Большая книга заговоров-3 Степанова Наталья
Однажды прибежал он от нее бешеный, рубаха порвана и в крови. Говорит, подрался из-за нее. Пришел к ней, а она пьяная с солдатом на диване любовью занимается. Тут же ее ребятишки, и все у них на глазах.
Сидит мой муж, плачет, кулаком об стол бьет, говорит, что ноги его у нее больше не будет. Утром собрался на работу, а поехал к ней.
Я как чувствовала, позвонила к нему на работу, а мне сказали, что его не было.
Собралась я и поехала к ней. Зашла, дверь не закрыта, как проходной двор. Сидят за столом она и солдат. На столе у них самогонка. В комнате вонь и бардак, и мой муж на диване сидит как каменный. Повернулась я и домой пошла, так мне стало тяжело, что белый свет не мил.
У моей приятельницы есть Ваша книга, она мне рассказала о Вас. Я выписала книги из Москвы, а пока пишу Вам.
Наталья Ивановна, есть ли такая молитва, чтобы муж позабыл свою любовницу и в душе его поселились покой и прежнее ко мне чувство?
С надеждой и уважением к Вам, Мензикова Катерина».
Стирайте его вещи, а последнюю воду заговорите, обмойте этой водой ноги и вылейте под женское дерево. Читают так:
Встану благословлясь,
Выйду перекрестясь
Из своего дома, из всех дверей,
Из последней двери
К воротам и от всех ворот
К синему морю,
Широкому приволью.
Там стоят 12 братьев,
У всех есть 12 жен.
Выкрикну, вызову их имена:
Одна – тоска, вторая – сухота,
Третья жена – сердечная маята,
Четвертая – головная боль,
Пятая – душевная хворь,
Шестая – хотенье,
Седьмая – мученье,
Восьмая – стоячка,
Девятая – неспячка,
Десятая – скукота,
Одиннадцатая – горячая кровь,
Двенадцатая – ярая любовь.
Ой вы, бесовы 12 жен,
Пусть раб Божий (имя)
Будет моей статью удивлен,
Моим умом уязвлен,
Заговорным словом этим покорен, пленен
На ныне, навечно и бесконечно.
Напустите вы, жены, ему печаль-тоску,
Чтобы он обо мне, Божией рабе (имя),
Тосковал,
Скучал, громким голосом кричал,
Не мог без меня минуты жить, секунды быть,
Ни дня дневать,
Ни одной ночи миновать:
Ни при Луне ясной,
Ни при Солнце красном.
Утром бы чуть свет вставал,
На ум-разум мое имя брал,
Скучал, тосковал,
Дурным голосом кричал.
Пусть ему другая девица
Будет казаться страшной тигрицей,
Огненной львицей, совой головастой,
А я была бы ему: в жаркий полдень – водой,
В сильный голод – едой.
Будьте же, все мои слова, сильны,
Крепки, прилипчивы.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Чего только в мире не происходит, чего только не бывает. От иных историй волосы дыбом встают.
Вот, например, какая история произошла с Машей Стрельченко (имена и фамилии изменены).
В семье Стрельченко Машенька была четвертым, но единственным ребенком, так как трое детей, родившиеся до нее, умерли еще в младенчестве, не дожив и до одного года.
Когда Маша родилась, все в доме над ней буквально тряслись. Все – это две няни, а впоследствии гувернантки-воспитательницы и, естественно, мама и папа.
Родители Маши были состоятельные и интеллигентные люди. Отец Маши был академик, мама – приват-доцент. Девочку они страшно баловали, и ей абсолютно ни в чем не было отказа. К счастью, на нее это плохо не повлияло. Она училась только на пятерки, сперва в школе, а потом в престижном вузе, и выучила два иностранных языка, с удовольствием занималась музыкой и рисованием.
Родители безумно любили свою дочь и, естественно, видели ее в своих мечтах только благополучной. Поскольку финансовое благополучие они могли обеспечить своей дочери сами, оставалось подумать только о подходящей для нее партии, то есть о женихе.
Девушкой она была очень красивой, и вполне естественно, что парни обращали на нее внимание, но это, как казалось Амалии Петровне, было все не то. У Машеньки муж должен быть самый-самый!
Впрочем, сама Маша не любила, когда этот вопрос при ней обсуждали.
Шло время, и возможно, что в судьбе Маши все сложилось бы именно так, как мечтали ее родители, если бы судьба несколько не изменила свой ход событий.
У Стрельченко умерла повариха – тетя Капа, которая прослужила у них без малого сорок лет.
Амалия Петровна подала заявку на повара в сервисную службу, предоставляющую поваров, домработниц и садовников.
Хозяйка очень переживала, как бы ей не прислали ленивую, неумелую молодую вертихвостку. Однако пришла пожилая женщина, которая показалась ей спокойной и учтивой.
– Ваши рекомендации от фирмы, – попросила Амалия Петровна.
– А у меня их нет, – ответила, улыбаясь, женщина, – я сама по себе. Видите ли, я очень хорошо знала вашу повариху Капу: мы с ней жили в одном подъезде. Она всегда очень хорошо отзывалась о вас и вашей семье, вот я и подумала, что, возможно, смогу вам ее заменить. Конечно, у меня нет поварского образования, но готовить я могу хорошо, по-домашнему. Я не склочница, сплетнями не занимаюсь, чужого никогда не возьму. Повышения платы требовать не стану. Могу недельку поработать бесплатно, чтобы вы могли решить, подойду я вам или нет.
Говоря это, Шура (так назвалась новоявленная повариха) спокойно и вежливо улыбалась, и Амалия Петровна сразу почувствовала облегчение от того, что проблема решилась сама собой. И выходило-то все как гладко: во-первых, не молода и не вертихвостка, во-вторых, знала их прежнюю повариху, а это тоже как-то сближало. Да и ее готовность поработать бесплатно явно говорило о бескорыстии человека.
Так Шура вошла в их дом, а с ней вошла беда, о которой Амалия Петровна и не подозревала. Готовила Шура не просто хорошо, а изумительно. Шанешки, пироги, расстегаи, заварные крендели с миндалем и изюмом просто таяли во рту. Мясо всегда было сочным, с нежной, аппетитной корочкой. Супчики были прозрачны, с островками золотистого жира и пахли изумительно. Блюда в меню ни разу не повторялись.
У Шуры было какое-то природное чутье на желание и аппетит хозяев. В общем, она абсолютно всем в семье угодила. Хлеб в булочной не покупали, так как Шура пекла его сама, и все удивлялись, какой он душистый, ноздреватый и вкусный.
В гостях у Стрельченко всегда было много сановитых людей, но никогда еще их стол не был так обилен изысканной едой. Гости дивились невероятно вкусным пирожным и тортам.
А через четыре месяца Шура сказала, что она от них уходит. Амалия Петровна была в шоке и не знала, как уговорить Шуру остаться. Она предложила ей непомерно большой оклад, но та, покачав головой, сказала:
– Нет, хозяйка, я не из-за денег. У меня есть сын, и он нуждается в моем присмотре. Обычно моя старшая сестра за ним следила, а теперь вот отказалась. Я и сама не хотела бы от вас уходить, но не могу ведь я его с собой к вам на работу брать, это и для вас будет не совсем удобно. Да не переживайте вы так, найдется для вас хороший повар, а меня уж простите, что я вас так подвела.
Потом пришла новая повариха. После Шуры ее обеды показались убогими, как в нищенской студенческой столовой. Амалия Петровна, поговорив с домочадцами, решила выделить две специальные комнаты для Шуры и ее сына, которого они ни разу не видели.
За поварихой была отправлена машина, и в их большом доме прибавились еще два жильца. Впрочем, с сыном Шуры никто не виделся и не общался. А через месяц Маша заявила маме, что она любит сына поварихи. Амалия Петровна сочла речь своей дочери за обычную шутку, но потом до нее дошло, что ее дочь не шутит. Была неприятная сцена, о которой здесь не стоит рассказывать, ведь речь идет об интеллигентной семье с хорошей родословной.
Степенная Амалия Петровна вихрем влетела на третий этаж, туда, где проживали повариха и ее сын. Парень совершенно дебильного вида сидел возле трехлитровой банки с одиноко плавающей в ней рыбкой. Было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что это не вполне нормальный человек. Следом за Амалией в комнату влетела дочь, боясь, что мать обидит ее обожаемого Петю.
Широко открыв глаза от изумления, мать с ужасом наблюдала, что ее единственная дочь, умница, красавица, золотая медалистка, вела себя как последняя идиотка. Впрочем, все это нужно было видеть собственными глазами.
Маша обняла парня, глаза ее увлажнились и стали восторженными, как будто она видела не дауна, а нечто неземное и прекрасное.
Она говорила ему нежные и ласковые слова, перебирая его грубые волосы своими тонкими пальчиками, а он отрывисто, грубо и утробно выдавливал из себя непонятные звуки и слова. Животный инстинкт его шел вразрез с приличием и разумными действиями.
Мать вскрикнула и стала тянуть дочь из комнаты. Ей казалось, что все, что происходит, – ужасный сон. Маша отталкивала мать и кричала, что все равно она уже его жена и что у них уже все было и вообще их никто и никогда не разлучит, а если и попытается, то она себя убьет.
Попытки выдворить из дома ненормального парня вместе с его матерью закончились тем, что Маша попыталась вскрыть себе вены.
Родители были в ужасе. С одной стороны, они боялись огласки, с другой – боялись потерять единственную дочь.
В конце концов родители решили временно никого не принимать, всячески избегать гостей.
Выхода не было, им только оставалось надеяться на то, что Маша одумается и поймет, что этот ненормальный парень ей абсолютно не ровня.
Дочь настояла на том, что ее муж (как она его считала) должен сидеть с ними за семейным столом. И он сидел рядом с ней. Она вытирала его рот салфеткой и глядела на него безумно влюбленными глазами.
Учебу дочь забросила, говоря, что не может оставить мужа одного, так как знает, что они его не любят и могут обидеть.
– Да и что толку в учении, – заявила она, – ведь у нас денег достаточно на три поколения. Я хочу жить для любимого человека. Вся моя жизнь будет посвящена Петечке!
Не выдержав, Амалия пошла на поклон к поварихе. Встав на колени, стала взывать к ее материнскому сердцу:
– Ведь ты сама, Шура, мать. Ты должна меня понять, не дай погубить мою девочку. Я дам тебе денег, много денег, уезжайте из моего дома, ради Бога!
Шура помолчала, а потом сказала:
– Да, я мать и поэтому я здесь. Кроме меня, никто о моем Петечке не подумает. Сколько бы ты ни дала мне денег, когда-нибудь они закончатся, а так он будет жить в сытости и достатке. Вон у вас какие хоромы, ваш коттедж – самый большой в Подмосковье. Не знаю я, чем наш род перед Богом провинился, почему мой мальчик родился такой. Но я его люблю и так же, как ты своей дочери, хочу ему счастья. Маша – красивая, богатая и вряд ли судьба пошлет мне такую удачу еще. Ты спрашиваешь: как случилось, что Маша его полюбила? Мы теперь свои, поэтому я скажу. Когда он был годовалым, я его возила в монастырь, думала, вылечат от дебилизма, ан нет, молитвы не помогли. От горя я хотела тогда на себя руки наложить вместе со своим несчастным Петечкой, но меня одна бабка уговорила: «Ты живи, а о сыне не переживай. Я дам тебе одну молитву. Когда он парнем станет, пригляди ему девку, да такую, чтобы богатая была, чтобы он жил без заботы, где рублик взять». Вот я о вас и подумала, когда моя соседка Капка умерла. Она ведь мне о вашем богатстве каждый день твердила. Да ты не психуй, смирись, все равно ничего не изменить. Да еще неизвестно: вышла бы она за умника, а он бы потом развелся с ней да все ваше богатство и оттяпал. А Петечка не понимает, богат он или нет. Главное для баб что? Чтобы в постели был силен, так этого у него навалом. Ему 14 было, а я еле от него отбилась.
Последние слова Шуры Амалия не слышала – она потеряла сознание. Через своих знакомых Амалия вышла на меня. Теперь в этой семье, слава Богу, все позади.
Маша вышла замуж за дипломата и счастливо живет за границей.
Издревле ущербные люди прибегали к сватовской оморочке. Справляли свадьбу, а браки были неравными как по положению, так и по внешнему и психическому уровню. Юная красавица становилась женой слепого или ненормального человека; умный, красивый парень женился на полуненормальной уродине и любил ее всю жизнь.
Сегодня я научу вас, как уберечься от оморочек и как ее снять, пусть даже после венца.
Берут воду с водосвятия (на Крещение). Воду заговаривают и дают выпить сыну или дочери.
После этого ни одна оморочка не пристанет к вашему ребенку. Заговаривает воду так:
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Шла Матушка Богородица с небес,
Несла затворяющий крест —
Рабу Божию (имя) затворять,
От свадебной оморочки сохранять.
Пелена Свои расстилала,
Ключи, замки запирала.
Кто на те пелена вступит,
Тот задом пойдет,
А к рабе Божией (имя) с колдовством
Никогда не подойдет.
Нет в мире буквы,
Нет в мире слова,
Нет во всем мире колдовства такого,
Которое дело, слово мое перебьет,
Именем Иисуса Христа рабу Божию (имя)
Никакое лихо не возьмет.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ныне и присно и во веки веков.
Аминь.
Если у вас дочь, читайте слово «раба», а если сын – то слово «раб».
Если, использовав оморочку, вашего сына женили или дочь взяли замуж насильственно, против воли, снять ее можно таким образом.
Купите холст, начертите на нем круг, в круг положите два яйца черной курицы. Когда прочтете заговор на снятие оморочки, разбейте одно яйцо o другое и тут же дайте их вылакать собаке. Тряпку немедленно сожгите. Делают это для парня в мужские дни недели (понедельник, вторник, четверг), для девушки – в женские (среда, пятница). Читают заговор так:
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Престол небесный покрыт облаками.
Хожу я, раба Божия (имя),
По Божией земле ногами,
Беру святой крест своими руками.
Господу Богу покорюсь,
Богородице помолюсь.
Помогаешь ты, Господь,
Всему миру, всему люду.
Помоги, Боже, и мне,
Божией рабе (имя), тоже.
Крест нерушимый, святой,
Встань за моей спиной.
Сорок святых, сорок мучеников,
Вы муки за Господа принимали,
Вы лютую боль испытали.
Будьте вы мне, Божией рабе, щитом,
Нерушимым святым крестом.
Восстаньте против дел рабы Божией (имя врага),
Снимите ее заклятье на раба Божия (имя).
Пусть он (она) от колдовства очнется,
Встрепенется, встанет,
Вокруг себя оглянется,
От чар отойдет,
В ум-разум войдет,
От напущенной любви отпадет.
Слово мое крепко, дело лепко.
Каким я свое дитя народила,
Каким я его умом наградила.
Чисто тело, светла душа.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Аминь.
«Дорогушечка моя, Наталья Ивановна, помогите в моей беде. Сменилось у нас начальство (нас перекупили), и вот новые хозяева без конца к чему-нибудь придираются. Я слышала, что есть такие молитвы, которые отводят ругань. Надеюсь на Вас.
Кулибова Е. В.».
Царь Давид правил, никого не убил,
Никого на суд не отправил.
Был он кроток, смирен,
Жалостлив, милостлив.
Как добрая мать
Никого не может бить и ругать,
Пытать, хлеба, вода лишать,
Так бы и мое начальство (имя)
На меня, рабу Божию (имя),
Не злилось, не ругалось,
К словам моим и делам не придиралось.
Лихо не мыслили, зла не творили,
Уважали меня, рабу Божию (имя), и любили.
Замком запру,
Ключом замкну.
Ключ в синее море,
Под Барай-камень.
Стоит тот камень, не упадет,
Никто его не скинет и не столкнет,
Не вытащит, не переставит.
Так пусть и меня начальство оставит
На службе быть, работать, служить.
Слова мои не переделать,
Не перебить.
Как я сказала, так чтоб тому и быть.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Из письма: «Мой племянник подрался на дискотеке. Я его не оправдываю, но ведь испокон веков парни всегда при девушках петушились, силу свою показывали. Это, наверное, у них от природы.
Ребят забрали в милицию. Там им, как обычно, поддали (это потом сказал его друг), а племянник, вместо того чтобы покориться, дал сдачу, и на него завели дело.
Очень прошу: подскажите хорошую молитву от строгого суда.
Если бы Вы только знали, какой он парнишка хороший. И вот такое несчастье.
Если его осудят, он пропадет и пойдет его жизнь под откос.
С уважением, семья Журавлевых».
Заговор
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Будьте, мои слова, слово в слово
Крепки и лепки, сильны и емки
До порога суда, идите туда.
Благословен ангел мой,
Он всюду и везде со мной,
С Божией рабой (имя).
Ангел, мой хранитель,