вытеснившее языческие культы, и к XII столетию сформировались большие государственные объединения – датское, шведское и норвежское королевства.
С каждой из этих стран у северорусских областей начались конфликты за территории и сферы влияния – как это обычно и бывает между соседями.
Для Руси в целом скандинавская проблема являлась, в общем, малозначительной, но для Новгородской республики она была весьма болезненной; затрагивала она и интересы владимиро-суздальских великих князей, поскольку они часто одновременно княжили и в Новгороде.
На протяжении всего описываемого периода северо-западная окраина русских земель была ареной постоянных столкновений со скандинавами, а несколько раз произошли полномасштабные войны.
Датчане и норвежцы
На первых порах главным соперником русских была Дания, сильное королевство, которое в XII–XIII веках активно расширяло свои владения в балтийском регионе.
Соседом Новгорода и Пскова эта страна стала при короле Вальдемаре II (1202–1241), вошедшем в историю под прозвищем «Победоносный». Воинственный монарх, которому кроме собственно Дании принадлежала южная часть современной Швеции и север Германии (в том числе богатый торговый город Любек), в 1218 году получил от папы римского право устроить крестовый поход против эстонских язычников, с которыми не мог справиться слабый Орден меченосцев.
Вальдемар II собрал очень большую армию, для переправки которой понадобилось полторы тысячи кораблей, и в кровопролитном сражении разбил объединенное войско эстонских племен. Вблизи от места битвы крестоносцы построили крепость Реваль (по-эстонски Таллинн, «датский город») и объявили о создании герцогства эстонского, принадлежащего датской короне.
Король Вальдемар был не прочь расширить свои новые владения и за счет русских земель. Вероятно, он считал, что имеет на это право, поскольку по ма- тери был праправнуком Владимира Мономаха.
В 1240 году, когда Русь потерпела поражение от монголов, Вальдемар попробовал отобрать кусок новгородских земель (аналогичные попытки, как мы увидим, предприняли и шведы с немцами), однако русские оказались сильнее, чем рассчитывали их западные соседи.
Еще одна война случилась на рубеже XIII–XIV веков, когда датчане захотели укрепиться на русском берегу реки Нарвы, но их город был сожжен новгородцами и пришлось заключать мир.
С тридцатых годов XIV столетия в Дании начались внутренние неурядицы, и она утратила статус ведущей балтийской державы. Усилившийся Тевтонский орден сначала захватил эстонские владения Дании, а затем (в 1346 году) вынудил ее уступить эту территорию за скромную сумму в 19 тысяч марок.
Так Дания перестала быть соседом (а стало быть, и врагом) Руси.
Примерно в это же время, в первой половине XIV века, у русских начались пограничные столкновения с норвежцами. Новгородцы осваивали западный берег Белого моря; претендовали на него и норвежцы.
Первая попытка как-то урегулировать эти противоречия относится к 1326 году, когда между Господином Великим Новгородом и северным королев- ством был заключен десятилетний мир.
Но прочного мира не получилось. Хроники XIV и XV веков изобилуют сообщениями о военных столкновениях русских с норвежцами, причем агрессором попеременно выступает то одна, то другая сторона.
Особенностью этого северного противостояния было то, что речь шла не о территориальных приобретениях (места были пустынные, почти безлюдные), а о борьбе за промыслы. На кону были большие богатства: ворвань, моржовая кость, пушнина – все эти товары очень высоко ценились на европейских рынках.
Шведы
Враждебные отношения со шведами были намного острее, чем с норвежцами, и намного продолжительнее, чем с датчанами.
Это скандинавское королевство, не столь давно обратившееся в христианство, считало своей миссией распространение новой веры среди язычников, обитавших на территории современной Финляндии. Впрочем, в ту эпоху было трудно разобрать, где заканчивались идеалистические мотивы и начинались меркантильные: неся Христово слово, миссионеры заодно захватывали земли и обращали «спасенные» племена в подданство.
Ослабление Руси после монгольского нашествия побудило шведов к экспансии за счет традиционно русских зон влияния – в Карелии и в области реки Невы, то есть в непосредственной близости от новгородских владений.
Летом 1240 года шведский отряд высадился в устье Невы, очевидно рассчитывая там закрепиться. Однако надежды на то, что разбитое монголами великое княжество владимирское не сможет оказать новгородцам военную помощь, не оправдались. Сын великого князя юный Александр Ярославич нанес шведам поражение (более подробно я расскажу об этом в главе про Александра Невского), и флот отправился восвояси.
В дальнейшем все войны и конфликты между шведами и новгородцами почти всегда происходили по одному и тому же сценарию: то одна, то другая сторона пыталась утвердиться в зоне, расположенной между шведскими и русскими владениями. Это называлось правом «брать дань на кареле и ижоре».
При этом не следует полагать, будто Новгород был невинной овечкой, только и делавшей, что отбивавшейся от агрессора. Рейды и разбойные нападения были взаимными. Новгородские лихие люди, так называемые ушкуйники, иногда забирались далеко на шведскую территорию, грабя и предавая огню целые города. Той же монетой платили и шведские искатели добычи. Такие кровавые инциденты войнами не считались. Известно, что в 1339 году стороны договорились между собой без жалости истреблять подобные шайки и не считать это поводом для ссоры.
Попытки укрепиться на спорных землях всерьез, поставив там крепость, считались уже актом государственной агрессии и обычно влекли за собой войну.
Так, в 1293 году шведами был построен город Выборг, который новгородцы неоднократно пытались взять, но не смогли. Зато сильная крепость Ландскрона, поставленная на Охте, продержалась всего несколько лет; в конце концов русские ее захватили и сравняли с землей.
В 1310 году большая русская дружина под командованием смоленского князя Дмитрия Романовича переправилась через Финский залив и опустошила шведские владения, взяв большую добычу. Три года спустя шведы в отместку захватили и сожгли город Ладогу. Еще через пять лет новгородцы спалили город Або. И так продолжалось десятилетие за десятилетием, без какого-либо существенного результата. Правда, в 1323 году был заключен первый договор о границе по реке Сестре, но впоследствии он постоянно нарушался.
Лишь одна из этих бесчисленных небольших войн стоит особняком, поскольку со стороны Швеции она была попыткой не отбить кусок спорной земли, а завоевать весь Новгород.
«Отросшие бороды»Эту авантюру затеял король Магнус Эриксон (1316–1374), оставивший по себе славу сумасброда. Монарх-идеалист, запретивший рабство и крепостную зависимость, он в то же время совершил за время своего правления немало глупостей. Одной из них стал крестовый поход против русских «схизматиков».
Сначала в Новгород прибыли шведские послы и объявили вечу, что король предлагает устроить религиозный диспут между католическими и православными «философами» – чья вера правильней. Если-де победят русские богословы, то Магнус со всем своим народом перейдет в православие, а если верх одержат шведские ученые мужи, то пусть новгородцы поголовно примут латинскую веру.
У новгородцев с учеными мужами, видимо, было не очень, поэтому они ответили уклончиво: мы-де люди маленькие, веру свою получили от византийцев, вот с их патриархом и дискутируйте, а если у шведов на нас какая обида, то скажите об этом прямо. Нет у меня на вас никакой обиды, ответил на это Магнус, но если не перейдете в католичество, двинусь на вас со всей своей силой.
И двинулся. Папа позволил ему собрать специальный десятинный сбор на организацию благочестивого похода.
Снарядив на эти деньги армию, Магнус в 1348 году захватил русскую крепость Орешек. Пленных он велел перекрестить в католичество, а «православные» бороды им состричь, после чего, удовлетворив свой набожный пыл, вернулся домой.
Но, как написано в хронике, бороды у русских скоро отросли. Они отобрали крепость обратно и сурово наказали вероотступников.
На следующий год неугомонный Магнус приплыл снова, но теперь новгородцы были готовы к нападению. К тому же до Швеции докатилась страшная пандемия чумы, от которой страна потеряла треть населения. На этом злосчастья короля не закончились: налетевшая буря уничтожила много шведских кораблей.
Из затеи с завоеванием Новгорода ничего не вышло, и через некоторое время был заключен мир.
После этой эскапады вздорный Магнус прожил еще долгую, полную всяких нелепых приключений жизнь и в конце концов погиб при кораблекрушении. Память о странном шведе сохранилась у новгородцев надолго и запечатлилась в «Рукописании Магнуша», где злоключения короля описываются в назидательном ключе.
Автор повести пишет, что Магнус не утонул, а три дня носился по волнам на доске и осознал свои прегрешения: «А все то мене Бог казнил за мое высокоумие, что есмь наступал на Русь». Тогда Господь над ним смилостивился, прибил к русскому берегу, где Магнус принял православное имя Григорий и скончался схимником.
Этот колоритный эпизод никак не изменил общий рисунок шведско-новгородских отношений. Соперничество продолжалось и в XV веке, а впоследствии, с утратой Новгородом самостоятельности, обрело для возродившегося русского государства еще большую остроту, перейдя в борьбу за лидерство в балтийском регионе; эта борьба окончательно завершится лишь в начале XIX века.
Немцы
Званые гости
Эту главу, речь в которой пойдет о рыцарских орденах Прибалтики, я назвал «Немцы», хотя членами военно-монашеских организаций подобного типа могли стать дворяне и простолюдины любого происхождения – были бы католиками. И всё же подавляющее большинство «братьев» набирались в германских землях и были отпрысками немецких фамилий.
Соседи эти появились у русских рубежей незадолго до монгольского нашествия – и не по собственному произволу, а по приглашению, так что к категории «незваных гостей» их не отнесешь.
Пригласили их, правда, не русские.
В ту эпоху по южному берегу Балтийского моря обитали многочисленные языческие племена: эсты, ливы, латгалы, земгалы, курши, жемайты, аукштайты, литовцы, ятвяги, пруссы. Последние, самые западные из всех, в XIII веке соседствовали с северопольскими землями. Пруссы были довольно большим этносом, не имевшим своего государства и состоявшим из одиннадцати племен. Пока Польша была сильна, она беспрепятственно грабила и угнетала этот лесной народ, но, когда королевство рас- палось и ослабело, пруссы сами стали совершать набеги на польские владения.
Мазовецкий князь Конрад I (1187–1237), между прочим, женатый на внучке главного героя «Слова о полку Игореве», не мог справиться с грабителями собственными силами. Для того чтобы противостоять нападениям всех прусских племен, каждое из которых управлялось собственным вождем, пришлось бы содержать на границе постоянную армию, а это князю было не по средствам.
Тогда Конраду пришла в голову отличная идея: не отдать ли порубежье военно-монашескому ордену? Он будет теснить язычников, обращая их в Христову веру, и прусская проблема со временем разрешится.
Духовно-воинские братства возникли во время крестоносных походов и быстро вошли в силу. В большинстве европейских стран существовала майоратная система наследования, то есть все землевладение доставалось старшему сыну, а младшие оставались без средств к существованию – иначе феоды дробились бы до бесконечности. Поэтому множество молодых людей военного сословия охотно поступали в ордена – кто ради славы или карьеры, а кто просто ради пропитания. Таким образом, ряды «братьев» пополнялись сами собой, без дополнительных затрат, что должно было очень понравиться Конраду Мазовецкому.
Сначала он попробовал (в двадцатых годах XIII века) учредить из польских и немецких рыцарей свой собственный орден «Добжиньских братьев», но вскоре понял, что такими средствами проблемы не решить. Орден был нужен не доморощенный, а настоящий – с боевыми традициями и устоявшейся структурой.
Около 1225 года Конрад начал вести переговоры с одним из уже существовавших орденов – Тевтонским.
Бывшие братья милосердияТевтоны, как и более могущественные госпитальеры, поначалу были организацией сугубо мирной, богоугодной. «Тевтонская братия церкви Марии Иерусалимской» (так они назывались на первых порах) попечительствовала в Святой Земле над недужными и ранеными крестоносцами немецкого происхождения. Устав был строгий, почти монашеский. Братья жили коммуной, отказывались от личного имущества, вкушали скудную пищу, спали на жестких ложах. Поступающий в орден давал обеты бедности, целомудрия (с женщинами нельзя было даже разговаривать), а также беспрекословного послушания. Третий обет в конечном итоге оказался самым важным и, в отличие от прочих ограничений, сохранялся долго.
Скоро выяснилось, что большое количество суровых, физически крепких, обученных военному делу мужчин, которые не пьянствуют, не своевольнича- ют, а без рассуждений повинуются начальству, представляет собой мощную силу, и ей грех не воспользоваться. Так тевтоны превратились в военно-монашеский, а затем и рыцарский орден. Дисциплинированные, привыкшие к общежитию и взаимовыручке, они в боевом отношении превосходили обычное рыцарское ополчение, где каждый маленький феодал был сам себе начальник.
Наряженные в белые плащи с черным крестом на плече, тевтоны вскоре перестали ухаживать за больными и превратились в военный контингент, помощью которого желали воспользоваться многие.
В 1209 году магистром тевтонов стал деятельный и честолюбивый Герман фон Зальца (1209–1239). Он видел, что господство крестоносцев в Палестине долго не продлится, и решил переместить деятельность ордена в Европу, где тоже имелись свои басурманы, притом менее опасные, чем сарацины. В десятых годах XIII века тевтоны, переправившись в Венгрию, помогали тамошнему королю Андрею II воевать с половцами. Действовали рыцари-монахи так успешно, что король и местные аристократы испугались этой военной силы, которая к тому же вела себя слишком независимо. Случился конфликт, и тевтонов вынудили покинуть Венгрию.
Как раз в это время тевтоны и получили приглашение мазовецкого князя. Оно пришлось как нельзя более кстати.
Тевтонскому ордену отвели часть польских земель и пообещали отдать все территории, которые будут завоеваны у пруссов и других язычников.
С 1230 года братья взялись за дело – и очень уверенно. В военном отношении они были много сильнее неорганизованных пруссов, которым пришлось пятиться дальше в леса или покоряться. Тевтоны двигались вперед, воздвигая в качестве опорных пунктов крепости. Со всей Германии прибывали пополнения – не только воины, но и колонисты, основывавшие города и селения. Пруссия быстро онемечивалась и христианизировалась.
Вероятно, Конрад Мазовецкий был очень доволен, но полякам последующих поколений придется горько пожалеть о том, что они променяли прусскую проблему на тевтонскую.
Опасное соседство
Северо-восточнее земли пруссов, ближе к русским владениям, в то время существовал еще один орден – Меченосцев (на плащах братьев был изображен алый меч), живший по уставу рыцарей-тамплиеров.
«Братья меча» должны были обращать в христианство литовские и финские племена, но особенными успехами на этом поприще похвастать не могли. К тому же они враждовали с русскими соседями, которые до монгольского нашествия были явно сильнее.
В 1234 году в ходе длительной войны с Орденом Ярослав Всеволодович Переяславльский, брат великого князя владимирского, пошел походом на захваченный немцами город Юрьев (Дорпат). Навстречу вышли меченосцы и были наголову разбиты, причем многие провалились под лед реки Омовжи и утонули. Восемь лет спустя в Ледовом побоище сын Ярослава одержит точь-в-точь такую же победу, но ей выпадет несравненно бльшая историческая слава.
В 1236 году злосчастные меченосцы потерпели еще худшее поражение от литовцев, причем пал магистр и погибли 48 рыцарей. Там же полегли и русские, на сей раз бившиеся вместе с немцами – псковский отряд в 200 человек. (Цифры потерь могут показаться несерьезными, но это не так. Просто на сей раз летописец обошелся без обычных преувеличе- ний. О том, что разгром был тяжелейшим, можно судить, сравнивая с Ледовым побоищем, где Орден потерял 26 рыцарей.)
После этих неудач последовало разбирательство. В Ливонию приехала инспекция от германского императора, обвинившая меченосцев во всевозможных прегрешениях. В 1237 году папа римский постановил включить меченосцев в состав Тевтонского ордена, добившегося столь блистательных результатов в борьбе с язычниками. Орден меченосцев утратил самостоятельность, стал называться Ливонским и получил статус ландмейстерства Тевтонского ордена.
В результате этих событий одновременно с монгольской агрессией у северо-западных рубежей Руси возникло сильное военное государство, очень хорошо организованное и враждебное по отношению к православным «схизматикам».
Мощь объединенного Ордена постепенно возрастала, подвластная ему территория увеличивалась. Рыцари покорили куршей и земгалов, а в 1346 году, как уже говорилось, выкупили у датской короны герцогство Эстония. Наибольшего могущества орден достиг в конце XIV века.
Отношения с восточным соседом всё время были плохие. В общей сложности между ливонскими немцами и русскими произошло больше тридцати войн, последняя из которых относится уже к эпохе Ивана Грозного, однако нет смысла утомлять читателя описанием всех этих однообразных и в историческом смысле непримечательных кровопролитий – за исключением двух самых ярких эпизодов, о которых будет рассказано позже.
Удачным для Руси было то обстоятельство, что Орден главным своим противником считал литовцев, а впоследствии поляков. На борьбу с ними он и тратил свои основные силы. Однако доставалось и русским – прежде всего слабому Пскову, для которого немецкая проблема стояла очень остро. Без посторонней помощи псковитянам с Орденом было не справиться. Но союзники находились: либо более сильный Новгород, либо приглашенные князья – чаще всего русские, но бывало, что и литовские.
Впрочем, в XIV–XV веках иногда было довольно трудно понять, какие княжества считать русскими, а какие литовскими. Тут и там жил, в общем, один народ, говоривший на русском языке и исповедовавший православие; литовские князья могли быть Рюрикова рода, а русские – Гедиминова; область могла несколько раз переходить от литовского великого князя к московскому и обратно.
Соперничество Руси с Литвой, бесчисленные войны и союзы, сближения и расхождения сыграли в русской истории гораздо бльшую роль, чем отношения со скандинавами или немцами.
Литва
Возникновение литовского государства
Из чтения школьных учебников и царского, и советского, и постсоветского времени складывается ощущение, что основную угрозу с запада в ту эпоху представляли собой немцы – просто потому, что немцы были извечным врагом, а история у нас всегда считалась идеологической дисциплиной.
Однако на самом деле главным, настоящим конкурентом Владимирской, а затем Московской Руси начиная с XIV века была Литва. Если бы исторические обстоятельства сложились немного иначе (об этом мы еще поговорим), очень возможно, что столица современного российского государства находилась бы сейчас в Вильнюсе. Именно российского, потому что в этом гипотетическом государстве русский культурно-этнический элемент наверняка возобладал бы над литовским.
Великое княжество Литовское сформировалось и окрепло прежде всего как русославянское государственное объединение и оставалось таковым вплоть до полонизации и католизации.