Ангелы ада Томпсон Хантер

ВНУТРИ САМИХ СЕБЯ -

Обрести Мир означает перестать ненавидеть самого себя

прекратить ненавидеть людей которые ненавидят вас

перестать излучать это НАПРЯЖЕНИЕ

РЯДОМ ЕСТЬ ЛЮДИ, В КОТОРЫХ ЭТОГО НАПРЯЖЕНИЯ НЕТ,

В БОЛЬШИНСТВЕ ВЫСТУПАЮЩИХ ЗА МИР ЭТОГО НАПРЯЖЕНИЯ НЕТ,

Они хотят, чтобы вы присоединились к ним, чтобы снять

напряжение с вас amp; со всех нас.

Снять напряжение – Паранойю, сжигающую человека страхом и беспокойством, -

со всех нас, И с полиции, и со всех запуганных -

ДАТЬ НАДЕЖДУ и четко действовать так

чтобы эта надежда проявилась на самом деле -

будучи добрым, а

не жестоким -

и это останется в памяти и за это воздастся.

Загонять себя, других и полицию в угол

значит увеличивать напряжение.

Избиение Вьетнама не уберет это напряжение -

даже если вся страна присоединится к Ангелам Ада

мир подключит все имеющееся напряжение amp; мир будет

уничтожен -

( так чуть было не случилось при Гитлере)

Да, пришло время лишить свастику ее силы,

как символа Напряжения

и вернуть свастику назад индусам и Мирным Мистикам

amp; Курильщикам Ганджи в Калькутте

Можно ли представить что то же самое проделывается

с Серпом и Молотом?

Я видел Еврейские Звезды amp; существует M13 amp; ЛСД

amp; Негритянский Полумесяц

Чтобы, покоясь в виде изображений на ваших спинах,

свидетельствовать о том, что вы счастливы.

*

Я призываю битников или вьетников не желать себе иного пути который не был бы общим для всех – признанным amp; приемлимым для всех – я призываю, чтобы они желали того пути, идя по которому мы смогли бы забыть о напряжении amp; отрицании.

Мое желание – разделять, а не

МОНОПОЛИЗИРОВАТЬ образы, ибо я не хочу

Чувствовать себя ОДИНОКИМ

На Земле.

Я не желаю себе ненужных страданий, я не желаю этого никому – ни вам, ни полицейским, ни вьетнамцам, ни всей вселенной,

населенной людьми.

*

Как же избавиться вам от напряжения?

Если перестать угрожать взять вверх над другими, тогда люди оставят вас в покое.

Перестали ли вы угрожать участникам Марша?

Если вы угрожаете, значит, вы ДОЛЖНЫ желать напряжения.

Мы пытаемся

снять его с вас, amp; с нас, amp; с

копов, amp; с США amp; с Китая amp; с Вьетнама.

Это напряжение – качество человека, это эмоции а вовсе не закон природы.

*

Много ли Ангелов действительно понимают вашу политическую позицию,

Кроме того, что тактически это – снижение напряжения?

Многие ли ненавидят демонстрантов?

И действительно хотят опустить их?

Чья это дурость – лично твоя или же Тайни, или же это на самом деле то, чего вы все желаете?

Если вы врубаетесь в ПЛАН, почему же вы тогда не врубаетесь, что целое поколение

которое не врубается в военный беспредел войны так же обожает план amp; самосознание amp; спонтанность amp; волосы amp; они ваши настоящие братья по крови.

А не те жесткие типы-моралисты

которые сотворили и утвердили негативный образ воинствующей Америки?

Великий образ – который все могут купить – это ваш собственный

идеальный Образ -

Свободная душа УИТМЭНА, друга той же Свободной Дороги!

Я прошу вас быть товарищем-Камарадо, другом, добросердечным человеком, любовником, потому что подавляющее большинство

мирных демонстрантов

на самом деле уважает amp; чтит ваше чувство одиночества

amp; борьбу amp; скорее всего предпочитает быть для вас миролюбиво настроенными близкими друзьями

чем

обезумевшими, страдающими паранойей врагами

избивающими друг друга.

Это, вероятно, относится и к полиции тоже

форменная одежда которых скрывает

обычные человеческие тела.

Есть грубые и жестокие души – которые верят, что вся вселенная наполнена злом -

Они боятся секса amp; плана amp; мотоциклов amp; МИРА даже если все вокруг дышит покоем и умиротворенностью -

Они боятся самой жизни, не осознавая ее безвредной пустоты -

это те люди, над которыми мы должны

работать – творя для них любовь -

взрывая свой и их разум -

смягчая их сердца, расширяя границы их сознания

и постепенно нашего сознания, собственного -

не нападая друг на друга

Все, кто разъединен – банкроты -

Цивилы, «разбитые», евреи, негры, Ангелы Ада, коммунисты amp; американцы.

Вмешательство Ангелов Ада и Тайни, вероятнее всего, было весьма

полезно-

оно заставило лидеров и демонстрантов заглянуть внутрь

самих себя, чтобы понять

насколько их марш – слепая агрессия

движущий мотив которой – гнев amp;

стыдливое желание найти кого-нибудь, чтобы ОБВИНИТЬ

amp; драться amp; Вопить

ИЛИ

Насколько марш станет свободным самовыражением

спокойных людей которые сдерживали

свою собственную ненависть и отвращение

и теперь демонстрируют американскому народу

как ему контролировать свой страх amp; ненависть

и как один раз и навсегда покончить с напряжением

придуманным для уничтожения этой планеты

и как ВЫПОЛНИТЬ ВОЗЛОЖЕННУЮ НА НАС ЗАДАЧУ ЛИКВИДАЦИИ ЦАРСТВА НАПРЯЖЕНИЯ НА ЗЕМЛЕ.***

Это обращение было представлено как выступление в Колледже Сан-Хосе штата в понедельник, 15 ноября 1965 года, перед студентами и представителями Ангелов Ада из Бэй Эреа.

*** При переводе по возможности сохранялась разбивка фраз и пунктуация, сделанных Гинзбергом. Для эффектности сохранен значок « amp;».

Несмотря на призывы Гинзберга, Сонни сказал мне еще за неделю до марша, что он собирается встретить демонстрантов с «такой большой командой байков outlaws, какую никто в Калифорнии никогда не видел». «Аллен с друзьями руководствуются добрыми намерениями, – сказал он, – но они просто не понимают, что происходит». Поэтому было большой неожиданностью, когда 19 ноября – за день до начала марша – Ангелы созвали пресс-конференцию, чтобы объявить, что они не собираются сражаться на баррикадах. В пресс-релизе, распечатанном на мимеографе, говорилось: «Хотя мы уже заявили о своем желании выступить против этой демонстрации, против этого жалкого проявления антиамериканской деятельности, мы считаем, что, в интересах общественной безопасности и защиты доброго имени Окленда, мы не станем подтверждать правоту действий Комитета поддержки Вьетнама фактом нашего присутствия… потому что наша обеспокоенность как патриотов тем, что эти люди делают для нашей великой нации, может спровоцировать насилие с нашей стороны… а любое реальное столкновение только вызовет сочувствие по отношению к этой банде предателей».

Кульминацией пресс-конференции было чтение Баргером телеграммы, которую он уже послал Его Превосходительству Президенту Соединенных Штатов:

ПРЕЗИДЕНТУ ЛИНДОНУ Б.ДЖОНСОНУ

1600 Пенн Авеню

Вашингтон (Округ Колумбия)

Дорогой господин Президент:

От своего имени и от имени моих товарищей я собираю группу лояльных к власти американцев-добровольцев для исполнения долга во Вьетнаме, в тылу регулярных частей. Мы полагаем, что отборная группа подготовленных горилл (sic!) деморализует Вьет Конг и приблизит триумф дела свободы. Мы готовы приступить к тренировкам и исполнению нашего долга немедленно.

С уважением,

РАЛЬФ БАРГЕР МЛАДШИЙ

Окленд, Калифорния

Президент Ангелов Ада

По причинам, так и не ставшим достоянием гласности, Мистер Джонсон почему-то не торопился принять предложение Баргера и извлечь из него пользу. Ангелы так никогда и не отправились во Вьетнам. Но они и не разогнали марш протеста 20 Ноября, и кое-кто поговаривал, что это означало одно – «отверженные» начали меняться в лучшую сторону.

#

«В этом сообществе у нас нет проблем с полицейскими – у нас возникает проблема с людьми» (Бывший шеф полиции Окленда).

#

Примерно в то же время наступило ухудшение в моих столь длительных отношениях с Ангелами. Весь юмор улетучился из действий нашей пьесы, когда они стали всерьез верить посвященным Ангелам публикациям прессы… И выпивать с ними было уже не так весело, как раньше. Исчезла вся магия их имен. Вместо Мастера по Кидалову , Гнуса и Но! Поехали, появились Лютер Янг, И.О.Стам и Скарлет III Обыкновенный. Никакой таинственности, никакой мистики… передержка, как при фотосъемке, свела всю опасность к величине известного всем знаменателя, и, по мере того, как лица на групповом портрете становились все более ясными и легко читаемыми, этот портрет терял свою привлекательность.

Девять месяцев я прожил в мире, который на первый взгляд казался чем-то оригинальным, непохожим на все доселе окружающее нас. С самого начала было ясно, что та угроза, которую они якобы представляли, имела мало общего с их растиражированным прессой образом, но существовал определенный кайф в том, чтобы разделять с Ангелами удовольствие от поднятого ими переполоха. Позже, по мере того как они привлекали к своим персонам все больше и больше внимания, окружавший их мистический туман становился все прозрачнее и прозрачнее, пока не исчез вовсе.

Как-то раз я сидел в «Эль Эдоб» и наблюдал за Ангелом, впаривающим пригоршню барбитуратов паре прыщавых панков не старше шестнадцати. И в этот момент до меня дошло, что корни этого поступка не имеют никакого отношения к освященному временем американскому мифу, а начинают вырастать из земли под ногами общества нового типа, которое только еще формируется. Расценивать Ангелов Ада как хранителей старой «индивидуалистской» традиции, «сделавшей эту страну великой», – всего лишь довольно безболезненный способ посмотреть вокруг и увидеть, чем же они являются на самом деле: никаких романтических пережитков, а лишь первая волна того будущего, к встрече с которой мы всей прошлой историей подготовлены не были. Ангелы – это прототипы. Отсутствие у них образования превращало их в совершенно бесполезные существа для экономики с высоким уровнем развития техники, но и давало им массу свободного времени, чтобы взращивать, холить и лелеять в душах чувство обиды, трансформировать его в своеобразный культ разрушения. Этот культ средства массовой информации упорно рисуют как некую разновидность чудаковатости, возникшей в результате одиночества, как временное явление, которое очень быстро исчезнет, – стоит лишь на него обратить внимание недремлющего ока полиции.

Такая точка зрения весьма оптимистична, и оптимизма в ней станет еще больше, если полиция с ней согласится. К сожалению, все не так… Копы, которые знают Ангелов только по отчетам в прессе, временами просто боятся их, но близкое знакомство, доходящее иногда до фамильярности, вызывает у тех же копов презрительное отношение. Те полицейские, которые знакомы с Ангелами не понаслышке, а на личном опыте, как правило, не считают их какой-либо широкомасштабной угрозой обществу. А с другой стороны, по крайней мере девяносто процентов из тех десятков полицейских по всей Калифорнии, с которыми я разговаривал, серьезно обеспокоены тем, что они называют «поднимающейся волной беззакония» или «опасной тенденцией неуважения закона и порядка». Для них Ангелы Ада – всего лишь один из симптомов гораздо более грозного явления…"Поднимающейся Волны».

«В большинстве своем – это тинейджеры, – сказал молодой патрульный в Санта Круз. – Пять лет назад было достаточно лишь поговорить с ними, дружелюбно сказать им – что сойдет с рук, а что не сойдет. Думаю, они были такими же дикими, но все-таки прислушивались к голосу рассудка». Он пожал плечами, то и дело трогая барабан .38 Special, который висел у него на ремне. «Но сейчас, черт возьми, все по-другому. Никогда не знаешь, когда какой-нибудь паренек налетит на тебя, или достанет пистолет, или просто оттолкнет тебя и драпанет прочь. Значок теперь для них ни черта не значит. Они совсем не уважают его, совсем не боятся. Черт, да мне лучше заметать по полдюжине Ангелов Ада каждый день в неделю, чем вмешиваться в какую-нибудь драку на большой пивной вечеринке в средней школе. Когда дело имеешь с парнями на мотоциклах, ты по крайней мере знаешь, с кем борешься. А эти ребятишки способны на все. Я хочу сказать у меня от одного их вида мороз по коже. Я заставил себя понимать их, но не более того».

Тем не менее, тенденции в политике и проблемы административных властей никогда не интересовали Ангелов, и даже после их временного примирения с полицией Окленда они смотрели на копов очень просто – как на врагов. Их не интересуют ни настроения, ни идеология и других бунтарских элементов. Для них все сравнения – либо слишком безапелляционны, либо оскорбительны. «В мире существуют только два рода людей, – как-то ночью объяснял мне Маго. – Ангелы – и люди, которые мечтают стать Ангелами».

Но даже Маго не всегда сам в это верит. Когда вечеринка в самом разгаре и все идет как надо, пиво льется рекой, а шлюшки ходят толпой, быть Ангелом – одно удовольствие. Но в один из этих унылых дней, когда сражаешься с зубной болью и пытаешься наскрести несколько долларов, чтобы оплатить дорожный штраф, хозяин врезает другой замок в твою дверь, если ты не вносишь просроченную квартирную плату… тогда Ангелом лучше не быть, что толку-то? Не посмеешься, не позубоскалишь, когда твой рот полон гнилушек, которые мучительно болят все время, и ни один зубной врач не прикоснется к тебе, пока не выложишь денежки на бочку. Да, когда вся гниль, скопившаяся в теле, начинает болеть, начинаешь понимать, что боль – слишком маленькая цена, которую ты должен заплатить за высшую из наград: быть праведным Ангелом.

Этот довольно сомнительный парадокс является стержнем жизненной позиции outlaws. Человек, который сам запорол все свои возможности выбирать, не может позволить себе роскошь менять свои установки. Он должен превратить в капитал то, что у него осталось, и не может позволить себе признаться (причем не имеет значения – часто или нет он вспоминает об этом), что каждый день такой жизни заводит его еще дальше в тупик. Большинство Ангелов понимают, где они находятся, но не знают, почему они там. Они достаточно приземленные натуры в том, что касается вечных истин, и не могут понять, что лишь не многие лягушки в этом мире – Заколдованные Принцы, скрывающие свое истинное лицо под маской. Остальные – просто жабы, и не имеет значения, сколько очарованных девок они целуют или насилуют, они все равно останутся этими мерзкими земноводными… Жабы не разрабатывают законы и ничего не меняют в базовых структурах общества. Однако, если пару раз поглубже заглянуть себе в душу и сделать соответствующие выводы, могут произойти серьезные изменения в течении всей жизни. Жаба, которая верит, что к ней нечестно относятся, даже не зная, о ком идет речь, всегда будет привлекательна для злобного, мстительного невежества, которое отражает взгляд Ангелов Ада на человечество. Между ощущением того, что тебя здорово нагрели, и этикой тотального возмездия нет особенного различия в ментальном плане или, по крайней мере, его нет между ощущением жестокого выебона и некоей разновидностью своеобразной мести, являющейся результатом грубого нарушения общественной благопристойности.

Оutlaws четко занимают антисоциальную позицию, хотя большинство Ангелов как личности являются вполне естественным порождением того же общества. Корни этого противоречия уходят вглубь времен, и оно имеет параллели на каждом уровне американского общества. Социологи называют это «отчуждением» или аномией. Человек чувствует себя отрезанным, оставленным за пределами любого социума, частью которого он, вероятно, считал себя. В обществе со строго определенной мотивацией, жертвами подобного «отчуждения» становятся обычно группы экстремалов, сойтись вместе которым не дает различие во взглядах, и своеобразный языковой барьер – чересчур специфичная и непонятная непосвященным системы языковых конструкций и кодов.

Но в обществе, где отсутствует стрежневая, основная мотивация, в обществе, которое настолько брошено на произвол судьбы и плывет по течению и которое так дуреет от смущения, глядя на себя самое, что президент Эйзенхауэр вынужден учредить Комитет по достижению национальных целей (Committee of National Goals), в этом обществе весьма распространено чувство ненужности и заброшенности. Особенно среди людей достаточно молодых – чтобы отмахиваться от сознания собственной вины, которую они должны вроде бы чувствовать, уходя от достижения целей и выполнения задач, никогда не считая их делом своей жизни. Оставим за стариками право на удовольствие захлебываться от стыда за то, что они облажались. Законы, которые они приняли, чтобы поддерживать жизнь мифа, уже не работают; так называемый Американский путь все больше смахивает на плотину, сделанную из дешевого цемента, с таким огромным количеством дырок, что у закона не хватит пальцев заткнуть все эти отверстия. С конца Второй мировой войны в Америке успешно плодилось и размножалось массовое «беззаконие». Это отнюдь не политический вопрос, а ощущение новых реалий, неотвратимости гнева, временами переходящего в отчаяние, – в обществе, где даже высшее руководство, похоже, цепко хватается за соломинку.

В силу понятий, принятых в нашем Великом Обществе, Ангелы Ада и все подобные им – неудачники, аутсайдеры, банкроты и бунтари. Это «отверженные», ищущие хоть каких-то путей, чтобы хоть как-то сойтись с миром, для которого они являются трудноразрешимой проблемой. Ангелы Ада – не визионеры-мистики, а крайне твердолобые консерваторы; и если они предвестники или авангард чего-то «этакого», то «этакое» – все что угодно только не революция морали, вошедшая в моду в кемпусах. Они растущий, как на дрожжах легион молодых, полных сил людей, чья неиспользованная энергия неизбежно найдет тот же выход для своей деструктивности, который подобные Ангелам «отверженные» искали в течение многих лет. Разница между студентами-радикалами и Ангелами Ада заключается в том, что студенты бунтуют против прошлого, в то время как Ангелы сражаются с будущим. Единственным объединяющим их моментом стало презрение к настоящему, к сегодняшнему дню, или к status quo.

Нечего и говорить, что некоторые из студентов-радикалов в Беркли, и десятке других кемпусов, – такие же необузданные и агрессивные, как и любой из Ангелов Ада, и что не все Ангелы – жестокие громилы и потенциальные наци. Это действительно было так, до тех пор пока Ангелы не стали столь известны и популярны. Не далее как в начале 1965 и полудюжина Ангелов, жарь их или пеки в Аду, не сказала бы, что там происходит в этом кемпусе Беркли. Если бы они были серьезно заинтересованы в травле красных, они бы обязательно нарисовались на собраниях, где любой мог говорить все что душе угодно – абсолютное торжество свободы слова! Но они так не поступили. И даже не расхаживали с важным видом в толпе, чтобы попасть в поле зрения фоторепортеров и потом полюбоваться на свое изображение в газетах. И примерно в то же время они даже не побеспокоили своим присутствием пикет Комитета борьбы за расовое равноправие (CORE) на Джек Лондон Сквер, в центре деловой части Окленда! Весной и в начале лета 1965 года, когда они уже начинали реально оценивать масштабы их дурной славы, Ангелы проигнорировали довольно редкую возможность разругаться вдрызг и с борцами за гражданские права, и с демонстрантами, выступавшими под лозунгом «Вон из Вьетнама!». Им было просто наплевать. Ну, во всяком случае, мало кто из них об этом думал… да и сейчас большинство из них совершенно равнодушно относится ко всяким подобным штучкам.

Однако бремя славы заставило Ангелов Ада тщательнейшим образом следить за своим имиджем; они начали читать газеты, как политики строго следя за упоминанием всего, что было ими сказано и сделано. И, поскольку они общались с прессой все больше и плотнее, их неизбежно просили высказаться на злобу дня. («Скажи мне, Сонни, а есть ли у Ангелов Ада какая-либо позиция по вопросу войны во Вьетнаме?»… «Как ты относишься к движению за гражданские права, Тайни?») Ответы старательно копировались и повторялись… и вот уже Ангелы Ада открыли для себя одну интересную вещь: они могут созвать пресс-конференцию с массой кинокамер для того, чтобы вылить на головы слушателей ( и читателей) длинные скучные потоки слов и всяких заявлений. Службам новостей такие шоу безумно нравились, и хотя многое из того, что было связано с Ангелами Ада, преподносилось с большой долей юмора, сами «отверженные» этого не замечали. Им просто моча в голову ударяла, стоило лишь лицезреть свои физиономии на экране телевизора. К тому моменту когда дела приняли такой оборот, внутри клуба не возникало и тени сомнений относительно вероятности каких-либо отклонений от утвержденной идеологии. Баргер и другие лидеры выступали от имени всей организации, и любой, кто выражал свое несогласие с выработанными принципами, мог навсегда сказать «прощай!» своим «цветам».

Никто, разумеется, даже и не пытался учинить что-нибудь подобное, а вообще-то в политических вопросах более или менее разбирались сам Баргер и пара-тройка других Ангелов. Но если Сонни не мог поделить что-нибудь с какими-то пьяными демонстрантами, то тогда, по воле Господа нашего, начинали ссориться все вокруг. Вот так все и происходило. Хотя вплоть до конца 1965 оставались кое-какие признаки того, что атмосфера Ла Хонды оказала на Ангелов благотворное влияние.

Однажды, за несколько недель до политического кризиса, Терри сидел в «Эль Эдоб», потягивал пиво и проникновенно разглагольствовал о разнице между Ангелами и хипстер-радикальными типами, с которыми он отрывался на вечеринке: «Знаешь, иногда я думаю, что ничего у нас не получится, – сказал он. – У этих, других, людей есть по крайней мере нечто, что ими движет. Они тоже мудаки, мудозвоны и долбоебы, но они конструктивны. Мы тоже чертовски негативны. Вся наша мотня деструктивна. Я не вижу для нас какого-либо выхода, если мы не сможем найти другую тусовку, кроме резкого посыла всего на свете на фиг».

*На одной из пресс-конференций в центре Окленда, проведенной в офисе женщины-поручителя Ангелов, я насчитал сорок два присутствующих репортера, пять телекамер и тридцать микрофонов, нацеленных на Баргера, пока он говорил.

Шестью месяцами раньше единственной настоящей проблемой для Ангелов было не угодить в тюрьму, но теперь они были ангажированы, и вынуждены стоять на митингах и встречах рядом с людьми, которые тоже были ангажированы. Мало кто из «отверженных» преуспел в новой тусовке, и для большинства такое времяпрепровождение было отнюдь не в радость. И для тех, кто мог оглянуться лет на десять, а то и больше, назад, в прошлое, во времена враждебности и изоляции, все происходящее сильно смахивало на конец целой эпохи.

#

«Нет ни одного более мощного самоуничтожающего взрывного устройства, чем то, которое разработало само общество, общаясь с преступным элементом. Этот элемент заявляет о своем успешном развитии с такой громкостью и драматизмом, что и он сам, и все сообщество воспринимает вынесенный в отношении этого элемента приговор как четкую установку. Он сам осознает себя именно уголовным элементом, а сообщество наблюдает за ним в ожидании, что он дорастет до придуманной ему репутации, иначе – никакого доверия этому элементу!» (Фрэнк Танненбаум, «Преступление и Общество»).

#

Отнюдь не будучи фриками, Ангелы Ада – логический продукт той культуры, которая сейчас заявляет, что она шокирована их существованием. Поколение, представленное редакторами Time, жило так долго в мире, полном целлулоидных «отверженных», ворующих зубную пасту и масло для волос, что не в состоянии противостоять реальности. Двадцать лет они просидели со своими детьми и любовались на вчерашних «отверженных», устраивающих погромы во вчерашнем мире… и сейчас они растят чад, которые думают, что Джесси Джеймс – телевизионный персонаж. Это то поколение, которое отправилось воевать за Маму, за Господа, за Яблочное повидло и за Американский образ жизни. Когда они вернулись домой, они короновали Эйзенхауэра, и затем вышли в отставку и погрузились в головокружительный комфорт своих гостиных, где живет Великий Господин Телевизор, чтобы культивировать и смаковать тонкости американской истории, поданные под соусом Голливуда.

Должно быть, для них появление Ангелов Ада выглядело как замечательный, исполненный при большом стечении народа фокус или даже фигура высшего пилотажа. Нации запуганных тупиц всегда удручающе не хватало «отверженных», и тех немногих, кто прошел эту школу, всегда встречают с распростертыми объятьями: Фрэнк Синатра, Александр Кинг, Элизабет Тейлор, Рауль Дьюк… все они обладают чем-то сверх положенного для обычного человека, это люди с маркировкой «экстра».

В Чарльзе Старвэзере тоже было нечто особенное, но он не мог подрядить для себя агента, и, вместо того чтобы бросить все свои силы на Голливуд, он, обезумев, начудил в Вайоминге и убил с десяток людей. Он и сам не понимал, почему так поступил… В итоге штат приговорил его к смертной казни. Были и другие «отверженные», которые проехали, пролетели мимо кассы в пятидесятые. Ленни Брюс был одним из них; он так и не стал своим на телевидении. Брюс подавал умопомрачительные надежды вплоть до 1961, когда до людей, которые тащились от него, вдруг дошло, что говорит он и делает все не в шутку, а всерьез. И Старвэзер тоже был серьезным человеком. И Ангелы Ада – серьезные люди.

Вскоре после появления статьи в Post Associated Press запустила эту тему в оборот, обозначив дату и место происшествия – Детройт: «По заявлению, сделанному вчера полицией, была обезврежена банда из семи подростков-террористов – тринадцати, четырнадцати и пятнадцати лет. Полицейские заявили, что ребята совершили поджог, вооруженное ограбление, ночную кражу со взломом и проявили жестокость по отношению к животным. Банда обычно носила капюшоны, сделанные из наволочек. Они называли сами себя „Местными Законниками“, и выбрали объектами для своей ненависти евреев, негров и благополучных членов студенческих общин».

Несколькими месяцами раньше United Press International передала по своим каналам связи информацию на похожую тему из Далласа, озаглавив сообщение: ТОЛПА ПРЕПЯТСТВУЕТ СПАСЕНИЮ.

Путь пожарникам, пытавшимся проникнуть в горящий дом в южном Далласе в четверг вечером, был заблокирован группой из 60 вопящих, лезущих в драку подростков, которые отказались очистить улицу.

Пожарные вызвали полицию. Несколько нарядов полицейских, при помощи служебных собак, в конце концов разогнали молодых хулиганов, которых они описали как « бешеных панков».

Подростки выкрикивали угрозы и дрались с полицией.

Пожарные, которым все-таки удалось добраться до горящего дома, обнаружили там еле дышавшего двухлетнего Патрика Чэмберса. Но было уже слишком поздно. По сообщениям, ребенок умер в госпитале.

Его мать, миссис Женева Чэмберс, 31 год, и соседка, миссис Джесси Джонс, 27 лет, были госпитализированы в шоковом состоянии.

«Если ваши полицейские нарывались на напряги, тогда они приехали в нужное место, мы и о вас тоже позаботимся», – цитировал представитель пожарного департамента слова одного из подростков.

Пожарные сказали, что, когда они пытались реанимировать ребенка еще на лужайке перед домом, подскочили несколько подростков и «пытались пнуть мертвого ребенка ногами».

Были арестованы какая-то женщина и двое мужчин из собравшейся толпы в 400 человек.

Полиция сказала, что женщина расцарапала лицо и влепила пощечину полицейскому. Мужчины набросились на полицейских, пытавшихся помешать женщине, напавшей на офицера.

#

«Если ты напечатаешь это, я достану тебя, возьму тебя за жабры, и я убью тебя. Мне плевать, что происходит. Со мной покончат. Вот и все, ради чего я должен жить» (Дэниэл Баррос, организатор Американской нацистской партии, в беседе с репортером New York Times, который раскопал доказательства, что сам Баррос был евреем).

«Я был таким же, как и вы, И вы будете такими же, как и я» (Г.Гиммлер, цитата, нацарапанная на стене в помещении, где проходила вечеринка Ангелов Ада).

#

Сейчас, разбирая навешанные на них ярлыки, Ангелов Ада, пожалуй, можно назвать не иначе как мутантами. Они урбанизированные outlaws с сельской этикой и новым импровизированным стилем самосохранения. Тот имидж, который они придумали сами для себя, основывался главным образом на том, что они видели в кинофильмах, в вестернах и в ТВ-шоу с напористыми, а иногда и неуклюжими персонажами. Именно оттуда они черпали свои сведения об обществе, в котором жили. Мало кто из них заглядывал в книги, и в большинстве случаев их образование заканчивалось в 15 или 16 лет и могло считаться лишь формальным. Свои скудные познания в истории Ангелы черпали из газет и журналов, начиная с комиксов… так что если они видели самих себя как персонажей, связанных с прошлым, то происходило это по одной причине: они никак не могли уловить ритм, свойственный настоящему, а тем более будущему. В их происхождении нет ничего выдающегося. Они сыновья бедняков, бродяг, неудачников и сыновей неудачников. Они похожи на миллионы других людей. Но их собирательный образ обладает своеобразным обаянием, столь очевидным, что это признает даже пресса, правда с известной долей цинизма. И в своем ритуальном флирте с реальностью пресса смотрела на Ангелов со смешанным чувством благоговейного страха, юмора и ужаса, оправданного, как всегда, раболепным потворством запросам публики. Причем вкусы публики для большинства журналистов – настолько сбивающая с толку и не стоящая серьезного внимания штука, что они давным-давно отдали тему расшифровки этого феномена на растерзание оравы людей, занимающихся предвыборными кампаниями, и, с позволения сказать, «специалистов-экспертов».

Стоит хорошенько подумать над причиной такой широкой популярности Ангелов. Имея на руках достаточно убедительные доказательства, они предполагают, что от тех людей, которые стоят у руля управления обществом, для мотоциклистов-outlaws пользы – как от козла молока, и они смирились со своей участью неудачников… Но, вместо того чтобы проигрывать и спокойно относиться к неудачам, они, один за одним, сплотились и, не забивая себе голову какими-то соображениями лояльности, безоглядно двинулись за пределы дозволенного. Может, у них и не было никакого ответа на вопрос о смысле бытия, но, по крайней мере, они еще крепко держатся на ногах.

Однажды ночью, на полпути домой после одной из моих еженедельных встреч с Ангелами, я вспомнил, как Джо Хилл встретил расстрельную команду из Юты и его последние слова: «Выше головы. Соберитесь с духом!». Не погрешу против истины, если скажу, что едва ли кто-нибудь из Ангелов мог слышать о Джо Хилле или об «Индустриальных рабочих мира"*** от продавца говеной травки, считающего себя знатоком юриспруденции. Однако в их поступках есть нечто общее и с Джо Хиллом и с „Уобблиз“. У „Индустриальных Рабочих Мира“ были весьма серьезные планы относительно переустройства общества, в то время как Ангелы намереваются только игнорировать существующую социальную структуру. От Ангелов не услышишь слов о том, что „мы наш, мы лучший мир построим“, и до сих пор их реакция на окружающую их действительность коренится в стихийной, кажущейся им законной и обоснованной убежденности, аналогичной той, что заставляет истеблишмент обрушивать свой неуемный гнев на „Уобблиз“. Та же преданность делу, доводящая до самоубийства, те же самые ритуалы и клички, принятые внутри группы… и вся эта странная пирамида увенчана ощущением бесконечной войны с несправедливым миром. „Уобблиз“ были неудачниками, сегодня такие неудачники – Ангелы… а если каждый неудачник в этой стране оседлает мотоцикл, вот тут-то и начнется… эпоха модернизации всей системы дорог.

Однако между словами «неудачник» и «отверженный» все-таки есть существенная разница. Первый – пассивен, второй – активен… Знаете, почему Ангелы так удачно скопировали своих предшественников? Главным образом потому, что они живут, воплощая в реальность мечты миллионов других неудачников, которые не цепляют на себя никаких вызывающих эмблем и которые даже не знают, что это такое – быть «отверженным». На улицах каждого города полным-полно людей, готовых выложить все свои деньги, лишь бы только превратиться – пускай всего на один день! – в волосатых громил со свинцовыми кулаками, которые переступают через тела упавших копов, вымогают халявную выпивку у запуганных до посинения барменов, а потом с диким грохотом уносятся прочь из города на огромных мотоциклах, изнасиловав дочь банкира. Даже те, кто считает, что всех Ангелов без исключения следует насильно усыпить или отправить в состояние анабиоза, вдруг понимают, что без труда могут сами перевоплотиться в этих чудовищ. Они требуют по отношению к себе восхищения, – пусть по принуждению, – которое сродни психическому онанизму.

Ангелам не нравится, когда их называют «неудачниками», «проигравшими», но они уже научились жить с этим ярлыком. «Что ж, похоже, я такой и есть, – сказал один из них. – Но ты смотришь на неудачника, который, прежде чем окончательно выйти вон, устроит здесь настоящий беспредел, такой, что тебе ад покажется раем…»

*** «Индустриальные рабочие мира» или «уобблиз» ( Wobblies), – мощный профсоюз анархо-синдикалистского толка, созданный в США в конце 19 века и объединявший многие тысячи рабочих. Американские власти видели в этом профсоюзе реальную угрозу и активно боролись с ним, привлекая на свою сторону и членов местных комитетов безопасности (виджиланте). В 20-х годах двадцатого века боевой профсоюз был ликвидирован, в конце 60-х возродился вновь, но в настоящее время особого интереса его деятельность не представляет.

Глава 22

«Тот, кто сам в себе будит зверя, избавляется от боли чувствовать себя человеком» (Доктор Джонсон).

«Весь квартал неожиданно взорвался шумом возбужденной, патологически отвратительной толпы. Истеричные женщины рвались в исступлении вперед, заходясь почти в сексуальном экстазе, царапая и нанося удары полицейским и агентам, пытаясь дотронуться до тела. Грудастая пухлая женщина с жирными огненно-рыжими волосами прорвалась через оцепление и обмакнула в лужу крови свой платок, прижала его к потной одежде и, пошатываясь, словно пьяная, пошла вниз по улице» … (Из отчета о смерти Джона Диллинджера).

К Рождеству тусовочная жизнь сбавила обороты, и Ангелы исчезли со страниц газет. Тайни потерял работу, Сонни погряз в долгом судебном процессе по обвинению в покушении на убийство,* а «Эль Эдоб» был стерт с лица земли «клин-бабой». Ангелы кочевали из одного бара в другой, но они очень быстро поняли, что гораздо труднее создать заново место для постоянного зависалова, чем сохранить старое. Да и в Сан-Франциско течение событий заметно замедлилось. Френчи провел три месяца в Главном госпитале, после того как рядом с ним взорвался бак с бензином, а Пых оказался за решеткой в результате шумной ссоры с двумя копами, которые устроили налет на вечеринку по случаю дня рождения одного из Ангелов.

Зимой «отверженные», как правило, впадают в анабиоз. Многим из них приходится идти работать, чтобы обеспечить себе страховку по безработице следующим летом, для больших вечеринок на открытом воздухе погода совсем неподходящая и холодная, а из-за постоянно моросящего нудного дождя поездки на мотоциклах становятся опасными для жизни их владельцев.

*Он завершился тем, что присяжные не смогли придти к консенсусу, и в итоге обвинение было изменено на «избиения смертельно опасным оружием» – согласно этому обвинению Баргер был признан виновным и отсидел в тюрьме шесть месяцев.

Похоже, пришло то самое время, когда необходимо заняться работой, и я выпал из тусовки. Иногда заглядывал Терри, чтобы держать меня в курсе происходящих событий. В один прекрасный день он заявился со сломанной рукой и сказал, что разбил свой мотоцикл, благоверная его бросила, а ниггеры взорвали его дом. Я слышал о случившемся с его домом от жены Баргера, Эльзи, которая устроила некое подобие пункта связи в своем жилище в Окленде. Во время очередного обострения отношений между Ангелами и неграми из Окленда кто-то бросил самодельную бомбу в окно дома, который снимал Терри. Огонь уничтожил и дом, и все рисунки Мэрилин. Она была хорошенькой миниатюрной девушкой лет девятнадцати с длинными светлыми волосами. Ее родители были почтенными и уважаемыми людьми, достойно коротавшими свои дни в одном из городков в Долине. Она прожила с Терри почти шесть месяцев, украшая стены своими художествами, но иметь дело со взрывающимися бомбами ей как-то не хотелось. Чаша терпения Мэрилин переполнилась, и они довольно быстро разошлись… почти сразу же после переезда в другое место. «Однажды ночью я вернулся домой, а ее нигде не было, – рассказывал Терри. – Она оставила только записку: „Дорогой Терри, все на хуй“. И на этом все было кончено».

Вплоть до января не происходило ничего интересного. И вот накрылся «Матушка» Майлз. Он ехал на своем байке через Беркли, когда из боковой улицы выскочил грузовик, и они ударились лоб в лоб. У Майлза был перелом обеих ног и проломлен череп. Он пролежал шесть дней в коме, и умер утром в воскресенье, не дотянув всего лишь двадцать четыре часа до своего дня рождения – ему исполнилось бы тридцать лет… Так Майлз оставил свою законную жену, двух детей и верную подружку Энн.

Он был президентом отделения Сакраменто. Его влияние было так велико, что в 1965 году он перевел целиком свой клуб в Окленд, заявив, что из-за постоянного преследования со стороны полиции жизнь байкеров стала совершенно невыносимой. «Отверженные» просто собрали все свои шмотки и переехали, ни на секунду не сомневаясь в мудрости принятого Майлзом решения. Настоящее имя Майлза – Джеймс, но Ангелы прозвали его «Матерью», или «Матушкой».

«Думаю, к нему это прозвище прилепилось потому, что он был нам, считай, родной матерью, – говорил Пузо. – Майлз был поистине великим, великим человеком. Он заботился о каждом. И беспокоился о каждом. На него всегда можно было положиться.»

Я же знал Майлза с несколько другой стороны . «Мать» не доверял писателям, но никаких напрягов у нас с ним не возникало – он раз и навсегда решил для себя, что я никоим образом не собираюсь упрятать его за решетку, и стал относиться ко мне весьма дружелюбно. У него было огромное пивное пузо портового грузчика, круглое лицо и очень приметная борода. Мысль о том, что Майлз мог оказаться обычным хулиганом казалась мне абсурдной. Список его проступков, зафиксированных полицейскими, включал типичный для Ангелов Ада набор: пьянство, буйство, драки, бродяжничество, дебош, мелкие кражи и несколько обвинений в «предполагаемом совершении преступлений», так и не дошедших до рассмотрения судом. Но он не был одержим теми демонами, которые любили вселяться в его друзей и подбивали их на совершение всяких сомнительных поступков. Счастья в нашем мире он не нашел, но особенно на этой неудаче не зацикливался, правда чувство мести ему было не чуждо, но в основном «Матушка» всегда горел желанием рассчитаться либо за обиды, нанесенные Ангелам, либо ему лично. Ничего глобального. Можно было выпивать с Майлзом, не беспокоясь, что он внезапно бросится на кого-то или незаметно стянет твои деньги со стойки. Такие фокусы были ему несвойственны. Бухло, похоже, делало его более добродушным. Как и большинство лидеров Ангелов, он был человеком исключительно сообразительным, с отлично развитым чувством самоконтроля, которому доверяли все остальные.

Услышав о «Матушкиной» смерти, я позвонил Сонни, чтобы узнать относительно похорон. Но к тому моменту, когда мне удалось разыскать Президента, о подробностях дела уже трубили все газеты и радиостанции. Мать Майлза договорилась о том, что похоронят сына в Сакраменто.

Процессия outlaws собиралась у дома Баргера, в четверг утром в 11 часов. Ангелы много раз отправлялись на похороны своих товарищей, но только сейчас они попытались проехать траурной колонной целых 90 миль по главному хайвею штата. Кстати, никто не исключал вероятность того, что полиция Сакраменто попытается не пустить их в город.

Сигнал о сборе был получен по телефону в понедельник, а подтверждение правильности информации поступило во вторник. Эти похороны не должны были стать чем-то подобным погребению Джея Гэтсби. Ангелы хотели, чтобы все участники траурного пробега облачились в полную парадную форму. Дело было вовсе не в статусе Майлза; смерть любого Ангела требует от остальных достойной демонстрации силы. Это своеобразный способ подтверждения занимаемого положения, причем не для покойника, а для живых. С отсутствующих на похоронах не взимают никаких штрафов, в этом нет никакой необходимости. В дешевом одиночестве, пронизывающем жизнь каждого «отверженного», похороны – суровое и мрачное напоминание о том печальном факте, что их племя не досчиталось еще одного воина. Из круга общения выпал еще один контакт, враги воспрянут духом и станут наглее, чем прежде, а защитникам веры потребуется Нечто, чтобы справиться с холодком печали и скорби. Похороны – подходящее время для подсчета преданных Делу душ, возможность проверить, много ли их осталось. И никто не будет скулить, что, дескать, вот двигатель забарахлил, что ночь напролет глаз не сомкнул, провел много часов в пути, на холодном ветру, чтобы прибыть вовремя.

Байкеры начали съезжаться в Окленд рано утром в четверг. Большинство «отверженных» были уже в Бэй Эреа или, по крайней мере, в пятидесяти или шестидесяти милях от нее, но компания «Рабов Сатаны» ехала всю ночь в среду, отмахав пять сотен миль из Лос-Анджелеса, чтобы присоединиться к главной колонне. Другие приезжали из Фресно и Сан-Хосе, из Санта-Розы: «Висельники», «Неприспособленцы», «Президенты», «Ночные Райдеры», «Алканы» и какие-то типы совсем без «цветов». Невысокого роста, с суровым выражением лица человек, с которым вообще никто не разговаривал, был одет в куртку капрала артиллерии из шерстяной ткани защитного цвета, с единственным словом «Одиночка», написанным голубыми чернилами на спине, – так обычно подписываются на каком-нибудь непонятном документе.

Я переезжал через мост над Заливом, когда мимо, игнорируя ограничение скорости, промчалась дюжина «Цыганского Жулья». Они разделились, чтобы обойти меня с двух сторон. Секундами позже затерялись впереди в тумане. Утро было холодным, и весь транспорт медленно двигался по мосту, за исключением мотоциклов. Внизу в Заливе можно было разглядеть скопление грузовых судов, ожидающих, когда освободятся причалы.

Процессия тронулась с места ровно в одиннадцать – сто пятьдесят байков и около двадцати машин. Через несколько миль к северу от Окленда, на мосту Каркинес, к «отверженным» присоединился полицейский эскорт, который должен был контролировать их движение. Машина дорожного патруля сопровождала караван на всем пути следования в Сакраменто. Ведущие Ангелы ехали по двое в ряд по правой полосе, твердо придерживаясь шестидесяти миль в час. Вместе с Баргером колонну возглавляла его неряшливая преторианская гвардия: Маго, Томми, Джимми, Скип, Тайни, Зорро, Терри и Жеребец Чарли Совратитель Малолетних. Это театрализованное действие мешало нормальному движению транспорта на протяжении всего пути. Они выглядели сборищем пришельцев, гостями из другого мира. «Отбросы Земли», « самый низший вид животных», армия немытых насильников…. которую эскортировала к столице штата машина дорожного патруля с включенной желтой мигалкой. Выдерживаемый всеми четкий темп процессии сделал ее неестественно торжественной. Даже сенатор Мерфи и тот безошибочно определил бы, что никакой опасности в себе этот пробег не таит. Те же самые бородатые лица; те же серьги и эмблемы, – свастики и оскаленные черепа, – развевающиеся на ветру, но на этот раз не было видно прикидов для вечеринок, никакого издевательства над «цивилами». Они все еще продолжали играть свою роль, но уже всерьез, без всякого юмора. Единственная неприятность на маршруте произошла, когда процессию остановили полицейские, получив жалобу от владельца бензоколонки, что кто-то украл четырнадцать кварт масла во время последней заправки. Баргер быстро собрал деньги, чтобы рассчитаться с мужиком, пробормотав, что тот, кто спер это масло, заслуживает того, чтобы его отметелили цепью… но позже. Ангелы заверили друг друга, что это, вероятно, был какой-то панк в одной из машин позади каравана, какой-то безмазовый говнюк, не имевший понятия о классе.

В Сакраменто все было спокойно. Сотни любопытных выстроились на дороге между моргом и кладбищем. Внутри небольшой церкви у гроба с телом томились в ожидании компания друзей детства Джима Майлза, несколько родственников, приглашенный священник и трое заметно нервничающих служек. Они знали, кто должен пожаловать сюда с минуты на минуту – «люди Матушки» Майлза, сотни головорезов, свирепых драчунов и скандалистов и эксцентрично выглядящих девушек в обтягивающих попки «левайсах», шарфах и париках платинового цвета. Мама Майлза, крупная пожилая женщина в черном костюме, громко рыдала на передней скамье, смотря на сына, лежащего в открытом гробу.

В час тридцать прибыл караван outlaws. От размеренного грохота мотоциклетных моторов задребезжали стекла в окнах морга. Полиция пыталась регулировать движение транспорта, пока объективы телевизионных камер сопровождали Баргера и примерно еще сотню «отверженных» к дверям церкви. Многие байкеры ждали окончания службы на улице. Они спокойно стояли небольшими группами, облокотившись на свои байки, и коротали время, лениво перебрасываясь словами. Вряд ли кто-нибудь говорил о Майлзе. В одной из компаний по кругу передавали пинту виски. Некоторые из «отверженных» беседовали со случайными зеваками, пытаясь объяснить им происходящее. «Да, этот чувак был одним из наших лидеров, – сказал один Ангел пожилому мужчине в бейсбольной кепке. – Он был хорошим человеком. Какой-то подонок выскочил на красный свет и сбил его ударом в лоб. Мы приехали похоронить его в цветах».

Внутри часовни из сосновых бревен священник внушал своей странной пастве, что «возмездие за грех – смерть». Он выглядел, как фармацевт Нормана Рокуэлла, и было видно, что все происходящее в целом вызывало у него стойкую неприязнь. Не все скамьи в церкви были заняты, но зато ближе к выходу толпились люди. Священник говорил о «грехе» и «прощении», время от времени делая паузу, словно ожидая возражений со стороны толпы. «Не мое дело судить кого-либо, – продолжал он. – Не мое дело восхвалять кого-либо. Но моя обязанность говорить о предупреждении свыше, о том, что это может случиться с вами! Я не ведаю, что думают некоторые из вас о смерти, но знаю одно – Священное Писание говорит нам, что смерть грешника не радует Господа… Иисус умер не во имя животных, он умер во имя человека… Что бы я ни сказал о Джиме, мои слова уже ничего не изменят, но я могу проповедовать для вас, и это возлагает на меня ответственность, предупредить вас, что вы все должны будете ответствовать перед Господом!».

Толпа переминалась с ноги на ногу и потела. В церкви было так жарко, будто Дьявол поджидал на крыльце, готовый затребовать себе грешника, как только закончится проповедь.

– Сколь многие из вас, – спрашивал священник, – сколь многие из вас, идя сюда, задавались вопросом: «Кто следующий?».

При этих словах несколько Ангелов поднялись со скамей и вышли вон, шепотом матеря тот образ жизни, от которого они давным– давно отреклись. Священник сделал вид, что не заметил эти проявления неповиновения и бунтарства, перейдя к рассказу о тюремщике Филиппа. «Срань господня!» – пробормотал Тайни. Он тихо простоял сзади где-то около получаса, обливаясь потом, и поглядывал на священника с таким свирепым выражением лица, словно собирался отловить слугу Господа чуть позже и пересчитать ему все зубы. Следом за Тайни смылись еще пять или шесть человек. Священник почувствовал, что его власть над аудиторией становится с каждой секундой все слабее и слабее, и быстро покончил с байкой о Филиппе.

Толпа повалила из церкви, но никакой музыки не было. Я подошел к гробу и был шокирован, увидев «Матушку» Майлза чисто выбритым, мирно лежащим на спине в голубом костюме, белой рубашке и широком темно-бордовом галстуке. Его куртка Ангела Ада, покрытая экзотическими эмблемами, была водружена на специальную подставку у подножия гроба. Сзади нее лежали четырнадцать венков, на некоторых из них были написаны названия других outlaw-клубов.

Я с трудом узнал Майлза. Он выглядел моложе своих двадцати девяти и стал похожим на самого обычного человека. Лицо его было отмечено удивительным спокойствием, как будто «Матушку» совершенно не удивляло, что лежит он в этом деревянном ящике. Майлзу бы точно не понравилась та одежда, в которую его облекли по такому печальному случаю, но поскольку сами Ангелы не оплачивали похороны, то лучшее, что они могли сделать, так это обеспечить попадание куртки с «цветами» в гроб до того как его закроют крышкой навсегда. Баргер стоял рядом с людьми из похоронной команды, чтобы проследить за их действиями и гарантировать, что все будет сделано как надо.

После службы более двухсот мотоциклов сопровождали катафалк на кладбище. Позади Ангелов ехали все другие клубы, включая полдюжины «Драконов» из Ист Бэй, и, по словам радио-комментатора, «десятки райдеров-подростков, с такими мрачно-торжественными лицами, что можно было подумать – только что на тот свет отправился сам Робин Гуд».

Ангелы Ада врубались получше. Не все они, конечно, читали о Робин Гуде, но интуитивно понимали, что такая параллель делала им честь. Возможно, молодые «отверженные» действительно верили в это, и у них в душе еще оставалось местечко для парочки красивых иллюзий. Те, кому было около тридцати или тридцать с хвостиком, слишком долго прожили, сроднившись со своим презренным имиджем, чтобы думать о себе как о героях. Они дают себе отчет в том, что герои – всегда «хорошие чуваки», и они видели достаточно ковбойских фильмов, чтобы понимать, что «хорошие чуваки» в конце обязательно побеждают. В таком мифе, похоже, для «Матушки» Майлза не нашлось места, а ведь он был «одним из лучших». Все, чего он удостоился в конце, – две сломанные ноги, проломленная голова и несусветное пиздобольство священника. Только его принадлежность к Ангелам Ада спасла Майлза от тихого и почти анонимного попадания в могилу, подобно любому замшелому клерку.

А в итоге его похоронам было посвящено множество репортажей в национальной прессе: Life поместил фотографию процессии, входящей на территорию кладбища; в телевизионных новостях похоронам отвели почетное первое место, а заголовок в Chronicle гласил: «АНГЕЛЫ АДА ХОРОНЯТ ОДНОГО ИЗ СВОИХ – ЧЕРНЫЕ КУРТКИ И ЭКСЦЕНТРИЧНОЕ ЧУВСТВО СОБСТВЕННОГО ДОСТОИНСТВА». «Матушка» Майлз мог быть доволен.

Сразу же после погребения караван мотоциклистов покинул город в сопровождении эскорта фаланги полицейских машин с включенными сиренами. Уже на окраине Ангелы послали всех и вся на три заветных буквы, и умчались назад к Ричмонду, через Залив от Сан-Франциско, где бузили всю ночь без продыху, а весь следующий день держали на пределе нервного срыва славных блюстителей порядка. В воскресенье вечером в Окленде состоялось собрание, на котором утверждалась кандидатура преемника Майлза – Большого Эла. Процедура назначения прошла спокойно, без всякого налета похоронной мрачности. Стенания привидений-плакальщиц, столь громкие в четверг, уже стихли и никого не беспокоили. После собрания в грешном клубе «Синнерз» была устроена пивная вечеринка, и к моменту закрытия заведения они успели договориться о дате следующего пробега. Ангелы соберутся в Бейкерсфилде, в первый день весны.

#

«Всю жизнь моя душа искала нечто, чему названья дать я не могу»

(Запавшая в память строка из одного давно забытого стихотворения).

#

Месяц проходил за месяцем, с Ангелами теперь я виделся редко, хотя в качестве «ангельского» наследства у меня все еще оставалась большая машина – четыреста фунтов хрома и грохота, покрашенных насыщенной красной краской… и на ней можно было сорваться вдоль прибрежного хайвея и почувствовать себя свободным и неприкаянным в три утра, когда все копы занимали глухую оборону на 101-м. Я практически полностью разбил свой байк в первой же аварии, так что на его восстановление ушло довольно много времени. После этого я решил ездить совсем по-другому – перестал испытывать судьбу на крутых виражах, не расставался со шлемом и пытался не превышать скорость… моя страховка была уже аннулирована, а водительские права дышали на ладан.

И поэтому все и всегда происходило исключительно ночью, когда я, подобно оборотню, выводил свое чудовище из стойла для совершения бескомпромиссного пробега вниз по побережью. Я мог стартануть в Парке Золотых Ворот, планируя заложить лишь несколько зубодробительных виражей для очистки собственных мозгов от ненужного шлака… но всего за несколько минут я уже оказывался на пляже, и рев мотора закладывал уши… на вздымающейся волне к небу летел серфер, и прекрасная пустынная дорога разворачивалась лентой вниз, к Санта Круз… и ни одной бензоколонки на протяжении всех шестидесяти миль. Ни одной! Единственное доказательство того, что цивилизованный мир все-таки существует, – ночная забегаловка неподалеку от Рокауэй Бич.

В такие ночи даже упоминание о шлеме казалось кощунством, стирались все ограничения скорости, – и никаких притормаживаний на поворотах. Свобода, которой так недолго можно было наслаждаться в Парке, была сродни тому самому злополучному стакану, окончательно сшибающему с копыт качающегося алкоголика. Я мог подъехать к Парку со стороны футбольного поля, и притормаживал на мгновение у светофора в полном изумлении, если неожиданно видел чью-нибудь знакомую физиономию на полночном перекрестке.

Затем – на первую скорость, забывая о машинах и позволяя своему зверю нестись быстрее ветра… тридцать пять, сорок пять… потом – на вторую, и проскочить на светофор на Линкольн Уэй, не беспокоясь, какой свет горит – красный или зеленый… один… за исключением разве что какого-нибудь другого безумного оборотня, который тоже вырвался на свободу и начал свой собственный пробег… но слишком медленно. Остается не так много… всего три полосы на широком повороте, и для тяжело едущего байка достаточно места, чтобы обогнать почти все, что движется… затем – на третью, шумную скорость, выжимая семьдесят пять, ветер уже не просто свистит в ушах, а вопит, и давление на зрачки такое, как будто ты нырнул в воду с высокого борта корабля.

Устремив свой взор вперед, откинувшись на сиденье, мертвой хваткой вцепляешься в руль, когда байк начинает подпрыгивать и вибрировать на ветру. Чьи-то задние фары, светящие далеко впереди, приближаются все быстрее и быстрее, и неожиданно -шшшшшшш – проносятся мимо и сворачивают вниз к повороту рядом с зоопарком, где дорога выходит к морю.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Магические заговоры и привороты известной потомственной целительницы Натальи Ивановны Степановой пом...
Книга содержит разнообразные рецепты салатов на любой вкус, в ней можно найти как блюда из обычных п...
Охота – увлечение сильных и выносливых людей, уверенных в своем успехе, готовых часами идти по следу...
Был у меня любовник, а у любовника – велосипед....
Ален Муар-Петрухин жестоко обманут в своих ожиданиях: его возлюбленная Соня упорхнула из Парижа, где...
Прочитав эту книгу, вы получите знания и навыки, необходимые для того, чтобы запустить, проработать ...