Дорога к Марсу Громов Александр

6

Призраки космоса

Павел Амнуэль

– Вообще-то, я тоже, – немного помолчав, сказал Аникеев.

– Ты? – поразился Гивенс.

– Если что-то существует реально, почему бы этого не увидеть двоим или всем? – резонно заметил командир. – Если, конечно, видели мы одно и то же. Итак?

– Ну… – протянул Гивенс. – Видел я краем глаза, так что… Фигура человека… в темном… просто силуэт, скорее… я уже почти и не видел из-за перегрузки, в глазах зеленые пятна, и когда промелькнул силуэт, я подумал… Черт, ничего я не успел подумать, как раз отрубился. Он… если это был человек, а не обман зрения… быстро прошел в сторону шлюза…

– Почему сразу не доложил? – сухо поинтересовался Аникеев, пристально вглядываясь в лицо Гивенса-младшего и пытаясь понять, что тот чувствовал тогда… и что чувствует теперь, рассказывая. Понять это было важно, ощущения в момент потери сознания (кому это понимать, если не ему?) сильнейшим образом влияют на то, как мозг интерпретирует вполне, возможно, тривиальные зрительные впечатления.

– Я вообще не собирался докладывать, – выпалил Гивенс, и Аникеев едва заметно кивнул – разве сам он поступил не так же? – Прошу прощения… Мало ли что могло… Но потом завис компьютер, и я решил: доложу командиру. Подумал: отругает, но…

– Правильно поступил, – сказал Аникеев. – И, похоже, видели мы с тобой одно и то же, а значит, явление было скорее всего объективным, а не плодом фантазии.

– Ты тоже…

– Видимо, я оставался в сознании дольше других, – продолжал командир. – У меня просто опыта больше… Темный силуэт, да… Прошел в сторону коридора к шлюзовым камерам. Но я, еще не потеряв сознание, решил, что это зрительная иллюзия, потому и не стал ни с кем говорить на эту тему.

– Но почему?..

– Почему решил, что иллюзия? Видишь ли, силуэт возник из стены, а не вошел в дверь.

– Черт!..

– И вышел тоже не в дверь, а в стену…

– Как в дурном фильме, – пробормотал Гивенс.

– Не совсем, – покачал головой командир. – Фильмов о призраках я насмотрелся, жена любит, вот и приходится иногда… Нет, этот… гм… человек не исчезал в стене постепенно, как положено нормальному привидению, а пропал мгновенно, будто его выключили.

– Голограмма?

– Об этом я подумал потом, а тогда просто зафиксировал.

– Думаешь, это реально?

– Голограмма? Не знаю, я не специалист в технике голографии и три-дэ-проекций. Вопрос: если это так, то зачем? Кому нужно? Из наших, кстати. И толк какой? Голограмма не может действовать на материальные предметы, это смешно.

– Возможно, – высказал предположение Гивенс, – кто-то еще видел это и молчит? Я бы тоже молчал, да и ты, командир.

Аникеев кивнул.

– Попозже, – сказал он, – я поспрашиваю. Сейчас просто примем к сведению. И еще… Эдвард, если увидишь… краем глаза…

– Конечно, командир. Доложу сразу.

Быкова подняли с постели в три часа ночи. Голос оперативного дежурного был вызывающе бодрым, и Быков с раздражением подумал, что сам же подписал распорядок дежурств, по которому на ночные ставили самых закоренелых «сов», для которых ночь – лучшее время суток. Второй мыслью было: что? Что случилось?

Успела промелькнуть и третья мысль: наверное, включилась передача телеметрии с «Ареса», что еще могло заставить дежурного разбудить руководителя научной программы в такое… гм… раннее время?

– Докладываю, – вещал дежурный голосом Левитана, объявлявшего о взятии Киева советскими войсками, – объект «Призрак-пять» активизировался. Согласно наблюдениям в ближней ИК-области, а также в двух радиодиапазонах, объект переместился после последнего включения на…

– Стоп, – окончательно проснувшись, сказал Быков. – Я понял. Буду через двадцать минут. Все обработанные данные – на мой пульт.

– Слушаюсь, – отрапортовал дежурный, и Быкову почудилось, что он еще добавил «сэр», чего, конечно, быть не могло.

В центральном зале ЦУПа за мониторами сидела лишь дежурная группа – восемь операторов, каждый из которых анализировал свою часть поступавших с антенн телеметрических данных.

– Что «Арес»? – бросил Быков Веденееву, проходя к своему рабочему месту.

Веденеев, один из лучших операторов космической связи, работавший еще с программой «Мир», а затем с первой Международной, ответил, не отводя взгляда от экрана, по которому ползли колонны цифр, будто сомкнутый строй чьей-то армии. Может, и своей – если данные были благоприятны.

– Нуль, – сказал Веденеев. – С двадцати трех тридцати семи не поступают данные даже с аварийки. И это внушает оптимизм.

– Оптимизм? – с подозрением спросил Быков, останавливаясь и вглядываясь в числа. Это не были сплошные нули, но определить с ходу, чему соответствует каждое число, Быков не мог.

– Конечно, – уверенно сказал Веденеев. – Это означает, что телеметрия отрубилась не в результате поломки или более крупной аварии на борту. Полный пакет можно отключить от передачи только с пульта центрального бортового компьютера, причем никто не может это сделать без прямого приказа командира. Значит…

– Что визуалка?

– «Арес» в поле зрения шестнадцати телескопов, в том числе трех орбитальных. Идет практически точно по курсу.

– По курсу к…

– К Марсу, конечно. Если судить только по визуалке, то все в полном порядке. Видно было, как отработали маршевые – ровно столько, сколько нужно.

– Грузовик?

– Ну, это же вы сами…

Быков кивнул. Да, это он и сам видел, спросил по инерции. Грузовик, едва не протаранивший «Арес», сейчас никак не мог угрожать кораблю, вышедшему на гиперболическую траекторию.

– Визуально, – продолжал Веденеев, повторяя данные вечернего рапорта, и без того хорошо известного Быкову, – на борту «Ареса» не наблюдалось никаких взрывных явлений, оптических вспышек, ничего. Потому я и говорю, что полный отказ телеметрии – дело рук экипажа, который по каким-то причинам…

– Каким-то! – воскликнул Быков. – Да, черт возьми, по вполне понятным! К Марсу они захотели, вот что! Их собирались снимать с орбиты и возвращать на Землю, потому они и решили…

– Вот оно что! – не удержался от восклицания Веденеев, не знавший, конечно, о том, что происходило в высших управленческих кабинетах в последние часы. – Тогда… Но это все равно такое нарушение… Когда они вернутся, их просто вышвырнут из профессии!

– Если вернутся, – механически поправил Быков. – Если вернутся, никто им и слова не скажет. Победителей не судят. А они станут героями.

– Гм… да, – вынужден был согласиться Веденеев. – Но все равно я…

– Прошу прощения, – прервал Быков оператора и проследовал к своему пульту, за которым дожидалась Ниночка Строева, аспирантка, работавшая над диссертацией об оптических иллюзиях на поверхности Марса. Материала по иллюзиям за десятки лет наблюдений накопилось не на одну докторскую, особенно после полетов первых станций, приборы которых обладали разрешением, достаточным, чтобы буйная людская фантазия увидела в природных феноменах нечто необычное, но недостаточным, чтобы аналитики однозначно определили феномены как обычные явления природы.

– Добрый вечер, – поздоровался Быков.

Нина освободила кресло, он сел, а она пристроилась рядом на низком стульчике, откуда могла видеть экран, но не мешала оператору работать.

– Доброе утро, – сказала она, и Быков только сейчас осознал, что да, действительно, уже утро, пятый час. Час Быка?

– Ох, да, – пробормотал он. – Ты здесь всю ночь? Сегодня не твоя смена.

– Всю, – кивнула Нина. – Как предчувствие, знаете… Собиралась уже спать ложиться, и вдруг будто торкнуло что-то, дай, думаю, в зал загляну на всякий случай. А тут…

– Так, – перешел Быков на официальный тон, – что с «Призраком»?

– Смотрите, – Нина, протянув руку, из-под локтя Быкова нажала несколько клавиш. На экране возникла цепь картинок, и в правом углу – колонка чисел: данные о переменности радиопотоков, квазипериоды, всплески амплитуд…

Быков достал из бокового кармана очки, нацепил на нос и «придвинул» первое изображение.

7

Путь в сто тысяч ли

Алексей Калугин

– Сэр, вы сами попросили меня молчать, – едва заметно улыбнулся Перельман.

– Да-да, верно…

Сам того не заметив, Козловски вошел во вкус игры. Он сосредоточенно наморщил лоб, постучал пальцами сначала по столу, затем по своему темени.

– Вряд ли это командир экипажа… Тогда, получается, Карташов?

Козловски вопросительно посмотрел на Перельмана.

– Нет, сэр, – сухо отчеканил тот.

– Аникеев? – Козловски недоверчиво прищурился. – На нас работает командир корабля?.. Нет! Перельман, я вам не верю!

Однако по всему было видно: он очень хочет, чтобы именно так и оказалось. Глаза у Козловски поблескивали, а пальцы так и бегали, так и бегали по столу, словно перебирали рояльные клавиши.

Почувствовав, что ситуация изменилась в его пользу, Перельман сам, так и не дождавшись приглашения, присел за гостевой столик. Положил на свободный стул планшет. Улыбнулся.

– Я бы не отказался от чашечки кофе, сэр.

– С коньяком?

– Почему бы и нет?

Козловски ткнул пальцем в кнопку интеркома.

– Сьюзи! Чашку кофе с коньяком!

– Две?

– Я сказал – чашку!

Он делал это не ради того, чтобы угодить начальнику специального отдела. С какой стати? Перельман работал на него и получал за свою работу неплохие деньги. Фактически принадлежал ему со всеми потрохами. Был его собственностью, которой Козловски мог распоряжаться по собственному усмотрению.

Нет!

Козловски хотелось еще немного потянуть время, прежде чем узнать верный ответ! Он ведь угадал! Вернее, догадался. Хотя прежде перебрал почти все остальные варианты ответа. И тем не менее ему было приятно ощущать вкус победы.

В этом был весь Марк Козловски! Он любил чувствовать себя победителем. Даже если победу завоевывал для него кто-то другой. Какая разница?! Ведь это он все оплатил! Оказавшись в проигрыше, что, впрочем, случалось нечасто, Козловски впадал в ярость. Чтобы вернуть себе, скажем так, нейтральное расположение духа, ему требовалось найти и покарать виновного.

Однако Козловски даже не догадывался о том, что некоторые проницательные сотрудники, вроде Перельмана, не только знали о маленьких слабостях босса, порою влекущих за собой весьма серьезные последствия, но и умело ими пользовались. В меру необходимости. Козловски на все глядел свысока, а потому иногда не замечал мелочей. Весьма существенных.

Проникновенно виляя бедрами, в кабинет вплыла секретарша. Поставила перед Перельманом чашку кофе, дежурно улыбнулась и посмотрела на шефа. Нет ли других пожеланий? Козловски недовольно поморщился и махнул кончиками пальцев – убирайся! Секретарша обиженно надула губки и упорхнула.

Перельман не спеша размешал кофе ложечкой, положил ее на край блюдца, двумя пальцами взял чашку за ручку, сделал небольшой глоток, на секунду зажмурился и удовлетворенно кивнул. Вообще-то, он не любил кофе. Но коньяку в чашку Сьюзи плеснула от души. И это скрашивало вкус.

– Ну так что, мистер Перельман, – нетерпеливо заерзал в кресле Козловски. – Наш агент на «Аргусе» – Вячеслав Аникеев? Я угадал?..

Ху Цзюнь закрыл маленькую красную книжечку, размером меньше ладони, – единственную личную вещь, которую тайконавту было позволено взять с собой на борт космического корабля, – и спрятал ее в нагрудный карман комбинезона. В командном отсеке было так мало свободного пространства, что Ху Цзюнь задел локтем своего напарника Чжана Ли, с интересом читавшего блог одного из членов экипажа «Ареса».

Ху Цзюнь не понимал, в чем тут смысл? Можно подумать, этот Карташов напишет хоть слово правды о том, что происходит на борту. Ха-ха! Показуха – да и только. И в этом показушничестве весь смысл западной цивилизации. Для западных людей главное не проникнуть в суть происходящего, а произвести продукт и завернуть его в красивую обертку. А что под оберткой – это уже никого не интересует. Люди на Западе давно уже покупают не товар, а фирменные лейблы; не вкус еды, а название. Разве что русские по духу и типу мышления близки китайцам. Вернее, раньше были близки. Теперь же и их захлестнула волна потребительского безумия. Даже полет к Марсу они умудрились превратить в дешевое шоу для тупых телезрителей, набивающих брюхо попкорном, чипсами, заливая пивом. А результатом всей этой свистопляски стало то, что к Марсу отправился третий экипаж, задачей которого изначально было сидеть на Земле и моделировать ситуации. Если бы подобное случилось в Китае… Да нет, в Китае просто не могло случиться ничего подобного! Потому что в Китае каждый занимается своим делом, а не пишет дурацкие заметки в блоги, надеясь урвать причитающиеся пятнадцать минут славы. В Китае человек становится героем лишь после того, как совершит подвиг, а не в тот момент, когда заявит о своих намерениях.

Еще в Китае не любят пустословий и глупых измышлений. И это вовсе не от недостатка воображения. Все, абсолютно все на Западе, от представителей национальных космических агентств до безмозглых обывателей, решили, что если им ничего не известно о Китайской космической программе, значит «Лодка Тысячелетий» – это пустышка! Жестяная коробка, заброшенная на орбиту, чтобы всех удивить! Вполне логично, с точки зрения западного человека, уверенного, будто китайцы только мягкие игрушки шить умеют. А история про то, что на «Лодке Тысячелетий» к Марсу полетят камикадзе, поскольку ресурсов корабля не хватит на то, чтобы вернуться назад, – это уже полный бред. Или паранойя. Что бы ни говорили на Западе, они ведь боятся, жутко боятся, что Китай обойдет их в этой гонке к Марсу. И потому заранее начинают убеждать себя в том, что подобное невозможно. Даже находят объяснения, которые им самим кажутся вполне разумными.

– Как там русские? – спросил Ху Цзюнь у напарника.

– Русские? – удивленно посмотрел на него Чжан Ли.

– Я про «Арес».

– На «Аресе» международный экипаж.

– Какая разница? – презрительно скривился Ху Цзюнь. – Экипаж, может, и международный, а командир – русский. Поэтому я и спрашиваю: как там русские?

Ху Цзюню хотелось думать о команде «Ареса» как о русских. Очень хотелось. Им предстоял долгий полет в межпланетной пустоте. Тайконавт был уверен в успехе своей миссии, но при этом понимал, что их могут поджидать любые неожиданности. И случись что, рассчитывать придется только на себя. Потому что рядом не будет никого. Кроме «Ареса». Ху Цзюню доводилось сотрудничать с русскими специалистами, и у него сложилось мнение, что, несмотря на тлетворное западное влияние, на их глупое, по мнению китайца, стремление во всем уподобляться американцам, на русских все же можно было положиться. Поэтому во время предстартовой подготовки он про себя, а теперь, когда кроме Чжана Ли его никто больше не мог услышать, и вслух называл экипаж «Ареса» русскими. В свое время император Ху сказал: «Название определяет не все, но многое. Поэтому, давая предмету или явлению название, думай не только о том, что оно будет означать, но и как оно будет звучать».

Потому-то Ху Цзюнь и спросил у Чжана Ли:

– Как там русские?

– Как мы и предполагали, они забросили на орбиту корабль-заправщик.

Надо же, как оригинально – заправщик на орбите! Привычка жить на широкую ногу диктует свои решения. Судя по разведданным, с которыми Ху Цзюнь и Чжан Ли были ознакомлены в Национальном управлении по исследованию космического пространства, «Арес» был перегружен техникой. Все системы дублировались по три, а то и по четыре раза. Безумное расточительство! Зачем создавать три одинаковые системы, когда можно создать одну, которая будет работать без сбоев? Далее – шесть человек экипажа. В три раза больше, чем на «Лодке Тысячелетий». А следовательно, им нужно в три раза больше провизии, воды и кислорода! В три раза больше помещений внутри корабля!..

– У русских проблема!

– Что?

– Какие-то неполадки с заправщиком!

Ху Цзюнь развернул к себе монитор и активировал систему внешнего наблюдения.

На самом краю полукруга Земли можно было увидеть «Арес» и устремившийся к нему корабль-заправщик. Заправщик судорожно дергался, словно им управлял очень нервный пилот-самоубийца. Казалось, столкновение неизбежно.

Все, что могли сделать русские, – немедленно уйти на более низкую орбиту. А это означало провал их попытки стартовать к Марсу.

Ху Цзюнь крепко сжал подлокотники. Если бы он только мог, если бы знал, как помочь русским, он сделал бы это немедленно. Даже если бы это оказался самый безумный поступок в его жизни. Но он мог только наблюдать за развитием событий.

Вспыхнули огоньки маневровых двигателей «Ареса».

– Все, – едва слышно произнес Чжан Ли. Он коснулся кончиками пальцев локтя Ху Цзюня и, когда тот посмотрел на него, улыбнулся. – Теперь мы – победители. Нам больше не с кем соперничать.

Ху Цзюнь только молча покачал головой.

Ему не хотелось объяснять напарнику, что провал экспедиции «Ареса» означал в первую очередь то, что они остались одни. Совсем одни. А впереди – сотни и тысячи километров пути, похожего на падение в бездну.

Вместо бравурных заголовков в газетах, торжественно воспевающих славную победу китайской космонавтики, он предпочел бы, чтобы русские были рядом. В отличие от Чжана Ли, Ху Цзюнь с самого начала определял для себя этот полет не как гонку к Марсу, а как совместную экспедицию «Лодки Тысячелетий» и «Ареса». Для него не имело значения, кто придет к финишу первым, главным было, чтобы все вернулись назад.

И в этот момент произошло нечто невообразимое. «Арес» заложил какой-то немыслимый маневр и начал выходить на более высокую орбиту!

– Что?.. – Чжан Ли растерянно протянул руку к экрану. – Что они делают?

– Они стартуют к Марсу, – улыбнулся Ху Цзюнь.

– Но как же?.. Почему?..

У Чжана Ли было такое выражение лица, как будто у него отобрали орден, под который он уже пробил дырочку на своем парадном кителе.

Ху Цзюнь, конечно, мог его понять. Но не хотел.

На контрольной консоли загорелся сигнал пятиминутной готовности.

– Время!

Ху Цзюнь застегнул страховочный ремень и пальцем откинул защитный колпачок с пусковой клавиши.

Чжан Ли, следует отдать ему должное, тоже мгновенно забыл о своих душевных страданиях.

Оба тайконавта были собранны, сосредоточенны и готовы к действию.

Наступал едва ли не самый ответственный момент первого этапа их экспедиции. Пора было посмотреть, на что в действительности способна «Лодка Тысячелетий».

Ху Цзюнь положил палец на красную клавишу.

Воистину, даже путь в сто тысяч ли начинается с одного маленького шага!

Прежде чем ответить боссу, Перельман сделал еще один глоток кофе.

– Нет, не Аникеев.

– Так кто же, черт возьми?! – взорвался Козловски.

Марк Козловски сам не был остроумцем, но шутки понимал. Когда хотел этого. Сейчас же он отказывался понимать шутку Перельмана. А Перельман, похоже, не чувствовал, что его шутка слишком далеко зашла. Туда, откуда можно и не вернуться. Да и вообще, не время сейчас было для шуток. Совсем не время!

Перельман аккуратно поставил чашку на блюдце.

– Сэр, мы этого пока не знаем! Наш человек в московском ЦУПе успел доложить только о факте вербовки и должен был прислать данные об агенте, когда связь с ним оборвалась. Он перестал отвечать на письма, его мобильник молчит. Мы делаем все возможное, чтобы выяснить, что случилось, и восстановить связь.

На лице Козловски отразилась вся гамма чувств, которые его переполняли. Недоумение, раздражение, возмущение – и ярость! Очень много ледяной жгучей ярости! Он распахнул ящик стола, достал оттуда хрупкий на вид пистолетик и навел его на Перельмана. Тот вскочил со стула, как ужаленный, едва не расплескав остатки кофе.

– Так вы говорите, с инженером оборвалась связь? – почти бесстрастно переспросил глава правления «GLX Corporation», нажимая на спусковой крючок.

8

Марса шарик оранжевый…

Игорь Минаков

Шарахнуло будь здоров. Кабинет окутался дымом. Кисло запахло порохом. Выстрел из пугача произвел эффект. Хватаясь за сердце, Перельман закатил глаза и рухнул на хорасанский ковер.

Марк Козловски пристально посмотрел на распростертое тело. Признаков жизни не обнаружил. Инфаркт? Вряд ли. Глава правления «GLX Corporation» слишком хорошо знал своего подчиненного, чтобы поверить в это.

– Сьюзи, – обратился Козловски к прибежавшей на шум секретарше. – Распорядись, чтобы убрали это дерьмо. А когда очухается… Впрочем, я еще подумаю, что с ним делать…

– Рады слышать вас снова, Земля! – возгласил Аникеев, стараясь придать голосу побольше жизнерадостности.

– …ать твою, Аникеев! – прохрипели динамики спустя какую-то минуту, и дело было не столько в запаздывании сигнала, сколько в растерянности оператора ЦУПа. – Что у тебя стряслось?!

– Отказ главной антенны, – не моргнув глазом, доложил командир «Ареса». – Сбой центрального компьютера. Только что починили. Основные системы работают нормально. Самочувствие экипажа отличное. Продолжаем выполнение программы полета.

– Вас понял, Топаз, – буркнул ЦУП. – Не вижу данных телеметрии.

– Телеметрию чиним.

– Вас понял, Топаз, – повторил оператор. – Консультация спецов требуется?

– Пока нет, Земля, – ответил командир «Ареса». – Потребуется, запрошу. Если вопросов больше нет, то до связи.

– Отставить, – остановил его ЦУП. – На линии глава Совета.

– Вас понял, – отозвался, нарочито помедлив, Аникеев.

Он оглянулся на Булла. Тот пожал плечами: выкручивайся, дескать.

Ах ты, щучий сын, подумал командир, плечами пожимаешь? Твое дело сторона, так? А любопытно бы узнать, почему твой Хьюстон помалкивает? Не видит проблемы в отсутствии связи с экипажем? А почему не видит? Потому что связь… есть? Но какая? Загадочная «выделенка»? Вряд ли. Без центрального компа хрен бы ты получил, а не связь. Тем не менее Хьюстон подозрительно безмятежен…

– Топаз, говорит Центр управления полетами, – снова заговорила Земля, на этот раз голосом Ирины Александровны Пряхиной. – На связи глава президентского Совета по космонавтике.

– Слушаю вас, Ирина Александровна! – откликнулся Аникеев, не принимая официального тона. – Прошу прощения, что без картинки. Визуалка барахлит.

– Поздравляю с успешным выходом на расчетную траекторию.

Однако. А где втык за самоуправство? Неужто Пряхина поверила в повреждение антенны? Это тебе не дежурный оператор, ее байками не проймешь.

– Служим России! – сказал командир «Ареса», подмигнув нахмурившемуся американцу.

– Уж послужите, ребята, – откликнулась глава Совета. – Самое время постоять за честь Родины.

Булл помрачнел окончательно, но, видно, и Пряхина не намерена была блюсти политкорректность.

– Если все пойдет как надо, Ирина Александровна, – сказал Аникеев, – будем на Марсе раньше расчетного. Отработаем торможение. Выйдем на орбиту, удобную для расконсервации посадочного модуля.

– Замечательно, Слава, – ответила Пряхина, – но, боюсь, прибудете вы вторыми.

– What in the world?! – не удержался Джон Булл, мигом позабыв об оскорблении, только что нанесенном его чувству национального достоинства.

– Sorry, мистер Булл, – без тени злорадства произнесла первая леди русского космоса. – Первой будет «Лодка Тысячелетий».

– Вот ведь гадство… – вырвалось у Аникеева. – Простите, Ирина Александровна.

– Прощу, Слава, – отозвалась та, – если оставите китайских товарищей с их плоским носом.

– Рады бы, но как?!

– Думайте, Топазы, думайте, – сказала Пряхина. – Раз уж понесло вас к Марсу, так доберитесь до него первыми. Учтите: это не пожелание, а приказ! И на этот раз я не потерплю невыполнения.

– Вас понял, госпожа глава Совета!

– Отлично, – отозвалась Пряхина. – Параметры новой траектории китайского корабля и другие необходимые данные сообщит дежурный Центра управления полетами. Спокойного космоса, парни!

– Не потерпит она! – огрызнулся командир, ожидая, когда на связь выйдет оператор ЦУПа. – Угробить нас решила, что ли, а, Джон?

– Не знаю, командир, – отозвался Булл. – Могу сказать только одно: есть в этом что-то странное.

– Что ты имеешь в виду?

– Сначала приказывает прервать полет. Теперь – обогнать китайцев.

– ПМС, – буркнул Аникеев.

– Все может быть, – философски заметил Булл. – Но внешнюю телеметрию я бы пока не запускал.

Он поднялся, хлопнул Аникеева по плечу:

– Служу России!

И покинул рубку.

Это было невероятно, но они все-таки летели к Марсу. Нарушив приказ Пряхиной о переходе на низкую орбиту, едва не гробанувшись из-за дурацкого заправщика, но летели. Ай да Аникеев, ай да сукин сын!..

Карташов украдкой, хотя шторка, отделявшая его спальный отсек от остальных помещений корабля, была плотно задернута, кончиками пальцев погладил старую открытку.

Пожелай нам удачи, товарищ Соколов!

Настроение было каким-то смутным. После сеанса связи с ЦУПом командир собрал экипаж и оглушил известием. «Лодка Тысячелетий» – по общему мнению, сырой проект и по совместительству самый дорогой способ самоубийства – проявила завидную прыть. На низкой орбите состыковалась с хваленой «Жемчужиной Небес», оказавшейся жилым модулем длительного полета. И теперь вовсю шпарит к Марсу. Сообщив это, Аникеев вдруг даровал экипажу двенадцатичасовой отдых. Даже обязательные занятия на тренажерах отменил. Не говоря уже о программе научных исследований, которая и так трещала по швам. Это было приятно. После давешних перегрузок и без тренажеров все кости ломило. И совсем не хотелось возиться с научным оборудованием. Для полной расслабухи недоставало невесомости, все-таки двигатели продолжали разгонять корабль, но это тоже было приятно. По крайней мере, пожрать можно почти по-человечески. И «астро-космонавты», не считая вахтенных, предались блаженному ничегонеделанию. Впрочем, и вахтенные ни черта не делали, так только, отслеживали параметры работы основных систем. «Арес» теперь управлялся герром Иоганном Кеплером и сэром Исааком Ньютоном, вернее – неумолимыми их законами. То есть пока все шло отлично. Вентиляция доносила запахи экзотического блюда, которое Пичеррили терпеливо выпекал – или что он там с ним делал? – вот уже битый час, а Жобан репетировал что-то новенькое на своем «органе» – европейцы готовились к торжественному ужину. На вахте «стояли» американцы. Командир закрылся в своем отсеке. И только это мешало Карташову чувствовать себя вполне счастливым. Недоговаривал что-то командир, сюрприз какой-то готовил. Узнать бы, о чем они там говорили с Землей. Но ни сам Аникеев, ни присутствовавший при этом Булл ни словечком не обмолвились.

Дабы отвлечься от тревожных мыслей, Карташов решил сделать запись в блог, чего давненько уже с ним не случалось. Нехорошо это. Так популярные блогеры не поступают. А Карташов без ложной скромности считал себя едва ли не самым популярным. Сравниться с ним мог разве что какой-нибудь поп-идол нетрадиционной ориентации, охотно делящийся подробностями своей интимной жизни…

«Вам когда-нибудь предлагали слетать в космос? – погрузился Карташов в блоготворчество. – Представьте ситуацию. Москва, ВДНХ, вечер пятницы, летнее кафе. Все столики заняты, но за вашим есть свободное место. Погода теплая, состояние расслабленное, мысли после рабочего дня текут вяло и непоследовательно, своевольно переключаясь с одного на другое. К вашему столику подходит незнакомец, одетый не по сезону – в черную молодежную куртку, черные джинсы, черные туфли. На фоне такой одежды необычно бледным кажется простоватое открытое лицо. Человек в черном спрашивает у вас разрешения занять свободный стул. Вы снисходительно киваете, хотя и не рады неожиданному соседству – скорее всего придется поддерживать пустой необязательный разговор в духе тех, которые ведут временные попутчики. Человек в черном садится напротив и спрашивает: «Вы хотели бы слетать в космос?»…»

В шторку не слишком деликатно постучали. Карташов нехотя оторвался от планшетки.

– Что случилось?