Нити разрубленных узлов Иванова Вероника
Взглянувшие на меня темные глаза больше всего были похожи на потухшие угольки.
— Я должен уйти?
А, понятно. Услышав беспечные слова Соечки, он подумал, что свободная жизнь закончилась и теперь ему предстоит либо вернуться на покинутую родину, либо отправиться искупать свои грехи другим, законным, но от того ничуть не менее печальным способом.
— А ты куда-то собрался?
Измученный взгляд дрогнул.
— Разве вы пришли не чтобы…
Можно было встать в горделивую позу, заявить, что данное мною слово нерушимо или что-то вроде того в лучших традициях столичных актерских трупп, но я просто ответил:
— Нет.
— И меня не заберут отсюда?
— А ты где-то нужен еще, кроме как здесь?
Сегор открыл было рот, чтобы возмутиться, но почему-то передумал. Наверное, вспомнил недавние события, уменьшившие его семью до одного-единственного человека.
— Зачем же тогда вы пришли?
— Поговорить.
— Я рассказал все, что требовали. Без обмана.
— Знаю. Но мне хочется узнать кое-что другое. Не о тебе и не о твоих родных, не беспокойся!
— А о чем тогда?
— Проводишь меня?
Он оглянулся на дом, словно спрашивая разрешения отлучиться, но, поскольку никого из хозяев поблизости не нашлось и запретить работнику уходить со двора никто не мог, кивнул:
— Как пожелаете.
Мы вышли на каменную дорожку между изгородями кустов. Не то чтобы я хотел оставить наш разговор в тайне от чужих ушей, но мне почему-то показалось: наедине парень будет более откровенен в ответах, чем при той же Соечке. Потому что вопросы у меня накопились не особенно приятные.
— Где ты жил на юге?
— В Лаваросе.
— Это далеко от Катралы?
Услышав интересующее меня название, Сегор скривился и едва удержался от презрительного плевка:
— Катрала…
— С ней что-то не так?
— Скажу одно: там, где я жил, было несладко, но в Катрале мне бы не хотелось даже родиться.
Любопытно. Судя по тому, как повел себя южанин, рассказ Натти был сильно приукрашен. Если такое вообще возможно.
— Почему?
Он промолчал, считая неторопливые шаги.
— Оттуда люди тоже бегут?
— Нет, — коротко ответил Сегор.
— Но если там так плохо, как ты говоришь…
— Там не плохо, эрте. Там… — Он куснул губу, подбирая слова. — Это земля строгих правил, эрте. Правил, за нарушение хоть одного из которых берется только одна плата. Жизнь. Но конечно, если их соблюдать, можно жить и в Катрале.
Заканчивая фразу, парень усмехнулся так зловеще, что я поневоле задумался, не смогу ли все-таки протянуть два месяца здесь, пусть и не отнимая от лица вонючей тряпки. Кстати о ней: пора сделать три вдоха, как советовала лекарица.
— Расскажи мне о тех краях. Все, что знаешь. И людях, которые там живут.
— Люди везде одинаковые. Хорошие, плохие, добрые, злые. Только в Катрале они еще и пугливые.
— Это как?
— А так. Прислушиваются к каждому твоему слову, как будто ты вдруг можешь сказать… что-то страшное, что ли. Ходят вечно в черном, закутанные с головы до ног. А по самой жаре сидят дома, потому что иначе можно свариться заживо, в их-то одежде! И все время молятся.
— Прямо на улице?
— Везде. Стиснут в пальцах ладанку и только губами шевелят.
— А о чем молятся?
— Я не слушал, — брезгливо ответил Сегор.
Закрытое общество, отделенное от прочих людей не как Блаженный Дол, расстоянием и горами, а прежде всего внутренними обычаями и правилами. Это плохо. В такую крысиную нору может проникнуть только тот, кто сам хвостат и волосат. Правда, хвост ведь растет не только у грызунов…
— Говоришь, оттуда не убегают?
— Может, кто и пробовал, только не добрался в другие края живым. Одному и не выбраться из Катралы. Через степь не пройти без снаряжения, а вдоль предгорий посты стражи вперемежку с…
— С кем?
— Со всякими лихими людьми. Я сам не видел, но рассказывали, что лучше попасться в руки законников: от них хоть можно откупиться. А горцам вместе с откупом и жизнь подавай.
— Убивают?
— Могут с собой забрать. Или жить у них как бессловесная скотина, или грабить путешественников, а все одно, что так, что эдак — неволя.
— Хуже катральской?
— А неволя бывает хорошей?
Вопрос, явно обращенный ко мне, прозвучал с горькой издевкой. И намеком на происходящее.
Эх, знал бы ты, парень, кто из нас двоих сейчас свободнее! Удивился бы сильно. Сильнее некуда. А вот в неведении есть своя прелесть. Например, можно считать себя невинной жертвой и копить праведный гнев, авось пригодится когда-нибудь.
— Спасибо за рассказ.
Он удивленно моргнул:
— Больше спрашивать не будете?
А стоит ли? Боюсь, больше мне узнавать заранее нельзя. В конце концов, я же не собираюсь притворяться кем-то из местных жителей?
— Не буду. Иди домой. Соечка, наверное, уже беспокоится.
Сегор кивнул, словно соглашаясь с моим предположением, и уже повернулся, чтобы отправиться обратно, но все же спросил:
— А к чему вам все это… про Катралу?
Можно было солгать и отговориться простым любопытством, но я не стал лукавить:
— Надо туда наведаться.
Парень посмотрел на меня, как на самоубийцу:
— Они не любят чужих. Боятся. Но пока боятся — не трогают.
С этим странным напутствием он оставил меня на дорожке одного, быстро скрывшись из виду за поворотом изгороди. Впрочем, времени поразмышлять над словами южанина у меня не нашлось: рядом со смотрительским домом уже стояла коляска, запряженная свежей лошадью, а на козлах нетерпеливо ерзал Натти.
— Ну где ты бродишь?
— А что, нужно торопиться? Разве не ты говорил, что теперь уже лишний час значения не имеет?
— Для преследования беглянки — да. А вот портальная команда ждать не любит.
— Ничего, подождет, — заявил я, вальяжно разваливаясь на сиденье.
Натти взглянул на меня полуподозрительно-полуоценивающе, но промолчал, хотя вроде должен был выругаться, и легонько хлестнул вожжами по лошадиному крупу. Коляска выехала со двора на твердую как камень земляную дорогу и неспешно покатилась к граничной заставе Блаженного Дола.
— Чего молчишь? — спросил я примерно после мили пути, когда лошадка припустила рысцой, повинуясь приказу возницы.
— А ты готов поболтать?
Не особенно. Только от разговора все равно никуда не деться.
— Зачем все это?
— Пешком идти гораздо дольше.
— Я не о коляске. О другом.
— А! — понимающе откликнулся рыжий, но и только.
— Почему я должен туда ехать?
— Надо объяснять? Все ведь уже было не раз говорено.
Угу. Неуязвимость перед демонами. Правда, весьма сомнительная, потому что если демонов вдруг окажется много…
— Мой щит не так уж хорош.
— Это ты так думаешь.
— Будешь возражать?
Натти кивнул и, закрепив вожжи на краю козел, повернулся ко мне лицом, перекидывая одну ногу через сиденье, чтобы ненароком не вывалиться из коляски на какой-нибудь некстати подвернувшейся кочке.
— Возражу.
— Начинай!
— У того демона ничего бы не получилось.
— Неужели? В его распоряжении было много синих огоньков.
— Но меньше, чем твоих желаний.
Я попробовал вспомнить, сколько звездочек зажглось в тот день передо мной.
— Я что, желаю слишком многого?
Рыжий мотнул головой:
— Дело не в количестве. Твои желания, как бы это сказать, все время… Они очень текучие.
— То есть?
— То есть все время меняются. Почти неуловимо, но становятся отличными от того, что ты хотел, скажем, минуту назад.
— А демонам не все ли равно? Им же нужно желание само по себе?
— Не все так просто. Да, желание должно быть. Но оно должно оставаться неизменным. На то время, в течение которого демон может надежно закрепиться в человеческой плоти. Обычно требуется не менее четверти часа. Либо…
— Либо?
— Либо желание должно быть сильным. До сумасшествия. У тебя такое имеется?
Я задумался. Крепко-крепко, но безрезультатно.
— Не знаю.
— Зато я знаю. — Карие глаза засмеялись. — Нет у тебя такого желания. И в этом можешь мне верить.
— Разве могу?
— Ну-у-у, — протянул рыжий, мечтательно и вместе с тем грустно устремляя взгляд вдаль. — Я в какой-то мере ведь тоже демон.
Кто бы сомневался! Но только ли демон?
— Ты тоже когда-то чего-то желал?
— А как же! Чего угодно. По очереди и очень тщательно. Иначе не получилось бы стать охотником.
— А сейчас? Вот в эту минуту ты человек или все равно демон?
Натти улыбнулся:
— Сейчас, можно считать, человек. Но мои демоны всегда со мной.
Вот, кстати, хороший повод для следующего вопроса.
— Ладно, со мной понятно. Пока что. А почему туда едешь ты? Ты же сказал, что в Катрале идет охота на демонов.
Рыжий чуть помрачнел, впрочем не переставая улыбаться.
— Да. Идет. И нашего брата туда не пустят ни под каким предлогом.
— Но тогда…
Карие глаза вновь заискрились смешинками.
— А с чего ты взял, что я еду в Катралу как охотник?
Признаться, у меня имелось под рукой и другое предположение. Но слишком неприятное, чтобы продумывать его до мелочей.
— Что же нам там вообще нужно делать?
— Приехать. Осмотреться. Попробовать разыскать беглянку.
— А дальше?
— Так далеко я не загадываю. И тебе не советую! — расхохотался Натти, возвращаясь к управлению лошадью.
Я какое-то время смотрел на его подрагивающую от смеха спину, потом бросил это бессмысленное занятие и попробовал вздремнуть. Наверное, в этот раз рыжий исхитрился провести коляску по самым ровным участкам дороги, потому что, убаюканный мерным покачиванием, я очнулся от дремоты уже перед парадным входом в Наблюдательный дом.
— Приехали! — возвестил мой возница, спрыгивая с козел.
На крыльце стояли уже два стражника, а не один, как в прежние времена. Впрочем, нас пропустили внутрь без малейших вопросов и даже без какого-либо осмотра, хотя бы любопытствующего, а это значило, что покуда в Литто еще присутствует столичная власть, всегда действующая под девизом: «До золота может довести только молчание».
Портальная команда, ожидавшая в той самой комнате, которая некогда приняла мое измочаленное первым странным путешествием тело, несомненно, была столичной, судя по безупречно чистым, чуть ли не только что выглаженным синим мантиям и скучающему равнодушию лиц. Меня три девицы не удостоили и беглым взглядом, зато тут же построились треугольником и выжидательно сложили руки на груди.
— Раздевайся! — велел Натти и, видя, что я не тороплюсь снимать штаны, добавил: — Совсем.
— Это еще почему? В прошлый раз…
— Прошлый раз был в прошлом, — многозначительно отрезал рыжий. — Снимай всю одежду.
Я подчинился. Видимо, и впрямь прибавил в весе за несколько дней, проведенных в Блаженном Доле. Хотя по одежде вроде изменений заметно не было.
Натти сгреб снятое тряпье в охапку, а потом, надо сказать, не с первой попытки, содрал с моего плеча жука, который явно не желал расставаться со своим хозяином.
— А его куда?
— Есть местечко, — последовал туманный ответ. — И он там спокойно поспит, тебя дожидаясь.
Жук что-то недовольно прострекотал, словно возражая словам рыжего, но, сжатый в кулаке, смирился со своей участью. Как и я, собственно, пусть меня никто и не сжимал в объятиях. А хотелось бы, потому что в подвальной комнате было нежарко.
— И что делать дальше?
Натти кивком указал на середину треугольника:
— Вперед!
— С песнями?
— Это по желанию.
— Чарку никто не поднесет? А то посуху как-то петь не хочется.
— Ты про то питье, которым тебя накачали в первый раз? — догадался рыжий. — Забудь.
— А как же…
Он перехватил ворох одежды поудобнее.
— Оно нужно только новичкам. Да и то в основном чтобы одурманить голову. Всю работу делают вот они. — Натти кивнул в сторону девиц. — А твоя задача всего лишь им не мешать. Но если хочешь…
Лишний раз опорожнить желудок? Нет уж, благодарствую!
— Не хочу.
Я прошел между синими мантиями, останавливаясь примерно на равном удалении от каждой из троих.
Все так просто и буднично, ни тебе строжайших наставлений, ни волшебного зелья… Скучно. Но может, все так и должно быть? Драться ведь тоже невыносимо скучно, даже когда рискуешь собственной жизнью. Особенно если делаешь это в невесть какой раз.
— Побережнее, если можно, — попросил Натги, скрываясь за дверью.
Та из девиц, что стояла ко мне лицом, недовольно приподняла бровь, словно слова рыжего были чем-то вроде сквозняка, невзначай залетевшего в комнату, а потом с силой схлопнула ладони вместе и тут же начала разводить их в стороны.
Воздух загустел стремительно. Я так и не успел сесть на пол, удалось только обхватить себя руками за плечи, а вокруг уже повисла муть, которая на следующем же выдохе омутом сомкнулась над моей головой.
А вот что удалось в полной мере, так это не думать. Насладиться путешествием, похожим на полет камня сквозь кисель, было невозможно, но сегодня я не чувствовал даже интереса здешних обитателей к своей персоне. Как будто в тот первый раз ко мне уже вдоволь принюхались и приняли за своего. Поэтому даже лететь было скучно.
Зато нескучно оказалось приземляться: из тумана портала меня выкинуло чуть ли не вверх ногами, и хорошо, что я вовремя это понял и успел повернуться в воздухе, иначе встал бы на голову, а человеческая шея не слишком хорошо приспособлена для такого времяпрепровождения. Благодаря вынужденным телодвижениям мои ступни коснулись пола достаточно уверенно, хоть и пришлось чуть согнуть колени. А потом не оставалось ничего другого, кроме как гордо выпрямиться.
И в самом деле, как еще можно вести себя, слыша восторженные хлопки?
Узел третий
Синий сафьян чехла для пересылки личной почты притягивает мой взгляд не во время первого путешествия на кухонную половину, а уже только когда я возвращаюсь с кружкой воды в спальню. Знакомых печаток на послании не обнаруживается: воск придавлен самым обычным перстнем, из тех, что в ювелирной лавке дают в довесок к любому заказу. Но рисунок на отпечатке явно местный, с колоколами, которые горделиво отзванивают каждый час на главной городской башне Наббини.
Внутри чехла сиротливо белеет листок бумаги. Маленький, целиком умещающийся у меня на ладони.
«Прошу Вас прибыть нынче не позднее полудня в покои над гостиницей эссы Верде на улице Двух радуг».
Почерк явно не писарский, потому что слишком много внимания уделено завитушкам и общему изяществу букв. А еще послание ощутимо благоухает. Ароматом араинской розы. Тем самым, который так любит эсса Имарр.
Мне назначают свидание? Любопытно знать, с каких вдруг радостей. Дама вняла моим восхищенным взглядам? В этом мире, конечно, возможно все и даже больше, но Серебряное перо Крыла попечения не кажется простушкой, готовой играть в любовь без достаточных на то оснований. Хотя если она прослышала о намерениях Городского совета прибрать меня к рукам, то вполне могла бы забеспокоиться. В конце концов, Гражданская стража Наббини отнюдь не переполнена добровольцами, а когда я войду в совет, уменьшится еще на одного человека. Да, эссе есть чего опасаться. Зато у меня появляется на один выход больше из провинциальной ловушки.
— Его доставили рано утром, — равнодушно сообщает Либбет, наблюдающая за мной из дверей, ведущих на женскую половину дома.
— Как выглядел гонец?
— Никак, — зевает племянница. — Оно лежало посреди двора. Упало сверху.
Понятно. Кто-то пролетал над Да-Дианом на высоте, недоступной спящему сознанию «выдоха». Значит, этот «кто-то» очень хорошо осведомлен о моих домашних делах. Что ж, такое положение вещей немного успокаивает. Гораздо хуже, если бы меня собирался потревожить человек, понятия обо мне не имеющий. А так можно рассчитывать, что предложения, которые непременно последуют, будут находиться в границах возможного. Возможного прежде всего для меня.
Завтрак проходит в молчании, под мерный шелест шелковых нитей. Либбет не задает ни одного вопроса, и я вновь ловлю себя на мысли, что согласен обзавестись целым выводком несносно трещащей прислуги, лишь бы прогнать мертвую тишину, все чаще и чаще повисающую над домом и в нем самом. Но пока племянница здесь, совестно пользоваться помощью других людей. Она ведь заменяет всех, кого только можно придумать. И справляется с хозяйственными обязанностями лучше и быстрее, чем обычные люди. Чем множество обычных людей.
Наверное, она уже давно покинула бы меня. Если бы проснулась в городской усыпальнице, а не в собственной постели. Чувствует себя в долгу передо мной. Вернее, подсчитала свой долг и теперь тщательно его оплачивает. А когда решит, что мы в расчете, просто встанет из-за стола, повернется и уйдет. Не сказав ни слова…
Дракон презрительно косится на обшарпанную стенку стойла у задних ворот, впрочем, более ничем не показывает своего недовольства. Я бы с радостью проделал весь предложенный посланием путь на чешуйчатой спине, но улица Двух радуг слишком узка и извилиста, чтобы в ее воздушном пространстве поместился какой-либо летающий зверь. Только если вознамерится упасть, а разбиваться о брусчатку не входило в мои намерения.
Стены с заплатками закрытых ставен поднимаются на три человеческих роста, а потом плавно переходят в черепицу крыш. Прохожих в этом глухом коридоре совсем не видно, даже детей, играющих в прятки. Неужели где-то здесь находится гостиница? Как же постояльцы до нее добираются? На своих двоих? Тогда дела у хозяина должны идти из рук вон плохо.
Судя по фасаду, так и есть: облицовка каменной кладки давно не обновлялась, рамы окон черны от старости, а иней на мостовой и перед дверью выглядит нетронутым не только сегодня, но и вчера. И позавчера тоже.
Поднимаюсь на крыльцо, но едва протягиваю руку к бронзовому кольцу, как дверь открывается, и на редкость бесшумно.
— Вы хорошо следите за временем, эсса Конран.
Меня встречает Имарр, как я и предполагал. Вот только непохоже, что она собирается приятно проводить время, потому что одета неприметно и среди горожанок на рыночной площади не привлекла бы к себе ни малейшего внимания.
— Вы хотели меня видеть?
Она не отвечает на заданный вопрос ни кивком, ни взглядом, зато небрежным движением руки предлагает проследовать в глубь дома, наверх по ветхой, но опять же не издающей ни малейшего звука лестнице, к низкой двери в конце коридора на втором этаже.
— Вас ожидают.
Хочется спросить: «Кто?», но Имарр уже поворачивается и уходит, словно ее роль в нынешнем спектакле исполнена до конца. Остается только понадеяться на удачу, толкнуть створку и, чуть склонившись, пройти в сумерки комнаты, лишенной окон.
А потом порадоваться, что твоя спина согнута, потому что у стола тебя встречает человек, который вполне мог бы потребовать и коленопреклонения.
— Ваше…
— Обойдемся без церемоний, эсса Да-Диан. Жаль тратить на них время.
Впервые вижу императора так близко, во всех, что называется, подробностях. Кажется, что с момента последнего придворного праздника, на котором мне довелось побывать, правитель империи Дайа ничуть не изменился. А может быть, это свечной свет удачно скрадывает морщины, обязанные появляться с возрастом даже у сильных мира сего.
Высокий, на полголовы выше меня, хотя я не жалуюсь на свой рост, стройный, как юноша, облаченный в строгий мундир гвардейского офицера, правда, не слишком большого чина, он выглядит совсем молодым, а ведь еще мой отец годился ему в сыновья. Темные волосы заплетены тугими косами согласно уставу, а потому чуть натягивают кожу на висках и приподнимают уголки глаз, делая императора похожим на уроженца окраинной Глалии, хотя в действительности все его предки — выходцы из серединных земель Дайи.
— Чему обязан честью видеть вас?
— Мы не будем играть в гляделки, эсса. Выслушайте то, что я скажу. Со всем вниманием.
Можно было и не напоминать лишний раз. Любому дураку ясно, что каждое слово правителя нужно ловить тщательнее, чем дичь себе на пропитание. Но я, разумеется, послушно киваю и занимаю предложенное место в кресле. Сам император остается стоять, задумчиво перебирая в пальцах кисти перевязи, с которой свисают ножны, отягощенные внушительным палашом.
— Вы состоите в списках Гражданской стражи, а значит, не раз уже прикасались к последствиям чумы, поразившей империю. И значит, не удивитесь больше необходимого.
Хорошее начало. Многообещающее. Только кожа на подлокотнике кресла там, где лежит моя ладонь, почему-то вдруг становится скользкой от холодного пота.
— Первые вспышки произошли еще при правлении моего деда… — Его голос звучит отстраненно, как у распорядителя на похоронах, перечисляющего регалии всем надоевшего, но наконец упокоившегося отца большого семейства. — Вы когда-нибудь видели «врата мечты» еще до того, как из них вылупляется бабочка?
Качаю головой. Те продавцы, что осмеливались предлагать мне путешествие в мир иной, никогда не показывали товар лицом. Хотя бы потому, что в тепле тела его попросту опасно носить, а кошельки и сумки на столичных улицах долго не живут.
— Они прекрасны. Сверкают и переливаются, как драгоценные камни, только не прозрачные, а мутные. Собственно, так коконы и попали в столицу. В качестве украшения, любимого знатными дамами. Но поскольку их хранили вместе с прочими, неживыми изделиями, тепла и света не хватало для пробуждения беды. А вот когда на одном из балов однажды зажгли слишком много свечей… — Он делает паузу, растерянно хмуря брови. — Да еще и танцы оказались достаточно быстрыми, чтобы разгорячить кровь красавицы, надевшей в тот день ожерелье, полностью составленное из «врат мечты». Вы помните, сколько гостей и прислуги помещается в Зеркальном зале?
Утвердительно киваю.
— Тогда наверняка можете представить себе, как посреди этого людского моря вдруг раскрываются десятки крыльев, стряхивающих с себя ядовитую пыльцу… Мгновение. Всего одно долгое мгновение, и больше половины приглашенных остались лежать на полу. Причину случившегося поняли не сразу, решили, что отравлены были напитки, что кто-то покушался на жизнь императора и первых лиц государства. Лишь когда подобное повторилось несколько раз в других городах, с людьми, не представляющими вовсе никакого значения для империи, началось настоящее расследование.
Он говорит еще что-то о жертвах, безвинно загубленных ретивыми дознавателями, но у меня перед глазами стоит огромный зал, залитый светом и усыпанный неподвижными телами. Стоит так долго, что императору приходится недовольно кашлянуть.
— Это было очень давно, эсса Да-Диан. Те страсти уже улеглись.
Ну да, вместе со «вдохами». В затхлый покой приютов.
— А чуть позже они начали просыпаться. Не все, конечно. Кто-то до сих пор находится в глубинах усыпальниц. Кто-то погиб во время Чумного бунта. Но те, кто открыл глаза, показали, что империя отныне находится на лезвии ножа.
Мне трудно представить, что именно тогда происходило, но если пробуждения хоть немного походили на вчерашнее и если их случилось сразу несколько в одном месте… Люди должны были испугаться. Очень и очень сильно. Достаточно, чтобы запалить факелы.
— Что вы можете сказать о «выдохах», эсса Конран? Вы ведь близко знаете одного из них.
Намекает на Либбет? Зря. К ней у меня совсем иное отношение, чем к прочим. Хотя… Что-то начало меняться. Во мне самом. Вчера.
— Они не люди.
Читать бесплатно другие книги:
