Жесть Шалыгин Вячеслав

Пролог

Мартовское солнце светит, но не греет, особенно, когда его скрывает двухслойная завеса из тяжелых туч и сплошной пелены дыма, пыли и сажи. Солнца за такой завесой почти не видно, можно разглядеть лишь размытое пятно света. Да и то, в случае если тебе нечего делать и ты внимательно пялишься в небо.

Серия мощных взрывов вспахала землю буквально в десяти метрах от бруствера, и на позиции чистильщиков опять опустилась искусственная ночь. Взметнувшиеся в воздух тонны грязи задернули небо непроницаемой для света черной шторой. Теперь смотри хоть в небо, хоть в землю, результат будет один и тот же: не увидишь ни черта.

Рядовой Найденов в который раз распластался в грязи на дне окопа. Лечь, встать, выстрелить и снова лечь. Этот комплекс упражнений Сергей Найденов выполнял вот уже сутки практически без перерыва. Если бы не армейские таблетки «сухпай» и фляжка с энергетическим напитком, боец давно упал бы без сил.

Окружившие позиции чистильщиков биомехи не шли в атаку, а тупо долбили из тяжелых орудий, пытаясь закопать людей живьем. Пока эта тактика не принесла железному воинству полного успеха, но момент истины уже маячил на горизонте. Рано или поздно в строю чистильщиков не останется ни одного боеспособного воина, и тогда биомехи добьются своего.

Сергей кое-как протер лицевой щиток боевого шлема, хотя особой пользы от протирки щитка не предвидел. Рассмотреть хотя бы контуры машин противника, если они пойдут все-таки в атаку, он не мог при всем желании. И никакие умные детекторы или системы наведения не могли в этом помочь.

Несколько часов назад рядовой просто дал бы профилактическую очередь из «Шторма», но теперь приходилось экономить патроны. Ведь неизвестно, сколько еще придется просидеть в окружении.

Застрявшей на юго-восточной окраине Припяти отдельной группе лейтенанта Сухова, а если проще – роте чернобыльских чистильщиков, почему-то никто не спешил помогать. Понятно, что пробиться на выручку по земле не так-то просто, но хотя бы вертушки могли прилететь. Ничто им особо не мешало.

За все время, что чистильщики просидели в траншеях, противник лишь однажды поднимал свою авиацию, да и то, можно сказать, условно, чтобы обозначить: драконы не дремлют. Несколько уродливых механических монстров прошли штурмовым порядком на малой высоте, прострочили землю из автоматических пушек и убрались восвояси.

Так что небо над Припятью оставалось относительно свободным. Но вертушки почему-то не летели. Может, начальство просто махнуло на роту рукой? Ведь целые сутки под огнем – это гарантированный конец всему и всем.

Верить в такой вариант не хотелось, но иного объяснения поведению штаба Сергей не находил. Он и сам на месте высоких чинов не поверил бы, что от роты уцелело хотя бы отделение.

Раз в пять минут позиции накрывал трехминутный свинцово-огненный шквал, затем, когда оседала черным липким дождем взметнувшаяся в воздух земля, по брустверам давали несколько залпов лучевые орудия, а затем снова лупили тяжелые пушки. Раз в полчаса наступала минутная пауза. За минуту передышки, конечно, много не сделаешь, эвакуировать бойцов на вертушках трудно, но хотя бы попытаться-то можно! Но опять же, когда ты уверен, что найдется, кого эвакуировать.

За спиной послышался грохот, и боец резко обернулся. Из клубящейся дымной черноты над задним бруствером вывалился чистильщик в тяжелом боевом костюме. Он буквально рухнул в траншею, едва не придавив Сергея.

Найденов помог товарищу усесться к стенке окопа и протер стекло его шлема. Как оказалось, в гости к Найденову наведался сам лейтенант Сухов.

– Связи нет, чугунки глушат, – сообщил офицер.

Найденов кивнул. Связь пропала еще вечером, так что новость давно устарела, но раз офицер решил довести информацию до бойца, значит, так надо. Командир знает, что делает. И рядовой всегда знает, что делать. Увидел начальство – рапортуй.

– Господин лейтенант, докладывает рядовой Найденов…

– Отставить, – Сухов устало махнул рукой. – Сам все вижу. Отвоевались, Найденов. От роты восемь человек осталось. А коробка нам на помощь еще даже не выдвинулась. Стоит на уровне Корогода, движки греет, но вперед ни метра пройти не может. На том направлении будто бы смотр у чугунков. Бронезавры, носороги, рапторы, боты… чего только нет, причем много. И вертушки не прилетят, какая-то атмосферная аномалия мешает.

– Разрешите спросить, это вам кто сообщил? Связи ведь нет.

– Пробились сюда несколько машин из специального отряда, с севера зашли. Так что подъем, Найденов, и ползком строго на север. До гаражей доползешь, вставай – и бегом в сторону отстойника.

– Есть.

– За левым флангом следи. Я прикрою. Марш!

Сергей выбрался из траншеи, перевалился через бруствер и пополз строго на север, как и приказал лейтенант.

Метров сорок боец преодолел легко, грязь под животом оказалась неглубокой, да еще помогал небольшой уклон, но на дне ложбины Найденову пришлось остановиться. Несколько воронок и трещин в земле мешали дальнейшему продвижению по-пластунски.

Сергей приподнялся на локтях и повертел головой. Биомехов поблизости он не увидел, это обнадеживало. Вместе с тем боец отлично понимал, что засечь противника и получить от него пулю – это разные, никак не связанные между собой вещи. Пока что бойца прикрывал гребень слева от ложбины, но Найденов отлично понимал, что стоит ему подняться на ноги, прикрытие исчезнет.

«А что делать? – Сергей окинул взглядом изрытую ямами и глубокими провалами ложбину. – По-другому эти канавы не форсируешь. Только прыгать».

Найденов взглянул на проекцию часов. Минута передышки закончилась, но биомехи почему-то не возобновили артобстрел. Что это могло означать, боец не знал, да и не собирался этим загружаться. Может быть, чугунки решили, что все чистильщики уничтожены? Или им просто надоело перепахивать землю? Могло быть и так и этак. Для Найденова имел значение лишь сам факт – обстрел не возобновился. И этим следовало воспользоваться.

Сергей поднялся на ноги и взял короткий разбег. Первую канаву он перепрыгнул без проблем. В тот момент, когда позади осталась вторая траншея, вокруг засвистели пули. Боец тут же бросился на землю, но не плашмя, а встал на четвереньки и продолжил движение к развалинам старых гаражей.

Так он преодолел еще два десятка метров, но затем был вынужден снова рискнуть и подняться в полный рост. И тут началось самое интересное.

Слева в ложбину скатились несколько биомехов новой модификации. В походном варианте эти машины выглядели, как крупные металлические шары, но когда они выкатились на позицию, произошла трансформация. Шары раскрылись, почти вывернулись наизнанку и превратились в приземистых ботов модификации «краб». И каждый имел по четыре курсовых пушки. Наперерез Сергею выкатились восемь машин, а значит, один дружный залп мог легко перечеркнуть все надежды чистильщика на спасение.

Найденов, не раздумывая, вскинул «Шторм» и открыл беглый огонь по противнику. Ну и пусть у противника численное превосходство! Кто кого, зависело на самом деле только от случая. Но любому случаю надо помогать выпасть из колоды вероятностей. Просто стоять и ждать развязки – верная гибель. Руководствуясь этими принципами, рядовой и принял бой. А что еще он мог поделать? Бежать? Так ведь некуда.

Сергей успешно продырявил две машины, перенес огонь на третью, частично ее повредил, но на этом был вынужден остановиться. Боты открыли ответный огонь, и пули их импульсных пушек едва не перерубили Найденова пополам. Он едва успел рухнуть на землю и отползти под прикрытие вывороченного из земли обломка какой-то бетонной конструкции. Сергея осыпало серым крошевом, несколько пуль просвистели буквально в сантиметре от головы, но на какое-то время чистильщик все же оказался в безопасности. Эта пауза позволила ему перезарядить импульсник и еще раз сменить позицию.

В поле главное – маневр, иначе все та же верная гибель. Эту истину рядовой зазубрил еще в первые дни службы, а к исходу третьего года она въелась в подкорку и превратилась в рефлекс. Упал – откатись, присел – сместись хотя бы на полметра в сторону, поднялся – сразу сделай зигзаг. Биомехи, конечно, машины, сбить их с толку чрезвычайно трудно, однако Сергей до сих пор оставался жив, значит, не напрасно выполнял эту нехитрую инструкцию.

Потеряв из вида цель, боты не успокоились, а только сменили оружие. В дополнение к пушкам из их приземистых корпусов выдвинулись пусковые установки энергоснарядов. Выглядели они, как этакие трехпалые клешни, между металлическими «пальцами» которых формировались синеватые сгустки искусственных шаровых молний. Насколько знал Сергей, в автономном режиме «крабы» могли запустить не больше десятка «шаровух» каждый, слишком много на это тратилось энергии, но чтобы уничтожить таким «минометным» огнем всего-то одного солдата, ботам могло хватить и трех-пяти снарядов.

Три «шаровухи» взорвались почти одновременно, каждая в трех шагах от Сергея, слева, справа и впереди. Громкие хлопки взрывов оглушили бойца, а запах гари и озона пробился даже сквозь фильтры защитной маски. И еще Найденов почувствовал, как тяжелеет броня.

Видимо, молнии повлияли на работу компьютера и заставили систему питания сервоприводов боевого костюма дать сбой. Но полностью броня не обесточилась, значит, сработала защита, и через пару секунд нормальная работа электроники должна восстановиться. Вот только этих двух секунд ботам вполне могло хватить для окончательного решения вопроса. Обездвиженный боец становился для биомехов отличной мишенью.

Сергей с трудом поднял «Шторм» и прицелился в ближайшего «краба». Очередь импульсника перерубила боту переднюю пару конечностей, в результате биомех клюнул пушками землю, но это не помешало ему запустить в ответ «шаровуху». Понятное дело, что энергетический снаряд не попал в цель, врезался в грязь, не долетев до позиции чистильщика метра три, но неприятностей Сергей не избежал.

Высоченная волна липкой грязи накрыла его с головой и еще на пару секунд сделала чистильщика слепым. Пока Найденов поднимал тяжеленную руку, пока протирал стеклянное забрало шлема, он не мог видеть противника.

Визор вновь сделался прозрачным одновременно с перезагрузкой компа боевого костюма. Сергей снова перестал чувствовать тяжесть брони и оружия, сумел рассмотреть приближающихся биомехов, даже успел выстрелить, но потерянные секунды свели все эти успехи на нет. Боты подошли слишком близко. Они снова взяли бойца на прицел и…

Собственно, и все. На этом можно было бы закончить рассказ о последних минутах жизни рядового чистильщика Сергея Найденова. Никакая броня не способна противостоять залпу двадцати импульсных пушек, а для маневра у бойца не оставалось ни времени, ни пространства.

Время для Сергея притормозило, растянулось и потекло медленно, лениво, как расплавленный металл. Даже когда ситуация неожиданно изменилась к лучшему, Найденов по-прежнему видел происходящее через призму измененного восприятия.

Железные «крабы» вдруг начали взрываться и разваливаться на мелкие запчасти. Сергей отлично видел, как по корпусам машин ползут трещины, как вспучивается их броня, как раскалывается она вдребезги, словно сделанная не из металла, а из стекла, и как неторопливые фонтаны осколков разлетаются во все стороны. Единственное, чего не видел Найденов, так это пламени. «Крабы» будто бы не взрывались, а лопались, как перекачанные шарики.

В чем подвох, Сергей сообразил, только когда несколько осколков звякнули по броне боевого костюма чистильщика. От удара о покрытую активным пластиком броню осколки раздробились и вовсе в металлическую пыль. Что может мгновенно превратить металл в подобие стекла, Сергей знал точно. В Зоне Смерти существовало только одно вещество, способное устроить такой фокус, – «фрич», зеленоватая аномальная субстанция, целые озера которой можно обнаружить в Новосибирске и в Москве, а иногда и в Сосновом Бору.

«Фрич» никак не реагировал на органику и нейтральные вещества вроде стекла, пластика или керамики, но мгновенно замораживал до космических температур любой металл. И этим с удовольствием пользовались люди. Кто-то носил кусок зеленоватого желе в кармане, используя в ближнем бою с биомеханическими тварями в качестве «кастета». Кто-то начинял «фричем» несерьезные с виду, но вполне эффективные в бою с биомехами керамические гранаты. А кое-кто умудрялся фаршировать зеленым студнем пластиковые пули для порохового оружия. Но чаще все-таки этим аномальным веществом военные оружейники снаряжали реактивные мины, НУРСы и боеприпасы для подствольников.

Сергей поднял взгляд. Все верно. Со стороны гаражей шли несколько человек с поднятыми к плечу импульсниками. Подствольные гранатометы передней линии бойцов были разряжены.

Найденов опустил «Шторм» и шумно выдохнул. Он пока не понял, кто эти люди, на их униформе он не увидел ни знаков различия, ни шевронов какой-то из группировок, но сейчас Сергея волновало лишь одно – лишь бы не чугунки. Приближались не чугунки, то есть не биомехи, а значит, имелся шанс договориться.

Боец встал в полный рост, закинул импульсник на плечо и устало махнул рукой.

Один из незнакомцев практически сразу махнул в ответ. Но, не приветствуя чистильщика, а приказывая ему лечь. Сергей обернулся и понял, что слишком рано обрадовался.

С тыла заходили еще несколько биомехов, причем это были не боты, а механические твари гораздо большего размера. В сопровождении нескольких рапторов – биомехов, которые «в прошлой жизни» были легковушками, – на бруствер бывших позиций чистильщиков въезжали три огромных бронезавра. Во всех трех угадывались родственные черты с танками Т-017 «Истра», которыми эти биомехи наверняка и были до того, как их перекроил на свой лад загадочный Узел, главная кузница кадров техноса – совокупности всей населяющей Зону Смерти разумной механической нежити.

Сергей бросился на землю не сразу, промедлив какую-то секунду, и это едва не стоило ему головы. Из-за гаражей, руша все на своем пути, выехал здоровенный агрегат незнакомой Найденову конструкции, который с ходу открыл по бронезаврам шквальный огонь из дюжины тяжелых лучевых пушек. Шквал строго горизонтального лазерного огня пронесся в полутора метрах от земли и ударил в строй машин. Рапторов буквально смело с поля боя. Бронезавры выстояли, но загорелись и медленно поползли назад.

Воспользовавшись моментом, Сергей взял низкий старт и помчался навстречу незнакомым бойцам. Оказавшись в мертвой зоне, чистильщик сбавил ход, но все равно едва не врезался в лидера незнакомцев.

– Стоять, гнедой, – человек в полувоенной униформе ухватил Сергея за плечо. – Куда разогнался?

– А? – Сергей помотал головой. – Виноват, плохо вас слышу, сутки под обстрелом, уши заложило. Спасибо!

– Дома поблагодаришь, иди туда, – незнакомец кивком указал на пространство позади странной машины, показавшей бронезаврам «кузькину мать», и подкрепил приказ взмахом руки. – Туда шагай! Триста пятый, проводи человека!

За гаражами виднелись башни еще трех машин. Ими оказались более привычные для чистильщика БТРы. Сергей взял «Шторм» на ремень и бодро пошагал в указанном направлении, но успел сделать только два шага. На третьем земля вдруг качнулась, ушла из-под ног, и Найденов, потеряв сознание, рухнул ничком…

…Сергей пришел в себя почти так же резко, как отключился. С той лишь разницей, что вырубился Найденов сразу по всем параметрам, а вот включаться получалось только по частям. Сначала нормализовался слух. В ушах по-прежнему «шумел прибой», а в целом в голове стоял трансформаторный гул, но голоса стоящих поблизости людей Сергей слышал отчетливо. Вот только он плохо понимал, о чем они толкуют. А между тем разговаривали они, скорее всего, как раз о Найденове.

– Зачем прикладом-то, триста пятый? Парень и так сутки под обстрелом проторчал, небось, весь ливер колом стоит, так ты ему еще и сотрясение мозга устроил.

– Виноват, господин инструктор!

– Балбес ты, триста пятый. Маховики накачал, а в голову ни капли серого вещества не добавилось. Господин Шульц, надо этим гоблинам еще и для ума таблетку дать.

– Я даю, новейшая разработка на базе глицина…

– Это шутка была, – пробурчал инструктор, прерывая неведомого доктора. – Чего стоишь, триста пятый? Тащи теперь парня к санитарному борту. Сам натворил, сам и работай.

– Выживет? – спросил кто-то еще.

– Просто контузия и пара царапин, господин полковник, – ответил инструктор. – Не извольте волноваться. Эй, на «тройке», грузите этого вместе с остальными. Сколько там получилось?

– Из чистильщиков этот седьмой, – донеслось издалека. – Плюс трое вольных.

– Десять – это хорошо, – сказал доктор, – ровная цифра, достаточно на сегодня.

– Где-то еще лейтенант оставался, – сказал полковник, – этого бойца прикрывал.

– Не будем жадничать, – ответил доктор. – Детекторы никого не определяют. Закопали биомехи вашего лейтенанта, полковник. Отходим.

– Сначала договоримся, доктор Шульц. Первое условие – все должно остаться в строгом секрете.

– Из команды «сто один» выдачи нет, – доктор усмехнулся. – А если никто не вернется, то и некому будет рассекретить нашу операцию.

– Вашу операцию, доктор.

– Нашу, полковник, нашу. Ведь эти семь бойцов ваши люди, значит, ваш вклад в дело трудно переоценить. И недооценить тоже. Подписывайте рапорт, не тяните.

– Хорошо, доктор, я подпишу. Переводите аванс.

– Он уже на вашем счету, проверьте.

– Хорошо, доктор Шульц. Подписываю. Эти семеро теперь числятся пропавшими без вести. Можете увозить.

Сергей почувствовал, как его поднимают, куда-то несут, загружают небрежно, словно посылочный ящик, в какое-то замкнутое пространство и захлопывают за ним дверь. Вернее – люк. За мгновение до погрузки на борт машины у Сергея прояснилось в глазах, и он успел заметить, что запихнули его на носилках в десантный отсек БТР-12. Эта боевая машина всего-то год назад поступила на вооружение Изоляционных сил, и чистильщики пока редко видели ее в деле. Лично Найденов до сего дня только дважды катался на таком аппарате, да и то на броне. Теперь ему выпал шанс попасть внутрь.

В десантном отсеке царила полнейшая темнота. Не горела даже положенная по всем правилам дежурная лампочка. Чтобы хоть как-то исправить это недоразумение, Найденов попытался включить режим ночного видения.

Вживленный в мозг микроскопический компьютер выполнил команду мгновенно. Ночь тотчас превратилась в зеленоватые сумерки. Инфракрасную подсветку обеспечивал источник, вмонтированный в заляпанный грязью боевой костюм, поэтому картинка получилась не очень хорошей, но Сергей увидел все, что нужно.

Инструктор не зря назвал этот борт «тройкой». Так на языке чистильщиков назывались машины, приспособленные для перевозки раненых. «Санитарки», проще говоря. Салон десантного отсека бронетранспортера был трансформирован в так называемую «третью позицию»: почти все сиденья сложены, а на специальных креплениях установлены санитарные носилки. В пять ярусов у каждого борта.

Сергей лежал на верхней полке у левого борта. По правому он насчитал те же штатные пять этажей носилок, и на каждом ярусе лежал человек. У дверей сохранилось одно посадочное место, которое занимал боец в униформе чистильщика, но без погон. На плече у бойца висела санитарная сумка, на поясе – кобура с импульсным пистолетом «Страйк». Явно санинструктор-бионик.

Что ж, выглядело все прилично. Санитарная машина везет раненых в тыл, в госпиталь. Одно беспокоило Сергея: обстоятельства, при которых он здесь очутился. Сознание окончательно прояснилось, и Найденов больше не сомневался, что прикладом по голове некий «балбес» под номером «триста пять» врезал именно ему, Сергею.

Но зачем? Чтобы чуть позже неизвестный полковник списал солдата, как «груз двести», то есть как погибшего. Зачем? Чтобы продать мертвую формально «душу» загадочному доктору Шульцу?

Очень все это выглядело подозрительно и тревожно.

Найденов знал, что всевозможные подлые делишки проворачиваются в Зоне Смерти каждые пять минут. Знал, что продажа тяжелораненых или безнадежных больных, пораженных механической заразой, дело обычное. Однако Сергей никак не рассчитывал оказаться в роли подобного «товара».

К тому же, если не считать сотрясения, которое устроил бойцу «триста пятый», и легкой контузии в результате артобстрела, Найденов не имел особых ранений или повреждений. Идея списать его, как безнадежного, и продать для опытов какому-то Шульцу казалась странной, да и лишенной здравого смысла. Впрочем, искать смысл тоже не имело смысла, извините за тавтологию, думать Найденову следовало о более конкретных вещах. Следовало понять, кто враги и как их победить.

«Шульц! – Сергея вдруг обожгло. – Немец! Из Ковчега! Все, мне конец. Из лабораторий герра Хистера еще никто не возвращался. Но это не главный враг. Главный – свой, тот, что предал. Но почему нас предали?! Зачем? Ради денег? Впрочем, какая разница? Кто враги, понятно, теперь надо придумать, как сделать от них ноги. Хотя и тут все понятно. Один санинструктор – это не проблема, в ухо ему и ходу!»

Найденов быстро прокрутил в голове нехитрый план спасения и попытался резко сесть, чтобы затем спрыгнуть прямиком на голову бионику… но не сумел даже дернуться. Нет, Сергея не привязали к носилкам, похитители поступили проще. Они тупо вынули из блока питания брони аккумулятор, на жаргоне – «сердце зверя», и зафиксировали защелки на сочленениях бронепластин скафандра в положении «для смазки и ухода».

Теперь доспехи, так славно работавшие на благо чистильщика в поле под артобстрелом, работали против бойца. Общий вес тяжелого боевого скафандра превышал семьдесят кило, но худшее заключалось в том, что конечности не сгибались в основных сочленениях. То есть, в костюме с заклиненными соединениями щитков в коленях, на поясе, на плечах и в локтях Сергей лежал, как перевернутая черепаха, не в силах ни встать, ни перевернуться, ни хотя бы сесть.

Найденов, как бы в поисках помощи, повернул голову и присмотрелся к человеку, лежащему на верхних носилках у правого борта. Этот парень был одет в легкий защитный костюм, но его тоже не пристегнули. Видимо, за глубину его «отключки» похитители не беспокоились.

Ниже лежали трое чистильщиков. Сергей не сумел рассмотреть их лиц, но по некоторым деталям экипировки вычислил всех троих. Эти ребята тоже были из роты Сухова. И, похоже, они тоже находились в сознании, но не могли пошевелиться, поскольку их скафандры также были заблокированы.

Сергей попытался установить связь с ребятами на боевом канале, но выйти в эфир не сумел. Его м-фон, вживленный наряду с главным управляющим компьютером, отказывался устанавливать связь в принципе. Складывалось впечатление, что он просто вырубился или вовсе исчез из организма, словно его и не было.

Найденов отлично понимал, что это невозможно, вживленные импланты сами по себе из организма не исчезают, но эфирная пустота и появившееся в этой связи ощущение оторванности от мира его немного испугали. Невозможно-то невозможно, а вдруг? Мысль в первую секунду показалась дикой, но почему-то очень скоро заняла все сознание Сергея.

Почему это произошло, Найденов понял, когда вновь перевел взгляд на человека без брони, лежащего на верхних носилках у правого борта.

С этим вольным ходоком явно что-то происходило. Он не пытался встать не потому, что лежал в глубоком нокауте. Нет, парень явно пребывал в сознании, он что-то нашептывал и смотрел в потолок широко открытыми глазами. Найденов ни разу не видел, как люди молятся, но сейчас решил, что человек читает молитву, настолько несчастным казался его взгляд, и одновременно настолько серьезная мина приклеилась к его лицу.

Сергей хотел было позвать его, но опоздал ровно на секунду. Лицо человека вдруг исказила страдальческая гримаса, он резко выгнулся, поднимаясь на борцовский мостик, затем вновь упал на носилки и забился в судорогах. Трясло несчастного так, что ходуном заходила не только пирамида из пяти носилок по правому борту, но и, казалось, затрясся весь тяжеленный бронетранспортер.

Боец-бионик тотчас вскочил со своего места и бросился к припадочному. Медик ловко пристегнул несчастного к носилкам прочными ремнями, вынул у себя из нагрудного кармашка шприц, сорвал зубами колпачок и воткнул иглу пациенту в шею. Припадочный вновь выгнулся, заскрежетал зубами, утробно зарычал, но вскоре обмяк и затих. Боец нащупал у пациента на шее пульс, удовлетворенно кивнул, похлопал припадочного по плечу и вернулся на свое место.

Сергей проводил взглядом медика и снова посмотрел на соседа по ярусу. Припадочный обмяк настолько, что теперь выглядел не человеком, а грудой тряпья. Одно отличие: среди бесформенной ткани поблескивали открытые участки кожи. Влажные, покрытые крупными каплями серебристого пота…

Найденов поймал себя на этой метафоре и обмер. Серебристого? Черт возьми, именно серебристого! Получив дозу непонятного успокоительного зелья, припадочный сосед основательно пропотел, но не обычной влагой, как все нормальные люди, а чем-то серебристым, подвижным, но в то же время плотным, как… жидкий металл.

«Нет, ну не ртутью же он потеет! – Сергей присмотрелся, затребовав у импланта не только максимальную подсветку, но еще и увеличение, но ничего нового не увидел. – Неужели это н-капсулы? Но откуда они в организме человека? Там могут быть стабильные импланты или дикая механическая зараза, но не чистые, свободные от любых программ колонии нанороботов. Или я не все понимаю?»

– А-а, очухался, – сказал бионик, вновь поднимаясь с места и приближаясь к Сергею. – Это хорошо. Как раз время подошло. Ты один остался не ужаленный.

– Что происходит?

– На планете в целом или только здесь? – с усмешкой спросил боец и вынул из кармана новый шприц.

– Что с этим… – Сергей взглядом указал на соседа. – Я тоже так пропотею?

– Сейчас поглядим, – бионик снял с Сергея шлем и опустил гофру воротника боевого костюма. – Только не кусаться, хуже будет.

– Что это за укол?

– Сегодня ты все равно не поверишь, – медик воткнул иглу Сергею в шею. – А завтра тебе будет по барабану. Добро пожаловать в новую команду, воин. В команду «сто один».

Близилась ночь, и шумный сталкерский рынок Обочина потихоньку успокаивался. Почти совсем стихли голоса немногочисленных продавцов и покупателей в торговых рядах, закрылись скрипучие ворота складов и лавок, прекратили ворчать моторы машин, и умолкли визгливые сервоприводы роботов-погрузчиков. Топот, шумное дыхание, надсадный кашель, смех и ругань, шорохи одежды, побрякивание всевозможных предметов и гомон теперь доносились из узких амбразур, переоборудованных под ночлежки старинных домиков, из подвалов руин, которые до Катастрофы тоже были домами, но не настолько прочными, чтобы выдержать удар аномального взрыва, да из приоткрытых дверей кабаков.

В первую очередь из дверей «Пикника», самого большого и популярного кабака на рынке Обочина, тоже самого-самого в Старой Зоне. То есть в Чернобыльской локации, также самой известной и неоднозначной из пяти локаций Зоны Смерти.

Под хмурым небом остались лишь немногочисленные торговцы, которые сворачивали свои палатки, плюс запоздалые сталкеры, которые спешили по своим делам из одного конца торгового поселка в другой, да обколотые наркотиками шлюхи, подпирающие углы кабаков. И тех, и других, и третьих Лера насчитала едва ли с полтора десятка.

Лера вздохнула. А ведь еще недавно Обочина буквально кишела торговцами, бойцами всяких разных группировок и военными, посредниками и ворами, продажными девками и сутенерами, ошалевшими от увиденного в Зоне туристами, учеными, инспекторами всевозможных миссий и сопровождающими их сталкерами. Здесь покупалось и продавалось все, от воды, консервов и одежды до информации, оружия и женщин. Здесь заключались сделки, подписывались контракты, проводились переговоры. Если образно, жизнь бурлила и выплескивалась через край.

Теперь же она вяло булькала на самом донышке. Людей, товара и сделок стало меньше на порядок, а вечные, казалось бы, ценности и правила втаптывались в грязь новым поколением сталкеров, пока не обстрелянных, но уже с большими амбициями.

В общем, рынок пришел в полнейший упадок, и дальнейшая его судьба скрывалась за туманной дымкой. Возобладает здравый смысл, вернется хотя бы двадцать процентов завсегдатаев, возможно, Обочина получит новый шанс. Уйдут последние старожилы, уступят место молодым шакалам, рынок загнется в одночасье. Растащит его племя младое, незнакомое по камешкам. Как пить дать растащит…

Лера оторвалась от унылого сумеречного пейзажа за узким окошком и перевела взгляд на сидящего напротив субъекта. Этот человек не принадлежал ни к стае молодых шакалов, ни к славной когорте старожилов Обочины. Он вообще не имел никакого отношения к сталкерам и прочим обитателям Зоны и прибыл на рынок с разовой миссией. Причем прибыл в сопровождении внушительной охраны.

Бойцы эскорта были облачены в нейтральную, ничем не примечательную экипировку, но очень уж повадками напоминали наемников. Причем тех, что работают только на мафию, а не кормятся сами по себе, то есть с любых рук. Впрочем, Лера могла и ошибаться. То, что охрана действовала грамотно и вела себя в меру дисциплинированно, могло означать, что бойцы прошли подготовку в военных лагерях. Да и в Ордене Священного Узла или в Ковчеге дисциплина не хромала.

В общем, не имело значения, чьи интересы представлял заказчик. Настоящий посредник никогда такими вещами открыто не поинтересуется. Сам до всего дойдет, с помощью дедукции.

Лера подняла взгляд и уставилась на заказчика в упор. Так она давала понять, что пауза затянулась и пора переходить к делу.

Заказчик не отвел взгляд. Тоже уставился Лере в глаза, но не вопросительно, а пристально, будто бы пытаясь заглянуть поглубже и прочитать мысли девушки. Заказчик явно не спешил выкладывать карты на стол. Он будто бы присматривался к самоуверенной девице, которая решила испытать себя на новом поприще.

«Резинщик!»

Впрочем, Лера его не осуждала. На месте заказчика она поступила бы в точности так же. Сначала присмотрелась бы, прощупала, поняла, чем дышит нанимаемый на ответственную роль человек, а уж после приняла бы решение. И, скорее всего, отрицательное.

Будь Лера мужчиной, она определенно отказалась бы от идеи доверить свои секреты какой-то дамочке с сомнительным прошлым и откровенно криминальными связями. Хотя… все зависело бы от обстановки. В точности, как сейчас. На Леру работали два весьма серьезных обстоятельства.

Во-первых, после весенней «эпидемии» и летней морской кампании биомехов в Зоне Смерти остро встал кадровый вопрос. Людей осталось катастрофически мало. Дошло даже до того, что прежние могущественные группировки оставили часть своих территорий и укрылись в «исконных» укрепрайонах.

Для Ордена Священного Узла таким районом всегда был Казантип, с его неразрушимой и мрачной Цитаделью, бывшей недостроенной атомной станцией. Для неофашистской группировки Ковчег логовом стала сеть бункеров в районе Кольцово и в Академгородке на окраине Новосибирска. Фанатики из секты «Пламенный крест» вернулись в основательно зачищенный морским десантом биомехов Сосновый Бор под Питером.

Относительно неплохо чувствовали себя только военные, им людские ресурсы исправно поставлялись вербовочными пунктами в приграничье и на Большой земле, да всевозможные деловые и наемники, которые во время охватившего Зону «весенне-летнего обострения» предпочли отойти на периферию, к Барьерам, и пересидеть все катаклизмы в многочисленных укрепленных поселках, бункерах и на рынках.

Так что, если начистоту, особого выбора у заказчика не осталось. Он мог бы обратиться к Касперу или к другому посреднику аналогичного уровня, но это обошлось бы ему в кругленькую сумму. Да еще неизвестно, согласился бы Каспер или нет. С недавних пор знаменитый академовский посредник стал очень осторожно относиться к новым заказчикам. Практически перестал брать заказы от посторонних.

Во-вторых, Лера отлично ориентировалась и в Зоне, и в тонкостях взаимоотношений между ее обитателями, и в подноготной группировок, что с лихвой компенсировало ее неопытность в посредническом ремесле. И вот тут-то прошлое и сомнительные связи даже играли на руку Северной Хозяйке. Видимо, заказчик выбрал Леру именно по этому критерию, а не потому, что на безрыбье и рак рыба. Во всяком случае, Лере хотелось верить, что все обстоит именно так.

Впрочем, она не исключала и третий вариант. У заказчика могли иметься свои, неведомые начинающей посреднице мотивы. И, вероятнее всего, среди них имелись и все вышеперечисленные, ведь третий вариант не исключал второго и первого.

– Вы давно в Зоне? – не отводя взгляда, наконец, спросил заказчик.

– С рождения, – Лера тоже продолжила игру в «гляделки». Уступать было не в ее правилах. Нет, ну бывало, конечно, но не сейчас. – Я помню Зону еще живой. Зараженной радиацией, но живой.

– Да? Интересно, – во взгляде заказчика не промелькнуло и микроскопической искры интереса. – И как же она выглядела?

– Лучше, чем сейчас.

Лера ответила холодно. И не только потому, что ее коробило от этого фальшивого интереса заказчика к прошлому Зоны. Любое упоминание о жизни до Катастрофы поднимало в душе у Леры волну смешанных чувств, которые мешали мыслить трезво. А на серьезных переговорах любой всплеск эмоций мог дорого обойтись. Поэтому все всплески следовало гасить сразу, мгновенно. И лучшим способом сделать это был и остается холодный тон. Так Лера остужала себя, а заодно ставила на место собеседника. Двойная выгода.

Видимо, уловив смену настроения Леры, собеседник снова взял паузу. Это означало, что заказчик настроен достаточно миролюбиво. Во всяком случае, желает, чтобы так казалось. Он как бы давал Лере время успокоиться и таким образом выправить ситуацию, внезапно давшую крен на корму.

Лера против новой паузы не возражала. Она сосредоточилась на полном контроле над эмоциями, отбросила лишние мысли и воспоминания… и тут же получила нечто вроде ответного удара. Воспоминания о жизни до Катастрофы, об ужасе, пережитом 13 сентября 2051 года, о потерях и лишениях, о трудностях выживания в новых условиях, обо всем этом и многом другом вдруг вернулись и выплеснулись Лере в лицо горячей волной. Девушка не устояла под натиском этой волны и мысленно сделала шаг назад…

Жизнь до Катастрофы тоже не была безоблачной. Это ведь непросто – безвылазно торчать в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС, бродить по ее опасным закоулкам, прятаться от всевозможных мутировавших тварей и от людей, еще более опасных, чем твари. Но Лера все равно вспоминала свое трудное детство, как самое счастливое время в жизни.

У нее была семья: мама и папа, были свои игрушки, любимые местечки, даже друзья. Она училась, набиралась опыта, слушала захватывающие истории, которые рассказывал отец, и купалась в нежности, которую приберегала для нее мама. Зачастую приберегала в ущерб отношениям с папой…

Может быть, именно этот перекос и стал катализатором разрыва их отношений? Эти самые отношения и так были непростыми, полными каких-то страшных тайн и недомолвок, а тут еще и это. Одному все, другому ничего.

Впрочем, Лера так до конца и не поняла, что же случилось в тот злосчастный день, когда мама исчезла. Ушла она сама или стряслась какая-то беда? Отец не посвятил Леру в эту тайну.

Возможно, он и сам не знал, в чем дело, хотя в Зоне его считали почти оракулом, всезнающим и всевидящим. Лера не верила, что отец какой-то особенный, поэтому легко приняла тот факт, что папа не в курсе, куда и при каких обстоятельствах исчезла мама.

Добавил свой пятак в копилку и крестный, Механик, старинный приятель отца. Он заявил, что это дело житейское и Ольга, то есть мать Леры, обязательно вернется. «Не впервой ей уходить, куда Макар телят не гонял». И Лера поверила, что так все и будет.

А почему она не должна была верить двум самым авторитетным и близким для нее людям? Пусть папа и не настоящий оракул, но очень умный, а дядя Макс, то есть Механик… Уже в то время, за десять лет до Катастрофы, в зоне отчуждения Механик считался уникальной личностью, практически такой же необычной и вызывающей у народа мистический трепет, как и отец.

Почему? Этого Лера не понимала. Крестный всегда казался ей обычным человеком, разве что немного странноватым. Почему же люди крестились при виде Механика и шептались у него за спиной?

Однажды Лера спросила об этом у отца, но тот лишь загадочно улыбнулся и пропел строчку из какой-то старой песенки: «Здесь выжил лишь тот, кто был заранее мертв». А потом добавил, что народ просто завидует Механику, «очень уж этот бородатый увалень талантлив».

Короче говоря, исчезновение мамы поначалу не стало для Леры трагедией. Лишь когда прошло достаточно много времени и надежду потеряли все, кто ждал маминого возвращения, Лера поняла, что жизнь отныне стала другой, неполной, лишенной значительной части тепла и любви. Отец, конечно, давал ей все, что мог, но он не мог заменить маму. По определению.

Лера долго тосковала, даже впадала в отчаяние, считая, что настали худшие дни в ее жизни, но потом привыкла, успокоилась, а затем… наступил действительно худший день в ее жизни. День, когда она потеряла еще и отца. 13 сентября 2051 года. День, когда грянула Катастрофа.

Пять запредельно мощных взрывов неведомого, но явно аномального происхождения в пяти точках Евразии вывернули наизнанку пространство и время, разрушили все, что можно было разрушить, и убили почти все живое на сотни километров вокруг эпицентров.

Когда ударные волны и прочие поражающие факторы пяти синхронных взрывов сделали свое черное дело, в бывших эпицентрах закружили мощные смерчи, а на тридцатикилометровом расстоянии от смерчей возникли невидимые стены куполов (впоследствии выяснилось, что это сферы) гравитационных Барьеров. Купола накрыли локации возникшей мертвой зоны и отгородили ее от внешнего мира. Или наоборот. Факт в том, что тройная сила тяжести в трехкилометровой толще стенок Барьеров надежно изолировала пространство локаций, отделяя живой внешний мир от мертвого внутреннего. От мира пятиземелья Зоны Смерти.

А потом началось то, что многократно описано в тысячах сетевых статей, заметок, репортажей и в десятках книг о Зоне Смерти. Началась эволюция техносферы. То есть началось перерождение машин, оказавшихся внутри гравитационных сфер, в биомехов (поначалу их ошибочно называли механоидами) и скоргов.

В первые дни, недели и месяцы существования пятиземелья Зоны Смерти эволюция машин шла средними темпами. Переделанные во внепространственном Узле (или где-то еще, достоверно неизвестно) машины возвращались в нормальное пространство, но лишь за тем, чтобы утащить в пылевые вихри, которые по-прежнему кружились в центрах локаций, все электронно-механическое, что находили в Зоне Смерти. И через какое-то время эта «жесть» возвращалась тоже, и тоже совсем другой. Обладающей зачатками разума или хотя бы способной к самостоятельному функционированию по неведомым людям программам. Плюс к этому вооруженной до зубов.

Первый год, даже два, техносфера Зоны лишь формировалась, машины набирались опыта, экспериментировали с формами и содержанием. Но дальше дело пошло с нарастающей скоростью, и пустые, выжженные и перепаханные Взрывами земли пяти локаций заполонило то, что ученые обозвали техносом – совокупностью разумных и не очень обитателей Зоны, созданных из обломков машин.

То есть, проще говоря, Зону оккупировала орда электронно-механической нежити. Мертвой, но эффективно функционирующей и частично разумной.

И вот когда это произошло, наступил переломный момент. Вопрос принадлежности пяти локаций Зоны Смерти встал ребром. Или это царство техноса, или все-таки территория коренных обитателей – людей.

Нет, попытки уничтожить «взбунтовавшиеся машины» предпринимались и раньше. Практически сразу, после того как отгремели Взрывы невообразимой Катастрофы, в Зону вошли силы быстрого реагирования, а вокруг Барьеров расположились войска, впоследствии образовавшие костяк Барьерной армии.

И вольные искатели приключений в Зону потянулись тоже почти сразу.

А вскоре из запредельного пространства Узла начали возвращаться не только перелицованные машины, но и люди, случайно затянутые в смерчи во время Катастрофы.

Эти «жженые», как их обозвали в народе, и стали основной ударной силой «армии сопротивления техносу», ведь они имели особым образом «оплавленные» импланты в голове и обрели довольно необычные, но крайне полезные в Зоне таланты. Например, такие как талант энергика – способность запускать в противника шаровые молнии. Или талант мнемотехника, то есть способность на расстоянии подчинять себе мелких скоргов (что расшифровывается, как самопрограммирующийся кибернетический организм) и даже крупных биомехов. И так далее.

Да, все это было и до упомянутого выше переломного момента. Но всерьез война с разумными машинами началась именно в пятьдесят третьем, когда технос стал реальной силой, а люди поняли, наконец, что в Зоне им стоит задержаться не только ради мести чугункам. И не ради того, чтобы удержать Зону от расширения (да и расширяться она явно не собиралась). До людей дошло, что существует масса материальных стимулов для укрепления их позиций в Зоне. Какие это стимулы?

Три простейших примера. Запредельный Узел перекраивал машины, превращая их в уродливых внешне, но технически совершенных монстров. Загадочная энергия, которая во время Катастрофы выплеснулась из тамбуров-переходов между локациями, создала множество разных артефактов. В первую очередь – аккумуляторы, способные эту энергию накапливать и отдавать. Кроме того, на территории локаций образовались десятки крупных и сотни мелких пространственно-временных ловушек всевозможного пошиба.

И первое, и второе, и третье таило в себе колоссальный потенциал, освоив который современная наука могла совершить гигантский скачок вперед. К тому же, аномальная энергия Зоны вполне могла претендовать на роль альтернативного источника, способного спасти всю планету от энергетического, опять же, кризиса. А он к середине пятидесятых уже отчетливо маячил на горизонте. Даже ближе.

Так и открылась новая страница истории Зоны Смерти, а заодно и всей планеты. В мертвые локации пятиземелья вернулись живые люди. Которых там, понятное дело, никто с распростертыми объятиями не ждал.

Но людям ведь не привыкать к холодному приему. Они начали брать, что им нужно, защищая огнем и мечом свое право на возмещение ущерба от Катастрофы. Вот только технос к тому моменту так просто было уже не взять.

В результате война затянулась на многие годы и до сих пор шла с переменным успехом. Большая зачистка пятьдесят шестого склонила чашу весов на сторону людей, но Технореволюция и последовавшая за ней «жестяная эпидемия» выкосили столько народа, что едва не пришлось начинать колонизацию Зоны Смерти заново. Потом были морской десант чугунков в Сосновом Бору и небольшая «Цусима» с гидроботами и гидромехами в Крыму, множество других кампаний, но внятного результата они не принесли.

Биомехи не сдались, а люди не ушли. И Зона тоже не изменилась, она по-прежнему оставалась копией ада, разве что состояла только из пяти кругов. Или из шести, если считать еще и Узел, расположенный где-то в центре невидимой паутины, соединяющей все локации Зоны внепространственными переходами.

Последнее сравнение подняло в душе Леры новую волну, теперь холодную, полную мелких колючих льдинок, и эта ассоциация подействовала на нее отрезвляюще. Она справилась с эмоциями и вернулась в реальность.

Она снова сидела в комнатке с облезлыми стенами и зарешеченными окнами, за шатким пластиковым столиком, на котором горела тусклая химическая лампа. И напротив Леры сидел заказчик. И никакого прошлого. Ни светлого, ни темного. Только настоящее. Серое, сумрачное, пахнущее гарью, сыростью и ржавчиной. Настоящее в Зоне Смерти.

Совладав с эмоциями, Лера поняла, что все-таки проиграла «гляделки». Взгляд ее опустился к затертой столешнице, и теперь ей требовалось приложить серьезное усилие, чтобы вновь поднять взгляд на заказчика. Лера опасалась, что увидит в глазах собеседника ироничную искорку или что-то подобное, но заказчик смотрел, как и прежде, абсолютно равнодушно. Что ж, это посредницу устраивало.

– Мой шеф, – вновь начал заказчик, – желает нанять вас, Валерия Андреевна, для выполнения одного непростого и очень ответственного задания.

Все-таки он решился! Лере снова пришлось унимать вскипевшие в душе эмоции. Теперь положительные, но все равно лишние во время переговоров.

– Я готова обсудить ваши условия, – стараясь говорить ровным тоном, ответила Лера.

– Хорошо, – заказчик положил руку на стол, а затем медленно поднял ладонь над столешницей, будто бы показывая, какой толщины будет пачка денег, которую получит посредница за услуги.

Между ладонью заказчика и столом образовалось сначала нечто вроде сгустка тумана, а затем сформировалась объемная проекция какого-то странного предмета.

Поначалу Лера не поняла, на что похож этот предмет. То ли на информационный кристалл вроде тех, которыми пользовались во времена, когда «флэшки» умерли, а вживленные компьютеры еще не распространились повсеместно, то ли на какое-то украшение, наподобие подвески из хрусталя или полудрагоценного камня. Но когда голограмма сформировалась окончательно – появилась цепочка, на которой висел кристалл, Леру в третий раз окатило волной, теперь теплой и уютной. А еще у нее защемило в груди. Да так сильно, что она едва не вскрикнула.

Она узнала эту странную подвеску. Нехитрое украшение принадлежало матери Леры и было для нее чем-то вроде талисмана или оберега. Во всяком случае, мама никогда не снимала эту подвеску. А еще как-то раз она обмолвилась, что если когда-нибудь пропадет, то именно из-за этого кристалла.

Лере эта фраза тогда показалась настолько загадочной, что она запомнила ее на всю жизнь. И еще она запомнила то, что сказал папа. Он тогда возразил маме, но его слова показались Лере еще более странными и пугающими.

«Пропадешь обязательно, только не из-за кристалла, а из-за своего отношения к нему. А он поможет тебе вернуться. Жаль, что будет поздно».

Этот разговор родителей состоялся за полгода до того, как мама исчезла, то есть уже больше полутора десятков лет назад, но Лера помнила все слова, жесты и даже выражения лиц родителей.

Почему из сотен странных родительских разговоров она запомнила именно этот? Возможно, ей передалась частица отцовского дара предвидения? Возможно, Лера уже тогда подсознательно готовилась к тому, что когда-то вновь увидит если не саму маму, то хотя бы что-то ей принадлежавшее?

– Вы знаете, что это? – спросил заказчик.

– Я… – Лера немного растерялась. – Не уверена, но…

– Это кристалл, – сказал собеседник. – Ничего особенного или аномального. Просто кусок искусственного хрусталя. Но вот что странно, этот простой осколок хранится у моего шефа в сейфе. Рядом с настоящими драгоценностями. Знаете, почему?

– Нет, – голос Леры предательски дрогнул.

– Хорошо, – заказчик опустил ладонь на стол, сворачивая объемную проекцию. – Не знаете, значит, не знаете. Это и не важно. Главное, теперь вы поняли, что имеете дело с серьезными и весьма осведомленными людьми. Не так ли?

– Да, я поняла, – голос почти сел.

– Мы знаем практически все о вас и ваших родителях, о семейных «скелетах в шкафу» и о маленьких личных тайнах. Более того, Валерия, мы знаем то, чего не знаете вы. И эта информация будет частью оплаты ваших услуг.

– Информация? Я не понимаю…

– Валерия Андреевна, вам разве не доводилось размышлять над странными событиями семнадцатилетней давности и мысленно моделировать их последствия?

– Вы намекаете, что одна из моделей воплотилась в жизнь?

– Я намекаю на то, что странная история с исчезновением вашей матери могла закончиться вовсе не так трагично, как предполагали вы и ваш отец.

– Могла?

– Оставьте мне возможность получить удовольствие от недосказанности, – заказчик улыбнулся, но ничуть не теплее и радушнее, чем скалящийся хищник.

– Вот почему… – Лера не сумела закончить фразу, к горлу подступил комок. Мысли о маме лезли в голову с неотразимой настойчивостью.

– Мы обратились именно к вам, – закончил вместо нее собеседник. – Вам передались не только ум и храбрость ваших родителей, но и скрытые таланты этих нестандартных во всех отношениях людей. Генетика – это великая сила. Не уверен, что вы овладели всеми способностями, переданными от отца, но с материнским талантом вы справились, не так ли?

– Вы имеете в виду…

– Да. Вживленный Механиком имплант особой серии помог освоить талант доставшийся вам от матери. Вы скрываете этот факт даже от своего приятеля Лешего. В курсе дела только Механик, и о чем-то, возможно, догадывается Каспер. Но догадки не в счет, а Механик временно вне игры.

– Я все поняла! – Нервы все-таки не выдержали, и Лера выдала свои чувства. – Я принимаю ваши условия. Информация о… об интересующем меня человеке… и стандартная ставка посредника среднего уровня. Я правильно поняла?

– Деловая хватка превыше эмоций, – бесстрастно констатировал заказчик. – Хорошо. Вы умеете держать себя в руках. Сработаемся.

– Вот давайте и поговорим о работе, – резко произнесла Лера.

– Не вопрос, – ответил заказчик и вновь попытался поймать взгляд Леры. Видимо, чтобы проследить за ее реакцией на фразочку из арсенала отца.

Лера не отреагировала никак. Вот уже почти год, как этот ответ стал для нее ассоциироваться с Лешим, а не с отцом. Да и многие другие вещи, которые прежде были связаны с папой, вдруг будто бы сами собой стали частью образа Лешего.

Поначалу Леру даже пугало то, что случайный приятель так сильно походит на отца. Но чуть позже Лера догадалась, в чем дело. Они никогда не обсуждали с Лешим эту тему, но Лера была практически уверена, что ее догадка верна.

Осмыслить и уложить в голове факт, что Леший носит в мозгу имплант Лериного отца, оказалось невероятно трудным делом. Все это едва не привело к разрыву между Лешим и Лерой. Но постепенно девушка смирилась, а потом вдруг поняла, что Леший походит на ее отца не больше, чем прилежный ученик на хорошего учителя.

Да, он научился многому из того, что знал отец. Он подхватил знамя и достойно его несет, но он другой человек. Он Леший, а не отец Леры. Самостоятельная, уникальная личность со своими достоинствами и недостатками, со своим взглядом на жизнь, со своей системой ценностей и талантами. Плюс с суммой знаний и навыков, переданных ему Лериным отцом в виде базы данных имплантированного микрокомпьютера.