Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период (адаптирована под iPad) Акунин Борис
Рядом с «нашей» Русью, униженной и ослабленной иноземным завоеванием, долгое время существовала другая, альтернативная Русь – только называлась она не «Русью», а «Литвой».
Эта вторая Русь была больше и сильнее; в определенный исторический момент, в начале XVII века, она, соединившись с Польшей, ненадолго даже подчинила себе Москву, но в конце концов, в силу исторических причин, о которых мы поговорим в следующих томах, оказалась вынуждена сойти с исторической арены. Нынешняя страна Литва представляет собой лишь маленький осколок бывшей великой державы, чьи владения в период расцвета простирались от Балтийского до Черного морей.
Одновременно с тем, как в «монгольской» Руси собирало вокруг себя земли Московское княжество, на западе ту же работу производила Литва, создавшая свою собственную, «литовскую» Русь.
Казалось бы, роль собирателя русских областей, оставшихся вне зоны ордынской оккупации, должно было взять на себя Галицко-Волынское княжество, но потомки прославленного князя Даниила (о нем подробно рассказано в I томе) оказались слабыми правителями. Они не могли совладать с местной аристократией, вечной соперницей княжеской власти, и во второй половине XIII века богатый, густонаселенный край погрузился в междоусобные раздоры.
В Литве же тем временем шли процессы прямо противоположного свойства.
Поначалу в этом диком языческом краю не было ни государства, ни городов. Племена управлялись независимыми вождями и жили сами по себе. С активизацией колонизаторской деятельности Ордена литовцы должны были бы подвергнуться участи пруссов, но этого не произошло.
Мы уже говорили о том, что исторический естественный отбор определяется сочетанием случайных и неслучайных факторов, причем к числу последних относится своевременное явление сильной исторической личности. У пруссов таковой не нашлось; литовцам повезло.
Один из местных вождей по имени Миндовг (1195–1263) сумел сплотить литовские племена в подобие централизованного государства. Это произошло в сороковые годы XIII века. Примерно с этого времени Миндовг начинает именовать себя великим князем.
Правление основателя литовского государства было бурным. Оно прошло в постоянной борьбе – не только с тевтонами, но и с монголами, которые пытались вторгнуться в Литву с юга, причем помогали Орде русские полки Даниила Галицкого.
От внешних врагов Миндовг отбиться сумел, но не совладал с врагами внутренними. В конце концов первого литовского великого князя вместе с сыновьями убили заговорщики.
После этого в Литве на целых полвека воцарился хаос – междоусобные войны, частая смена правителей. Но государство тем не менее устояло и тем самым доказало свою жизнеспособность.
Вторая Русь
В этот смутный период Литва не просто сохранилась – она значительно расширила свою первоначальную территорию.
Началось это еще при Миндовге, присоединившем Черную Русь (часть современной Белоруссии). Постепенно и другие западнорусские земли, оказавшиеся между монголами и литовцами, стали выбирать из двух зол меньшее и переходить под покровительство Литвы. Удельные князьки Рюриковичи при этом обычно сохраняли свои владения, а бояре – свои вотчины.
Новые власти не покушались на установившиеся общественные институты, религию, обычаи – наоборот, сами приобщались к русославянской культуре. При великокняжеском дворе вошли в употребление русские чины и звания («боярин», «конюший», «тиун» и т. д.); в суде использовался русский язык и многие нормы «Русской правды».
Князья и бояре обоих народов роднились между собой, причем в этом случае литовец или литовка часто принимали православие. Элита великого княжества состояла из обрусевших литовцев и из русских. Вот почему князья-литовцы будут с такой легкостью переходить на службу к Москве, а Рюриковичи отъезжать в Литву – в сущности, это было перемещением в пределах одного культурного, а в значительной степени и этнического пространства. Случалось, что русские города приглашали литовцев к себе на княжение – это не воспринималось как событие из ряда вон выходящее.
Хочется рассказать об одном из таких исторических деятелей, несправедливо забытом или полузабытом.
Литовский герой русской историиДовмонта Псковского у нас мало вспоминают, потому что он был инородцем – одна из несправедливостей идеологизации исторической науки. В девятнадцатом веке, когда все в России увлекались отечественной историей и возникла сохранившаяся до нашего времени иерархия исторических личностей, казалось странным возвеличивать какого-то литовца, когда есть собственный Александр Невский. Довмонту не помогло то, что он тоже был православным и даже причислен к лику святых.
Слава главного защитника отечества от немцев досталась благоверному князю Александру Ярославичу, хотя победы Довмонта над немцами были и многочисленней, и масштабней.
Потеряв свой удел во внутрилитовской распре, наступившей после смерти Миндовга, Даумантас-Довмонт бежал в Псков и в 1266 году был там избран князем – республика нуждалась в военном руководи- теле. Перед этим он принял православное крещение и взял христианское имя Тимофей.
Иноплеменный князь оказался самым удачным правителем за всю историю Псковской автономии. Он правил целых 33 года. При нем маленькая республика стала сильной, фактически обрела независимость. Город – большая редкость для Руси XIII века – даже обзавелся каменной стеной, которая долго потом называлась Довмонтовой.
Но прославился Довмонт прежде всего как выдающийся полководец. Он не давал свое княжество в обиду ни Новгороду, ни великому князю владимирскому, ни бывшим соотечественникам-литовцам, а над могущественным Орденом одержал несколько впечатляющих побед.
Первая, самая крупная, произошла в 1268 году.
На этот раз агрессорами были русские. Союзное суздальско-переяславско-новгородско-псковское войско вторглось в Эстонию. Орден пришел на выручку датчанам («съвкупилася вся земля Немецьская», пишет летопись).
Возле Раковора (современный Раквере) произошла кровопролитная сеча.
Рыцари учли урок, полученный на льду Чудского озера, и в дополнение к обычной тактике, атаке «железной свиньей», применили фланговый удар вторым клином.
Поначалу казалось, что русские терпят поражение. Самые большие потери понесли новгородцы, оказавшиеся на острие атаки, в бою пал сам посадник. Но после того как погиб неприятельский командующий епископ Александр, ход боя переменился, и дело окончилось в пользу православной коалиции. Беглецов преследовали семь верст и убили столько, что «не мочи коневи ступити трупием». Раковорское сражение было гораздо крупнее возвеличенного нашими историками Ледового побоища. Принято считать, что с русской стороны в этой битве участвовали 30 000 воинов, а с ливонско-датской – 18 000.
Четыре года спустя Довмонт разбил уже самого ливонского магистра (Отто фон Роденштейна), пытавшегося захватить Псков. Князь сделал вылазку и застал врага врасплох. Немцы были уверены, что псковитяне не осмелятся вступить в бой до подхода новгородских подкреплений. Согласно преданию, Довмонт схватился с магистром и ранил его в лицо, что, впрочем, подозрительно похоже на рассказ о Невской битве, где Александр якобы тоже ударил копьем в лицо ярла Биргера.
Последнюю свою победу над ливонцами Довмонт одержал в 1299 году, когда немцы вновь осадили Псков – и отступили, потерпев поражение.
Вскоре после этого старый князь заболел и умер. В житии XIV века о нем сказано: «Страшен ратоборец быв, на мнозех бранях мужество свое показав и добрый нрав».
Так что давайте помнить русского литовца Довмонта Псковского.
Литва становится великой
Следующий сильный лидер в Литве появился в начале XIV века. Им стал Гедимин (1275–1341), основатель династии Гедиминовичей. Он возглавил вновь объединившееся государство в немолодом уже возрасте, когда ему было за сорок, и правил в течение четверти века.
Главным врагом Гедимина был Орден, для борьбы с которым Литва заключила союз с поляками.
Войны с ливонцами шли успешно, Гедимин одержал немало побед, хотя в конце концов погиб в одном из боев – при осаде крепости Байербург был убит пулей, став, кажется, первым монархом, павшим от огнестрельного оружия.
Однако нам интересны не литовско-немецкие баталии, а участие Гедимина в русской истории.
На востоке он продолжал действовать так же, как его предшественники: брал всё, что плохо лежало, то есть одну за другой присоединял области, которые не могли за себя постоять или нуждались в покровительстве. Литва расширилась за счет земель, издревле заселенных русославянами. Литовскими стали Полоцк, Минск, Гродно, Витебск, Туров, Пинск, значительная часть современной Украины.
Большинство этих присоединений совершились мирно, но когда требовалось, Гедимин применял оружие. Так, в 1321 году он захватил пришедший в упадок Киев, где правил слабый Станислав Иванович из династии Рюриковичей, гордо именовавший себя «великим князем киевским» (историк Соловьев пренебрежительно называет его «каким-то Станиславом»). Соседние русские князья попробовали вступиться за стольный град Ярослава Мудрого и Мономаха, но были разбиты в бою; горожане немножко посидели в осаде – и капитулировали. С этого момента «мать городов русских» сделалась чужеземным городом.
На присоединенных землях Гедимин вел себя мудро: ничего не менял, старых обычаев и порядков не трогал, лишь назначал своих наместников. Западная половина домонгольской Руси становилась литовской без особенных потрясений.
Гедимин пытался также подчинить своему влиянию Новгород с Псковом и утвердиться на Смоленщине, но здесь ему пришлось столкнуться с набирающей силу Москвой – это противостояние продлится несколько столетий.
Сам себя Гедимин именовал «королем литовцев и русских» и подумывал принять католичество, чтобы получить от папы громкий титул официально, однако мудро воздержался от этого поступка, который наверняка не понравился бы его подданным: литовцам-язычникам и православным русославянам.
Потомки Гедимина королевской короной уже не соблазнялись, довольствуясь великокняжеским званием. Подлинное могущество было важнее пышного титулования, а с середины XIV века Литва становится самой мощной державой Восточной Европы – Золотая Орда в это время начинает приходить в упадок.
Еще одно имя, с которым нам предстоит сталкиваться, – сын Гедимина великий князь Ольгерд, правивший в 1345–1377 годах и принимавший в русских событиях еще более активное участие, чем его отец.
Ольгерд продолжил борьбу за Новгород, Псков и Смоленск, причем добился существенных успехов.
В Новгороде образовалась влиятельная пролитовская партия, соперничавшая с московской; Псков в это время преимущественно тяготел к Литве; смоленское же княжество на некоторое время фактически сделалось литовским протекторатом, обязавшись участвовать в военных походах Ольгерда.
С не меньшей решительностью литовский правитель вмешивался и во внутрирусскую политическую жизнь. Будучи женат на тверской княжне, он ввязался в спор за право посадить в Твери своего ставленника и неоднократно ходил походом на саму Москву.
Ольгерду принадлежит историческая слава полководца, впервые разгромившего в открытом поле прежде несокрушимое ордынское войско (в 1362 году, в битве при Синих Водах – об этом событии и его значении для Руси я еще расскажу).
К концу своего княжения этот выдающийся монарх подчинил себе огромную территорию от Брянска до черноморского побережья, так что бльшая часть современных Белоруссии и Украины, а также западная часть России оказались в литовских пределах (русские источники вплоть до семнадцатого века Украину будут именовать «Литвой»).
Юго-западную Русь, бывшее «русское королевство» Даниила Галицкого, литовцы и поляки поделили между собой.
Так во второй половине XIV века определилась судьба тех русских регионов, которые не достались Орде и не превратились в «часть Азии».
Русь как этнокультурная общность сама по себе никуда не делась, но утратила государственность, а вместе с нею и имя. Было две Руси – «монгольская», она же восточная, провинция Золотой Орды, и «литовская», западная, называвшаяся Великим Княжеством Литовским.
Историк Соловьев насчитывает сорок одну войну русских с литовцами (больше, чем со скандинавами и даже немцами), однако мы должны понимать, что на самом деле это свои воевали со своими.
С течением времени, примерно к шестнадцатому столетию, вследствие политического разделения единый прежде русославянский этнос «растроится» на русских, украинцев и белорусов. Местные диалекты разовьются в самостоятельные языки, особенности быта и социальных условий приведут к формированию новых традиций и несхожих черт национального характера.
Литва и Польша
Борьба с Орденом отнимала у литовцев меньше ресурсов, чем у русских ордынские поборы, и к тому же великие князья литовские, в отличие от великих князей московских, были независимыми монархами, поэтому «литовская» Русь – войной ли, миром ли – в конце концов, вероятно, одержала бы верх над «монгольской». Однако в конце XIV столетия произошло событие, развернувшее Литву лицом на Запад и в конечном итоге сделавшее воссоединение двух половин Руси невозможным.
Эта перемена, сыгравшая огромную роль в истории Восточной Европы, связана с именем великого князя Ягайло, наследовавшего Ольгерду.
В 1385 году Ягайло женился на тринадцатилетней польской королеве Ядвиге, причем два государства вступили в унию. Главной целью межгосударственного союза являлось объединение сил для борьбы с Тевтонским орденом (и задача эта была выполнена: четверть века спустя на Грюнвальдском поле польско-литовская армия нанесет немецкой решительное поражение).
Казалось бы, брак был выгоден прежде всего Литве, поскольку Ягайло становился польским королем. Польша вслед за Западной Русью вроде бы тоже становилась литовской. Но на самом деле получилось наоборот.
По условиям унии, Ягайло обязался принять католичество и способствовать переходу в эту религию его подданных-язычников. «Латинская вера» отныне становилась государственной религией Литвы. Литовская знать, совершившая крещение по римскому обряду, получала все права польской аристократии.
Литовцы и религияБольшинство литовских правителей относились к вопросу о смене религии с обычным для политеистов прагматизмом. Подумаешь: будет на одного бога больше – не жалко, а сколько выгод! Точно так же Рёрик Ютландский, которого некоторые историки идентифицируют с нашим Рюриком, в IX веке крестился, чтобы получить земли от императора франков, а потом снова стал язычником и даже заслужил прозвище Jel Christianitatis («Язва христианства»).
Основатель литовского государства Миндовг принял католичество, чтобы украсить себя королевским титулом; потом, через десять лет, из таких же мирских соображений (плохие отношения с крестоносцами) от христианства отказался.
Ольгерд, в основном занимавшийся русскими делами, принял православие – кажется, сугубо формально.
Ягайло крестился дважды: сначала по православному обряду и стал Яковом; потом еще раз по католическому – и стал Владиславом.
Витовт Великий за свою жизнь успел побыть язычником, затем католиком, затем православным, затем снова католиком, причем все три крещения произошли в течение четырех лет (1382–1386).
Однако по меньшей мере один из литовских великих князей является исключением. Он уверовал в Христа искренне и всерьез. Правда, закончилось это печально.
Сын Миндовга князь Войшелк (1223–1267) был, выражаясь по-современному, русофилом. В отличие от отца, крестившись по православному обряду, он крепко держался новой веры. Новгородцы дважды звали Войшелка к себе на княжение, но неофит так глубоко проникся набожностью, что принял постриг, совершил паломничество в Афон (большая редкость для тех времен) и даже поступил иноком в русский монастырь.
После убийства Миндовга чернец на время забыл о христианском милосердии и отправился мстить за отца. Нашел и казнил виновных, занял отцовский стол, но земная власть была ему не мила. Вскоре Войшелк оставил Литву, отрекся от титула в пользу зятя и вновь скрылся в обители.
Политические враги, кажется, не поверили в божественность Войшелковых устремлений (или же предположили, что монах, однажды скинувший рясу, может проделать это еще раз) – и богомольный князь был убит. Даже странно, что этого новообращенного и искренне уверовавшего язычника, принявшего мученическую кончину, впоследствии не канонизировала православная церковь.
С конца XIV века в элите великого княжества начался процесс полонизации: русский и даже литовский языки постепенно вытесняются польским, в моду входят польские обычаи и костюмы, всё большее количество князей и бояр (в том числе не язычников, а православных) переходят в римскую веру. В конце концов бльшая страна не присоединила к себе меньшую, а влилась в нее. Литва постепенно перестала быть русской и сделалась польской.
Поначалу казалось, что этот процесс еще обратим.
Противодействие польскому влиянию связано с личностью двоюродного брата короля Ягайло и его преемника на великокняжеском престоле Витовта (1392–1430). Формально признавая польского короля своим сюзереном, Витовт вел себя как независимый монарх, часто оппонировал своему кузену и, в противовес ему, делал ставку не на Запад, а на Восток. Роль Витовта в русской истории огромна. Однажды он даже чуть не подчинил себе московское государство, спасшееся лишь чудом.
Еще при жизни прозванный «великим», Витовт на протяжении нескольких десятилетий был самой за- метной фигурой восточноевропейской политики. Но не его громкие начинания и военные походы были успешны, а Москва становилась всё сильнее и не позволяла Литве расширяться дальше в восточном направлении.
Тем временем польский союз, скрепленный победой над тевтонами, получил дальнейшее развитие на сейме 1413 года, фактически превратившем две страны, которые доселе были связаны лишь династической унией, в единое государство (хотя формально конфедерацию провозгласят только полтора века спустя).
А теперь, получив общее представление о ситуации на западных рубежах Руси и о чужеземных правителях, чьи имена будут упоминаться при описании внутрирусских событий, давайте вернемся назад, в 1240 год, в только что завоеванную монголами страну, на руины государства, которого больше не существовало.
Иго
Читая исторические описания эпохи так называемого «татаро-монгольского ига», обычно датируемоо 1237–1480 гг., сталкиваешься с двумя трудностями, которые мешают понимать логику и смысл событий этой тяжелой, противоречивой эпохи.
Во-первых, быстро становится ясно, что период монгольского владычества делится на два хронологически неравных, принципиально отличающихся друг от друга этапа.
Лишь первый из них, длившийся всего четверть века, можно с полным основанием считать «игом», то есть временем полного, бесконтрольного господства захватчиков, когда русская государственность полностью отсутствовала и бльшая часть русославянских земель существовала на положении оккупированных территорий.
Затем, примерно на двести лет, установился более или менее регламентированный, не такой уж жесткий режим, при котором Русь превратилась в автономию, обладавшую определенными правами и даже пользовавшуюся привилегиями провинции могущественного монгольского государства. Объединять два очень разных этапа в один показалось мне неудобным и неправильным. Поэтому описание собственно «ига» и описание «автономного периода» я разделяю на два обособленных рассказа.
Вторая трудность заключается в том, что, если рассматривать русские события сами по себе, они предстают хаотичным нагромождением фактов. Мотивы поведения князей, их взаимоотношения, подъем одних областей и упадок других подчас кажутся трудно объяснимыми. Подобное впечатление, как мне кажется, возникает из-за неверной точки обзора.
В описываемую эпоху Русь – во всяком случае северо-восточная ее часть – была колонией Золотой Орды, которая, в свою очередь, на первых порах являлась вассалом великих ханов, обитавших далеко на востоке. В это время Русь формально входила в китайскую империю Юань.
Для того чтобы понимать ход русской истории этого периода, я намерен вести повествование «от головы»: сначала буду вкратце рассказывать о том, что происходило в метрополии – при дворе великих ханов; затем, несколько детальнее, о событиях в «вице-королевстве» – Золотой Орде; и лишь после этого, уже подробно, о том, как «большая» и «средняя» монгольская политика отражались на жизни интересующей нас провинции великого азиатского царства – Руси.
Позднее Золотая Орда перестанет быть частью единой монгольской державы, вследствие чего иерархия повествования упростится. Каждый хронологический раздел будет состоять уже не из трех, а из двух глав: происшествия в Орде и затем происшествия на Руси – именно в такой последовательности.
В метрополии
Спор за престол
Итак, Европу избавила от завоевания смерть Угэдея, скончавшегося в конце 1241 года. Великий хан, кажется, был пьяницей и сладострастником, так что вполне мог умереть и от естественных причин (он был уже пожилым человеком), однако Плано Карпини сообщает, что правителя отравила не то родная сестра, не то сестра одной из жен – «тетка нынешнего императора», то есть Угэдеева преемника. «Кем бы ни была эта женщина, ее следует рассматривать как спасительницу Западной Европы», – пишет Г. Вернадский. Впрочем, вполне возможно, что слухи об отравлении были распущены специально – для расправы с соперничающей партией.
Дело в том, что на сей раз смена власти в Каракоруме прошла менее гладко, чем после смерти Чингисхана. Исполнительного, всеми уважаемого Толуя уже не было. Подозрительно быстро, в тот же год, умер и последний из «законных» сыновей основателя – Чагатай. Отравления в среде Чингизидов стали делом обычным. Так можно было избавиться от врага или конкурента, не вызывая политической смуты.
Борьбу за власть пришлось вести внукам Чингисхана, но ни у кого из них не было достаточно влияния и авторитета, чтобы все остальные беспрекословно подчинились.
По традиции, в период междуцарствия регентшей стала вдова Угэдея, ее звали Туракина-хатун. В отличие от мудрой Бортэ, это была женщина честолюбивая и вздорная. Она прогнала опытных министров (все они были иностранцами – монголы еще не научились гражданскому управлению) и посадила на их место своих ставленников.
В великие ханы Туракина прочила своего старшего сына Гуюка. Эта кандидатура и стала причиной конфликта.
Дело в том, что Гуюк, как мы помним, вернулся из Западного похода, где у него произошла ссора с Бату-ханом. Именно поэтому, узнав о смерти Угэдея, завоеватель и кинулся назад, на восток. Он не мог допустить, чтобы на трон сел его злейший враг.
Чингизиды разделились на две партии: дети Угэдея и Чагатая стояли за Гуюка, дети Джучи и Толуя были против этой кандидатуры.
Подготовка великого курултая, который должен был выбрать следующего государя, растянулась на долгих четыре года.
В конечном итоге, как обычно, верх взял тот, кто находился ближе к центру принятия решений. Поддержка регентши, усердно интриговавшей в пользу Гуюка, и его физическое присутствие в Монголии, в то время как Бату не решался покинуть свои владения, заранее определили результат.
Хорошо понимая это, Бату-хан даже не поехал на съезд, наконец собравшийся в августе 1246 года, послав в качестве представителей своих братьев и великого владимирского князя Ярослава Всеволодовича (красноречивое свидетельство того, какую важность хан придавал своим новообретенным русским владениям). На курултай прибыли все основные вассалы империи: сельджукский султан, грузинские царевичи, брат армянского царя и так далее. Присутствовал даже посланник римского папы, уже знакомый нам Джованни дель Плано Карпини (понтифик мечтал обратить монголов в католичество и вернуть с их помощью Иерусалим, незадолго перед тем потерянный крестоносцами). Между прочим, Плано Карпини отмечает, что посланнику папы и Ярославу «всегда давали высшее место». Первому оказывали почести, потому что монголы надеялись через папу привести к покорности весь христианский мир; второго же, вероятнее всего, отличали как представителя Бату-хана.
Став великим ханом, Гуюк прежде всего решил устранить самого опасного соперника. Он потребовал, чтобы Бату лично явился засвидетельствовать новому государю почтение. После долгих перегово- ров, летом 1248 года, Бату-хан наконец выехал. Однако на середине дороги получил весточку от тетки, вдовы Толуя, что Гуюк отправился ему навстречу и, видимо, замышляет недоброе.
Тогда Бату повел себя загадочным образом. Вместо того чтоб повернуть назад, он разбил лагерь и стал ждать, когда прибудет Гуюк со своими людьми. Всего в неделе пути от ставки двоюродного брата великий хан внезапно заболел и умер. Если предположить, что его отравили агенты Бату, поведение последнего становится понятным.
Спор за престол между потомками Джучи и Толуя, с одной стороны, и потомками Угэдея и Чагатая, с другой, разгорелся с еще большей остротой.
Новая регентша Огуль-Гаймиш оказалась алчной, неумной и капризной (во всяком случае, такой ее изображает хроника, враждебная по отношению к Гуюковой вдове). К тому же царица уступала в ловкости предыдущей правительнице, вдове Угэдея. Проведенный ханшей Огуль-Гамиш курултай (1250 г.) не сумел выбрать великого хана, и этим не преминул воспользоваться Бату.
Он созвал другой курултай, на территории дружественного Толуева улуса. Противоборствующая партия своих делегатов не прислала, но это не помешало новому курултаю провозгласить великим ханом 42-летнего Мункэ, сына Толуя. Это был друг и со- ратник Бату-хана, вместе с ним участвовавший в Западном походе.
Выборы выглядели сомнительно и могли бы привести к гражданской войне, но Мункэ действовал быстро и не миндальничал. Он велел схватить вождей противоположной фракции, обвинив их во всех смертных грехах, включая отравление Угэдея. Все они были заточены в тюрьму, а затем преданы смерти. Не пощадили победители и регентшу, приговоренную к казни за колдовство.
Нам важно знать все эти монгольские неурядицы для того, чтобы понимать логику поведения Бату в сороковые годы: всё десятилетие хан был сосредоточен на проблемах метрополии, где решалась его личная судьба и судьба его улуса.
Новые походы
С восстановлением твердой центрально власти политика державы изменилась. Мункэ был правителем способным и активным. Наведя порядок дома, он занял империю тем, для чего она и была создана: войной и расширением границ.
В это недолгое царствование монголы предприняли два мощных вторжения – в южнокитайскую империю Сун и на Ближний Восток. Несмотря на то, что от одного театра военных действий до другого было несколько тысяч километров, монгольская боевая машина работала безупречно: армии сами себя снабжали, сами подпитывались людскими ресурсами и шли от победы к победе.
Экспансия в Передней Азии, правда, не увенчалась успехом, но виноваты в этом были не монгольские воины, а очередной политический кризис в метрополии.
Начинался же поход блистательно.
К этому времени (1255 г.) монголы привели в вассальную зависимость закавказские царства и турков-сельджуков, обеспечив себе выход к восточному побережью Средиземного моря.
Брат великого хана выдающийся полководец Хулагу (1217–1265) привел из глубин Азии большое войско. Один только инженерный корпус, оснащенный всем необходимым для осады городов и строительства мостов, насчитывал четыре тысячи мастеров-китайцев. По всему пути следования интенданты заранее приготовили провиант и фураж.
ХашишиныИнтересным эпизодом этой войны стала победа монголов над Орденом хашишинов, державшим в трепете всю Переднюю Азию.
Это своеобразное теократическое государство возникло в конце XI века из секты исмаилитов-низаритов (одно из ответвлений шиитского ислама). Шейх тайной организации именовался «Старцем горы». Его приверженцы были фанатиками, следовавшими железной дисциплине и готовыми пожертвовать жизнью по малейшему слову духовного отца. По широко распространенной, но не доказанной версии, свои самоубийственные акции эти воины-федаи (от арабского слова «жертва») совершали, опьяненные гашишом, откуда и возникло прозвище «хашишины». В европейских языках это слово, превратившееся в «ассасин», стало синонимом профессионального убийцы.
Дело в том, что «старцы горы» построили свою державу на индивидуальном терроре. Они не держали больших армий, не устраивали сражений, а просто убивали правителей и министров, которые им мешали. За полтора века своего существования Орден умертвил таким образом около ста монархов, принцев, сановников, полководцев, религиозных вождей и губернаторов. Самыми известными жертвами хашишинов стали предводители крестоносцев Конрад Монферратский и Раймонд Триполитанский, а также знаменитый сельджукский государственный деятель Низам аль-Мульк.
Современников больше всего поражало то, что федаи убивали только кинжалом, глядя прямо в глаза, и никогда не пытались скрыться. Смерть они принимали бестрепетно, а, как известно, убийцу-фанатика, готового умереть, остановить очень трудно. К тому же у хашишинов были высоко поставлены навыки конспирации и подготовка профессиональных убийц. Прекрасно обученных бойцов охотно брали в телохранители – к тем самым владыкам и вельможам, кого им в будущем, возможно, предстояло умертвить.
Еще больше, чем сами убийства, помогал мистический ужас. Иногда было довольно угрозы покушения, чтобы иноземный владыка делался шелковым. Например, Санджар ибн Малик-шах, правитель восточной Персии, однажды, проснувшись, обнаружил у изголовья хашишинский кинжал – и немедленно заключил договор, которого от него добивался Орден.
Инфраструктура государства хашишинов держалась на нескольких десятках неприступных замков, для защиты которых было довольно очень небольших гарнизонов. Если бы монголы стали все их осаждать, на это ушли бы долгие годы.
Но Хулагу поступил иначе. Он начал с того, что внезапным нападением захватил правящего имама хашишинов. К этому времени титул уже передавался по наследству, и «Старец горы» Рукн ад-дин Хуршах был молод, да к тому же не слишком мудр. Он поверил, что хашишинам будет выгоднее поступить на службу великой империи, и велел всем цитаделям сдаться без боя. Но монголам с их сакральным отношением к власти фанатики, специализирующиеся на убийстве государей, были отвратительны. Поэтому все хашишины, включая «Старца горы», после капитуляции были перебиты.
Справившись с этим необычным врагом, Хулагу-хан нанес удар по Багдаду, столице некогда могущественного, но пришедшего в упадок арабского халифата.
Богатый и многолюдный Багдад был взят штурмом в феврале 1258 года. Халиф Аль-Мустасим, последний отпрыск великой династии Аббасидов, попал в плен и был предан «уважительной» казни: его завернули в ковер и затоптали копытами коней, чтобы священная кровь потомка Пророка не пролилась на землю (как мы помним, монголы с почтением относились к чужим религиям). Жителей, посмевших обороняться от захватчиков, перебили – погибли по меньшей мере сто тысяч человек. Кроме того, в Багдаде произошла культурно-цивилизационная катастрофа: монголы уничтожили прославленные багдадские книгохранилища, в том числе библиотеку исламской академии «Дом мудрости», где находилась самая драгоценная коллекция рукописей всего тогдашнего мира. Невежественные степняки использовали книги, чтобы устроить переправу через реку Тигр.
Из Междуречья победоносный Хулагу пошел на Сирию, входившую в зону влияния сильного египетского султаната, власть в котором принадлежала ма- мелюкам – касте профессиональных воинов, которые набирались из мальчиков-рабов, в основном половецкого и кавказского происхождения.
Неизвестно, устояли бы мамелюки перед ударом главных монгольских сил, однако в 1259 году кампания хана Хулагу внезапно оборвалась. Он стоял уже под самым Дамаском, но в это время из Монголии пришла весть о смерти Мункэ – и повторилась история 1242 года, когда кончина великого хана спасла Европу. Только теперь от монгольского завоевания был избавлен Ближний Восток.
Хулагу спешно ушел, взяв с собой самые лучшие части, которые должны были стать весомым аргументом при решении вопроса о власти. У нойона Китбуки (Кит-Буке), которому было поручено закончить поход, остались только второсортные отряды, укомплектованные кипчаками. Дамаск сдался без боя, но с подошедшей из Египта мамелюкской армией это слабое войско совладать не смогло и откатилось назад.
Так завершилась монгольская экспансия в Западной Азии.
Одновременно с этим великий хан Мункэ вместе с другим своим братом, Хубилаем, вели кампанию в южном Китае, имевшую для монгольской державы огромное значение.
Северное царство Цзинь пало двадцать лет назад, но империя Сун была еще населенней, еще богаче, еще развитее в культурном отношении. Это была самая главная страна тогдашнего человечества. Во всяком случае, именно так смотрели на Сун жители степей. С их точки зрения, покорение всего Китая мало чем отличалось от покорения всего мира.
Первая попытка была предпринята еще в царствование Угэдея, примерно в одно время с Западным походом, но тогда китайцы смогли выторговать мир, прельстив монголов невероятной данью: 200 000 штук шелка и 200 000 слитков серебра в год.
Внутренние раздоры среди монголов дали возможность китайской империи как следует приготовиться к неминуемому продолжению войны. Неисчислимые людские ресурсы и огромные богатства позволяли сунцам содержать гигантскую армию в миллион солдат (и это, кажется, не обычное летописное преувеличение, если учесть, что население Сун составляло пятьдесят, а по некоторым оценкам, и сто миллионов человек). Китайские крепости были прекрасно укреплены, в них стояли сильные гарнизоны. Война обещала быть долгой и трудной.
Не отваживаясь нанести лобовой удар, Мункэ применил обычную монгольскую тактику: пошел в наступление четырьмя отдельными корпусами, заставляя врага распылять силы.
Самых больших успехов добилось войско Хубилая, проявившего не только полководческий, но и адми- нистративный талант. Царевич старался щадить гражданское население и оставлял на местах китайское чиновничество, а кроме того выказывал явную симпатию к буддизму. Придворные интриганы настроили великого хана против удачливого и популярного брата. Над головой Хубилая собрались тучи. Он был обвинен в различных злоупотреблениях, некоторых его соратников казнили. Однако Хубилай обезоружил грозного Мункэ-хана, лично явившись к нему с изъявлениями покорности, после чего был прощен и полностью восстановлен во всех полномочиях.
В 1258 году война перешла в решающую стадию. Хубилаю было поручено вести наступление в Хэнани и Хубэе, сам же Мункэ возглавил основные силы, воевавшие в провинции Сычуань. Там в августе 1259 года он и умер, когда в монгольской армии началась жестокая эпидемия дизентерии.
Получив сообщение о смерти брата, Хубилай вначале повел себя нетипичным образом: вместо того чтобы спешить в Каракорум и бороться за престол, продолжил поход, чтоб довести его до победного конца.
Однако события в Монголии повернулись таким образом, что Хубилаю все-таки пришлось срочно заключать перемирие и возвращаться домой.
Пик могущества: Хубилай
К этому времени никто в Монголии уже не оспаривал главенство представителей Толуевой ветви Чингизидов, однако на этот раз конфликт возник внутри самого этого дома.
По обычаю, собственно монгольскими землями управлял самый младший из сыновей Толуя – Ариг-Буга. Точно так же, как его отец после смерти Чингисхана, он должен был гарантировать мирный переход власти к следующему великому хану, когда того изберет курултай. Первым по старшинству, по славе, по влиянию считался Хубилай. Однако Ариг-Буга решил сам стать государем и спешно созвал съезд, не дожидаясь возвращения старших братьев.
Хану Хулагу с Ближнего Востока до Монголии было добираться далеко и долго, а вот Хубилай находился гораздо ближе. Перед лицом столь явной угрозы он приостановил китайскую войну и заторопился на север. Собрал собственный курултай, провозгласивший его великим ханом. Ариг-Буга с этим решением не согласился.
Так, в 1260 году, через 33 года после смерти основателя империи, произошла первая открытая война между его потомками.
Она продлилась несколько лет, причем боевые столкновения чередовались с дипломатическими маневрами. Каждая из сторон пыталась обзавестись наибольшим числом сторонников. («Наши» монголы, из улуса Джучи, поддержали Ариг-Бугу, что имело важные последствия для Золотой Орды и, разумеется, для Руси.)
Верх в военно-дипломатическом противостоянии одержал Хубилай. Оставшийся без союзников Ариг-Буга сдался на милость победителя, был торжественно прощен и вскоре после этого очень кстати умер – согласно официальному извещению, от болезни.
Теперь империя могла вернуться к завоеванию царства Сун. В новой кампании участвовали силы всех областей великой державы, в том числе и русские воины, которые отправились в Монголию согласно закону об обязательной людской повинности, введенному оккупантами.
Став великим ханом, Хубилай взял за правило всюду, где возможно, действовать мирными средствами. Он не позволял грабить города, которые сдавались без боя; не использовал обычную тактику террора; старался не нарушать устоявшегося уклада местной жизни. Взяв в плен малолетнего сунского императора, хан обошелся с ним весьма почтительно.
Всё это означало, что Хубилай рассматривает Китай не как чужую территорию, а как самое ценное из своих владений – разорять его не следовало, равно как и антагонизировать население, будущих подданных.
Эта стратегия растянула завоевание на целых двенадцать лет, но зато, когда оно завершилось, великий хан стал полноправным китайским императором. Последний монарх династии Сун официально передал ему «Небесный Мандат», и огромная страна признала новую власть. Завоевание окончилось в 1279 году.
Монгольская династия китайских императоров взяла себе имя Юань («Изначальная династия»), что соответствовало истине: впервые за всю историю Поднебесная объединилась в одно государство.
Свою столицу Хубилай перенес в Пекин (который тогда еще так не назывался). Новый император мало что изменил в системе управления, сохранил большую часть бюрократии, принял буддизм, переустроил придворный церемониал по китайскому образцу.
Создание империи, о которой мечтал Чингисхан, завершилось. Как пишет Марко Поло, «от времен Адама, нашего предка, и доныне не было более могущественного человека, и ни у кого в свете не было столько подвластных народов, столько земель и таких богатств».
На пространстве в десятки миллионов квадратных километров установился единый закон и порядок. Караваны переправляли товары и технические знания с Востока на Запад и с Запада на Восток. Ис- правно собиралась дань. Все религии мирно сосуществовали, охраняемые властью. Богатели города. Вновь начало увеличиваться поредевшее в войнах население. Как ни странно это прозвучит, но в результате монгольского завоевания Евразия на какое-то время (правда, ненадолго) обрела покой и достигла процветания.
Больше всего Хубилай, конечно, заботился о сердцевине своей державы – Китае. Он прокладывал дороги, проводил водные коммуникации (например, завершил строительство Великого канала протяженностью в тысячу семьсот километров), в неурожайные годы подкармливал подданных рисом.
Остаток своего царствования Хубилай прожил в покое и неге. Умер он в 1294 году глубоким стариком (ему было под восемьдесят).
Эволюция ХубилаяБиография человека по имени Хубилай по-своему символична и, в целом, повторяет этапы естественной эволюции всей монгольской империи.
Мальчиком он получил обычное монгольское воспитание, чуть не с младенчества приучившись сидеть в седле и владеть луком.
Предание сохранило занятный эпизод из детства Хубилая.
После первой «взрослой» охоты братьев Мункэ и Хубилая (старшему было одиннадцать лет, младшему девять) Чингисхан совершил положенный по обычаю обряд – смазал царевичей жиром и кровью убитых животных. При этом оба сжали деду палец – Мункэ почтительно, а Хубилай так сильно, что хан шутливо воскликнул: «Этот стервец оторвал мне палец!». Летописец пересказывает этот анекдот, желая подчеркнуть свойственную Хубилаю ухватистость и цепкость.
Но кроме того Хубилай был еще переимчив, он быстро обучался новому и не держался за старину.
В юности он был назначен наместником одной из китайских провинций и поначалу не мешал своим помощникам вести дела «по-монгольски», то есть грабить и притеснять местное население. Но когда увидел, что люди разбегаются и земли пустеют, взял управление в свои руки, упразднил произвол – и увидел, что доходы увеличились. Царевич хорошо усвоил этот урок.
Во время войны с царством Дали (1253 г.), союзным Сунской империи, монголы, как водится, сначала послали парламентеров, а неразумные далийцы – что, как мы знаем, случалось часто – посланцев убили. Поразительно то, что, взяв вражескую столицу, Хубилай, вопреки Чингисхановым заветам, не устроил резни, а пощадил горожан, взятый же в плен царь был оставлен губернатором.
Как уже говорилось, с той же сдержанностью Хубилай вел себя и в Китае. Это явно был Чингизид нового поколения и новой формации. Вскоре и в других улусах империи монголы станут относиться к покоренным народам мягче – если уместно так выразиться, цивилизованнее.
Сев на китайский престол, Хубилай и сам охотно сделался китайцем. Неутомимый, расчетливый и напористый в бытность завоевателем, он быстро пристрастился к роскоши и сибаритству. Растолстел, обрюзг, пил много вина, в старости еле передвигался из-за подагры. Марко Поло с восхищением описывает огромные дворцы Хубилая (один – с оградой длиною в 16 миль), его гарем из отборных красавиц, стада белоснежных коней, полчища слуг и прочие излишества, которые вряд ли одобрил бы Чингисхан.
Характерно, что военные начинания Хубилая в этот период перестали быть успешными. Зачем-то ему захотелось покорить бедные и малонаселенные (по сравнению с Китаем) японские острова, куда он дважды отправлял огромный флот – и оба раза потерпел поражение. Японцев спасла суровость их родной природы: «Божественный ветер», ужасный тайфун, разметал монгольскую эскадру, потопив большинство кораблей.
Таким же фиаско закончилась попытка захвата Индонезии.
Сталкиваясь с трудностями, империя Юань отступалась, чего никогда не делал Чингисхан. Но у Хубилая и его преемников, в общем-то, не было нужды в новых землях, да и деньги можно было израсходовать с куда большей приятностью.
Могучая степная сила преодолела все преграды, подавила всякое сопротивление, но не выдержала испытания комфортом и расслабленной жизнью.
Для нас с вами в переменах, случившихся в эту эпоху при дворе великих ханов, важнее всего то, что, начиная с Хубилая, они отказываются от идеи продолжить завоевание Европы.
Зачем было тратить на это силы, когда им и так принадлежала Поднебесная, основная часть вселенной? Европейские дела, в том числе далекая Русь, вообще перестали интересовать монгольских государей.
Фактически империя повернулась к Западу спиной. Есть основания полагать, что на Руси это никого не опечалило.
Распад империи
Великая империя начала распадаться почти одновременно с тем, как достигла своего наибольшего размера. Завоевание царства Сун стало последней общемонгольской акцией, в которой участвовали контингенты всех чингизидских властителей.
Главенство Хубилая над остальными тремя улусами было уже номинальным, фактически они сделались независимыми государствами, и между ними уже шли войны.
После смерти завоевателя Китая не осталось и формального единства. Представители других улусов никакой роли при избрании очередного великого хана уже не играли, да, кажется, и не стремились к этому. Кто сидит на троне в далеком Пекине, для них отныне не имело особенного значения. В каждом ханстве происходили собственные курултаи, где никто не интересовался позицией юаньского императора; китаизированных потомков Хубилая остальные монголы за единоплеменников больше не держали.
Причины недолговечности «океанической державы», основы которой заложил Чингисхан, очевидны.
Опираясь на одну только военную силу, можно завоевать огромные пространства, но для прочного государства требуется более надежный фундамент.
Для того чтобы управлять таким количеством народов из единого центра, даже самой быстрой конной почты было недостаточно.
Большинство регионов не имели между собой никаких экономических связей, принадлежали к разным культурам, исповедовали каждый свою религию.
То обстоятельство, что монголы, элита империи, были немногочисленны и к тому же почти всюду уступали по цивилизационному уровню завоеванным странам, неминуемо приводило к тому, что правящее сословие постепенно теряло этнокультурную идентичность и подвергалось культурной ассимиляции, даже утрачивало родной язык (например, наша Золотая Орда довольно быстро перешла с монгольского на тюркский). Некоторая «монголизация» подчиненных народов, конечно, происходила, но еще активнее шла «размонголизация» самих победителей.
Превосходная армия, хребет монгольского владычества, еще долгое время сохраняла свои боевые качества и оставалась лучшей в мире, но с развитием феодальной системы и формированием наследственной аристократии, в войске стал нарушаться основополагающий принцип меритократии, то есть всеобщего равенства и выдвижения самых достойных. Командные должности стали доставаться сыновьям ханов и князей: чем выше рождение, тем выше чин. В XIV веке возникнет целая плеяда выдающихся военных вождей, которые из-за недостаточно знатного происхождения не смогут рассчитывать на большую карьеру и потому будут брать судьбу в свои руки – устраивать перевороты или создавать собственные царства.
Ну и, конечно, серьезной проблемой являлась придуманная Чингисханом система перехода верховной власти через выборы на великом курултае. Как мы видели, кончина государя каждый раз приводила к затяжному кризису и порождала раскол внутри династии.
Первая трещина в теле империи возникла из-за гражданской войны начала шестидесятых годов XIII века, когда Чингизиды разделились на сторонников Хубилая и сторонников Ариг-Буги. Победа первого не привела к консолидации, а наоборот зафиксировала раскол.
В последнюю треть столетия наметился распад империи на четыре больших государства, каждому из которых предстояло идти дальше собственной дорогой.
Северо-западный сегмент, находившийся под контролем Бату и включавший в себя Русь, иногда называют Кипчакским ханством, поскольку основную часть его территории занимала Кипчакская степь. Сами татары обычно употребляли старое наименование «Улус Джучи».
Бывшие владения Хорезмского царства превратились в Чагатайское ханство, поскольку там правили потомки Чагатая. Это монгольское государство оказалось самым недолговечным. Его одолевали внутренние распри, и оно развалилось в первой половине XIV столетия.
Ненамного прочнее оказалась и держава, созданная победителем арабов грозным Хулагу. Его преемники назывались ильханами (по-тюркски «правитель народов»), а само государство в западной историографии называют Ильханатом. Пестрое и многоплеменное, оно включало в себя Персию, Афганистан, Закавказье, часть Малой Азии и одно время даже Кипр, но в середине XIV века стало распадаться.
В мощном древе, некогда посаженном Чингисханом, роль ствола досталась улусу Толуя, превратившемуся в империю Юань. По культурному уровню и богатству «ствол» намного превосходил «ответвления», а по населению был больше, чем все они вместе взятые. Однако, погруженный в собственные проблемы, бывший центр оставил попытки контролировать другие чингизидские государства. Проблем этих от года к году становилось всё больше.
Крах монгольской династииСудьба монгольского Китая после Хубилая, когда держава великих ханов перестала быть для Руси метрополией, напрямую не связана с русской историей, однако всё же хочется хотя бы вкратце рассказать о том, как меньше чем за сто лет выродилась и зачахла великая империя Юань.
Преемники Хубилая могли называться монголами лишь с натяжкой. Они говорили по-китайски, сочиняли китайские стихи, придерживались буддийских обрядов. Жизнь в роскоши быстро отучила их от навыков походной жизни.
При этом народ по-прежнему считал их чужаками и узурпаторами. По мере ослабления военной мощи династии, в войске которой этнические монголы составляли незначительное меньшинство, она утрачивала контроль над огромной страной. Страх перед степными воинами понемногу забывался.
Порядка становилось всё меньше, дороги кишели разбойниками. Неурожаи приводили к голоду, голод вызывал крестьянские восстания. Время правления императоров сокращалось – их свергали соперники, которые затем, в свою очередь, становились марионетками в руках собственного окружения.
Конец империи положило мощное народное движение, вошедшее в историю как восстание Красных Повязок (по цвету головных платков мятежников). Как и большинство народных движений в истории, оно свергло одну династию лишь для того, чтобы посадить на ее место новую.
В 1368 году монгольская империя окончательно прекратила свое существование.
Как ни странно, самой живучей ветвью Чингисханова древа оказался беднейший из улусов – Кипчакское ханство, оно же Золотая Орда, просуществовавшее дольше остальных.
Причина заключалась в том, что это государство в значительной степени сохранило изначальные степные законы и бытовые привычки, а стало быть и воинские навыки. Золотая Орда до конца оставалась военной державой. Даже в XV веке ее армия все еще была грозной силой, поэтому Русь освободилась от монгольского владычества много позднее других колоний бывшей империи Чингисхана.
История возникновения и развития Золотой Орды для нас чрезвычайно важна, поскольку неразрывно связана с биографией Руси и русского государства.
В Орде
Степное государство
Название «Золотая Орда» – позднего происхождения. Вероятно, оно возникло благодаря парадной золотой юрте хана Узбека (1313–1341), которая своим ослепительным сиянием производила большое впечатление на современников. Однако в те времена название это, кажется, широко не употреблялось, и в русских источниках впервые попадается только в «Истории о Казанском царстве» (ок. 1564 г.), когда Золотой Орды уже не существовало. На Востоке в средние века улус Джучи был известен как Дешт-и-Кыпчак (Кипчакская Степь), русские же именовали его просто «Орда». Слово это монгольского происхождения и первоначально означало ближний круг хана или вождя – его ставку, в которой жили родственники, охрана и прислуга.
Бывший улус Джучи при Бату-хане расширился далеко на запад, вобрав в себя Поволжье, Северное Причерноморье и половину русских земель. Территория Золотой Орды и ее колоний простиралась от Литвы до Сибири и от Белого моря до Кавказа – на несколько миллионов квадратных километров (точнее сказать невозможно, поскольку государственных границ, особенно в малонаселенных краях, тогда еще не существовало).
В эпоху расцвета, в середине XIV века, население державы, по-видимому, составляло не менее 15 миллионов человек – больше, чем в любой европейской стране. Однако этнических монголов было очень мало, максимум несколько десятков тысяч.
В пестром конгломерате племен, входивших в состав собственно Орды (за вычетом вассальных государств), больше всего было тюрков – половцев и других менее крупных племен; язык булгар и башкиров тоже относился к этой языковой семье, поэтому со временем даже монгольская верхушка перешла на тюркский. В XIV–XV веках для бльшей части Азии и половины Европы тюркский был языком международного общения.
Политическую самостоятельность улус Джучи обрел в 60-е годы тринадцатого столетия – после того как в споре за престолонаследие сделал ставку на царевича Ариг-Бугу, а не на Хубилая и оказался проигравшей стороной.
Но столица империи была очень далеко, а новый великий хан интересовался только китайскими делами, поэтому фактическое обособление Кипчакского ханства в самостоятельное государство произошло без осложнений. Юридически Золотая Орда сохраняла статус вассала по отношению к империи вплоть до самого распада последней, то есть еще лет сто, но эта принадлежность была сугубо формальной.
Хан избирался на собственном курултае из числа потомков Джучи – этот рискованный способ перехода власти будет обходиться Орде так же дорого, как и всей монгольской империи. Но курултай, в который входили самые родовитые и влиятельные люди государства, был и постоянным органом – чем-то вроде думы или совета, где принимались все важные решения.
Высшая аристократия состояла из князей-джучидов и вельмож-нойонов (впоследствии вместо этого монгольского слова стало употребляться тюркское «бек»). С переходом к преимущественно оседлому образу жизни хан начал одаривать ближних людей земельными угодьями, тем самым превращая их в феодалов.
Читать бесплатно другие книги:
