Снега, снега Бондаренко Андрей
От автора
На нашей прекрасной планете есть места, которые не рекомендуется посещать без веских на то причин.
Почему? Можно – ненароком – «провалиться».
Куда? Например, в прошлое. Или же в параллельные миры.
Казалось бы, что в этом страшного? Ну, параллельные миры. Подумаешь. Даже интересно.
А как вам – оказаться в концентрационном лагере для нежелательных пришельцев? Особенно учитывая тот факт, что скоро – где-то рядом – с неба упадёт гигантский астероид? Вот то-то же…
Глава первая
Экватор
– Тащи, – предложил Лёха.
Тёмные пальцы Хана, вздрогнув, неуверенно замерли.
– Тащи, морда, – повторил Лёха. – Не жуй сопли зелёные. Жребий – дело святое.
– Короткая, – печально лохматя на затылке чёрные густые волосы, вздохнул Хан. – Повезло тебе, брат. Опять. Как и всегда.
– Повезло, у кого петух снесло. Что кривишься, морда узкоглазая? Не смешная шутка?
– Не смешная.
– У всех степных дикарей – плохо с чувством юмора. Точнее, никак.
– Зачем обзываешься, брат? – обиделся Хан. – Нехорошо.
Лёха, ободряюще подмигнув, посоветовал:
– Не принимай, морда, близко к сердцу. Иначе никогда не пройдёшь на второй уровень. Ангелы не пропустят.
– Почему – не пропустят?
– По кочану. Что надо делать, когда тебя хлопнули ладонью по левой щеке?
– Подставить правую.
– Морда.
– Узкоглазая морда, – печально вздохнул Хан.
– Молодец, – скупо похвалил Лёха. – Сообразительный. Ладно, я пошёл. Дела.
– Иди. Я всё сделаю.
– Кто бы сомневался… А почему ты такой смурной?
– Надоело быть узником. Свободы хочется. Воздуха вольного, степного. Хотя бы глоток…
Он, стараясь шагать бесшумно, прошёл по коридору – мимо прикрытых дверей спален.
«Мимо спальных помещений казармы», – мысленно поправил сам себя Лёха. – «Вернее, мимо спален типовой казармы, расположенной на территории фильтрационного (концентрационного?), лагеря, предназначенного для переселенцев. Для переселенцев? Ага. Именно так нас здесь принято называть. А сам лагерь, понятное дело, именуется «Чистилищем». Причём, именуется на полном серьёзе. Без малейшего намёка на тонкий юмор. Артисты, одно слово. Вернее, Ангелы. То бишь, верные слуги Папы Римского. Мать их всех…».
Зайдя в туалетное помещение, Лёха запер дверь на задвижку и подошёл к прямоугольному окну с приоткрытой крохотной форточкой. Со стороны улицы окошко было закрыто мощной чугунной решёткой.
– Деятели хреновы, – насмешливо пробормотал под нос Лёха. – Повесили решётку и на этом успокоились. А её крепёж кто будет проверять? Желательно – регулярно и вдумчиво? Кузнец давно уже с решёткой разобрался, незаметно спилив стальные штыри и приспособив на карнизе «направляющие салазки». Кузнец… Куда, интересно, он попал-пропал? В расход? Или же на урановые рудники? Хороший был мужик. Хваткий, несуетливый, тёртый, насмешливый. Только упрямый и скрытный не в меру. Да и с памятью у него наблюдались определённые проблемы. Ни одной молитвы не мог толком запомнить. Заикался, мямлил, канючил, строфы путал местами…
Минут через пять-шесть от входной двери донеслись голоса:
– Мне надо переговорить с высокородным господином начальником, – нагло заявил Хан.
– С епископом, – уточнил ленивый голос дежурного Ангела.
– С ним самым.
– Зачем?
– Очень надо. Жажду.
– Зачем?
– У меня видение было, – заученно заблажил Хан. – Святой Никодим ко мне являлся. Разговаривал со мной. Поучал всякому.
– Какой ещё Никодим?
– Святой. Бородатый. Красноречивый… Начальника позовите!
– Чёго орёшь? – рассердился Ангел. – В карцер, сволочь грязная, захотел? Месяца на два?
– Хочу – епископа! – отчаянно взвыл Хан. – Руки убрал, сука рваная! Убрал… А-а-а, пустите! Я буду жаловаться, мать вашу… Куда вы меня тащите, твари безмозглые?
«Пора, – берясь пальцами за оконные шпингалеты, решил Лёха. – Что мне определённо нравится, так это наличие в данном Мире единого языка. Удобная такая вещь, здорово жизнь упрощающая…»
Решётка плавно и совершенно бесшумно – по стальному, заранее смазанному подсолнечным маслом пазу – плавно отъехала в сторону. Ещё через пару секунд он ловко спрыгнул на пожухлую осенне-зимнюю травку, пригнулся и, держась за подстриженными кустами молодого боярышника, припустил вдоль задней стены казармы.
«Деятели хреновы, – зашелестели в голове различные, в меру разумные мысли. – Вроде, умные люди, а по факту получается – дураки легкомысленные и туповатые. Кругом, понимаешь, понатыкали инфракрасных камер видеонаблюдения – на плацу, у входных дверей в казармы, возле учебных и хозяйственных корпусов, вдоль высоченного забора с колючей проволокой. А задние стены зданий-сооружений? А всякие закутки и захламлённые переходы? Халтурщики, блин… Климат же здесь – мягче мягкого. Сегодня у нас, если память, конечно, не изменяет, пятнадцатое декабря, а вокруг царит самое натуральное бабье лето. Голубое безоблачное небо, полное безветрие, плюс десять-двенадцать градусов… Как такое – в принципе – возможно? Следствие идеальной экологической обстановки? Достижения тутошних высоколобых учёных мужей? Божий промысел? Хрен его знает… А в нашей Сибири сейчас, наверное, снега уже намело метра два с гаком. Ну, не два, так полтора. Здесь же и такого слова – «Сибирь» – не знают. Да и такие термины, как «Россия», «Америка» и «Китай» местным Ангелам не ведомы. Есть лишь одна – могучая и неделимая – «Священная Римская Империя», не имеющая никакого отношения к Германии и возглавляемая, естественно, Папой Римским, которому усердно помогают мрачные и упёртые ребятки из Великой Инквизиции. Да, дела. Бывает…»
Солнце уже скрылось за изломанной линией горизонта. Лениво и равнодушно догорал печальный бордовый закат.
Лёха, старательно оглядевшись по сторонам, пересёк узкий проулок и вошёл в полуразрушенное обшарпанное двухэтажное здание. Здесь когда-то размещались швейные цеха, в которых переселенцы и переселенки занимались пошивом разнообразных церковных ряс и прочего аналогичного хлама. Потом – по неизвестным причинам – надобность в церковной одёжке отпала, и цеха – за полной ненадобностью – закрыли.
Пятнадцатого числа каждого месяца, после объявления отбоя, переселенцы проводили в заброшенном здании традиционные совещания, на которые собирались «выборные» от казарм – и от мужских, и от женских. От всех казарм? Нет, конечно же. Приходили только те, кому удавалось выбраться на улицу незаметно. С железобетонной гарантией – незаметно. Конспирация и осторожность – превыше всего. Вопрос, что называется, жизни и смерти…
По скрипучей лесенке он шустро поднялся на второй этаж и, вытянув губы трубочкой, тихонько зацокал, подражая бытовому сверчку. Эти симпатичные и безобидные насекомые обитали в окрестностях «Чистилища» в огромных количествах.
Через пару секунд раздалось ответное стрекотанье – чуть более длинное, звонкое и трескучее, чем натуральное природное.
Лёха неторопливо прошёл в помещение, где когда-то располагался склад готовой продукции, и небрежно поздоровался:
– Привет узникам!
– Здрасьте, добрый вечер, здорово, здоровее видали, – в разнобой зазвучало в ответ.
– Как оно? В плане – жизнь?
– Нормально. Ништяк… Бывало и хуже. Но реже… Зато, погода нынче хорошая. В щели казарменных окон почти не дует. Да и голов пока, сучата, не рубят. Секут плетьми и ногайками? Иногда. Бывает. Но в меру и без излишнего скотства…
Вокруг старого письменного стола – на разномастных табуретках и стульчиках – разместились пятеро: трое мужчин и две женщины.
«Не густо, – мысленно расстроился Лёха. – С каждым разом – всё меньше и меньше. И Варвар сегодня не пришёл. Жалко. Значит, с оружием ничего не получилось… Так-с, что мы имеем? Сизый, Мельник, Облом и Жаба. Что же, личности известные, но, впрочем, не играющие в «Чистилище» значимых и определяющих ролей. Так, шантрапа бесполезная и незрелая, не способная на серьёзные и жёсткие поступки. А, вот, девица, сидящая с краю… Молоденькая, стройная. Тонкие черты породистого лица. Светлые, слегка вьющиеся волосы. Серые задумчивые глаза… Кто такая? Почему не знаю?»
– Графиня, – не дожидаясь вопроса, представилась девушка.
– Лёха.
– Я знаю. Наслышана.
– Польщён. Ты новенькая?
– В общем, да. Новенькая. Я здесь всего-то полтора месяца. Сейчас вместо Актрисы.
– А, что с ней?
– Забеременела, – слюняво усмехнулся Облом. – Ангелы уже забрали. Наверное, пустят в расход. Хотя…
– Ну-ну, продолжай, родимый, – непроизвольно нахмурился Лёха. – Сказал «а», говори «б».
– Дык, всякое люди болтают. Мол, она с кем-то из Ангелов связалась-спуталась. Чуть ли не с самим епископом.
– Болтают, – подтвердила Жаба. – С епископом.
«Эх, Мэри, неугомонное и упрямое создание, – подумалось. – И здесь, видимо, решила действовать проверенным – в старом Мире – способом. Впрочем, каждый волен на собственный выбор. Диалектика, блин…»
Внимательно посмотрев на новенькую светленькую девушку, Лёха уточнил:
– «Графиня»? Откуда взялось такое странное прозвище?
– Она настоящая графиня, – задумчиво поглаживая длинную седую бороду, подтвердил Сизый.
– Это правда?
– Правда, – вызывающе улыбнулась девица. – А, разве, запрещено? Что в этом такого?
– Ничего. Бывает. Значит, в твоём Мире – Средневековье?
– Ну, не знаю. Извини, я ещё не научилась толком разбираться в этих понятиях и терминах. Если и Средневековье, то, так сказать, позднее. Начало дворянского периода. Точнее не могу определить…
– У них порох изобрели гораздо позднее, – пояснила Жаба. – Вот, и задержались немного в развитии.
– Бывает, – покладисто согласился Лёха. – У нашего Хана, например, до пороха так и не додумались. Всё на лошадях скачут, мечами – по старинке – машут, копья метают да стреляют из тугих луков… А ты, Графиня, какая графиня? Русская, французская, английская?
– Отец – бургундский граф. Мать – итальянская маркиза. Так что, мы бедные. Даже приданного мне не собрали достойного. Не смогли, хотя и старались…
– А, что так?
– У нас сейчас Испания – в европейской политике – играет первую скрипку. Золота навезли из далёкой Южной Америки – и не сосчитать. Переманили к себе лучших оружейников и корабельных мастеров. Потом сожгли английский флот. Затем португальский и голландский. Нынче Мадрид силён, как никогда.
– Повезло тебе, Графиня, – вздохнул приземлённый Мельник.
– Почему – повезло?
– Потому, что ты – из Средневековья. А там, как мне рассказывали, Великая Инквизиция мазу держала и зверствовала вовсю. Значит, ты и с местными попами споёшься. То есть, с Ангелами. Так как чётко знаешь, чего ожидать от их скользкой и лукавой братии.
– Может, и споюсь, – презрительно усмехнулась девица. – Почему бы, собственно, и нет? По крайней мере, матушка настоятельница уже пообещала, что допустит меня сразу на третий уровень.
– На третий? – завистливо дёрнула жирным подбородком Жаба. – Действительно, везучая. Где третий, там и пятый. А после пятого уровня отпустят на проживание в какое-нибудь крепкое рабочее поселение. Мужа там себе подберёшь достойного, из крепких ремесленников. Лучше – из кузнецов, или слесарей…
– Не стоит останавливаться на пятом уровне, – возразил Мельник. – Дальше надо идти. Дальше… После седьмого уровня Графине можно будет выйти замуж за какого-нибудь священника, подающего надежды. Местным Ангелам это не возбраняется… Может, уже хватить чесать языками о пустом? Перейдём к делу?
– Перейдём, – согласился Лёха. – У кого какие новости?
Для обмена новостями они и собирались на ежемесячные совещания. Собирались, надеясь в глубине души, что кто-нибудь из «выборных» принесёт с собой по-настоящему позитивную информацию, могущую помочь… Помочь – чему? Наверное, помочь – возродить надежду на окончание всего этого навязчивого и бесконечно-серого бреда…
Дельных свежих новостей практически не было. Так, только сущая и бесполезная ерунда. Мол, кто из дежурных Ангелов – человек, а кто – сволочь последняя и гнилая. Ну, и минут десять – в дежурном порядке – обсудили очередную порцию слухов о предстоящей отставке епископа Альберта. Эти слухи уже добрых восемь-девять месяцев кочевали по «Чистилищу», а епископ всё не уезжал.
– А ещё, похоже, Ангелы чего-то опасаются, – состроив загадочную гримасу, сообщил Сизый.
– Поясни-ка, брат, – насторожился Лёха. – Будь так добр.
– Ну, это не точно…
– Сопли, морда, не жуй. Говори толком!
– Мне об этом Ковбой рассказал. Мол, его позвали на кухню – чинить электрическую плиту. А там Ангелы толпились возле компьютера и громко обсуждали последние новости. Так, вот, ожидается скорый Конец Света… Чего это вы, узники горькие, захмыкали так недоверчиво? Гадом последним буду! На этот раз всё всерьёз…
– Грядёт Всемирный потоп?
– Извержение гигантского вулкана? Цунами? Гы-гы-гы…
– Не угадали, рожи кандальные. В скором времени ожидается падение на землю гигантского астероида. Или, может, метеорита? А?
Все выжидательно посмотрели на Лёху.
– Чего уставились-то? – непонимающе передёрнул он плечами. – Я не умею мысленно проникать в Будущее. Вот, упадёт эта космическая штуковина, тогда и проясним – что да как… Меня другой вопрос занимает. До сих пор так и неизвестно, где – в обычном географическом понимании – располагается наше «Чистилище». Какие города и поселения размещены поблизости? Какие реки протекают рядом?
– А зачем это тебе? – небрежно спросил Облом. – Собрался, белобрысый, в бега податься?
– Почему бы и нет? Побег – дело однозначно полезное. По крайней мере, интересное.
– Поймают же.
– Пусть – для начала – попробуют. Ангелы нынче разбаловались. Ленивыми стали, зажирели… А если, действительно, метеорит свалится на Землю? Паника, сопровождаемая нездоровым ажиотажем, начнётся. Глядишь, и удастся – под шумок – соскочить.
– Это да. Без вопросов. По метеоритам – ты у нас главный специалист. Кто бы спорил…
Графиня – словно примерная школьница младших классов – подняла вверх правую руку.
– Докладывая, сероглазая, – разрешил Лёха.
– Вам знакомо слово – «Енисей»? – прозвучал неожиданный вопрос.
– А, то! – обрадовался Мельник. – Я – в своё время – строил под Красноярском ветровую электростанцию. Причём, самую крупную в Азии. Строил, но не достроил. Сюда – «провалился»…
– Знакомо, – подтвердил Лёха.
Остальные «выборные», непонимающе пожав плечами, скромно промолчали.
– Я случайно подслушала один разговор, – продолжила светловолосая девушка. – Матушка настоятельница болтала с одним из дежурных Ангелов. У них – случайно – обнаружились общие знакомые, проживающие на берегу реки Енисей, в каком-то новом церковном поселении. Так вот, как я поняла, Енисей протекает где-то на западе от «Чистилища». Причём совсем недалеко. Ангел говорил, что на выходных хочет посетить приятелей. Мол, в Енисее водится много крупной рыбы… Это – полезная информация?
– Полезная, – кивнул головой Лёха. – Спасибо, сероглазая…
Про себя же он подумал иное: «Всё это – очень неоднозначно. Мол, Ангел решил – на законных выходных – смотаться на Енисей. Типа – порыбачить от души. Ну, и что из этого? У Ангелов имеются и вертолёты, и реактивные самолёты. Так что, как говорится, возможны различные варианты… Эх, как здорово было бы, окажись «Чистилище», действительно, на территории Сибири! Рванул бы, честное слово, к Подкаменной Тунгуске, к месту падения Тунгусского метеорита. Может, и удалось бы вернуться назад… Хотя, неизвестно относительно тутошнего Мира – падал ли здесь Тунгусский метеорит? Кстати, а не он ли сейчас приближается к планете? Интересный, право слово, момент… Сибирь? Вполне возможно. Лес-то за забором характерный, визуально похожий на сибирский…».
– Ещё одно дело, – ворчливо прошамкала Жаба. – Не стоит доверять ребятам из третьей мужской казармы.
– Почему?
– Ангелы к ним стали очень мягко и трепетно относиться. Кормят от пуза. Карцер отменили. А Варвара несколько раз вызывали к самому епископу. Не к добру это.
– Не к добру, – согласился Лёха. – Спасибо, учтём…
Ещё минут через пятнадцать совещание завершилось. «Выборные» – по устоявшейся традиции – расходились парами.
Вскоре в помещении остались только Лёха и Графиня.
– Может, задержимся ненадолго? – неожиданно предложила девушка. – Поговорим?
– Хорошо, задержимся. Поговорим…
– Ты только не подумай ничего…м-м-м, такого.
– Хорошо, не буду, – пообещал Лёха, а про себя решил: – «А она – очень миленькая и симпатичная. Даже несмотря на уродливую одежду, в которую Ангелы наряжают всех переселенок. Серая плотная блуза «под горло», длинная мешковатая тёмно-коричневая юбка, из-под которой выглядывают грубые чёрные башмаки. Миленькая…».
– Понимаешь, я здесь новенькая. Ничего толком не знаю. Мне, конечно, кое-что рассказали. Но так, лишь слегка, в общих чертах…
– Актриса?
– Да, Мэри мне объясняла, но… Всякие «магнитные поля и аномалии», «параллельные Миры». Голова идёт кругом. Да и говорить медленно Мэри совсем не умеет. Тараторит, как лесная болтливая сорока, почти не делая пауз. Запросто можно с ума сойти…
– Что есть, то есть, – согласился Лёха.
Он прочитал короткую научно-популярную лекцию – о магнитных полях и о многом другом – после чего поинтересовался:
– Ну, как? Поняла хоть что-нибудь?
– Поняла, – преданно заглядывая ему в глаза, заверила девушка. – Ты очень хорошо рассказываешь, доходчиво и правильно. Даже я, дурочка из Средневековья, очень многое уловила. Спасибо.
– Всегда – пожалуйста, – польщёно хмыкнул Лёха. – Итак, рисую окончательную картинку. Магнитные аномалии провоцируются Солнцем. Вернее, аномальным изменением его активности. В результате – в момент особо значимых магнитных аномалий – наша старенькая планета «замирает». Например, на час с хвостиком. В результате, изначальный Мир разделяется на два. Первый развивается дальше так, как будто ничего не произошло. Второй же – с учётом «украденного» часа. То есть, те люди, которых могли убить в этот час, останутся в живых. А те, которых должны были зачать, и вовсе, никогда не рождаются. Но планета может «замереть» и на более солидный период… Понимаешь?
– Ага.
– Молодец. Продолжаю… Значимые магнитные аномалии, отнюдь, не редкость. Вот, и разнообразных параллельных миров, судя по всему, образовалось достаточно много. И все они развиваются по собственным законам, сценариям и правилам, поэтому так и отличаются друг от друга… Миры же – в свою очередь – «находятся» друг от друга достаточно близко. Между ними – время от времени – образуются своеобразные «колодцы», в которые люди и «проваливаются». То есть, это я так понимаю данный процесс. Могу, конечно, и ошибаться… Что ещё? Какова природа «колодцев», соединяющих параллельные Миры? Почему все «валятся» именно в этот конкретный Мир, представляющий собой безраздельную вотчину Священной Римской Империи? Откуда у переселенцев появляется-проявляется знание местного языка?
– Ты волшебник, умеющий читать мысли других людей?
– В том-то и дело, что нет. По крайней мере, ответов на последние три вопроса я не знаю. Хотя, по поводу языка… Возможно, Ангелы чем-то воздействуют на мозг переселенцев. Например, вшивают соответствующий обучающий «чип». Но это не точно. Извини…
– Ничего страшного, – вежливо улыбнулась Графиня. – А почему у тебя такое странное прозвище – «Лёха»?
– Это не прозвище, а имя. Уменьшительное от «Алексей», «Алёша», «Алекс».
– А, прозвище?
– Отсутствует.
– Почему? У всех переселенцев в «Чистилище» есть прозвища. Мол, традиция такая.
– А, вот, у меня нет.
– Почему? – продолжала упорствовать светловолосая девица.
– Ребята придумывали всякое, только мне все эти варианты не нравились. Глупые какие-то и слегка обидные. Характер же у меня тяжёлый…
– Наверное, как и твои пудовые кулаки?
– Это точно. Отрицать не буду. Люблю, знаешь ли, э-э-э… Разнообразные дуэли, скажем так. А тебя, потомственная аристократка, как зовут?
– Вандой. Это в честь бабушки по отцовской линии. Она была родом из Польши.
«Ничего себе!», – мысленно присвистнул Лёха. – «Какая термоядерная смесь! Бургундская кровь, итальянская, польская… Да, надо с этой сероглазой барышней вести себя поосторожней. В том плане, чтобы голову – ненароком – не потерять…».
– А что Ангелам надо от нас? – спросила Ванда. – Почему они помещают всех переселенцев в фильтрационные лагеря и обращаются, как с дикими зверями?
– Ничего сложного. В этом Мире – много веков назад – победила католическая церковь. Бывает. Теперь вся планета – единая Священная Римская Империя. Её жители – в морально-нравственном смысле – считают себя верхом совершенства. А все переселенцы – в их высокоморальном понимании – являются подлыми недоумками, недостойными пожинать сладкие и благостные плоды «церковной» цивилизации… Поэтому мы все подлежим тщательному обучению разнообразным и строгим религиозным канонам. Ну, и долгому очищению от всяческой греховной скверны, приобретённой в иных Мирах… Наиболее покорные и способные – со временем – становятся полноправными жителями этого Мира. Или же почти полноправными. Данный момент подлежит уточнению…
– А, неспособные и своенравные?
– Не знаю, – признался Лёха. – Принято говорить, что их «пускают в расход». Что надо понимать под этими словами? Понятие не имею. Может, физическую ликвидацию. Может, что-то совсем другое…
– Светает, – подойдя к маленькому окошку, сообщила девушка. – На востоке затеплилась тоненькая розовая нитка. Звёзды – постепенно – тухнут. То есть, гаснут.
– Это точно. Пора возвращаться в казармы. Впрочем, минут тридцать-сорок у нас ещё есть.
По плацу – со стороны учебного корпуса – шагали два охранника. Высокие, широкоплечие, в светло-стальных комбинезонах, с чёрными защитными шлемами на головах.
– В руках у ребятишек находится по короткой дубинке, а на боку у каждого размещена солидная кобура с лазерным пистолетом, – ехидно хмыкнул Лёха. – И какие из них, блин горелый, Ангелы? Насмешка сплошная, дурацкая… Кстати, они, обычно, по территории «Чистилища» прогуливаются тишком, то есть, молча. Типа – с сонным и скучающим видом. А сейчас о чём-то переговариваются. Причём, озабоченно, увлечённо и активно…
– Что такое – «лазерный пистолет»?
– Долго объяснять. Оружие такое, напоминающее – в первом приближении – средневековый арбалет.
– Говоришь, что у нас есть полчаса? – спросила Ванда.
– Есть.
– Тогда расскажи, пожалуйста, как ты оказался в этом Мире.
– Право, не знаю. Не уверен, что ты поймёшь.
– А, ты попробуй, Алекс. Ну, пожалуйста… Неужели, так трудно?
«Эге, уже – «Алекс». Однако, – непроизвольно отметил Лёха. – Впрочем, пусть. У неё очень мило получается – выговаривать это словечко…»
– Ладно, сероглазка упрямая, слушай…
Глава вторая
Лёха. Ретроспектива 01. Мудрый Ёпрст
То июньское утро откровенно не задалось. Голова – зверски – трещала с похмелья. Обиженная Ленка упорно не звонила. В шкафу не нашлось чистых носков. Пришлось, так его и растак, надеть вчерашние. И это – ещё цветочки… Брюки были мятыми. Щёки – колючими. На правой половине светлого импортного пиджака наблюдалась щедрая россыпь бежевых кофейных пятен…
– Хрень гадкая, – закуривая первую сигарету, констатировал Лёха. – И со временем туго. Даже кофе, блин, не попить. Мать его кофейную…
Он торопливо провёл несколько раз по щекам бритвой, облачился – вместо классических брюк – в вельветовые серые джинсы и, захлопнув дверь, покинул квартиру.
Естественно, что кроме вельветовых штанишек он натянул на мускулистый торс светло-бежевый исландский джемпер, поверх которого набросил утеплённую куртку. Кожаную, понятное дело. Московская весна – вещь неприятная и малопредсказуемая. Способная на всяческую неприглядную метеорологию, включая лёгкие утренние заморозки и затяжной дождь со снегом.
Машина, гнида ленивая и капризная, минуты три-четыре не хотела заводиться. А когда, наконец-то, завелась, всё чего-то недовольно похрюкивала, словно бы угрожая – остановиться намертво в любой момент. Типа – по важным и неотложным техническим причинам…
– Лизавета, родненькая, не подгадь, – осторожно перебирая ступнями ног по педалям, попросил Лёха. – Довези, будь, уж, так добра! Милочка… Обещаю, что завтра же отправимся на очередное ТО. Сколько я уже просрочил? Года полтора? Говоришь, мол, почти три? Ну, извини, родная. Обязательно исправлюсь! Гадом буду. Обязательно…
Машина, словно бы поверив в эти несбыточные и фантастические обещания, доехала, тихонько и терпеливо сопя, до начала улицы Академика Королёва, после чего резко остановилась.
– Спасибо, любимая киска! – душевно поблагодарил Лёха. – Отдыхай, Лизавета. Я скоро. Штатским гадом буду…
В приёмной Генерального директора Первого телеканала было душно, накурено, беспокойно и неуютно. В том плане, что к гостям и просителям здесь всегда относились недружелюбно, то бишь, откровенно по-хамски.
– Соблюдайте, пожалуйста, тишину! – недовольно хмурилась Мэри, сексапильная секретарша Генерального директора. – Вы же, всё-таки, не в кемеровском борделе… Поимейте совесть! Константин Алексеевич всех примет. Обязательно. То бишь, тех, кому было заранее назначено. Про остальных – ничего не знаю. Врать не буду…
– Говорите, кемеровский бордель? – тихонько восхитился чей-то масляный голосок. – Это, собственно, какой из них? Тот, что возле вокзала? Ну, на той узкой улочке, которая – с востока – идёт параллельно проспекту Ленина? Не там ли мы с вами, милочка рыжая, виделись когда-то?
– Что? – стыдливо обомлела секретарша. – Кто это сказал?
Тревожное молчание было ей ответом. Тревожное и – бесспорно – недоброе. То бишь, насмешливое…
– Не понял, граждане, – входя в приёмную, хрипло известил Лёха, чувствуя, что предоставляется удобнейший случай – сбросить общий утренний негатив. – Отставить! Что это за фря такая в юморе упражняется? Причём, неумело? Типа – упражняется, не раздумывая о последствиях? О тяжких и неотвратимых последствиях, я имею в виду? Честных девушек, понимаешь, оскорбляет? А?
– Да, что это – за фря? – поддакнула повеселевшая Мэри. – Как её, гадину зовут? В смысле, его?
– Что вы себе позволяете? – вскочил на ноги импозантный пожилой господин. – Да, я вас всех…
«Какой костюмчик! – подумал Лёха. – Итальянский, надо думать. Стоит в пределах десяти тысяч Евро. То бишь, раза в полтора дороже, чем моя «Лизавета»… Не справедливо! А какой симпатичный значок висит на пиджачном лацкане. Офигеть можно запросто! Патриотичный такой…»
Подумал, да и приобнял слегка – насквозь успокаивающе – рассерженного дяденьку за хлипкое плечико.
Мол: – «Не горячитесь вы так, уважаемый! Все болезни, они от пошлых стрессов. Гадом буду, в умной и толстой книжке прочёл намедни. После дождичка в четверг…».
– Ой, как в позвоночнике стрельнуло-то! – послушно обмер важный господинчик. – Ой, мамочки мои… Мэри, звёздочка ясная и светлая! Звоните моим охранникам. Вы знаете – номера. Пожалуйста. Тошнит меня…
– Звони, Матильда! – подтвердил Лёха. – Не дай Бог, конечно, помрёт депутат. Как Государственная Дума без него будет работать? Кворума, полчаса ссать с балкона, не наберут… А вы, блин горелый, что тут расселись? – недобро посмотрел на других просителей, оккупировавших приёмную. – На выход, уважаемые! Попрошу любезно! Типа – от греха подальше… Маня, подтверди!
– Всё верно, господа, – нажимая нежным пальчиком кнопки на мобильнике, язвительно откликнулась Мэри. – Константин Алексеевич с самого утра только и спрашивал – про Алексея Ивановича. Мол, все остальные и до завтра подождут… Гуляйте, родимые! Гуляйте… Паша? Это Мариночка. Узнал? Подожди с шуточками. Поднимайся-ка к нам… Нет, ничего не случилось. Нет, ничего такого… Ну, поплохело немного твоему старичку. С кем не бывает? Клянусь! Курвой буду! Ну, поверил, облом двухметровый? Пашенька…
– Морда узкоглазая, – подсказал Лёха.
– Морда… Тьфу! Что? Да, это я не тебе… Что? Ну, да – Лёха припёрся. Нынче он в авторитете. Как же, сам Президент – по телеку – ему орденок вручал. Позавчера наблюдали всей Конторой… Не, у нас с ним всё закончилось. Точно-точно. Не веришь? Лярвой буду! Ладно, проехали… Поднимайся и забирай своего слабосильного шефа. Он тут уже весь наш ковёр заблевать изволил. Не простой ковёр. Подарочный, туркменский, ручной работы…
Минут через пятнадцать они остались в приёмной вдвоём.
– Ну? – глядя в сторону, небрежно поинтересовался Лёха.
– Что – ну?
– Как общая политическая обстановка? Как – шеф?
Надо отдать Мэри должное. Не смотря на ярко-выраженную сексуальную неразборчивость, она была весьма разумной и прагматичной девушкой.
«Из таких шустрых барышень – слегка облегчённого поведения – они и получаются, образцово-показательные генеральши», – мысленно признал Лёха. – «Или там, к примеру, олигархши. Да и депутатши…».
– Общая обстановка – прежняя, – криво усмехнулась Матильда. – Охота на будущего мужа продолжается. То есть, в самом разгаре. Особенно с тех самых пор, как стало окончательно понятно, что ты, боров здоровенный, являешься законченным чилийским лохом.
– В том смысле, что честным человеком, плюющим на всякие избыточные материальные блага?
– Именно это я и имела в виду. Клинический случай, не поддающийся излечению… Ладно, не обижаюсь. Попробую с Пашкой сварить достойную кашу. Типа – сытную и престижную. Как-никак, депутатский помощник. Недавно квартиру казённую в Черкизово приватизировал… Спрашивал про шефа?