Сфинксы северных ворот Малышева Анна
– Они увидели примерно то же, что и ты, – сделав широкий жест, словно вбирающий весь дом, произнесла Наталья. – С тех пор тут ничего и не изменилось. Та же мебель, те же стены, окна, двери и полы…
– Безликий дом! – эхом откликнулась Александра. Ее вновь передернуло.
– Да, верно… Дом без лица, словно у него и истории никакой нет. А между тем это только видимость!
…За три дня, пока вдова лежала в агонии, «Дом полковника» посетили последовательно: врач, нотариус, священник. С равным результатом – женщина ни с кем не говорила, никого не узнавала. В доме толкались участливые соседки, которых оказалось великое множество. Перебиралось содержимое бельевых шкафов, открывались кладовки, развязывались мешки, выдвигались ящики… Не только следа знаменитого «клада полковника» – следа прожитой в этом доме многими поколениями жизни найдено не было.
– Ни бумаг, ни семейных реликвий, ни ценностей… Ни старых писем, ни фотографий – ничего ровным счетом…
– Но как это могло случиться? – недоумевала Александра. – Она все уничтожила?
– Скорее всего, так и произошло. Вдова была не в себе, это признавали все. В ее рассудке сильно сомневались. Ее дочь, приехавшая из соседнего городка, единственная наследница всего имущества, сама подтвердила, что ее мать была после смерти сына очень странной и иногда говорила безумные вещи.
– Пусть несчастная женщина была странной… – медленно, раздумывая над каждым словом, проговорила Александра. – Потерять трех сыновей – впору сойти с ума! Пусть в этом доме случилось несколько похожих смертей… Смерти так или иначе похожи друг на друга, ты не замечала?
– Мне нечасто случалось об этом думать, пока я не поселилась здесь! – передернула плечами Наталья.
– Тут задумаешься! – кивнула художница. – Из всего, что ты рассказала, я сделала один вывод: история этой семьи была трагической, странной, непонятной. Но умирали эти люди от вполне естественных, натуральных причин.
– Мистику, проклятие, связанное с наживой на войне главы рода, ты исключаешь?
– Полностью! – решительно заявила Александра. – Я только могу допустить, что почерк судьбы этой семьи не менялся… Повторялись ситуации, болезни напоминали одна другую, даже ранения и операции… Но умирали в этой семье не оттого, что видели призрак полковника. В этом ты меня не убедишь никогда!
Наталья провела рукой по лбу, медленно, вяло, словно потревоженный во сне человек, пытающийся отгородиться от вторжения яви.
– Отчего же тогда они умирали?
Паузу, повисшую после вопроса, разорвал гудок, раздавшийся за оградой сада. Встрепенувшись, женщины, не сговариваясь, подошли к окну.
– Дидье вернулся из города… – сказала Наталья, указывая на красный мопед, который оседлал всадник в шлеме. – Сейчас придет сюда, за деньгами. У него сегодня зарплата. Будь спокойна, этот стервец своего часа не пропустит…
– Очень милый молодой человек! – улыбнулась Александра. – Я бы, пожалуй, сказала, прекрасный молодой человек… Если бы он не поместил меня на ночлег в этой комнате! Быть может, он не знал?…
– Дидье?! Он знает все! – отрезала Наталья, не отрывая взгляда от красного мопеда. – Это достойный праправнук знаменитой «безумной вдовы». Стервец сделал это нарочно, чтобы потешиться, если ты вдруг помрешь от ужаса… Они тут не очень-то жалуют чужаков, знаешь ли! И вот что еще…
Она сделалась очень серьезной.
– При нем, пожалуйста, не говори обо всем этом ни слова! Не хочу, чтобы они думали, что я… что я боюсь!
Обедать собирались втроем. Дидье, получив деньги, остался работать в саду. Пока он чистил клумбы, пострадавшие от ночного ливня, убирал опавшие ветки и прошлогодние листья, посыпал раскисшие дорожки гравием, сновал с тачкой из угла в угол сада, Наталья готовила обед. Александра предложила ей помощь, но хозяйка, взглянув, как неуклюже та взялась чистить картошку, мгновенно отказалась:
– Ну нет, твои руки к таким низменным занятиям не приспособлены! Твои инструменты – кисти да мастихин. Поди-ка лучше, прогуляйся, полюбуйся на мои владения. Не заблудишься, они невелики…
И в самом деле, сад оказался гораздо меньше, чем померещилось художнице ночью, когда она шла снаружи вдоль его ограды. Остановившись на главной дорожке перед домом, она могла окинуть сад одним взглядом, от ограды до ограды. «Но летом, когда деревья покроются густой листвой, кустарники разрастутся и вся перспектива изменится, он наверняка выглядит куда обширнее! Можно даже представить, что на этих извилистых дорожках легко заплутать…»
Дорожки, скользкие от дождя, и впрямь отчаянно плутали между клумб, кустов и яблоневых старых деревьев. Свернув несколько раз, Александра остановилась и, повернувшись к дому, поискала взглядом те два раскидистых дуба, которые значились на старом медальоне и о посадке которых упомянула в своем рассказе Наталья. Но деревьев не оказалось. «Как жаль, – подумала художница. Отчего-то она не сомневалась, что увидит старые дубы на прежнем месте. – Значит, они отжили свой век… Их спилили…»
Дидье, разравнивавший граблями очередную порцию гравия на соседней дорожке, поднял голову, смахнул прилипшую ко лбу взмокшую белокурую прядь и улыбнулся художнице.
– А где же дубы? – спросила она, указывая на углы дома.
– Какие дубы? – удивился юноша.
– Да те, которые были тут раньше… Посаженные при постройке дома! Они еще изображены на медальоне, том, в кухне…
– А, наш старый медальон! – догадался Дидье. – Так тех деревьев уже давно нет. Они сломались во время урагана, упали на крышу, наделали беды, их спилили по частям… Я тогда был совсем маленький, но хорошо это помню. В крыше были такие дыры!
Расставив испачканные землей руки, он с ясной детской улыбкой показал, какого размера были дыры.
– И дождь лил прямо мне на постель! Пришлось спать внизу, в кухне, пока крышу не перекрыли заново.
– А чем плохо спать внизу? – заразившись его беззаботным весельем, улыбнулась в ответ женщина.
– Внизу больше мышей! – задорно ответил Дидье и рассмеялся. – Не верите? У нас был тогда пес, он ночевал со мной в одной комнате. И всю ночь охотился: душил мышей, носил их мне на постель. Складывал на подушку… Так вот, внизу он совсем перестал спать, всю ночь за ними гонялся…
– За мышами? – Все еще улыбаясь, женщина торопливо обдумывала, как расспросить парня, не нарушив обещания, данного Наталье, – избегать опасной темы. – А больше никого твой пес не чувствовал?
– Иногда он гонял соседских кошек…
– В таких старых домах могут водиться и привидения!
Произнеся эти слова, Александра сделала паузу, глядя в глаза собеседника с нарочитым спокойствием. Дидье, как ей показалось, смешался. Первое мгновение он не нашелся с ответом, его жизнерадостная улыбка померкла, взгляд затуманился. Наконец, справившись с собой, парень очень серьезно спросил:
– Вы что-то видели ночью?
«Он спросил именно „видели“… Не „слышали“, не „чувствовали“»… – Александра также не торопилась с ответом. Она ощущала его значимость, уж очень внимательно смотрел на нее Дидье.
– Так… – уклончиво произнесла она. – Плохо спалось. Я еще подумала, что в таком старом доме должно было много всякого случаться… Старые дома, старые вещи, картины – все они имеют свои истории. Часто – скверные. Новые хозяева иногда поздно их узнают.
Дидье отставил грабли, прислонив их к стволу яблони, отряхнул руки об испачканный брезентовый фартук.
– Это вам Наталья рассказала?
– Она мне ничего не рассказывала, – солгала Александра. – Просто я занимаюсь торговлей антиквариатом, вот и задумалась на эту тему… Незнакомый старинный дом… Пустой, нежилой. Мне было не по себе этой ночью.
– А я, знаете, никогда ничего тут не боялся, – после краткой паузы смягчившимся тоном произнес Дидье. – Это дом моего прадеда… Он, знаете, построил его двести лет назад, когда вернулся из Московского похода! Он воевал в России! Тот медальон, который вы видели, знаете, из чего сделан?
– Из олова? – предположила Александра.
Парень, чрезвычайно довольный, кивнул:
– Точно! Из оловянных пуговиц с его мундира! Когда прадед был в России, там стояла страшная зима… Он отморозил ноги, их отняли уже после переправы через Березину. Ему повезло попасть в лазарет, где сделали операцию. Потом он несколько месяцев провалялся в крестьянском доме, пока не пошел на поправку… Мороз в России был такой, что пуговицы на мундире трескались и рассыпались. Несколько уцелело. Прадед их сохранил и, когда вернулся, велел раскрошить и отлить из них памятный медальон.
– Любопытно… Олово действительно не выносит мороза, – задумчиво сощурилась Александра. – Но ваш прадед, вероятно, привез с войны кое-что более ценное, чем раскрошившиеся пуговицы? Чтобы построить дом, требовалось не олово, а золото…
Но парень, ничуть не смущаясь, пожал плечами:
– Он болтать не любил, мой прадед… Конечно, у него имелось с собой кое-что, когда он вернулся! И хитрый же он был! А везучий! Ведь простым солдатом ушел с Наполеоном в Египет, еще в тысяча семьсот девяносто восьмом году! А в солдаты подался из крестьян, потому что дома у него ни гроша не было: он сам – младший сын, а отец не соглашался поделить поле между ним и старшим братом. Казалось бы, ну кто он был такой?! А в Россию прадед отправился уже полковником!
– Он был незаурядным человеком… – Александра уже поняла, что фигура предка являлась для молодого человека чем-то вроде фетиша. – И очень крепко держался за жизнь! Подумать только: пройти такой путь, участвовать в таких сокрушительных военных кампаниях, выжить, вернуться, построить дом, завести семью…
– О, прадед был необыкновенным… Правда! – Дидье расцвел, словно похвалили его самого. – И совсем не стремился к славе… После египетской кампании он служил далеко отсюда, в глуши, хотя мог бы, как многие делали, напомнить Бонапарту о своих заслугах в Сирии и получить парижский гарнизон… Он вернулся сюда только после Московского похода, когда от него осталась половина, чтобы умереть на родине… Ведь он остался простым крестьянином из здешних мест!
Юноша порозовел от волнения и говорил вдохновенно, не стесняясь высокопарных фраз, вероятно слышанных от третьих лиц. Александра не удивилась бы, узнав, что легендарного полковника вспоминают в этой местности на разных официальных мероприятиях, во время национальных праздников. «В День взятия Бастилии, например!»
Парень, судя по всему, мог бы рассказывать о деде бесконечно, но в этот момент в доме на первом этаже с треском открылись створки окна. В темном проеме появилась Наталья.
– Обедать! – позвала она.
Глава 3
Дидье ел по-юношески жадно, отправляя в рот большие ломти хлеба, которыми вытирал с тарелки подливку. Выпив два стакана вина, он раскраснелся и начал говорить громче. Обращался парень в основном к гостье. Хозяйка, облокотившись о столешницу, курила сигарету за сигаретой, почти не притрагиваясь к еде, и слушала, вмешиваясь лишь изредка.
– Мой прапрадед – самый известный человек в округе! А этот дом – самый знаменитый дом! – рассказывал парень. – Спросите про «Дом полковника», вам всякий местный житель расскажет…
– Расскажет-расскажет… Но только если спросишь, – Наталья, взглянув на молчавшую приятельницу, улыбнулась уголком рта. – Первые они об этом не заговорят!
– А зачем? – легкомысленно откликнулся Дидье. – Вы упрекаете отца, что тот ничего не сообщил агенту об истории дома… Так ведь агент и не спрашивал! Он искал для вас старый, но крепкий, вместительный дом с садом, по такой-то цене… И вы получили его!
Наталья сделала отрицательный жест, словно желала возразить, но, промолчав, отвернулась к окну. Щурясь на яркое солнце, женщина как будто следила за тем, как по дорожке скачут воробьи. Дидье продолжал, обращаясь к гостье:
– А еще «Дом полковника» называют иногда «Домом сфинксов»! Вы видели каменных сфинксов у северных ворот?
– Ночью видела… – кивнула Александра. – При дневном свете еще не успела рассмотреть. Так эти две фигуры – сфинксы? И насколько старые?
У художницы сильно забилось сердце, как всегда, в предчувствии возможного открытия или ценной находки.
– Ваш предок привез их из египетского похода?
Александра уже собралась подняться из-за стола, чтобы немедленно осмотреть изваяния, но Дидье ее остановил:
– Нет, они совсем не такие старые, и вовсе не из Египта! Прапрадед раздобыл их тут, неподалеку… Это было единственное украшение, которое он себе позволил! Хотя и дом мог выстроить пошикарнее, и сад разбить в несколько раз больше… Но он жил, как привык, – маленький домик, клочок земли…
– Этот дом похож на тот, который построил бы себе состоятельный крестьянин! – согласилась Александра. – Так откуда сфинксы, если не из Египта?
Наталья, поднявшись со стула, шире распахнула створку окна и указала вглубь сада:
– Они европейского происхождения. Взгляни, отсюда хорошо видно одного… Сфинкс не египетский. У него крылья и на голове не платок, а высокая прическа. Это парковая скульптура восемнадцатого века. Французская или итальянская…
– Их купили и установили здесь, когда был построен дом! – Дидье тоже встал и отворил дверь в сад. Стоя на пороге, он обернулся к Александре. Его светлые волосы, пронизанные солнцем, казалось, смеялись так же, как глаза и губы. – Поместье тут, по соседству, как раз продавалось. Замок после революции превратился в развалины, его сожгли и разграбили… Там была большая мраморная лестница, из нее вынули все плиты и выложили ими пол в мэрии. Остались скульптуры в парке, их почему-то не тронули. Последний владелец бежал и где-то сгинул… Когда из эмиграции явились какие-то дальние обнищавшие родственники, они сразу продали поместье. У них не было денег не только на то, чтобы его восстановить, но и на новые штаны! – Дидье говорил с превосходством торжествующего победу простолюдина, которому приятно лишний раз унизить попавшего в беду аристократа. – Мой прапрадед перед продажей ездил туда полюбопытствовать и совершенно случайно купил этих сфинксов…
– Но это украшение слишком… – Александра замялась, и Наталья ей помогла:
– Не вяжется с общим стилем дома, я тоже так считаю. И я сперва не поняла, к чему здесь сфинксы? Простой деревенский дом, и вдруг эти каменные изваяния из регулярного парка! Но потом мне стало казаться, что в этом есть свой смысл…
– Да прапрадед просто узнал, что их можно купить, не покупая поместья, и решился, – простодушно пояснил Дидье. – Он ведь воевал в Египте! Как бы в память об этом и поставил здесь сфинксов… Ну, мне пора, девчонок надо забрать из школы!
Поблагодарив за обед, он попрощался с женщинами и побежал через сад. Вскоре за оградой застрекотал мотор красного мопеда. Последний взмах руки – и Дидье скрылся за углом. Наталья, переступив порог, поманила за собой замешкавшуюся приятельницу:
– Идем, покажу тебе сфинксов. Они довольно странно смотрятся у этих ворот… Память о египетском походе! Смех и грех!
Сфинксы, которые ночью показались художнице огромными каменными псами, в ярком свете дня выглядели вовсе не угрожающе. То были мирно лежащие мифические чудовища из серого песчаника, с телами и лапами львов, со сложенными на спинах крыльями орлов и с андрогинными, то ли мужскими, то ли женскими лицами. Художница отметила, что лица у сфинксов были разные. Лицо правого наделено усредненной античной правильностью, щедро растиражированной во времена героического ампира. Оно было грубее по исполнению и казалось старше, чем лицо левого сфинкса, которого скульптор наградил юной лукавой красотой и загадочной этрусской полуулыбкой. У него были незначительные черты, которые забываешь, едва отведя взгляд, и узнаешь, едва увидев вновь. Склонившись над ним, Александра ласково похлопала ладонью по прохладной пористой спине:
– А они вовсе неплохи… Не знаю, который лучше!
– Во всяком случае, они оба лучше, чем этот дом. – Наталья тоже провела пальцами по лицу ближайшего к ней сфинкса и тут же отдернула их, словно обожглась. – Агент прислал их фотографии, когда я выбирала особняк. Не то чтобы это определило выбор… Но в общем, когда я колебалась между несколькими домами, более или менее одинаковыми по возрасту и цене, я вспомнила про эти снимки… Сфинксы придавали всему такой колорит… Здесь есть еще южные ворота, точно такие, как эти, но ничем не украшенные. Они вечно заперты. Так вот, они бы у меня в памяти не остались… Нечему оставаться!
– Да, это узнаваемый элемент… – кивнула художница. – И к цене дома они что-то, конечно, должны добавлять… Но ты говоришь, дом продавался недорого?
– Очень недорого! – Наталья выделила интонацией слово «очень». – Дешево, я бы сказала… Идем, прогуляемся немного. Ты убедишься, какая это милая деревенька…
Улица выглядела мирно, как спящая на солнцепеке кошка. Слегка изогнутая, она, казалось, потягивалась во сне. За оградами, частично решетчатыми, частично сложенными из камня, дремали весенние сады. Под ногами женщин по неровным булыжникам мостовой лениво струился ручеек, вытекающий из-за поворота. Свернув туда вслед за своей спутницей, Александра обнаружила, что вода бежала из отвернутого чугунного крана старой колонки. Дидье, беззвучно смеясь, пытался оттащить от крана уже насквозь помокшую девочку лет четырех, такую же яркую блондинку, как он сам. Две другие девочки, постарше, одна лет восьми, другая подросток, выгружали из обшарпанного серебристого фургончика пакеты с покупками.
Завидев женщин, вся четверка хором их приветствовала. Дидье выдернул наконец младшую сестру из-под колонки и, подхватив ее под мышку, как большую куклу, внес в калитку, на ходу крикнув Наталье с Александрой:
– Одна и та же история!
Старшие сестры заметно смущались, и обе улыбались, не зная, что сказать. Подхватив пакеты, они тоже исчезли в калитке, бросив ее открытой. Фургончик остался стоять нараспашку. Улица была такой узкой, что распахнутая дверца мешала пройти по тротуару. Женщины спустились на мостовую и двинулись дальше. Александра с любопытством взглянула на дом, где скрылись дети. Каменный, одноэтажный, он был на вид очень маленьким и больше походил на флигель.
– Как они все там помещаются? – вслух подумала художница.
– Делавини? – переспросила Наталья, также бросая взгляд поверх низкой решетки, окружавшей сад. – Дом тесноват, правда, а они там впятером. Ну, дети когда-нибудь разъедутся… Хотя кто знает? Дидье, по европейским меркам, давно уже пора выпархивать из гнезда, а он все дома да дома…
– Четверо детей, с ними отец, ты говорила… А мать что же, умерла?
Александра почти не сомневалась, что услышит положительный ответ, потому что не могла вообразить иной причины, по которой мать могла бы покинуть четверых детей… Но Наталья молча покачала головой.
– Неужели ушла?! – От неожиданности художница остановилась.
– Мадам Делавинь находится в психиатрической больнице, – отрывисто произнесла Наталья. Ее голос звучал так натянуто, словно эти слова с трудом срывались у нее с языка. – И, похоже, она оттуда не скоро выйдет.
– Какой ужас… – выдохнула художница.
Ясный весенний день словно померк, хотя солнце по-прежнему светило, сверкая в луже, разлившейся вокруг колонки, где только что резвилась белокурая девочка. Обходя лужу, чтобы не промочить мокасины, Александра со сжавшимся сердцем спросила:
– Когда же это случилось? Малышке не больше четырех лет… То есть, мать попала в клинику не так давно?
– Ее увезли туда, когда младшей девочке был год с небольшим… – ответила собеседница. – И семья тут же переехала из прежнего дома во флигель. Сады разгородили, а прежде это было одно целое владение. Дом выставили на продажу… Но продать его, несмотря на заманчивую цену, удалось далеко не сразу, только через полгода… И купила я, иностранка, через посредника… Вот, два года тут маюсь…
– Зачем им потребовалось так спешно переезжать? Отцу пришлось бросить работу, чтобы сидеть с детьми? Денег не хватало?
Наталья остановилась, уперев руки в бока, словно готовясь к драке:
– Да ты что же, не понимаешь?! В самом деле не видишь связи между тем, что с ней случилось, и тем, что сейчас творится в этом проклятом доме со мной?!
– Погоди… – Александра чувствовала, как у нее немеют губы. Теперь и она говорила с трудом. – Ты хочешь сказать, мать этих детей тоже что-то чувствовала и потому сошла с ума?! Но ведь это невозможно…
Слова замерли у нее на губах. Собеседница так побледнела, что Александре показалось – та вот-вот упадет в обморок. Художница схватила Наталью за руку. Пальцы у нее были ледяные, негнущиеся, словно неживые.
– Она что-то видела в доме? – негромко осведомилась Александра, невольно воспользовавшись выражением Дидье.
– Увы… Вечером бедняжка легла спать в одной комнате с младшим ребенком. – Наталья не сводила с художницы потемневших почти до черноты глаз. – Девочка прихварывала. На другое утро дочка спала допоздна, ей стало лучше… А женщина выглядела так, будто провела всю ночь без сна. И это была только первая ночь. Дальше хуже. Она стала заговариваться… Вовсе прекратила спать, боялась входить в дом, принялась бродить ночами по саду, совсем как…
– Вдова полковника, – тихо закончила фразу Александра.
Мимо женщин по улице прополз небольшой грузовичок. Автомобиль ехал медленно, в открытом кузове виднелись туго набитые мешки из синей синтетической рогожки. Он направлялся вглубь полей по гравиевой насыпной дороге. Вдали, в полукилометре от последнего дома деревни, виднелось приземистое темное здание, очевидно, сложенный из камня старый амбар. За ним вдоль всего горизонта тянулась полоса зарослей.
– Там, за ивами, река, – поймав взгляд Александры, тихо сказала Наталья. – Это было бы совсем райское место, ты права… Если бы…
– И что же говорят врачи? – спросила художница, следя за тем, как грузовичок удаляется по дороге к реке. – Почему бедняжку решили отвезти в клинику? Ведь у нее могли просто сдать нервы… Пропал сон, ничего странного! Все-таки четвертый ребенок! Она устала… У нее могла начаться депрессия, наконец!
Наталья, слабо улыбнувшись, взяла ее под руку:
– Идем, я покажу тебе реку.
Когда они двинулись по гравиевой дороге, вслед за еле ползущим грузовиком, Наталья заговорила еще тише, словно опасаясь, что их подслушают, хотя вокруг были только согретые солнцем зеленеющие поля.
– Депрессия или нет, но она стала всерьез утверждать, что ночью в ее комнате появился призрак. Она не понимала, мужчина это был или женщина, но видела его ясно!
– У призраков пола нет! – возразила Александра.
– Бедняжке-то это было все равно… У нее начался бред. В больнице ее удалось немного успокоить, она пробыла там пару месяцев… но стоило вернуться домой, как все началось снова!
– Она опять видела призрак?
– Непонятно. Мадам Делавинь утверждала, что видела, но ведь с ней уже было неладно после того потрясения… Однако, когда она увидела призрак в первый раз, никаких странностей за ней не водилось! Это была абсолютно нормальная женщина. Вот тебе еще одна жертва «Дома полковника»…
Александра остановилась и высвободила руку. Глядя в лицо спутницы, она почти по слогам проговорила:
– Эта бедная женщина – жертва нервного расстройства!
– И я, значит, тоже? – сорвавшимся голосом поинтересовалась Наталья.
– Не знаю. – Художница с трудом выдержала ее тревожный взгляд. – Но если ты не обратишься к врачу и не расскажешь о своих переживаниях, то вполне можешь стать следующей жертвой этого дома, почему нет. Как ты не понимаешь, что дом просто связан с историями, которые пагубно действуют на человеческую психику?! Я вот ничего не знала и спала прекрасно в самой нехорошей, по твоим словам, комнате.
– Я тоже ничего не знала, – напомнила Наталья. – Спрашивать начала потом! Мне было известно лишь то, что сообщил агент: возраст дома, сколько в нем комнат, какое отопление, удобства, расположение… Именно это я и увидела, когда приехала сюда. И все же… – Глубоко вздохнув, она почти с негодованием закончила: – Парижский агент не рассказывал мне о фамильных привидениях, потому что сам о них не знал! Когда я спросила его, что является причиной такой срочной продажи, мне ответили: нужда в деньгах. Все, точка, нечего больше выяснять… Разве я могла заподозрить что-то другое…
Они молча прошли еще несколько шагов, почти вплотную приблизившись к амбару. Его стены, сложенные из крупных серых камней, были покрыты сизым мхом и оттого издали казались темными. Примитивной постройке было лет двести, как предположила Александра. Наталья немедленно подтвердила ее версию:
– Этот дом был построен еще до рождения полковника! Вот все, что осталось от прежней фермы стариков Делавиней. Полковник был младшим сыном в семье, потому и ушел в солдаты. Старшему сыну достался родительский дом и это поле… Но он умер, и к моменту возвращения из Московского похода полковник уже получил все права на этот дом. Только предпочел построить свой собственный, новый. Этот пришел в запустение…
– Что там сейчас?
– Склад удобрений… Делавинь-отец никогда не занимался хозяйством. Он сдает кому-то амбар за гроши.
– А на что живет эта семья? – Александра проникалась все большей жалостью к осиротевшим при живой матери детям.
– Не знаю… – протянула Наталья. – По-моему, они проедают то, что выручили за дом… Потом, вероятно, продадут оставшийся клочок земли, флигель и уедут… И я борюсь с искушением продать этот несчастный дом и сбежать! Никогда в жизни я так не ошибалась с покупкой…
Дойдя до прибрежных зарослей ивняка, они спустились между искривленных, узловатых стволов, напоминавших подагрические старческие руки. Узкая полоска намытого рекою песка тянулась вдоль нависших над водой деревьев. Плакучие ветви, еще безлистные, но отягощенные золотистыми соцветиями, купались в медленно текущей воде.
Александра глубоко вздохнула, очарованная нежной красотой этого места. Сена здесь была узкая, как маленькая подмосковная речушка. Шелковисто сияющие волны отливали асфальтовыми, лиловыми, зелеными оттенками, как грудь голубя-сизаря. На противоположном, совсем близком берегу виднелись остатки сгнивших мостков – несколько почерневших покосившихся досок, набитых на шаткие бревна.
– До чего хорошо! – вырвалось у нее.
Наталья не ответила. Сунув руки в карманы старого плаща, который художница помнила еще по Москве и который теперь мешком висел на исхудавшем теле своей обладательницы, женщина смотрела куда-то в пустоту и явно не замечала красоты этого мирного места.
– Послушай… – после паузы сказала Александра, окончательно удостоверившись в том, что знакомая самым опасным образом сосредоточилась на одной мысли и не воспринимает больше ничего. – Раз уж ты все равно не можешь тут жить и тебе мерещатся всякие ужасы, почему бы действительно не продать дом? Понимаю, что это хлопотно, невыгодно, но какой смысл иметь недвижимость, которой не можешь пользоваться?
Наталья, казалось, была поглощена созерцанием медленно текущей реки, но все же расслышала обращенный к ней вопрос. Не глядя на собеседницу, она негромко проговорила:
– Пока нет… Не могу.
– Почему?!
– Дело в том, что «клад полковника» действительно существует!
Александра едва могла поверить в то, что слышит это, но Наталья говорила совершенно серьезно, с глубоким убеждением:
– Клад существует, он спрятан где-то в доме или в саду. Именно поэтому мой сосед Делавинь не уезжает, остается рядом с домом, который свел с ума его жену… У него нет других причин тут оставаться!
Александра не верила своим ушам. Давняя московская знакомая, всегда такая рациональная, только что призналась в своем страхе перед призраками и всерьез говорила о некоем мифическом кладе! Художница, сдвинув брови, внимательно смотрела ей в лицо, а та, нервно оглядываясь (это движение Александра уже подмечала у нее), объясняла:
– Ведь полковник перед смертью жаловался, что у него украли золото, потом вдова на этой почве с ума сошла, все искала тайник… Один из них спрятал золото и забыл куда, понимаешь?! Наследники сперва сад перерыли, затем дом перестроили – не нашли ничего. Но золото осталось где-то рядом… В доме, если его спрятал сам полковник! Возможно, под полом! Или в стене! Безногому было не уйти далеко со своим сокровищем!
– Опомнись! – Не выдержав, художница схватила приятельницу за плечи и с силой ее тряхнула, так что та широко раскрыла глаза, словно очнувшись от сна наяву. – Какое сокровище, о чем ты?! Неужели ты веришь старой деревенской басне?! Ну, сколько он мог привезти тогда на себе, в поясе на животе?! Ведь он купил землю, выстроил дом, завел семью, понес расходы… Может, перед смертью у него помутился рассудок и он считал потраченные деньги украденными! Если что и осталось, то немного!
– Наверняка осталось все! Все! – Последнее слово женщина, вздрогнув, выкрикнула ей в лицо так громко, что под мостками, разбуженная, всплеснула большая рыба. По темной воде пошли желеобразно дрожащие круги.
– Что – все?! – Александра тоже невольно повысила голос. – О чем ты?!
– Да ведь речь не только о золоте, которое старый хитрец привез на себе… Потом, после постройки дома, прибыл и его багаж… А ты вспомни, откуда он вернулся! В каких роскошных усадьбах ночевал по дороге! К каким сокровищам имел доступ, находясь в таком чине! Полковник только прикидывался бедняком и простачком… Он был настоящим крестьянином, который больше всего боится, как бы кто не заглянул в его мошну и не догадался, сколько там денег!
– Замечательно… Чудесно! – Художница едва сдерживала рвущийся наружу нервный смех. – Очень поучительная история! Скажи, а вы с Дидье не без умысла оставили меня ночевать одну в этом доме? Ты вдруг уехала в Париж, он случайно положил меня на ночлег в той спальне… Вы что же, рассчитывали, что я буду иметь честь лицезреть призрак полковника, который откроет мне, где искать его клад? А то и высыплет мне на одеяло груду сокровищ, чтобы мы все разделили их?
Она говорила издевательским тоном, с затаенной болью наблюдая за тем, как сереет, становясь неузнаваемо чужим, лицо ее давней знакомой. Ядовитая ирония не пробивала эту броню. Художница, задыхаясь, умолкла, напрасно ожидая ответа.
– Вы все сумасшедшие! – решительно проговорила она, так и не дождавшись реакции. – Всех вас надо отвезти туда же, где находится бедная мадам Делавинь!
– Возможно… – Наталья провела рукой по лбу неуверенным жестом только что проснувшегося от тяжелого сна человека. – Если бы ты знала… Эта мысль о старинном кладе так завораживает… И потом, я ведь уже так давно все это терплю! Может, я свыклась с мыслью о том, что этот дом – часть моей судьбы… Я не могу его бросить.
Она сделала несколько шагов по берегу и остановилась прямо напротив места, где вода омывала остатки старых мостков. Александра следила за ней, еще не вполне веря во все, что увидела и услышала в это утро. Художница была так ошеломлена, что больше не делала попыток образумить давнюю приятельницу.
«Но что же делать?» Александра следила за течением реки, вялым и ленивым, за прутьями и сухими листьями, то и дело возникающими из-за поворота, который был скрыт зарослями ив. «Наталья не сошла с ума, конечно, но может быть, куда ближе к этому, чем мне кажется. Если она останется здесь, сейчас, одна, эти мысли полностью ее захватят, и вот тогда – держись! Может, позвонить в Москву ее дочери?»
Художница вспомнила свой визит в московскую квартиру, которую занимала замужняя дочь Натальи. Алине исполнилось всего двадцать лет, но замужем она была уже второй раз. Ни она сама, ни оба ее супруга не работали ни дня. Все расходы несла на себе Наталья, которая зарабатывала, пусть и от случая к случаю, немало. Она была одним из лучших и самых востребованных в Москве дизайнеров по свету. Наталья создавала не только эскизы эксклюзивных светильников и планировала схему их размещения, но и решала уже имеющиеся проблемы с искусственным освещением, подчас очень трудные. У нее была твердая репутация специалиста, который никогда не подведет и не ошибется. Ей доверяли.
…Всего несколько дней назад, следуя указаниям, полученным по телефону из Франции, Александра начала расформировывать собранную старой приятельницей коллекцию экспрессионистов. Часть раритетов следовало выставить на продажу, часть – привезти во Францию. С этой целью Александра и приехала на квартиру к старой знакомой.
Рады ей не были. Правда, Алина, уже посвященная в детали плана, составленного матерью, против вторжения гостьи не возражала. Она отперла дверь комнаты, которую занимала некогда Наталья и где теперь хранились коллекции… Но ее застывшее в неприязненной гримасе лицо, враждебный взгляд, тяжелое молчание ясно говорили о том, что она имеет свое мнение о происходящем, и это мнение резко отрицательное.
Сперва Александра занималась разборкой папок, стараясь игнорировать наблюдавшую за ней девушку. Но вскоре терпение художницы иссякло. Обернувшись, она прямо спросила Алину, так ли уж обязательно ее присутствие?
– Твоя мама мне доверилась, а ты меня прямо глазами ешь! – Она знала девушку с подросткового возраста и потому не церемонилась. – Неужели думаешь, я что-то украду?!
– Да нет. – Алина, поджав губы, скрестила руки на груди, словно демонстрируя свою готовность защищаться. – Про вас-то как раз я ничего такого не думаю.
– Так зачем следишь за каждым моим движением?!
– Я должна знать, что мама решила продать. Имею полное право, кажется?
Бледное лицо девушки выражало негодование и решительность. Опомнившись от удивления, художница проговорила:
– Не уверена, что ты имеешь такое право! Твоя мать сама заработала деньги, чтобы все это купить. Ты никогда не работала, она тебя полностью содержит. А ты ведь уже взрослая! Второй раз замужем… Погоди, твоего нынешнего ведь сейчас дома нет? Неужели он на работе?! Устроился, наконец?!
Против своей воли она говорила язвительно, прекрасно осознавая при этом, что наживает себе смертельного врага. И верно – едва заслышав мораль, Алина угрожающе переменилась в лице. Ее миловидность разом потускнела, взгляд сделался жестким, теперь девушка казалась намного старше своих лет.
– Не ваше дело, где мой муж и кто меня содержит, – процедила она. – Лучше бы вы поинтересовались, куда мама собирается деть деньги от проданных коллекций!
– Меня это не должно касаться. Ей требуются средства, вот и все.
– И все?! – воскликнула Алина. В ее зеленых глазах блеснули слезы. – Она купила там дом, квартиру в центре Парижа, бросила работать и живет в свое удовольствие так, будто завтрашнего дня нет! Вот на это ей и нужны средства! Когда она все проест и продавать будет нечего, она продаст эту квартиру и выбросит нас на улицу!
– Наталья бросила работать? – Из всей услышанной тирады, вызванной, несомненно, чисто эгоистическими интересами, Александра выделила самую важную для нее фразу. – Как бросила? Я думала, она выполняет заказы дистанционно, по Интернету, как многие сейчас…
– Ничего она не выполняет! – огрызнулась Алина. – Мне сюда, на стационарный номер, второй год звонят ее старые клиенты и спрашивают, все ли с мамой в порядке? Они ей звонили в Париж, она ведь, когда уезжала, оставляла всем координаты… Предлагали взять заказы. А она отказывалась! Говорила, что работать больше нет необходимости!
– Может, у нее есть работа там? – предположила художница.
– Ничего у нее нет! Я спрашивала! Мне она ответила, что всю жизнь вкалывала, одна меня растила, надрывалась, так вот теперь желает жить по-человечески! Вот мне и интересно: она сейчас все подчистую собирается отсюда вывезти или что-то оставит, смеха ради?! Может, нам уже пора съезжать?
Скрепя сердце, Александра удовлетворила любопытство девушки. Узнав, что коллекция ликвидируется полностью, Алина с минуту молчала. Она была ошеломлена, убита этим известием.
– Ну, все, – сказала она наконец. – Мать промотает и эти деньги, уж не знаю, на что она тратит, на кого… И вернется нищей. Хорошо, если в своем уме…
Не сказав больше ни слова, девушка вышла из комнаты, предоставив гостье полную свободу. Александра продолжила разбирать папки, уже не испытывая прежнего приподнятого настроя. Теперь она думала не о том, что ей попался выгодный заказ и скоро она вновь увидит Париж… Художница не могла отделаться от мысли, что поведение ее старой знакомой заключает в себе нечто подозрительное и таинственное…
«Но я не подозревала тогда, что настолько таинственное!» – сказала она себе, следя за Натальей. Та, стоя у самой кромки воды, словно грезила наяву. Глаза женщины были открыты, но казалось, она ничего перед собой не видит. «Если я расскажу Алине, что мать считает, будто в ее доме спрятан старинный клад… А не живет она там и потратила последние деньги на квартиру в Париже, потому что боится привидений… Ну, не знаю! Алина девушка решительная, расчетливая, деньги любит, на мать в обиде. Запрячет бедняжку в психбольницу, не поленится приехать… И будет сидеть несчастная Наталья рядом с такой же несчастной мадам Делавинь… Да, но супруга соседа сошла же отчего-то с ума! Она ведь клад не искала!»
Все, что Александра успела услышать о «Доме полковника», рождало у нее тревогу. «Что-то там не так! Что-то очень не так! Не знаю, был ли там клад и что он из себя представлял, но люди в этом доме сходили с ума, умирали от страха, вешались… И вот теперь Наталья… Бросила принимать заказы, надеется разбогатеть, найдя клад, превратилась в полупомешанную мономанку, выдающую дикий вымысел за явь… Но ведь она, не будучи даже осведомленной о местных преданиях, видела, чувствовала, слышала в „Доме полковника“ то, что выгнало ее оттуда! Это нельзя приписать больному воображению! Что-то случилось на самом деле… Дало толчок!»
Наталья, внезапно очнувшись, отвела взгляд от воды и повернулась к художнице. Ее глаза вновь приняли осмысленное выражение.
– Мне нужно вернуться в Париж, – произнесла она неожиданно деловито и спокойно. – Сегодня же, да прямо сейчас. Тебе я полностью доверяю, ты знаешь… Встретишься с покупателем, сторгуешься и договоришься об оплате. Все решай сама!
– Погоди, – нахмурилась Александра. – Где это я с ним встречусь? Куда ехать?
– Недалеко! Он живет в этом же городке, как громко именует себя деревня… Только на другом краю, – пояснила Наталья. – Я скажу Дидье, он тебя отвезет. Может быть, вы все решите за сутки, двое… Покупатель настроен на сделку, фото кое-какие видел, вопрос только в цене… Я назвала ему при первой встрече цифру, он засомневался, но ты, конечно, сумеешь его уломать…
– Мило… – От растерянности художница не находила нужных слов. – Я думала, покупатель живет в Париже и мы вместе туда поедем… А ты уезжаешь, бросаешь меня тут одну, в этом доме?!
– Ты же не веришь в привидения?
Наталья произнесла эти слова так холодно и язвительно, что Александра мгновенно осеклась. Женщина почувствовала себя глупо, ее мучил стыд, словно она дала себя заманить в искусно расставленную ловушку. «В самом деле, – смятенно думала художница, – я только что высмеивала ее, а теперь сама боюсь остаться в доме… Разве я боюсь? Правда боюсь?»
Молчание затягивалось. С поля, скрытого зарослями ив, внезапно раздался рокот заведенного тракторного мотора. Обе женщины одновременно вздрогнули, и, как по команде, из зарослей вылетела стая вспугнутых перепелов.
– Хорошо, – твердо произнесла Александра. – Я останусь и все сделаю сама. Но если что-то выйдет не так, не предъявляй мне потом претензий!
Художница внимательно следила за лицом собеседницы, и то, что она увидела, испугало ее куда больше, чем все рассказы о привидениях. Наталья выслушала ее согласие, не дрогнув, лишь чуть поджав губы и опустив ресницы… Но Александра успела прочитать в ее глазах панический страх.
Глава 4
Стоя у ворот, Александра смотрела вслед удаляющейся машине. Когда плавный изгиб ограды соседского сада скрыл малолитражку Натальи, Дидье обратился к художнице:
– Давайте поедем прямо сейчас?
– К покупателю?
– Ну да. – Парень оглянулся на калитку своего дома. – Пока девчонки нашли, чем заняться. Предупреждаю, у меня всего часа полтора, не больше! Если я их оставлю надолго, Кристина заляжет перед компьютером, а младшие разнесут весь дом, и тогда вечером отец…
– Я поняла, – с улыбкой перебила Александра. – Отец тебе задаст. Хорошо, поедем прямо сейчас. Мне все равно. Но как мы разместим на мопеде чемодан?
Оказалось, Дидье вовсе не собирался везти гостью на своем красном мопеде. Для этой важной цели он предназначил обшарпанный серебристый фургончик, которым обычно управлял отец. Делавинь-старший сейчас как раз отсутствовал, но машина стояла во дворе.
Александра рассудила, что оставлять чемодан в неохраняемом доме, запирающимся лишь на типовой врезной замок, неразумно. Обычно она не предъявляла покупателю весь имеющийся в наличии товар. Выбирала лишь самые знаковые вещи, умело разжигая интерес к остальным. Иногда таким образом удавалось поднять цену продающейся коллекции вдвое, а то и втрое.
Александра знала, что коллекционер, не стесненный в средствах, охотнее покупает легенду, а не правду, престиж, а не качество. Художница помнила из своей практики множество случаев, когда коллекционер, даже подозревая подлог, предпочитал искусно изготовленную фальшивку «неубедительному» подлиннику, особенно если фальшивка имела солидные сопроводительные документы, включая паспорт экспертизы. Таких сделок становилось все больше, и женщина часто спрашивала себя: не теряет ли коллекционирование предметов искусства всякий смысл, превращаясь в собирание все более умело сертифицированных подделок? Сама она брезговала подобными предприятиями и брала предметы на реализацию, только если лично была полностью убеждена в их подлинности. Разжечь интерес коллекционера к покупке, тем самым повысив ее цену, – в этом Александра не видела никакого преступления. Она занималась перепродажей антиквариата и живописи вот уже четырнадцать лет и могла с чистой совестью сказать, что еще ни разу не продала клиенту заведомую фальшивку. Удержаться от искушения порой бывало нелегко… Ее знакомые, подвизавшиеся в той же сфере, наживали целые состояния, кое на что закрывая глаза, о чем-то умалчивая, с кем-то делясь… А иногда просто продавая свою подпись на экспертном заключении, которого даже не читали. Александра, постигнув в свое время правила этой игры, вовремя устранялась от подобных комбинаций, хотя должна была признать, что подводных камней и опасностей на ее пути это не уменьшало…
Читать бесплатно другие книги:
