Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие Коллектив авторов

ОТ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА

В настоящем издании рассмотрена литература рубежа ХХ-XXI вв., относимая некоторыми авторами к «современной литературе». Курс «Современная литература», завершающий общий курс «Русская литература ХХ века», может проводиться как пропедевтический или в виде разнообразных спецкурсов.

При изучении истории литературы всегда традиционно выделяется новая, новейшая или современная литература. Следуя формальному признаку, понятием «современная литература» следует обозначить произведения, появившиеся в определенный период, т.е. за последние несколько лет или в течение десятилетия, предшествующего времени описания процесса. Критерием выделения считаются определенное содержание, тип героя и система изобразительных средств.

Термин «современная литература» целесообразно относить к произведениям XXI в., когда складывается совершенно особая парадигма развития литературы. Поэтому авторы сочли необходимым, определив явления конца XX в. как переходные, наметить те тенденции, которые получат развитие в «нулевые» годы – так исследователи и критики определили первое десятилетие XXI в. Хронологически рассматривается период с девяностых годов до начала XXI в., отмечаются и некоторые тенденции второй половины восьмидесятых годов, связанные с свободой печати, началом процесса перестройки литературы социалистического реализма.

Социально-эстетический принцип деления литературы сохраняется, границы периода оказываются подвижными и в то же время, как это ни парадоксально, четко представимыми. Авторский взгляд на «литературу переходного периода» обозначен во Введении, где обосновываются и временные рамки данного этапа развития литературы.

Отбор текстов оказался необычайно сложным. Необходимо было не только показать характерные особенности литературного процесса 90-х годов, но и выявить имена, которые определили его лицо, сформировали направления, создали собственный стиль. Одновременно ставилась задача указать на тех писателей, которые обладали перспективой роста. Поэтому произведения, созданные в начале XXI в., рассматриваются как своеобразный итог накопленного в конце XX в. опыта (романы В. Аксенова, В. Маканина, Д. Рубиной, Л. Улицкой и др.).

Осознавая огромный объем материала, требующего эмпирического описания, авторы пособия сосредоточились на анализе прозы и отдельных направлений. Подход авторов предполагает уход от прямых характеристик и представление сильных и слабых сторон каждого писателя. Принцип организации материала традиционный: аналитические главы сочетаются с разделами, посвященными конкретным авторам.

Пособие состоит из нескольких частей; в первой части избран тематический и жанровый принцип описания литературного процесса. Описание отдельных направлений позволяет, с точки зрения авторов пособия, показать содержательную сторону процесса и основные направления стилевых поисков с разных сторон. Поэтому творчество некоторых писателей рассмотрено более подробно, в виде небольших биографических и аналитических «врезок».

Во второй части анализируются произведения авторов, которые представляют интерес и как представители определенных направлений, и как самостоятельное явление – неординарные художники со своим собственным стилем. Произведения некоторых из них вызывали противоречивые оценки в критике. Ряд авторов были удостоены литературных премий или вошли в число номинантов.

В Приложение включены литература, примерная тематика самостоятельных работ, сведения об авторах пособия, указатель имен.

Пособие подготовлено преподавателями кафедры русской литературы и журналистики XX-XXI вв. МПГУ, где в последнее время создано несколько пособий, учебных комплексов и программ по проблемам развития русской литературы ХХ в. как для вузов, так и для школы. К работе над данным пособием привлечены преподаватели других вузов, давно сотрудничающие с кафедрой и накопившие интересный творческий опыт.

Пособие многоадресно: оно обращено к аспирантам, студентам и магистрантам гуманитарных специальностей, но в то же время может быть использовано как методический материал школьными учителями и вузовскими преподавателями. Его можно применять при чтении альтернативных курсов, подготовке спецкурсов и спецсеминаров, в обучении специалистов. Оно рассчитано также на читателей, интересующихся современным литературным процессом.

Подготовка специалиста, учителя, критика, исследователя включает знакомство с историко-литературным процессом, состоящим из произведений разного художественного достоинства. Анализ этого процесса предполагает выработку определенных критериев оценки текстов не только с учетом их художественной ценности, но и той роли, которую они играют в развитии литературы. Представленный в авторской концепции итог развития литературы рубежа XX-XXI вв. позволит наметить перспективы изучения литературы «нулевого десятилетия».

Пока сделан один из первых шагов в осмыслении сложного и неоднозначного литературного процесса конца XX в. Осознавая новизну и нетрадиционность вводимого материала, авторы пособия будут признательны за любые конструктивные замечания и пожелания. Они выражают благодарность всем, кто помог скорректировать отдельные моменты, предоставлял необходимые текстовые и справочные материалы.

Материал настоящего учебного пособия подготовлен авторским коллективом и распределен следующим образом: Агеносов В.В. (В.С. Маканин); Капица Ф.С. (Неомиф и его трансформация. Ф.Н. Горенштейн. А. И. Слаповский); Капица Ф.С., Колядич Т.М. (Детектив как явление современной культуры. Историческая форма и приемы ее организации. Фантастическое направление и его своеобразие); Коваленко А.Г. (А. Азольский); Колядич Т.М. (От редактора. Введение. Особенности современных мемуаров. Тенденции развития «женской» прозы. В.П. Аксенов. В.О. Пелевин. Д.И. Рубина. Т.Н. Толстая. Л.Е. Улицкая. Заключение. Примерная тематика самостоятельных работ. Литература); Павловец М.Г. (Военная проза второй половины 19801990-х годов. Л. Петрушевская. В.Г. Сорокин); Сигов В.К. (Эхо деревенской прозы); Серафимова В.Д. (А.А. Кабаков); Трубина Л.А. (А.И. Солженицын); Капица В.Ф. (указатель имен).

ВВЕДЕНИЕ: ТЕНДЕНЦИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА

Литературу конца ХХ – начала XXI в. относят к переходному периоду, когда в обществе начались перемены, связанные с перестройкой. Из дидактической литература становится рассказывающей, повествующей о конкретных проблемах и откровенно развлекающей читателя.

Социолого-эстетический принцип характеристики культурных явлений подразумевает выделение отдельных этапов развития отечественной культуры в зависимости от определенных социальных, общественных и исторических реалий. Дискуссия о формах эстетического сознания развернулась после публикации в «Литературной газете», тогда достаточно консервативном издании, статьи Вик. Ерофеева «Поминки по советской литературе» (1989). Заговорили о реалистической парадигме, постмодернистском направлении, новом реализме, постреализме, второй волне модернизма, русском постмодернизме и его месте в современном литературном процессе (конференция «Василий Аксенов: литературная судьба»). Развернулись дискуссии о постмодернизме, специфике «нового реализма», которые проводил в 1997 и 2000 гг. С. Казначеев. Обнаруживаются интертекстуальность, многостильность, игровые отношения, полисемантические толкования текста для интерпретаций и вариантов.

Дополнила споры о парадигме литературы статья критика С. Чупринина «Другая проза» (1989), вводящая имена З. Гареева, В. Ерофеева, В. Нарбиковой, Ю. Мамлеева. Об иной проблематике и типе героя позволили говорить произведения С. Каледина, Т. Толстой, В. Попова.

Возникает иная методика описания, основанная не только на антитезе «хороший-плохой». Она усилится в XXI в., когда придет новая плеяда критиков, участвующих в литературном процессе в качестве прозаиков, – А. Ганиева, Л. Данилкин, М. Кучерская, З. Прилепин, В. Пустовая, Р. Сенчин, С. Шаргунов. Они введут термин «нулевое десятилетие» (по отношению к 2000 годам), определив, что к началу века завершилась смена культурной парадигмы[1].

Отсутствие четких критериев отбора, библиографической работы в центральных библиотеках после периода, когда регулярно выходили списки «рекомендуемой литературы» и печатались соответствующие справочники, каталоги, специализированные журналы, привело к тому, что читатель стал чаще руководствоваться собственным мнением, которое формировалось под влиянием разных факторов: издательской политики, телевидения, прессы. Пока единичными являются социологические и библиографические исследования, позволяющие понять вектор читательских интересов и роль общекультурных факторов – премиального процесса, разнообразных пиар-акций[2].

Стало очевидно, что «литература переходного периода» представляет собой неоднородное явление. Подписание М. Горбачевым в июне 1990 г. «Закона о печати» фактически отменило цензуру в стране и косвенно способствовало усилению издательской деятельности. Стали выходить произведения, создававшиеся как в метрополии, так и в диаспоре. Их называют «возвращенной литературой», «запрещенной литературой», «литературой письменного стола», «отлученной литературой», включая и тексты, не выходившие по цензурным соображениям, не печатавшиеся благодаря взглядам авторов, откровенному творческому эксперименту, игре со стилем.

Ярким событием стал выход произведений Л. Андреева, А. Белого, З. Гиппиус, Б. Зайцева, Д. Мережковского, А. Ремизова, Ф. Сологуба, И. Шмелева. Началась публикация практически не известных широкому читателю в России М. Алданова, Г. Газданова, В. Набокова, М. Осоргина. В одном из своих интервью С. Соколов, например, заметил, что не был знаком с творчеством А. Белого, иначе бы развивался совсем иначе.

Объединение произведений, опубликованных в эмиграции и в России, позволило выявить роль традиции, представить развитие некоторых форм, например, исторического романа. Более полным стало понимание роли поколения шестидесятников, которые явно способствовали обновлению форм романа, развитию приемов авангардного и метафизического письма (В. Аксенов, Ю. Алешковский, С. Довлатов, И. Ефимов).

Некоторые из авторов третьей волны эмиграции, вернувшись в Россию, активно публиковались в разных странах мира, инкорпорировавшись в мировой культурный контекст (М. Палей, И. Муравьева). Другие продолжали писать на новой родине, но на русском языке, принимать участие в литературном процессе, получать российские премии, поддерживая связь с отечественной культурой (Д. Рубина, М. Шишкин).

Отмечается возрождение отдельных направлений: философского и фантастического романов. Условное направление резко контрастировало с магистральной советской линией и потому оказывалось просто невостребованным в определенные десятилетия, а создатели таких произведений относились к «запрещенным авторам».

Однако отечественная литература постепенно шла к новой, более сложной и наполненной философской проблематикой форме. Это видно на примере эволюции прозы В. Гроссмана, его эпоса о войне. Особую разновидность среди произведений на неканонические темы составила «религиозная проза», не печатавшаяся в СССР. В ней также объединились два потока – произведения Б. Зайцева, И. Шмелева и Ф. Горенштейна, написанные или опубликованные в эмиграции.

Появление этих текстов также связано с формированием иного сознания, постепенным введением элементов православной культуры в светскую прозу. В начале XXI в. данная тема становится едва ли не магистральной. Стремясь восполнить неподготовленность читателя к серьезному разговору, большинство авторов вводят религиозную проблематику исподволь, облекая серьезный сюжет в занимательную и динамичную форму (используя авантюрно-приключенческую модель). Сегодня направление религиозной прозы представлено произведениями А. Варламова, Ю. Вознесенской, М. Кучерской, продолживших свои поиски и в XXI в.

Свою версию отношения к религии одним из первых представил А. Варламов в «Куполе» (1999). Городок «Купол» – некое обетованное место, в котором воплощено Царство Божие на земле, «то, что всегда влекло Россию». Писатель показывает метания своего героя: «У меня не было чести, я не верил в Бога и не любил земли, я чувствовал, как пропадает, грязнеет, тяжелеет, наливаясь грехом, моя душа. Моя жизнь превратилась в постепенную деградацию, происходило разрушение личности, которое может быть необыкновенно красивым».

С другой стороны, автор иронично изображает суету, кипящую вокруг святого места: «Появилась группа, скупавшая пустые дома вокруг Купола, и еще одна фирма, которая осуществляла прямой обмен между московскими квартирами и покосившимися избенками безо всякой доплаты». А. Варламов создает образ обычного человека, которого волнуют не высокие материи, а конкретные житейские проблемы: «не только в этой жизни хотел все поиметь, но и в той не прогадать. В существование загробного мира он не то, чтобы верил, но будучи человеком осторожным, такую вероятность допускал. Креститься решил ближе к старости, когда плоть пресытится».

Эволюцию данной темы отражает и творчество Ю. Вознесенской. «Мои посмертные приключения» (2001) построены по схеме приключенческого романа с элементами мистики. Духовные поиски героини показаны через путешествие ее души, покинувшей тело после тяжелой травмы. Вторая книга автора – «Путь Кассандры, или Приключения с макаронами» (2002) написана на соединении поэтики фантастики и фэнтези. Главная героиня, Кассандра, живет в большом городе, но большая часть ее жизни проходит не в реальном, а в виртуальном мире. Там у нее замок, друзья, жених, даже свой дракон, который ее защищает от врагов. Сюжет начинается со звонка бабушки героини Елизаветы Николаевны Саккас, которая просит ее приехать. Оказавшись у бабушки, Кассандра попадает в мир, которым управляет религиозное чувство. Под руководством бабушки героиня начинает привыкать к новой обстановке, совершает «путешествие» в монастырь. Постепенно в душе Кассандры происходят изменения, и в конце она понимает, что способна полюбить другого человека, а это значит, что в ней зародилась душа.

Иначе Ю. Вознесенская решает тему поиска веры в цикле повестей «Юлианна»: «Игра в киднеппинг» (2004), «Опасные игры» (2005) и «Игра в дочки-матери» (2007). В них рассказана история двух сестер Юлии и Анны, искренне верующей девочки из провинции и девочки из «тусовки». Действие повести начинается с приезда Аннушки в Петербург. Ее мачеха Жанна одержима бесами, в борьбу с которыми и вступает маленькая Анна. В первой книге она одерживает победу, приведя свою сестру в храм. На основной сюжет автор наслаивает множество историй об ангелах и бесах, построенных как переложения быличек и народных рассказов, а также собственные стилизации на современном материале (например, рассказ о том, как бес вылезает из компьютера или ангел звонит по мобильному Господу Богу). Они носят явно развлекательный характер, ибо главное для автора – показать воцерковление человека как единственный путь сохранения себя.

«Утоли моя печали» (2009) состоит из рассказов, созданных на основе реальных событий. Они отражают живой опыт людей, нашедших своего Бога. Ю. Вознесенская не проповедует, а подсказывает, как с помощью веры превозмочь беду и справиться с самыми отчаянными жизненными ситуациями, продолжая традицию христианской учительной прозы.

Аналогичный, но несколько иной путь осмысления проблемы веры и ее места в человеческой жизни представлен в произведениях М. Кучерской (Майя Александровна, р. 1970), первым из них стал «Современный патерик» (2005). Собрав фольклор, который бытует в околохрамовой среде, она облекла его в показавшуюся ей подходящей парадигму. Разнообразные истории организованы в 15 циклов с характерными названиями «православные рассказы», «чтение для впавших в уныние», «чтение для вкусивших сладость истинной веры». Их герои – священнослужители и монахи, прихожане и прихожанки, паломники, студенты, школьники, старики и старушки. Столь разнородный состав позволяет автору показать разнообразие духовного опыта и путей, которыми человек приходит к вере.

Цикл «Чтение для впавших в уныние» построен на современных реалиях, его герои живут и действуют в наше время. Они создают компьютерные игры, хотят вырваться из монастыря в мир, болеют, но неизменно побеждают все соблазны «и уныние их больше не посещает».

Более глубокое осмысление данной темы М. Кучерская дала в романной форме. Дополнив свою повесть, вышедшую в 1996 г., она выпустила роман «Бог дождя» (2007), отмеченный Студенческим жюри «Русского Букера». В нем рассказана история обретения веры Анной, студенткой филологического факультета. Повествование организовано в форме ее дневника. Особых обобщений у М. Кучерской нет, ее книга отличается именно незатейливой вязью человеческих отношений. Постепенно Анна находит свою дорогу, она работает над диссертацией, но вера для нее – лишь дополнение к работе, которая и дает ей настоящее духовное равновесие.

Иной путь поиска своего места в жизни предлагает С. Самсонов в романе «Аномалия Камлаева» (2008). Его герой – композитор, образ которого составлен из черт крупнейших мастеров русской музыки ХХ в. – Д. Шостаковича, А. Шнитке, М. Кажлаева (последний и послужил отдаленным прототипом). Как и все ищущие герои, Камлаев одержим гордыней и лишь со временем понимает, что должен встроиться в божественный замысел – «созидать», а не конкурировать с Творцом, пытаясь ухватить побольше. Отсюда возникает осознание своей греховности, стремление каяться, прощать и отдаваться на волю Божию. Обретя Бога, герой стремится раствориться в «изначальном изумлении, в бессловесном восхищении замыслом Творца». Символично и завершение романа рождением младенца, воспринимаемого как «величайшее чудо природы», «ее величайший и уязвимейший дар». Хотя формально герой С. Самсонова и не становится верующим, осознание духовности означает для него обретение собственной сущности, понимания самого себя, близких.

Отметим, что основой авторской рефлексии становилась любая религия – «Одиночество 12» А. Ревазова (2005), «Вампир V» В. Пелевина (2006). Такой подход критики признали данью времени, поэтому он и оказался востребованным. Отметим, что свою версию трактовки данной темы предлагают фантасты, работающие в направлении сакральной мистики.

Характеристика «литературы переходного периода» невозможна без учета некоторых так называемых побочных факторов: роли журналов, функций литературных премий, бытования «провинциальной литературы»[3].

Вплоть до начала 1990-х издания резко разделялись в соответствии с позициями авторов. Одни ориентировались на систему либеральных ценностей («Знамя», «Литературная газета», «Новый мир», «Огонек», «Октябрь», «Юность»), другие утверждали историческую самобытность развития России, не принимая систему западных приоритетов («Литературная Россия», «Молодая гвардия», «Наш современник», «Москва»).

Особую роль в определении новых процессов, начавшихся в литературе, сыграла и критика. Она стала более разнообразной, поскольку рецензии печатаются не только в традиционных «толстяках» (литературно-художественных журналах), но и в глянцевых журналах.

Именно в журналах публикуются материалы дискуссий. Дважды в течение 1990-х журнал «Вопросы литературы» проводил «круглый стол» по проблемам развития мемуарной литературы. Свои страницы журнал представлял и другим дискуссиям, в 1990-1991 гг. прошел обмен мнениями по поводу массовой культуры. В 2009 г. журнал начал печатать материалы дискуссий о современной литературе. Проект «Современная проза» в 2009-2010 гг. начинает «Книжное обозрение» совместно с РГГУ. Премия «Русский Букер» провела ряд обсуждений, стенограммы которых печатались в «Вопросах литературы».

Формат дискуссий и конференций позволил начать постепенное изучение «литературы переходного времени». Так, например, в петербургском Доме журналиста радиостанция «Гардарика» провела в 1998 г. «круглый стол» «Русская литература на пороге века». На базе Екатеринбургского государственного университета Вяч. Курицын раз в два года проводил специальные чтения с последующей публикацией сборников по их итогам. В ряде университетов проводятся конференции, посвященные текущему литературному процессу (в МГУ) или организуются специальные секции (Шешуковские чтения в МПГУ, Ручьевские чтения в МаГУ). Примеры далеко не единичны.

Индикатором литературного процесса стали также разнообразные премии. Их возросшую роль стали признавать в аналитических статьях, справочных изданиях[4].

Особую роль сыграли и литературные салоны. Первое объединительное собрание состоялось 12 декабря 1996 г. Через 10 лет проблемы остались практически теми же: финансовое обеспечение, встроенность салонов в литературный процесс, координация усилий и оповещение возможных читателей (покупателей). Отмечались и определенные положительные моменты: оправдала себя формула развития салона при книжном магазине (проекты «ПирОГи», «Проект ОГИ») и публикация специальных изданий. Выходившая в эти годы газета «Литературная Москва» информировала не только о встречах, но стала трибуной для самих участников литературного процесса. Сегодня такую информацию предоставляет приложение к «Независимой газете» НГ-Ex libris.

Обозначенные процессы определили состав авторов, которые публиковались в анализируемый период. Обычно каждый этап в развитии литературы связан как с появлением новых имен, так и с уходом отдельных авторов, определявших своеобразие той или иной парадигмы. Отметим некоторые имена, представлявшие соответственно исторический роман (Дм. Балашов, Ю. Давыдов), военную прозу (А. Адамович, В. Астафьев, В. Быков), «духовную» прозу (Ф. Горенштейн), деревенскую (Б. Евсеев).

После завершения в 1990 г. деятельности представителей неформальной литературы Вен. Ерофеева и С. Довлатова началась комплексная оценка их творчества, возникло мнение об окончании определенного этапа развития постмодернизма (согласно другой точке зрения – второй волны русского модернизма). Благодаря С. Довлатову, например, появилась особая форма автобиографической литературы – так называемая вымышленная биография.

Более открытый и откровенный поиск в искусстве новейшего времени привел к появлению ряда авторов, склонных к откровенному экспериментированию, использованию метафорического стиля, сложной системы времен (произведения А. Королева, П. Крусанова, Дм. Липскерова). Другие ограничивались подражанием, откровенной словесной игрой, пародированием известных сюжетов (Сергей Обломов, В. Сорокин, И. Стогофф). Одновременно стало ясно, что проблемная и языковая новизна текстов не всегда служат прологом к дальнейшему творчеству. Чтобы проявиться в дальнейшем, нужны иные качества, связанные с поэтикой текста.

Появилось и новое поколение авторов, пришедших из Интернета, – К. Букша, Дм. Горчев, Л. Горалик, М. Шелли, привнеся разговорный язык и конструирование текстов на основе диалогов. Критик О. Дарк отнес начинающих авторов к «поколению земноводных», выделив как доминантные признаки тотальную исповедальность, воспроизводство известных моделей построения текста, последовательный стоицизм. Книги-артефакты Д. Осокина, скажем, состоят из фрагментов, выравниваемых по ширине, чтобы образовывался треугольник, отсутствие знаков препинания делает практически неотличимой поэзию от прозы. Тексты молодых авторов вошли в серию «Soft Wave», издаваемую издательством «НЛО», где появились сборники О. Зондберг, С. Львовского, М. Меклина. Важен также переход от зарисовок к аналитическому обобщению. Но этого пока не произошло, молодые авторы продолжают писать о себе и своем поколении в формате простых незатейливых историй.

«Поколением Y» назвало свой проект питерское издательство «Амфора», обозначив его как прозу «молодых маргиналов, радикалов, любителей путешествий». «Каждая книга написана в своей музыкальной тональности – от ритм-энд-блюзов до панк-рока». Отметим, что у А. Гостевой, Дм. Григорьева, А. Коровина, А. Цветкова главным является их нонконформизм, они часто нарочито автобиографичны в передаче собственного опыта. А. Гостева и Дм. Григорьев продолжили форму путешествий, названную критиками травелогами. В таком формате в XXI в. пишет свои тексты Г. Шульпяков (Глеб Юрьевич, род. в 1971 г.).

Идея представления новых авторов осуществляется и в XXI в.: в 2006 г. появились антологии «Пять имен девочек» и «Пять имен мальчиков», составленные М. Фраем в формате проекта ФРАМ. Позже в серии «Из книг Макса Фрая» стали выходить книги молодых авторов. Понятие «молодой писатель» обрело определенность, наполнилось именами, хотя и совпадает в ряде случаев с понятием «начинающий писатель». Возрастные границы оказались размытыми.

Отдельные авторы, которым не исполнилось тридцати, появились, а затем исчезли на десятилетия. Точную и увлекательную историю, своеобразную стилизацию под русскую классику представил в «Хороводе» (1996) Антон Уткин. Его «Самоучки» (1998) выглядели как «моментальная фотография Москвы конца 90-х годов», по определению Л. Данилкина. Как образно он заметил, «хотелось продолжать читательские отношения; не получалось – он пропал более чем на десятилетие». Иногда авторы оставались в памяти своими эпатажными текстами или создавали произведения явно коммерческого свойства. В 2010 г. вышел роман «Крепость сомнения», его герои – поколение тридцатилетних на рубеже XX и XXI вв. Это выпускники истфака, разметанные временем: публицист и режиссер, бизнесмен и депутат. Их истории, соединяющиеся и расходящиеся, создают образ поколения.

Интересна судьба повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом», явно продолжившей традицию повестей о детстве начала XX в. Написанная в 1992 г. и опубликованная в 1996 г. повесть стала очень популярной у читателей. Широкую известность автору принесла экранизация повести в 2009 г. Тогда же вышло дополненное издание повести, сразу вошедшее в рейтинги лучших книг. Сейчас писатель работает над следующим произведением – «Хроники раздолбая», также посвященном своей юности.

Поиск новых имен велся и на уровне литературных премий. Немного консервативный «Русский Букер» из-за своей ориентации только на роман вывел на передний план Д. Гуцко (Денис Николаевич, родился в 1969 г.) с романом «Без пути-следа». В том же 2005 г. роман «Без пути-следа» вместе с повестью «Там, при реках Вавилона» был издан в составе дилогии «Русскоговорящий».

Однако пока этот автор не смог прийти к широким эпическим обобщениям, какие предусматривает романная форма. Как и его сверстники, он остался в формате повести, рассказывая историю молодого человека без родины, ищущего свое место в мире. Его тексты отличает натуралистичность, резкая интонация, разговорный язык. Интересно, что и О. Зайончковский, и П. Санаев, и З. Прилепин, и С. Шаргунов свои дебютные произведения основывали на детских и юношеских впечатлениях.

Отчасти новые имена позволяет выявить и премия «Дебют». Обнаружив новую проблематику и свою интонацию, молодые авторы также пока не вышли из рамок традиции, их почерк основан на отрицании, но не созидании. Кроме разорванной структуры новеллистического свойства и развития отдельных приемов (например, метафоры), они не предложили универсальной художественной системы и все еще находятся в состоянии творческого поиска.

Ежегодно проходящий Форум молодых писателей в Липках («Липский форум»), отметивший в XXI в. десятилетний юбилей, позволяет собрать из разных уголков России молодых прозаиков, поэтов, критиков и драматургов, стремящихся познакомиться, получить профессиональную консультацию, выслушать мнения о своих и чужих текстах.

Произведения молодых авторов, ставших заметными в «переходный период», – Дм. Быкова (р. 1967), П. Крусанова (р. 1961), Д. Липскерова (р. 1964) запомнились отчасти благодаря самодостаточности авторов, сочетающих писательский труд с иными видами деятельности. В основе их текстов реалистическая ситуация, представленная в сложной форме, где сочетаются условность, гротеск, фантастические элементы. Налицо и сериальное построение текста, обеспечивающее динамику, держащее читателей в напряжении. Используемые авторами реминисценции и аллюзии указывают также на сознательную игру. Наличие столь сложной структуры не позволяет говорить о конкретности жанровых дефиниций или четкой отнесенности к какому-либо направлению. Поэтому предлагаются такие определения, как «метажанр» авторские жанры[5].

На состав авторов несомненно влияла определенная издательская политика, связанная с «продвижением» того или иного произведения на рынок, «раскруткой» автора. Так, публикация А. Марининой обозначалась издательством «Эксмо» как «выход романов русской Агаты Кристи». В 2001 г. тираж книг десяти самых издаваемых авторов (Б. Акунина, А. Бушкова, Д. Донцовой, А. Марининой и др.) вышел общим тиражом 20 млн экземпляров. В настоящее время вокруг издательских концернов складывается свой круг авторов.

Рыночные отношения диктуют особую модель поведения, привели к появлению особых литературных проектов. Таков «проект Б. Акунин» (Георгий Чхартишвили): вначале он создал ряд романов о сыщике Фандорине (в настоящее время это 12 книг), потом перешел к описанию похождений монахини Пелагии и, наконец, организовал выпуск детективной прозы в серии «Лекарство от скуки» в издательстве «Иностранная литература». Имя писателя стало брендом, т.е. товарным знаком.

Сам Б. Акунин определяет свою цель так: «Я хочу создать некую новую модель функционирования автора, когда в центре находятся не издатель или литературный агент, а писатель и уже вокруг него – издательства, экранизации, театры, интернеты и прочее. Я сам хочу быть дирижером этого оркестра, потому что это моя музыка. Подобного в России не было, да и в мире, по-моему, тоже». Поэтому второе десятилетие своих творческих поисков писатель отметил выходом сначала компьютерной игры, а затем романа с поуровневым делением текста под названием «Квест» (2008). Одними из первых издатели Б. Акунина подчеркнули серийность изданий единым оформлением, применив однотипные обложки, выполненные в общей стилистике. Сегодня черно-белая стилистика используется и другими издательствами.

Отметим, что серийность (издание в однотипном виде или появление произведений с продолжениями) стала характерной чертой текущего литературного процесса. Публикация произведений И. Стогова (Илья Юрьевич, р. 1970): романов, сборников рассказов, наукообразных трактатов в едином оформлении – с крупно напечатанной на обложке фамилией в необычном написании (Gi^ref!), резким цветовым решением (на сей раз желто-черным) – отчасти обусловила популярность этого автора.

О положительном значении подобного явления свидетельствует появление как серий, так и «элитной прозы» (лауреаты премий «Русский Букер», Белкина, А. Григорьева) в едином, легко узнаваемом оформлении. Обычно внимание привлекают логотипы «номинант или лауреат премии».

В 90-е годы появились так называемые элитные издательства, сохраняющие высокий эстетический уровень текстов, отражающих нетипичность тем, оригинальность авторских взглядов и оправданный творческий эксперимент. Изначально к ним относилось издательство «Лимбус пресс», печатавшее также сборники работ современных критиков (тоже в однотипном серийном оформлении). Постепенно круг расширился. В частности, образовавшееся в 1992 г. издательство «Новое литературное обозрение» выпускает не только научные издания, но и художественные издания. Оно также поддерживает ряд некоммерческих премий – «Премию Андрея Белого», «Премию Аполлона Григорьева».

Возник ряд издательских проектов под названием «Современная проза», «Новая проза». Практически каждое издательство считает своим долгом учредить подобные серии: проект «Оригинал» Б. Куницкого в «Олма-пресс»; «Неформат» В. Курицына в АСТ; «Внутренний голос» И. Клеха, «Высокое чтиво» в издательстве «Время»; «Поколение Y», проект П. Крусанова и В. Назарова и «Из книг Макса Фрая» в «Амфоре»; «Современная российская проза» в «Вагриусе», «Pro за женщин» в «Алетейе».

Обычно издания выпускались благодаря личной инициативе, например, проект редактора Д. Бавильского в издательстве «Emergency Exit» («Запасной выход»), А. Михеева в издательстве РОСМЭН «Рожденный в СССР». Несколько проектов принадлежат Е. Шубиной, редактору «Вагриуса», затем АСТ. Государственной премией отмечен проект Е. Шубиной «Проза новой России». В конце каждого из четырех томов содержатся краткие сведения об авторах.

Интересен замысел серии «Живая линия», составителем которой выступает критик и переводчик Б. Кузьминский: ««Живая линия» – не музей изобразительных искусств и не кунсткамера, но лаборатория, в которой кипит созидательная работа и ставятся эксперименты по синтезу могучего и свободного языка, доставшегося нам в наследство, и новой реальности, которая формируется на наших глазах и которую нам придется обживать в грядущем».

К проектам можно отнести и такое явление, как «писательский дуэт», когда два автора объединяются, чтобы «выполнить» художественный текст. Среди них А. Гаррос и А. Евдокимов,

B. Белобров и О. Попов, Л. Горалик и С. Кузнецов. Первый проект оказался настолько удачным, что роман «Головоломка» (2003) получил премию «Национальный бестселлер». Правда, стоит подчеркнуть, что авторы скорее представляют ту или иную проблему; ненормативная лексика, выполняя традиционную характерологическую функцию, не является достоинством текста, а скорее демонстрирует их эпатажные наклонности.

Активизация читательского интереса достигается разными способами. В частности, проводятся тщательно продуманные компании с выпуском листовок, календарей и прочей атрибутики, призванной привлечь внимание будущих покупателей.

C. Чупринин отмечает, что «сейчас превращение текста в шоу, а автора в шоумена – единственный способ приблизить писателя к публике». Поэтому писатели участвуют в разнообразных акциях, светских мероприятиях; на Аллее звезд, например, были установлены плиты с именами самых публикуемых авторов А. Марининой и Д. Донцовой.

Согласно данным опроса независимого исследовательского центра РОМИР, проведенного в 2001 г., 49,2% опрошенных детей читают Б. Акунина, В. Пелевина и даже Т. Толстую. Предпочтение объясняется изменением состава книг в семейных библиотеках: они включают во множестве детективы и дамские романы, т.е. произведения массовой литературы. Благодаря четко ориентированной издательской политике современный литературный процесс складывается из книг трех тематических групп: боевика или детектива, любовной прозы («женский роман»), фантастики (собственно фантастики, триллеров, футурологической литературы). Отражая интерес к сериалам, публикуют «кинороманы». Появился даже ходячий анекдот: сначала сценарий, потом фильм и только затем книга.

Публикация одних и тех же авторов приводит к тому, что и критика чаще всего пишет именно об их произведениях. Далеко не всегда быстрота откликов на то или иное произведение свидетельствует о действительной читательской популярности авторов. Лишь в редких случаях писатель становится популярным благодаря не «раскрутке», а найденной теме или мастерству. Поскольку такие публикации немногочисленны, они не влияют на общую картину. Литературный поток обширен, у каждого критика и обозревателя складывается свой пул примерно из 20-30 имен, о которых он постоянно пишет[6]. Поэтому и круг активно обсуждаемых авторов насчитывает не более 100-200 имен.

Коммерциализация литературы породила как положительные, так и отрицательные явления. Вначале, как отмечалось, она привела к публикации и републикации авторов, неизвестных современному читателю. Вместе с тем возникло разделение литературы на элитарную (предназначенную для определенной группы читателей или специалистов) и массовую (главный критерий которой определяется ее развлекательной функцией).

Выход на первый план массовой литературы не случаен. Бытование развлекательной литературы традиционно связано с расширением круга читателей. Фактически такие произведения существовали и в литературе социалистического реализма, но их функция была иной – создать стереотипный образ врага, хорошего сыщика, романтического героя. Отметим, что происходящее взаимодействие массовой и элитарной литературы в первую очередь проявляется на структурном и языковом уровне.

Качественный текст получается, если писатель активно применяет интересные сюжетные ходы, фантасмагорию, фантазию. В качестве примера можно привести книги Л. Улицкой. В конце 1980-х она не была известна широкому читателю и вошла в литературу как автор «женской прозы», печатаясь в глянцевых журналах. Постепенно Л. Улицкая пришла к созданию романов с непростой проблематикой, глубоким психологическим подтекстом. Вышедший в 2006 г. роман «Даниэль Штайн, переводчик» справедливо признается лучшим текстом автора.

Характерно также внимание молодежи к неординарным текстам А. Геласимова, П. Крусанова, О. Славниковой. Они не отличаются простой и ясной интригой, наполнены философскими размышлениями, метафорическими приемами. Следовательно, понятие «массовый» можно отнести и к сложным по тематике и построению текстам, если они пользуются интересом у читателей[7].

Анализируя особенности развития культуры последнего десятилетия ХХ в. и начала XXI в., отметим влияние компьютерного мышления, обусловленное совершенствованием издательских технологий. Ускорение процесса выпуска книг привело к появлению «килобайтной литературы», создаются произведения, откровенно набиваемые на машинах и даже не подвергающиеся элементарной правке, где доминируют диалоги и несложные описания.

Развивается региональная литература, формируются своеобразные топосы, например, уральский и красноярский. Первый представлен А. Ивановым и О. Славниковой. Они разрабатывают перспективные направления и жанры – исторический роман (точнее условно исторический) и антиутопию. В XXI в. накопленный опыт позволит О. Славниковой перейти к созданию объемных текстов и стать Букеровским лауреатом, А. Иванову быть отмеченным «Большой книгой».

Указав истоки, состав «литературы переходного периода», разделение ее на отдельные составляющие, определив задачи, стоящие перед исследователем, возможные критерии выделения текстов, факторы, влияющие на образование литературного процесса, обозначим основные особенности современной прозы. Они определяются своеобразием проблематики, изменением типа героя, жанровыми, стилевыми и языковыми поисками.

Одна из традиционных методик предполагает исследование проблематики произведений, в основе другой лежит изучение жанровой парадигмы, третьи исследователи сосредоточивают свое внимание на типологических свойствах изучаемой группы произведений. Чаще других используется тематический принцип, предполагающий изучение доминирующих тем; традиционно выделяют военную, деревенскую, бытовую темы, городскую и историческую проблематику. Что же изменилось в рассматриваемый период с содержательной точки зрения?

В 1990-е годы литература начинает резче фиксировать перемены в общественной и социальной жизни, вводить новые темы. Появляются изображения маргинальных зон – кладбищ, больниц, общежитий, афганской и чеченской войн, тюрем. Писатели рассказывают о насилии, проституции, наркомании. Повествование нередко изобилует физиологическими и натуралистическими подробностями, описаниями различных патологий. Подобное «жесткое» изображение резко контрастировало с идиллическими, пасторальными, мифологическими ситуациями, распространенными в тоталитарной культуре.

Жесткие картины действительности вызывали у читателя гнетущее настроение, что усиливалось повествованием от первого лица. Откровенное изображение ряда острых проблем, введение тем, традиционно считавшихся «запретными», и соответствующего им героя породило особый феномен, называемый «чернухой».

Отмечая натурализм изображаемого как одну из особенностей современной прозы, признаем, что высказанные В. Чалмаевым (в серии статей «Русская литература 1890-1899 годов на перекрестке мнений и споров») упреки о нашествии «чернухи» вполне справедливы. Использование натуралистических деталей и приемов описания должно быть аргументировано как сюжетно, так и в образной системе. По контрасту с подобной литературой стали создаваться откровенно сентиментальные «розовые» дамские романы. (О своеобразии решения любовной темы идет речь в главе «Тенденции развития современной «женской» прозы».)

В связи с изменившимися социальными условиями, отходом от прямых оценочных характеристик следует говорить об ином наполнении ряда тем: литература становится менее официозной и дидактической, уходит жесткая нормативность. И авторы пытаются иначе осмыслить мир.

В военной прозе делается попытка воплотить два типа историзма. Их можно обозначить как традиционный и новый (произведения В. Астафьева, Г. Бакланова, Г. Владимова, с одной стороны; С. Алексиевич, О. Ермакова, О. Павлова – с другой). Немотря на то, что соединение эпичности с жестким реализмом воспринималось неоднозначно (возникла полемика вокруг произведений А. Проханова), важна установка на психологичность, достоверность, особый драматизм с использованием разнообразной манеры письма, как реалистической (натуралистической), так и авангардистской.

Развитие «деревенской темы» отражает неоднозначность происходящего в последние годы. В ней отчетливо проявились поиски нового мироощущения, претендующего на абсолютную правоту, и настойчивое стремление сохранить осколки навязанного в прошлом. Писатели допускают возможность свободного диалога с читателем. Содержание, тональность, стилистические и жанровые особенности «деревенской прозы» отражают необратимые изменения в жизни села и города, преобразование самого народного сознания, смену духовных ориентиров. Для писателей-деревенщиков этот процесс оказался особенно болезненным. Не утратив органической связи с жизнью народа, они видят противоречивость происходящих перемен, но осознают их неотвратимость. Среди активно работающих в этом направлении авторов можно назвать Б. Екимова.

Провинциальные авторы стремятся участвовать в создании новых цивилизационных моделей, обращаясь к постмодернизму и магическому реализму. Отсюда тенденция к трансформации, мифологизации родных мест; началось изучение «пермского» (В. Абашев) и «крымского» (А. Люсый) текстов. Современные авторы постепенно отходят от традиций деревенщиков, тяготевших к конкретной идеализации изображаемого. Осуществляются разнообразные проекты: «Культурная столица Поволжья», Форумы молодых писателей России. Появляются антологии типа «Провинциальная культура».

Наметился новый поворот и в исторической прозе, о чем свидетельствует разнообразие использованных авторами структур. Тема прошлого решалась и в форме исторического романа (проза Д. Балашова, Б. Васильева, Ю. Давыдова, Ю. Лошица, П. Паламарчука), и в сказовой, притчевой форме (произведения Ф. Искандера), и в альтернативной фантастике (проект Хольм ван Зайчик), и в детективе (ретродетективы Б. Акунина, Л. Юзефовича, М. Юденич).

Несмотря на очевидные поиски авторов, стремление проникнуть в глубь явлений, иной подход к процессам истории только наметился. По сравнению с прошлыми десятилетиями историческая проза развивается более локально, само направление не отличается широким кругом авторов, как было характерно, скажем, для 1960-х годов, когда исторический роман доминировал в литературном процессе. Уместнее говорить не о развитии исторического романа как направлении, а об использовании исторической формы.

Типологический подход предполагает исследование разнообразных направлений: реалистического, постмодернистского, фантастического, детективного, мемуарного, юмористического. Они выражаются в разных моделях, жанровых образованиях и определяются авторскими задачами. Очевидно, что одни авторы стремятся лучше выявить действительность, описать мир как можно точнее или натуралистичнее. Другие, напротив, сосредоточиваются на передаче настроений, чувств, переживаний. Третья модель предполагает соединение прагматического и чувственного видения мира.

Последняя треть ХХ в. отмечена явным поворотом в сторону модернистской эстетики. Например, М. Голубков полагает, что взаимодействие реалистического и модернистского типов художественного сознания является эстетическим двигателем литературного процесса столетия. Н. Лейдерман называет взаимодействие классических и модернистских систем «магистральным сюжетом» развития русской литературы ХХ в.

В настоящее время сложились две точки зрения на постмодернизм. Одна предполагает, что он стал естественным продолжением уже сложившихся традиций, прежде всего модернистских и соц-артовских, проявляясь в резко эпатажной форме. Отсюда и ярко выраженная брутальность повествования в текстах В. Сорокина или Вик. Ерофеева, использование приемов массовой литературы в бытовом тексте (проза В. Пелевина), смешение жанровых форм (появление гибридов типа «юмористической фантастики» и «интеллектуального детектива»).

Другие исследователи не считают постмодернизм самостоятельным явлением, говоря об изменениях, связанных с некоторыми общими признаками – эпатажем, натуралистичностью, активной цитацией, контаминационностью, интертекстуальностью. Они указывают на разрушение парадигмы, переход к новым типажам, формам и приемам отражения действительности и объясняют происходящее иным содержанием реализма, обусловленного обнаженностью изображаемого («Петрушевская перестраивает натуралистическую образность в новую художественную систему, определяемую нами как «постреализм»»).

Существование разных точек зрения приводит к тому, что ряд исследователей изучают только одну парадигму, сводя содержание всего литературного процесса к постмодернистским явлениям. Более объективным видится признание того факта, что и реализм, и неформальные течения развиваются как в рамках изменения собственных моделей, так и используя стилевые приемы других направлений, своеобразно взаимно перекрещиваясь, а также вбирая приемы смежных видов искусства (музыки, кинематографа, живописи). Наблюдается синтез форм и приемов разных жанров, использование в рамках одного произведения элементов разных эстетических систем.

Приведем в качестве примера существующие определения направлений.

В пособии «Русская постмодернистская литература» И. Скоропанова выделяет внутри постмодернизма такие разновидности: нарративный, лирический, лирико-постфилософский, изоаналитический, меланхолический, экологический, феминистский. Не менее разнообразны и ее дефиниции реализма: фантастический (магический), гротескный, «жесткий», «наивный», суперреализм, неореализм («новый реализм»), театральный. Выделение определений основывается и на тематическом, и на поэтическом принципе, что указывает на поиск адекватных характеристик. Свою версию предлагает М. Липовецкий, выделяя внутри постмодернизма необарокко и концептуализм.

Начало XXI в. характеризовалось возвращением многих художников к реалистическому видению мира и осмысление исторического и культурного опыта с новых позиций, где доминирует диалектический подход. Так, В. Чалмаев говорит о разнообразии форм реализма и плодотворности данной модели. О возможности «нового реализма» с вкраплениями натуралистического или импрессионистического характера писали еще в 1920-е годы ХХ в., но тогда эта тенденция была насильственно прервана. В конце ХХ в. она вновь проявилась. Примером могут служить произведения и теоретические декларации таких писателей нового поколения, как И. Денежкина, В. Козлов, А. Козлова, Р. Сенчин, С. Шаргунов. Последний выступает и как обозреватель, отмечая среди проблем, доминантных для авторов нового времени, темы армейской дедовщины, лагерной зоны, бомжей и гробокопателей.

Стремление изображать действительность такой, как она есть, приводит к воинствующей антилитературности, смещении нравственных акцентов, прагматичности композиции, активному использованию разговорной и даже бранной лексики, порождает обличительный пафос. О. Славникова отмечает «отсутствие сочиненного сюжета… саморазвивающихся характеров», минимализацию расстояния «между жизнью и страницей».

П. Басинский причисляет к новым реалистам П. Алешковского,

A. Варламова, С. Василенко, О. Павлова. Свой ряд предлагает С. Казначеев, относя к этому направлению В. Артемова, А. Белого, Вяч. Дегтева, Ю. Козлова, М. Попова, Н. Шипилова. Данные авторы выделяются стремлением обновить традиционный реализм и обособить себя от модернистской традиции, хотя и продолжают пользоваться отдельными элементами эстетики.

Другая классификация литературного процесса более традиционна и основана на описании отдельных направлений. В частности, такой подход избирает Г. Нефагина, обозначающая и стилевые течения. Учитывая данную точку зрения в соответствующих главах, авторы пособия считают, что целесообразно применять не только тематический, но и жанровый принцип. О доминировании отдельных жанровых форм свидетельствует развитие формы рассказа, которая встречается в творчестве практически всех авторов.

Специфику «переходного периода» по отдельным жанровым формам рассматривают в своих монографиях М. Абашева и М. Звягина, анализирующие соответственно «метапрозу» и «авторскую прозу». М. Звягина показывает, что в современной литературе сложился подход, аналогичный тому, который существовал в античности, когда отдельное произведение в структурном отношении представляло собой отдельный жанр. Исследователь пишет, что доминанта авторского начала приводит к появлению «авторских жанров» со своими выраженными особенностями. Об этом, в частности, свидетельствует явление синтетических жанров – «повестей-сказок», «повестей-эссе», «романов-житий», «романов-хроник», «романов-притч», «романов-пьес».

Заслуживают отдельного разговора новые и своеобразные образования, очевидна тенденция к формированию иных структур. Так,

B. Свирский, исследователь творчества Ю. Дружникова, полагает, что тот создал жанр «микроромана», в котором присутствуют традиционные элементы: рассказ о событиях, предшествующих основному действию, события, происходящие в произведении, и указание на то, что случится в будущем («Микророманы», отдельное издание – 1991).

Уточним сказанное: особое внимание автор обращает на развитие действия, не делая акцента на биографии героя, на которой обычно выстраивается конструкция рассказа. В то же время отсутствует эпизация действия, что свойственно «большому роману». Поэтому и получилась форма, в которой динамично, с большим количеством подробностей передана атмосфера, предшествовавшая эмиграции автора.

Нередко процесс создания текста имитируется на глазах у читателя. Ряд авторов выстраивают свое повествование из серии отдельных рассказов. Собранные вместе, в единый цикл, они фактически и представляют собой «микророман», который можно прочитать и как серию отдельных рассказов, например «Сквозная линия» или «Люди нашего царя» Л. Улицкой. Вряд ли речь идет о совершенно оригинальной форме, появившейся именно в 90-е годы. Возникли также новые формы, связанные с эстетическими поисками авторов, о чем свидетельствует их жанровая идентификация в подзаголовках – романы-комментарии, романы-фрагменты. Некоторая эскизность свойственна и эпической форме, не случайно после публикации писатели добавляют отдельные главы в виде приложений («Степные боги» (2008) А. Геласимова, «Похороните меня за плинтусом» П. Санаева).

Встречаются стихотворные отрывки внутри прозаических текстов и как самостоятельное целое, и как дополнение сюжетной линии (тексты В. Аксенова).

Следует выделить такую значимую для десятилетия разновидность прозы, как эссе, традиционно рассчитанную на прямой разговор с читателем и отражающую стремление авторов к самовыражению. Введение в публицистический текст разнообразных художественных приемов позволило говорить о переосмыслении известной формы, сочетающей в себе сегодня элементы путешествия, культурологического очерка, лирической повести.

Форма эссе присутствует в творчестве практически каждого крупного писателя. Эссе посвящаются самым разным темам, но можно найти и общие по проблематике: скажем, ряд эссе Д. Рубиной и Т. Толстой рассказывают о жизни русской эмиграции. Иногда форма эссе становится одной из составляющих в более объемном тексте (такова трансформация эссе в рассказы и затем в романную форму в прозе Д. Рубиной). Смешанную форму воспоминаний, эссе и публицистики представляет В. Войнович в «Портрете на фоне мифа» (2001).

Таким образом, поиск новой формы шел по нескольким направлениям: обновлялись уже традиционные жанры; расширялся процесс синтеза, когда использовались приемы, характерные для музыки, живописи (многоголосие, полифонизм, графичность изображения, цветовые приемы описания, пейзажность, коллаж.

Получается, что автор создает жанровую форму внутри конкретного произведения, организуемую, правда, в большинстве случаев по традиционным признакам. Некоторые из них приобретают особое значение – название, авторская речь, образ читателя, архитектоника текста, супертекстовые элементы. Они доминируют, несут в себе символическое значение, отражают авторскую идею. Повышенное внимание к образующим структуру элементам можно также считать особенностью десятилетия.

В подобной ситуации традиционная классификация литературы по родам и видам в ряде случаев не отражает существующей картины. Интенсивное развитие формы привело к тому, что отдельные образования – повесть о детстве, литературный портрет, мемуарно-биографический роман – стали организовываться по законам межжанрового образования внутри метажанра воспоминаний.

Другим метажанровым образованием становится метапроза, роман о писателе, обеспечивающий, по мнению М. Абашевой, максимально полную возможность выражения авторского сознания и обладающий рядом признаков. В нем доминирует тема творчества, автор проявляет себя через текстового двойника, допускает зеркальность повествования, использует разнообразные переходные формы. Среди композиционных особенностей распространены «текст в тексте» и текстовые комментарии. Процесс создания произведения осуществляется как бы одновременно с чтением текста, что создает атмосферу творческой игры.

Признавая «новый автобиографизм»[8], С. Чупринин полагает, что данная форма может быть обозначена разными терминами: мемуары литературоведов, «роман с ключом», «скандальный роман». Появление подобных текстов показало, что литературный процесс определяется поведенческой моделью автора. Происходит изменение «лица писателя», который выступает в самых разных ипостасях: учителя, демиурга, собеседника. Соответственно усиливаются роль диалога, «разговоров», несобственно-прямой речи – возникает очевидное авторское присутствие. Примером могут служить тексты Евг. Гришковца (Евгений Валерьевич, р. 1967). «Год Жжизни» (2008) и «Продолжение жизни» (2009).

Стремление авторов обобщить, осмыслить пережитое ими или их поколением обусловило появление семейной саги, или семейного романа (произведения В. Аксенова, Б. Васильева, И. Полянской, Л. Улицкой). Оказалось, что интерес к индивидуальной судьбе, истории семьи носит интернациональный характер, именно данная проблематика стала основной в мировой культуре и подробно исследуется многими авторами.

Использование новых форм усилило внимание авторов к текстовой организации. Некоторым писателям удается создать интересное динамичное повествование, в других случаях собственно сюжет отсутствует, фабула носит внешний характер, повествование состоит из цепочки разнообразных происшествий, не всегда располагающихся в сюжетно обусловленной логической последовательности. Наблюдается так называемое поэпизодное построение. Новизна содержания и изменение ролевых функций ведут к более свободной композиции. Допускается возможность перехода в разные пространства, сон и явь перемешиваются, время течет практически в любом направлении.

Текст перестал выстраиваться на одном типе конфликта или истории определенного героя. Усложненная пространственно-временная система стимулирует использование ассоциативного построения, приемов монтажа, коллажа. Другая разновидность текста, напротив, предполагает фиксацию повседневной действительности и своеобразную реконструкцию обыденного мира. Тогда доминируют поток сознания, несобственно-прямая речь, диалоги и монологи героев как приемы организации текста.

Третьи авторы тщательно продумают общий каркас произведения, организуя текст, начиная с названия и закладывая возможности расшифровки основной идеи, последовательно навязывая свою концепцию путем повторения основной идеи. Они считают, что все сюжеты уже известны и просчитаны, поэтому на общий мотив можно наслоить собственный жизненный опыт и поставить свои вопросы. В созданном таким образом пространстве располагаются персонажи – носители авторской идеи или наделенные только характерологическими признаками.

Парадигму 90-х годов определяет и изменение героя, практически каждый новый период порождает свой социальный тип, который выражает определенные взаимоотношения в обществе и одновременно воплощает нравственные представления автора. В ХХ в. можно выделить, например, идеального героя (на основе «корчагинского», «маресьевского» мифов), маскарадного героя, трикстера (от немецкого слова Trikster – шутник, плут); в постмодернистской литературе – маргинального героя. Отмечается и бытование романтического героя.

В литературе переходного периода наблюдаются все отмеченные формы, одновременно завершается своеобразный поиск, начатый в 80-е, рядового героя с его собственной психологией и моралью. Изображаются обычные люди в повседневных обстоятельствах с их проблемами и взаимоотношениями («женская» проза). Появились персонажи, отображающие отношения времени: пиарщики, бандиты, компьютерщики (программисты), менеджеры среднего звена.

В ряде произведений откровенно фиксируются достаточно интимные переживания (возрождается так называемое эротическое направление, поддерживаемое премией «Декамерон»). Такая литература рассчитана на читателя, которого привлекают многочисленные перипетии, переживания героев, острые конфликтные ситуации. Однако новый жизненный тип не складывается, он просто констатируется, нет индивидуальности.

В так называемой гламурной литературе фиксируется герой, относящийся к богемной, тусовочной среде, на читателя выплескиваются правила хорошей жизни, «comme il faut» в виде сплошного речевого потока. Действия героя подчиняются естественному ходу обстоятельств. Он активен, но не глубок, не наделен сложными чувствами и переживаниями, его жизненные установки просты и конкретны.

Появляется и архаический тип культурного героя-демиурга, создающего «новую землю» и «новые небеса». Меняется интерпретация героя, ему придаются новые функции, по-иному решается проблема авторского идеала. Она связывается с надеждой на преображение мира.

Возвращается молодой герой – эпатажный, нестандартный, переполненный самыми разными идеями. Хотя частично перед нами возникает экранный образ типа Данилы Багрова (героя фильма «Брат»), которому стремятся подражать и внешне, и в лексике, все же воссоздается настроение определенной части общества данного времени. Правда, индивидуальный портрет героя отсутствует, поскольку стиль унисекс не предполагает особой конкретизации личности. В американской культуре подобный тип обозначается как «парень из соседней двери», сосед («next-door boy»). К таким текстам можно отнести произведения В. Козлова, И. Стогова, «Вольтерьянцы и вольтерьянки» (2005) В. Аксенова.

Круг описываемых фигур расширяется, в качестве персонажей выступают даже современные политики, общественные деятели и представители шоу-бизнеса. Иногда реальные личности являются своеобразными манекенами, участвующими в игре, которую затевает автор. Так поступают, в частности, авторы постмодернистских текстов, используя сложную семантическую игру с именами и включая в свои произведения представителей разных времен и народов. Они выглядят как герои на сцене, участвующие в конструировании нестандартной ситуации. «Постмодернистский художественный идеал фиксирует не завершенность, а становление, подвижность и независимость от трансцендентальных ценностей, которые центрировали выработанные ранее идеалы в рамках других парадигм», – отмечает А. Мережинская.

Мир предстает разрозненным, алогичным, не складывающимся в общую картину, зыбким, не предопределенным. Зарождается множество точек зрения, формируются разные позиции. В этой реальности и появляется герой, подчиненный авторской идее, авторскому замыслу. Он «призрачен», если пользоваться определением В. Набокова. Появление различных типов героя связано с необходимостью фиксации разнообразных отношений в обществе. Кроме того, увеличение числа жанровых модификаций также предопределило расширение типажей.

Отмечается и своеобразная безгеройность, когда персонификация героя оказывается не такой уж значимой для автора, передается только его мироощущение, поток мыслей, настроений, мироощущений. Происходит обратный процесс: раньше не важна была психологическая характеристика, теперь внутреннее описание доминирует над внешним.

Поиски героя продолжаются. Поэтому ряд авторов обратились к публицистике, разнообразным эссе и путевым заметкам как к форме, где пока прорабатывается общая схема героя, но не происходит углубление в его внутренний мир. Следовательно, оказываются возможными два подхода – внешний и внутренний, обозначение отдельных черт или подробное прописывание состояний героя. Только в отдельных произведениях, тяготеющих к романному описанию, они соединяются в целостный характер, превращаясь и в тип времени.

Очевидно, что в 90-е меняется стиль, предполагающий или выработку шаблонного унифицированного языка с трафаретными клишированными выражениями, или создание яркого авторского слова с использованием элементов словесной игры. Отмеченные два направления объясняются резким различием элитарной и массовой литературы. Традиционно предполагают, что эстетические новации и стилевые упражнения характерны только для первого направления, а второе отличается невыразительным, клишированным или излишне разговорным языком.

Различие персонажей по языку происходит, если они наделяются индивидуальной лексикой, выполняющей характерологические функции. Борьба за свободу творческого самовыражения приводит к тому, что разговорная речь, сленг становятся составляющими литературной речи, они последовательно заполняют повествование, замещая диалектизмы и варваризмы. Подобная лексика воспринимается как атрибутивный признак общего словесного потока, связанного, например, с выражением молодежной мировой культуры.

Потребность в создании подобных произведений приводит к вполне предсказуемым результатам. Участвовавшая в конкурсе «Национальный бестселлер» начинающая писательница из Екатеринбурга, студентка УрГУ И. Денежкина с рассказами и повестями «Дай мне!» (Song for Lovers) (2002), в которых попыталась показать жизнь отечественной молодежи, заняла второе место после известного советского писателя А. Проханова.

В диалогах персонажей часто используется сниженная, иногда грубая или ненормативная лексика, которая появляется как оценочная характеристика и в словах автора. Наблюдается тенденция расширения внелитературных языковых потоков. Но от употребления в художественном тексте маргинальная лексика вовсе не перестала быть таковой. Поэтому продолжаются дискуссии о возможности ее использования.

В книге М. Кронгауза «Русский язык на грани нервного срыва» (название отражает невозможность однозначно определить свойства современного языка) выделены четыре социальных диалекта: гламурный, бранно-бандитский, иностранно-заимствованный, интернетский, отражающих речевые дискурсы отдельных социальных и общественных групп.

Действительно, процесс обновления языка развивается по нескольким направлениям. Расширение контактов, соединение литературы эмиграции и метрополии привело к своеобразному жаргонному образованию, которое можно, например, встретить в прозе Д. Рубиной. Иногда элементы данного языка (язык еврейской диаспоры) воссоздают отдельные авторы, как, например, Л. Улицкая в «Веселых похоронах»: «Вы же понимаете, всем нашим мужчинам по вкусу шиксы, но это до тех пор, пока они не имеют настоящую еврейскую жену». «Ой, не жмите меня так горячо! Ой, Фая, скажите мне, только честно, как перед богом: вы кушали чеснок?»

Речевой симбиоз возникает не только как следствие миграции, вхождения в иноязычную среду с необходимостью освоения иного языка, но и в результате виртуозного использования и сочетания разных речевых пластов. Организация речи героев Л. Улицкой напоминает речь персонажей И. Бабеля. Сознательно выстраивал из лексики разных языков свои последние произведения В. Аксенов: «предложили воинам ботл джина», «встал на гостевом паркинге».

Писатели пытаются связать обновление языка с формированием русской культуры как мирового явления. Отдельные рассуждения о языке эмиграции содержатся в эссеистической прозе Т. Толстой (сборники «День», «Изюм»). Л. Петрушевская, например, прочитала в Гарвардском университете лекцию с характерным названием: «Язык толпы и язык литературы».

Лексическими средствами авторы фиксируют свое время, однако насыщение текстов словами из одной сферы употребления приводит к обеднению и усреднению языка, а в ряде случаев – к самоповторяемости («Голубое сало» (1999) и «Лёд» (2002) В. Сорокина). Правда, сами авторы данную особенность воспринимают в соответствии с поэтикой постмодернизма, полагая, что смысловая невыразительность стала особенностью времени. В. Сорокин оказывается не единственным автором, употребляющим нелитературные выражения и обсценную лексику.

Стилевая раскрепощенность, публицистическая окрашенность текстов, включение разнообразной лексики изменили структуру:, авторы стали выстраивать свой текст из самых разных элементов. Так, если в ранних текстах А. Слаповского нецензурная лексика передавалась сокращениями, то позже она вошла в текст своеобразными вкраплениями. Очевидно, употребление подобных слов нужно рассматривать как проблему личного выбора автора, не забывая, что в любом языке они составляют маргинальную зону.

Фиксация разных лексических слоев отличала произведения представителей русской эмиграции, где подобное словотворчество становилось своеобразной визитной карточкой, отличительным признаком. Писатели ставили проблемы и решали их в той форме, которая им оказывалась наиболее удобной. Такова словесная игра, которую ведет в своих произведениях Юз Алешковский (Иосиф Ефимович, р. 1929).

Позже расширение состава лексики начало происходить и в митрополии, только гораздо резче – в эпатажной форме. Ничего нового здесь нет, как уже отмечалось, подобные стилевые поиски всегда происходили в культуре, где начинается новый период собственного развития и соответственно поиски новых смыслов слов. Подобное языковое разнообразие позволяет свободно перемещать действие из одной временной плоскости в другую. Особое значение имеет стилизация в историческом повествовании. Ряд писателей прекрасно овладели искусством стилизации, осваивая приемы самых разных литературных школ и особенности книжной, фольклорной, разговорной, простонародной речи разных эпох.

Обязательными становятся сигнальные слова-переключатели. В каждом из направлений они выполняют свои функции. В мифологическом контексте обычно вводят в интертекст, где раскрывается семантика названия произведения («Медея и ее дети» Л. Улицкой, «Кысь» Т. Толстой). В фантастике, «женской прозе» и детективе ключевые слова становятся частью языковой системы, понятной посвященным. Автор как будто составляет особый словарик, которым и пользуется (в произведениях М. Юденич, например, классифицируются и определяются с помощью эпитетов и наречий абстрактные понятия – «страх», «память», «голос»» и др.).

В то же время увлечение чисто художественными приемами может выглядеть и нарочитым, при этом воздействие самого текста ослабляется. Подобный текст легко анализировать, он выстроен как компьютерный файл, но авторский стиль обедняется обилием формул, клише, расхожих оборотов, цитат.

Вероятно, подобный процесс объясняется тем, что и автор, и читатель оказываются в общем смысловом поле, материал хорошо им знаком, ситуации узнаваемы. Возникает общий код. Так строится, например «космическая опера» – разновидность фантастики, где герой перемещается по мирам и пространствам. Обычно подобная ситуация возникает и когда время действия незначительно удалено от времени повествования.

В ходе анализа важно устанавливать своеобразие стилизации, ее художественную функцию и необходимость существования в тексте. Подробного анализа заслуживает также усиление метафорики, появление в тексте своеобразных сигналов, ярких метафорических оборотов, цветовых эпитетов (определений).

При схожести ситуаций, обращении ряда авторов к одной и той же проблематике, подробном описании бытового сознания определенного времени такая изобразительность необходима. Для самостоятельной работы можно предложить сравнить стилевые особенности таких авторов, как, скажем, Д. Рубина, Т. Толстая и Л. Улицкая.

Переходный период завершился, его выделение оказалось обусловленным, как и предшествующие этапы развития русской литературы, социально-эстетическими факторами. Рамки этого периода достаточно условны, поскольку литературный поток оказался разноликим. Это современная литература (создававшаяся в переходный период) и публикуемые тексты благодаря интенсивной издательской деятельности («возвращенная литература», «литература письменного стола», произведения писателей разных волн русской эмиграции). Причем в количественном отношении эти потоки оказались практически равнозначными.

Изменение политической ситуации обусловило переход к отражению иной картины мира, сложной и противоречивой, введению тем, ранее табуированных. В поисках новой методики осмысления реальности обратились к опыту предшественников. Стало ясно, что писатели перестали развиваться в формате единой реалистической парадигмы. Об этом свидетельствовали и споры о возможности существования постмодернизма.

С уходом в прошлое метода социалистического реализма, с его черно-белым мировосприятием, четким социальным конфликтом, наличием положительного героя и отсутствием фантастики и сатиры усложнилась структура текстов, получили развитие фантастический реализм, неосентиментализм, новый реализм.

Многообразие жанровых форм становится приметой времени, появляются проза писателя, филологический роман, авторские жанры, практически обновляются все традиционные жанры. Возникают формы хоррора, триллера, трэша. Отдельные направления теряют свои позиции: с завершением творческого пути Дм. Балашова, Ю. Давыдова трансформируется исторический роман. Фактически тема прошлого становится основой текстов, но собственно документальная составляющая отводится на второй план.

Реализуется женское письмо, что приводит к появлению иронического детектива, где мелодраматическая линия соединяется с психологической. Сам классический детектив трансформируется в ретродектив (произведения Б. Акунина, Л. Юзефовича), резко контрастируя с милицейским и политическим детективами прошлых десятилетий.

Изменения в содержании и форме обусловлены вкусами адресата, установками на восприятие текста определенными группами читателей, тяготеющими к повествовательной манере, рассказу о бытовых проблемах, семейных отношениях, иных мирах. Словом, практически обо всем. Появляется проза офисной интеллигенции, глянцевые и бизнес-романы. Хотя это явление связано и с усилением развлекательных функций литературы, явной коммерсализацией, созданием проектов.

Поэтика текстов становится более разнообразной, допускаются фантасмагория, гротеск, ассоциативно-хронологическое построение текстов, приходит маргинальный герой. Осваиваются новые лексические группы. Вводятся разговорный и компьютерные дискурсы.

Премиальный процесс способствует появлению новых авторов, хотя понятия «молодой» и «начинающий» писатель не совпадают. Входит и большое количество писателей из провинции, формируются своеобразные топосы – уральский, красноярский.

Литература нового, XXI в. получила название литературы 2000-х годов, нулевого периода, первого десятилетия XXI в. Различие терминов не носит определяющего характера, оно указывает на новый этап развития отечественной словесности, который следует изучать отдельно.

Резкое разделение литературного потока по читательским интересам обусловливает иные методики описания и библиографической систематизации. Критерии типа элитарный/массовый не отражают сути авторских намерений. Так, детективная интрига используется в приключенческой форме, в любовном романе, и в семейной саге. Современный читатель прагматичен: если книга несет в себе информацию и в то же время обладает интересным сюжетом, она будет прочитана. Сами авторы нередко работают в нескольких формах: так, Ю. Латынина пишет и детективные истории, и политические романы, и фантастику.

Отбор авторов диктуется издательской политикой, но, как отмечал В. Топоров, наметилась и другая тенденция – выпуск книг с расчетом на то, что некоторые станут бестселлерами. Поэтому допускается определенный риск, публикация «нераскрученных» авторов. Издатели выпускают самую разнообразную литературу, рассчитанную на разного читателя.

Следовательно, нужно говорить об активном поиске, который начался в литературе переходного времени. Свойством времени можно считать и откровенную публицистичность, проявившуюся в выступлениях писателей соответствующих жанров и в более «журналистской» манере, свойственной стилю ряда книг, употреблении религиозных конструкций, экспрессивности авторской речи.

Происходит вхождение русской литературы в пространство мировой культуры, освоение не опыта А. Белого, как было в начале 20-х годов, а М. Пруста и В. Набокова, показавших специфику приема потока сознания, ведь сюжетом книг вновь становится жизнь писателя.

В 1990-е происходят концентрация, фиксация широкого спектра историко-литературных, культурных и философских проблем как самого ХХ в., так и разнообразных систем человеческого знания прошлого. Фактически речь идет о создании новой реальности и типа героя. В 1990-е завершаются многие явления, связанные со стилевыми экспериментами, трансформацией формы и художественных подходов к герою. Становится ясной перспективность и неперспективность развития отдельных направлений.

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ ЛИТЕРАТУРЫ