Мое прекрасное несчастье Макгвайр Джейми

— Америка много чем пожертвовала, чтобы приехать сюда со мной. И вот я появляюсь здесь и сталкиваюсь лицом к лицу с Трэвисом.

— А когда ты смотришь на Трэвиса…

— Все это слишком знакомо мне.

Финч кивнул и бросил окурок на землю.

— Вот отстой, Эбби.

— Если кому-нибудь расскажешь, то я позвоню мафии. — Я прищурилась. — Я там пару ребят знаю.

— Врешь!

— Хочешь верь, хочешь нет.

Финч с подозрением посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ты официально признана самым крутым человеком, которого я знаю.

— Печально, Финч. Тебе стоит чаще бывать на людях, — сказала я, останавливаясь у входа в столовую.

Финч приподнял мою голову за подбородок.

— Все наладится. Я твердо верю, что в жизни не бывает ничего случайного. Тебе удалось приехать сюда, Америка встретила Шепли, ты нашла дорогу на арену и перевернула весь мир Трэвиса Мэддокса с ног на голову. Подумай об этом. — И Финч легонько поцеловал меня в губы.

— Привет всем! — раздался голос Трэвиса.

Он обнял меня за талию, оторвал от земли и поставил рядом с собой.

— Финч, ты последний, из-за кого я стал бы волноваться! — поддразнил Трэвис. — Уступишь мне ее?

Финч приблизился к нему и подмигнул.

— Увидимся позже, конфетка!

Когда Трэвис повернулся ко мне, его улыбка исчезла.

— Ты чего нахмурилась?

Я покачала головой, стараясь пережить прилив адреналина.

— Мне не очень нравится «конфетка». У меня с этим связаны дурные воспоминания.

— Ласковое обращение твоего миссионера?

— Не угадал, — проворчала я.

Трэвис хлопнул кулаком по ладони.

— Хочешь, я пойду и вытрясу из Финча дух? Преподам ему урок? Снаружи, конечно.

Я не сдержала улыбки.

— Если бы я хотела поквитаться с Финчем, то просто сказала бы ему, что продукция фирмы «Прада» вышла из моды. Остальное он сделал бы сам.

Трэвис засмеялся и подтолкнул меня к двери.

— Идем! Я умираю с голоду!

Мы сели за стол вместе, пихая друг друга в бок и щипая. Настроение Трэвиса было таким же приподнятым, как и в тот вечер, когда я проиграла пари. Все за столом, конечно, заметили перемену, а когда Трэвис устроил мини-сражение за еду, внимание на нас обратили и люди, сидящие за другими столиками.

— Словно в зоопарке. — Я закатила глаза.

Трэвис какое-то время смотрел на меня, потом глянул на тех, кто пялился, и встал.

— Я не могу! — закричал он.

Я с ужасом увидела, как все в столовой повернулись в его сторону. Трэвис несколько раз мотнул головой в такт мысленному ритму.

— Нет! — Шепли закрыл глаза.

Трэвис улыбнулся.

— Испытать удовольствия, — пропел он. — Не могу испытать у-до-воль-ствия. Я пробовал, и пробовал, и пробовал, и пробовал… — Под всеобщими удивленными взглядами он забрался на стол. — Я не могу, нет, я не могу![11]

Он указал в сторону футболистов, сидевших в конце стола, они улыбнулись и в унисон прокричали:

— Я не могу, нет, я не могу!

Вся столовая стала отбивать ритм.

Трэвис поднес ко рту кулак и пропел:

— Когда я еду в своей тачке, по радио чувак бубнит… о бесполезных новостях! Чтобы разжечь мое воображение! Я не могу, нет, я не могу! О нет, о нет, о нет! — Он протанцевал мимо меня, подпевая в воображаемый микрофон.

Вся столовая единогласно распевала:

— Хей, хей, хей!

— Так я говорю! — пропел Трэвис.

Он слегка дернул бедрами, и столовая наполнилась девичьим свистом и визжанием. Трэвис снова прошел мимо меня и исполнил куплет в противоположной стороне комнаты, а футболисты подпевали ему.

— Я помогу тебе! — закричала какая-то девчонка.

— Ведь я пробовал, и пробовал, и пробовал… — пропел он.

— Я не могу, нет, я не могу! Не могу, нет, не могу! — подпели его бэк-вокалисты.

Трэвис остановился передо мной и подался вперед.

— Когда я смотрю телик, чувак там бубнит… какой белой станет рубашка моя! Он не мужик, ведь он не курит тех сигарет, что и я! Я не могу, нет, не могу! О нет, о нет, о нет!

Все захлопали в ритм, а футболисты пропели:

— Хей, хей, хей!

— Так я говорю! — пропел Трэвис, указывая на хлопающую публику.

Некоторые встали и принялись подтанцовывать, но большинство присутствующих с удивлением глазели на него.

Трэвис перепрыгнул на соседний стол, Америка завизжала, захлопала и толкнула меня в бок. Я покачала головой. Кажется, я умерла и попала на диснеевский «Классный мюзикл».

Футболисты напевали:

— На-на, на-на-на! На-на, на! На-на, на-на-на!

Трэвис высоко поднял свой кулак-микрофон.

— Когда я еду вокруг света, я делаю это… я это пою!

Трэвис спрыгнул на пол и приблизился к моему лицу.

— Я хочу закадрить девчонку одну, а она говорит мне: «Малыш, приходи-ка потом». У меня полоса неудач!

Я не могу, нет, я не могу! О нет, о нет, о нет!

Вся столовая отбивала ритм, футбольная команда подпевала:

— Хей-хей-хей!

— Не могу испытать, нет! Не могу испытать, нет! Удовольствие! — Трэвис склонился надо мной, улыбаясь и пытаясь выровнять дыхание.

Вся столовая взорвалась аплодисментами, кто-то даже свистел. Трэвис поцеловал меня в лоб, встал и всем поклонился.

Он вернулся на свое место, усмехнулся и произнес, тяжело дыша:

— Теперь они не смотрят на тебя?

— Спасибо, — сказала я. — Но не стоило.

— Эбс?

Я подняла глаза и увидела Паркера, стоящего у конца стола. Все взгляды вновь обратились на меня.

— Нам надо поговорить, — слегка нервничая, сказал Паркер.

Я взглянула на Америку, потом на Трэвиса и опять на Паркера.

— Пожалуйста, — попросил он, засовывая руки в карманы.

Я кивнула и пошла за ним на улицу. Он миновал окна и завернул за здание, чтобы остаться наедине со мной.

— Я не хотел снова привлекать к тебе внимание.

Знаю, ты это ненавидишь.

— Если ты хотел поговорить, то стоило позвонить, — сказала я.

Он кивнул и уперся взглядом в землю.

— Я не собирался искать тебя в столовой. Просто заметил оживление, а потом тебя. Вот и зашел. Извини.

Я подождала, и Паркер снова заговорил:

— Не знаю, что случилось между тобой и Трэвисом. Меня это не касается… мы ведь только сходили на несколько свиданий. Сначала я расстроился, конечно, но потом понял другое. Если бы я ничего к тебе не испытывал, меня бы это не тронуло.

— Паркер, я не спала с ним. Он придерживал меня за волосы, пока я извергала пинту «Патрона» в его унитаз. Это, конечно, верх романтики.

Паркер усмехнулся.

— Не думаю, что для наших отношений сейчас самые благоприятные условия… не теперь, когда ты живешь с Трэвисом. По правде говоря, Эбби, ты мне очень нравишься. Не знаю, что это за чувство, но я все время думаю о тебе.

Я улыбнулась, он взял меня за руку и провел пальцем по браслету.

— Возможно, я отпугнул тебя этим нелепым подарком, но раньше я не бывал в подобной ситуации. Кажется, я постоянно соревнуюсь с Трэвисом за твое внимание.

— Ты совсем не отпугнул меня этим браслетом.

Паркер насупился.

— Я бы хотел снова пригласить тебя на свидание через пару недель, когда ваш с Трэвисом месяц подойдет к концу. Тогда мы сможем узнать друг друга лучше без всяких отвлекающих факторов.

— Справедливо.

Паркер склонился, закрыл глаза и прижался ко мне губами.

— Скоро позвоню тебе.

Я помахала ему на прощание и вернулась в столовую. Хотела пройти мимо Трэвиса, но он перехватил меня и посадил к себе на колени.

— Так тяжело разрывать отношения?

— Он хочет попытаться еще раз, когда я вернусь в «Морган».

— Черт, мне нужно срочно придумать другое пари, — сказал Трэвис, придвигая мою тарелку.

Следующие две недели пролетели незаметно. Помимо занятий я проводила все свободное время с Трэвисом, по большей части наедине. Мы ходили ужинать, танцевали в «Реде», играли в боулинг. К тому же Трэвис отменил два боя. Когда мы не смеялись как ненормальные над всякой чепухой, то мерились силами на руках, валялись с Тотошкой на диване и смотрели фильмы. Он откровенно игнорировал каждую девушку, которая строила ему глазки, и все заговорили о новом Трэвисе.

В мой последний вечер в квартире Америка и Шепли куда-то незаметно исчезли, а Трэвис приготовил особый прощальный ужин. Он купил вина, разложил салфетки, даже принес домой новые столовые приборы, расставил тарелки на стойке бара и разместил свой стул напротив моего. Впервые у меня появилось отдаленное ощущение, что мы на свидании.

— Трэв, все очень вкусно. Да ты скрывал от меня свои таланты, — сказала я, жуя пасту с курицей по-каджунски, которую он приготовил.

Трэвис выдавил улыбку, и я заметила, с каким трудом ему удается вести непринужденную беседу.

— Скажи я тебе раньше, ты бы каждый вечер требовала от меня этого.

Его улыбка померкла, а взгляд уперся в стол.

Я повозилась вилкой в еде.

— Трэв, я тоже буду очень скучать.

— Но ты ведь будешь приезжать?

— Ты же знаешь, что да. А ты будешь приходить в «Морган» и помогать мне с учебой, как и раньше.

— Но ведь это не то же самое. — Он вздохнул. — Ты станешь встречаться с Паркером, мы займемся своими делами… каждый пойдет своей дорогой.

— Все изменится не так сильно.

Трэвис печально усмехнулся.

— Кто бы подумал после нашей первой встречи, что мы будем вот так сидеть здесь? Кто бы знал три месяца назад, что я буду чувствовать себя так подавленно, прощаясь с девчонкой!

Мое сердце сжалось.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя подавленно.

— Тогда не уходи, — попросил он, и на лице отразилось такое отчаяние, что у меня в горле встал комок.

— Трэвис, не могу же я переехать сюда. Это безумие.

— Кто это сказал? Я провел здесь две самые лучшие недели в своей жизни.

— Я тоже.

— Тогда почему у меня такое ощущение, что я больше тебя не увижу?

Ответа у меня не нашлось. Трэвис сжал зубы, но не от злости. Внезапно мне захотелось подойти к нему, в этом порыве я встала, обошла стойку и села к парню на колени. Он не взглянул на меня, я обняла его за шею и прижалась щекой.

— Ты скоро поймешь, какой я была стервой, и даже не вспомнишь обо мне, — проговорила я ему на ухо.

Он тяжело вздохнул и погладил меня по спине.

— Обещаешь?

Я отслонилась, посмотрела Трэвису в глаза, провела пальцем по губам. Эта печаль на его лице разбивала мне сердце. Я закрыла глаза и наклонилась, чтобы легонько поцеловать Трэвиса, он повернулся, и я, сама того не ожидая, угодила прямо в губы.

Поцелуй застал меня врасплох, но я не отпрянула.

Трэвис тоже не отстранился, однако не проявил инициативы.

Я наконец-то отодвинулась, пытаясь улыбкой сгладить ситуацию.

— Завтра у меня важный день. Так что сейчас я уберу на кухне и отправлюсь в постель.

— Я помогу, — сказал Трэвис.

Мы мыли посуду в молчании, Тотошка спал у наших ног. Трэвис вытер последнюю тарелку и поставил ее в сушилку, а потом повел меня по коридору, чуть крепче обычного сжимая мою руку. Дорога до спальни показалась мне вдвое длиннее. Мы знали, что прощаться придется через считаные часы.

На этот раз Трэвис не притворялся, что не подглядывает, пока я переодевалась в его футболку. Он разделся до трусов и забрался под одеяло — ждать меня. Как только я присоединилась к нему, Трэвис выключил лампу, а потом притянул меня к себе, не спрашивая и не извиняясь. Он крепко обнял меня и вздохнул. Уткнувшись лицом в его шею, я зажмурилась, пытаясь запомнить этот чудесный момент. Я понимала, что буду желать его повторения всю оставшуюся жизнь, поэтому старалась насладиться сполна.

Трэвис взглянул на окно. Деревья отбрасывали тени на его лицо. Он закрыл глаза, и внутри меня поселилось гнетущее чувство. Я не могла смотреть на его страдания, поскольку была не просто их причиной… но и единственным лекарством.

— Трэв, ты в порядке? — спросила я.

Последовала долгая пауза.

— Мне еще никогда не было так плохо, — ответил наконец Трэвис.

Я уткнулась лицом в его шею, и он крепко обнял меня.

— Глупо как-то, — сказала я. — Мы же будем видеться каждый день.

— Ты сама знаешь, что это не так.

На мои плечи обрушился тяжкий груз печали, и меня охватило непреодолимое желание спасти нас обоих. Я приподняла подбородок, но замешкалась. То, что я собиралась сделать, изменит все. Как мне казалось, в близости Трэвис видел лишь способ провести время. Я зажмурилась и отогнала свои страхи. Мне необходимо что-нибудь предпринять, иначе нас обоих ждет бессонное ожидание утра.

Мое сердце забилось чаще, когда я прикоснулась губами к шее Трэвиса, пробуя на вкус его кожу в медленном ласковом поцелуе. Он с удивлением посмотрел на меня, а когда разгадал мои намерения, его глаза наполнились нежностью.

Он наклонился и подарил мне сладкий чувственный поцелуй. Тепло мужских губ разлилось по всему моему телу, и я притянула Трэвиса к себе. Мы сделали первый шаг, отступать я не намеревалась. Я раскрыла губы, позволяя Трэвису проникнуть внутрь языком.

— Я хочу тебя, — проговорила я.

Внезапно поцелуй замедлился, и Трэвис попытался отстраниться. Я же собиралась довести дело до конца и перешла к более энергичному поцелую. Трэвис отпрянул и встал на колени. Я поднялась вместе с ним, не отрываясь от его губ.

Трэвис схватил меня за плечи, пытаясь охладить мой пыл.

— Подожди, — прошептал он с радостной улыбкой на губах.

Дыхание его было прерывистым.

— Гулька, тебе не обязательно делать это. Сегодня важно совсем другое.

Трэвис едва сдерживался, и я снова прильнула к нему. На этот раз он сопротивлялся не так сильно. Этого оказалось достаточно, чтобы я дотянулась до его губ. Я посмотрела на Трэвиса исподлобья, вложив во взгляд всю мою решимость.

Я замешкалась лишь на секунду, потом прошептала:

— Не заставляй меня умолять.

При этих словах самообладание Трэвиса испарилось, и он с жадностью поцеловал меня. Я провела ладонью по его спине, остановилась у резинки боксерских трусов и неуверенно затеребила ее. Поцелуи Трэвиса стали совсем нетерпеливыми, и мы повалились на кровать. Его язык снова нашел мой, а когда я набралась смелости и скользнула пальцами под трусы, Трэвис застонал.

Он стащил с меня футболку и торопливо провел рукой по боку, снимая мои трусики. Губы Трэвиса снова накрыли мой рот, а ладонь легла на внутреннюю сторону бедра, лаская то, чего еще не касался ни один мужчина. Я прерывисто вздохнула. Мои согнутые ноги вздрагивали при каждом сокровенном прикосновении Трэвиса. Когда я дотронулась до его плоти, он расположился прямо надо мной.

— Голубка, — тяжело дыша, произнес парень. — Мы не обязаны делать это сегодня. Я подожду, пока ты будешь готова.

Я дотянулась до верхнего ящика тумбочки, выдвинула его, нащупала пакетик, поднесла ко рту и открыла зубами. Трэвис убрал руку с моей спины, снял боксерские трусы и отбросил в сторону, будто не мог вынести самого факта их присутствия между нами.

Зашуршал пакетик, через несколько секунд я ощутила Трэвиса между своих ног и закрыла глаза.

— Голубка, посмотри на меня.

Я так и поступила. Взгляд Трэвиса наполнился одновременно решимостью и нежностью. Он склонил голову и ласково поцеловал меня, затем его тело напряглось, когда парень медленным движением проник внутрь. Трэвис отпрянул, и я закусила губу от неприятного ощущения. Когда он снова подался вперед, я зажмурилась от боли и стиснула его бедра ногами. Он опять поцеловал меня.

— Посмотри на меня, — прошептал Трэвис, и я открыла глаза.

Он подался вперед, вжимаясь в меня. Я вскрикнула от внезапной сладости ощущения. Как только я расслабилась, Трэвис стал двигаться ритмичнее. Я перестала нервничать, как вначале, а Трэвис с жадностью проникал в мою плоть, будто не мог насытиться. Когда я крепко прижала его к себе, он застонал от переизбытка ощущений.

— Эбби, я так долго желал тебя. Ты все, что мне нужно, — выдохнул он.

Одной рукой Трэвис сжал мое бедро, облокотился на вторую и навис надо мной. Наша кожа покрылась потом. Я выгнула спину, когда Трэвис провел губами по моему подбородку, а потом покрыл легкими поцелуями шею.

— Трэвис, — выдохнула я.

Как только я произнесла его имя, он прижался ко мне щекой и ускорился. Дыхание его стало громче, наконец он со стоном проник в меня последний раз.

Через пару секунд Трэвис расслабился, а дыхание его успокоилось.

— Недурной первый поцелуй, — сказала я уставшим, удовлетворенным голосом.

Трэвис внимательно посмотрел на меня и улыбнулся.

— Твой последний первый поцелуй.

Я была слишком взбудоражена, чтобы отвечать.

Трэвис распростерся на животе, обняв меня рукой и прижавшись лбом к щеке. Я водила ладонью по его обнаженной спине, пока не услышала ровное дыхание.

Несколько часов я пролежала без сна, прислушиваясь к глубокому дыханию Трэвиса. Ветер за окном раскачивал деревья. Америка и Шепли тихонько зашли в квартиру и на цыпочках миновали коридор, перешептываясь.

Мои вещи мы упаковали заранее. Я с содроганием подумала, как неловко мне будет утром. Теперь Трэвис переспал со мной, и его любопытство, наверное, удовлетворено. Однако он говорил про вечность. Я зажмурилась, представив выражение его лица, когда он узнает, что все произошедшее было не началом, а концом. Но я не могу встать на прежний путь. Трэвис возненавидит меня, если я все ему расскажу.

Я выбралась из-под его руки, оделась, взяла с собой туфли и прошла до спальни Шепли. Америка сидела на кровати, а ее парень снимал футболку перед шкафом.

— Эбби, все в порядке? — спросил он.

— Мерик!.. — позвала я подругу, сигналя ей, чтобы вышла.

Америка кивнула и обеспокоенно посмотрела на меня.

— Что случилось?

— Отвези меня в «Морган». Я не могу ждать до утра.

Америка кивнула с понимающей улыбкой.

— Ты никогда не любила прощаться.

Шепли и Америка помогли мне вынести сумки. Всю дорогу до «Морган-холла» я пялилась в окно.

Когда мы занесли последнюю сумку в дом, Америка обняла меня.

— В квартире теперь станет иначе.

— Спасибо, что привезла меня домой. Рассвет всего через пару часов. Так что лучше тебе ехать, — сказала я, обнимая ее на прощание.

Покидая мою комнату, Америка не обернулась. Я нервно закусила губу, понимая, как подруга будет злиться, когда все узнает.

Когда я стащила с себя футболку, та затрещала на прохладном воздухе. Близилась зима. Чувствовала я себя слегка потерянной. Свернувшись в клубок под толстым одеялом, я втянула носом воздух. Моя кожа все еще хранила аромат Трэвиса.

Кровать стала холодной и чужой, совсем непохожей на теплую постель Трэвиса. Я провела тридцать дней в тесной комнате с самым известным распутником «Истерна», и после всех пререканий и ночных гостей мне хотелось находиться лишь там.

В восемь часов стал звонить телефон. Он голосил целый час с интервалом в пять минут.

— Эбби! — простонала Кара. — Ответь на эти проклятые звонки!

Я дотянулась и выключила телефон. Когда в дверь забарабанили, я поняла, что не получится, как планировала, уединиться в комнате на целый день.

Кара дернула за ручку.

— Что еще?

Мимо нее пронеслась Америка.

— Что, черт побери, происходит? — закричала подруга.

Она стояла передо мной с красными, опухшими глазами, в одной пижаме.

— Что такое, Мерик? — Я села на кровати.

— Трэвис на грани срыва! С нами не разговаривает, разнес квартиру в пух и прах, швырнул колонки через всю комнату… Шеп не может добиться от него чего-нибудь внятного!

Я протерла глаза кулаками и моргнула.

— Не знаю.

— Чушь собачья! Ты мне расскажешь, что случилось, и сделаешь это сейчас же!