Противостояние Кинг Стивен

— Она уже на пятом. Но, Ральф, скажи, он уверен, что эти дети умерли от супергриппа? Он уверен в этом?

— Нет, он не уверен, и об этом ты тоже должен сказать Фрэнни. Он сказал, что причины смерти могли оказаться самыми разными… пища, которую приходилось есть матери… что-то наследственное… респираторная инфекция или, может быть, они просто были, понимаешь ли, дефективными. Он сказал, что, возможно, дело в резус-факторе, правда, я не знаю, что это такое.

— Мы с Гленом говорили об этом, — сказал Стью убитым голосом, — еще в тот день, когда мы впервые встретились. Это было четвертого июля. Кажется, это было так давно… но так или иначе, если эти дети действительно умерли от супергриппа, возможно, это означает, что лет через сорок-пятьдесят мы оставим землю в наследство крысам, мухам и воробьям.

— Когда дети умерли, они были в сорока милях к западу от Чикаго, и Ричардсон убедил их вернуться, чтобы сделать вскрытие в больнице. Он сказал, что может точно выяснить, был ли это супергрипп. Он насмотрелся на него в конце июня. Как и все доктора.

— Да.

— Но утром детей уже не было. Женщина похоронила их и не хотела говорить где. Два дня они раскапывали землю вокруг лагеря, рассчитывая на то, что она не могла уйти слишком далеко от лагеря или закопать их очень глубоко. Но они ничего не нашли, а она продолжала хранить молчание, сколько они ей ни объясняли, как это важно. Бедная женщина совсем тронулась.

— Я могу ее понять, — сказал Стью, думая о том, как Фрэн хочется ребенка.

— Доктор сказал, что даже если это и был супергрипп, то, может быть, двое переживших эпидемию людей могут произвести на свет ребенка, обладающего иммунитетом, — сказал Ральф с надеждой.

— Шансы на то, что отец ребенка обладал иммунитетом, составляют один против миллиона, — сказал Стью. — Во всяком случае, его нет среди нас.

— Извини, что мне пришлось рассказать тебе это, Стью. Но я подумал, что тебе лучше узнать об этом. Чтобы рассказать ей.

— Не представляю, как я сделаю это, — сказал Стью.

Но вернувшись домой, он обнаружил, что кто-то его опередил.

— Фрэнни?

Ответа не последовало. Ужин был на плите — подгорелый, — но квартира была темной и тихой. Стью вошел в гостиную и огляделся.

— Крошка?

Он прошел в спальню, и она оказалась там. В полумраке она лежала на кровати и смотрела в потолок. Лицо ее распухло от слез.

— Привет, Стью, — сказала она тихо.

— Кто рассказал тебе? — спросил он раздраженно. — Кому так не терпелось поделиться приятными новостями? Кто бы это ни был, я вырву его чертов язык.

— Это Сью Стерн. Она узнала от Джека Джексона. У него есть радиопередатчик, и он слышал, как Ральф разговаривал с этим доктором. Она подумала, что лучше поскорее рассказать мне, пока это не сделал кто-нибудь другой. Бедняжка Фрэнни. Обращайся бережно. Не открывай до Рождества. — Из горла у нее вырвался сдавленный смешок. В этом звуке слышалась такая скорбь, что Стью чуть было сам не заплакал.

Он пересек комнату, лег рядом с ней на кровать и откинул волосы с ее лба.

— Радость моя, но ведь это пока еще не точно.

— Я знаю. И, может быть, даже если это супергрипп, у нас будут свои дети. Но я хочу этого. Разве это так уж плохо?

— Нет, конечно, нет.

— Я лежала здесь и ждала, чтобы он задвигался или что-нибудь в этом роде. Я ведь ни разу не чувствовала, как он двигается, с той ночи, когда Ларри приходил искать Гарольда. Помнишь?

— Да.

— Я почувствовала, как он зашевелился, но не стала тебя будить. Теперь я жалею об этом. — Она снова начала плакать, закрыв лицо руками.

Стью убрал руку, вытянулся рядом с ней и поцеловал ее. Она исступленно обняла его, но потом тело ее обмякло.

— Теперь мне остается только ждать. И как же долго мне придется ждать, чтобы проверить, умрет ли мой ребенок, не прожив и дня за пределами моего тела.

— Ты будешь ждать не в одиночестве, — сказал он.

Она крепко обняла его, и долгое время они лежали без движения, прижавшись друг к другу.

Прошло минут пять с тех пор, как Надин Кросс вернулась в гостиную своего старого дома, чтобы собрать кое-какие вещи, и лишь тогда она заметила его на стуле в углу. На нем были одни только трусы, большой палец его был засунут в рот, а его странные серо-зеленые китайские глаза пристально наблюдали за ней.

— Джо… то есть Лео… ну и напугал же ты меня, — сказала она слабым голосом.

Джо ничего не ответил.

— Почему ты не с Ларри и не с мамой-Люси?

Нет ответа.

— Ты не можешь оставаться здесь, — сказала она, пытаясь вразумить его, но прежде чем она продолжила свою речь, она поймала себя на мысли о том, как долго он уже здесь находится.

Это было утро двадцать четвертого. Последние две ночи она провела у Гарольда. Неужели он сидел здесь с пальцем во рту уже двое суток? Мурашки пробежали у нее по спине, и с чувством, похожим на отчаянье, она поняла, насколько же она изменилась. Когда-то она бесстрашно спала рядом с этим маленьким дикарем, в те времена, когда он был вооружен и опасен. Теперь он был безоружен, но она была охвачена ужасом. Она подумала, что (Джо? Лео?) полностью избавился от своего прежнего «я». Теперь оно вернулось.

— Ты не можешь оставаться здесь, — сказала она. — Я просто пришла, чтобы забрать кое-какие вещи. Я выезжаю. Я переселяюсь к… одному мужчине.

Но мужчина ли Гарольд? — усмехнулся какой-то внутренний голос. А я-то думал, что он всего лишь средство дойти до конца.

— Лео, послушай…

Он покачал головой, едва заметно, но определенно. Его сверкающие глаза неподвижно уставились на ее лицо.

— Ты больше не Лео?

Он кивнул.

— Ты Джо?

Снова кивок, такой же призрачный.

— Ну, хорошо. Но ты должен понять, что кто бы ты ни был, это ничего не меняет, — сказала она, пытаясь сохранить терпение. — Этот период наших жизней — когда мы с тобой были вместе и были предоставлены сами себе, — он уже отошел в прошлое. Ты изменился. Я изменилась. И мы не можем измениться в обратную сторону.

Но его странные глаза по-прежнему смотрели на нее, словно отрицая эти слова.

— И прекрати на меня смотреть, — резко сказала она. — Это очень невежливо.

Теперь в его взгляде, казалось, появился легкий оттенок упрека. Он словно говорил ей, что так же невежливо бросать людей в одиночестве, а еще более невежливо лишать их своей любви, когда она все еще нужна им.

— Но ты ведь не в одиночестве, — сказала она и стала подбирать уроненные на пол книги. — У тебя есть Ларри и Люси. Они нужны тебе, и ты нужен им. Ну, по крайней мере, ты нужен Ларри, а этого достаточно, потому что ей нужно то же самое, что и ему. Она похожа на листок копирки. Многое изменилось в моей жизни, Джо, и не я в этом виновата. Так что перестань шантажировать меня.

Она убрала книги в рюкзак застегнуть пряжки, но пальцы ее дрожали. Молчание становилось все более и более тяжелым.

Наконец она встала и надела рюкзак на плечи.

— Лео.

Она попыталась говорить спокойно и рассудительно, точно так же, как она говорила с трудными учениками. Но это оказалось невозможным.

— Впрочем, дело тут не в Ларри и не в Люси, — злобно сказала Надин. — Дело в этом старом мешке с дерьмом, так ведь? В этой глупой старухе в качалке, которая усмехается миру своими фальшивыми зубами. Но теперь она ушла, и ты прибежал ко мне обратно. Но такие штучки у тебя не пройдут, ты слышишь? Не пройдут!

Джо не произнес ни слова.

— А когда я умоляла Ларри… опустилась на колени и умоляла его… он даже ухом не повел. Он слишком был занят своей ролью крутого мужика. Так что изволь убедиться, во всем этом нет ни грана моей вины. Ниграна!

Мальчик продолжал бесстрастно смотреть на нее.

К ней стал возвращаться ее ужас, вытесняя бессвязную ненависть. Она поднялась назад к двери и рукой попыталась нащупать ручку. Наконец ей это удалось, и она распахнула дверь, с наслаждением почувствовав волну холодного воздуха.

— Иди к Ларри, — пробормотала она. — Прощай, паренек.

Она выбежала за дверь, села на мотороллер и отправилась к Гарольду. Добравшись до его дома, она немного пришла в себя. Но она знала, что если она хочет сохранить душевное здоровье, ей надо покинуть Зону как можно скорее.

Двадцать пятого августа Постоянный Комитет Свободной Зоны Боулдера организовал в аудитории Мюнцингера второй общий митинг. Митинг прошел хорошо. Сначала все спели национальный гимн, но на этот раз глаза у большинства людей остались сухими — это была всего лишь часть ритуала. Был избран Комитет по учету численности населения, во главе которого была поставлена Сэнди ДюШьен. С четырьмя помощниками она немедленно стала расхаживать по аудитории, считая головы и записывая имена. К концу митинга под оглушительные аплодисменты она заявила, что население Свободной Зоны к настоящему моменту насчитывает восемьсот четырнадцать человек.

В последнем ряду Гарольд повернулся к Надин и шепнул ей на ухо:

— А теперь, леди и джентльмены, праздник свободной любви объявляется открытым.

Она улыбнулась ему медленной, томной улыбкой, от которой у него закружилась голова.

Стью был единогласно избран судебным исполнителем Свободной Зоны.

— Я буду стараться изо всех сил, — сказал он. — И некоторые из вас, кто аплодирует мне сейчас, могут позднее изменить свое мнение, когда я застану их за каким-нибудь неподобающим делом. Слышишь меня, Рич Моффат?

Последовал общий взрыв смеха. Рич, пьяный, как свинья, тоже захохотал.

— Но, на мой взгляд, у нас нет никаких причин для неприятных происшествий. Основная работа судебного исполнителя заключается в том, чтобы не позволять людям причинять друг другу вред. А среди нас вряд ли найдутся такие, кто хотел бы причинить вред кому бы то ни было. И так уже пострадало слишком много людей. Наверное, это все, что я хотел сказать.

Публика устроила ему продолжительную овацию.

— А теперь следующий пункт, — сказал Стью, — имеющий отношение к проблеме судебного исполнителя. Нам нужно избрать пять человек в Комитет по Соблюдению Законности, а то у меня одного рука не поднимется запереть кого-нибудь в тюрьму, если дело дойдет до этого. Какие будут кандидатуры?

— Как насчет Джаджа? — закричал кто-то.

— Да, Джадж, чертовски правильно! — закричал кто-то другой.

Шеи вытянулись в ожидании того, что Джадж поднимется с места и согласится взять на себя ответственность в своем обычном цветистом стиле. Стью и Глен переглянулись смущенно: комитет должен был предвидеть эту возможность.

— Его здесь нет, — сказал кто-то.

— Кто-нибудь видел его? — расстроенным голосом спросила Люси Сванн. Ларри недовольно взглянул на нее, но она продолжала оглядывать зал в поисках Джаджа.

— Я видел его.

Заинтересованный ропот раздался вокруг когда с места встал Тедди Вейзак.

— Где?

— Где это было, Тедди?

— В городе?

— Что он делал?

Тедди Вейзака передернуло от этого шквала вопросов.

Стью постучал молоточком.

— Тише, ребята.

— Я видел его два дня назад, — сказал Тедди. — Он ехал на «лендровере». Сказал, что отправляется в Денвер на денек. Но не сказал зачем. Мы перекинулись парой шуток по этому поводу. Мне показалось, что он был в очень хорошем настроении. Вот и все, что я знаю.

Стью снова постучал молоточком.

— Очень жаль, что Джаджа здесь нет. По-моему, это была прекрасная кандидатура, но раз его здесь нет, то какие будут еще предложения?

— Нет, мы не можем это так оставить! — запротестовала Люси, вскочив с места. — Джадж Фэррис — старик. Что если он в Денвере заболеет и не сможет вернуться?

— Люси, — сказал Стью. — Денвер очень велик.

Странное молчание воцарилось в зале. Люси села на место, и Ларри обнял ее одной рукой. Лицо ее было бледным.

Председателем Комитета по Соблюдению Законности был избран Эл Банделл, пришедший в Боулдер вместе с группой доктора Ричардсона.

Бледный и взволнованный Бред Китченер подошел к кафедре, уронил свои записи, поднял их, перепутав все листы, и удовольствовался фразой о том, что они надеются вернуть электричество ко второму или третьему сентября. Это сообщение было встречено громом аплодисментов.

Следующим выступал Чед Норрис. Он сказал, что они хоронят мертвецов из чувства самой обыкновенной порядочности, и что никто из них не будет чувствовать себя в своей тарелке, пока последний труп не будет зарыт в землю, желательно до начала сезона дождей. Он попросил парочку добровольцев и мог бы набрать три дюжины, если бы захотел. В конце выступления он попросил встать и откланяться каждого члена Похоронной Команды.

Гарольд Лаудер привстал на одно мгновение и тут же опустился на место. После окончания митинга нашлись люди, заметившие, какой он отличный, но в то же время скромный парень. Но дело было не в скромности. Надин что-то жарко шептала ему на ухо, и он боялся надолго выставлять себя на всеобщее обозрение. Мощная эрекция распирала спереди его брюки.

Стью, Фрэн, Сью Стерн и Ник вместе отправились из кампуса обратно в город. Было уже почти одиннадцать тридцать.

— Прохладно, — сказала Фрэн. — Надо было мне одеть куртку поверх свитера.

Ник кивнул. Он тоже чувствовал холод. Вечера в Боулдере всегда были прохладными, но сегодня температура была едва ли выше пятидесяти по Фаренгейту. Это служило напоминанием о том, что странное и ужасное лето 1990 года подходит к концу. В который раз Ник пожалел, что Богу Матушки Абагейл пришелся по душе именно Боулдер, а не Майами, к примеру, или Новый Орлеан.

— Они застали меня врасплох, выдвинув Джаджа в комитет, — сказал Стью. — Нам следовало предвидеть это.

Фрэнни кивнула, а Ник быстро нацарапал в своем блокноте несколько слов. «Разумеется. Люди непременно обратят внимание и на отсутствие Тома и Дайны.»

— Думаешь, у них появятся подозрения? — спросил Стью.

Ник кивнул. «Они будут думать, что исчезнувшие ушли на запад. Навсегда.»

Все задумались, пока Ник доставал спички и сжигал свою записку.

— Хреново дело, — сказал Стью наконец.

— Конечно, он прав, — мрачно сказала Сью. — Что еще им остается подумать?

— Как нам повезло, что сегодня никто не заговорил о том, что происходит на западе, — сказала Фрэн.

Ник написал: «Очень повезло. Но в следующий раз нам не отвертеться от этого. Вот почему я предлагаю отложить очередной общий митинг на возможно более долгий срок. Может быть, недели на три. Как насчет пятнадцатого сентября?»

— Это нам удастся только в том случае, если Бред наладит электричество.

— Думаю, он справится, — сказал Стью.

— Я иду домой, — сказала Сью. — Завтра великий день. Дайна уезжает. Я провожу ее до Колорадо Спрингс.

— Ты уверена, что это тебе ничем не грозит, Сью? — спросила Фрэн.

Она пожала плечами.

— Как она приняла наше предложение? — спросила у нее Фрэн.

— Ну, она странная девушка. В колледже она много занималась спортом, особенно теннисом и плаваньем. Первые два года студенческой жизни она продолжала встречаться со своим школьным дружком. Ну, он был таким детиной в черной кожаной куртке, я — Тарзан, а ты — Джейн, так что убирайся-ка на кухню к своим кастрюлям и сковородкам. А потом ее соседка по комнате пару раз вытащила ее на митинги в поддержку женской эмансипации.

— И в конце концов она стала более эмансипированной, чем соседка, — предположила Фрэн.

— Сначала она стала активисткой женского движения, а потом и лесбиянкой, — сказала Сью.

Стью остановился, как громом пораженный.

— Пошли посмотрим, красавчик, — сказала ему Фрэнни, — нельзя ли тебе приделать застежку ко рту.

Стью закрыл рот, щелкнув зубами.

Сью продолжила свой рассказ.

— Этими двумя известиями она ввергла своего троглодита в полный транс, и он явился к ней с пушкой в руках. Она разоружила его. Она говорит, что это был главный поворотный пункт в ее жизни.

— Так она ненавидит мужчин? — спросил Стью, пристально глядя на Сью.

Сюзан покачала головой.

— Нет, сейчас она бисексуальна, Стюарт. Я надеюсь, ты не будешь давить на комитет, чтобы он принял законы против голубых?

— У меня и без того забот хватает, — пробормотал он, и все рассмеялись.

На следующее утро, направляясь на электростанцию, Стью встретил Сюзан и Дайну, направляющихся по бульвару Кэнион на паре мотоциклов. Он махнул им рукой, они остановились. Стью подумал о том, что никогда Дайна не выглядела такой хорошенькой. Волосы ее были стянуты сзади зеленым шелковым шарфом. Поверх рубашки и джинсов на ней был надет кожаный плащ. К багажнику был привязан спальный мешок.

— Стюарт! — крикнула она и приветственно замахала ему рукой, радостно улыбаясь.

«Лесбиянка?» — усомнился он.

— Похоже, вы собрались в небольшое путешествие, — сказал Стью.

— Разумеется. А вы никогда меня раньше не видели, так ведь?

— Точно, — сказал Стью. — Никогда. Курите?

Дайна вытащила одну сигарету из пачки «Мальборо» и прикрыла руками спичку.

— Будь осторожна, девочка.

— Обязательно.

— И возвращайся.

— Надеюсь вернуться.

Они посмотрели друг на друга в ярком свете позднего утра.

— А ты позаботься о Фрэнни, паренек.

— Обязательно.

— И не суди слишком строго своих сограждан.

— Тут им опасаться нечего.

Она выбросила сигарету.

— Что скажешь, Сюзи?

Сюзан кивнула и завела свой мотоцикл, улыбаясь слегка напряженно.

— Дайна?

Она взглянула на него, и Стью запечатлел у нее на устах нежный поцелуй.

— Счастливо тебе.

Она улыбнулась.

— Надо сделать это дважды, и тогда мне действительно повезет. Разве ты об этом не знаешь?

Он поцеловал ее снова, на этот раз более продолжительно и основательно. «Лесбиянка?» — вновь усомнился он.

— Фрэнни — счастливая женщина, — сказала Дайна. — Можешь ей меня процитировать.

Улыбаясь, Стью сделал шаг назад и не нашелся, что ответить. В двух кварталах через перекресток прогрохотал оранжевый грузовик Похоронного Комитета.

— Поехали, крошка, — сказала Дайна.

Они двинулись в путь, и Стью проводил их взглядом.

Сью Стерн вернулась через два дня. Она проводила Дайну до Колорадо Спрингс и смотрела ей вслед, пока она не превратилась в крошечную точку на горизонте. Потом она немного поплакала. Заночевала она в Моньюменте, но после полуночи ее разбудил тихий скулящий звук, исходивший, похоже из дренажной трубы, пролегавшей под сельской дорогой, рядом с которой она разбила свой лагерь.

Наконец она набралась мужества и направила луч фонарика в проржавевшую трубу. Внутри сидел исхудалый, дрожащий щенок в возрасте около шести месяцев. Он отполз в сторону, когда она попыталась к нему прикоснуться. Труба была слишком узкой, чтобы можно было в нее пролезть. Тогда она отправилась в Моньюмент, разбила витрину бакалейного магазина и вернулась обратно с полным рюкзаком консервов. Ее замысел удался. Уютно устроившись в одной из сумок, щенок отправился вместе с ней.

Дик Эллис пришел от щенка в полный восторг. Щенок оказался сукой ирландского сеттера, почти чистопородной. Дик высказал уверенность, что когда она подрастет, Коджак рад будет с ней познакомится. Новости разлетелись по Свободной Зоне, и в тот день о Матушке Абагейл больше не вспоминали, возбужденно обсуждая будущее собачьих Адама и Евы. Сюзан Стерн превратилась в местную знаменитость, и, насколько Комитету было известно, никому так и не пришло в голову удивиться, что же она делала в Моньюменте, который был расположен далеко на юг от Боулдера.

Но Стью запомнилось именно то утро, когда он провожал глазами Дайну и Сюзан, едущих по направлению к заставе Денвер-Боулдер. Потому что с того дня никто и никогда уже не видел Дайну по эту сторону Скалистых гор.

Двадцать седьмое августа. Уже почти стемнело. На небе горит Венера.

Ник, Ральф и Стью сидели на крыльце дома Тома Каллена. Том на лужайке играл в крокет.

«Пора», — написал Ник.

Стью тихо спросил у него, не надо ли им снова гипнотизировать Тома, но Ник покачал головой.

— Хорошо, — сказал Ральф. — Не думаю, что я смог бы снова вынести эту процедуру. — Повысив голос, он позвал Тома: — Том! Эй, Томми! Иди сюда!

Том побежал к ним, широко улыбаясь.

— Томми, пора идти, — сказал Ральф.

Улыбка исчезла с лица Тома. Он словно впервые обратил внимание на то, что наступают сумерки.

— Идти? Сейчас? Ей-Богу, нет! Когда темнеет. Том ложится в постельку. Тому не нравится ходить по улице в сумерках. Том боится злого буки. Том… Том…

Он замолчал и впал в тупое оцепенение. Потом он вышел из этого состояния, но не так, как обычно. Это было похоже не на внезапное воскрешение, мощным потоком захлестывавшее его тело, а на медленный, неохотный, печальный ручеек.

— Идти на запад? — спросил он.

Стью положил руку ему на плечо и сказал:

— Да, Том. Если ты в силах сделать это.

— По дороге.

Из горла Ральфа вырвался сиплый, приглушенный звук, и он ушел на задний двор. Похоже, Том этого не заметил. Его взгляд переходил со Стью на Ника и обратно.

— Идти ночью. Спать днем. И увидеть слона.

Ник кивнул.

Ларри принес Тому рюкзак, и он медленно надел его на плечи.

— Будь осторожен. Том, — глухо сказал Ларри.

— Осторожен. Ей-Богу, да.

Стью запоздало подумал о том, не стоит ли им дать Тому с собой одноместную палатку, и отверг эту мысль. Даже с маленькой палаткой ему не справиться.

— Ник, — прошептал Том. — Я действительно должен сделать это?

Ник положил руку Тому на плечи и медленно кивнул.

— Ну хорошо.

— Просто иди по большому четырехрядному шоссе, Том, — сказал Ларри. — По N70. Ральф отвезет тебя туда на своем мотоцикле.

— Да, Ральф.

Он замолчал. Ральф вышел из-за дома, яростно вытирая глаза цветным шейным платком.

— Ты готов. Том? — спросил он хрипло.

— Ник? Когда я вернусь, этот дом будет по-прежнему моим?

Ник энергично закивал.

— Том любит этот дом. Ей-Богу, да.

— Мы знаем, Томми. — Теперь уже Стью почувствовал, как к горлу его поступают теплые слезы.

— Хорошо. Я готов. С кем я поеду?

— Со мной, Том, — сказал Ральф. — По шоссе N70. Помнишь?

Том кивнул и пошел к мотоциклу Ральфа. Через мгновение Ральф последовал за ним. Мотоцикл выехал на Бродвей и повернул на восток.

Ник пошел, опустив голову и засунув руки в карманы. Стью попытался составить ему компанию, но Ник потряс головой почти сердито и жестом попросил его отойти. Стью вернулся к Ларри.

— Ну и дела, — сказал Ларри, и Стью мрачно кивнул.

— Как ты думаешь, мы когда-нибудь увидим его снова, а, Ларри?

— Если не увидим, то всем семерым — ну, может быть, кроме Фрэн, она-то всегда была против того, чтобы послать Тома — придется всю оставшуюся жизнь есть и спать, ни на секунду не забывая о том, что это мы послали его туда.

— И в первую очередь это относится к Нику, — сказал Стью.

Они проводили глазами Ника, растворившегося в тенях Бродвея. Потом они в молчании посмотрели на дом Тома.

— Пойдем поскорее отсюда, — сказал Ларри, и они отправились по домам.