Кардонийская рулетка Панов Вадим

Ответа Кира не ждала, знала, что засевший в курсовой башне Шварц ее услышал, и сосредоточилась на управлении.

Четырехмоторные паровинги серии УМИ, универсальный морской истребитель, – на армейском сленге «умники», – обладали впечатляющей огневой мощью. Главным их калибром, если использовать военно-морскую терминологию, были две стандартные 36-мм автоматические пушки, установленные в расположенных на линии крыла башнях. Продуманная конструкция турелей давала широченный, почти в сто восемьдесят градусов, сектор обстрела и позволяла вести огонь не только вперед, но и вниз. На носу «умника», чуть ниже кабины пилотов, находилась курсовая пулеметная башня, вторая, расположенная позади крыла, прикрывала паровинг от атак сверху, а завершали вооружение два пулемета в крыле, огнем которых управлял пилот. Пушки обеспечивали мощь, а вот «изюминкой» современных кардонийских истребителей по праву считались новейшие пулеметы – шестиствольные, с электрическим приводом, невероятно скорострельные «Гаттасы» – уникальная разработка знаменитого изобретателя.

– Внимание!

Снижаясь, Кира заложила вираж и по длинной дуге вывела машину на боевой курс. Жлун почти догнал катер, но оставшегося расстояния вполне хватало на то, чтобы пули не задели перепуганных геологов.

– Огонь!

И сидящий в носовой башне Шварц не подвел.

«Гаттас» ударил издали. Завыл, непринужденно набирая обороты, и по синим волнам Банира побежали фонтанчики пуль, быстро приближаясь к змеевидному телу жлуна.

– Есть!

– Попал!

– Получи, скотина!

Паровингеры, напряженно следившие за происходящим, радостно загалдели.

Потерявший скорость драконоид завертелся на месте, а вода вокруг стремительно побурела от крови.

– Добить! – приказала Кира.

Она торопливо развернула машину – боялась, что жлун нырнет, – и вновь направила паровинг на тварь.

– Огонь!

Извивающийся драконоид представлял собой прекрасную мишень, и тяжелые пули разорвали его тело напополам.

– Отличная работа!

– Спасибо! – весело отозвался Шварц.

– Проклятье! – простонал Френк.

– Что?!

А в следующий миг Кира поняла – что. И громко выругалась.

Драконоиды охотились парой, и, пока паровингеры разбирались с первым, который преследовал катер с кормы, второй стремительно приближался с борта.

– Разворачиваюсь!

– Не успеем!

– Заткнись! – Кира закусила губу и резко вошла в очередной вираж, заставив тяжелый паровинг совершить несвойственный маневр. – Шварц! Людей не задень!

– Постараюсь!

– Накроем на выходе!

– Понял!

– Осторожнее, – прошептал Френк.

– Не мешай!

Мощный удар перевернул катер, и геологи горохом посыпались в воду. Перепуганные, беспомощные, орущие… Не окажись поблизости паровинга, их участь была бы предрешена.

– Давай!

Повадки твари ушерцы знали отлично: после удара драконоиды всегда уходили на глубину и выныривали в двадцати-тридцати метрах. Шварц врезал из «Гаттаса» за несколько мгновений до того, как над водой появилась сплюснутая башка жлуна. Врезал наугад, но ошибся всего на несколько метров. Тут же поправился, и следующая очередь превратила голову твари в кровавое месиво.

– Попал?!

Даже на минимальной скорости паровинг двигался слишком быстро, чтобы Кира успела разобраться в происходящем.

– Все в порядке.

Мертвый драконоид уныло покачивался на волнах метрах в сорока от перевернутого катера. Опомнившиеся и слегка успокоившиеся геологи радостно вопили, приветствуя спасителей, а внутри паровинга послышался веселый смех.

– Шварц! Официальная благодарность!

– Служу Ушеру, коммандер, – бодро отозвался – стрелок.

– Экипаж, внимание! Заходим на посадку.

Как вытаскивать из воды людей, ушерских паровингеров учили едва ли не в первую очередь – жизнь обитателей архипелага неразрывно связана с Баниром, морские законы впитывались ими с материнским молоком, а первый из них гласил, что любой человек обязан оказать помощь терпящим бедствие. Быстро и без раздумий.

Кира посадила «умника» метрах в ста от катера, за борта которого держались спасенные, затем аккуратно подвела машину ближе и заглушила двигатели. Сразу после этого ребята распахнули люки и принялись бросать подплывающим геологам спасательные круги. И даже начали зубоскалить, шутками выгоняя накопившееся напряжение.

– Какого муля вы тут забыли?

– Развлекаетесь?

– С курса сбились?

– Не ехидничайте, – хмуро оборвал Шварца выбравшийся из воды мужик. – Настроение не то.

Фраза, а главное – тон, которым она была произнесена, подсказали Кире, что черноволосый среди геологов главный.

– Я – майор Дагомаро, – произнесла девушка после того, как мужик скинул мокрую одежду и завернулся в одеяло. – Представьтесь, пожалуйста.

– Дагомаро? – Мужик оценивающе оглядел Тью. – Вот ведь совпадение…

– Это ваше имя?

– Энцо Такере, начальник изыскательной партии «Валеман». – Он помолчал, после чего, усмехнувшись, добавил: – Мы представляем компанию «Руды и минералы», подразделение…

– Подразделение холдинга «Дагомаро», – спокойно перебила геолога Кира. – Что у вас произошло? Рыбаки сообщили, что к Валеманской группе шло какое-то судно.

– Канонерская лодка землероек.

Военные переглянулись, и астролог тихонько выразил общее мнение:

– Дерьмо.

Все знали, что отношения между двумя составляющими Кардонийской конфедерации – Ушером и Приотой – в последнее время ухудшились, но никто не ожидал, что землеройки перейдут от слов к делу.

– Мы разбили лагерь на острове «А», – продолжил Такере, прихлебывая горячий кофе, кружки с которым раздал спасенным Френк. – Составляли геологическую карту островов, а сегодня утром… – Энцо скривился. – Короче, перед рассветом в бухту вошли канонерка и вспомогательное судно с десантом. Землеройки выгнали нас из домов и велели убираться с исконных земель Приоты.

– Они так сказали? – уточнила Кира.

– Их командир.

– Уроды!

– Гидратные манявки!

– Все острова Банира принадлежат Ушеру!

– Тихо! – Кира обвела возбужденных паровингеров жестким взглядом, после чего вновь обратилась к Такере. – Прошу вас, продолжайте.

Остальным геологам было что сказать, однако никто из них не посмел перебить начальника.

– У нас было два катера, в каждый село по десять человек, – медленно произнес Энцо. – Мы все время оставались на связи, надеялись, что рыбаки услышат сигнал бедствия, но через пару часов батареи сдохли, а потом появились жлуны. – Пауза. – Мы пытались уйти, но получилось плохо.

Все было понятно, но майор не могла не задать вопрос:

– Где второй катер?

Кира спросила негромко, ответ прозвучал почти шепотом, но в наступившей тишине показалось, что геолог ответил громоподобным гласом:

– Их догнали.

Десять человек пошли на корм драконоидам. Десять умных, знающих, толковых ребят, умеющих смотреть сквозь землю и находить скрытые в ней богатства. Десять ушерцев.

– Землеройки должны ответить, – произнес Френк. И вопросительно посмотрел на коммандера: – Кира?

Атаковать, залить свинцом, вдолбить в землю, перебить… Глаза паровингеров требовали крови, глаза геологов – мщения, орудийные стволы деликатно намекали: мы не подведем. Кира чувствовала закипающую ярость, готова была окунуться в нее, нырнуть с головой, и лишь огромным усилием воли сумела взять себя в руки.

– Мы получили приказ провести разведку, – медленно, потому что скулы сводило от бешенства, сказала девушка. – Мы отправляемся на Валеман, чтобы убедиться в правдивости рассказа синьора Такере.

«К моменту исчезновения мессера я провел на «Амуше» всего несколько дней и не успел достаточно освоиться среди экипажа. Я не Олли, мне требуется время, чтобы привыкнуть к людям, и уж тем более – назвать их друзьями. Кроме того, офицеры «Амуша» оказались, мягко говоря, своеобычными личностями, и первое знакомство повергло меня в изумление, а если точнее – в легкий шок. Капитан Дорофеев, суперкарго ИХ Бабарский, шифбетрибсмейстер Чира Бедокур, медикус Альваро Хасина и, конечно же, Галилей Квадрига, астролог, – все они являлись превосходными профессионалами, мастерами своего дела, но людьми настолько странными, что их пребывание в команде, а уж тем более – в одной команде, казалось решительно невозможным. И только со временем я понял, что именно черты, отличающие офицеров «Пытливого амуша» от обыкновенных людей, сплачивают их крепче цемента, превращая в настоящую семью. Каждому из них не было комфортно в традиционном обществе, но, оказавшись в компании себе подобных, они раскрылись, обрели дом.

Еще я понял, что рядом с ними и я чувствую себя как – дома.

И еще – что создал этот дом Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур.

Как я уже писал, исчезновение мессера случилось в самом начале моего знакомства с «Амушем», и меня до глубины души поразила проявленная экипажем верность. Дорофеев, Бабарский, Бедокур, Хасина, Квадрига – каждый переживал несчастье по-своему, но все они остались на цеппеле и полтора года упрямо прочесывали Герметикон, отказываясь верить в гибель мессера.

Точнее, мы прочесывали. Мы вместе».

Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.

– И мессер его не выпорол?

– Нет, – пожал плечами Хасина.

– А зря, – сурово рубанул Бедокур. – Есть вещи, на которые нельзя не обращать внимания.

– Если вдуматься, пороть управляющего не за что, – ухмыльнулся Бабарский и шмыгнул носом. – Фермеры выдернули ограды, увели стада, прибрали навоз и даже засеяли травой протоптанные коровами дороги. Я специально съездил в пойму – там стало красивее, чем раньше. Правда, от воды сыростью тянет, и у меня кости разболелись, хронический радикулит, чтоб его…

Иоахим Христофор Бабарский – суперкарго, казначей, менеджер и главный в команде «Амуша» контрабандист – обладал таким букетом наследственных, хронических, аллергических, вирусных и прочих заболеваний, что мог служить ходячим пособием для начинающих медикусов. Он постоянно кашлял, чихал, сморкался, держался за бока, стонал, жаловался на судьбу и приставал к добродушному Хасине, который охотно скармливал мнительному суперкарго экспериментальные микстуры собственного изготовления. Впрочем, во время обязательных для любого цепаря осмотров у братьев Доброй Дочери болячки ИХ волшебным образом рассасывались и никто не слышал, чтобы Бабарский хоть раз оказался в карантине.

Ростом суперкарго едва дотягивал до ста шестидесяти сантиметров, а сложением напоминал мячик: пухлая фигура, круглое лицо и нос картошкой. Добавьте черные волосы до плеч, которые Бабарский зачесывал назад, большие щеки, малюсенький подбородок, губы бантиком, и портрет завершен. Мужественности ни на гран, однако ИХ обладал сверхъестественным умением располагать людей, чем полностью компенсировал дарованную природой внешность.

– Красота – понятие неопределенное, – брякнул Галилей, доставая из кармана жестяную коробочку.

– Управляющий нарушил приказ, – напомнил шифбетрибсмейстер. – Это плохая карма.

– Человек слаб, и мессер это понимает.

– Если человек слаб, то правильно исполненная порка поможет ему стать сильным, – глубокомысленно заметил медикус. – А если силен – не повредит.

И вздохнул, наблюдая за тем, как Галилей смешивает табак с извлеченной из коробочки травой темно-желтого цвета. На Линге, в отличие например от Анданы, вихель был запрещен, однако астрологу «Амуша» полагалась поблажка, и, завидев Квадригу, местные полицейские отворачивались, хотя с легкостью могли отыскать в его карманах и поясной сумке пять-шесть лет каторжных работ. Впрочем, поблажка полагалась всем настоящим, водящим через Пустоту цеппели, астрологам.

– Альваро, откуда такие познания? – осклабился Бедокур. – Был опыт?

– Я сделал сии умозаключения на основе наблюдений и теоретических изысканий, месе карабудино.

– Мне одному кажется, что здесь ужасный сквозняк? – Бабарский демонстративно высморкался, аккуратно свернул платок, и продолжил: – Если кого и надо пороть, так это тутошнего хозяина. Он преступно относится к здоровью посетителей.

– Не тутошнего, а здешнего, – меланхолично поправил суперкарго Мерса.

– И еще за то, что пускает в приличное заведение всяких умников.

– ИХ, в зале душно! – не сдержался Бедокур. – Даже волосы потеют.

– А у меня ажарская астма! Я задыхаюсь!

– Откуда у тебя астма?

– Выросла!

– На Андане подцепил, – язвительно сообщил Хасина. – В заведении синьоры Улитки.

– Разве астма так передается? – испугался Чира.

Медикус деликатно заржал.

Несмотря на то что каждому члену экипажа полагалась комната в замке, офицеры, за исключением Дорофеева и Валентина, предпочли поселиться в городе и коротали вечера в харчевне «Золотой дуб». Той самой, что не меняла облик шестьсот семьдесят четыре года, в результате чего посетители вынужденно наслаждались раннелингийскими интерьерами: тяжеленными столами из плохо выструганных досок, неудобными лавками и глиняной посудой. Но еду в «Дубе» подавали отменную, а местное пиво славилось на все дарство Кахлес. Харчевня не пустовала даже в будние дни, однако офицеров Помпилио всегда ожидали лучшие места и быстрое обслуживание.

– Если у тебя астма – иди на воздух, ипать-копошить, – посоветовал Галилей Квадрига, с наслаждением раскуривая трубку.

Над столом лениво повисло вихельное облако.

– Иди курить туда. – ИХ неопределенно махнул – рукой.

– Не могу подняться с лавки, – обезоруживающе улыбнулся астролог. – Пьян.

– А вот меня ваши слова э-э… возмущают, – неожиданно произнес Мерса, откладывая двузубую вилку. – Вы сожалеете, что мессер не выпорол э-э… человека, и это безнравственно! Мы ведь не о лошади говорим.

– То есть лошадей пороть можно? – немедленно уточнил Хасина. – Это нравственно?

– Не согласен, – встрял Бабарский. – Я, к примеру, не то что лошадь, даже собаку бродячую не пнул ни разу в жизни. Хотя все они блохастые твари, а блохи разносят заразу.

– Я тоже, – добавил Бедокур. – В смысле, не зараза блохастая, а насчет собак. Бить животных – плохая примета. Это вам даже начинающая ведьма скажет.

– Собака может укусить, – промямлил Галилей, попыхивая трубкой. – Меня однажды пыталась, но я спугнул ее щепоткой свуи.

– А лошадь может лягнуть, – ляпнул алхимик и тут же укорил себя за длинный язык.

– Что, Мерса, не любишь животных? – медикус театрально покачал головой. – Не ожидал от человека столь прогрессивных взглядов. Это самый настоящий флукадрук.

– Какой же ты злой, Мерса, – тоненько хихикнул ИХ, старательно вытирая руки льняной салфеткой.

– Алхимик, ипать-копошить. – Квадрига блаженно прикрыл глаза. – Я всегда с подозрением относился к людям, которые проводят жизнь возле атаноров. Надышатся всяким, потом идеи распространяют.

И пыхнул вихельным выхлопом.

– Я люблю э-э… животных, – покраснел Мерса.

– Я видел, как Энди ел рагу, – припомнил Бедокур.

– Мерса, это безнравственно, – продолжил изгаляться Хасина. – Если ты действительно любишь животных, зачем поглощаешь их трупы? Почему тебя не тошнит?

– И ботинки кожаные таскаешь, – въедливо добавил ИХ. – А еще ремни и перчатки.

– И цапу кожаную надевал, когда холодно.

– Мерса, ты – лицемер.

– Мы обсуждали телесные наказания, – хмуро ответил Энди.

Он догадывался, что над ним подшучивают, и старательно гасил подступающее раздражение.

– Можно подумать, тебя никогда не пороли.

– Кстати, да, Мерса, ты бунтуешь просто так или тяжкие воспоминания гнетут?

– Я э-э… не бунтую.

– Уже не важно, – отмахнулся Хасина. – Тебя – пороли?

– Расскажи, как это было?

– Участвовал в каком-нибудь мятеже?

– Или на мелком воровстве спалился?

– Ни на чем я не палился, – отмахнулся Энди. – А пороли меня всего один раз э-э… в молодости э-э… когда я работал учеником алхимика на Герметиконе.

– И сильно сей опыт помешал тебе в жизни, месе карабудино?

Алхимик наконец понял, что обрадованные возможностью развлечься друзья просто так не отстанут, и перешел в контратаку:

– Альваро, никак не ожидал, что ты э-э… убежденный сторонник телесных наказаний. Это разве не флукадрук?

– Когда-то я считал телесные наказания несомненным доказательством человековской дикости, но с течением времени понял, что в этом инструменте заложен определенный смысл, – важно ответил Хасина. – Тщательно и беспристрастно проанализировав доступную информацию, я убедился, что в некоторых случаях подобное воздействие необычайно эффективно. Ты, Мерса, не медикус, но наверняка слышал аксиому, что яд в разумных дозах оказывает положительный эффект. – Альваро с наигранной печалью оглядел офицеров. – Человеки несовершенны, говорю вам как сторонний и нейтральный наблюдатель, человеков следует улучшать.

– Не такой уж ты нейтральный, – громко заметил Энди, поправляя очки.

– Это еще почему?

– Давно хотел спросить: в чем цель твоих э-э… исследований? Что будет, когда твоя раса соберет достаточно сведений о человечестве?

Контратака удалась: разогретые пивом офицеры охотно переключились на новую тему и принялись забрасывать медикуса каверзными вопросами:

– Вторжение?

– Ты будешь нас вешать?

– Альваро, брат, за что?

– Хасина, я всегда был добр к тебе.

– Жалкие, жалкие человеки, – усмехнулся медикус. – Вы способны мыслить исключительно насилием.

– Ты вроде не возражал против телесных наказаний. Почему бы тебе не согласиться с массовыми убийствами?

– Вы убьете всех или оставите немного рабов?

– Чтобы кто-то возделывал для вас поля.

– Я не хочу быть рабом.

– Или вы нас съедите?

Альваро помолчал, хлебнул ароматного пива, после чего добродушно продолжил:

– Посмотрите на меня, человеки, посмотрите и убедитесь, насколько развита моя раса. Постарайтесь понять, гвини патэго, что мы образованны, умны и миролюбивы. И лишь благодаря нашей невероятной доброте вы до сих пор засоряете Вселенную своей жалкой цивилизацией.

«– Пораскинь мозгами, Мерса: человеки открыли десятки пригодных для жизни миров, но не освоили и сотой части Вселенной. Да что там сотой – миллионной! Вы ползаете по малюсенькому уголку необъятного, а пыжитесь так, словно положили в карман все существующие звезды. Вы не встретили разумных и, гвини патэго, решили, что являетесь единственным, уникальным видом. Но ведь это глупо, Мерса, ты понимаешь, что это глупо? Вселенная огромна, а значит, есть вероятность, что где-то далеко, или совсем рядом, существует иная цивилизация. Более могущественная, чем ваша, и более мудрая.

Хасина разговорился, когда мы остались в кают-компании «Амуша». С момента нашего знакомства прошла примерно неделя, и медикус, по всей видимости, решил, что настало время поведать мне правду. Разговор Альваро начал заявлением, что не является человеком, и тут же развил мысль, объясняя, что имеет в виду. Любопытную мысль. Но поначалу, признаться, она сбила меня с толку.

– Почему же мы э-э… до сих пор никого не встретили?

– Не пришло время.

– А кто будет решать, когда оно придет?

– Разумеется, мы, месе карабудино, – гордо ответил Хасина. – Как более развитые существа. И более мудрые. Настанет день, и мы объясним человекам, что Вселенная принадлежит не только им. То есть – вам. Или просто: не принадлежит вам. Я не знаю, какую формулировку выберут наши вожди.

Знаю, знаю, следующий мой вопрос прозвучал на удивление глупо, но ты должен меня простить, Олли – я был настолько ошарашен, что попросту не знал, как правильно поддерживать столь занимательную беседу.

– Ты прибыл к нам э-э… официально?

– Нет, конечно же, – рассмеялся Альваро. – Меня доставили в Герметикон в младенческом возрасте, но доставили не просто так, а с тайной миссией. Меня отобрали из тысяч претендентов и подготовили к существованию в невыносимых условиях вашего общества.

– Э-э…

– Предвижу удивленные вопросы, поэтому расскажу подробнее. – Хасина налил себе вина.

– Полагаю, э-э… это будет э-э… познавательно, – пролепетал я, но увлеченный медикус меня не слышал.

– Сначала я не подозревал о своем предназначении, месе карабудино. В приюте, а позже у приемных родителей я рос обыкновенным мальчиком, правда, очень умным и любознательным… Мерса, тебя когда-нибудь считали умным и любознательным?

– Э-э…

– Значит, ты не поймешь. Я много читал, всегда стремился к новому, но не только этим отличался от сверстников. – На губах медикуса заиграла сентиментальная улыбка. – Иногда, разглядывая рассыпанные по ночному небу звезды, я испытывал странное щемящее чувство. Необъяснимая тоска охватывала меня в те мгновения, и мне казалось, что я потерял нечто необычайно важное, нечто дорогое. Я не сразу понял, что, глядя на звезды, я чувствовал себя чужим, что человеки не родня мне, и где-то далеко-далеко, в бескрайних просторах Пустоты, скрывается мой настоящий дом. – Хасина выдержал многозначительную паузу, во время которой сделал пару больших глотков вина. – А затем я узнал, что не могу иметь детей от ваших женщин и ко мне не прилипают пикантные недуги. Согласись, Мерса, это весомое основание считать себя не таким, как все.

– И ты стал медикусом на «Амуше»… – пробормотал я, подразумевая, что это весьма невысокая должность для тайного агента, но не был понят.

– Да, стал медикусом, – важно ответил Альваро. – Что не так?

– Я думал, твоих э-э… родичей заинтересуют наши изобретения, политика, власть…

– Этими вопросами занимаются другие агенты, – успокоил меня Хасина. – Моя же цель – техническое изучение человеков.

– Зачем? – выдал я совсем уж идиотский вопрос.

– А зачем ты изучаешь алхимию?

– Э-э… в научных целях.

– Еще подсказки нужны?

Я решил, что нет – не желал выслушивать ехидные замечания медикуса. Хотел закончить разговор, однако не мог не поинтересоваться:

– Альваро, для чего ты выдал мне свою тайну? Мы ведь едва знакомы.

– В познавательных целях, – не стал скрывать Хасина. – Хотел увидеть твою реакцию.

– И как?

– Ничего интересного, Мерса, ты стандартно ошарашен и не знаешь, как себя вести.

Ответ, признаться, меня покоробил. Особенную неприязнь вызвала правота медикуса: я действительно находился в некотором затруднении, но это ведь не повод хамить, правда? И потому я попытался огрызнуться:

– А мессер знает о твоем происхождении?

– Конечно. – Хасина помолчал и добавил: – Мессер сказал, что высокая цель налагает на меня большие обязательства, и если я хочу с блеском исполнить миссию, то должен стать лучшим медикусом Герметикона. – Еще одна пауза. – Я стараюсь».

Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.

– Давно я так не смеялся, – тоненько захихикал Бабарский, утирая выступившие слезы. – Вам, ребята, нужно билеты на свои диалоги продавать. Или в цирк завербоваться. Хотя в цирке высокий травматизм.

– И все равно я против телесных наказаний, – упрямо заявил алхимик. – Против!

– На моей памяти мессер никого не порол, – заметил Бедокур.

– А другие адигены?

– А другие адигены меня не волнуют, – нахохлился шифбетрибсмейстер.

И Мерса, к огромному своему удивлению, различил в голосе Чиры угрозу. Которая прозвучала тем более весомо, если учесть выдающуюся комплекцию Бедокура: двухметровый рост, мощная мускулатура и кулаки размером с небольшие тыквы. Выглядел шифбетрибсмейстер настоящим громилой, но в технике разбирался получше иного конструктора, и все оборудование «Пытливого амуша» работало у Чиры как часы. Наверное, не хотело связываться. Или же послушно подчинялось многочисленным заклинаниям, заговорам и оберегающим проклятиям, по части которых Бедокур также был большим мастаком. Путешествуя по Герметикону, Чира ухитрился изучить огромное множество примет, предзнаменований и магических ритуалов, которые активно использовал в повседневной жизни. Длинные каштановые волосы Бедокур заплетал в косички, перемежая их заговоренными веревочками и бусами, а на широкой груди носил медальоны Доброго Маркуса, небесного покровителя Линги, и почитаемого всеми цепарями Герметикона святого Хеша. С медальонами соседствовали амулеты: кривая раковина хансейских жриц Большого Фебула, усиливающая удачу обладателя на количество завитков, и редчайшая подъязыковая косточка лагорианской обезьяны Ким, о предназначении которой Чира упорно молчал. На руках Бедокура позвякивали многочисленные браслеты-обереги.

– Другие адигены не имеют права меня трогать, – закончил шифбетрибсмейстер. – Если не хотят, чтобы я их ауру с грязью смешал. Или еще чего.

– То есть пусть бьют кого угодно, только не тебя, да?

– Мерса, не горячись, – примирительно произнес Хасина. – Ты плохо понимаешь законы, регламентирующие взаимоотношения адигенов и простолюдинов. Для начала уясни, что в адигенских мирах нет рабства, все простолюдины – свободны.

– До тех пор, пока не решат заключить с адигеном договор, – уточнил Бабарский. – То, что у вас называется контрактом или договором о найме, на Линге именуют вассальной присягой. Вот и все отличие.

– В присягу входит пункт о телесных наказаниях?

– О возможности телесных наказаний, – поднял палец Альваро.

– Вассальная присяга не менялась тысячу лет, – с чисто лингийской гордостью сообщил Чира. – В ней все по-настоящему.

– И вас это устраивает?

– Ты опять ничего не понял. – Хасина ткнул Бедокура в бок, не позволив шифбетрибсмейстеру облить алхимика парой-тройкой крепких выражений, и вернулся к вопросу: – Точнее, месе карабудино, ты не учитываешь того факта, что простолюдины имеют право владеть оружием. Так повелось с самого начала, поскольку адигены быстро поняли, что удержать власть над дарством можно только с помощью ополчения – одной дружины недостаточно. Кахлесы, если тебе интересно, правят больше тысячи лет, а почему? Потому что все простолюдины дарства поднимаются по первому зову.

– И что?

– А то, что вооруженными людьми нельзя править, ими нужно управлять, – наставительно объяснил медикус. – И все адигены, которые хотят удержаться у власти, знают эту нехитрую аксиому назубок.