Океан. Черные крылья печали Жисе Филип
Синьор Гацци рассмеялся, посмотрел ей вслед, затем повернул голову к Леопольдо.
– У тебя хорошая фиданцата, Леопольдо. Послушай, что я тебе скажу, – старик выпустил колечко дыма и наклонил голову к Леопольдо. – Я заканчиваю уже седьмой десяток на этой прекрасной планете, многое повидал, многое узнал. И вот что я тебе хочу сказать. Если ты любишь свою фиданцату и хочешь, чтобы она радовала тебя своим присутствием каждое утро до конца твоей жизни, не тяни долго с женитьбой. Таких, как Ангелика, очень мало. У нее есть и душа и тело. Обойди весь Ареццо, но второй такой не найдешь. Посмотри на старшую дочку синьоры Риччи. Хозяйка она, может, и хорошая, не спорю, но будь я даже помоложе, ни за что не лег бы с ней в одну кровать, – старик рассмеялся, закашлялся, а спустя минуту, откашлявшись, продолжил. – Мы, итальянцы, как никто другой знаем толк в красивых женщинах, только вот бог нас ими не слишком радует, – старик снова рассмеялся. – Поэтому, как только твоя фиданцата вернется, бери ее за руку и тащи в мэрию, а то и в церковь. Жизнь штука ненадежная, не успеешь оглянуться, а она уже и закончилась.
Слушая старика, Леопольдо подумал об Ангелике, взглянул на часы. Ангелика должна была уже добраться до Флоренции, но почему она не звонит? Он же просил ее. Неужели, предвкушая скорое возвращение домой, девушка успела забыть о нем.
Леопольдо почувствовал, как в груди зашевелилась обида. Сердце защемило.
– Я тебе честно скажу, мой друг, – будто из глубины до ушей Леопольдо донесся голос старика, – женитьба это самая глупейшая вещь, которую только может совершить мужчина, но… – старик подмигнул Леопольдо, улыбнулся, – но если и совершать глупости, то только из-за красивых женщин.
Веселый смех синьора Гацци снова заполнил улицу, вспугнул голубя, что-то высматривавшего на асфальте у его ног, заставил улыбнуться Леопольдо.
– А ведь синьор Гацци прав, – подумал Леопольдо. – Второй как она не найти. Ради нее я даже согласился оставить работу и переехать в другой город. Чего я медлю? Если бы мы были женаты, не думаю, чтобы Ангелика вернулась в Милан. Ей пришлось бы считаться со мной.
– Как вы правы, синьор Гацци! – воодушевление охватило Леопольдо. – Такой как Ангелика больше не найти. Как только приеду в Милан, сразу заведу с Ангеликой разговор о свадьбе. Вы не поверите, синьор Гацци, но ради нее я оставляю работу в Ареццо и уезжаю в Милан, только не говорите об этом матери. Не хочу, чтобы она узнала об этом раньше времени.
– Ну почему не поверю, поверю, – стариковские губы изогнулись в улыбке. – Твоя мать все же кое в чем права, Леопольдо: молодые и, правда, из-за любви глупеют, – старик рассмеялся. – Но глупость, совершенная из-за любви, пожалуй, самая оправданная из всех глупостей. Вот что я тебе скажу: жизнь без глупостей – это не жизнь. Жизнь надо прожить так, чтобы ни о чем не жалеть, когда старуха с косой постучит в твою дверь. Я вот до сих пор жалею о том, что когда-то не закрутил роман с женой пекаря Алонсо, того самого, что умер от удара молнии десять лет назад. И что, что она на тридцать лет была меня моложе? Судя по тому, как она строила мне глазки, она была совсем не против близких отношений. Вот видишь, Леопольдо, соверши я эту глупость, ни о чем бы сейчас не жалел, а так, умру, сожалея, – старик рассмеялся, махнул рукой и двинул вниз по улице. – Пойду, мне надо еще в магазин зайти.
Леопольдо проводил старика взглядом, поднял сумку, оставленную матерью, и направился домой.
Глава 6
Когда Леопольдо вернулся домой, Паола Витале, щуря глаза и сопя от усердия, бегала по комнатам квартиры с пылесосом в одной руке и мокрой тряпкой в другой, в поисках только ей видимых пылинок, затем перебралась на кухню и принялась за готовку.
Леопольдо отнес сумку с продуктами на кухню, прошел в зал и опустился на сидушку дивана, затем потянулся к пульту от телевизора на журнальном столике. Экран телевизора, стоявшего у стены напротив дивана, вспыхнул и озарился светом. Леопольдо нашел спортивный канал и вернул пульт на столик, затем оперся спиной о спинку дивана и побежал взглядом по экрану, где в записи показывали один из матчей Чемпионата Италии по футболу. Но Леопольдо недолго смотрел телевизор, мысли об Ангелике не давали покоя, все тревожили сознание, заставляли нервничать. Ангелика давно должна была уже добраться до Флоренции, если его мысленные расчеты верны, то сейчас девушка в самолете, который направляется в Милан. Леопольдо взглянул на настенные часы над диваном. Часы показывали начало одиннадцатого утра. Максимум через час Ангелика будет дома.
Леопольдо достал из кармана мобильник, нашел в телефонной книге номер Ангелики. Появилось желание не ждать звонка девушки, самому позвонить и узнать, как она, но передумал, вспомнив, что Ангелика в эти минуты в самолете, а значит, ее телефон, скорее всего, отключен. Леопольдо положил мобильник на журнальный столик, принюхался и уловил в воздухе аромат риболлиты, одного из своих любимых овощных супов. Леопольдо улыбнулся. Кто-кто, а мать как никто другой знает, как угодить сыну.
Леопольдо лег на спину и побежал взглядом по белому как мука подвесному потолку. Из телевизора неслись вопли болельщиков и возбужденный голос комментатора матча, но Леопольдо оставался безучастным к происходящему на экране телевизора. В его памяти всплыл недавний разговор с синьором Гацци. Действительно, почему он только сейчас подумал о том, чтобы жениться на Ангелике. Они встречаются два года, живут вместе полтора. Он любит девушку, так чего же ждет? Почему не берет за руку и не ведет в мэрию? Синьор Гацци совершенно прав, говоря, что второй такой как Ангелика не найти. Странно, но еще с самого начала их отношений он решил, что когда-нибудь они с Ангеликой обязательно поженятся. Может, это "когда-нибудь" уже наступило? Сколько еще ждать? Год? Три? Десять?
Нет, десять лет это не для него. Вот его однокласснику Фернандо, с которым он время от времени ходит в бар пиво пить, десять лет и не предел. Со своей Агнесой он лет десять живет и ничего, не спешит оформлять отношения. Все фиданцатится. Только вот будь Ангелика такой же страшненькой, как Агнеса, и он не спешил бы жениться. Зачем? На такое добро все равно никто не позарится. То ли дело Ангелика. В памяти Леопольдо всплыл эпизод с длинноногим блондином, то ли немцем, то ли скандинавом, когда они с Ангеликой ездили в Римини. Нет, он не может больше ждать. Красивая девушка, как искусное дорогое ожерелье, не успеешь оглянуться, уведут.
– Как только приеду в Милан, сразу предложу Ангелике оформить наши отношения официально. Хватит ждать. Это сокровище для меня слишком дорого, чтобы оставлять его без присмотра.
Такие мысли подействовали на Леопольдо как мясо на собаку, взгляд ожил, настроение улучшилось, на лице появилась довольная улыбка. Теперь и телевизор стал для него как ларец с чудесами, Леопольдо повернул голову и приклеился взглядом к экрану. Возбуждение комментатора передалось и ему, и уже спустя минуту по квартире разносился подхваченный Леопольдо клич болельщиков: "Оле! Оле! Оле! Оле!".
В гостиную заглянула синьора Витале, улыбнулась, заметив радостное выражение на лице сына, и вернулась на кухню. На журнальном столике ожил мобильник. Леопольдо бросил взгляд на экран телефона, улыбка стала шире, когда он увидел номер звонившего, точнее звонившей. Это была Ангелика.
Леопольдо приглушил звук телевизора, нажал клавишу приема звонка и прижал мобильник к уху.
– Ciao, amore mio[42].
– Ciao, милый. Я уже в Милане, взяла такси и еду домой.
– Как здорово, – улыбнулся Леопольдо, чувствуя, как в груди полноводной рекой разливается воодушевление. – Как прошел полет?
– Великолепно. Познакомилась с очень интересным молодым человеком…
– Молодым человеком? – Леопольдо напрягся.
– Да, молодым человеком. Теодоро его зовут. Молодой врач из Флоренции, летел на конференцию в Милан.
– И о чем вы договорились?
– Эй, милый, ты опять меня ревнуешь? – звонкий смех Ангелики резанул Леопольдо по уху. – Перестань. Мы всего лишь поговорили и обменялись визитками.
– Тебе действительно надо было брать у него визитку?
– Лео, милый, ну перестань. Если хочешь, я выкину визитку Теодоро.
– Конечно хочу! Хочу слышать, как ты ее рвешь! – хотел воскликнуть Леопольдо, но удержался от возгласа.
– Прости, – Леопольдо вздохнул, чувствуя вину. – Просто я так сильно тебя люблю, малышка. А еще я очень сильно по тебе соскучился.
– Милый, я тоже тебя люблю и тоже соскучилась.
– Тоже? Тогда почему не позвонила, когда была во Флоренции? Я же просил, – Леопольдо снова удержался от комментария, вспомнив о скором (разве полторы недели это срок?) браке с Ангеликой.
У Леопольдо появилось желание поговорить с Ангеликой о женитьбе прямо сейчас, не откладывая разговор в долгий ящик. И желание это только усилилось, когда он услышал о Теодоро. Тем не менее, Леопольдо постарался как можно скорее забыть о возникшем желании, справедливо полагая, что такой серьезный разговор стоит вести не по телефону, а стоя лицом к лицу, держа любимую за руку и смотря ей в глаза. Вместо этого Леопольдо сказал:
– Милая, у меня есть к тебе очень важный разговор.
– Правда? Какой?
– Не сейчас, моя любовь. При встрече.
– Лео, сказал А, скажи и Б.
– При встрече, мое самое драгоценное сокровище, я тебе скажу и Б, и В, и даже Ч, – рассмеялся Леопольдо.
– Обещаешь?
– Обещаю, моя любовь.
– Договорились, – голос Ангелики ожил. – Лео, я подъезжаю к дому родителей. Вижу маму с папой во дворе. Давай позже созвонимся.
– Давай, милая.
Из динамика, словно пули из дула автомата, понеслись короткие гудки. Леопольдо нажал клавишу "отбой" и бросил мобильник на сидушку дивана рядом с собой.
– Скоро, моя любовь, ты станешь синьорой Витале, – пробормотал Леопольдо, улыбаясь. – Станешь моей женой, а я – твоим мужем. Какое-то время поживем в Милане, затем вернемся в Ареццо. Я возьму кредит в банке, и мы купим дом, в котором будем жить с нашими детьми долго и счастливо, – от этой мысли Леопольдо рассмеялся, сердце наполнилось счастьем от такой перспективы, он вскочил с кровати, собираясь пуститься в пляс, но тут в залу вошла Паола Витале.
– Леопольдо, я приготовила кушать. Идем на кухню. Я столько всего наготовила. Живя со своей пол… Ангеликой, ты, небось, уже и забыл, что такое хорошо питаться. Посмотри на себя. Худой какой.
Находясь под впечатлением от нарисованной в своем воображении картины счастливого будущего с Ангеликой, Леопольдо приблизился к матери, обнял ее за плечи и произнес:
– Идем, мама. Напомнишь сыну, что значит хорошо питаться.
Лицо Паолы Витале расцвело широкой улыбкой. Женщина собралась что-то сказать, но только махнула рукой. Уже входя на кухню, Паола Витале подняла голову и посмотрела на сына.
– Ты мне так и не сказал, когда возвращается Ангелика. Если она уехала надолго, ты можешь приходить в отчий дом и кушать с нами.
– Ангелика уехала надолго, мама, – Леопольдо решил сказать правду. – Ей предложили работу в Милане. Когда она вернется, я не знаю, как не знаю и того, вернется ли она вообще.
– Правда?! – воскликнула Паола Витале и остановилась на пороге кухни, растерянное выражение появилось на ее лице, но не прошло много времени, как кончики губ женщины изогнулись в радостной улыбке. – Какая новость, Леопольдо, какая новость… Идем скорее кушать. Риболлита стынет.
Едва узнав, что Ангелика уехала в Милан и, быть может, даже не вернется в Ареццо, Паола Витале решила основательно взяться за обустройство жизни собственного сына. На следующий день, а это было воскресенье, Леопольдо встречался с одним из старых друзей, Тизиано. Они как раз обсуждали новую машину Тизиано, когда позвонила Паола Витале и попросила сына не опаздывать на ужин, так как она пригласила гостей.
Новость Леопольдо не понравилась. Уж очень довольным был голос у матери. Он бросил взгляд на часы. Маленькая стрелка только пустилась в путь к семи часам, большая – застряла на пяти минутах. Леопольдо подумал, что неплохо бы вернуться домой пораньше, чтобы успеть принять душ к приходу гостей. Несмотря на вечернее время на улице было жарко, и его рубашка с коротким рукавом успела пропитаться потом, с запахом которого не могла справиться и туалетная вода.
Леопольдо попрощался с Тизиано, вскочил в машину и поехал домой. Когда он подъезжал к дому, его охватило непонятное волнение, которое только усилилось, едва он приблизился к двери собственной квартиры. За дверью отчетливо слышались голоса. Похоже, гости также решили прийти раньше.
Леопольдо прислонил ухо к двери и прислушался. Голос матери он узнал сразу, а вот чтобы узнать другие голоса, ему пришлось напрячь память.
– Ну, конечно же! – хмыкнул Леопольдо, узнав голоса. – Синьора Риччи и Софи. Кому же это еще быть, как не им… И когда же она угомонится? – Леопольдо вспомнил о матери. – Нет, на такое чудо и надеяться не стоит.
Леопольдо вытащил из кармана ключ и сунул в замочную скважину, провернул, голоса стихли. Леопольдо открыл дверь и вошел в квартиру. Из кухни появилась Паола Витале, раскрасневшаяся, улыбающаяся, в фартуке и с руками, испачканными в тесте.
– Привет, Леопольдо! Как хорошо, что ты уже пришел! У нас гости!
– Кто?! – в притворном изумлении воскликнул Леопольдо.
– Хорошие люди, Леопольдо. Синьора Риччи и Софи, чуть позже придет отец, синьор Риччи и Агата.
– Как здорово! А что празднуем?
– Празднуем? Ничего не празднуем. Собрались поужинать вместе, будто одна большая семья.
– Здорово, мама. Пойду приму душ, – сказал Леопольдо и направился в ванную.
В зале ни синьоры Риччи, ни Софи не оказалось. По всей видимости, они помогали матери на кухне. Ничего, поздороваться с ними он еще успеет. Хорошее расположение духа еще не успело покинуть Леопольдо, поэтому он совсем был не против поиграть в игру, которую затеяла его мать. Скоро они с Ангеликой поженятся, и тогда матери придется сдаться, а пока пусть потешит свое самолюбие.
Леопольдо пробрался в ванную и спустя мгновение уже стоял под теплой струей воды. Он любил мыться в теплой воде и даже горячей, но только не в холодной. Холодная вода в душе, заставлявшая его тело испытывать сильный стресс, никак не укладывалась в его понятие la dolce vita.
Приняв наскоро душ, Леопольдо выбрался из душевой кабинки и потянулся за полотенцем. К своему удивлению, на вешалке, где оно обычно висело, полотенца он не обнаружил. Леопольдо окинул взглядом ванную в поисках полотенца или чего-нибудь такого, что можно было использовать взамен, но в ванной как будто ветер пронесся – ни полотенца, ни даже банного халата, который, он хорошо это помнил, еще утром висел на вешалке рядом со злополучным полотенцем.
Недовольное выражение появилось на лице Леопольдо, когда он догадался, кто был тем невидимым таинственным ветром. Конечно же, это могла быть только его мать, решившая в очередной раз приубраться в квартире.
Леопольдо посмотрел на брюки и рубашку, которые он снял перед тем, как забраться в душевую кабинку. Одевать на мокрое тело их ему совершенно не хотелось. Оставалось подождать, пока тело обсохнет или… Леопольдо не любил ждать, для этого ему часто не хватало терпения, поэтому ухватлся за второй вариант выхода из сложившейся ситуации. Он приблизился к двери ванной комнаты, приоткрыл ее и выглянул. Вокруг было ни души, только с кухни неслись голоса – его матери, синьоры Риччи, и время от времени к этим двум доминирующим голосам присоединялся тонкий голосок Софи.
Леопольдо собрался, было, проскочить в спальню, где в шкафу находились полотенца, но передумал, осознав, что его мокрые ноги оставят следы на дорожках и коврах, уложенных на полу по всей квартире. Мокрые следы на дорожках, оставленные его пятками, матери это точно не понравится.
Леопольдо посмотрел в сторону кухни, откуда все явственнее доносились изумительные ароматы. У него появилась еще одна идея, и как многие гениальные идеи она оказалась такой же простой.
– Мама! – Леопольдо решил привлечь мать на помощь. Голоса на кухне стихли.
– Леопольдо?! Ты звал меня?! – в коридоре появилась Паола Витале.
– Звал. Принеси мне, пожалуйста, чистое полотенце. После твоего вторжения в ванной стало нечем вытереться.
– Сейчас, Леопольдо, будет тебе полотенце.
Леопольдо прикрыл за собой дверь и опустился на корточки. Умиротворение, наполненное легкой грустью и тоской, наполнило его сердце, когда он вспомнил об Ангелике. Хотелось услышать ее голос, а еще лучше обнять, ощутить губами нежность ее губ. Ничего, пройдет совсем немного времени, и тогда он не только увидит девушку, но и обнимет ее, поцелует, не спеша, вдоволь наслаждаясь ощущениями в груди, а потом, когда его губы захотят разнообразия, он начнет покрывать поцелуями шею девушки, грудь, поласкает соски, спустится к животу. Мечтательная улыбка тронула губы Леопольдо, когда он представил, как это все будет происходить вживую.
– Это тебе, Леопольдо, – услышал Леопольдо над головой.
Леопольдо вскочил от неожиданности. Рука инстинктивно прикрыла пенис.
– Софи? Ты тут что делаешь?
Девушка стояла на пороге ванной комнаты и держала в руках голубое, как небо ясным солнечным днем, полотенце. Накрашенные ярко-красной помадой губы исказила совсем не смущенная улыбка, взгляд девушки то и дело перепрыгивал с лица Леопольдо на его худощавое тело. Желтый сарафан плотно облегал полноватое тело. Волосы на голове девушки были уложены в нечто похожее на птичье гнездо.
– Я принесла тебе полотенце, – как ни в чем ни бывало, сказала Софи. – Держи.
– Спасибо, – Леопольдо протянул руку и взял полотенце.
Софи еще раз бросила взгляд на руку Леопольдо, за которой прятался, будто паук за шкафом пенис, развернулась и двинула на кухню.
Леопольдо закрыл дверь в ванную на защелку, вытерся полотенцем, затем повесил полотенце на вешалку и оделся.
– Пожалуй, игра матери затянулась. Пора с ней кончать, – пробормотал он, открыл дверь и вышел из ванной комнаты.
Леопольдо елозил ложкой по тарелке с аквакоттой[43], вылавливая грибы, и слушал щебет справа, где синьора Риччи с его матерью обсуждали недавнее посещение парикмахерской их совместной подругой синьоры Пеларатти. В канун своего дня рождения женщина захотела сделать химическую завивку волос. Сделала. Теперь носит парик, так как после похода в парикмахерскую волос у нее на голове осталось не так уж и много.
Происшествие с синьорой Пеларатти сильно позабавило Паолу Витале и синьору Риччи, они то и дело смеялись и не переставали отпускать шуточки по поводу новой прически синьоры Пеларатти.
Напротив Леопольдо сидели Софи и ее младшая сестра. Девушки все время о чем-то шептались и хихикали, то и дело бросали веселые взгляды на Леопольдо. По левую сторону от Леопольдо сидели его отец и синьор Риччи. Мужчины, в отличие от своих жен, большей частью уделяли время еде, а не разговорам, если же и начинали заговаривать, то ограничивались небольшими комментариями о газетных новостях.
Леопольдо то и дело посматривал на часы, думая о том, когда же семейство Риччи встанет из-за стола и начнет прощаться, желать спокойной ночи и всяческих благ семейству Витале. Злился когда понимал, что это знаменательное событие произойдет не скоро, так как время было еще довольно-таки раннее, начало девятого.
Леопольдо хотел как можно скорее взять в руки мобильник и позвонить Ангелике. К несчастью, для этого ему пришлось бы оставить гостей и перебраться в спальню, но поступив так, он рисковал навлечь на себя недовольство матери. Казалось, он так и слышал ее слова: “Как это так, Леопольдо? У тебя гости дома, а ты занимаешься своими делами”.
С каждой минутой настроение Леопольдо портилось все больше. Совсем некстати в памяти всплыло недавнее происшествие в ванной комнате с Софи. К сожалению для Софи она не относилась к представителям женского пола, которым позволялось лицезреть Леопольдо в обнаженном виде. Прошло уже сколько времени, а Леопольдо до сих пор продолжал ощущать неловкость в груди. Нельзя было сказать, что он относился к стеснительным людям, но вот скромным был наверняка. Леопольдо злило даже не то, что Софи увидела его в чем мать родила (ну или почти увидела), а то, что в эти минуты девушка, судя по всему, обсуждала это происшествие с сестрой. Леопольдо злился и на мать, ведь кто как не она надоумила Софи принести Леопольдо в ванную полотенце, тем самым показать заботливость девушки. Злился Леопольдо и на себя, так как вполне можно было догадаться закрыть дверь на защелку, а не оставлять ее открытой. Кто ж знал, что вместо матери полотенце принесет Софи. Мать в таких случаях стучит, а вот Софи этому простому жесту приличия, видно, никто не научил.
Аппетит у Леопольдо пропал окончательно.
– Леопольдо, ты почему не ешь? – услышал Леопольдо голос матери.
– Нет аппетита, – признался Леопольдо, откладывая ложку в сторону.
– И настроения, вижу, у тебя тоже нет. Что случилось?
– Ничего не случилось.
– Может, вам с Софи стоит пойти погулять куда-нибудь? Проветришься, авось и настроение улучшится. Софи, ты же не против сходить с Леопольдо прогуляться? – Паола Витале посмотрела на девушку. Та лишь мотнула головой и бросила короткий взгляд на Леопольдо.
– Софи не против, Леопольдо, поэтому бери девушку и идите, погуляйте. Я правильно говорю? – Паола Витале обвела взглядом собравшихся за столом, словно судья присяжных.
– Правильно, правильно, – поддержала подругу синьора Риччи. – Иди Софи с Леопольдо. Нечего с сестрой шушукаться. Пошушукаешься с Леопольдо, – синьора Риччи рассмеялась, груди не иначе как шестого размера запрыгали под платьем баскетбольными мячами по площадке.
– Да не хочу я никуда идти! – чуть было не вырвалось у Леопольдо. Идти он действительно никуда не хотел, ни сам, ни тем более с Софи. Он любил Ангелику, поэтому даже просто пойти куда-нибудь с другой девушкой для него было равносильно измене. Любовь к Ангелике была для Леопольдо тем фактором, который сосредотачивал все его мысли и желания на Ангелике, служил лучшим предохранителем от соблазнов окружающего мира, как мнимых, так и реальных.
– Нет. Если вы не против, я хотел бы остаться дома, – сказал Леопольдо. – Мне завтра на работу.
– Никуда работа от тебя не убежит, Леопольдо, – настаивала Паола Витале. – Пойди с Софи, погуляйте перед сном.
Леопольдо чувствовал, как внутри поднимается волна сопротивления. Желание матери свести его с Софи начинало его нервировать. Почему она вмешивается в его жизнь? Неужели то, что она мать, дает ей хоть какое-либо право на это?
Узнай Паола Витале о том, какие мысли ожили в эти минуты в голове ее сына, она бы ужаснулась, а вот Ангелику она могла бы даже возненавидеть, так как, по ее убеждению, именно благодаря этой северянке ее сын и начал от нее отдаляться. Но Ангелику вряд ли стоило винить. Скорее виноватой была любовь Леопольдо к девушке, любовь, которая требовала от него храбрости и самостоятельности в отношениях с родителями, особенно с его матерью. Для Паолы Витале это было что-то новенькое, к тому же таким непохожим на ее сына, которого она всегда знала как верного и любящего сына, готового по первому ее зову забраться к ней под крыло. То, каким Леопольдо становился под влиянием чувства к Ангелике, особенно на второй год их отншений, когда они начали жить вместе, конечно же, не могло оставить ее безучастной. О полном отдалении сына от матери речи не было – сказывалось воспитание Леопольдо, в котором почитанию родителей отводилась едва ли не главенствующая роль. Но и того, что было, Паоле Витале видеть не хотелось, поэтому любые предпринимаемые ею попытки образумить сына, то есть вернуть его под родительское крыло, были для нее оправданными и необходимыми. Были для нее, но не для Леопольдо, который почувствовав вкус свободы и теплое тело Ангелики под боком, нисколько не собирался возвращаться под родительское крыло. Разве что кроме ужинов в родительском гнезде он ничего не имел против, конечно, если они происходили не каждый день. Все же время, проведенное вместе с Ангеликой, Леопольдо ценил больше, чем ужин в доме родителей.
– Мама, у меня нет никакого желания идти гулять. К тому же, как я могу идти гулять с другой девушкой, когда у меня есть фиданцата?
– Что ты такое говоришь, Леопольдо? – после небольшой заминки, вызванной словами сына, спросила Паола Витале. – О какой фиданцате ты толкуешь? Нет у тебя уже никакой фиданцаты.
– У меня есть Ангелика. Она и есть моя фиданцата. Или ты уже забыла об этом?
– Эта полентонэ, как я всегда и говорила, карьеристка. С такими как она и муж, и дети несчастны. Карьеристкам не семья нужна, а карьера. Где сейчас твоя, так называемая фиданцата? Что-то я ее не вижу, – Паола Витале повертела головой по сторонам. – Вернулась на Север, а про тебя уже и забыла давно. Зачем нам такая фиданцата? – Паола Витале взглянула на синьору Риччи в поисках поддержки.
– Такому красавцу как ты, Леопольдо, совершенно не нужна, – закивала та, соглашаясь с подругой, при этом хлопая ресницами в сторону Леопольдо. – Вот посмотри на мою Софи, – синьора Риччи перевела взгляд на старшую дочь. – С такой как она и муж будет ухожен, и дети накормлены. Я не удивлюсь, если твоя фиданцата уже успела найти тебе замену там, куда уехала. Карьеристки они такие. У них ни совести, ни чести нет… Что я только вспомнила, Паола, – синьора Риччи распахнула глаза и посмотрела на мать Леопольдо. – Ты знаешь дочку синьоры Конти? Марию Терезу?.. Ой, что я только знаю, Паола! Сейчас она работает продавщицей в магазине, а совсем недавно была простой уборщицей в этом же магазине. А ты знаешь, Паола, как она стала продавщицей? – синьора Риччи замахала руками, разволновавшись. – Говорят, она, прости меня, Господи, переспала с синьором Джиордано, владельцем этого магазина. Ужас-то какой!
– Вот-вот, послушай, Леопольдо, что синьора Риччи говорит. Вот на что способны карьеристки. Ничего святого для них нет. Господи, спаси, убереги.
Леопольдо молчал, уставившись взглядом в тарелку перед носом и пытался унять хаос, возникший в голове. Ему хотелось сорваться, наговорить грубостей, нахамить. Как только они могут сравнивать Ангелику с какой-то там Марией Терезой? Это же все равно, что сравнивать чистое, девственное небо с грязной, пользованной каждым землей.
– Они ничего не понимают, – думал Леопольдо, сдерживая себя из последних сил. – Они не знают, что говорят. Ангелика не такая. Она совсем не такая. Она любит меня, а я люблю ее, и совсем скоро мы поженимся.
Совсем некстати память подбросила "подарки" в виде воспоминаний о Винченцо, который спит и видит в своей кровати Ангелику, а еще этот чертов Теодоро, врач из Флоренции, который летел с Ангеликой в Милан.
– Что вам всем надо от Ангелики! – хотелось заорать Леопольдо.
– Она моя! МОЯ! Она не такая как другие! И скоро мы поженимся!
– Что вы пристали к Леопольдо? – вступился за сына Умберто Витале. – Оставьте моего мальчика в покое. Прости меня, Паола, но его сердце лучше тебя знает, с кем оно хочет провести остаток жизни.
– Что ты такое говоришь, Умберто? Помолчи лучше. Не вмешивайся не в свое дело. Я не хочу, чтобы у нашего мальчика жена была карьеристкой, даже еще хуже – карьеристкой-полентонэ.
– Мы скоро поженимся, – пробормотал Леопольдо, сосредоточившись на собственных мыслях. – Мы скоро поженимся.
– Что ты там бормочешь, Леопольдо? – Паола Витале взглянула на сына. – Если что-то говоришь, то говори громче, чтобы тебя могли услышать все.
– Мы скоро поженимся, – Леопольдо повысил голос. – Слышишь, мама? Мы скоро поженимся.
– На ком это ты решил жениться, Леопольдо? – Паола выглядела удивленной.
– Мы скоро с Ангеликой поженимся, – Леопольдо посмотрел на мать.
– Что за глупости ты такие говоришь, Леопольдо? Ты что, никак не можешь понять, что твоя полентонэ оставила тебя?
– Да перестань же ты называть Ангелику полентонэ! – вскипел Леопольдо, едва не ударив ладонью по столу. – Сколько раз тебя можно просить?! Это ты никак не можешь понять, что мы давно все с Ангеликой спланировали! Она уехала в Милан, а скоро и я к ней присоединюсь. И хочешь ты этого или нет, но мы поженимся. По-же-ни-мся, – Леопольдо сверкнул на мать глазами, затем будто опомнился, опустил взгляд и уставился в столешницу.
Тишина воцарилась в квартире. Паола Витале сидела с открытым ртом. Пораженный взгляд был устремлен на сына. Ресницы хлопали с только им понятной частотой, то быстро-быстро, то медленно-медленно, словно у них заканчивался заряд. Синьора Риччи что-то выискивала глазами в своей тарелке. Синьор Риччи исподлобья поглядывал на жену. Агата и Софи переглядывались, время от времени посматривая на родителей. И только Умберто Витале улыбался, правда, прятал улыбку, опустив голову и рассматривая скатерть на столе.
– Как ты сказал, Леопольдо? – Паола Витале очнулась, посмотрела по сторонам, перевела взгляд на сына. – Ты хочешь уехать на Север к своей пол… фиданцате? – казалось женщину не так обеспокоила вспышка ее сына, как его желание уехать из Ареццо. – Ты хочешь оставить нас с отцом, Леопольдо? А ты подумал, как мы будем жить без тебя? А работа… Ты что, надумал уволиться, Леопольдо? – в глазах Паолы Витале зажегся огонек недоверия, быстро сменившийся ужасом. – Этот ты так шутишь, да, Леопольдо? Скажи, что ты пошутил, – слезы набежали на глаза Паолы Витале.
Леопольдо почувствовал, как дрогнуло сердце, а на лбу выступила испарина.
– Это правда, мама. Через неделю я еду в Милан к Ангелике… Прошу прощения, – Леопольдо поднялся из-за притихшего стола, – мне надо позвонить Ангелике, пока она не легла спать.
Леопольдо вошел в спальню, включил свет и закрыл за собой дверь на защелку. Тело его трусило, ладони вспотели. Он не хотел этого, не хотел видеть слезы на глазах матери, не хотел кричать на нее. Так получилось.
Леопольдо прижался спиной к двери. Странное чувство овладело им. С одной стороны он чувствовал вину, с другой – целый океан удовлетворения растекался в груди. Самое трудное осталось позади. Он не хотел сообщать матери об отъезде до самого отъезда, так как знал, какой будет реакция матери на его решение. Но теперь она знает, осознание этого будто сняло тяжелую каменную плиту с плеч Леопольдо, придало ему сил и уверенности в будущем.
– Все будет хорошо, – прошептал Леопольдо и улыбнулся, вспомнив об Ангелике. – Я соскучился, моя невероятная, и хочу тебя слышать.
Леопольдо достал из кармана штанов мобильник, приблизился к кровати, лег и набрал номер Ангелики.
Леопольдо только закончил разговаривать с Ангеликой, положил мобильник на тумбочку и устремил взгляд за окно, туда, где ночь черной краской выкрасила мир, но сделала это как-то по-по-дилетантскиоставив множество белых точек на спящем небосводе. Тишина заглядывала в окно, каким-то неведомым образом проникала в комнату и дальше. Леопольдо слышал, как ушло семейство Риччи, не забыв пожелать всего хорошего семейству Витале. И сейчас в квартире было так же тихо, как и на улице.
– И родители ушли, – подумал Леопольдо, вслушиваясь в тишину. – Хотя нет, они не могли уйти не попрощавшись. Отец уж точно.
Укол совести заставил его снова пожалеть о том, как он обошелся с матерью. В очередной раз Леопольдо укорил себя за несдержанность и в очередной раз пообещал себе на будущее быть более сдержанным. Должно быть, так на него подействовал долги разговор с Ангеликой, его волшебной любовью. В эти минуты Леопольдо ощущал, как в груди ширится и ширится безграничное спокойствие, словно мир исчерпал себя на всевозможные злоключения и напасти, и единственное, что осталось – это море благодати, добра и надежды. Даже то, что уже вторая ночь пройдет в этой комнате без Ангелики, не могло поколебать те светлые чувства, что теплились внутри Леопольдо. Да и к чему печаль. Через неделю он увидит Ангелику, а там будет много, очень много ночей, проведенных в объятиях друг друга.
В дверь постучали. Леопольдо отвернулся от окна и посмотрел на дверь, затем поднялся на ноги, прошел к двери и открыл ее.
– Не помешал? – Умберто Витале взглянул на сына и улыбнулся.
– Нет, папа, проходи, – Леопольдо отступил в сторону, освобождая проход.
Умберто Витале прошел в комнату и опустился на один из стульев, подпиравших комод по бокам. Леопольдо прикрыл за отцом дверь и вернулся на кровать.
– Хотел поговорить с тобой, – Умберто Витале оперся спиной о спинку стула. – Ты уже окончательно решил перебраться на Север?
– Да. Через неделю еду в Милан.
– И что дальше? Где будешь жить? Деньги чем будешь зарабатывать? – Умберто Витале не упрекал, даже голос не повышал, казалось, он был совершенно не против переезда сына, только хотел выяснить беспокоившие его детали.
– У родителей Ангелики квартира, но мы с Ангеликой хотим жить отдельно. Наверное, снимем квартиру. Работу Ангелика обещала подыскать. Говорила, у ее отца есть друг, адвокат, директор юридической фирмы, возможно у него найдется для меня работенка.
– Хорошо, – Умберто Витале кивнул и потер пальцами подбородок. Судя по легкой улыбке, появившейся у него на лице, ответом сына он остался доволен. – У тебя есть какие-то сбережения на первое время, если вдруг работу придется подождать?
– Есть немного.
– Хорошо, – повторил Умберто Витале. – Перед отъездом зайдешь к нам с матерью домой, я дам тебе еще немного.
– Спасибо.
– О матери не беспокойся. Рано или поздно она смирится с судьбой и примет Ангелику в качестве невестки. Ангелика хорошая девушка, может, не идеальная, но хорошая. И чтобы ни говорила Паола, Ангелика будет хорошей матерью. Когда вы надумали расписаться?
– Э-э-э… вообще-то мы об этом с Ангеликой еще не говорили, – смущенная улыбка коснулась губ Леопольдо. – Решил, как только приеду в Милан, так сразу же поговорю с Ангеликой.
– Ну, если надумал, тогда бог тебе в помощь, – Умберто Витале поднялся на ноги и направился к двери. – Если ты действительно хочешь, чтобы Ангелика была твоей женой, то и тянуть нечего, смело бери Ангелику под руку и веди в мэрию. Если чувствуешь, что твое, тогда держи и не отпускай… Я поеду домой. Мать на тебя все еще обижается, поэтому уехала с семейством Риччи. Но уверен, ты не успеешь лечь спать, как она позвонит пожелать тебе спокойной ночи. Идем, проводишь меня, – Умберто Витале открыл дверь и вышел в коридор.
Они оделись и спустились на улицу, где у дороги стоял старенький "фиат" отца Леопольдо. На улице было тихо и тепло. Из окон домов, стоявших по обе стороны улицы, рекой лил свет, смешивался со светом фонарей, тем самым возвращая миру некое подобие светлого времени суток.
– Ты же нам с матерью сообщишь, когда надумаешь вести Ангелику в мэрию? – Умберто Витале улыбнулся и похлопал сына по плечу. – Иначе твоя мать будет обижаться на тебя до конца жизни, если не будет присутствовать при росписи своего единственного сына. Ты только представь, что о ней будут говорить люди. Она этого точно не переживет, – Умберто Витале рассмеялся.
– Конечно, сообщу, – улыбнулся Леопольдо. – Как только наметим с Ангеликой день, сразу позвоню и сообщу, чтобы вы заранее готовились.
– Вот теперь я могу ехать, – кивнул Умберто Витале, забираясь в салон машины. – Не забудь перед отъездом в Милан зайти к нам с матерью домой.
– Не забуду.
Умберто Витале завел двигатель, махнул рукой сыну на прощание и, не спеша, покатил по улице. Леопольдо проводил машину отца взглядом до ближайшего поворота, затем развернулся и направился домой, провожаемый тусклым светом фонарей.
Глава 7
Леопольдо боялся, что следующая неделя, неделя без Ангелики, будет тянуться долго, чертовски долго для его любящего сердца. К счастью работа и хлопоты, связанные с переездом, не позволяли ему надолго погружаться в океан грусти и тоски. И все же выкинуть мысли об Ангелике из головы надолго Леопольдо не удавалось. Когда становилось особенно тяжело, он брал в руки мобильник, набирал номер Ангелики и наслаждался разговором с девушкой. Только вот днем времени для разговоров почти не было, так как и у него, и у Ангелики дневное время занимала работа, но вот вечером, особенно перед сном (раньше получалось редко, так как Паола Витале настояла на том, чтобы после работы Леопольдо ехал домой к родителям на ужин) они говорили часто и подолгу. Так Леопольдо узнал, что Ангелика подыскала им небольшую квартиру на Виа Джорджио Савоя в Милане недалеко от станции метро Abbiategrasso Chiesa Rossa. В отличие от Леопольдо у Ангелики не было машины, поэтому наличие станции метро рядом с домом девушку не могло не радовать.
Нежелание Ангелики покупать машину было для Леопольдо еще одной монеткой в копилку его непонимания девушки. Леопольдо считал, что собственная машина – обязательный атрибут собственной la dolce vita, как и собственный дом. Но для Ангелики la dolce vita заключалась в первую очередь в здоровом образе жизни, поэтому она предпочитала передвигаться по городу преимущественно на своих двух, к тому же постоянные пробки на дорогах и дорогой бензин только подкрепляли ее уверенность в необоснованности покупки собственной машины. Для Леопольдо такое отношение Ангелики было странным, но не более, большей частью он благосклонно смотрел на такие странности девушки, так как все остальные элементы его la dolce vita, а именно собственный дом, деньги, семья, дети, для Ангелики были также важны, как и для него самого.
Леопольдо обрадовался, когда услышал от Ангелики, что с жильем в Милане проблемы у них уже нет, но обрадовался он еще больше, когда узнал, что синьор Ломбарди, тот самый друг отца Ангелики, у которого имелась своя юридическая фирма, готов взять Леопольдо на работу. Отсутствие для Леопольдо каких-либо хлопот, связанных с поиском квартиры и работы в Милане окончательно прогнали из его сердца грусть и печаль, и теперь дня отъезда он ждал даже с нетерпением.