Никто не уйдет Силлов Дмитрий

© Силлов Д.О., 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2021

СТАЛКЕР. Закон проклятого

СТАЛКЕР. Закон Зоны

КРЕМЛЬ 2222. Юг

СТАЛКЕР. Закон стрелка

СТАЛКЕР. Закон шрама

КРЕМЛЬ 2222. Северо-запад

КРЕМЛЬ 2222. Север

КРЕМЛЬ 2222. МКАД

КРЕМЛЬ 2222. Сталкер

РОЗА МИРОВ. Закон дракона

СТАЛКЕР. Закон Шухарта

РОЗА МИРОВ. Побратим смерти

СНАЙПЕР. Закон Хармонта

КРЕМЛЬ 2222. Петербург

КРЕМЛЬ 2222. Шереметьево

СТАЛКЕР. Закон «дегтярева»

СТАЛКЕР. Закон Призрака

СТАЛКЕР. Закон клыка

СТАЛКЕР. Закон долга

СТАЛКЕР. Закон свободы

СТАЛКЕР. Закон монолита

ГАДЖЕТ. Чужая Москва

СТАЛКЕР. Закон сталкера

СТАЛКЕР. Закон торговца

СТАЛКЕР. Закон крови

СТАЛКЕР. Закон Охотника

СТАЛКЕР. Закон Припяти

СТАЛКЕР. Закон якудзы

СТАЛКЕР. Закон лесника

СТАЛКЕР. Закон выживших

СТАЛКЕР. Закон бандита

СТАЛКЕР. Закон Черного сталкера

СНАЙПЕР. Закон войны

СТАЛКЕР. Закон Чернобыля

Автор искренне благодарит:

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ;

Алекса де Клемешье, писателя и редактора направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ;

Алексея Ионова, ведущего бренд-менеджера издательства АСТ;

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Чернобыльской зоне отчуждения за ценные советы;

Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru и www.real-street-fighting.ru;

Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;

Елену Диденко, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Виталия «Дальнобойщика» Павловского, Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Андрея Гучкова, Владимира Николаева, Вадима Панкова, Сергея Настобурко, Ростислава Кукина, Алексея Егорова, Глеба Хапусова, Александра Елизарова, Алексея Загребельного, Татьяну «Джинни» Соколову, писательницу Ольгу Крамер, а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», состоящих в группе https://vk.com/worldsillov, за помощь в развитии проектов «СНАЙПЕР», «СТАЛКЕР», «ГАДЖЕТ», «РОЗА МИРОВ» и «КРЕМЛЬ 2222».

Короче говоря, за последние два месяца, только по имеющимся сведениям, комплексы противника получили свыше шести тысяч единиц материала из различных Зон…

Аркадий и Борис Стругацкие. «Пикник на обочине»

– Итак, доктор Пильман, хотел бы прежде всего поздравить вас с номинацией. Как я понимаю, не исключено, что вы станете пятым дважды лауреатом Нобелевской премии за всю историю человечества. И это вполне заслуженно. В свое время я спрашивал вас, не хотите ли вы вплотную заняться чудесными предметами, которые находят в Зонах Посещений. Вы ответили «пожалуй» – и вот результат, вторая Нобелевская премия. Ваши исследования во всех шести Зонах поистине…

– Давайте обойдемся без дифирамбов. Во-первых, от номинации на премию до ее вручения примерно как от Земли до альфы созвездия Лебедя. И, во-вторых, лично я считаю, что практически все мои исследования не стоят и ломаного цента. Мы до сих пор не знаем истинной причины появления Зон на нашей планете. Мы понятия не имеем, что представляют собой на самом деле все эти «пустышки», «ведьмины студни», «черные брызги» и прочие загадочные предметы, которые мы, ученые, называем «материалом» и над тайной которых бьемся уже не первый год. При этом до сих пор ученые всего мира не получили ни единого внятного ответа на кучу вопросов, связанных с ними. Да, мы используем эти артефакты во благо человечества, некоторые из них даже научились клонировать, но что они такое и откуда взялись, до сих пор загадка.

– Вы, вероятно, шутите, доктор. Премии такого уровня не вручают просто так.

– Не смешите меня, юноша. Я всю свою жизнь посвятил науке и, по крайней мере, научился объективно оценивать результаты моих исследований. Так вот, я считаю, что мы по-прежнему ничего не знаем о Зонах. Ни-че-го, кроме того, что они смертельно опасны и, словно поля, отравленные радиацией, исправно приносят урожай в виде странных предметов, многие из которых смертельно опасны для человека.

– Ну, дорогие хармонтцы, думаю, вам не нужно напоминать о феноменальной скромности нашего доктора, которая равна его достижениям в науке. Кстати, не могли бы вы объяснить нашим слушателям, что вы имели в виду, говоря об урожае, который Зоны исправно приносят? Разве артефакты – это не предметы, оставшиеся после Посещений на зараженных землях?

– Именно так. Когда первые исследователи перешагнули границы Зон, они наткнулись на эти самые артефакты. И, естественно, утащили их с собой. С тех пор этот процесс продолжается непрерывно. Согласно статистике, и ученые, и сталкеры в совокупности за первый год после Посещения вынесли из шести Зон, разбросанных по планете, около пяти тысяч артефактов. В настоящее время эта цифра выросла до пятидесяти-шестидесяти тысяч в год. Такое впечатление, что чем больше загадочных предметов выносится из Зон, тем больше их становится.

– Удивительный факт, удивительные цифры. Господин Пильман, и все-таки не могли бы вы хоть немного приоткрыть завесу тайны перед нашими слушателями? Как вы думаете, какова причина того, что сколько бы из Зон Посещения ни выносили артефактов, они возрождаются вновь в еще большем количестве? Хотя бы предположение?

– По меньшей мере неразумно и в корне непрофессионально тыкать пальцем в небо, не имея хотя бы малейших объективных зацепок. Поэтому пусть меня лишат номинации на премию, но я отвечу честно – не знаю. Я не имею ни малейшего понятия, почему из года в год артефакты в Зонах множатся, словно грибы после радиоактивного дождя. И вряд ли смогу порадовать вас решением этой загадки в ближайшее время, так как за годы наших исследований мы даже на дюйм не приблизились к ней. Как, впрочем, и к многим другим необъяснимым загадкам, которые Зоны Посещений преподносят нам чуть ли не каждый день.

Глава 1

Слепые кварталы

Хлебнул я как следует из бокала, выгреб из кармана кучу мелочи, слез с табуретки и первым делом запустил музыкальный автомат на полную катушку. Есть там одна такая песенка – «Не возвращайся, если не уверен». Очень она на меня хорошо действует после Зоны…

Аркадий и Борис Стругацкие. «Пикник на обочине»

Если хорошенько вдуматься, то жизнь наша изрядно похожа на «пустышку». Есть в ней два заметных момента, яркие такие, словно начищенные медные блюдца известного артефакта, который еще называют «гидромагнитной ловушкой» или «объектом семьдесят семь-бэ».

Первый – это когда ты рождаешься и маячит перед тобой пятно света в форме такого вот блюдца.

И последний, когда помираешь. Сталкеры, которые были на грани, но вернулись, говорили, что тоннель сверкающий видели. Ну, в общем, тема известная.

А между этими блюдцами – ничего. Пустота. Хоть руку туда суй, хоть башку свою шибко умную. Все равно там пусто. А то, чем ты пытаешься ту пустоту заполнить, – временно и не имеет никакого значения. Уж для «пустышки» точно.

Но бывают исключения.

Это когда тебе везет несказанно и ты находишь «объект семьдесят семь-а». Тоже «пустышку», только полную, с какой-то синей начинкой внутри, переливающейся величаво так, со значением. Кажется, присмотрись повнимательнее – и ухватишь что-то очень важное для себя, смысл бытия постигнешь, поймешь, чего ради живешь на этом свете…

Многие глядели. Лакмусовые бумажки совали. Потом руки. Даже головы. Так и не понял никто, что там за сияние такое. Ну колышется, ну переливается. И ничего более. Никакого нет в нем особого смысла и принципиального отличия от обычной пустоты. В общем, всё как в жизни. Один только манящий свет, а на деле – ничего.

А Кирилл Панов за полную «пустышку» жизнь свою отдал. За мечту. За сияние, от которого нет никакого толку. И если б не я, Рэд Шухарт, рыжий сталкер из Хармонта, жил бы сейчас этот ученый на свете, возился б с артефактами и был счастлив. И Арчи жил бы. И еще многие люди, которых нет больше на свете.

Интересно, а есть ли вообще в Хармонте кто-то, кто не желает смерти Рэду Шухарту? Может, и нет. Но, так или иначе, нужно сделать то, что задумано. А дальше – хоть трава не расти…

По городу шел человек, гоняя в голове невеселые мысли. Его можно было понять. С тех пор как на окраине Хармонта обосновалась Зона, город напоминал больного, у которого доктора нашли доброкачественную опухоль. Вроде бы ничего страшного, живешь себе, занимаешься своими делами. Но при этом постоянно помнишь о том, что есть в тебе кусок перерожденной плоти, которая вроде бы как твоя, но в то же время и нет. И которая в любой момент может стать злокачественной.

А недавно опухоль дала о себе знать, осчастливив организм неслыханной благодатью для каждого жителя Хармонта. И тут же на город набросились доктора. Потому что счастье для всех и каждого – штука заразная, которая если на другие организмы перекинется, то это будет уже эпидемия. Страшная болезнь, которая лечится только целебными ядерными грибами.

И сейчас для того, чтоб предотвратить радикальные меры, Хармонт и Зона, примыкающая к нему, были добросовестно обнесены колючей проволокой в три ряда, кордоном, усиленным пулеметными вышками, блокпостами и бронетранспортерами. Ну и, само собой, военных в город согнали – тьму-тьмущую. В глазах пестрит от камуфляжей, нашивок и разнокалиберного оружия. Правда, стрелять не в кого. Люди из домов выходят только за бесплатной похлебкой, которую военные в химзащите раздают прямо на улицах с полевых кухонь, прицепленных к броневикам. И называется все это «временными мерами, связанными с повышенной опасностью Зоны для мирного населения».

Но Шухарту было наплевать на броневики и военных. У него была цель, простая и очевидная. Ради нее Рэдрик слетал в другое полушарие планеты, прошел там через огонь, воду, плен, рабство и ранение, после которого не выживают. Но он все же смог остаться в живых и вернуться в родной Хармонт[1]. И сейчас сталкер шел к этой цели, до которой оставалось пройти всего ничего: два дома, потом направо во двор с покосившимся гаражом и облезлой подъездной дверью, которую давно пора перекрасить.

Его не узнавали – он все сделал для этого. На Рэдрике была мешковатая сталкерская толстовка с глубоким капюшоном, купленная в Украине, в маленьком городке неподалеку от тамошней Зоны. Почти все местные сталкеры носили аналогичные. Такой капюшон хорош тем, что закрывает уши и шею от «жгучего пуха», а лицо – от лишних глаз. Военные бросали на человека настороженные взгляды, но не останавливали. Может, потому, что многие жители Хармонта сейчас прятали лица за козырьками бейсболок и такими вот капюшонами: контакт глазами – это всегда повод для окрика, за которым может последовать все что угодно.

А может, и потому они не обращали внимания, что Шухарт все еще сжимал в онемевшей руке бесценный артефакт, действие которого должно было давным-давно закончиться. Но Рэду очень хотелось верить в чудо – и пока что никто не окликнул его. Может, случайность, а может, и нет – порой Зона щедра на подарки, словно скупая мачеха после пары рюмок хорошего коньяка.

Сталкер свернул в знакомый двор, мысленно моля Зону еще об одной милости, словно она была живым существом, способным услышать его. А вдруг услышит? Вдруг сбудется его маленькое счастье – не для всех, все до сих пор сыты им по самую макушку. Не для всех, только для него и трех единственно близких существ, дороже которых нет никого на свете?

– Помоги, прошу! – шептал Шухарт, направляясь к облезлой двери подъезда. Каждый шаг давался ему с трудом, ноги не шли. Ватными стали как-то сразу и вдруг. Но Рэд все равно переставлял их, с каждым шагом приближаясь к цели, ради которой он столько вынес…

До побитых ступенек оставалось всего ничего, когда подъездная дверь скрипнула и на пороге нарисовался управляющий.

С того времени, как Рэдрик видел его в последний раз, ничего в управляющем не поменялось. Как всегда помятый и недовольный, даже потертая курточка с пятном у кармана та же самая. Бывают такие люди, ничего их не берет. Даже если апокалипсис вселенский случится, только они и останутся. Будут ходить меж руин и скелетов, брезгливо пиная обожженные кости и кривя тонкогубые рты – мол, ничего не поменялось, что до катастрофы было все плохо, что после то же самое.

Правда, когда сталкер оторвал взгляд от ступенек и поднял глаза, в кислой физиономии управляющего случилась серьезная перемена. Глаза округлились, руки затряслись, на бледной, с прожилочками переносице мигом выступили капли пота, хотя день был вовсе не жарким.

– Ми… мистер Шухарт, – дрожащим голосом произнес управляющий. – Я… Я все делал, как вы сказали… Еду носил, воду… Каждый день носил… Они брали редко, но я все равно…

Рэд просто стоял и слушал, сжав в руке «сучью погремушку» с такой силой, что удивительно было, как ценный артефакт еще не рассыпался на молекулы. Управляющий сказал «они брали». Значит, теперь не берут. Значит, Гуты, Мартышки и отца больше нет в квартире на втором этаже. Или же они все еще там, но им больше не требуется ни вода, ни пропитание.

– Где они? – очень тихо сказал Шухарт, усилием воли подавив дрожь во всем теле. Потому что если сказать по-другому, это уже не вопрос будет, а рев звериный, нечеловеческий, страшный…

– Их забрали, – отступив на шаг назад и побледнев, произнес управляющий, хотя казалось, что больше бледнеть уже некуда. – В Институт аномальных зон… Тот, что раньше назывался Институтом внеземных культур… Я не знаю, что с ними было дальше. Туда забрали всех мутан…

Управляющий осекся и отступил еще на шаг, уперевшись спиной в косяк. Дальше отступать было некуда.

– Это ты их сдал, – тускло и скучно произнес Шухарт. Не спросил, а именно констатировал факт, как нечто само собой разумеющееся.

Управляющий смотрел на него, как кролик на удава, трясясь всем телом и не в силах оторвать взгляда. Еще немного, и это существо наложит в штаны, а может, умрет от страха. Потому что даже если ты самая распоследняя сволочь, полностью уверенная в собственной правоте, все равно там, очень глубоко внутри себя сволочизм свой осознаешь. И боишься, что придут к тебе однажды и спросят за всё по полной…

Но сейчас Рэдрику было не до этого слизняка. Конечно, надо бы его раздавить, но ведь потом от вони и гнили отмываться – это время нужно. А вот времени-то как раз у Рэда и не было. Потому что в знакомом старом Институте с новым названием кто-то решил, что семья Шухарта – это мутанты, подлежащие изучению. Что их можно держать в клетках, отрезая небольшие кусочки плоти для биопсии и других полезных исследований. А может, препарировать заживо, как лабораторных лягушек, наблюдая, как реагируют на боль те, ради кого Рэд готов был сам вытерпеть любые, самые страшные мучения.

Бежать было нельзя – внимание привлечешь. Поэтому Шухарт развернулся, надвинул капюшон поглубже, засунул в карманы трясущиеся руки и пошел знакомой дорогой, которой он ходил десятки раз, пока работал лаборантом в Институте внеземных культур. Идти, в общем-то, недалеко. Вышел со двора – и двигай себе прямо по дороге, пока в тот Институт не упрешься… Которому теперь не до внеземных культур. В котором нынче аномальные зоны изучают. И мутантов…

Шухарт сжал зубы, чтобы не завыть от бессильной тоски. И ежу ясно, что сейчас охраняется тот Институт не в пример серьезнее, чем при капитане Вилли Херцоге. Наверняка оцепление, стационарная охрана на этажах, патрули по двое в коридорах. Ну, скажем, проникнешь ты, сталкер, внутрь, и даже своих найдешь. Вывести получится ли? И куда поведешь ты их, если даже выведешь? Но самое страшное: захотят ли они пойти с тобой, Рэд Шухарт? Помнишь, что тебе Гута сказала на прощание? «Уходи. И больше не возвращайся». А ты вернулся. Со счастьем в кармане, которое запросто может убить тех, кто не хотел больше видеть тебя рядом с собой. Получается, не для них, а для себя ты все это делаешь, Рыжий. Им же только горе приносишь, а сейчас, может быть, и смерть принес жуткую, болезненную, страшную, что покоится во внутреннем кармане твоей толстовки…

Рэд мотнул головой, словно это простое движение могло отогнать сложные, тяжелые мысли, скребущиеся внутри черепа, будто злые кошки. Да, всё так. Да, благодаря ему, Шухарту, город сейчас набит военными, словно заплесневелая буханка тараканами, а в старом Институте творится черт знает что. Но он не мог не идти. Не мог – и все тут. Пусть даже убьют его сегодня, но перед смертью он должен хотя бы увидеть своих. Хотя бы попытаться это сделать…

Сталкер настолько задумался, уставившись себе под ноги, что едва не налетел на «Кадиллак Скаут», раскорячившийся посреди улицы. В последний момент тормознул и круто повернул направо, обходя броневик и не обращая внимания на взгляды двух морпехов, рассевшихся на броне. Хлипкий кордон, отделяющий Хармонт от предзонника, сняли. Зачем он нужен, когда теперь и город, и Зона – одно целое? Теперь на месте снятого ограждения торчал броневик – впрочем, их теперь на каждой улице Хармонта было как вшей на сером рубище недавно умершего бродяги.

– Ишь ты, как его вштырило, – заметил военный, поправляя фильтрующую маску на лице. – Еще немного, и башкой борт бы протаранил.

– А что им остается? – пожал плечами второй. – Я видел такое раньше на подконтрольных территориях. Сначала они выкуривают все свои запасы травы, а потом начинают резать по ночам наши патрули. Мы же без команды не смей даже плюнуть в их сторону.

– Сволочи, шило им в задницу, – пробормотал первый, справившийся наконец с маской. И непонятно было, к кому относились его проклятия – к жителям Хармонта или к начальству, не спешащему отдавать соответствующие команды…

Недовольные комментарии военного Шухарт слышал уже за спиной. До Института оставалось пройти совсем немного – вон его пятнадцатиэтажный главный корпус маячит за деревьями. Совсем чуть-чуть…

Рэд невольно ускорил шаг, даже сбившийся капюшон не поправил – не до того было, все мысли предстоящим заняты.

А зря не поправил…

Из-за угла дома, стоящего возле дороги, вышел подвыпивший мужик в потертой штормовке, на ходу выбивая из пачки сигарету без фильтра. Получалось у него это неважно, поэтому мужик забористо матерился. Но на этом его беды не кончились. После особенно сильного удара пачка вылетела из руки незадачливого курильщика – и шлепнулась прямо под ноги Шухарта.

Мужик матернулся еще раз, коротко и емко, как умеют только в Америке и в России, сделал шаг вперед, поднял глаза… и замер, забыв про потерянные сигареты.

Рэдрик невольно сбавил шаг – чисто для того, чтобы обойти живое препятствие. Но мужик – не смотри, что поддатый – ловко заступил ему дорогу. Был бы трезвый, может, поостерегся бы. А так полпинты виски, принятые на грудь, добавили смелости.

– Далеко собрался, Шухарт? – громко осведомился он.

– Отвали, Билл, – сквозь зубы процедил сталкер, делая очередную попытку обогнуть назойливого алкаша.

– Отвалить?! – взревел Билли, торговец рыбой с говорящим прозвищем Треска, протягивая руки вперед, чтобы схватить Рэда за грудки. – Ты Рябого, моего кореша закадычного, как собаку пристрелил, а мне отвалить?!! Из-за тебя все мы словно проклятые индейцы сидим за колючей… ык…

Шухарту очень нужно было туда, к главному корпусу Института. А еще он не любил, когда кто-то тянул руки к его горлу, дыша при этом в лицо перегаром. Поэтому он мягко шагнул вбок, левой рукой отводя в сторону лапищи Билла, а правой нанося ему короткий удар под дых.

Габаритный рыботорговец мгновенно сложился пополам, став похожим на букву «r». Стоит себе, за живот держится, ртом воздух хватает и глаза пучит, изрядно напоминая при этом рыбу, благодаря которой получил свое прозвище. Сталкер же не стал дожидаться, пока Треске полегчает, обошел его и продолжил путь к своей цели.

– Видал? – ухмыльнулся морпех. – Ловко он его, с одного удара.

Напарник не ответил. Он задумчиво глядел на выцветший плакат, наклеенный на стене дома. На плакате была пропечатана отсканированная фотография с какого-то документа, под которой красовалась надпись: «Разыскивается особо опасный преступник Рэдрик Шухарт. За помощь в его поимке правительство США выплачивает премию 100 000 долларов. Внимание! При задержании соблюдать осторожность, преступник может быть вооружен».

– Тот алкаш его Шухартом назвал, – пробормотал себе под нос морпех, наконец сопоставив в голове информацию на плакате с произошедшим только что. После чего, с силой ударив каблуком по броне, сноровисто скользнул в открытый люк, попутно крича водителю:

– Заводи свою шарманку, Дик! Преступник уходит!

Рев двигателя за спиной заставил Шухарта обернуться. Дьявол, так и есть! Билли Треска переполошил военных. Теперь не то что найти своих в Институте, до самого Института добраться бы! Потому что бежать больше некуда. Потому что через несколько минут не экипаж броневика, а весь Хармонт будет ловить беглого сталкера. Рэд успел зацепить взглядом тот плакат на доме, а вот осознавал информацию уже на бегу, припустив по прямой, словно спринтер, идущий на мировой рекорд. Вилять, лавировать, «качать маятник» бесполезно. Если с «Кадиллака» синхронно ударят два танковых пулемета М73, лавируй не лавируй, все равно останутся от тебя только клочки плоти, вряд ли подлежащие опознанию.

Но так как в объявлении не уточнялось, живым или мертвым требуется предъявить преступника властям, морпехам нужен был целый Шухарт. Поэтому вслед бегущему сталкеру полетели не пули калибра 7,62, а лишь слова, усиленные рупором:

– Рэдрик Шухарт, немедленно остановитесь! В противном случае мы будем вынуждены открыть огонь на поражение!

Рев двигателя за спиной стремительно приближался. Но приближалась и рощица толстых вековых деревьев, растущая прямо перед входом в Институт.

«Если не выстрелили до сих пор, может, повезет!..» – пронеслось в голове Рэда. Силы стремительно заканчивались… но внезапно Шухарт понял, что может большее. Намного большее, чем обычный человек. И наддал, ускорившись чуть ли не вдвое, вопреки законам нормальной человеческой физиологии.

Водитель броневика, вполне себе уверенный в том, что он вот-вот обгонит беглеца, поставит машину поперек дороги, а дальше уже парни в два счета повяжут сталкера, был весьма удивлен. Беглец внезапно рванул вперед с чемпионской скоростью и скрылся в роще. А машину, врезавшуюся в ближайшее дерево, нехило тряхнуло, отчего водитель с размаху приложился головой о лобовое стекло…

Сзади трещала вековая орегонская сосна, падая и ломая по пути ветки соседних деревьев. Надрывался мегафон, грозя беглецу всеми карами земными, но Рэдрик бежал, лавируя между деревьями и не обращая внимания ни на что, кроме стремительно приближающихся распашных дверей Института, сработанных из тяжелого свинцового стекла.

Странно, но стационарного поста возле дверей Института не было. Шухарт лишь увидел пару патрульных, стоящих возле угла здания и в недоумении вертящих головами. Наверно, услышали вопли морпехов и сейчас соображали, с чего это коллеги подняли такой гвалт по ту сторону небольшого парка.

«Хорошо, что стрелять не начали», – пронеслось в голове сталкера. Хоть и толстые деревья в институтской роще, непомерно и фантастично разросшиеся за годы после так называемого Посещения, а все ж шальные пули никто не отменял. Но, видимо, морпехи пожалели тратить боезапас, расстреливая сосны без гарантированного результата. А может, все-таки надеялись поймать беглеца живым.

– Надейтесь, – пробормотал Рэд, дергая на себя дверную ручку с местами облезшей позолотой.

В вестибюле охрана имелась – двое сержантов-гвардейцев, при пистолетах и дубинках. Скромно, Шухарт большего ожидал. Хотя, если вдуматься, теперешние военные власти понять можно. Кому нужен старый Институт по исследованию того, что исследовать нереально? Особенно после того, как город объявили частью Зоны. Сейчас главное – периметр охранять, а Институт-то как раз внутри того периметра и находится. Так что поставили для острастки патруль, вышагивающий вдоль корпусов, да пару старых сотрудников охраны на входе – и ладно. Понятное дело, случись что – через пять минут по свистку сюда рота морпехов на броневиках примчится.

Но иногда пять минут – это очень и очень много.

– Куда? – рявкнул щекастый гвардеец, сидящий за бронированным стеклом в бюро пропусков.

– Туда, – отозвался Шухарт, легко перепрыгивая через турникет. Пока эта толстозадая морда выберется из своего аквариума, можно будет пару раз вокруг главного корпуса оббежать.

А вот второй гвардеец, стоящий за турникетом, был персонажем гораздо более серьезным. Плечи квадратные, голова угловатая, кулаки кубиками. Будто с репродукции Пикассо сошел, что Гута на кухне повесила. Никогда та картина Шухарту не нравилась, как и люди с кулаками, смахивающими на урны для мусора.

Похоже, с такими габаритами охранник привык полагаться исключительно на собственную мощь – пистолет и дубинка, висящие на его поясе, казались игрушечными и абсолютно ненужными.

– Стоять! – рявкнул гвардеец, растопырив руки и став похожим на дрессированного гризли, собирающегося сплясать «сквэр данс». – Кто такой?

– Лаборант, – сказал Шухарт, с разбегу и от души нанося отработанный удар в квадратную челюсть. – Бывший.

Челюсть не только с виду оказалась знатная, это Рэд всей рукой почувствовал, от кисти до локтя. Пойди этот медведь не в охрану, а в профессиональный бокс, цены б ему не было. В такую репу стучать – все равно что мраморный памятник по морде охаживать.

Но в боксе на руки спортсменов надеты мягкие перчатки, а не стальные кастеты – любимое оружие Шухарта. И эффективно, если пользоваться умеешь, и выбросить не жалко после того, как чей-то портрет подрихтовал.

Гвардеец, не ожидавший эдакого сюрприза, рухнул на спину. Ничего, это не ножом и не пулей. Челюсть срастется и будет как новенькая. Может, после этого ее хозяин одумается и подастся в бокс – оно всяко безопаснее, чем ловить сталкеров.

Однако сверху, со стороны широкой лестницы, ведущей на второй этаж, уже несся грохот подкованных армейских ботинок – и, судя по звуку, ног, обутых в те ботинки, было много.

Шухарт скрипнул зубами. Конечно, идея изначально была безумной. Гута, Мартышка и отец могли быть где угодно, на любом из пятнадцати этажей главного корпуса и в трех остальных зданиях, построенных позже и вместе составлявших институтский комплекс. Обшарить все помещения нереально, оставалось надеяться только на фантастическое везение и неимоверную удачу.

Ни того, ни другого не случилось. Это лишь в плохих романах героям все падает с неба в виде плюшек и бонусов. В жизни чаще сверху падает дерьмо – или, вот как сейчас, куча гвардейцев, скатывающихся с лестницы вниз, гремя подошвами и оружием.

В подобных ситуациях всегда есть выбор, причем довольно богатый. Сдаться в плен. Броситься на охранников с кастетом наперевес, навстречу фантастическим звездюлям и очередному тюремному заключению. Или же попытаться скрыться – потому что, будучи непокалеченным и свободным, ты еще можешь попытаться помочь своим.

И Шухарт выбрал.

Слева от него была еще одна лестница, ведущая вниз, в подземный коридор, соединяющий корпуса Института. Удобная штука. По крайней мере, была таковой в те времена, когда Рэдрик работал в Институте лаборантом. Поверху идти замаешься – пока все посты пройдешь, везде пропуска предъявишь, половина рабочего дня уйдет. А в подземной кишке никаких постов, только коридоры со стенами, обитыми стальными панелями.

Казалось бы, ход неочевидный. Гвардейцам и морпехам со своими рациями раз плюнуть заблокировать подземные переходы, замкнутые на четырех зданиях Института. Однако не все было так просто.

Дело в том, что некоторые панели сдвигались в стороны. За одними скрывались электрощиты и проводка, за другими – подсобки уборщиков с ведрами и швабрами, за третьими – небольшие отнорки с водопроводными и канализационными люками. Лицам, не имеющим отношения к обслуживающему персоналу Института, знать все это было вовсе не обязательно. Но плох тот сталкер, кто при первой же возможности не узнает всё о здании, где ему случилось работать. Особенно если это здание находится рядом с Зоной.

А Шухарт был очень хорошим сталкером…

Панель отъехала в сторону легко и бесшумно. Еще бы! Именно на нее Рэд несколько лет назад самолично потратил полтюбика лучшей силиконовой смазки. И смотри-ка, не обманул продавец, до сих пор стальной лист ходит как по маслу. Хотя, может, и заново кто промазал направляющие, да только вряд ли. Во всех храмах науки почему-то обслуга напоминает ученых, витающих в облаках между великими открытиями.

Но сталкеру было не до анализа причин своей маленькой удачи. Например, за столь длительное время могли замки в панели вделать – и тогда всё, амба, приехали. Извольте, господин Шухарт, получить прикладом в спину, ткнуться мордой в бетон и послушать формулу Миранды, пока на ваших запястьях затягивают браслеты. Или могло быть проще, без формулы. Например, прямо тут, в подвале, пуля в башку по каким-нибудь новым законам чрезвычайного положения, предусматривающим радикальные меры пресечения для особо опасных и, возможно, вооруженных преступников.

Проскользнув в образовавшуюся щель, Рэд осторожно задвинул за собой панель, достал из кармана маленький тактический фонарь и нажал на кнопку.

Узкий луч света выхватил из темноты крышку канализационного люка. Старую, тяжелую, с рельефным гербом города Хармонта, сохранившуюся еще со времен постройки первых этажей Института. Возле стены лежал короткий ломик – инструмент, необходимый для поднятия эдаких раритетных блинов из серого чугуна.

За спиной Шухарта раздался бодрый стук ботинок по бетону, приглушенный панелью. Сталкер послушал, как топот стихает, удаляясь вдаль по гулкому коридору, после чего подцепил ломиком чугунный блин и, поднатужившись, сдвинул его в сторону.

Из черной дыры в полу тяжело пахнуло сыростью, плесенью и дерьмом. Городская канализация соединяла и жилую часть Хармонта, и мертвые городские кварталы, давным-давно ставшие достоянием Зоны. Там, наверху, на запретной территории, могли происходить всякие необъяснимые явления. Но внизу, в разветвленной сети широких подземных труб, все было по-старому, ибо дерьмо есть субстанция, неподвластная ни космическим, ни рукотворным чудесам. Именно отсюда, из институтского подвала несколько раз ходил в Зону Рэд Шухарт, когда еще был лаборантом. К слову сказать, хоть и вонючий это способ проникновения на запретку, но самый что ни на есть безопасный, если идти аккуратно, не наступая в темноте на хвосты крыс и ондатр, водившихся в канализации во множестве.

Беглец вздохнул и начал спускаться, перебирая руками и ногами осклизлые перекладины стальной лестницы. Он даже не попытался задвинуть за собой люк. Во-первых, это нереально, тяжелый он. И, во-вторых, даже если гвардейцы догадаются обшарить подвальные подсобки, хрен кто из них полезет следом. Потому что понимают – таким образом сталкер мог сбежать только в одном направлении. В том самом, куда ни один, даже самый отважный гвардеец или морпех не пойдет даже за очень солидное вознаграждение.

Слепой квартал – жуткое место. С ходу и не поймешь, почему у тебя мурашки по коже. Вроде дома и дома, только облупленные слегка, даже стекла в окнах почти нигде не разбиты. Правда, долго в эти окна пялиться не надо. Можно отражение увидеть, причем не своё, и умом тронуться запросто. Бывали случай, когда неопытные сталкеры выбегали отсюда и неслись, не разбирая дороги и вопя во все горло… До первой патрульной пули, благо Институт с его бравыми гвардейцами – вон он, рукой подать.

Шухарт осторожно вылез из разверстого зева канализационного люка, крышку которого он свернул еще в годы своей недолгой лаборантской карьеры. Вон она, валяется рядышком, поросшая местным мхом, ядовито-зеленого, неестественного цвета. Не бывает в природе такой яркой зелени, будто этот мох из пластмассы отлили. Ну да ладно, на то она и Зона, чтоб были в ней всякие неясности типа такого вот мха и свихнувшихся сталкеров.

«Один из них я, например», – подумал Шухарт, брезгливо стряхивая с ботинок налипшие фекалии. Правда, занимался он этим недолго. Дерьмо не «ведьмин студень», не фатально. В отличие от всего остального, чем богата Зона.

Аккуратно обойдя яркие проплешины мха, Рэдрик осторожно выглянул из-за угла облезлого пятиэтажного дома.

Ну да, на первый взгляд все по-старому. Прямо – главное здание Института, рядом с которым расположились гаражи с «летучими галошами», «скорыми» и пожарными машинами. Тут же обширный институтский двор, справа от которого отгорожена отдельная площадка с вертолетом спасателей. Только что нет теперь плаката с выцветшей надписью: «Добро пожаловать, господа пришельцы!» Кто-то додумался его снять наконец. Потому что ежу понятно – если причина аномальной активности Зоны все-таки в космических пучеглазых человечках, то вряд ли эти пакостники, местами порядком изгадившие нашу планету, читают по-английски. Уж больно их артефакты и аномалии чужды всему человеческому. Ну, а если Зона есть результат неофициальной деятельности правительства, то наличие такого плаката и подавно указывает на слабоумие руководства Института. Ибо какое тут на хрен «добро пожаловать», когда количество пострадавших по милости Зоны и умерших в ней вполне соизмеримо с числом жертв хорошего локального конфликта.

Так, смотрим дальше. Слева – памятная дорога, по которой они с Пановым и Тендером однажды катались к гаражам. Справа – стеклянный киоск, детская площадка и наполовину рассыпавшийся бетонный забор, сразу за которым начинаются серые здания давно заброшенного завода. Интересная тема, кстати. Качельки, небольшая карусель, горка, сваренная из листов жести, – все это новое, будто только вчера покрашенное. А заводской забор развалился, словно его лет двести назад возвели из глины, а не из бетонных плит.

«Ну и ладно, – мысленно одернул сам себя Шухарт. – Нашел чему удивляться, будто Зоны раньше не видел. Никак, ностальгия настигла по прошлому?»

Рэд невесело усмехнулся. Ну ее, такую ностальгию. Как русский друг Панов погиб от «серебристой паутины», всё в жизни Шухарта пошло наперекосяк. Наверно, вообще не надо было трогать ту полную «пустышку». В первый раз, как нашел ее, не тронул же. Будто подсказал кто внутри: «не лезь, не надо». Но то ли не послушался тогда чуйки сталкерской, то ли голоса Зоны, что по сути есть одно и то же. И получил по полной. До сих пор аукается, причем с каждым разом все сильнее и сильнее, по нарастающей, словно «слепой гром», в который влез по дурости либо по незнанию.

– В твоем случае, Шухарт, по дурости, – негромко произнес Рэд. – И от жадности. Друга ты решил от тоски избавить? Ну да, и заодно премиальные поднять. Как русские говорят, двух зайцев убить. Убил. Две цели, дуплетом. Только не зайцев, а друга и собственную жизнь.

Сталкер куснул себя за губу, крепко зажмурился, слизнул капельку крови. Конечно, это не глоток коньяка, но помогло. Зона порой и опытных волчар морочит – на поговорить и на совесть. Бьет по больному, из равновесия выводит. Да только хрен ей по всей территории, от кладбища до старого ранчо. Не за тем он, Рэд Шухарт, сюда приперся, чтоб от депрессии башку об стену разбить или добежать до ближайшего подвала и той башкой в «ведьмин студень» макнуться. Другие у него цели, совсем другие.

И дорога другая.

После того, как в далекой Украине мутант из его тела извлек пулю с помощью «синей панацеи», что-то в сталкере изменилось. Не во внешности, нет. Пальцев не прибавилось и не убавилось, глаз тоже, и все остальное тоже на месте. Внутри что-то изменилось, а что – не понять. Например, с полчаса назад, когда его бронетранспортер догонял, очень хотелось Шухарту бежать быстрее. И ведь побежал, только что подошвы ботинок не оторвались. Или вот в Борисполе, аэропорту киевском, при досмотре перед полетом домой, в Штаты. Чемодан сталкера только что не светился от артефактов. Ан нет, все прошло как по маслу. Пограничник как глядел на экран монитора не мигая, стеклянными глазами, так продолжал в него пялиться, словно статуя, пока сталкерский багаж просвечивался рентгеном. Может, так оно всегда в аэропортах. Может, эти специально обученные люди реагируют только на оружие, наркотики и портативные атомные бомбы, а артефакты из Зоны в Украине разрешены к провозу за рубеж, как сувенирные магнитики с видом на Майдан Незалежности. Но что-то подсказывало Шухарту – вряд ли. Случайностей в судьбе сталкера не бывает. И если все-таки происходит что-то неординарное, будь уверен – без Зоны тут не обошлось.

Но это всё домыслы по поводу возможных случайностей. А объективно – идти надо. К цели. Это Рэд только сейчас осознал, что на самом деле ему есть куда идти. Что не просто так он в Зону ломанулся. Здесь началось все, здесь и закончится. Только по-другому, не так, как раньше.

Шухарт прикрыл глаза, представляя себе не раз виденную карту. Так, сейчас он здесь, в Первом Чумном квартале, за которым Второй и Третий. Относительно безопасный участок, фактически прямая дорога к центру Зоны… которой ни один вменяемый сталкер не ходил уже много лет. Почему? Да очень просто. Потому, что те, кто пытался сделать это еще в самые первые годы после Посещения, не возвращались. И останков их никто более не видел. Ушел человек в Чумные кварталы, и всё, с концами, будто и не было его. До Второго еще слышали голос по рации, правда, с помехами, мол, нормально все, иду свободно, как по Бродвею. А потом – раз! И тишина. Ни голоса, ни помех. Ничего. Как отрубило. Был человек, и нет человека.

В те разы, когда Рэд, дежуря в ночную смену, ходил сюда через институтскую канализацию, само собой, дальше Первого он не совался. Вылезал из люка – и потихоньку, по-пластунски, полз вдоль детской площадки, пока не упирался в первую вешку. Далее, конечно, были возможны варианты, но без фанатизма, аккуратно, по местам, от которых более-менее знал, что можно ожидать. Местность возле Института вообще всегда плотно аномалиями покрыта была, по ней постоянно как по минному полю ходишь. Правда, и хабар добывали знатный, потому Институт здесь и отгрохали, чтоб далеко не ходить за материалом для исследований. Дальше в Зоне – по-всякому. Можешь полмили идти и ни одной аномалии не встретить, а бывает, что на Поле попадаешь, где они чуть не друг на дружке сидят, сверху для красоты «мочалом» обмотавшись. Такие дела.

Все это Шухарт гонял в голове, пока неспешно шел по Первому Чумному кварталу. Полезное это дело – в такие моменты думать про всякую хрень. Тогда меньше обращаешь внимания на холодный пот, что течет у тебя меж лопаток, и на то, как начинают мелко дрожать пальцы от постепенно усиливающейся беспричинной жути. А может, и есть причина. Например, потому, что Первый-то закончился почти и впереди Второй. Небольшой совсем, ограниченный узкими пешеходными улочками. Не квартал, а так, название одно, всего-то шесть домов. А за ними – Третий. Тот самый, откуда после Посещения еще никто не вернулся.

Шухарт вздохнул. Эх, сейчас бы коньячку. Потом закурить – и нормально. Но ни того, ни другого с собой не было. Сбросил сталкер рюкзак еще до того, как через Кордон пошел, с капралом Джеком Монтгомери знакомиться. Потому что знал – если бежать придется, то делать это надо будет очень быстро. В таком деле любой лишний фунт – обуза, которая может стоить жизни. А жизнь своя Шухарту была сейчас очень нужна. Потому что мертвым он уже точно своим не поможет.

Ну, вот и Второй. Типовые дома, облезлые, словно кошачьи трупы недельной давности. И дорога впереди, меж домами просматривается. Уже отсюда видать, что ни камешка на ней, ни увядшего листика, будто ее только что с шампунем помыли. А с другой стороны – аккуратные такие кучки цветного мусора, которые будто дворник сложил, утоптал хорошенько, чтоб ветром не разнесло, а убрать не успел. Короче, не просто дорога, а словно невидимая граница, отделяющая нормальную Зону с ее смертоносными, но знакомыми сюрпризами от неизведанной жути, которая от того и страшнее в разы, что не знаешь, чего от нее ожидать…

В другое время Шухарт обошел бы подозрительный участок по широченной дуге. Но сейчас было не до обходов. Потому что время не другое, а самое что ни на есть настоящее, и его в обрез. Потому что там, за спиной, начальство морпехов уже в курсе, кто это заявился в Зону, миновав все три линии заграждения так, словно их и не было. И лучше даже не думать, что люди в погонах с орлами и звездами предпримут по этому поводу.

Стало быть, оставалось выбросить из головы всякую чушь – и вообще перестать думать. В таких ситуациях это самое лучшее. Тело, давно ставшее частью Зоны, само лучше знает, что делать. А значит, не надо отвлекать его вялыми потугами мозга выдать правильное решение. Оно и без него разберется, что ему делать. Да так разберется, что порой бывалые сталкерюги, вернувшись, тупо хлещут в «Боржче» коньяк стаканами, чтоб удивление и ужас залить хоть немного. Ведь это страшно – знать, что твое тело умеет намного больше, чем ты мог бы от него ожидать. Правда, не каждый может так слиться с Зоной, так почувствовать ее. И у Шухарта далеко не всегда оно получалось. Но сейчас он очень сильно хотел, чтоб получилось…

Рэд сделал маленький шажок вперед – и замер на газоне, не дойдя до дороги каких-то пару футов. Потому что над стерильным асфальтом колыхнулось что-то. Марево едва заметное, если не приглядываться, как горячий воздух в полдень над железной крышей. Сталкер видел такое лишь однажды, в тот памятный день, когда за «полной пустышкой» с Кириллом ходили, упокой его Зона. Но тогда оно мимо прошло. А сейчас – нет. Видать, оголодало. Колыхнулось – и медленно так, осторожно поползло прямо к Шухарту. Остановится, словно принюхиваясь, и снова ползет. Не спеша, мол, куда ты денешься, родной?

Сталкер только сейчас осознал, что на обочине, на другой стороне дороги не просто кучки спрессованного мусора лежат. Одежда это выцветшая, местами пересыпанная желтой массой, которая получается, если перемолоть в пыль сухие кости, а потом утрамбовать их чем-то очень тяжелым.

– Вот оно как, значит, – пробормотал Шухарт, зачем-то стягивая с себя куртку и обматывая ее вокруг головы. – Вот оно как…

Быстрыми, расчетливыми движениями Рэдрик паковал собственную голову, где-то краем сознания понимая, что не он это сейчас делает, а тело его, опасность чуя, что-то свое мутит, одному ему понятное. И на колени не он осторожно становится, и ничком ложится не он, зажимая руками уши и зарываясь лицом в землю так, что дышать невозможно. От Шухарта в теле этом практически вообще ничего не осталось, крошка какая-то, которая только и способна сейчас, что удивляться и ни хрена не понимать в происходящем.

А потом он услышал рокот. Тихий такой, будто мотор хорошей машины урчит на малых оборотах. И почти сразу громче заревело. И еще громче, так, что земля задрожала, словно в ужасе, и зубы в деснах вибрировать начали, того и гляди повываливаются.

Сталкер зажимал уши и вдавливал лицо в землю все глубже и глубже. Потому что знал откуда-то – иначе нельзя. Иначе плохо будет, очень плохо. Хуже, чем просто в «жаре» сгореть или в «комариной плеши» расплющиться. И то, и другое происходит относительно быстро. А тут будет медленно и мучительно, пока ты не станешь еще одной спрессованной кучкой мусора на обочине.

Тело не подвело. Если б голову курткой не обмотал, дышать не получилось бы, рот мгновенно песком и глиной забился. А так как-то перетерпел. И, похоже, если б только ладонями уши зажал, не помогло бы – как не спасло оно тех, кто в первые дни Посещения ослепли напрочь, услышав сильнейший грохот.

– Так вот ты какой, «слепой гром», – сказал Шухарт, вставая на ноги и разматывая с головы куртку.

Марево над дорогой не ответило. Не до того ему было. Сдулось оно, почти прозрачным стало. Всё на грохот изошло, еле ползет. Причем в сторону, подальше от несостоявшейся жертвы.

Самое время.

Шухарт быстро пересек дорогу. Даже гайки не бросал, не до гаек. Это называется – сейчас или никогда. Перешагнул пеструю кучу тряпья с обломком ребра, торчащим из нее, и еще футов тридцать напрямую прошел, до темной, растрескавшейся скамеечки. Вроде не новая, того и гляди развалится. Стало быть, есть шанс, что твоя задница не превратится в кисель и не поджарится, если ты на нее присядешь. А присесть надо, потому что уже не только руки трясутся, но и колени подкашиваются. Нервы. Тяжко оно в Зоне без выпивки и курева.

Шухарт аккуратно присел на край скамейки, торчащей возле подъезда. Вроде нормально. Снова отпустила Зона-злодейка, снова помиловала. Знал бы как, молился б ей в такие минуты, как дикарь какому-нибудь своему могущественному духу-покровителю. А так только мысленно поблагодарить можно. Кого? А бес его знает кого. Зону. И этим все сказано.

Руки и колени отпускать понемногу начало. Это хорошо. Значит, скоро можно будет дальше идти. Еще немного только посидеть, подумать о чем-нибудь хорошем. Например, о том, как здорово было бы, когда всё закончится, прийти в «Боржч», заказать себе коньяка сразу на шесть пальцев, чтоб два раза к стойке не бегать, и запустить на полную катушку старый музыкальный автомат с той самой песней, которую после Зоны можно крутить не переставая…

Насчет не оглядываться – это автор песни в самую точку подметил. Плохая это примета – в Зоне назад смотреть. Можно, например, самого себя в двух шагах увидеть и моментом с катушек соскочить. Или еще что похуже.

Кстати, на одном месте долго сидеть тоже не рекомендуется. Поэтому Шухарт встал и швырнул гайку далеко вдоль улицы. Посмотрел, как она прошла – свободно, будто и не в Зоне бросил ее, а на нормальной земле, – и пошел себе по Третьему кварталу, мимо ржавых автомобилей, напоминающих гнилые гробы, прямо к просвету между домами.

Туда, где начинался самый короткий путь к центру Зоны.

Глава 2

Машина желаний

Золотой Шар только сокровенные желания выполняет, только такие, что если не исполнится, то хоть в петлю!

Аркадий и Борис Стругацкие. «Пикник на обочине»

Короткий путь – не всегда самый лучший. Тема старая, известная. Да только в Зоне нет хороших путей, поэтому выбирай не выбирай, а все равно рано или поздно вляпаешься. Не в «ведьмин студень», так в дерьмо, причем по самые уши.

Рэд стоял посреди «контура», который замкнула «зеленка». Вроде ничего не предвещало беды, шел себе и шел, как обычно, не спеша, с гайками и предельной концентрацией – в этих местах иначе нельзя. Да только вот минуту назад обнаружил, что впереди него лежат себе на земле три больших пятна, практически слившихся между собою, а за кустами слева потрескивает что-то. Судя по звуку, «электроды», причем не один, а целое семейство. Справа – не просто канава, а «разрыв». Будто землю потянули в разные стороны и порвали, как гнилую тряпку. Вертолетчики говорили, что по обеим сторонам «разрывов» даже складки видны, похожие на вмятины от гигантских пальцев. И категорически не рекомендуется перепрыгивать эти трещины в земле. Потому что приземлится на той стороне не человек, а высохшая мумия, которая тут же и рассыплется от удара об землю. «Разрыв» всю жидкость из любого предмета вытягивает, который над ним пролетает, правда, на высоте не более десяти футов. Выше – хоть облетайся. На «галоше», например, эту аномалию запросто перепрыгнуть можно.

Но не было у Шухарта турбоплатформы, которую в Институте прозвали «галошей» за форму, сходную с архаичной обувкой. Вместо нее «зеленка» была. Сзади. Широкая такая, как ковровая дорожка, которая к электрическому стулу ведет…

А ведь только что шел себе вперед, и не было ничего. Пятна впереди увидел едва заметные, застыл как вкопанный, медленно так обернулся вопреки поверью – и вот она, пожалуйста. Притекла и разлеглась, намертво перекрыв выход с «контура» аномалий. Слыхал Шухарт про такое в «Боржче», да значения не придал. Уж больно фантастичным казалось, чтоб человека аномалии заперли, как мыша в мышеловке. Ан нет, фантастика оказалась реальностью. Причем жуткой. Потому что «зеленка» определенно двигалась. К нему, сжимая сталкера, словно в тисках, толкая в слияние трех еле заметных пятен.

Если не присматриваться, хрен их разглядишь на земле, размытой дождями и припорошенной останками прошлогодней листвы. Но цепкий взгляд сталкера приучен фиксировать мелочи – такие, как еле уловимый запах гниющего мяса и крохотные кусочки чьей-то полуразложившейся плоти. Черные, почти незаметные, практически уже ставшие частью жирной почвы, обильно удобряемой тремя «мясорубками», слившимися в одно целое…

«Да это же просто загон добычи, – пришла равнодушная мысль. – И разум тут ни при чем. Инфузории вон тоже охотятся на бактерий. Так что мешает аномалиям образовать взаимовыгодную экосистему?»

А «зеленка» между тем продолжала себе течь широкой полосой, медленно, напоминая нож гильотины, который какой-то безумный палач неизвестно зачем покрасил в защитный цвет и решил опустить медленно, неторопливо, меж двумя направляющими – полосой «электродов» и «разрывом»…

Выбора не было. Куда ни кинь, везде смертушка. И оставалось лишь одно: выбрать. Можно в «зеленку» шагнуть и раствориться заживо. Выжившие инвалиды говорили, что это даже и не больно, когда она тебя переваривает. Кто-то успевал ногу отпилить, если этот текучий мох не особо большой был по размеру. Здесь же – без вариантов. Полоса шириной ярдов пять. Будешь перевариваться медленно и наблюдать за процессом, пока аномалия до сердца не доберется. И про такое тоже рассказывали…

В «электроде» умирать проще, но больнее. В какой попадешь. Если слабый, парализует молнией и поджаривать будет минуты две. Сильный секунд за тридцать справится. Человек только стонет тихонько до тех пор, пока легкие и голосовые связки не сгорят. На выходе остается от тела только скукожившаяся черная масса, над которой торжествующе потрескивает «электрод», слегка увеличившийся в размерах. В этом он на «мясорубку» похож. Та тоже растет за счет жертв, которые аномалия выкручивает, словно белье. Неаппетитное зрелище. Во все стороны кровь фонтаном из порванных артерий, а чуть позже, когда «мясорубка» начнет поглощать отжатую добычу, ошметки мяса вылетают из невидимого вихря…

Так что, если хорошо подумать, выбор очевиден. «Разрыв» все безболезненно, быстро и аккуратно сделает. Один прыжок – и всё. Менее чем за секунду от тебя лишь кучка пыли останется, даже испугаться не успеешь…

От этой мысли Шухарту аж полегчало на душе. Будто кто невидимый сказал: «Вот молодец, верное решение принял». То есть, конечно, слов никаких не было. Просто хорошо так стало внутри, благостно, светло… И «разрыв» уже кажется совсем не страшным, без этого мрачно-дурацкого налета сталкерских баек. Чистая, незамутненная смерть, без мучений, будто выключателем щелкнули. Опять же, жути этой не будет, червей, тряпок гниющих, костей пожелтевших. Развеет ветерок прах по Зоне, и все. Сталкеру, с ней сроднившемуся, самое лучшее посмертие…

Рэд улыбнулся. Сделал шаг, другой, стараясь при этом не упустить искорку малую в себе, уже всё решившем. Потому что если погаснет она, это будет действительно всё…

Половина пути пройдена. Осталось сделать еще два шага, оттолкнуться ногами… Одно решительное движение, которое оставит позади все проблемы…

Желание сделать это было все более настойчивым. Мол, чего тянешь? Почему так медленно? Ну, давай же!

И Шухарт дал. Самому себе ладонью по щеке, да так, что в левом глазу звезды появились, а во рту солоно стало – внутреннюю сторону щеки об зубы разбил. Но как говорил один умный мужик в России, если где-то что-то прибыло, значит, где-то что-то убыло. Может, конечно, и наоборот, но суть от этого не меняется. Появились звезды и кровь во рту, зато исчезла ванильная благость в душе… вместе с тремя из четырех аномалий. Тихо стало в Зоне. Ни треска «электродов», ни еле слышного гудения «мясорубок», ни зловещего шелеста «зеленки» по траве. Лишь легкое, укоризненное колебание воздуха над «разрывом», мол, что же ты, сталкер? А я так на тебя надеялся…

Шухарт сел на землю и зажмурился. Помнится, через «жару» легче идти было. Там вот ты, вот она. Все просто и понятно – или ты ее, или она тебя. Как в честной уличной драке один на один.

Здесь же другое. По-подлому, как «паутина», растянутая в углу. Когда человек для нее – тупая добыча, идущая на серебристое поблескивание нитей. Или как сейчас, на миражи и сладкие ментальные посылы «разрыва».