Сокровища Третьего Рейха. Судьба похищенных шедевров Аксенов Виталий

Глава четвертая,

где мы познакомимся с доктором Альфредом Розенбергом и узнаем, какие неприятности ожидали его в оккупированном Киеве

В предыдущей главе мы узнали:

– Псков стал сборным пунктом, куда немцы свозили все реквизированные ценности,

– туда была доставлена икона Тихвинской Божией Матери, которая пользовалась особым почетом, усиленно охранялась и привозилась на службу в Троицкий собор;

– здесь мы познакомились с прекрасной иконой Псково-Покровской Богородицы;

– история создания этой иконы удивительным образом связана с нашествием Стефана Батория на Псков;

– пребывание в оккупированном Пскове настраивало некоторых немецких солдат на романтический лад, а доктор Айхведе рассказал, как была найдена икона из Пскова.

Мы с вами уже знаем, что ответственную работу по грабежу ценностей на оккупированных восточных территориях выполнял рейхсминистр (рейхсляйтер) доктор Альфред Розенберг. Это был не рядовой грабитель ценностей, а даже, можно сказать, философ-теоретик. Еще до прихода фашистов к власти он написал книгу, из которой следовало, что единственно, кто заслуживает места на Земле, – это люди нордической расы. Да, да, именно Розенберг, а не доктор Геббельс явился автором этой замечательной теории. Ну а дальше уже друзья-единомышленники, ободряемые любимым фюрером, продвигали эти идеи в массы. На Гитлера Розенберг произвел неизгладимое впечатление своим глубокомыслием и умением формулировать самые сложные материи, которые все-таки не всегда были понятны фюреру, что, впрочем, вызывало у него дополнительное уважение.

Альберт Шпеер, любимый архитектор Гитлера, в своих «Воспоминаниях» пишет: «Розенберг распродавал свою 700-страничную книгу «Миф XX века» сотнями тысяч экземпляров. В общественном мнении она воспринималась как основополагающий труд партийной идеологии. Но Гитлер во время чаепитий отзывался о ней как о «вещи, которую никто не поймет», написанной «неким узколобым прибалтом со страшно усложненным образом мышления». Он все удивлялся, что такого рода книга смогла заполучить такие тиражи: «Это же шаг назад, в средневековые представления!»

Это не помешало фюреру на практике последовательно внедрять человеконенавистнические идеи Розенберга в жизнь. И чтобы ни у кого не было сомнений, он назначил Розенберга главным партийный идеологом.

А вот что думает о книге Розенберга владыка Амвросий: «Отношение к книге юмористическое. Она – не немецкая, а французская по фактуре, т. е. в высшей степени несерьезная. К самому Альфреду (по правде, Александру Викторовичу!!!) Розенбергу отношусь с уважением, но не более. Учился он где-то в Москве несколько месяцев, а в 1918 году вступал в компартию, и его принимал Фурманов! Вот как бывает».

Книга рейхсминистпра по восточным территориям. Именно Розенберг выдвинул теорию превосходства арийской расы. А все остальные ее только объясняли

Александр Викторович Розенберг был сыном прибалтийского помещика. Его род происходил от тевтонских псов-рыцарей, которые в средние века захватили территории Балтики, и молодой Розенберг с гордостью называл себя немцем. До революции он учился в России, на архитектурном отделении Рижского политехникума, а затем сбежал и присоединился к белоэмигрантам, которые воевали в Прибалтике. В 1919 году Розенберг внезапно появился в Мюнхене, где проводил время в пивных, часами просиживая за столиком в углу. Небольшая группа белоэмигрантов регулярно собиралась в Мюнхене слушать ядовитые тирады Розенберга против евреев и коммунистов. Он одинаково хорошо говорил на русском и немецком языках. И его слушатели горячо разделяли черносотенные взгляды оратора относительно вырождения демократии и существования международного заговора евреев.

«Почти всякий еврей – большевик, – уверял наш теоретик. – Спасение мира от выродившейся еврейской демократии и большевизма должно прийти из Германии… И долг основателей нового государства – создать ассоциацию людей согласно принципам Тевтонского ордена… Раса немецких сверхчеловеков призвана завоевать весь мир. Основная идея мировой истории воссияла с севера от голубоглазой белокурой расы, которая своими завоеваниями определила духовный облик мира».

Воодушевленный заманчивой идеей мирового господства, фюрер после вторжения в Россию назначил Розенберга министром оккупированных восточных территорий. И руководимый нашим героем оперативный штаб, конечно, сумел сделать многое. Достаточно сказать, что большая часть вывезенных из Советского Союза и Польши ценностей прошла через руки его многочисленных сотрудников.

Так случилось, что обширный архив деятельности доктора Розенберга оказался в Киеве. Конечно, здесь нет никаких конкретных заслуг киевской администрации. Когда вывозились из Германии разного рода документы, архивы, Киеву повезло – он стал обладателем самого полного, самого ценного собрания различного рода документов: кто, откуда, у кого, когда, какими путями и по какому адресу вывозил ценности. Архив Розенберга совершенно доступен для всех желающих, и каждый, кто захочет что-нибудь узнать о своих похищенных во время войны ценностях, может сделать это совершенно бесплатно. Вот и мы прониклись чувством искренней благодарности к доктору Розенбергу, ибо его архив во многом помог нам раскрыть ряд потрясающих историй.

Ноябрь 1941 года. Доктор Розенберг срочно прибывает в Киев. В его архиве сохранился любопытный документ тайной слежки агентов гестапо.

Слухи, связанные с посещением рейхсляйтера (Розенберга).

Наш агент службы безопасности М. доложил, что, в связи с посещением рейхсляйтером Розенбергом

1.06.43 г., в среде городского населения возникли различные слухи. За несколько дней до прибытия рейхсляйтера в Киеве ничего не было известно ни о чьем бы то ни было приезде, ни о том, кто приедет. Среди населения возникли слухи, что в воскресенье 6 июня 1943 года будет оглашено важное сообщение. Стало известно, что в этот день театры должны быть закрыты. У многих это вызвало подозрение, не имеет ли предстоящее сообщение траурного характера. В пятницу и субботу слухи обрели конкретную форму: говорилось, что ожидаемая декларация имеет отношение к форме управления на Украине. Более того, будет оглашено воззвание об автономной и даже самостоятельной Украине, что во главе украинского правительства будет поставлен известный Дорошенко. С подробностями говорилось, что для предстоящих торжеств по поводу провозглашения независимой Украины из театров будут вынесены желто-голубые знамена и они будут установлены на предприятиях. Подобные сообщения с особой энергией и большой уверенностью распространялись лицами, принадлежащими к украинским националистическим кругам. Приведенные слухи не имели никакого отношения к рейхсляйтеру тем более что о его приезде не было известно ничего определенного до самого его прибытия. Наряду с декларацией о новой системе управления ожидались и другие, также важные сообщения о политике на Украине. Более того, говорили, что программа пребывания рейхсминистра и провозглашения независимой Украины была изменена в самый последний момент по неизвестной причине.

По поводу приезда в Киев было сказано в речах Шпеера и д-ра Геббельса, произнесенных в субботу 5 июня 1943 года.

Среди большинства населения из простонародья, ничего не слышавших о приезде рейхсминистра, осталось убеждение, что продолжительное закрытие театров и базаров 6.06.43 означает день траура.

Однако доктор Розенберг не собирался провозглашать самостийную Украину, и его визит был связан с расследованием громкого и неприятного для немцев скандала. Спецвыпуск киножурнала «Вохеншау» запечатлел торжественное прибытие рейхсляйтера на киевский вокзал. Многочисленная свита сопровождает Розенберга, выражая ему знаки подобострастного внимания. На двух фотографиях – доктор Розенберг на развалинах всемирно известного Успенского собора Киево-Печерской лавры. Интерес доктора был отнюдь не праздным, он был связан с шумной и скандальной историей разрушения этого собора – надо было зафиксировать утрату для рейха значительных ценностей, погибших во время взрыва, и разобраться, кто виноват.

Попробуем разобраться в этом и мы. Благодаря найденным в архиве Розенберга документам и фотографиям у нас впервые есть возможность представить читателям уникальный, ранее не известный материал. Как только немцы вошли в Киев, в городе, в разных районах, стали периодически происходить странные взрывы. На следующий день после взятия Киева воодушевленное победой руководство вермахта решило оглядеть завоеванный им город. Лучше всего это было сделать со смотровой площадки Киево-Печерской лавры. На площадку поднялся штаб командующего артиллерией и сам барон Ганс-Генрих фон Зейдлиц унд Голау. Предвидя такое развитие событий, где-то неподалеку, в кустах их терпеливо ждали. Едва окинув восхищенным взглядом панораму города и Днепра, весь штаб во главе с начальником взлетел на воздух. Все погибли.

Послушаем украинского историка Сергея Кота: «Взрыв был страшной силы, потому что смотровая площадка – это восьмиметровый монолит, его разнесло вдребезги. Такой силы был заряд. Это является подтверждением того, что территория лавры была заминирована советскими спецподразделениями.

Вопрос о взрывах и диверсиях в Киеве, в частности на Крещатике, неоднократно обсуждался в ставке Гитлера. Фюрер просто в ярость приходил от известий, что нет спокойного тыла, потому что Киев должен был стать тыловым городом немецкой армии. Ситуация, которая сложилась в сентябре и начале октября, – это постоянные взрывы и пожары. Каждый день – новый взрыв и новый пожар. Имеются документальные свидетельства о панике, которая посетила киевское подполье после взрыва на Крещатике, потому что там были явочные квартиры со спрятанными рациями, продуктами питания, боеприпасами и оружием. И все это погибло во время взрывов, а подпольщики, закладывавшие тайники, даже не знали, что другие специальные подразделения заминировали эти здания. Перепуганные киевляне стали обращаться в немецкую комендатуру и местную полицию, в городскую управу с просьбой обследовать подвалы домов, в которых они жили, и немцам удалось обезвредить большинство мин, которые были заложены по Владимирской улице».

Немецкая кинохроника подробно и обстоятельно снимала весь этот непредсказуемый хаос, который никак не удавалось контролировать. Счастливые солдаты успели вынести из бывшего музея Ленина взрывчатку до того, как она взорвалась. В музее Ленина было обнаружено 3500 килограммов динамита. Подрыв этого здания означал бы полное разрушение домов в радиусе одного километра.

«Мирная жизнь киевлян неожиданно прерывалась взрывами в соседних домах, – продолжает рассказ Сергей Кот, – ситуация была непредсказуемая, видимо, на это и рассчитывали части Красной армии, заложившие мины.

В Киев прибыл гауляйтер Эрих Кох. Его взгляды на будущее Украины как оккупированной территории радикально отличались от взглядов тех либеральных немецких политиков, которые предлагали Гитлеру сделать ослабленный режим на Украине с тем, чтобы получить украинцев себе в возможные союзники. Так вот, Кох считал, что украинцы – это не люди, это низшая раса, это рабы и их удел – освободить эту территорию для немецкого жизненного пространства. Разобраться было сложно, потому что к некоторым взрывам, безусловно, были причастны и партизаны, как, скажем, к этому, на смотровой площадке».

Немецкие солдаты вовремя успели вынести из музея Ленина в Киеве ящики со взрывчаткой

Хроника запечатлела впечатляющую картину огня, охватившего целый квартал в центре Киева. «Бригады пожарных были вооружены специальными брандспойтами. В Киеве не оказалось достаточно большого шланга, чтобы можно было черпать воду из Днепра. Из Кракова срочно доставили огромный шланг, через который из Днепра качали воду, используемую при тушении пожара. И сохранились свидетельства, что в этот момент советские подпольщики резали, дырявили этот шланг – потому что он проходил по склонам Днепра – через кусты, деревья, то есть можно было подкрасться незамеченным и не дать немцам тушить эти пожары».

Особенно загадочна гибель знаменитого Успенского собора Киево-Печерской лавры. Сегодня в лавре можно насладиться великолепием Успенского собора. Но, конечно, это не тот Успенский собор, который был до войны. Это, как говорят, «новодел». А тот, первозданный, был взорван при таинственных обстоятельствах. Хроника запечатлела один из дней заседания Нюрнбергского трибунала, расследовавшего преступления фашистской Германии на территории СССР. В том числе и преступления против культуры. На Нюрнбергском процессе государственное обвинение от СССР в число злодеяний фашистов включило и уничтожение святыни русского народа – Успенского собора, построенного в XI веке великим князем Святославом и расписанного внутри замечательным художником Верещагиным.

Но вернемся к взрывам, которые продолжались в Киеве даже спустя два месяца после оккупации. Последней каплей, переполнившей чашу терпения фюрера, был мощный взрыв, произошедший 1 ноября 1941 года в городской управе на Крещатике, в здании бывшего горкома компартии Украины. В управе скопилось большое число граждан, пришедших зарегистрироваться на бирже труда. Сегодня этого здания нет, а на его месте находится Майдан Незалежности, так хорошо известный после «Оранжевой революции». «В тот день десятки тысяч киевлян явились по немецкому требованию, для того чтобы их записали и определили на какую-либо работу, – продолжает Сергей Кот. – И не явиться было нельзя, потому что все приказы немецкой оккупационной власти заканчивались одним и тем же пунктом: «За неисполнение – расстрел». Поэтому люди пришли. Были колоссальные жертвы среди мирного населения». На следующий день, 2 ноября, в отместку, немцы устроили облаву на улицах Киева и арестовали 300 случайных прохожих. Все они были объявлены скрывающимися комиссарами, вывезены в Бабий Яр и расстреляны. А 3 ноября Киевскую лавру посетил словацкий фашистский лидер Тиссо. Он приехал в лавру около половины двенадцатого и уехал через час. А еще через час внутри собора произошел небольшой взрыв. Один из дежурных полицейских заметил трех посторонних, которые бросились бежать. Их застрелили. А через несколько минут после этого произошел грандиозный взрыв, который разрушил все здание собора. Рассказывает Сергей Кот: «Говорят, это партизаны и подполье хотели в момент визита Тиссо нанести удар и привели в действие взрывное устройство, но что-то у них не получилось, и было все это сделано с опозданием на два часа».

Трупы трех партизан долго лежали неубранными под руинами рухнувшего собора – 19 декабря один венгерский офицер сфотографировал их. С другой стороны, есть удивительно четкие и наверняка заранее поставленные снимки, как разрушался Успенский собор. Вот пять фотографий, на которых с единственного существовавшего тогда моста через Днепр хорошо видно, как взрывался Успенский собор.

К известному нам доктору Айхведе лет десять тому назад пришла дочь одного из военных, который служил в Киеве в 315-м батальоне, входившем в состав войсковой полиции «Россия – Юг». Она передала доктору Айхведе эти фотографии и сообщила хорошо запомнившиеся слова отца, который, показывая фото, сказал: «Мы сделали это!»

Сергей Кот продолжает свой рассказ: «В немецких архивах найдена записка немецкого эксперта, фамилия которого скрывается под сокращением «доктор Б. Р.». Он пишет о том, что обеспокоен и возмущен планами взрыва Успенского собора, а это как раз конец октября, когда тема взрывов очень активно обсуждалась в ставке Гитлера, и он считает, что Успенский собор – это выдающийся шедевр мирового искусства и что, конечно же, его уничтожение принесет колоссальный вред и мировой культуре, и отношениям с украинским населением, для которого Киево-Печерская лавра – это большая святыня».

А теперь обратимся к свидетельству любимого архитектора Гитлера Альберта Шпеера, у которого не было никаких оснований клеветать на рейхскомиссара Украины Эриха Коха. Получив на Нюрнбергском процессе вместо казни через повешение 20 лет тюрьмы Шпандау, Шпеер вышел на свободу, как он пишет, пытаясь понять таинственную русскую душу, которая сломила непобедимый тевтонский дух. А заодно Шпеер вспоминает страницы летописи Третьего рейха, в том числе и свое посещение Киево-Печерской лавры: «На месте одной из самых знаменитых церквей Киева я обнаружил груду развалин. Мне рассказали, что при Советах здесь находился склад боеприпасов, который затем, по неизвестной причине, взлетел на воздух. Позднее Геббельс рассказал мне, что в действительности рейхскомиссар Украины Эрих Кох решил уничтожить символ национальной гордости украинцев и приказал взорвать церковь. Геббельс был крайне недоволен поведением Коха и открыто возмущался жестокими методами управления оккупированными территориями России».

Какое замечательное проявление гуманизма со стороны Геббельса, которого многие не без основания относили к поклонникам людоедов. Что же тогда можно говорить об Эрихе Кохе, если даже Геббельс считал его еще более жестоким и беспощадным. Следует добавить, что, взорвав Успенский собор, Эрих Кох на память об уничтоженном шедевре прихватил 800 ценнейших древних икон, ну и что-то там по мелочи. К деятельности Эриха Коха мы еще вернемся.

Сергей Кот считает, что «ответственность за гибель этого шедевра древнерусской архитектуры несут, конечно же, два тоталитарных режима – Сталина и Гитлера».

Альберт Шпеер (слева) и Йозеф Геббельс (справа) возмущались варварством гауляйтера Польши и Украины Эриха Коха

А сейчас не можем не высказать удивления по поводу некоторых мнений, которые нам удалось услышать на Украине: Киев разрушила Красная армия, Успенский собор взорвала Красная армия, и вообще все неприятности шли и даже сегодня идут от России.

Мы не политики, но не можем остаться в стороне от такого странного прочтения истории – общей для нас. Не секрет, что многие сегодня охотно бы распилили памятник Дружбы украинского и русского народов, а металл сдали бы в утиль.

Но, видимо, есть еще что-то в истории двух братских народов непреходящее, что невозможно уничтожить. Есть и были всякие разногласия в оценке конкретных событий, но период борьбы с немецким фашизмом, конечно, не может иметь разночтений, независимо от того, какая была власть тогда, а какая сегодня. Это откровенная чудовищная агрессия, приведшая к гибели миллионов людей. Это история Бабьего Яра, где погибли 300 тысяч человек, в том числе 45 тысяч евреев.

Жертвы и утраты были общие, и Победа была тоже общая.

Глава пятая,

в которой мы узнаем, кто такой бургомистр Василий Пономарев и почему одни считают его героем, а другие – предателем

В предыдущей главе мы узнали:

– в Киеве можно ознакомиться с подлинником замечательного архива доктора Розенберга;

– начиная с первого дня оккупации в Киеве происходили странные взрывы и пожары, которые привели оккупантов и мирных жителей в паническое состояние;

– при не выясненных до сих пор обстоятельствах был взорван всемирно известный Успенский собор, и спор об этом продолжается.

Великий Новгород. Без него немыслима история России, ее культуры. Достаточно пройти по Новгородскому кремлю, чтобы понять, какую духовную ценность составляет этот древний русский город. Вы будете поражены, но немцы всерьез утверждали, что Новгород – всего лишь старый ганзейский город, а следовательно, совсем не русский, а немецкий. Именно поэтому Новгороду было уделено особое внимание. Рассказывает директор Новгородского музея Николай Гринев: «Культурные ценности вывозили быстро, спешно и достаточно активно, но выяснилось, что в принципе, впрочем, как и сегодня, к такого рода операции ни музей, ни город был не готов. Ну, например, не было элементарных гвоздей и шурупов, сколотить ящики и упаковку было буквально нечем. Поэтому использовали для эвакуации культурных ценностей бочки, но не все можно в бочках вывезти, и, естественно, русскую икону эвакуировали частично, а точнее сказать, эвакуировали очень незначительную часть.

До войны в Новгороде, в переданных музею новгородских храмах, находились около 5,5 тысячи икон. Эвакуировано было буквально несколько десятков. Все остальное осталось оккупантам. Один из сотрудников, Василий Сергеевич Пономарев, решил остаться с коллекциями в оккупированном городе. Но сама эта мысль в тот момент казалась дикой и предательской. О потерях тогда никто как бы и не вел речи, важно было победить противника, а вот он думал о том, что будет дальше, после войны».

И вот однажды в немецкую комендатуру явился археолог Василий Пономарев и потребовал от немецкого командования обеспечить сохранность бесценных экспонатов новгородских музеев. Немцы были приятно удивлены, что пришедший явно заинтересован в налаживании порядка, и сразу же назначили его бургомистром города. Василий Пономарев немедленно обеспечил охрану музеев и церквей от разграбления.

Рассказывает Наталья Ткачева, сотрудник псковского музея: «Поразительно, но у немцев были на немецком языке путеводители по Новгороду – перевод главы о Новгороде из книги известного советского исследователя Игоря Грабаря. Они в своих документах подчеркивали, что речь идет о сохранности памятников мирового значения.

Когда немецкая команда «Петербург» вошла в Новгород, она увидела перед собой разоренный и разграбленный город. Все храмы стояли открытые, без дверей и стекол. Все, что осталось, немцы пытались взять под контроль и сохранить, так как первоначально задача вывоза ценностей не ставилась. Немцы полагали, что пришли в Россию навсегда. И только в 1943 году, когда в войне произошел перелом, начался вывоз всего, что можно было вывезти. А осенью 1941 года искусствовед доктор Роскамп писал в отчете, что «вывозить иконы, являющиеся частью иконостасов, нельзя»».

Наиболее полное представление о том, в каком состоянии оказались памятники Новгорода после окончания боев, дает «Акт осмотра от 26–27 ноября 1941 г.», составленный руководителем рабочей группы «Эстония» Георгом Фридрихом фон Крузенштерном.

Новгородская София. Перенесла разграбление алтаря и церковной утвари, попадание снаряда в центральный купол, лишилась золотой кровли, центрального креста с голубем – несмотря на усилия «героя и предателя» Василия Пономарева

«Город был разрушен на 90 %. Софийский собор (в советское время здесь располагался музей атеизма) был подвергнут артобстрелу. В многочисленных помещениях собора в беспорядке, среди щебня и камней, лежали обломки драгоценных гробниц, одежды русских князей, скульптуры из камня и дерева, литургические одеяния из шитой золотом парчи, церковная утварь и остатки знаменитого собрания Библий».

В Лихудовом корпусе Новгородского кремля Крузенштерн нашел 10 тысяч книг древней библиотеки новгородского архиепископа и библиотечных собраний местных дворян. Книги XVII–XIX веков валялись на полу среди мусора, человеческих нечистот и кирпичей. Значительная часть коллекции, указывается в акте, пострадала от солдат испанской «Голубой дивизии». Испанцы вообще оказались страшным бичом новгородских древностей.

Церковь Входа в Иерусалим (здесь была картинная галерея) они превратили в кузницу, дворец архиепископа – в морг. Большую часть хорошо сохранившихся церковных иконостасов испанцы пустили на дрова. Знаменский собор полностью сожгли «по неосторожности».

«Особый случай, – писал доктор Роскамп в своем подробнейшем отчете уже в марте 1942 года, – церковь Михаила Архангела, единственный действующий в городе в годы советской власти храм. Эта церковь хорошо сохранилась, здесь были собраны произведения искусства из многих храмов. Испанские солдаты взорвали дверь ручной гранатой и проникли внутрь, из храма были украдены серебряная утварь и иконы».

Надо заметить, что на дверях древних храмов были прибиты запретительные надписи на немецком и испанском языках, но испанцы не обращали на это никакого внимания и продолжали грабить церкви. От испанцев пострадали практически все храмы. Немцы вообще пишут об испанцах как о мародерах, с которыми невозможно договориться. Конечно, часть ценностей из Новгорода успели эвакуировать. Вот цитата из отчета Роскампа:

«Русские при своем отступлении вывезли из города многие драгоценные памятники искусства, например знаменитые Магдебургские врата.

Также русские взяли золотые кубки, знаменитые лиможские эмали XII века и отдельные ценные иконы… а из музея в кремле – большое собрание икон и русской живописи XIX века. В целом в Новгороде создается впечатление, что русские намеренно подожгли и разрушили наиболее значительные церковные постройки. В одной только сожженной русскими церкви Иоанна на Торговой стороне погибло около 3000 собранных древних икон».

Гринев продолжает свой рассказ: «В Новгороде находились сразу две армии: одна немецкая, более-менее организованная, а другая – испанская «Голубая дивизия». Это были испанцы, добровольцы, не лучшие люди Испании, так скажем, и, естественно, они вели себя без всякого уважения к каким-либо культурным ценностям. И до нас дошло достаточно много писем того же Пономарева в Берлин, в Ригу, обращенных к немцам, – с требованием, чтобы немецкая армия защитила культурные ценности. Чтобы около разрушенных, разбитых дверей древних храмов были поставлены немецкие часовые и чтобы библиотечные книги не сжигали – редкие рукописные книги, например, – не сжигали в печах. Потому что испанцы это делали. Он сам занимался реставрационными работами, и до сих пор в фондах новгородского музея есть иконы, на которых профилактические заклейки сделаны газетами 1942 года».

Впрочем, месяца через три стало ясно, что Василия Сергеевича ничего, кроме музеев, не интересует. И поэтому немцы с сожалением сняли его с должности бургомистра.

Перед приходом Красной армии Пономарев потребовал у оккупантов, чтобы они обеспечили вывоз ценнейших икон, хранящихся в новгородских музеях. Поступок дерзкий! Ибо Василий Сергеевич автоматически становился пособником врага по расхищению национальных ценностей.

«Ему удалось, – продолжает директор Гринев, – созвать сюда целую комиссию из выдающихся крупных европейских специалистов, которые сделали заключение о чрезвычайной, вненациональной ценности оставшихся в Новгороде коллекций. И ему разрешили вывезти из Новгорода, правда, всего лишь 600 икон из 5,5 тысячи. Он, естественно, отобрал лучшее. Сначала иконы были перевезены подальше от линии фронта, во Псков, затем, когда линия фронта подошла к Пскову, их перевезли в Ригу, затем – в Кенигсберг, а затем – на территорию Германии. Не все удалось сохранить в процессе этих перевозок. В немецких документах есть такая фраза: «Один вагон мы потеряли».

Значит, то ли он попал под бомбежку, то ли он был разграблен каким-то образом, но на территории Латвии до сих пор в отдельных храмах есть иконы из Новгородского музея. Судя по всему, это и есть следы того потерянного вагона».

Судьба Василия Пономарева стала интересовать нас все больше. Ни одной его фотографии найти не удалось, кроме снимка, на котором изображена археологическая экспедиция, где якобы левый крайний человек – это и есть Василий Пономарев. Мы тут же разыскали племянницу Пономарева Антонину Вадимовну Передольскую.

Рассказывает Передольская:

«Василия Сергеевича Пономарева назвали в честь деда Василия Степановича Передольского, известного в Новгороде краеведа, неплохого в прошлом адвоката. Но главное – в историю он вошел как пионер археологии в Новгороде и организатор первого частного музея древности.

В нашей семье ему достался самый тяжкий крест. Он рано осиротел. После того как умер его отец, они с матушкой в Новгороде поселились у старшей сестры, у Ольги Васильевны Передольской, которая была в то время врачом. И вот с учетом ее преклонного возраста и того, что она скончалась в оккупации, можно предположить, что Василий Сергеевич мог остаться в Новгороде из-за нее».

Свое особое мнение о Пономареве имеет Борис Николаевич Ковалев, профессор Новгородского университета:

«Родился Пономарев в 1907 году. Он – почти советский человек, поскольку к событиям 1917 года ему было всего-навсего 10 лет, но родился он в семье судебного следователя. Однако ему повезло. Он смог поступить в Московский университет, и одним из его друзей, о которых он постоянно говорил следователю, арестованный в 1932 году, был недавно скончавшийся академик Рыбаков Борис Александрович. И когда мы смотрим это самое дело, появляется, знаете, такая легкая улыбка. Видно, как ленинградские чекисты пытаются найти контрреволюционное гнездо в Москве, в Государственном историческом музее. И как умные люди бьют их по рукам и говорят: «Вы что, ребята, с ума сошли». Это что же получается: ленинградские шустрые чекисты обнаружили контрреволюционное гнездо, и где? Под носом у Лубянки? Как Москва на это посмотрит?!»

А надо сказать, что в начале 30-х годов Пономарев был арестован по так называемому «музейному делу». «Тогда по этому делу было арестовано практически все руководство, все специалисты музейного дела, – продолжает рассказывать профессор Ковалев. – Если читать обвинительное заключение, то по нынешним временам людей нужно было не наказывать, а нужно было ставить памятники. Они пытаются спасать колокола от физического уничтожения. Обвинительное заключение строилось на показаниях, может быть, двух-трех человек. И поскольку это совпадало с интересом и с заказом, полученным сверху, обвинительное заключение строилось на показаниях этого меньшинства и, в первую очередь, на показаниях Передольского. Он обвинил музейщиков, в том числе и своего племянника, во всем, начиная с банального воровства из музеев и заканчивая подготовкой терактов. Забегая вперед, скажу, что принял он, конечно, смерть мученическую, когда был арестован в 1936 году – по липовому, сфабрикованному делу по обвинению в попытке убийства Сталина.