Хмурое стекло Врочек Шимун

Развёрнутые знамёна, барабанный бой, звенящий глас металла – боевые рожки швейцарской пехоты. В бой идут ветераны, гордость армии – её кровь и плоть, облачённая в одинаковые коричневые камзолы, чёрные кожаные башмаки, коричневые чулки до колен, начищенные, полыхающие солнцем гребенчатые шлемы. Тысяча сто пик, триста пятьдесят аркебуз, колесцовых и фитильных, полторы тысячи коротких пехотных палашей… Идеально ровный строй, чёткий шаг – и вдруг всё взрывается воем, грохотом орудий. Летят клочья, падают люди. Полки – идут. Держать строй! Ать-два, левой! Ать-два, левой! Левой, левой, левой!

Дым стелется над полем…

Люди – словно диковинная коричневая трава, странно ровная и странно плотная – поле, на котором расцветают огненно-жёлтые тюльпаны. Там, где распускается очередной цветок, трава чернеет и съёживается, чтобы через мгновение плотно сомкнуться, хороня под собой проплешину. Кажется, трава олицетворяет собой вечность…

Левой, левой, левой!

Держать строй!

Левой!

Стой!

Первая линия, вторая линия, третья линия! Р-раз!

Аркебузу с плеча… приклад в землю, руку к бедру…

Два!

Шомпол в ствол, вверх-вниз… на четыре счёта: раз-два-три-четыре…

Три!

Теперь порох… пыж пошёл… шомполом раз-два… Быстрее, быстрее… мы успеем, должны успеть, мы – лучшие… мы – Коричневые Камзолы…

Четыре!

Пулю из-за щеки – в ствол, шомполом раз-два… и не думать, не смотреть, не помнить, что точно такая же линия в пятидесяти шагах от нас… точно также – на счёт – кладёт пулю в ствол… Руки дрожат.

Пять!

Ключ – в замок. На пять оборотов… Раз-два-три… пять… насыпать порох на полку… Пороховница в руках выписывает зигзаги… чёрные крупинки летят на землю… падают, падают, падают…

Все. Наконец-то. Можно стрелять.

Шесть!

Первая линия опускается на колено, вторая поднимает ружья, третья готовится…

Целимся… ах, дьявол…

Гремит залп.

В упор.

По нам.

Ах, дьявол… падаю. Валюсь лицом в растоптанную зелень. Перед глазами – распрямляется смятая травинка, ах, какая упрямая травинка… чёрные крупинки пороха. Жар в груди. Аркебуза… Где моя аркебуза?

Мама!

Падаю, падаю, падаю…

Третий ряд просачивается сквозь два первых, выстраивается в линию. За ним – четвёртый; выбегает вперёд, опускается на колено. Звучат команды.

Целься!

Огонь!

Ряды солдат окутываются дымом, аркебузы дружно выплёвывают огонь и смерть. Ровный строй жёлтых камзолов ломается, на землю валятся раненые и убитые; в рядах противника движение – на смену погибшим спешат солдаты из резерва, подбирают ружья. Миг – и уже жёлтый строй окутывается клубами дыма, и уже коричневые камзолы спешат на смену павшим товарищам.

Шаг. Всё ближе.

Держать строй!

Сплошной ряд камзолов. С тридцати шагов трудно промазать в такую мишень. С пятнадцати – практически невозможно.

Стрелять. В упор. Глядя в ненавидящие, озверевшие глаза, прямо в чёрное око аркебузы. Стрелять в глаза собственной смерти. Целься! Огонь!

Падают люди…

Шаг, выстрел. Шаг, выстрел. Шаг…

Рукопашная.

Наконец-то.

…Латники прошибают конскими телами левый фланг желтых камзолов, опрокидывают пехоту. Иглы палашей окрашиваются алым. Вперёд!