Визит с того света, или Деньги решают не все Крамер Марина

Коваль не шелохнулась, так и продолжала сидеть на краю кровати.

– Уходи, Мэриэнн, – процедил Хохол сквозь зубы. – Как человека прошу – уйди, я не могу тебя видеть.

– Тогда зачем ты спросил? – спокойно отозвалась она, поправляя одеяло, сползшее в сторону. – И так ведь давно все знаешь – к чему вопросы? Уточнить хотел? Уточнил. Полегчало? Смотрю – не особо.

– Издеваешься?

– Это ты издеваешься над собой. Я говорила – не изменюсь, никогда не изменюсь, и ты знал правила игры и принял их, раз женился. Так чего хочешь теперь? Чтобы я резко изменилась и стала смотреть сериалы по телевизору, печь булки и толстеть на диване? Этого не будет. Я не перестану жить так, как привыкла. Не перестану от случая к случаю заводить романы. Как не перестану всякий раз возвращаться к тебе, кстати, – проговорила Марина, поглаживая холодной ладонью широкую спину мужа, обращенную к ней. – Я тебе много раз говорила – не можешь терпеть, уходи, не мучайся. Но ты ведь не уходишь? Значит, ты согласен терпеть.

– Я не железный. И терпение у меня не резиновое, – зло выдавил Женька, не оборачиваясь. – И как только я выйду отсюда, в первые же сутки найду твоего прекрасного адвоката и сделаю его глубоким инвалидом. Передай, что у него есть время изучить сумму пособия по инвалидности – или что тут у них полагается, я не знаю.

Марина усмехнулась, хотя понимала – не шутит и, скорее всего, так и сделает, едва только выпишется из больницы. И Стивену уж точно не поздоровится. Но это был его выбор – он ведь тоже знал, что Марина замужем, и даже видел, за кем. Так что она здесь ни при чем – не тащила Стивена в постель насильно, он не юный невинный мальчик, знал, на что идет.

Сейчас, глядя на прекрасную фигуру любовника, она снова вспомнила разговор с мужем, состоявшийся около недели назад. Хохла должны были выписать на днях…

– Стив, а ведь мой муж скоро выйдет из больницы, – проговорила Марина, желая проверить реакцию любовника на подобную информацию.

– И что? – Стивен обернулся, держа в пальцах сигарету. – Раньше нам это не особенно мешало, кажется. Мы перестанем видеться?

– Нет, не перестанем. Но я предупреждаю – Джек, если разозлится, даже искалеченными руками может нанести довольно сильные увечья, он в этом большой мастер.

– Послушай, Мэриэнн, – Стивен затушил сигарету и опустился на кровать возле Марины, чуть приобнял ее, притянув к себе, – вот я не пойму одного – почему ты живешь с этим неандертальцем? Он же эмигрант, да? С Украины, кажется?

– Ну и что? – Прохладная кожа Стивена, прикасавшаяся к разгоряченной от недавних ударов спине, доставляла неприятные ощущения, как и разговор, затеянный им.

– Нет, я тоже толерантно отношусь к людям любых национальностей, но не понимаю, что удерживает такую женщину, как ты, рядом с этим неотесанным украинским крестьянином?

– Стивен, мальчик мой, а ты сам-то каких таких графских кровей будешь? – ласково спросила Марина, однако любому, знавшему ее, было бы понятно, что сейчас она изо всех сил сдерживается, чтобы не закричать. – Насколько я знаю, папы у тебя вообще нет, а мама в юности работала хостесс в одном из ночных клубов Лондона – причем не самых дорогих и элитных. И образование свое блестящее ты получил совершенно случайно, потому, что мама ухитрилась выйти замуж за богатого, но очень уж старого джентльмена, который перед смертью ей все денежки по завещанию оставил. Поправь, если я ошиблась. Молчишь? Ну, еще бы.

– Откуда ты это знаешь? – вывернул изумленный Стивен, всегда старавшийся скрыть эти факты своей биографии.

Марина освободилась от его рук и села, натянув простыню на грудь. Ей вдруг сделалось смешно – взрослый, умный человек, а выглядит как испуганный мальчик, которого застукали в школьном туалете с сигаретой.

– У меня есть принцип, дорогой. Я никогда не нанимаю на работу человека, предварительно не выяснив о нем всего, вплоть до размера обуви. Частный детектив, – пояснила она, с улыбкой наблюдая за тем, как испуг на лице Стивена сменяется яростью.

– Ты… шпионила за мной?! – сиплым шепотом выдавил он и сжал кулаки.

– Да. И что ты теперь сделаешь, дорогой? – с любопытством, но без всякого страха поинтересовалась Марина. – Ударишь меня? Давай. Только не кулаком – будет синяк, а мне не хотелось бы, чтобы потом такие же синяки покрыли тебя во весь рост – Джек не поймет и не простит, знаешь ли…

Стивен на миг сбился, смешался, отвел глаза, и Коваль с наслаждением констатировала – все, сломала, он уже никогда не сможет поднять на нее руку, не тот характер у него, чтобы переиграть ее. А это – увы – уже не так интересно. Первый шаг к разрыву.

Она сравнивала Стивена с Хохлом и понимала, что это сравнение явно не в пользу первого. Женька в этой ситуации не поддался бы, а наоборот, взъярившись, ударил ее так, что она долго бы помнила. Да, потом бы убивался, испытывал стыд и все такое, но в первый момент не позволил бы давить на мужское самолюбие. И, возможно, именно потому они до сих пор вместе, несмотря ни на что. А этот – слабоват и, как выяснилось, труслив. Перспектива разборок с «неандертальцем» явно его испугала. Ну, что ж… Значит, так было нужно. Тем безболезненнее будет этот разрыв. Хотя, признаться честно, Марина никогда особенно не переживала расставаний с такими вот случайными любовниками, а чужие эмоции ее вообще не интересовали.

В случае со Стивеном ее занимало только одно – хватит ли у того духу уйти совсем, отказавшись заодно и от работы на нее. Она платила хорошие деньги, а работы было совсем немного – договора, контракты с поставщиками продуктов для ресторана, какие-то рядовые юридические мелочи. И сейчас ей было забавно и любопытно понять, возобладает ли в Стивене профессионал над оскорбленным и отвергнутым любовником.

Стивен опустился в кресло и вдруг обхватил руками голову. Будучи неглупым, он с самого начала ощутил, что сегодня произойдет что-то, от чего жизнь его изменится, и не факт, что в лучшую сторону. Мэриэнн привлекала его как женщина, да что там – привлекала, просто поглотила целиком, и он уже не представлял, как будет жить дальше без нее. Он строил далекоидущие планы и в тайных мечтах даже уводил ее от мужа, хотя и понимал, что это предприятие весьма рискованное. И вот сегодня она вдруг сделалась холодной и почти бесстрастной, хотя прежде была совершенно иной. Стивен чувствовал, что такая перемена – не к добру, и разговор этот странный – тоже.

– Ты… не хочешь больше быть со мной? – решился он задать вопрос и похолодел от услышанного.

– Угадал. Это была наша последняя встреча.

– Но почему, Мэриэнн? Разве тебе было со мной плохо?

Она посмотрела насмешливо и холодно бросила:

– Какая банальность. Ненавижу этот вопрос – его задают только неуверенные в себе мужчины. А таких я обычно к себе не подпускаю. С тобой вот промахнулась. Но ничего, все бывает.

Поднявшись с кровати, она, как привидение, в простыне, прошла в душ и там закрылась, оставив любовника, теперь уже бывшего, в одиночку переживать разрыв и ее обидные слова. Вид раздавленного мужчины ее никогда не привлекал, и Марина старалась избегать таких сцен. Не задай сегодня Стивен глупого вопроса – и они расстались бы мирно, она не стала бы унижать его такими репликами. Но – что сделано, то сделано, а жалеть о чем-то Коваль никогда не любила.

Когда, полностью одетая и с подправленным макияжем, Марина вернулась в комнату, Стивена уже не было.

– Молодец, ушел красиво, – пробормотала она, довольная тем, что избавлена от дальнейшего продолжения разговора, а он сумел-таки собрать остатки гордости и уйти первым.

Вернув ключи девушке на ресепшн, Коваль села в машину и завела двигатель. Чувство небывалого облегчения вдруг окутало ее, как уютный плед. Все – не надо больше мотаться по окраинам, не надо видеть вопрос в глазах сына по поводу таких поздних возвращений, не надо обманывать Хохла, который все знает и мучается. Все – свобода.

– На черта мне это было нужно? – пробормотала она, выезжая с парковки. – Ну, вот на черта, раз теперь как камень свалился? Выходит, не так уж хорошо все и было, если после разрыва мне легче дышится? Вот если бы Женька ушел – вряд ли я бы со спокойной миной села за руль и поехала куда-то. Нет, точно спокойствия бы не было. Я бы рыдала, как деревенская баба – мы это уже проходили.

От этих мыслей стало почему-то легче, и она, несмотря на поздний час, повернула в сторону больницы.

Ее долго не хотели впускать, но в конце концов Марине удалось прорваться в палату. Женька не спал, смотрел футбол по телевизору и, увидев на пороге жену, крайне удивился:

– Случилось что?

Она отрицательно покачала головой, закрыла дверь и пошла к нему, на ходу расстегивая пуговки на длинной белой блузке.

– Сдурела? – поинтересовался смекнувший, чем все закончится, Хохол.

– Ты не рад? – Марина изогнула бровь и замерла в шаге от кровати.

Женька судорожно сглотнул, глядя на обтянутую белым кружевом грудь, на тонкие ключицы, на безупречную молочную кожу.

– А что за праздник?

Она не ответила, подошла вплотную и села на край кровати. Хохол долго бродил рукой по ее телу, как будто вспоминал ощущение от прикосновений к ней. Марина молчала, не мешая ему, только слегка подавалась вперед, следуя за движениями его руки. Ей казалось, что Женька все понял и прочувствовал, потому сейчас так нежен. А ведь по его темпераменту именно сейчас он бы должен рвать на ней одежду и оставлять синяки от каждого прикосновения – так всегда бывало. Он вымещал свою слабость, неумение контролировать ее, невозможность вмешаться и помешать ей. Марина это понимала – она сама сделала его таким и теперь уже жалела, в душе искренне полагая, что, если бы Женька хоть один раз жестко запретил ей, как-то твердо выразил недовольство – ушел бы на какое-то время, прекратил всякое общение, – и она сдалась бы, и сто раз подумала бы, прежде чем заводить очередного любовника. Стоило ему только однажды выдержать самому и не пойти на примирение первым – и все было бы так, как он хотел. Сейчас Марина вдруг четко это поняла – что ей не хочется больше причинять ему боль. И больше никаких стивенов – и кого там еще – в ее жизни не будет, потому что ей невыносимо видеть Хохла страдающим по ее вине. Хватит…

На этот раз принять решение ей оказалось удивительно легко.

– Ты знаешь… а ведь все… – вдруг тихо произнесла Марина, глядя ему в глаза. – Все…

Хохол замер на мгновение, а когда смысл сказанного женой дошел до него, внутри все вдруг сладко ухнуло – победа. Победа, которую он не мог одержать долгие годы…

– А говорила – не праздник, – усмехнулся он, притягивая Марину к себе. – Вот скажи – что ты за человек? Ну, ведь за такое убить мало, ты ж от любовника ко мне приехала.

– Было бы лучше, чтобы не приехала? Скажи – исправлю.

– Нет. Ты моя. Ты только моя. А адвоката твоего все равно отделаю.

– Дурак ты, – вздохнула Марина, забираясь к нему под одеяло.

– Дурак, – согласно кивнул Хохол, поглаживая ее грудь, – был бы умный – тебе бы сперва врезал. Но я дурак, поэтому…

Через час она покидала больницу слегка растрепанная, с блуждающей улыбкой и огромными синяками на груди, которые удачно маскировала наглухо застегнутая блузка.

Женька оказался дома через два дня, и за это время Марина успела обзавестись новым юристом. Все-таки не смог Стивен пережить отказа, не смог каждый день встречать бывшую любовницу в офисе. Коваль про себя только укрепилась в мысли о мужской слабости и с удовольствием взяла на работу рекомендованную ей управляющим ресторана молодую женщину, выпускницу Оксфорда с кучей разных степеней и специализацией в области экономического права

«Эта хоть не станет строить мне глазки и пытаться затащить в постель», – хмыкнула Марина, просматривая договор о найме на работу. Кларисса оказалась хорошим специалистом с довольно солидной уже репутацией, и Коваль рассчитывала, что проблем с ней не возникнет.

«Опять же – Хохлу будет спокойнее, – рассуждала она. – Возьми я очередного мужика – и все, он опять будет подозревать, изводиться, ревновать. А ему сейчас это совершенно лишнее».

Нужно было решать что-то с Марьей и ее проблемами, а Марина никак не могла придумать, как поступить. Ясно было одно – ей придется лететь в Сибирь, без ее помощи Мышка не справится. И, следовательно, придется просить Хохла, чтобы дал контакты своего Митрича – у нее самой никого больше не было.

Эта поездка показалась ей даже более приятной, чем все предыдущие – возможно, потому, что едва оправившийся после тяжелого сердечного приступа Хохол не возражал. Дело было даже не в его физическом состоянии – это как раз не внушало ей опасений, а в том, что он сам предложил такой вариант, едва услышал о Марьиных проблемах. Их с Машкой связывала какая-то чуть ли не братско-сестринская дружба, и Женька всерьез считал Марью членом семьи.

– Поезжай, котенок, разрули – она одна не справится, – заговорил он, лежа в постели, и Марина возразила:

– Я не могу бросить тебя сейчас, за тобой нужен уход.

– Ой, ты наухаживаешь, ага! – собрав все свое ехидство, высказался муж, и Коваль даже испытала некую обиду:

– Ну, можно подумать! Я за тобой ухаживала, и не раз, если ты забыл.

Он перехватил ее руку и поднес к щеке:

– Не сердись, котенок, я пошутил. Ты меня не просто выхаживала много раз – ты меня от тюрьмы спасла, от пожизненного. Если бы не ты – трубить бы мне сейчас в «Черном дельфине» – сорок секунд на прием пищи, походка раком и руки за голову.

– Не говори глупостей, – поежилась Марина. – Я никогда бы тебя не бросила.

– Я знаю это, родная. Мы с тобой давно уже настолько близкие, что не разорвать.

И Коваль подумала, что он прав – никто уже не смог бы разделить их с Женькой. Ведь даже ее мимолетный роман в России не сделал их отношения холоднее или хуже, даже этот никчемный Стивен, с которым Марина закрутила скорее от скуки, нежели по огромной любви. Хохол, конечно, был в ярости, но по прошествии времени, разумеется, простил ее – да и как он мог не сделать этого. Самое страшное, что могло теперь случиться в его жизни, была потеря Марины. Он знал – стоит ей уйти, и все, он одинок, никому не нужен в чужой стране без права когда-то вернуться в Россию. Кроме того, он любил ее. Любил – единственную женщину в своей жизни, ради которой мог пойти на любое безумство. Единственную женщину, способную заставить его сердце биться быстрее, единственную – потому что таких больше не было. Даже сейчас, если бы вдруг ему выпал шанс изменить что-то в прошлом, Хохол, не задумываясь, оставил бы все, что было у него с Коваль – даже самое страшное. Ее измены, ее ранения, свои злые мужские слезы, свою нежность, которую вызывали у него прикосновения к этой безупречной красоте. И даже ее тяжелый характер Женька не изменил бы ни на грамм, потому что тогда это была бы уже не его Марина.

Он не раз говорил ей об этом, не стесняясь выглядеть слабым или сентиментальным, потому что знал – она поймет. Другая не поняла бы, а Марина… Порой Женьке казалось, что она читает его как книгу, с любого места, с любой страницы, открытой наугад. И даже то, что Коваль часто била его именно в слабые места, не делало ее менее желанной и любимой – ей он позволял и прощал все.

– Я обещаю тебе не пользоваться моментом и не заводить шашней на стороне, – серьезно сказала она, поглаживая изуродованную руку мужа, и Хохол фыркнул:

– Вот кто бы о чем сейчас говорил, а ты все об этом!

– Я знаю, что для тебя это важно.

– Важно. Но ты все равно «проотвечаешься», так что давай-ка оставим клятвы, хорошо? Лучше подумаем, как устроить все. Машка сказала что-то конкретное?

Коваль пожала плечами. Смысл Машкиной проблемы сводился к следующему. Ее небольшая, но довольно крепкая строительная фирма часто выполняла работы по заказу администраций районов, и это давало Машке преимущество перед другими подрядчиками во время проведения тендеров. На последний объект она взяла компаньона – какого-то приятеля своего мужа, и тот вложил некую сумму. Машка честно отдавала ему все, что причиталось по договору, до тех пор, пока однажды вечером к ней не подъехали вполне конкретного вида ребята и не заявили, что она должна крупную сумму и отдавать эти деньги будет им. Машка, конечно, возразила, но ей намекнули, что у нее есть дочь, а это, разумеется, явилось самым серьезным аргументом. Однако сумма была неподъемная, и ей дали срок два месяца. Но на этом не кончилось. Ровно через месяц к Машке явились уже другие люди, но с теми же требованиями и ровно на ту же сумму. Машка попыталась сама выяснить, как связаны между собой эти «пришельцы», но оказалось, что это совершенно разные люди из совершенно разных группировок. Это озадачило Машку, и она позвонила Марине, потому что поняла, что сама не выпутается.

Изложив историю Хохлу, Коваль немного приоткрыла окно, закурила и приготовилась слушать мужа. Тот молчал довольно долго, а потом изрек:

– А на кого в принципе сама Марья думает? Ну, кто-то же навел?

– Как ни смешно, она считает, что это жена ее компаньона.

– С чего так?

– А один из этих «наезжальцев» обронил фразу и имя назвал, Машка и вцепилась.

– Тогда вообще непонятно, – Хохол поймал руку Марины с сигаретой и сделал глубокую затяжку, – с чего бабе, которая не при делах, встревать в такие игры и еще втравливать блатных?

– Вот это меня и напрягает, – призналась Коваль, – вот это как раз. Получается, что какая-то баба что-то переуступила этим блатным, раз те без повода приехали и деньги потребовали? А что? Соглашение? Но каким боком она к этому соглашению? Никаким, я точно знаю, что компаньон у Марьи на этом объекте – мужик, значит, отпадает. Тогда – что? Ведь коллекторы должны что-то иметь на руках, чтобы так наезжать – иначе это беспредел, никто не оценит, а Маня с ее дядюшкой запросто может к смотрящему подойти, и тогда – пардон муа – задница.

– Ну, Машка на такое не пойдет – это раз, про ее родство надо знать – это два, – отмел Женька. – Но ты права – должна быть какая-то бумажка, потому что иначе Машка имела законное право ребят послать, да и никто уже сейчас так дела не делает – это ж наезд чистой воды, иди к ментам и отдыхай в сторонке, пока те разберутся. Выходит, что ей предъявили нечто убойное, против чего Марья возразить уже не смогла.

– Вот поэтому мне и нужен твой Митрич, Женя. И кто-то еще, чтобы помог мне и подстраховал, я там вообще никого не знаю.

– Это сделаем, – кивнул Хохол.

– Отлично. Мне нужно как можно больше информации, имя я дам. Все – чем живет, как и куда ходит-ездит, привычки, склонности…

– Тормози, котенок, – засмеялся Хохол, наблюдая за тем, как жена на глазах становится такой, какой он увидел ее впервые – собранной, четкой в формулировках, жесткой и продуманной Наковальней. – Митрич не хуже тебя понимает, что надо в таком случае. Ты мне имя напиши на листочек, я позвоню. И вот когда Митрич скажет, что подготовил все, тогда и полетишь, виза свежая у тебя.

Это было явное предупреждение – муж узнал, что она снова заказала себе паспорт и получила его, и теперь дал понять, что в курсе.

– Давай не будем это обсуждать, хорошо? – примирительно попросила Марина, забираясь к нему под одеяло. – Я поступлю так, как ты скажешь, дождусь ответа твоего Митрича и только потом полечу.

– Когда ты вот так соглашаешься с моими словами, я начинаю нервничать, – хмыкнул Хохол, – мне все время кажется, что ты задумала что-то и пытаешься усыпить меня якобы покорностью.

– Больно надо напрягаться, – фыркнула она, обнимая рукой огромный торс мужа, – если захочу – не узнаешь и не удержишь, и темнить не стану. Но на этот раз, родной, все чисто. Я действительно считаю, что ты прав и мне стоит прислушаться к твоим словам, вот и все.

– Ох, не верю я тебе, не верю, – вздохнул Женька, целуя Марину в висок. – Но пусть так. Главное, чтобы ты лишний раз на рожон не лезла, а вот этого-то ты и не умеешь.

– Жень, я обещаю – буду осторожна как никогда.

– Не хочешь убедить меня в этом как-то иначе? – чуть севшим голосом поинтересовался Хохол, которого лежащая рядом жена всегда приводила в то состояние, в котором уже больше ни о чем не думается.

– Не усердствовала бы я в твоей ситуации…

– А мы осторожно, котенок… осторожно…

– Ох, Женька… ты, я – и осторожно? Совсем смешно…

Разговор с Митричем Хохол нарочно отложил на то время, когда Марины не будет дома. Он хотел, кроме помощи, попросить Митрича еще и негласно присмотреть за женой, потому что понимал – если Марину выведет из себя какая-то мелочь, она непременно взорвется и натворит дел, а в ее положении это совершенно ни к чему. Но и «легальную» охрану своенравная Коваль не потерпит, а потому оставалось только прибегнуть к хитрости.

Митрич был рад услышать своего давнего спасителя и согласился помочь его жене.

– Ты только это, Митрич… аккуратнее там, хорошо? Она у меня девушка с тяжелым характером, да к тому же – слишком внимательная, если просечет твоих парней – я им не завидую, – предупредил Женька, и старик рассмеялся дребезжащим смехом:

– А ты меня не пугай, Женечка, я уже старый и мало чего боюсь. А чтобы моих пацанчиков срисовать, ей ох как потрудиться придется, тут даже не сомневайся.

«Ну вот мне бы твою уверенность, – про себя вздохнул Хохол, отключая телефон. – Я-то знаю, что Маринка любую слежку сечет за километр, она смолоду такая была, а с годами только усилилось чутье. Но ладно, выхода все равно нет – лучше так, чем никак совсем».

Он очень надеялся, что в этот раз все пройдет гладко и без осложнений, очень уж не хотелось вытаскивать Марину из очередных неприятностей, потому что можно ведь и не успеть. Хохол понимал, что идеально было бы лететь вместе, и тогда вообще проблем не будет, но Марина, разумеется, на этот счет имела свое мнение, сильно отличавшееся от его. Она ни за что не позволит ему, только что вышедшему из больницы после приступа, куда-то лететь и чем-то заниматься. Это, разумеется, плохо, но спорить бесполезно.

То, что произошло назавтра, слегка удивило и озадачило Марину. Утро началось прекрасно – она проснулась раньше Женьки, чмокнула его, сонного, в ухо и ушла вниз. Была суббота, выходной, Грегори не нужно вставать в школу, и Марина решила побаловать своих мужчин завтраком, что делала крайне редко. Выгрузив продукты из холодильника на стол, она пару минут подумала и решила делать горячие бутерброды с семгой и зеленым салатом, маленькие оладьи с вареньем и варить какао – Хохлу теперь кофе был противопоказан, и жена решила поддержать его. Хотя, разумеется, себе быстро сварила чашку крепкого колумбийского и выпила, покуривая сигарету.

Хлопоты с завтраком увлекли Марину настолько, что она даже не заметила, как в кухне появился муж. Увидев развитую женой бурную деятельность, он довольно хмыкнул и, подкравшись, обхватил ее за талию. Марина вскрикнула и едва не уронила тарелку с готовыми бутербродами:

– Да что ж ты делаешь, ирод?!

– Ух ты! – восхитился Хохол, через ее плечо втягивая носом аромат горячего хлеба. – А что за праздник сегодня?

– День идиота! – буркнула Марина, опуская тарелку на барную стойку и поворачиваясь лицом к Женьке, не выпускавшему ее из объятий. – Ну что ты как маленький, в самом-то деле?

Он нежно поцеловал ее в губы, приподнял и усадил на столешницу:

– Я так давно не видел тебя такой домашней, Маринка…

– Посмотрел? Ну и марш тогда в душ и сына будить. Я с оладьями закончу сейчас, и можно завтракать.

Но Хохол был другого мнения. Он обвил ее ноги вокруг своей талии, спустил с плеч шелковый кремовый халат вместе с бретельками рубашки, обнажая грудь.

– Женя, не надо…

– Тсс! Молчи, я быстро…

– Тебе нельзя…

– Молчи, сказал! – Он переместил одну руку ей на горло и чуть сжал пальцы. Коваль замерла, вцепившись пальцами в его плечи. – Вот так… Моя… ты моя… – в такт своим движениям тихо порыкивал он ей в ухо, заставляя Марину постанывать и откидываться назад. – Скажи… скажи вслух…

– Да, родной… я твоя… только твоя… навсегда… – чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, прошептала она.

Чуткий Хохол мгновенно понял, что жена на вершине блаженства, еще пара резких мощных движений, и все закончилось. Он поднял Марину со стойки и понес в душ, не слушая вялых возражений Коваль и доводов, что ему «нельзя тяжелое». Стоя под прохладными струями, он водил пенной мочалкой по ее телу и чувствовал себя самым счастливым человеком. Ему принадлежала лучшая женщина на свете.

– Вы чего закрылись там? – раздался за дверью голос Грегори. – Вся кухня в дыму, что-то сгорело!

Марина словно очнулась от сна:

– Оладьи!!!

Хохол захохотал, выпуская ее из душевой кабины и наблюдая, как она наскоро заматывает полотенцем волосы и старается попасть руками в рукава махрового халата.

– Грег, выключи блинницу! Я сейчас…

Спасти завтрак все же удалось, хотя пришлось перенести трапезу в гостиную – настолько задымлена оказалась кухня. Но Марина допекла оставшиеся оладьи, с помощью Грега накрыла на стол, и они как-то уютно и весело позавтракали. Сын вызвался убрать со стола и помыть посуду, и Марина с Женькой, переглянувшись, сделали вид, что не удивились предложению. И вот в этот момент семейная идиллия была нарушена телефонным звонком.

Марина со стоном взяла трубку и, увидев, кто звонит, вообще вышла из себя.

– Привет, дорогая, – полился из трубки голосок Ветки. – Сюрприз! Через полчаса я вылетаю к тебе, встречай, я одна, без Леши.

– Черт тебя возьми, Ветка! – разозлилась Марина, заметив, как при упоминании имени подруги напряглось лицо Хохла. – Ты отлично знаешь, что я не люблю такие сюрпризы! У меня могут быть свои планы, тебе так не кажется? И еще я просто могу не приехать и не встретить тебя – тусуйся, где хочешь!

– О, не кричи, дорогая, – со смехом перебила Ветка. – И встретишь, и приедешь, и планов нет. Так что жду тебя в Хитроу.

Марина не успела ничего больше сказать, даже не успела спросить, откуда она летит – Ветка бросила трубку.

– Сука… – пробормотала Коваль, сунув телефон в карман. – Что ты так смотришь на меня? – поинтересовалась у мужа, напряженно следившего за ней мрачным взглядом.

– Какого хрена ей надо?

– Не представляю. Летит через тридцать минут, а я даже не представляю, откуда и каким рейсом. И это значит, что надо немедленно выезжать – пока доберусь…

– И помело не сломается же… – пробурчал Хохол, раздосадованный не меньше Марины. – Предупреждаю – даже не пробуй с ней ничего…

– Так, ну-ка, рот свой закрой! – предостерегающе заявила она, остановившись возле кресла и глядя Хохлу в глаза. – Я устала от твоих намеков, ясно? Еще слово услышу – и все время, что она пробудет здесь, я проведу в ее постели, так и знай.

Оттолкнувшись от подлокотников, Марина ушла, а Хохол так и остался сидеть в кресле. Он терпеть не мог Виолу – «потомственную ведьму» и редкую, по его понятиям, сучку, с которой долгое время у Марины был легкий роман и весьма страстный секс. Эта связь оказалась самой продолжительной из всех, что когда-либо заводила Коваль. Ни к одному мужчине не ревновал Хохол так бешено, как к этой голубоглазой миниатюрной кукле с фарфоровым лицом, которым та, кстати, была обязана Коваль. Разъяренный любовник Серега Строгач однажды на глазах Марины приложил Ветку щекой к раскаленной спирали обогревателя, спалив той половину лица почти до костей, и только старания швейцарских хирургов-пластиков, оплаченные Коваль, вернули Ветке красоту и возможность без содроганий смотреться в зеркало.

Ветка пару раз тоже выручала Марину, но даже это не помешало ей однажды крепко ее подставить – именно благодаря ей Мишка Ворон теперь знал, что Наковальня жива, а не лежит в могиле рядом с мужем, как было принято считать. Женька удивлялся, как нетерпимая к подобным фортелям жена смогла спустя какое-то время продолжить общаться с ведьмой. Марина ничего не объясняла и не отвечала на задаваемые вопросы, и Хохол знал – не скажет, пока сама не решит.

Сейчас Виола вместе с мужем, Гришкой Бесом, и сыном Лешей жила где-то в Европе, но где именно – никогда не говорила. Бес скрывался от конкурента, а Виола просто находилась рядом. Особой любви у них не было, скорее привычка и множество совместных тайн, разглашение которых каждому ничего хорошего не сулило. Кроме того, Бес отчаянно боялся жену – та при помощи гипноза умела вытащить что угодно из любой головы и вложить туда то, что ей было выгодно. Словом, сладкая парочка стоила друг друга, тяготилась совместной жизнью и никак не могла расстаться.

Но что нужно Ветке здесь, в Бристоле? Этот вопрос донимал Хохла все время, пока он прислушивался к шагам жены наверху в спальне. Появление ведьмы показалось ему дурным знаком перед предстоявшей Марине поездкой. Да и ему самому теперь придется все время быть начеку и не дать Ветке возможности порыться в его голове. Коваль умела противостоять навыкам подруги, хотя это всегда стоило ей неимоверных усилий, сопровождавшихся потом чудовищными мигренями. Ветка, все-таки побаивавшаяся гнева Марины, практически не рисковала проникать в ее мысли, а вот с Хохлом выделывала такие фокусы походя, даже не напрягаясь особо.

Мрачно грызя ноготь большого пальца, Хохол ждал появления жены. Разумеется, остановить ее он не сможет, да и бесполезно – если не с Мариной, то на такси Ветка все равно сюда приедет. И ему нужно принять это и постараться не раздражать жену, поскольку та и так на взводе. Она действительно не любила таких сюрпризов, как «снег на голову», и Ветка, отлично это зная, все-таки летит именно таким образом, без предупреждения. Вариантов два – или у нее что-то случилось и ей для решения проблемы необходима Коваль, что, разумеется, плохо, или ей просто захотелось развеяться, что тоже не совсем хорошо и вовремя.

Марина спустилась уже одетая, в кожаных брюках, в трикотажной майке, явно натянутой на голое тело, в высоких сапогах без каблука, которые надевала только для езды за рулем.

– Ты бы лег, а? – на ходу попросила она вышедшего в просторную прихожую мужа. – С утра топчешься, да еще и зарядку такую провернул.

– Уедешь – лягу, – по-прежнему мрачно пообещал Хохол.

Коваль подошла к нему, встала на цыпочки, закинула руки на шею и поцеловала:

– Ну, что ты такой мрачный? Все хорошо… я очень люблю тебя, Джек…

– Джека ты очень любишь, я знаю, – хмыкнул он, приподнимая ее над полом, – а мне надо, чтобы ты любила меня – любого.

– А я и люблю тебя любого, – серьезно заверила Марина, водя носом по его щеке. – Мне неважно, как тебя зовут, понимаешь? Ты – мой, и я тебя люблю. Ты знай это, пожалуйста. И верь мне.

Последняя фраза насторожила, но Хохол решил не заострять внимание и не устраивать сцену перед тем, как Марина сядет за руль. Она и так не особенно любила водить здесь машину, а если занервничает, то может что-нибудь этакое учудить.

Он помог ей надеть куртку, подал перчатки и ключи от джипа:

– Мы с Грегом ужин приготовим.

– Не сметь! – категорически заявила Марина, застегивая куртку. – Тебе нельзя много двигаться, ты сегодня свое уже отшевелился. Так что ложись и лежи, а я разберусь и с обедом, и с ужином. Я серьезно, Джек!

– Да понял, понял…

Коваль на всякий случай погрозила ему кулаком и закрыла за собой дверь. Хохол тяжело вздохнул и поплелся в спальню, вдруг почувствовав странную слабость в ногах.

Она вела машину по трассе в сторону Лондона и ловила себя на том, что нервничает. Раньше, когда она ездила встречать Ветку, такого чувства не возникало, а сегодня всю дорогу ощущала странное состояние, когда подрагивают пальцы, сжимающие руль, а внутри неприятный холодок и беспокойство. «Зачем она прилетела, почему не предупредила? Ведь знает, что я ненавижу такие сюрпризы, да меня, в конце концов, просто могло не оказаться в Англии. Мы могли улететь на Кипр, в Черногорию – да куда угодно!» Мысли тоже нервировали, и Марина включила радио, найдя музыкальную волну и выкрутив ручку громкости до отказа. Салон заполнился музыкой, и Коваль почувствовала, что ее немного отпустило. Нужно было сосредоточиться и продумать линию поведения с подругой. Но сперва нужно все-таки попытаться выяснить причину, по которой Ветка вдруг заявилась в Англию. «Что ей нужно от меня? Бес отлично знает, где меня искать, это плохо, конечно, но не смертельно – я в состоянии противостоять родственничку. Да, те бумаги, что лежат у меня в сейфе, сейчас, когда он уже не мэр и вообще в бегах, мало что меняют, но на хороший скандал их вполне хватит. Как хватит и информации о том, что он жив-здоров, для тех, от кого он прячется. И я даже понимаю, что при правильном подходе Мишка Ворон мне поможет и не заставит светиться. Но вот к чему Ветка сюда летит, к чему?! Что ей надо? Неужели Гришка опять какую-то хитрушку задумал и решил с Веткиной помощью реализовать? Не думаю, что Ветка стала бы ему в этом помогать. Тогда – что? Есть, конечно, вариант, что она что-то узнала и теперь хочет со мной поделиться, но призрачный совсем. Она и против мужа не попрет – не дура же. Хотя Бес может и не знать, куда она улетела…»

Бросив взгляд на спидометр, Марина ахнула, поняв, что сильно нарушила скоростной режим и явно уже попала под прицел пары камер видеонаблюдения. Придут штрафы, Хохол будет орать – она обещала ему не гонять…

Сбросив скорость, она вполголоса выругалась, но поехала в дозволенном режиме. «Я совсем разучилась ездить, чувствую себя за рулем как стажер со сроком вождения в три месяца», – раздраженно думала Марина, вглядываясь вперед. Все-таки эта страна никак не подходила ей по темпераменту, и с каждым годом Коваль ощущала это все острее.

– Как же я хочу оказаться дома, хоть на час, просто воздуха вдохнуть, – пробормотала она, обгоняя еле плетущийся автобус, – нормально проехаться на машине с нормальным движением, а не чувствовать себя вылетевшей на встречку! Как же меня все тут задолбало!

Мысли ее переключились на предстоящую поездку. Каким-то шестым чувством Марина поняла, что думать об этом при Ветке нужно осторожнее – кто знает, что на уме у ведьмы, любившей все и про всех знать. А вот это как раз Коваль хотела скрыть от подруги – чем меньше народа «в теме», тем проще. «Мне бы только Машку вывести из этой непонятной ситуации, больше-то там и делать нечего. Ну, отдохну, развеюсь, узнаю, что у Ворона стряслось, – и домой. Женька еще не совсем здоров, ему лежать надо, отдыхать и не нервничать, а если меня не будет рядом, то он, разумеется, начнет себя изводить подозрениями и беспокойством».

Вычислить, каким рейсом и откуда прилетела Ветка, Марина не смогла. Список был длинным, самолеты садились с минимальным промежутком, и она проследила момент, когда Ветка с чемоданом появилась из зоны прилета. Коваль испытала легкую досаду – не любила, когда что-то шло не по ее плану. Виола выпустила из руки ручку чемодана и кинулась ей навстречу. Обнявшись, они постояли пару секунд, и потом Марина, отстранив от себя подругу, пристально вгляделась в ее лицо:

– Как перелет?

– Не утомил, – показав кончик языка, шаловливо отпарировала Ветка. – Ты одна?

– Ну а с кем? Генка стал фанатом единоборств – из зала не вытащишь, Грег сегодня не учится, так дома остался, с Хохлом. Тому лишняя движуха сейчас противопоказана.

– Сердечко не выдержало? – сочувственно спросила ведьма, и Марина не сразу смогла вспомнить, упоминала ли в телефонном разговоре Женькин инфаркт. Когда же поняла, что просто не успела – так скоропостижно Ветка бросила трубку, – ей стало не по себе.

– С чего взяла? – поинтересовалась она враждебно, чувствуя острое желание закурить и врезать подруге по лицу.

– Да так… – пробормотала та, пряча глаза. – Ну, идем, что ли? Торчим тут…

– А что – не терпится Хохла увидеть? Думаешь что-то новое от него узнать? – не двигаясь с места, спросила Марина.

– Ну, Мэриэнн, что ты, в самом деле? – примирительно заговорила Ветка, мгновенно уловив напряжение подруги и переводя разговор в другое русло. – Я приехала в гости, соскучилась, а ты сразу с подозрениями… Что – я не могу к крестнику приехать?

– Какой он крестник тебе? Ты в церковь сроду не заходила.

– Что, так и будем это обсуждать посреди аэропорта? – начала терять терпение Ветка.

– Ты будешь обсуждать то, что я скажу, там, где я захочу! – отрезала Коваль. – Я просила тебя – никогда вот так не сваливайся, у меня могут быть какие-то свои планы, в которые ты никак не впишешься! Но ты все равно сделала так, как хочешь. Поэтому будешь теперь вести себя так, как я скажу. Иначе – стойки всех авиакомпаний – во-о-он там, – она махнула рукой куда-то себе за спину. – Берешь билет и отваливаешь. Уяснила?

Ветка сникла и согласно кивнула. Она много лет знала Марину и прекрасно чувствовала, когда нужно отступить и только кивать головой в знак согласия, чтобы не стало хуже. Она подхватила чемодан и просительно заглянула в глаза подруги:

– Мэриэнн… может, все-таки по дороге поговорим? Я устала…

– А я за не фиг делать прогулялась сюда за рулем – и ничего! Шевели ногами, парковка платная!

Марина повернулась на каблуке сапога и пошла к выходу. Ветка, вздохнув, побрела за ней.

Сев за руль, Марина почувствовала себя внезапно очень уставшей. Нервное напряжение никогда не шло на пользу, начинала болеть голова, а руки подрагивали. Перед дальней дорогой до дома это было не совсем то, что нужно. Она закурила, наблюдая в зеркало заднего вида, как Ветка укладывает в багажник чемодан. Изнутри снова начало подниматься раздражение – Марина чувствовала, что подруга не договаривает, да что там – просто не говорит ничего, и это злило. Когда Ветка села наконец в машину, Марина выбросила окурок, выехала с парковки и, отъехав от аэропорта в молчании, припарковалась у небольшого кафе. Заглушив двигатель, она повернулась к удивленно поднявшей брови Ветке:

– Ну что – поговорим?

– О чем?

– Хватит дурочку строить из себя, – устало попросила Коваль, – ты ведь прекрасно понимаешь, что я имею в виду. И вот клянусь – я не тронусь с этой парковки до тех пор, пока не выясню истинную причину твоего внезапного приезда. Лучше рассказывай, Ветка, иначе мы здесь надолго.

Ветка закатила глаза:

– Господи, ничего не меняется! Ты как была подозрительной истеричкой, так ею и осталась. Пойдем хотя бы в кафе – ну, не в машине же нам разговаривать?

– А чем тебя не устраивает машина? Или надеешься за то время, пока несут заказ, успеть придумать что-то правдоподобное?

– Да прекрати ты это! – взвилась Ветка. – Расскажу я тебе все, дай хоть кофе выпить!

Марина вышла из машины и направилась к кафе, даже не потрудившись убедиться, что Ветка следует за ней. На крыльце она повернулась, нажала кнопку сигнализации на брелке и толкнула дверь. В этом кафе они всякий раз пили кофе, когда Ветка прилетала в Англию, это стало чем-то вроде традиции, но сегодня Марине это место не казалось таким же уютным, как раньше. Все раздражало – и красно-белые клетчатые скатерти, и живые цветы в вазочках, и запах свежей выпечки, и улыбчивая семейная пара – хозяева. «Нет, надо взять себя в руки – люди-то не виноваты в моих проблемах, – думала она, механически оскалившись в ответ на приветственные улыбки хозяев. – Мне становится все сложнее контролировать собственные эмоции, это плохо».

– Мэриэнн, – начала Ветка, раскуривая свою тонкую сигарку, – ты напрасно ищешь подвох в моем приезде. У меня только одна цель – я хочу тебя предупредить об опасности.

– Ишь ты, – насмешливо протянула Коваль, – прямо голубь мира!

– Не иронизируй, пожалуйста. Не так давно у меня был серьезный разговор с Гришкой…

– Ой, Ветка, я тебя умоляю! – поморщилась Марина, вертя в пальцах выдернутый из плетеной корзинки пакетик сахара. – Я что – первый день знаю тебя? Все твои так называемые «серьезные разговоры» с Бесом происходят в одном режиме – ты поишь его какой-то дрянью и потом, введя в транс, задаешь те вопросы, ответы на которые хочешь получить. Так что не надо мне сейчас сказок, хорошо?

– Ладно, ладно! – Ведьма раздраженно выдохнула дым, уронила столбик пепла в пепельницу и продолжила: – Да, пусть так. Ему кто-то позвонил, и Гришка сделался прямо параноиком – бегал по дому, орал, матерился. Я почувствовала, что произошло нечто, о чем он мне добровольно не скажет, ну, вечерком и пообщалась с его подсознанием. Так вот, дорогая. Гришка хочет тебя убрать.

– Вот ты мне сейчас новость сообщила – прямо «Таймс» отдыхает! – усмехнулась Марина. – Твой дорогой супруг пытается сделать это так давно, что мне уже даже интересно – получится ли у него.

– Мэриэнн, я не шучу! – почти взвизгнула Ветка, и Коваль насторожилась – видимо, все действительно не совсем так, как она себе это представляет, раз ведьма так дергается. – Он разговаривал с кем-то, кто обещал ему помочь вернуться и даже снова занять прежний пост, но в обмен потребовал устранить Ворона и всех, кто что-то знает о скандале с пропавшими бумагами Гришки – с теми, где все «откаты» и прочая денежная ерунда!

– О моем участии в этом деле знали трое – Ворон, Бес и ты, – Марина уставилась в глаза подруги, и та, поборовшись пару секунд, опустила взгляд на стол.

– Еще знал Хохол, – прошептала она, и вот тут Марина просто взвилась, вскочила из-за стола:

– Хохол?! – не понимая, что кричит по-русски, привлекая к себе внимание немногочисленных посетителей и хозяев кафе, рявкнула она. – Хохол, говоришь?! А соображаешь вообще, что лепишь-то?!

– А ты так слепо ему веришь? – тихо проговорила Ветка, не поднимая глаз.

– Да! Ему – как себе! Как себе, понимаешь ты это, бестолковая?! Только он ни разу – слышишь ты – ни разу меня не продал и не предал!

– Мэриэнн, сядь и сбавь тон, – попросила ведьма, не поднимая глаз, – и ради бога – прекрати орать по-русски, на нас все смотрят.

Коваль опомнилась – действительно, у разговора появилось несколько слушателей, с любопытством наблюдавших за стройной высокой блондинкой, говорившей на непонятном языке. Мило улыбнувшись, она громко пробормотала извинения и села.

– Не смей никогда обвинять Хохла в том, чего он не делал, – держа наклеенную улыбку, процедила она сквозь зубы, – иначе я тебя убью. Он никогда не сделает ничего во вред мне, а уж если дело касается твоего мужа – то тут у него железный принцип – Бес виновен уже тем, что посмел поднять руку на моего сына. Ты знаешь эту историю не хуже меня, дорогая.

– Знаю, – вздохнула Ветка, – но ведь и ты знаешь, что я никогда не поддерживала его в этом. Ты не можешь думать, что я заодно с ним.

– Да хоть за два – мне это безразлично. Меня бесят твои подозрения в адрес Хохла, понятно? И не переводи разговор.

– Я не перевожу. – Ветка умолкла – к ним подошла официантка и принялась расставлять на столе кофейные чашки, спиртовку с большой джезвой, над которой поднимался пар и аромат крепкого кофе, плетенку со свежими булочками, вазочку с апельсиновым джемом и маленькие пиалки. Дождавшись, когда девушка отойдет, она продолжила: – Не перевожу я ничего. Но на твоем месте не стала бы сбрасывать со счетов такую персону, как твой муженек.

– Ты начинаешь испытывать мое терпение.

– Хорошо, пусть. Но на меня тогда тоже не греши – мне хватило одного предупреждения, я не желаю разделить участь кошки из анекдота.

– Очень на это рассчитываю, – фыркнула Марина, намазывая джемом булочку.