Большая книга заговоров-3 Степанова Наталья

Пишу Вам за столом, на котором стоят фотография моей дочери и стакан воды с хлебом по ее усопшей душе. Сегодня ровно девять дней, как моя девочка наложила на себя руки. Муж обнаружил ее висящей в петле в нашем гараже.

Из ее дневника я узнала причину, которая привела ее к самоубийству.

Примерно полгода назад моя дочь решила покреститься. До этого наша семья жила в селе, где церкви не было.

Девочке моей было всего пятнадцать лет, когда ее совратил священник. Из ее дневника я поняла, что он до крещения пригласил ее на исповедь. Он был с ней очень внимателен и ласков, время от времени брал ее за руку, гладил ее по плечам и голове.

А после ее крещения отец Леонид сказал, что она должна приходить к нему на духовные беседы, которые будут ей открывать глаза на мир.

Далее в дневнике дочь писала: «Я еще никогда не встречала такого умного и доброго человека, как батюшка Леонид. Он так ласково на меня смотрит, говорит мне «милое чадо» и очень интересуется, кто у меня друзья и как я живу. Он спрашивал, целомудренно ли мое тело, то есть девственница я или нет.

Мне было стыдно, и я чувствовала, что сильно краснею. Еще он мне сказал, что я очень красива в своей стыдливости. Его рука такая белая, красивая и горячая».

Далее дочка писала, что они виделись очень часто и однажды отец Леонид сказал:

– Милое чадо, дай я послушаю твое сердце, оно мне скажет все твои тайны, которые ты по младости своей, возможно, пытаешься утаить от своего духовника.

И он приложил свою голову к моей груди и долго слушал мое сердце. Я стеснялась и волновалась, и мое сердце сильно билось. Мой духовник сказал:

– Ты мало грешила, об этом мне поведало твое сердце. И хочу за это тебя отечески поцеловать и тем самым передать тебе своими устами, через поцелуй духовника и наставника, милость Божию!

И он поцеловал меня в щеки и лоб и обе мои руки».

На следующей странице я прочла: «Мы видимся почти каждый день, и мне кажется, что я его уже люблю и он тоже любит меня, потому что у него даже руки дрожат, когда он их кладет на мои плечи или голову. Завтра мы с ним встретимся на природе. Он сказал, что духовник обязан уделять много времени тому, за кого отвечает перед Богом. Он имел в виду меня! Я так счастлива, что даже не могу сказать и написать об этом.

Да, вот еще что, какое мне завтра надеть платье, новое в зеленый горошек или же юбку с кофтой. Если бы у меня было такое платье, как у Риты…

Вчера я была с ним целый день. Он был одет, как обычно одеваются все мужчины. Это так не подходит ему. Все-таки в церковном облачении он более загадочен, и тогда я перед ним просто благоговею. Но и в свитере он тоже очень красив.

Отец Леонид поблагодарил меня за то, что я не опоздала на нашу встречу. На его машине мы ездили в пригородный лес. И там, среди природы, он мне рассказывал всякие притчи. И снова он мной восхищался и просил позволения выразить свое восхищение через отеческий поцелуй. На этот раз он коснулся моих губ и сказал мне, что я пахну райскими яблоками, как Ева, которая ввела во грех Адама. И еще сказал:

– Как мне жаль, что я не могу вкусить сладость твоих губ, ведь у меня есть жена, матушка Ольга.

Потом он стал рассказывать грустным голосом о том, что совсем не любит свою жену и что в свое время он просто покорился воле своих родителей.

Я поняла, на что он намекает, что я – его первая и истинная любовь! В конце нашей прогулки он меня спросил, не разочарована ли я нашей встречей и не утомил ли он меня своими разговорами. Я сказала, что готова слушать его целыми днями, что еще никогда у меня не было такого замечательного друга-наставника и что я очень ценю его заботу о себе и искренне благодарна ему за эту встречу».

Лист следующий: «Он спросил меня, говорила ли я кому-нибудь, что он является моим наставником и духовником. Но ведь я прекрасно понимаю, что об этом не нужно говорить, все равно не поймут.

Сегодня он был со мной строг и не назначил день встречи. Я его спросила, не нужно ли мне прийти завтра, и тогда он ответил:

– Я стал страдать после наших встреч. Мне стало трудно, когда ты, милый ангел, уходишь. Мне все больше хочется к тебе прикоснуться, и я мучаюсь и страдаю от желания испытать сладость твоих губ. Вот и сейчас я с трудом борюсь с собой, со своей плотью, и поэтому мы с тобой больше не будем встречаться.

Я испугалась, что он больше никогда не скажет мне своим красивым голосом «мой чистый ангел» и не поцелует мою ладонь. У меня из глаз полились слезы. Тогда он крепко обнял и целовал меня, и мне было так хорошо, как, наверное, бывает только в раю…

Я стала женщиной, мы теперь встречаемся каждый день. Я поняла, как он ревнив. Он выпытывает у меня, с кем и о чем я говорю, целуют ли меня мальчики в школе. Он больно сжимает мои груди и говорит, что готов раздавить меня в своих объятиях.

Он заставил меня поклясться на иконе, что я буду принадлежать только ему и никто не коснется моего лона. Я спросила его, что такое лоно, тогда он стал срывать мои одежды и целовать всю меня, а потом велел, чтобы и я целовала его всего, и твердил, что мусульмане намного мудрей христиан, ибо они имеют право жить с несколькими женами, а он должен спать с нелюбимой».

Из дневника дочери я поняла, что они встречались полгода. Он ее использовал везде, даже в храме. Потом по тону записок было ясно, что он к ней по какой-то причине охладел, а может быть, нашел себе другую молодую дурочку и моя дочь стала его тяготить. На последней страничке дневника было написано, что дочь поняла, что беременна, и сказала ему, а он ей на это ответил:

– Я тебя вижу насквозь, хитрая, развратная сучка. Не вздумай болтать, что этот плод от меня, никто тебе не поверит. Решай сама свои проблемы, деньги на аборт я тебе дам, но ты навсегда забудь ко мне дорогу.

Наталья Ивановна, я Вам клянусь: все, что я Вам пишу, истинная правда. Моя дочь была честна и чиста. И то, что с ней произошло, – точный и коварный расчет обольстителя, который прикрывается званием и рясой священнослужителя.

Я знаю, что бессильна и не смогу ему ничего сделать. Единственное, что мне осталось, – это написать Вам письмо, чтобы люди знали: нельзя никуда отпускать своих детей одних, даже в церковь.

Если Вы честный человек, то опубликуете это письмо, если нет, то Бог Вам судья».

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Спаси,

Господи, и помилуй.

Не подпусти, Владыко,

К рабе Божией (имя)

Соблазнения, искушения и гибели.

Избавь Сам и даруй обойти тернии

Всех согрешений от лица дьявола.

Яви, Господи, защиту Твою,

Ибо на Тебя я надеюсь и уповаю.

И да святится достопоклоняемое имя Твое.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Из письма: «Дорогая Наталья Ивановна.

Я хочу Вам рассказать историю, которая происходила на моих глазах. Все, что произошло в нашей семье, не поддается здравому смыслу. Если бы мне прежде кто-нибудь подобное рассказал, то, возможно, я бы тоже этому не поверила.

Когда я была молодая, то сделала аборт, после чего у меня не было детей. Муж у меня был очень хороший и, чтобы меня утешить, уговорил взять ребенка из детского дома.

Нам тогда повезло: мы усыновили замечательного мальчика. Первое время я, конечно, опасалась, вдруг он будет больной или умственно отсталый, ведь мы не знали, кто родители Валеры. Но, к счастью, наш приемный сынишка рос очень смышленым и красивым, прямо как ангелочек.

Маленькие дети обычно болеют, а вот наш Лерочка был совершенно здоров.

В школе он учился на одни пятерки, на собраниях его всегда ставили в пример, он был добр сердцем и никогда не огорчал меня и отца.

Шло время, он поступил в институт, стал встречаться с девушкой. Марина нам нравилась, и мы всегда ее принимали как свою. Честно говоря, я тогда думала, что он на ней женится.

Но случилось обратное. Марина перестала к нам приходить, и я спросила сына, что случилось с Мариной, почему она к нам не приходит. Сын мне ответил так:

– Мама, я полюбил другую девушку, ее зовут Снежана. С Мариной я больше не встречаюсь, я не виноват, что мне понравилась другая.

Я тогда не стала приставать к сыну с расспросами. Было очевидно, что он и так сильно переживает.

Для себя я сделала вывод, что Снежана не любит Валеру, а вот Марина звонила нам каждый день, хотя сын всякий раз ей говорил:

– Я же просил тебя, больше не звони. Пойми, я тебя не люблю, зачем ты мучаешь себя и меня?

После чего сын клал трубку, а мне всякий раз было за все очень неловко и жалко Марину.

Однажды Валера сказал:

– Мама, я через полчаса приду. – И ушел. Его не было целых семь часов.

Меня почему-то охватил дикий страх, и я стала обзванивать всех его друзей, но сына нигде не было.

В записной книжке я нашла телефон Снежаны и, собравшись с духом, набрала ее номер. Снежана равнодушным голосом сказала, что у нее Валеры нет и никогда не бывает, так как они с ним не встречались и не встречаются. На мой вопрос, может ли она предположить, где он есть, девушка мне сказала:

– Послушайте, я же вам сказала: я понятия не имею, где ваш сын, он меня не интересует. – И положила трубку.

Я знала, где живет Марина, и ноги понесли к ней. Дверь мне открыла Марина и очень вежливо уговорила зайти.

Мы разговаривали с ней о Валере, и неожиданно она сильно расплакалась. Я пыталась ее успокоить, но тут из другой комнаты вышла женщина. Увидев плачущую Марину и поняв, кто я такая, она словно взбесилась.

Я, конечно, понимаю, ей ведь тоже жалко свою дочь, которая каждый день ревела из-за нашего сына, но вы бы слышали, как она на меня орала.

Из ее слов я тогда поняла, что она угрожала нашему сыну, что отомстит ему за слезы дочери и доведет до дурдома.

Вот дословно ее слова:

– Я проучу его раз и навсегда. Привык морочить девчонкам голову, умница. Я ему так заморочу голову, что из дурдома выходить не будет. Имя свое и то позабудет, кобелина!

Я опешила от ее угроз и сказала:

– Послушайте, мой сын не обещал на Марине жениться, он не давал ей слова и не виноват, что больше не любит ее.

– Полюбит, еще как полюбит! – кричала мать Марины. – Поглядим на этого умника, как из большого ума да большой дурак выйдет.

Когда я вернулась, сын был уже дома. Узнав, что я сильно волновалась, он попросил у меня прощения.

Я, конечно, не стала ему рассказывать про звонок к Снежане и про скандал в доме Марины. Сын был дома, а мне больше ничего и не нужно.

На другой день мне позвонили из института и сказали, что Валеру увезли в больницу, в неврологическое отделение.

В больнице меня к нему не пустили. Из разговора с врачом я поняла, что сын неожиданно сошел с ума. Конечно, мне это не так сказали, а объяснили его диагноз медицинскими терминами. Но, как бы мне это ни преподнесли, факт оставался фактом: произошло большое несчастье, сын невменяем, он даже имя свое не может назвать правильно.

Целый месяц я ходила под окнами больницы. Продукты у меня не брали и к сыну не пускали. Я была в невероятном отчаянии.

Потом мне позвонила Марина и сказала:

– Я этого не хотела, но мама с бабушкой все-таки сделали то, что вам обещали. Но если он будет со мной, то тогда они переделают все и он будет снова здоров.

Услышав ее слова, я воскликнула:

– Марина, что ты несешь! Как это можно сделать так, чтобы Валера заболел или выздоровел? Ты ври, да не завирайся.

В ответ на мою речь Марина оказала:

– Можете мне не верить, но я точно знаю, что мама и бабушка сделали ему «на варево», чтобы у него голова не варила. Если не верите, приведите его к нам, и у нас он будет здоров, а когда он выйдет от нас, то его голова снова перестанет варить.

Выслушав ее, я сказала:

– Допустим, что ты говоришь правду и он будет здоров, если будет жить у вас, но подумай сама, что ты говоришь. Получается, что он всю жизнь будет сидеть в вашем доме. Ведь, по твоим словам, только он выйдет за порог, как опять станет ненормальным.

Кто же вас тогда будет кормить, если он не будет учиться, а потом и работать? Зачем твоей маме зять-нахлебник?

Марина помолчала и положила трубку.

Прошел еще месяц, и я уговорила главврача отпустить нашего сына на амбулаторное лечение, пообещав, что буду хорошо ухаживать за ним, а в случае необходимости привезу его снова в больницу.

На самом же деле я решила испытать судьбу – сводить его домой к Марине. Во мне боролись два чувства. Я боялась скандала и ухудшения его состояния, если поведу сына в дом к Марине. С другой стороны, я просто не видела выхода из создавшегося положения.

Обдумав все, решила все-таки ехать. Во всяком случае, если Марина мне солгала, то я уже не буду надеяться на чудо.

Но чудо все-таки случилось. Пока я везла Валеру в такси, он был явно не в себе, но, как только мы переступили порог Марининой квартиры, его глаза ожили и речь стала нормальной. Но самое потрясающее было то, что он вел себя так, будто не было психиатрической больницы и он бывал здесь каждый день. Он ласково смотрел на Марину, от которой совсем еще недавно бегал, даже не хотел брать телефонную трубку.

Я смотрела, как Марина, ее мать и бабушка сажают его за стол, потчуют пельменями и чаем.

Мой сын не смотрел на меня, он не мог оторвать своего взгляда от Марины.

Потом я уехала, а Валера остался в их доме. Он позвонил мне и сказал, что будет жить у Марины, что очень ее любит и не может жить без нее даже одного дня.

Примерно через час после этого, не вытерпев, я снова позвонила. Попросила к телефону Маринину мать и задала ей вопрос: как быть с институтом и, вообще, зачем они сотворили такое с моим сыном?

Ответ был коротким, но ясным:

– Как только они повенчаются, он снова будет ходить в институт, а потом на работу. И вообще, пока он муж Марины, вы можете не опасаться за его психическое здоровье.

Вот так, ясно и понятно. Сын больше у нас не бывает. Они с Мариной повенчались, и он ходит в институт.

Мне больно и обидно, ведь я вырастила ребенка, воспитала хорошего и доброго человека, который попал в сети к трем наглым бабам. У меня украли не только любимого сына, но и душевный покой.

Уважаемая Наталья Ивановна! Напечатайте мое письмо в своей книге, потому что матери должны знать о том, что у их сына могут перестать варить мозги только лишь потому, что кто-то сотворил свое «варево».

Если есть способ снятия этих чар, то очень прошу Вас научить меня этому. Низко Вам кланяюсь.

С уважением, Безусова Н. Ф.».

Вот такая история. Я знаю не только как варят свинячьи мозги с заклинанием на порчу разума, но и способы избавления от этой порчи.

Нельзя лечить душевнобольного человека на похоронах родных людей. Обычно это делают только на чужой могиле.

Ни в коем случае нельзя просить подождать опускать гроб в могилу, пока вы не прочтете молитву. Вообще никто, кроме вас, не должен знать о том, что вы подошли к похоронной процессии для того, чтобы полечить человека.

Не делают этого в святые праздники, в дождливую, ненастную погоду, а также в воскресный день.

Опыт показал, что этим способом порча с разума снимается очень хорошо. Больной довольно скоро выздоравливает, речь становится ясной и разумной, исчезают суетность, раздражение и агрессия. Человек становится общительным, и к нему быстро возвращаются все те положительные качества, которые присущи здоровым людям.

Неплохо еще помолиться соответствующему святому и попросить у него защиты. Те, кто дошел до отчаяния в душевных недугах, молятся Иоанну Златоусту:

О святителю великий Иоанне Златоусте! Многая и различная дарования от Господа приял еси и, яко раб благий и верный, вся данныя тебе таланты добре умножил еси, сего ради воистину вселенский учитель был еси, яко всяк возраст и всяко звание от тебе поучается. Мы же грешнии (имена), по единому кийждо свое дарование имуще, единение духа в союзе мира не имамы, но бываеши тщеславни, друг друга раздражаще, друг другу завидяще; сего ради дарования наша разделенная не в мири спасение, но во вражду и осуждение нам являются. Темже и тебе, святителю Божий, припадаем, раздором обуреваеми, и в сокрушении сердца просим: молитвами твоими отжени от сердец наших всяку злобу, недоброжелательство, гордость и зависть, нас разделяющия, да во мнозех удех едино тело церковное невозбранно пребудем, да по словеси твоему молитвенному возлюбим друг друга и единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

То, что я расскажу, похоже скорее на сумасшедший бред, чем на правду. Я читал Ваши книги и знаю, что именно Вам я могу рассказать все это. Я искренне надеюсь, что Вы поверите мне, а значит, я могу рассчитывать на какую-то помощь. Больше мне надеяться не на кого.

Одно меня волнует: мой рассказ будет долгий, а судя по Вашим книгам, у Вас нет лишнего времени. Но, ради Бога, наберитесь терпения; если я не расскажу все происшедшее подробно, то боюсь, что Вам не все будет ясно из моего рассказа.

Летом мы с женой ездили в Индию по путевке. Жара доходила до 50 градусов. Уже там Лена почувствовала себя плохо, а когда мы вернулись, то стало очевидно, что жена серьезно заболела.

После обследования врач сказал, что у нее опухоль, но отчаиваться не следует, так как современная медицина, слава Богу, теперь на высоком уровне. Но наедине врач мне сказал совершенно другое. Он выразил мне искреннее сожаление о том, что должен сообщить плохой прогноз, так как у жены, по его словам, скоротечная саркома.

Чувствуя себя плохо, жена не поверила оптимизму врача. На столе появились медицинские энциклопедии, куча всевозможных рецептов, трав и корней. Подруги доставали ей сулему, яд мухомора, болиголов, морозник. Лена хваталась за все, как хватается утопающий за соломинку. Она боялась смерти и искала выход из создавшегося положения.

Я не говорил ей того, что сказал мне онколог, я просто не мог ей этого сказать.

Когда стало ясно, что конец близок, она перестала разговаривать. Я сидел в кресле рядом с кроватью и ничем не мог ей помочь.

Смотреть телевизор она отказывалась, видимо, ее раздражало, что где-то поют и смеются, рекламируют «Орбит» и всякую чепуху, а она лежит, перенося мучительные боли, и умирает в возрасте тридцати лет и что это случится очень скоро.

Пятого октября Лена очнулась от дремоты, в которой она пребывала последнее время постоянно. Участковый накануне сказал: готовьтесь, она уходит.

В больницу таких не берут, родителей у нее не было, подруги последнее время перестали ходить – видимо, их пугал ужасный вид Елены. Мы были с ней одни.

Очнувшись, жена заговорила. В голосе были такая мука и мольба, что я не знал, что отвечать на ее слова.

– Давай умрем вместе, – сказала она. – Ты ведь всегда говорил мне, что без меня жить не сможешь, что если со мною что-нибудь случится, то нас будут сразу двоих хоронить. Костенька, – шептала она слабеющим голосом, – я боюсь одна умирать, ведь ты когда-нибудь умрешь, так давай сейчас вместе.

По ее бледным щекам непрерывно лились слезы, она смотрела мне прямо в глаза и умоляла о том, чтобы я сопровождал ее в смерть.

На минуту мне показалось, что по-другому и быть не может, ведь я действительно до безумия любил свою жену. Фактически я отбил ее у своего лучшего друга и сам тогда был на грани самоубийства. Если бы она не выбрала меня, то кто знает, чем бы закончилась для меня эта любовная катастрофа.

Я стал гладить ее лицо, вытирал слезы и обещал ей, что не буду без нее жить.

– Но только кто нас с тобой похоронит? Я не могу допустить, чтобы ты была похоронена как попало. Если уж так, то я должен купить хорошее место, где мы с тобой будем лежать вдвоем. Я закажу памятник, где наши фотографии будут показывать, что в этой могиле лежат два неразлучных сердца. Я куплю самое красивое платье и сам надену на тебя, ведь ты же не хочешь, чтобы тебя одевали чужие руки? А потом я оплачу похоронной компании свои похороны в одной могиле с тобой. Подстрахуюсь через нотариуса, чтобы все было исполнено так, как мы хотим.

Я видел, как она успокаивается от моих слов, и это еще больше вдохновляло меня. Я сулил ей прекрасную могилу, которая будет засыпана лепестками роз. Говорил, что нам ни к к чему эта квартира, ведь она отойдет государству, говорил, что продам ее, чтобы наши похороны были как ни у кого.

Она, наверное, представляла все именно так, как я ей рисовал в своих обещаниях: могилу, которая была усыпана дурманящими лепестками роз. Я обешал ей скульптуры из белого мрамора, которые будут похожи на нас.

Слушая меня, она улыбалась, а потом уснула. Когда она проснулась, первые ее слова были:

– Ты ведь не обманешь меня, поклянись на иконе, которая досталась мне от моей мамы, что ты все сделаешь, как мне обещал вчера, что не задержишься долго на этом свете без меня. Поклянись Богом, всеми святыми и молоком Богородицы, что все, что ты мне обещал, обязательно исполнишь.

Я поклялся, а через час ее не стало. Сперва я думал, что она уснула, но сон ее оказался вечным.

За те месяцы, что жена болела, я сильно вымотался и, несмотря на постигшее меня горе, где-то в глубине души почувствовал облегчение.

Конечно, я не продал квартиру, так как мне негде было бы жить, а жить я хотел. Думаю, все, кто соприкоснулся со смертью близкого человека, ясно осознают, что жизнь может окончиться в любую минуту, и потому начинают дорожить ею больше, чем раньше.

Обратившись в похоронное бюро, я возложил все заботы о похоронах Лены на людей, которые ее вымыли, одели и увезли на кладбище. Помины я отказался делать: это Елене уже не поможет, а мне были нужны деньги. На работе мне дали бесплатную путевку в санаторий. Сослуживцы сочувствовали мне, и профком проявил свою заботу в виде двадцатичетырехдневной путевки.

Все началось с прогулки после ужина в санатории. Я шел по дорожке и впереди увидел силуэт женщины, которая была похожа на мою покойную жену. Не соображая, что делаю, я крикнул «Лена» и увидел, как она повернулась и махнула мне рукой. Я ускорил шаг, a потом побежал.

Она стояла и ждала меня, как обычно ожидает тот, к кому спешат навстречу. На какой-то миг я отвел глаза чуть в сторону от ее фигуры, а когда снова взглянул, то увидел, что аллея пуста. Мне сделалось плохо, я оглядывался по сторонам – вокруг не было ни души. Укрыться, спрятаться было негде. Аллея состояла из молодых, тоненьких и довольно редко посаженных деревьев, которые уже были без листьев.

Никто не смог бы переубедить меня, что я видел не Лену. Она была одета так же, как ходила по улице в это время года. Назад, к корпусу, я летел не чуя под собою ног. И только когда вошел в освещенное шумное здание, несколько успокоился.

Часа через три происшедшее показалось мне нереальным. Я уже и сам сомневался, было это или нет.

После ужина отдыхающие потянулись в актовый зал, где ожидалась развлекательная программа. В зале было не очень много народа, я сел в последнем ряду. Мне хотелось быть одному.

Хор пенсионеров пел занудно и жалостно.

«Ни один певец не сможет спеть, как хор», – подумал я.

– Это потому, что поет не одна душа человека, а сразу несколько, – услышал я сбоку от себя и повернулся на голос, который тотчас узнал. Рядом со мной сидела Лена. С этих пор раз или два раза в неделю я ее вижу.

Я долго терпел, но потом понял, что она меня ждет, она приходит за мной.

Я решил уйти из жизни, это письмо Вы получите, когда меня уже не будет.

Помолитесь о моей грешной душе. Видимо, и вправду, кто поклялся Богом, за тем Бог пошлет даже с того света.

Пишу это письмо, a Лена сидит здесь, ждет и не сводит глаз».

Из письма: «Уважаемая Наталия Ивановна, я прочитала Ваши книги и поняла, что только Вы мне поможете. Вы мудрый и добрый человек – это видно из Ваших книг, и я искренне верю, что Вы меня не осудите за грех, в котором я раскаялась и за который непосильно наказана.

Я не утаю от Вас ничего. И ничего не прибавлю, как на исповеди, чтобы Вы поняли всю меру моей вины и тяжесть расплаты.

Моя мать умерла на третьи сутки после моего рождения от кровоизлияния в мозг.

Через полгода после ее смерти мой отец нашел себе женщину, которая решилась пойти на такого маленького ребенка, как я.

И она действительно заменила мне мать. Все неудобства и тяготы, которые ложатся на материнские плечи, она несла как настоящая мать.

Я часто болела, и она проводила бессонные ночи со мной.

Училась я в школе хорошо, но не потому, что я такая умная, а из-за терпеливости моей мамы. Она всегда мне разъясняла буквально на пальцах задачи на листочках.

Она привила мне усердие и уважение к учебе. Даже когда она болела, я была у нее на первом месте. Горячие булочки с кремом, которые я обожала, были у меня всегда.

Видимо, она преданно меня любила. Только теперь я поняла, что я натворила. Когда мне было 12 лет, мой отец загулял и буквально бросил меня на мачеху, а вернее сказать, на приемную мать. Она не отдала меня в детский дом и продолжала воспитывать меня и заботиться обо мне, как и прежде.

Отец не давал ей денег на мое содержание, наоборот, забрал у нас все самое ценное.

Мне даже не было предложено выбрать отца или мачеху. Меня оставили ей, как ненужную вещь. Никогда она не вымещала на мне злости за то, что я – дочь предавшего ее мужчины, и я ни разу не слышала от нее слов упрека. Все, что мне было нужно, она зарабатывала своим трудом.

Я слышала, как она часто по ночам плакала. Видимо, она страдала из-за предательства моего отца. Она еще тогда не знала, что яблоко от яблони далеко не падает и что главное предательство ее ожидало впереди.

В 38 лет моя мачеха полюбила снова. На ее жизненном пути встретился мужчина, и они поженились.

Перед их регистрацией она зашла ко мне в комнату и сказала: «Доченька, я хочу с тобой поговорить. Ты у меня большая девочка. Тебе уже 18 лет. Когда я выходила замуж за твоего отца, мне было 20 лет, я была чуть старше, чем ты теперь. Когда я увидела тебя в первый раз, ты была в пеленках и громко кричала. Мне стало тебя жалко, и я взяла тебя на руки. Ты затихла на моих руках и уснула. Именно в этот момент я решилась выйти за твоего отца. Это ты повлияла на мое решение – мне так тебя было жалко.

Потом меня ругали родители и друзья.

Все говорили, что у меня будут свои дети, а чужой ребенок может вырасти неблагодарным и жестоким.

Я никого не хотела слушать, видимо, Бог избрал меня тебе в мамы.

Я ведь и детей не имела, чтобы не было у тебя соперников в моей любви к тебе. Если честно, я всегда помнила слова моей мамы: «Вот родишь своих, и эта постылой станет!»

Я этого боялась и не стала искушать судьбу. Потом твой отец меня бросил, а я боялась, что он заберет тебя и в другой семье тебя будут обижать. Только поэтому я молчала, когда он позабирал все, что у меня было: дачу, машину, которые мне оставили мои родители. Мне 38 лет, а тебе уже 18. Ты у меня взрослая и хорошая девочка. Но если ты скажешь «нет», то я не пойду замуж за Колю и все будет по-прежнему.

Я не буду скрывать, что очень люблю этого человека, но и тебя я люблю не меньше».

Я сказала своей приемной матери, что мне все равно. Если она хочет выйти замуж, то это не мое дело, а ее.

У мужа моей мачехи была огромная квартира, а нашу мы продали.

Мы стали жить в центре Москвы. Николай занимал высокую должность и имел серьезные связи. У меня появились шикарные вещи: норковые шубки, свой автомобиль, дорогие украшения. Мачеха же моя не стремилась щеголять, у нее было врожденное чувство скромности.

Я вдруг поняла, что во всем этом великолепии я выгляжу порясающе красиво. И стала замечать восхищение в глазах своего отчима Николая.

Как-то я гуляла с подружкой по Новому Арбату и встретила одноклассницу.

Прежде она одевалась круче всех в нашем классе. А теперь передо мной она была бледная, как моль. Таня спросила: «Ты что, вышла замуж за миллионера?» «Нет, у меня отчим миллионер», – ответила я гордо.

«Отчим, – ехидно проговорила Танька. – Сегодня он есть, а завтра новую жену найдет. И снова ты будешь ходить не в норке, а в дубленке».

Ее слова запали мне в голову. Я стала думать – мать моя не умеет себя подать, принарядиться. А вдруг он ее бросит, и я буду снова нищей?

Я не хотела терять все, что теперь имела. Ведь если родной отец, уходя от нас, все забрал, то что можно ждать от чужого дяди?

В общем, у меня в голове созревал план по утверждению себя в этой непредсказуемой жизни.

Я думала: «Если бы Николай был моим мужем, уж я-то знала бы, как правильно распорядиться его деньгами». В своих мечтах я уже видела себя в сногсшибательных нарядах и украшениях.

С этого часа я пустила в ход все свое обаяние и всю хитрость.

Как бы ненароком, взвизгивая, пробегала полуголая, притворяясь, что не знала о его возвращении домой. Я бросала на него взгляды и делала вид, что смущаюсь. Всем своим видом я давала ему понять, что в него влюблена.

Наконец я своего добилась. Мы с ним переспали. Но моя мачеха об этом не догадывалась. На душе у меня от этого стало неуютно, и хотелось поскорей разрубить этот узел.

Однажды я разревелась при Николае и сказала, что наложу на себя руки, потому что не могу делить любимого человека с другой женщиной.

Сцену я разыграла прекрасно. Он поверил в то, что я могу отравиться из-за любви к нему, и пообещал мне развестись с моей мачехой.

Не знаю, о чем они говорили в кабинете, но вышла она белее снега. И, не посмотрев в мою сторону, оделась и ушла из дома.

Мы поженились. И я только тогда поняла, что чувствуют очень богатые люди.

Я могла купить все, что мне хотелось, у меня был неограниченный кредит.

Про мачеху я старалась не думать. Однажды я возвращалась от визажистки, и у подъезда ко мне подошла старушка.

«Доченька, – спросила она. – Ты из этого дома?» «Да, – сказала я. – Что вы хотите?» – «Я приехала к племяннице, а ее нет дома. Она будет только через неделю. Не оставишь ли ты у себя Евангелие? А Катя приедет и у тебя заберет. Я нездешняя, привезла ей этот святой подарок. Выходит, зря приехала. Ты выглядишь прилично и не присвоишь эту книгу, а я Кате позвоню и скажу, в какой квартире нужно забрать мой подарок».

Мне было неудобно отказывать ей, и я сказала, что живу в квартире № 68 и как меня зовут.

Взяла у нее Евангелие и внесла его в свою квартиру.

Вечером этого же дня мы собирались с мужем в театр, но неожиданно мне сделалось очень плохо. Сперва я думала, что отравилась в кафе, потом я подумала, что беременна. Приехал муж, вызвал неотложку.

Мне промыли желудок и сделали укол. Но лучше мне не стало.

Что-то странное происходило со мной, будто тело мое расставалось с душой, так мне было худо.

Зазвонил телефон. Я думала, что звонит муж, чтобы справиться о моем здоровье. Но в трубке я услышала старушечий голос.

Вот что она мне сказала: «Твоя мать умерла, та, которая тебя воспитала. Перед своей смертью она мне все рассказала о своей жизни и о тебе, ради которой она пожертвовала своей молодостью и личным счастьем. Я узнала от нее, где ты живешь. И когда закрыла ей глаза, поклялась, что отомщу за ее поруганную жизнь.

Это я дала тебе Евангелие. Мне нужно было, чтобы ты внесла к себе в дом свою смерть.

На это Евангелие я сделала твою погибель. Умрешь ты день в день, когда взяла у меня из рук эту книгу.

Я видела много зла. Такой, как ты, неблагодарный человек не должен жить.

Ты даже не поинтересовалась, куда ушла твоя мачеха, где она может ночевать, ведь у нее не было своей квартиры.

Я привела ее к себе, в коммуналку, подняв ее с ледяной лавки, изнемогавшую от боли в сердце из-за твоего коварства и предательства.

Теперь наступил твой черед сдохнуть. Будешь умирать – помни: зовут меня Мария, и я на земле твой судья, а на небе – Господь Бог».

После этих слов она бросила трубку.

Я слышала, как гудит трубка, но даже не сообразила, что ее нужно положить на место.

Только теперь до меня дошло, что это звонила та старуха с книгой.