Приданое Эсмеральды Робертс Нора

Он продолжал просматривать диски на стеллаже и обнаружил записку:

Эли, регулярные упражнения приносят пользу и телу, и душе. Поменьше вспоминай о прошлом и побольше потей на тренажере. Я люблю тебя,

Бабушка.Передано через Эйбру Уолш.

– О господи! – Он не мог решить, как ему реагировать на послание, посмеяться или развести руками от удивления. И вообще, что его бабушка успела рассказать о нем Эйбре Уолш? Как насчет его права на невмешательство в личную жизнь?

Он сунул руки в карманы и прошел к окну, выходившему на берег.

Море немного успокоилось, но все еще оставалось серым под небом цвета заживающего синяка. Волны бились о покрытый снегом берег, постепенно обкусывая края этой белой пелены. Белесые холмики дюн вздымались над водой, и стебли травы кое-где еще торчали из них, словно иголки из подушечки. Они качались на ветру, послушные его непреклонной воле.

Снег завалил ступеньки, ведущие на пляж, и толстым слоем лежал на перилах.

На нем не было заметно ни единого человеческого следа, и тем не менее мир за окном не был пуст. Далеко-далеко в серой бесконечности Эли увидел какое-то пятнышко неопределенной формы, которое некоторое время двигалось, но затем исчезло. Он смотрел, как над заснеженным берегом и морем парят чайки. В безмолвии затянувшейся зимы их крики звучали резко и оглушительно.

Он подумал об Эйбре.

Затем оглянулся назад, без особого интереса уставился на тренажер. Ему никогда не нравилось накручивать мили на подобных приспособлениях. Если у него возникала потребность хорошенько поразмяться, он предпочитал побегать с баскетбольным мячом.

– Наверное, здесь нет ни мяча, ни баскетбольных колец, – сказал он, обращаясь к пустому дому. – А снаружи намело два фута снега. Пожалуй, пора расчистить дорожку. Но, с другой стороны, зачем? Я же никуда не собираюсь выходить.

И вот эта последняя мысль уже почти целый год была для него настоящим источником апатии и депрессии.

– Ладно. Ну, уж никакой дурацкой силовой йогой я заниматься не буду. Может быть, все-таки пробежать парочку миль на этой дурацкой машине?

Эли и раньше иногда накручивал на беговой дорожке по две мили пару раз в неделю. Тренажер в гимнастическом зале он рассматривал как последнее прибежище, хотя проводил там довольно много времени.

Он, конечно, может воспользоваться и бабушкиным приспособлением.

И тогда сможет сообщить ей, что нашел записку и выполнил ее рекомендации. И если она хочет с ним пообщаться на какую-то тему, пусть общается. Незачем вовлекать в их личные дела еще и свою подружку по йоге.

Он подошел к тренажеру, преодолевая внутреннее сопротивление, взглянул на плоский экран. Нет, никаких телевизоров, решил Эли. Он перестал смотреть телевизор, когда на экране стало слишком часто мелькать его собственное лицо, сопровождаемое соответствующими комментариями и дискуссиями по поводу того, виновен он или нет, чудовищными пересказами подробностей его личной жизни, не только реальных, но часто и откровенно вымышленных.

В следующий раз, если таковой будет, подумал Эли, заходя на тренажер, он захватит с собой айпод, но теперь попробует обойтись без музыкального сопровождения.

Он ухватился за поручни, оттолкнулся ногами. На экране дисплея появилось имя его бабушки.

– Ух ты! – Не сдержав любопытства, он рассмотрел систему кнопок и вывел на экран всю статистику, относящуюся к Эстер Лэндон.

– Ну-ка посмотрим, бабуля, что у тебя тут?

Последняя запись свидетельствовала о том, что в тот день, когда Эстер упала с лестницы, она преодолела три мили за сорок восемь минут тридцать две секунды.

– Совсем неплохо.

Заинтригованный, Эли начал программировать систему на второго пользователя. Ввел в нее свое имя. И стартовал, поначалу медленно, чтобы дать себе время разогреться. Затем ускорил шаг.

Через четырнадцать минут, преодолев чуть больше мили, весь в поту, с острой болью в легких, он сдался. Ловя ртом воздух, он прошел к холодильнику и выхватил оттуда бутылку с водой. Сделав несколько больших глотков, упал на пол и несколько минут без движения лежал на спине.

– Господи боже мой! Я не могу угнаться даже за старушкой. Боже, как же я жалок! Настоящий слабак!

Он лежал, уставившись на потолок, пытаясь отдышаться и чувствуя отвращение от судорог в ножных мышцах, вызванных непривычной нагрузкой и усталостью.

А ведь когда-то он играл в баскетбольной команде Гарвардского университета, будь он проклят. При росте шесть футов три дюйма[1] он пытался скомпенсировать относительный недостаток в росте скоростью, ловкостью и выносливостью.

Черт, когда-то он был настоящим спортсменом, а теперь стал слабым, медлительным, слишком худым. Настоящий задохлик.

Ему захотелось вернуть свою прежнюю жизнь. Нет, нет, он неточно сформулировал мысль. Даже еще до кошмара с убийством Линдси его жизнь пошла наперекосяк, перестала приносить ему радость.

Эли хотелось вернуть то состояние счастья, что было до этого. Но, черт побери, каким способом?

Сейчас он даже не мог вспомнить, что значит радоваться каждому дню. Но он точно знал, что когда-то был счастлив. У него были друзья, интересы, стремления. Он мог испытывать сильные эмоции.

Теперь же он не мог собрать в себе силы даже для гнева. Гнева из-за того, чего он лишился, из-за того, по поводу чего сдался.

Он принимал антидепрессанты, проходил сеансы психотерапии. Но возвращаться к этому ему не хотелось. У него элементарно не было сил.

Но просто так мешком лежать на полу – это не наш метод. Ему нужно было чем-то заняться, пусть даже чем-то совсем банальным, обыденным. Пошевеливайся, приказал он себе.

Он вскочил на ноги и захромал по направлению к душу.

Стараясь не обращать внимания на внутренний голос, заставлявший лечь и проспать остаток дня, Эли оделся потеплее, надев на плотную рубашку свитер, натянув на голову вязаную шапку, а на руки – перчатки.

Возможно, он никуда и не пойдет, но ведь можно просто расчистить дорожки, проезд и даже террасу.

Он дал слово бабушке заботиться о Блафф-Хаусе, поэтому ему ничего не оставалось, как выполнять свое обещание.

Работа со снегоочистителем и лопатой заняла у него несколько часов. Много раз ему хотелось остановиться, отдохнуть, особенно когда пульс у него начинал зашкаливать, оглушительными ударами отдаваясь в голове, а руки начинали трястись, как у паралитика. Но, несмотря ни на что, он расчистил подъезд к дому, главную дорожку и тропинку от центральной террасы к лесенке, ведущей на пляж.

Эли с облегчением вздохнул, когда наступили сумерки и продолжать работу на других террасах стало невозможно. Войдя в дом, он оставил свой инструмент в прихожей и, как зомби, проследовал на кухню, где переложил два куска хлеба ломтиками мяса и швейцарского сыра и решил считать это обедом.

Он запил еду пивом только потому, что ничего другого в холодильнике не было. Он ел и пил, стоя рядом с кухонной раковиной и глядя в окно.

Кое-что я все-таки сделал, ликовал Эли. Ну, во-первых, удалось подняться с постели, что в последнее время для него составляло немалую сложность. Он много работал над романом и даже пережил унижение на тренажере. И, наконец, взял штурмом подступы к Блафф-Хаусу, освободил дорожки от снега.

В общем, день прошел совсем не плохо.

Эли принял четыре таблетки обезболивающего, после чего потащил свое многострадальное тело на второй этаж, разделся, нырнул в кровать и проспал до рассвета. Абсолютно без сновидений.

Эйбру удивило и порадовало, что подъезд к Блафф-Хаусу расчищен. Она ожидала, что ей придется пробираться по снежной целине в два фута толщиной.

Обычно она ходила от своего домика до Блафф-Хауса пешком, но на сей раз отказалась от рискованных попыток пешим ходом преодолеть поле глубокого снега и тонкого льда и доехала на своем «Шевроле Вольт», который припарковала за «БМВ» Эли.

Собственным ключом она открыла входную дверь и, наклонив голову, прислушалась. Ее приветствовала тишина, и Эйбра решила, что Эли либо еще спит, либо заперся в одной из комнат дома.

Она повесила пальто в стенной шкаф и переобулась.

Потом развела огонь в камине в гостиной, чтобы в доме стало чуть-чуть уютней, и отправилась на кухню сварить кофе.

Эйбра обратила внимание на то, что в раковине нет грязных тарелок, и открыла посудомоечную машину.

И сразу же поняла, что именно он ел с момента приезда. Завтрак, который она сама ему тогда и приготовила, пара суповых тарелок, две мелкие, два стакана, две большие кофейные чашки.

Она недовольно покачала головой.

Так не пойдет.

Чтобы проверить свое подозрение, она осмотрела шкафы и холодильник.

Все скверно, из рук вон плохо.

Она включила кухонный приемник на небольшую громкость и начала собирать продукты, необходимые для приготовления завтрака. Замешав тесто для оладий, она отправилась наверх искать Эли.

Если он все еще спит, то его пора будить.

Услышав из кабинета Эстер постукивание клавиатуры, она улыбнулась. Ну, хоть что-то, по крайней мере. Подкравшись на цыпочках, она заглянула в приоткрытую дверь и увидела, что Эли сидит за роскошным старинным письменным столом с бутылкой «Маунтин дью» (надо купить ему еще несколько бутылок, подумала Эйбра).

Пусть еще поработает, решила она, а сама прошла прямо к нему в спальню. Убрала постель, вытащила мешок для белья из большой корзины, добавила чистых полотенец.

На обратном пути проверила несколько других ванных на тот случай, если он пользовался там полотенцами для рук, и осмотрела гимнастический зал.

Спустившись вниз, занесла мешок в прачечную комнату, рассортировала белье и загрузила его в стиральную машину, после чего убрала инструменты, которые он использовал для уборки снега на улице. Ну, что! Не такой уж и беспорядок, подумала Эйбра. Кроме того, за день до его приезда она проводила в доме генеральную уборку. Понимая, что всегда найдет здесь для себя какую-нибудь работу, Эйбра прикинула, сколько времени у нее может уйти на разные дела, и решила, что, прежде чем закатать рукава и приступить к настоящей уборке, она накормит Эли хорошим завтраком.

В следующий раз, отправляясь наверх, она специально начала шуметь. Когда же она приблизилась к двери кабинета, Эли уже встал и направился к двери. Возможно, с намерением закрыть ее, подумала Эйбра, и поэтому, чтобы опередить его, она вошла.

– Доброе утро. Какой чудесный день!

– Э-э-э…

– Сказочно голубое небо. – С мешком для мусора в руках Эйбра подошла к рабочему столу и вытряхнула в мешок содержимое корзины для бумаг. – Море, снег, сверкающий на солнце. Чайки, парящие над водой. Сегодня утром я видела кита.

– Кита?

– Мне просто посчастливилось. Я выглянула из окна и увидела его далеко на горизонте. Но все равно потрясающе! Ну, вот. – Она повернулась. – Ваш ленч готов.

– Мой что?

– Ленч. Завтракать уже поздно, да вы и не завтракали.

– Я… пил кофе.

– Ну, а теперь поедите.

– Собственно, я… – Эли махнул рукой в сторону ноутбука.

– И вас, конечно, раздражает то, что вам помешали и теперь заставляют пойти поесть. Но, возможно, после еды вам будет лучше работаться. И давно вы уже сегодня сидите за компьютером?

– Я не знаю. – Как это неприятно, подумал он. Бесцеремонное вторжение, вопросы, еда, на которую ему не хотелось тратить время. – Наверное, часов с шести.

– О господи! Конечно, пора сделать перерыв. На сей раз я накрою вам в маленькой гостиной. Оттуда такой замечательный вид. Особенно сегодня. Вы не против, если я уберусь здесь, пока вы будете есть и… в принципе вы не возражаете?

– Нет. Я… Нет. – И после еще одной короткой паузы: – Нет, не против.

– Понятно. Идите, ешьте, а я сделаю все, что запланировала на этом этаже. И когда вы приступите к работе, спущусь на первый этаж и вас больше не потревожу.

Она стояла между ним и его компьютером в выцветшем лиловом свитере с пацифистской эмблемой в центре, в еще более линялых джинсах и ярко-оранжевых сапогах и мило ему улыбалась.

Так как на спор с ней ушло бы много времени, да и особого смысла препираться не было, Эли решил послушаться.

В самом деле, пора перекусить, может быть, закинуть в топку бублик. Он совершенно потерял чувство времени. Ему нравилось проваливаться в работу на несколько часов.

Но, черт возьми, от экономки ведь требуется только убирать в доме, а не выступать в роли няньки.

Конечно, Эли помнил о намечавшемся визите Эйбры, но намеревался прекратить работу перед ее приходом и, захватив бублик, отправиться с ним на прогулку, однако книга заставила его забыть обо всем.

Он повернул налево и вошел в маленькую гостиную с зеркальными стенами.

Эйбра была права. Вид – восхитительный. Потом обязательно надо пройтись, если, конечно, ему удастся пробраться сквозь снежные заносы. Ну, уж по крайней мере, до лестницы, ведущей на пляж, он доберется, сделает несколько снимков на телефон.

Эли уселся за стол. Перед ним стояла чистая тарелка, небольшой кофейник и хрустальный бокал с соком. Эйбра даже взяла один цветок из букета в большой гостиной и поставила его в крошечную вазу рядом с едой.

Это напомнило Эли, как мать, когда он был маленьким и болел, клала на поднос с едой цветок, игрушку или книжку.

Но ведь он сейчас не болен. И не нуждается в уходе. Ему нужно только, чтобы кто-нибудь поддерживал, пока он здесь живет, работает и иногда, если нужно, расчищает снег.

Эли сидел за столом, морщась от боли в шее и плечах. Да, «марафон» по расчистке снега даром не прошел.

Он снял крышку с тарелки.

Благоуханный пар поднимался от оладий с черникой. Тонкий ломтик бекона лежал с краю тарелки, а рядом кусочки дыни, украшенные веточками мяты.

– Ух ты!

Мгновение он молча смотрел на представший его глазам натюрморт, разрываясь между двумя чувствами: еще большим раздражением и смирением перед неизбежным.

Не так уж они и противоречивы, эти два чувства, подумал Эли. Он, конечно, съест то, что ему предложено, так как уже сидит за обеденным столом и страшно голоден, но от этого его нервозность никуда не денется.

Эли положил немного масла, дождался, когда оно растаяло, и добавил сиропа. Он почувствовал себя почти английским лордом. Как бы то ни было, еда оказалась божественно вкусной.

Он прекрасно понимал, что вырос в богатой семье, которая могла себе многое позволить, но роскошные ленчи с утренней газетой, лежащей рядом со столовым серебром, были в их доме большой редкостью.

Лэндоны были богаты, потому что много работали и усердно трудились, чтобы сохранить и приумножить свое богатство.

Начав есть, Эли развернул было газету, но потом передумал и отложил ее в сторону. Подобно телевизору, газеты были для него связаны с неприятными воспоминаниями. Его вполне увлекало созерцание вида за окном. Он смотрел на воду и на снег, начинающий таять под набирающими силу солнечными лучами.

Наконец-то у него в душе воцаряется покой.

Он оглянулся, когда в комнату вошла Эйбра.

– Второй этаж свободен, – сообщила она и собралась забрать поднос.

– Я все сделаю сам. Не надо, – запротестовал он. – И вообще, вы не обязаны меня кормить. Вы, конечно, очень вкусно все приготовили, но это ведь не входит в ваши обязанности.

– Я люблю готовить, а возиться для себя одной скучно. – Эйбра проследовала за ним на кухню, откуда направилась в прачечную комнату. – И вы плохо едите.

– Но я все-таки ем, – пробормотал он в ответ.

– Банку консервированного супа, бутерброд, тарелку холодной каши? – Эйбра внесла корзину с бельем, села в углу и начала раскладывать ее содержимое. – От экономки ничего нельзя утаить. По крайней мере, ничего, что касается еды, приема ванны и секса. Я бы сказала, что вам необходимо набрать где-то фунтов пятнадцать веса[2]. Да и двадцать не помешали бы.

В течение нескольких месяцев у него не хватало сил на злость, но вот теперь она, кажется, ухитрилась пробудить в нем полузабытую эмоцию.

– Послушайте…

– Вы, конечно, можете сказать, что это меня не касается, – перебила она, – но все ваши отговорки меня не остановят. Поэтому я буду вам готовить, когда у меня будет время. Я ведь здесь всегда рядом, живу по соседству.

Трудно вести разумный спор с женщиной, которая держала в руках его трусы.

– Вы сами умеете готовить?

– Да. В той мере, в какой мне это нужно.

– Посмотрим. – Она наклонила голову и окинула его пронзительным взглядом зеленых глаз. – Запеченные бутерброды с сыром, яичницу, стейк на гриле, гамбургеры и… что-то еще с лобстерами или моллюсками.

Он называл это блюдо «Моллюски а-ля Эли». Ему начинала надоедать ее игра в телепатию.

– Вы что, и мысли читать умеете не хуже, чем готовить?

– А также умею гадать по руке и на картах Таро, но в основном делаю это для собственного развлечения.

Ее признание нисколько не удивило его.

– Как бы то ни было, я приготовлю кассероль – блюдо, которое вы сможете в любой момент разогреть и съесть. Перед тем как вернуться сюда, я зайду в супермаркет. На календаре отмечены те дни, когда буду заходить к вам, чтобы вы всегда знали заранее. Вам что-нибудь купить, кроме «Маунтин дью»?

Ее краткий деловой стиль, казалось, сумел полностью блокировать его мыслительные процессы.

– Больше ничего не приходит в голову.

– Если что-то все-таки придет, просто запишите. Можно спросить вас? О чем ваша книга? Или это секрет?

– Э-э-э… О лишенном лицензии адвокате, пытающемся осмыслить жизненную ситуацию и вернуть любимую работу. Он пытается получить ответ на вопрос: с его жизнью покончено навсегда или ему все-таки удастся все исправить? Вот так.

– И вам нравится ваш герой?

Мгновение Эли пристально смотрел на нее, потому что она задала очень точный вопрос. Тот, от которого ему не захотелось отмахнуться и на который он с удовольствием ответил:

– Мне он очень близок, и я вложил в его образ нечто очень личное. Он постепенно превращается в то, что мне хочется и что мне, в принципе, нравится.

– Понять его, я полагаю, для вас гораздо важнее, чем испытывать к нему расположение. – Она нахмурилась, заметив, что Эли потер плечо и шею сзади. – Вы горбитесь.

– Простите?

– За клавиатурой компьютера. Вы горбитесь. Как и большинство людей.

Эйбра отставила в сторону корзину с бельем, и не успел он обернуться, как она подошла к нему и своими ловкими пальцами сжала его плечо.

Боль, внезапная и, как ни удивительно, приятная, пронзила все его тело до самых пяток.

– Послушайте!.. Что вы делаете?!

– О господи, Эли, у вас там самые настоящие камни.

Его раздражение грозило перейти в мрачную неприязнь. Почему эта женщина никак не оставит его в покое?

– Да ладно, вчера немного перенапрягся. Во время расчистки снега.

Она опустила руки, а он направился к шкафу за обезболивающим.

Конечно, виновато и перенапряжение, и неудобная поза за компьютером, но за всем этим стоит большее: глубокий, сложный, системный стресс.

– Мне нужно немного прогуляться, кое-кому позвонить.

– Отличная идея. На улице холодно, но зато красиво.

– Я не знаю, сколько я вам должен платить. Извините, не спрашивал у бабушки. Не успел.

Когда она назвала сумму, он сунул руку за бумажником. Но карман оказался пуст.

– Где-то оставил бумажник.

– В джинсах. Теперь он лежит на столике рядом с вашей кроватью.

– Хорошо, спасибо. Я сейчас вернусь.

Бедный, печальный, измученный Эли, подумала она. Необходимо помочь ему. Загружая посудомоечную машину, она подумала об Эстер и покачала головой.

– Ты же знала, как я поступлю, – пробормотала она.

Эли вернулся и положил деньги на стойку.

– И еще раз спасибо, на тот случай, если вы уйдете до того, как я вернусь.

– Пожалуйста.

– Прогуляюсь… посмотрю, как выглядит берег, и позвоню родителям, бабушке.

И, черт побери, смогу поскорее избавиться от тебя.

– Отлично. Передавайте им привет.

Он остановился у входа в прачечную комнату.

– Вы что, знаете моих родителей?

– Конечно. Встречалась с ними несколько раз, когда они приезжали сюда. И я видела их, когда сама приезжала в Бостон к Эстер.

– Я не знал, что вы ездили к ней в Бостон.

– Конечно, ездила. Мы так скучали друг по другу. – Эйбра включила машину и обернулась. – Она ваша бабушка, Эли, но она очень многое значила и для меня. Я ее очень люблю. Вам нужно сделать снимок дома с пляжа и отослать его ей. Эстер он очень понравится.

– Да, обязательно.

– И, кстати, Эли, – сказала она, выйдя за корзиной с бельем, – я вернусь около половины шестого.

– Опять?

– Да, и со своим столом. Вам нужно сделать массаж.

– Но я не хочу…

– Он вам необходим, – решительно произнесла Эйбра. – Может быть, сейчас вы этого не чувствуете, но, поверьте, стоит мне только начать, ваше мнение сразу же изменится. Терапевтический массаж, Эли, и совершенно бесплатно. Я дарю его вам, – добавила она. – Кстати, у меня есть соответствующий сертификат.

– О господи.

Она со смехом переместилась в прачечную.

– Ну, что ж, кажется, мы поняли друг друга. В половине шестого!

Эли направился было за ней следом, чтобы объяснить, что ему не требуется помощь профессионального массажиста. Но стоило ему взяться за ручку двери, как тупая боль пронзила оба плеча.

– О черт! Черт!

Ему пришлось сунуть руки в карманы пальто, чтобы боль немного утихла. Мне нужно принять еще одну таблетку, подумал он. И вновь укрыться в самом себе, там, где нет взбалмошной Эйбры и где можно полностью предаться мыслям о книге.

Сейчас он прогуляется по улице, позвонит, подышит свежим воздухом, и, когда этот мучительный спазм в мышцах пройдет, он просто пошлет ей эсэмэску, – да, именно эсэмэску, никаких звонков, – чтобы она больше не приходила.

Но в начале последует ее совету – спустится на берег и сделает снимок Блафф-Хауса. Затем ему, возможно, удастся выудить у бабушки информацию об Эйбре Уолш.

Он ведь все-таки адвокат и должен обладать умением добывать необходимые сведения у свидетелей, уже и без того настроенных в его пользу.

Идя по тропинке через патио, он обернулся и увидел в окне своей спальни Эйбру. Она помахала ему рукой.

В ответ он тоже поднял руку и отвернулся.

У нее было одно из тех поразительных лиц, которые заставляют мужчин оглянуться во второй раз.

Поэтому Эли поднял воротник и решительно зашагал вперед, не оглядываясь.