Снега, снега Бондаренко Андрей
В их скромный домишко ввалилось сразу пять военных (или – полицейских?).
– О, какая гладкая краля! – обрадовался широкоплечий и усатый оберштурмбанфюрер. – Это мы удачно зашли! Очень – удачно…
– Пощадите! Не губите! – взмолилась Сара Моисеевна, но, получив пудовым кулачищем по лбу, упала на пол.
Бабушка потеряла сознание, а немцы – дружно и весело – набросились на Риву.
Они развлекались с ней часов шесть, пропустив через стандартный – для того Мира – секс-репертуар. Впрочем, откровенных извращений вояки себе не позволили.
Когда немцы, оставив на комоде несколько мятых купюр, ушли, Сара Моисеевна подытожила – с философскими нотками в голосе:
– Что же, могло быть и хуже. Главное, что в живых остались. Не переживай внучка. Дело-то житейское.
– Житейское, – жалобно всхлипывая, подтвердила Рива.
Подтвердить-то подтвердила, только… После пережитого скотства в её Душе, словно, «сломалось» что-то важное. Все мужчины теперь казались ей гадкими монстрами. То есть, бессердечными и ужасными подонками. Бездушными кровожадными чудищами и законченными уродами.
Так и не пошла она работать «девушкой». Хотела, но – не смогла. Так и осталась швеёй. Бывает…
Конечно, изредка приходилось оказывать сексуальные услуги всяким важным мужчинам. Без этого в гетто не прожить. Поселковый староста выдавал (или же не выдавал), продуктовые карточки и талоны. Инспектор «по нравственности» мог – по своему произволу – внести в списки кандидатов на посещение газовой камеры. Ну, и так далее.
Впрочем, Рива – как женщина – популярностью в гетто не пользовалась.
– Холодна больно, – шептались между собой важные и серьёзные мужчины. – Натуральное брёвнышко ледяное…
Потом заболела бабушка.
– Плохи дела, – равнодушно сообщил старенький лекарь с разлапистой жёлтой звездой на рукаве замызганного бело-серого халата. – Поджелудочная железа воспалена. Рак. Помрёт Сара через месяц. Может, и раньше.
– А, лекарства? – спросила Рива. – Неужели нет никаких хороших лекарств, могущих помочь?
– Есть. Как не быть? – хитро прищурился лекарь. – Но… Знаешь, сколько они стоят?
– Сколько?
Названная сумма была огромной.
«Это больше, чем можно выручить от продажи нашей халупы», – подумала девушка.
Подумала и отправилась к священнику отцу Сандино.
Когда-то давно, в гетто имелась и католическая церквушка, и маленькая еврейская синагога. Но, как-то так получалось, что большинство людей, посещавших синагогу, со временем оказывались в газовой камере. Синагога потихоньку захирела и закрылась, а католическая церквушка, наоборот, процветала. «Процветала», это в том плане, насколько данный термин может быть приемлем для реалий еврейского зачуханного гетто.
Про отца Сандино – уже лет пятнадцать – ходила дурная молва. Говорили, что он является извращенцем, маньяком, вампиром-кровопийцей и вечно-голодным людоедом. Поэтому Рива ничего не рассказала бабушке о своих планах, так как знала, что старушка будет категорически против.
Священник, выслушав просьбу, сообщил:
– Что же, раба Божья, пожалуй, я помогу тебе. Сумма, конечно же, велика. Но Бог учит нас – помогать ближним. Не так ли?
– Вы правы, отче, – скромно потупив взор, ответила Рива. – Все люди должны помогать – по мере скудных сил – друг другу.
– Правильно. Значит, и ты мне поможешь, раба Божья?
– Помогу, отче. Всё, что скажете.
– Точно – всё?
– Всё-всё-всё.
– Это очень хорошо, – повеселел отец Сандино. – Приходи, девонька, в полночь. Сюда приходи, в церковь. Только никому не говори про это.
– Не скажу. А, деньги?
– Утром, раба Божья, утром… Придёшь?
– Приду.
Конечно, ей было страшно. Очень-очень страшно, по-настоящему. Даже пальцы рук-ног заледенели и отказывались шевелиться.
– Не убудет, в конце-то концов, от меня, – бредя сквозь ночную черноту к церкви, тихонько шептала Рива. – Перетерплю, а потом всё забуду. Обязательно забуду. Зато бабушка выздоровеет… Ну, не съест же он меня? А, вдруг, съест? Страшно-то как, мамочка моя…
В церкви – на каменной подставке, установленной рядом с алтарём – горела одинокая, но очень яркая свеча.
– Пришла? – вкрадчиво спросил хриплый властный голос.
– Пришла, отче, – чувствуя, как по спине побежали крохотные ледяные мурашки, ответила Рива.
– Подойди, раба Божья.
Лицо отца Сандино было белее январского снега, а чёрные зрачки глаз увеличились раз в тридцать-сорок – по сравнению с обычным состоянием. Одет священник был в бесформенный чёрный плащ. Две верхние пуговицы плаща были расстегнуты.
«Какая же у него лохматая грудь! – мысленно испугалась Рива. – Словно медвежья шкура. И, скорее всего, под плащом он голый… Ладно, всё перетерплю. А потом – обязательно – забуду. Обязательно…»
– Вот деньги, – священник показал пухлый бумажник. – Кладу в карман плаща. Видишь?
– Вижу.
– Утром отдам его тебе. Если, конечно, будешь послушной и правильной девочкой… А теперь бери свечу и ступай за мной.
Серебряный подсвечник был очень холодным, а от свечи, наоборот, веяло нестерпимым жаром.
«Свеча у меня, а отец Сандино шагает впереди, – с запозданием отметила Рива. – Получается, что он умеет видеть в темноте? Как домашние коты и кошки?»
Священник достал из кармана плаща тяжёлую связку ключей и, уверенно вставив нужный ключ в замочную скважину, отомкнул низенькую неприметную дверь.
– Проходи вперёд, грязная девка, – сварливо велел отец Сандино, – спускайся вниз и дожидайся меня.
За дверью обнаружился короткий коридор, который – через пять-шесть метров – обрывался вниз каменной щербатой лестницей.
– Раз, два, три, четыре, пять… – на всякий случай считала ступени Рива. – А пахнет здесь очень странно. Чем конкретно? Наверное, ужасной древностью.
Сверху долетел чуть слышный лязг.
– Это священник запер двери, – испуганно прошептала Рива. – А ступенек я насчитала – ровно шестьдесят шесть. Глубоко. Ладно, пусть будет – что будет. Отступать, всё равно, уже поздно.
По лестнице – совершенно бесшумно – спустился отец Сандино, невежливо отодвинул Риву в сторону и, молча, пошёл по узкому подземному коридору.
Они шли уже минут пятнадцать. За очередным поворотом ждал новый поворот…
«Солидное подземелье, – мысленно восхитилась Рива. – Длинное и очень древнее. Стены покрыты пышным мхом и разноцветными лишайниками. С потолка свисают тёмные каменные наросты, похожие на зимние сосульки…»
Наконец, священник остановился возле широкой стрельчатой двери, щедро оббитой широкими чёрными полосами железа. Вновь заскрипел ключ в замочной скважине, дверь – неохотно – приоткрылась.
– Проходи, – последовала ожидаемая команда. – Встань справа и жди. Тварюшка дешёвая.
Заперев двери, отец Сандино двинулся вперёд. Неожиданно по подземелью пробежал лёгкий сквозняк, и единственная свеча потухла. Рива почувствовала, как вся её сущность наполняется липким и безграничным ужасом.
– Кажется, я падаю в обморок, – шепнули заледеневшие губы.
Раздались частые-частые щелчки, в темноте засверкали крохотные ярко-жёлтые искорки – это священник решил воспользоваться самой обыкновенной зажигалкой. Вскоре помещение было освещено приятным нежно-голубоватым светом трёх масляных фонарей.
«Очень странная комната! – оглядевшись, решила Рива. – Кнуты, чёрные стулья и кресла, кандалы, дубинки, щипцы, дыба. Может, здесь – во времена Великой Инквизиции – пытали подлых вероотступников? Очень похоже на то… А отец Сандино присел на корточки рядом с зевом камина, сложенного из дикого камня. Это, как раз, кстати. Очень, уж, здесь холодно. Зуб на зуб не попадает… Или же зубы стучат от страха?»
Вскоре в камине запылал яркий огонь, и помещение начало постепенно наполняться живительным теплом.
– Подойди сюда, лапочка, – сытым котом промурлыкал священник. – Иди, не бойся.
«Сперва я была «рабой Божьей». Потом – «девонькой». Затем – «грязной девкой». Теперь, значит, «лапочка». Странно, – задумалась Рива. – Видимо, у отца Сандино очень часто меняется настроение… Мне уже пора раздеваться? Или надо ждать отдельной команды? Ага, он только что проглотил какую-то белую пилюлю. Интересно, зачем?»
Чёрные, абсолютно-чёрные глаза, состоящие из одних только зрачков, прожигали, как казалось, её насквозь.
– Готова ли ты, ласточка небесная, помочь мне? – ласково поинтересовался приторно-медовый голос. – Кошечка моя пушистая…
– Что я должна сделать?
Отец Сандино, доходчиво жестикулируя руками, долго и подробно рассказывал – «что».
Он рассказывал, а Рива чувствовала, что её сейчас стошнит. Нет, не так… Она чувствовала, что сейчас начнёт блевать – долго и нудно. Может, даже не сможет никогда остановиться и умрёт.
– Хватит! – велела Рива. – Я ничего этого делать не буду. Никогда и ни за что… Отпустите меня, пожалуйста. Оставьте деньги себе…
– Не будешь? – глумливо захихикал священник. – Будешь, ласточка светлая, будешь. Ещё как – будешь! Сучка еврейская…
Он – одним движением – сбросил бесформенный чёрный плащ.
«Мамочка моя! – обомлела Рива, торопливо пряча правую руку за спину. – За что мне такое?»
В правом рукаве её пуловера был спрятан стилет с укороченным лезвием. Все приличные и предусмотрительные женщины еврейского гетто имели при себе холодное оружие. Иначе было нельзя…
– Смотрю, что ты уже на всё согласная? – видя, что девушка не убегает и не бьётся в истерике, обрадовался отец Сандино. – Я уже иду к тебе, красавица развратная…
Лезвие стилета воткнулось – по самую рукоятку – в правый глаз монстра.
– А-а-а! – отшатнувшись назад, взвыл священник. – Тварь…
Она била и била, била и била, понимая, что уже всё вокруг залито кровью…
«Нельзя останавливаться! – билась в пустой голове одинокая мысль. – Нельзя! Бабушка говорила, что все оборотни, монстры и вурдалаки – очень живучие. Нельзя – останавливаться. Нельзя…»
Почувствовав, что её покидают последние силы, Рива, выронив окровавленный стилет на каменный пол, отошла в сторону и присела на корточки.
Только минут через десять, полностью отдышавшись и взяв себя в руки, она поднялась на ноги и осмотрелась.
– Может, не всё так и плохо? – предположила Рива. – Мохнатый ублюдок мёртв. Ничего отвратного он со мной не совершил. Деньги в кошелке. Я никому не говорила, что отправляюсь на свиданье со священником. Беру деньги, запираю обе двери, возвращаюсь домой, а завтра покупаю у лекаря нужное лекарство… Чем, собственно, плохо? Одежда испачкана в крови? Ничего страшного. Сейчас ночь, темно. Задворками доберусь до дома, там помоюсь и переоденусь. А кровавые тряпки сожгу в печи. Всё будет хорошо. Судьба, она любит смелых…
Но этому гениальному плану было не суждено осуществиться. Кошелёк нашёлся почти сразу, а вот тяжёлая связка ключей исчезла бесследно.
– Как такое может быть? – брезгливо переворачивая окровавленное и обезображенное тело отца Сандино, бормотала Рива. – Ерунда какая-то. Мистика сплошная…
Она, потратив полтора часа, старательно обшарила всё подземное помещение. Но поиски ни к чему так и не привели.
– Что же теперь делать? – растерялась Рива. – Дверь очень уж солидная. Мне её ни за что не сломать. Даже за сто лет…
В дальнем торце комнаты отыскалась ещё одна дверка – старенькая и хлипкая.
«А вдруг через неё тоже можно выбраться на земную поверхность?» – подумала Рива.
Используя найденные солидные клещи в качестве рычага, она отжала «язычок» старенького замка. Тоненько и противно заскрипели ржавые дверные петли.
Рива, прихватив пухлый кошелёк с деньгами и верный стилет, взяла в ладонь правой руки дужку масляного фонаря, смело шагнула в узенький низкий коридор и…
Она летела по бесконечному чёрному туннелю, в конце которого угадывалось крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – мелькали красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии…
Оказавшись в Мире «церковников», Рива – на удивление быстро – осознала произошедшее. Мол, случайно «перенеслась» из одного Мира в другой? Бывает… Ей даже нравилось в новом Мире – никто не пытался принуждать к сексуальным отношениям, кормили хорошо, работать не заставляли, давали читать разные интересные книги. Бабушка? Жалко, конечно, старушку. Но, уже ничего было не изменить – Ангелы заверили, что обратной дороги не существует…
А ещё выяснилось, что она – «особенная».
– Совершенно ничего не понимаю, – закрепив на светловолосой голове девушки (здесь это слово считалось приличным), чёрные присоски, которые были соединены длинными проводами со странным серым ящиком, признался пожилой Ангел. – Первый раз сталкиваюсь с таким нестандартным случаем. Моя аппаратура не может «читать» мысли этой новенькой девицы… Фантастика! А, вот, «языковая капсула» прижилась. Вдвойне странно.
«Видимо, это я в бабушку пошла, – мысленно усмехнулась Рива. – То бишь, и во мне есть что-то от ведьмы…»
После этого она и решила – придумать себе новую личину. Почему и зачем? Стыдно было рассказать Ангелам правду. Мол, являюсь нищенкой-еврейкой из зачуханного гетто. Да, ещё и убийцей…
Так, вот, и «появилась на свет» потомственная аристократка – бургундская графиня Ванда с итальянскими и польскими корнями.
«Не было никакой еврейки Ривы, – как молитву постоянно повторяла про себя Ванда. – И гетто не было, и старенькой швейной машинки, и тех пятерых немцев, и жирного неуклюжего старосты, и худющего инспектора «по нравственности», от которого так противно воняло чесноком… Ничего этого не было. Ничего – не было! Ничего! Я – Ванда! Я – Ванда! Я – Ванда! Пусть будет так! Иначе… Иначе этот белобрысый симпатяга никогда не посмотрит в мою сторону…»
Глава шестая
Епископ Альберт и грязная посуда
Они неторопливо шагали по лагерному плацу. Лёха впереди, старший Ангел – немного отстав.
«Хреновый из этого Ангела охранник, – подумал Лёха. – Во-первых, дистанцию, оговорённую строгими должностными инструкциями, не соблюдает. Во-вторых, лазерный пистолет запихал в кобуру, а защёлкнуть её позабыл. При желании можно резко крутнуться, сбить с ног этого неповоротливого увальня и завладеть оружием… Охранники на вышках? Это да. Но с лазерным пистолетом можно много чего натворить. В плане, успеть наворотить… А если ещё – при этом – старшего Ангела взять в заложники? Да, интересно. Впрочем, немного подождём. Как говорится, не горит…»
– Чего хмыкаешь, узник? – ехидно поинтересовался старший Ангел. – Тяжёлые предчувствия одолевают? Оно и правильно…
– Сам дурак, – отозвался Лёха. – А если будешь приставать, то, наплевав на дурацкие лычки, набью тебе самодовольную харю. Чтобы жизнь малиной не казалась.
– Ну-ну, набил один такой, – засомневался Ангел, но – на всякий случай – отстал на пару шагов.
Перед крылечком кельи Лёха притормозил.
– Что ещё? – насторожился конвоир.
– Ничего. Хотя… Запиши-ка меня, начальник, в добровольцы по мытью послеобеденной посуды.
– М-м-м…
– Проблемы?
– Нет проблем, запишу. Но…
– Сомневаешься, что я вернусь от епископа? То бишь, живым?
– Сомневаюсь.
– Напрасно. Вернусь. Запиши.
Он, приоткрыв дверь, прошёл внутрь. Прошёл, аккуратно притворил за собой дверь, огляделся по сторонам и небрежно передёрнул плечами. Мол, ничего необычного и интересного не наблюдаю.
– Не впечатляет? – насмешливо спросил низкий, слегка хрипловатый баритон. – Скучно, обыденно и бедновато?
– Есть такое дело, – подтвердил Лёха. – Бедновато. Никакой тебе пафосной позолоты и икон – тут и там.
– Проходи направо, отрок, – пригласил баритон.
– Спасибо, пройду.
За полукруглой аркой обнаружился уютный прямоугольный эркер, посередине которого располагался гладко-струганный прямоугольный стол, который окружали грубо-сколоченные дубовые табуретки. На одной их них восседал благообразный худой старик.
– Деревенский пасторальный стиль, – небрежно махнув правой рукой, в ладони которой была зажата маленькая чёрная коробочка, пояснил епископ. – Нравится?
– Нормально. А в ладони у вас, надо думать, находится прибор, ставящий защитное поле?
– И защитное поле тоже. Если же я нажму на эту красную кнопочку, то ты, деятель белобрысый, мгновенно умрёшь. Данная штуковина настроена сугубо на пришельцев из других Миров и действует в радиусе пятидесяти метров. Присаживайся, отрок.
– Спасибо, отче. И, пожалуйста, отодвиньте ваш указательный палец подальше от красной кнопки. Мне ещё рано умирать.
– Отодвинул. Выпить, наверное, хочешь?
– Было бы неплохо, – засмущался Лёха. – По двадцать-тридцать капель.
– Обойдёшься, отрок.
– Хорошо, обойдусь. Как скажете.
– Покладистый и смирный, – недоверчиво усмехнулся старик. – Аки агнец Божий. Ну-ну. Так я тебе и поверил.
– Ваше право…
– Не дерзи старшим! Молчишь? И, между нами говоря, правильно делаешь… Теперь про спиртное. Можно было бы, конечно, набулькать тебе, отрок, стаканчик. Типа – для начала продуктивного разговора. Можно было бы, но… Некоторые современные философы утверждают, что, мол, строгие правила и запреты для того и существуют, чтобы их – изредка – нарушать. Мол, ни от кого не убудет, в конце-то концов. Улыбаешься? Улыбайся… А я, вот, являюсь неисправимым и упёртым консерватором. То бишь, нельзя – значит, нельзя. Ну, их, эти обманные демократические компромиссы… Понимаешь?
– Бывает, – расстроено вздохнул Лёха.
– Бывает, – криво улыбнувшись, подтвердил епископ, после чего нахмурился: – Что с тобой, шустрым и наглым, делать? Ума не приложу… Наверное, в побег намылился? Молчишь? Правильно делаешь… О чём хотел поговорить-то со мной?
– О метеорите. Или, может быть, об астероиде?
– Интересный поворот… Ладно. Говори.
– Он, действительно, падает? – спросил Лёха.
– Падает. Уже облака начали светиться.
– Во всех Мирах падает? Во всех Мирах светятся облака?
– Умный, – одобрил старик. – Глубоко копаешь.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Астероид падает только у нас. Так, вот, получилось.
– Заигрались с климатом?
– И это тоже. И с Прошлым – не всё гладко.
– Это, извините, как?
– Обыкновенно. Один гениальный учёный изобрёл Машину Времени. Другие – безрассудные и легкомысленные – принялись этот хитрый аппарат эксплуатировать на всю катушку. Потом кое-кому в голову пришла смелая и неадекватная идея. Мол, а не попробовать ли нам – слегка изменить Прошлое? Ну, хотя бы из элементарного любопытства?
– И, как? – заинтересовался Лёха.
– Задницей об косяк, – поморщился епископ. – Извини, отрок, само вырвалось.
– Ничего, отче. Я с понятием. Так, всё же, попробовали?
– Попробовали. Причём, неоднократно. Допробовались… Теперь, вот, летит. Гигантский астероид.
– Летит из Прошлого?
– Да.
– Это тот самый, который упал на нашу планету сто с небольшим лет назад?
– Нет, сынок. Я понимаю, о чём ты говоришь. Но, нет… Речь идёт об астероиде, упавшем на нашу планету миллионы лет тому назад. Именно после его визита и вымерли все динозавры.
– А на месте падения – в Северной Америке – появился каньон Большого Колорадо? – уточнил Лёха.
– У нас этот каньон называется по-другому. Впрочем, это не важно.
– Не важно.
– Теперь астероид возвращается, – тяжело вздохнул епископ. – Вернее, подлетает к Земле по второму разу. Куда он упадёт? В то же самое место? В другое? Какими, на этот раз, будут последствия? Кто это может знать?
– Может, Господь Бог?
– Может. Предлагаешь спросить у него?
– Почему бы и нет?
– Я пробовал. Причём, много раз. Но Он упрямо молчит. Как, впрочем, и всегда…
– Может, его – просто-напросто – нет?
– Скоро узнаем. После падения астероида многое прояснится. Очень многое.
– Наступит Конец Света? Будет Судный День?
– Поживём – увидим. Главное, успеть – до его падения – заглушить все атомные реакторы и остановить все химические производства.
– И то верно…
С минуту помолчав, епископ, резко меняя тему разговора, предложил:
– Давай-ка, бравый переселенец, позабудем – на время, понятное дело – об этом астероиде?
– Не совсем понимаю вас, отче, – признался Лёха.
– Всё очень просто. Я хочу поговорить, отрок, про твоё Будущее. Время пришло. Через месяц исполняется ровно год, как ты попал к нам. Строгие инструкции запрещают – держать конкретного переселенца в «Чистилище» больше одного года. Надо определяться, сынок… Упадёт астероид? Или же нашим учёным удастся отвести его в сторону? Неизвестно… Но почему бы нам – заранее – не прикинуть некоторые реальные варианты? Парень ты, безусловно, хороший. По крайней мере, не пропащий, хотя и относишься к Богу без должного почтения и уважения. Это я ещё мягко выразился…
– А что следует понимать под термином – «пустить в расход»? Физическое уничтожение?
– Очень надо! – обиделся епископ. – Это было бы – по меньшей мере – нерачительно. Тех переселенцев, которые за год…э-э-э, не проявили себя должным образом, мы замораживаем в жидком азоте и отдаём учёным.
– В качестве подопытного материала для проведения важных научных опытов и экспериментов? – понимающе хмыкнул Лёха. – Или же на пересадку органов?
– Не знаю и, честно говоря, знать не хочу. Видишь ли, отрок… Ученые считаются (официально, естественно), обыкновенным обслуживающим персоналом. Людьми второго сорта, так сказать. Ну, как плотники, сантехники, повара, свинарки, пастухи, официанты. Негоже нам, Божьим слугам, интересоваться их мелкими проблемами и заботами.
– Хорошо устроились.
– Не дерзи.
– Извините.
– Извиняю… Вообще-то, сложившаяся ситуация всех устраивает, – мельком улыбнулся епископ. – Учёным нравится, что их особо никто не контролирует и не напрягает. То бишь, можно экспериментировать и фантазировать на полную катушку. А Божьи слуги и Ангелы – в свою очередь – с удовольствием пользуются практическими достижениями учёных, мол: – «Здесь наши верные подмастерья напридумывали всякого полезного. Грех, что называется, не воспользоваться…». Впрочем, конечно, иногда и всякие неприятные казусы случаются. Не без этого.
– Например, гигантский астероид, подлетающий – по второму разу – к планете?
– Язва ты, отрок… Так – как? Хочешь, чтобы тебя заморозили?
– А нельзя ли мне вернуться назад? В мой Мир?
– Нельзя. Нет пути назад. Наши учёные про это говорят примерно так. Мол, наш Мир настроен «на приём». А все остальные Миры – «на передачу». Мол, точно установили… Ты, отрок, что решил с заморозкой? Морозить?
– Не хочется, – по-честному признался Лёха. – А какие у меня есть варианты и перспективы?
– Вот, изучай, – старик ловким щелчком отправил по гладкой столешнице несколько листов светло-зелёной бумаги, соединённых обыкновенной канцелярской скрепкой. – Это заявки на переселенцев и переселенок, прошедших пятый уровень подготовки и тестирования на лояльность.
– Я ещё и четвёртого не преодолел.
– Ерунда, обыкновенные формальности. Всё уладим, не сомневайся. Изучай перечень.
«Что тут у нас? – заинтересовался Лёха. – Шахты, шахты, шахты. Нефтеперерабатывающие, химические и металлургические комбинаты. Дорожное строительство. Карьеры. Ну-ну… Всё, более-менее, понятно. Удаление от населенных пунктов «церковников». Это потому, весенняя розовая зорька, что пятый уровень – по морально-нравственным критериям – не дотягивает до установленных высоких стандартов… Проживание в рабочих посёлках. Ясно, с каким людским контингентом там придётся столкнуться. Всякие отбросы местного общества, в гости не ходи… Впрочем, этот момент, как раз, не пугает. Разберёмся, авторитет завоюем. Не впервой. Со временем можно будет и на бесшабашный бунт подбить трудовой народ. Или же, наоборот, создать разветвленное подполье и вдумчиво готовить серьёзную революцию. Оружием разжиться, взрывчаткой, обучить крепких боевиков… А оно мне надо? Риторический вопрос, мать его. Риторический…»
– Высмотрел что-нибудь интересное? – минут через десять поинтересовался епископ. – Задумчивости-то напустил на белобрысую физиономию – беспредельно. Как клоун в цирке.
– Дело серьёзное. Вот, и задумался.
– И, что выбрал?
– Вакансия за номером двенадцать, – сообщил Лёха.
– Ну-ка, передай бумажки. Чтобы я весь перечень помнил наизусть… Ага, логичный выбор: – «Оператор станции метеонаблюдений на полярных островах. Срок контракта – пять-восемь лет. С возможностью заочного обучения и тестирования на лояльность по шестому и седьмому уровням. Требуется два оператора. Желательно – задействовать семейную пару. Вакансия – срочная…». Молодец, отрок! Достойно выдержал экзамен. На «отлично»!
– Это был экзамен?
– Конечно, – улыбнулся Альберт, на этот раз широко и добродушно. – Вся наша жизнь – в философском понимании – является одним бесконечным и сложным экзаменом… В твоём личном формуляре есть такая многогранная фраза: – «Обладает ярко-выраженными лидерскими качествами. Умеет подчинять себе людей. Склонен к нестандартным решениям. Импульсивен и решителен…». Ну, и кто из здравомыслящих людей пустит такого опасного ухаря в рабочий посёлок? Причём, в любой? Девяносто девять процентов из ста, что там вскоре начнутся народные волнения, могущие завершиться безобразным бунтом. А с меня начальство – в безусловном порядке – потом голову снимет. Вместе с митрой… Ты же, отрок, решил отправиться на безлюдные полярные острова. Следовательно, одиннадцатимесячное пребывание в нашем «Чистилище» повлияло на тебя самым положительным и правильным образом. Гордыню слегка поумерило… Как сам-то считаешь?
– Поумерило, – согласно кивнул головой Лёха. – Да, ещё как…
Про себя же он подумал: «С безлюдных островов и сбежать не в пример легче. Куда – сбежать? Зачем? Ну, мало ли. Подумаем. Заполярная тишина, она эффективно и многопланово способствует всяческим раздумьям и размышлениям…».
– О том, что желательно «задействовать семейную пару», – продолжил епископ. – Есть у тебя, отрок, достойная кандидатура? Естественно, женского пола?
– Есть, отче.
– Кто такая?
Читать бесплатно другие книги:
