Точное попадание Фирсанова Юлия

— Ты чего ревешь? — первым полюбопытствовал Лакс, оглядывая заплаканное создание с покрасневшим, будто у записной выпивохи, сопливым носом.

Ни следов побоев, ни дефектов на рубашке с расшитым цветиками воротом и весьма симпатичном васильковом сарафане не наблюдалось. Девчушка еще раз всхлипнула, поглядела на нас искоса, а потом уже более пристально и засветилась такой надеждой, словно увидела не вора и магеву, а по меньшей мере Святую Троицу.

— Помоги! — жалобно попросила, вскочила довольно проворно и, ухватив меня за руку, попыталась поцеловать.

— Эй-эй, скажи лучше толком, что стряслось? — вырвав руку, потребовала я.

— Колечко мамино. — Глаза ревушки снова начали стремительно наполняться слезами.

«Когда-то в Средневековье девичьи слезы, кажется, считались весьма дорогим товаром среди магов и алхимиков, то ли золото с их помощью добывать пытались, то ли единорогов приманивали. Если эта девчонка все время рыдает, на ней можно сделать хороший бизнес, знай только флаконы подставляй!» — подумала я и попыталась спросить еще раз:

— Так что с кольцом?

Вперемежку с обильными рыданиями (Я еще раз пожалела об отсутствии флакона, уж если выслушивать такие концерты, так хоть не зазря!) девица поведала нам следующее. Родители еще с утра отправились в гости к тетке, а старшую дочь оставили на хозяйстве. Дочурка принялась мерить мамины побрякушки, а потом побежала хвастаться ими перед подружкой из соседнего дома. Засиделась до вечера, а когда домой летела, кольцо, не на девичью руку деланное, соскользнуло и оказалось за решеткой трубы у забора. Ни взломать ее, ни достать сквозь прутья злополучную безделицу модница не могла, хоть палкой всю грязь расковыряла. Вот и сидела рыдала и ждала, пока вернутся родители и тятька непременно попотчует охальницу вожжами на конюшне. Явление магевы несчастная жертва собственного тщеславия восприняла как знак небес и готова была на любые подвиги, только бы волшебство помогло извлечь задорно поблескивающее колечко из западни.

— Тьфу, дура, — выругался Лакс, подобрал испачканную ветку, достал откуда-то из кармана не то кусочек проволоки, не то женскую шпильку, в несколько секунд согнул из металла нечто вроде рыболовного крючка, присобачил на ветку, сунул ту сквозь решетку и подцепил кольцо. Кинув его на колени глупо хлопающей глазами девке, вор фыркнул:

— Держи, растяпа! И всего-то делов, зачем тут магия?!

Девица еще плела что-то благодарно-растерянное, а мы уже шли дальше по улице.

— Ловко ты, — похвалила вора. — Вот это искусство!

— Да пустяки, в два счета справился, — отмахнулся Лакс, но было видно, что ему, гордящемуся своей сноровкой, приятна похвала.

Мне сразу вспомнился один анекдот и, переложив его на местный лад, я рассказала:

— Знаешь историю? Приходит к лекарю кузнец, жалуется: «Зуб болит, нет мочи». Лекарь осмотрел его, велел рот раскрыть и в один миг выдернул ноющий зуб громадными клещами. Кузнецу сразу полегчало, об оплате спрашивает. Лекарь ему цену назвал, а мастер возмущаться принялся: я, говорит, замок два часа за такие деньги кую. А целитель ему и ответил: «Вот в следующий раз, когда у тебя зуб заболит, я его тебе два часа тянуть буду, коли пожелаешь, не жалко!» Мораль: дело не в быстроте исполнения, а в совершенстве навыков!

Лакс разулыбался сильнее, а Фаль ревниво вставил:

— Я бы тоже мог кольцо достать!

— Конечно, — не стал спорить вор, однако коварно прибавил: — Только перемазался бы весь в грязи!

Фаль уже собрался обиженно зафыркать, когда я продолжила:

— Поэтому мы доверили исполнение такой простенькой миссии обыкновенным палке и крючку. Забить гвоздь, дружок, можно и не молотком, а старинной редкой вазой, только к чему?

Сравнение со старинной вазой сильфу польстило, и он тут же перестал завидовать вору. Лакс тихонько усмехнулся над моими манипуляциями сознанием не ведающего о человеческом коварстве мотылька.

Выручили из беды неминучей девчонку и до «сапожного» трактира добрались благополучно, ни в какие неприятности или приключения не влипли. Самсур подмигнул Лаксу, уважительно поклонился мне и, кивнув в сторону отдельной залы для особо почетных гостей, скрытой за неприметной дверью в углу, шепнул:

— Гость-то вас уже дожидается, заказал еды, как на пир, но чего-то нервничает. Вы там с ним поосторожней, магева.

— Осторожность — мое второе имя, — утешила я трактирщика, однако, судя по его недоверчивому лицу, веры в сию истину у мужика не было. Наверное, потому, что Лакс уж больно гнусно ухмылялся, портил впечатление и подрывал уважение к моему магевскому достоинству.

Мы прошли в отдельный «кабинет» к Лорду. Самсур не соврал, стол буквально ломился от еды, вот только маг еще ни кусочка в рот не положил, сидел на стуле, нахохлившись, будто ворон, и машинально, нервически крутил в тонких пальцах стеклянный бокал для избранных.

— А вот и мы! — улыбнулась я, присаживаясь к столу и отпуская Фаля. — Ты чего такой хмурый, съел чего-нибудь мерзкое за обедом или костюмчик жмет?

— Нет, магева. — Лорд попытался улыбнуться, но вышло кривовато и кисло, точно в желудке или в груди у него ворочалась какая-то холодная склизкая мерзость, отравляющая радость бытия и вкус пищи. — Прошу извинить меня за прямой вопрос. — Маг метнул задумчивый взгляд на Лакса, точно соображал, не попросить ли того удалиться, но утренний урок пошел впрок, потому насчет нежелательности присутствия вора он ничего не сказал, сразу перешел к проблеме: — Но не имеете ли вы некоторого отношения к эльфийскому посольству и ореолу волшебства, которое окружило их путешествие в Патер?

— Вам, почтенный маг, убеждения или религиозные принципы не позволяют делить ужин с эльфофилами? — Я с ходу изобрела подходящее словечко.

— Прошу, ответьте, — почти взмолился Лорд, ополовинив бокал.

— Да, мы оказали некоторые услуги князю Аглаэлю. Почему это вас так взволновало? — спросила я и выжидательно уставилась на мага, похоже, предпочитавшего нализаться в зюзю, только бы не вести щекотливый разговор.

— Нынче я без предварительного уведомления был зван на обед к графу Кольре. Такое случается не часто и, как правило, тогда, когда вельможе необходима консультация в вопросах, затрагивающих сферы тонких энергий, — вздохнул Лорд и осушил бокал. — Его сиятельство интересовала истинность слухов о защите, коей одарила эльфов не то сошедшая с неба священная звезда Дивных, не то неизвестная магева. Дабы попытаться удовлетворить любопытство графа, я намеревался прощупать внутренним зрением князя Аглаэля и получил весьма чувствительный удар магического свойства. — Маг поморщился, вспомнив не слишком приятные ощущения.

— Ура! Значит, заклинание действует! — обрадовалась я.

— Я бы на вашем месте, дивная магева, не был столь радужно настроен, — снова коротко вздохнул Лорд, упрямо изучая содержимое своего бокала и водя по ободу тонкими пальцами. — Графа интересовали также возможные пути снятия столь мощных охранных чар. Я уверил его, что сие невозможно.

— Так чего ты переживаешь? — искренне удивился Лакс. — Ты все проверил, теперь люди с эльфами будут вести дела честно.

— Те заклинания, кои стороннему магу снять невозможно, по силам развеять лишь создателю. А иным путем утратить свою мощь они могут лишь в одном случае: если погибнет маг, их сотворивший. — Лорд глянул на меня и вора больными глазами. Для эгоиста и одиночки было весьма непривычно переживать за кого-то, кроме самого себя, но он честно пытался. И осторожно намекал на опасность. Видно, граф совсем зарвался, если решился выступить против магов, пользующихся всеобщим уважением. Давно мерзавцу хвост не крутили.

— Успокойся, — ухмыльнулась я, пододвигая к себе блюдо с тонкими полосками мяса в каком-то травяном соусе. — То, чем я защитила Аглаэля и его эльфов, действует лишь тогда, когда им собираются причинить вред, а в остальном заклинание совершенно безобидно. Мои заклятия автономны и от жизни или смерти творца не зависят, однажды созданные, питают сами себя. Так что можешь просветить графа — силовые методы воздействия ему ничего, кроме синяков на собственной шкуре, не принесут.

— Я непременно передам, — кажется, магу полегчало. То ли правда не хотел выступать против меня и зла не желал, то ли попросту трусил, что его вынудят драться, и я, такая могущественная, что сама себя боюсь, навешаю ему горячих. А может, всего было понемножку.

После трудного разговора аппетит у мага разыгрался с удвоенной силой, а мы, набродившиеся по городу, от него не отставали. Да и стыдно было бы нам втроем уступить маленькому сильфу. Успокоившись, Лорд стал весьма приятным и вежливым собеседником. Все-таки в светском воспитании что-то есть. Говорил он вроде бы о пустяках, но так мило и изысканно занятно, невольно заслушаешься. Такому душке даже магию в ход пускать не надо, одним языком и изящными манерами кого хочешь зачарует. Даже Лакс, поначалу ревниво поглядывавший на сладкоголосого мага, утихомирился и поддерживал беседу вполне мирно. Хорошая еда и весьма неплохое вино располагали к приятному общению. Голоса народа, гомонящего в общей зале, долетали из-за плотно прикрытой двери отдаленным шумом морского прибоя и ничуть не раздражали, скорее даже наоборот.

Однако где-то часа через полтора нашего во всех отношениях приятного общения дверь приоткрылась и в нее протиснулся Самсур. За его спиной с решительно-испуганным видом жались к стене два чумазых ребятенка.

— Почтенная магева, прошу прощения за беспокойство, но эти малявки твердят, что желают вас видеть и просить о помощи.

— И что? — брезгливо-надменное выражение мигом сменило доброжелательную компанейскую улыбку Лорда.

Меня передернуло от отвращения, терпеть не могу чванливых скотов, и я в пику магу благосклонно улыбнулась малышам:

— Спасибо, Самсур. Так какая вам помощь нужна от магевы?

— Тятька упал вчера вечером в слесарне. Домой его принесли, думали, отлежится. А он все не встает и стонет, — серьезно, с совершенно сухими глазами доложил один из мелких, кажется, девочка. По бесформенным обноскам было трудно определить пол ребенка.

— Вы же нас хлебом кормили, вы добрая, помогите тяте, магева! — поддержал то ли сестру, то ли брата второй оборвыш, как я поняла, из тех, кто вчера клянчил у ворот милостыню.

Вот они — добрые дела, не успеешь одно закончить, за ним хвостом другое тянется, как инфекции к ослабленному организму липнут. Но послать детишек на три веселых буквы и спокойно продолжить пирушку — значило подтвердить, что прав Лорд. Что я, такая же дрянь, только в другой упаковке? Не дождетесь!

— Хорошо, пойдем поглядим, чего сделать можно, — отодвинула я тарелку, встала, прихватила сумку со священным колдовским атамом и прочими девичьими мелочами.

Ребята, не веря своему везению, поспешно, пока я не передумала, попятились за дверь.

— Неужели вы правда собираетесь идти с этими… — у возмущенного Лорда не нашлось изысканного речевого эквивалента тому, что он думал об оборвышах, зато глаза выкатил весьма красочно и брови взметнулись чуть ли не к волосам, — ночью, в трущобы! Это недостойно высокого титула магевы! Это, в конце концов, опасно!

— Они позвали, насколько я понимаю, долг любого мага отвечать на просьбу не обладающего даром и нуждающегося в помощи, — пожала я плечами как можно безразличнее. — Именно это, а не выбор новых кружев на рубашку, считается призванием и прямой обязанностью.

— К счастью, меня подобными глупостями не тревожат. — Маг попробовал заявить сие с надменным превосходством, а вышло как-то жалко.

— К счастью? — удивилась, спародировав манеру Лорда выгибать брови. — Что ж, каждый понимает счастье по-своему. Бывай, маг!

Лакс молча поднялся вслед за мной, отвесил мужчине преувеличенно-издевательский поклон. Фаль присел на плечо и показал надменному колдуну кончик розового язычка. Мы вышли в общий зал, где у стойки, держа в обеих руках по пирожку, врученному в руки добросердечной Вларисой, переминались с ноги на ногу ребятишки.

— Ешьте, голодранцы, — преувеличенно сурово насупив брови, приговаривала трактирщица. — Да не суй, не суй за пазуху, я тебе еще дам!

— Я не себе, я брату, — пискнул один из храбрых малышей, запихивая за щеку сразу половину пирожка с повидлом. Яркая струйка тут же потекла из уголка рта по личику. — Он при тятьке остался.

— Ох, — покачала головой Влариса, сноровисто накидала пацанятам объемистый узелок, сунула в руки ближайшего:

— Держи, паренек!

— Я девочка, спасибо, тетечка, — поблагодарила худосочная малявка, бережно прижав к себе узелок.

— Ну что, ведите к тяте! — обратилась я к детишкам.

Восхищение и надежда в глазах воссияли ярчайшими из звезд, сделав чумазые мордашки сказочно, почти по-эльфийски прекрасными. Мы покинули жаркое чрево трактира и ступили на все еще теплую, но уже пахнущую ночной свежестью мостовую, в сгущающиеся сумерки. Лакс забрал у девочки тяжелый узел с продуктами, сунул к себе в сумку и поинтересовался:

— Далеко живете, галчата?

— На Куриной Гузке, — отозвался паренек.

— Лакс, переведи, — попросила я.

— С полчаса ходу, нищий район, — обронил вор, — но есть и погаже. Там почти спокойно.

— А я-то на приключения надеялась, — улыбнулась я и обратилась к ребятишкам: — Давайте знакомиться. Магева Оса, моего друга зовут Лаксом.

Малыши замялись, я сначала не поняла почему, не имена же свои позабыли, а потом сообразила и осторожно добавила:

— Говорите, не бойтесь, для заклятий не использую, обещаю.

— Меня Павилой кличут, — раскололась девочка, стрельнув глазами.

— Да Павка ты, — презрительно фыркнул малец и назвался в свою очередь: — Я Оль. А дома с тятькой Ваник остался.

— Так что там с вашим отцом приключилось? — принялась расспрашивать я малышей, пока мы двигались по улочкам, становившимся все более замусоренными, узкими и пахучими. Детишки чувствовали себя привычно, как пара рыбок в запущенном аквариуме, перепрыгивали и огибали какие-то кучи мусора, на ходу успевали жевать и отвечать на мои вопросы. Лакс шел вроде бы спокойно и даже беспечно, но я видела, что спутник стал собраннее и настороженнее, ночной Патер предъявлял свои требования к загулявшим горожанам, и даже в обществе магевы вор внимательно поглядывал по сторонам, держа руку поближе к ножу на поясе. Колдовство колдовством, а от удара в спину никто не застрахован. Вдруг попадется какой-нибудь либо совсем потерявший совесть, либо упившийся до бесчувствия тип.

— Упал тятька, какая-то падла лак пролила на ступеньках слесарни, он оскользнулся и грохнулся, так нам дядька Михен сказал, — по-взрослому степенно вздохнул Оль, а Павка не удержалась и хлюпнула носом.

— Упал спиной или грудью? — уточнила я, чихнув от особенно сильной волны ароматов из недр какого-то заштатного кабака с кривой, болтающейся на одной петле дверью. То ли так было всегда, то ли сегодня уже успели в драке снести. Воняло от кабака еще более мерзко, чем от окружающей помойки. Как там люди пить и есть умудряются, меня бы сразу вывернуло наизнанку? Или они все хроническим ринитом страдают?

— Спиной, — хлюпнул и Оль, вспомнив о приключившемся несчастье, потом робко спросил: — Магева, а ты вылечишь тятьку? Лекарь-то сказал, что ничего сделать нельзя, даже не пошел с нами, только языком цокал и головой тряс. А Павка ему целую бронзовку давала. Мы уж и в храме были, Миранде Целительнице молились, чтобы, значит, полегчало, а только пока без толку…

— Ну как это без толку? Вы помолились, а потом меня разыскали, — перебила я Оля, неизвестно почему поддержав реноме неизвестной богини.

Может, потому, что и в своем мире насмотрелась, как вместо того, чтобы о душе думать (так по морали и правилам положено, если уж верующим называешься), эгоисты от религии вымаливали у боженьки вполне материальные блага, да еще и возмущались, если не получали требуемого. Будто не молились, а заказ наложенным платежом на товар по каталогу оформляли. Честное слово, мне становилось жаль Бога, который по миллиону раз на дню слышит (Он ведь обязан каждую молитву слышать!): «Дай, дай, дай!» — и очень редко: «Спасибо тебе, Господи, за то, что есть мир и я в этом мире».

Да, деловые ребятишки, похоже, пытались заручиться помощью из всех возможных источников, и только когда официальная медицина и религия оказались бессильны, решили обратиться к магической практике. В городе (может, зря я на Лорда наехала?) спрос с магов и магев поменьше, есть кому народу помочь.

— А ведь правда твоя, почтенная магева, — удивленно согласился Оль насчет участия Миранды. — Я не подумал, что она так помогать тоже может. Значит, вылечишь тятю?

— Вылечу или нет, сразу сказать нельзя, вот погляжу на вашего больного, тогда и решу, — не стала заранее обнадеживать малышей. Хороший доктор никогда, не увидев пациента, обещаний раздавать не станет, а тем более обнадеживающих прогнозов. Интересно, кстати, сколько же лет ребятишкам, уж больно разумно себя ведут. Семь, восемь или побольше? А что хилые такие, так это от скверного и нерегулярного питания. Сильно ли на хлебе с водой вырастешь. Организм не дурак, ему мясо, овощи, фрукты подавай, тогда и в рост пойдет, и про запас чего-нибудь отложит.

Как и обещал Лакс, мы добрались до Куриной Гузки довольно быстро. Я бы назвала эти трущобы по-иному, более крепким словцом, относящимся к тылам телесным. Причем никто даже носа не расквасил, навернувшись о камни или прогнившее дерево. Убогий домишко из трухлявых досок в один этаж — не хуже и не лучше, чем кучка таких же жалких строений рядом — встретил нас кислым, спертым воздухом, дымом, мужским храпом и скорбным детским сопением. Когда глаза малость привыкли к полумраку, в крохах вечернего света, сочащегося по капле в узкое оконце под крышей и через дверь, я рассмотрела стол, две длинные лавки, очаг прямо на полу, топчан, на котором навзничь, как колода, лежал человек, укрытый каким-то тряпьем, и маленькую фигурку, скорчившуюся у его ног.

— Ваник, мы магеву привели! — похвастался Оль, опередив обиженно засопевшую Павку.

— И еды принесли! — торопливо прибавила девочка, пока и эту восхитительную новость не выдал Оль. Зацапав у Лакса мешок, малышка продемонстрировала его пухлые очертания брату.

Дети есть дети, беда в жизнь пришла, а все-таки и для радости место находится. Иной взрослый давно бы руки опустил, сдался на милость судьбы, а эти малявки барахтаются, не унывают. Так и надо, молодцы! Если судьба видит, что ты улыбаешься, сама в ответ улыбаться начнет, а к хмурому да нудному удача редко приходит, если только он ее измором возьмет, да и тогда радости от своего благополучия обрести не сможет.

Бдящий мальчонка встряхнулся и робко пискнул:

— Хорошо.

— Темно, как в заднице трубочиста, — образно ругнулся Лакс, — надо было свечей из трактира захватить. Как ты тут колдовать-то сможешь?

— Чего-нибудь придумаю, — небрежно откликнулась и, достав карандаш, нацарапала на стене у топчана с так и не проснувшимся больным руну кано, сосредоточенно желая, чтобы она обратилась светом, а вовсе не огнем, который спалил бы всю Куриную Гузку и поджарил бы нам пятки почище инквизитора у дыбы.

Руна засияла, заливая ярким желто-оранжевым светом убогую комнатушку. Дети застыли на месте, восхищенно открыв рты. Свет разбудил высокого мосластого мужика, обильно заросшего волосом и черной бородой, совсем как Соловей-разбойник. Он резко распахнул глаза и заморгал, чуть повернув голову в сторону. Тело так и осталось лежать неподвижно.

— Что? Пожар? Горим? — забормотал спросонья.

— Нет, тятя, — наперебой закричали дети. — Мы магеву привели! Она тебя вылечит!

— Глупыши, — тяжело вздохнул мужчина, пытаясь казаться суровым, но в голосе явственно слышались слезы, растрогался, недужный, такой заботе. — Вы уж простите их, почтенная, зазря побеспокоили. Не жилец я, отойду скоро, тела не чую, только бы их куда пристроить успеть. Совсем ведь без меня пропадут. Да и заплатить нам нечем, все в долги ушло…

— Я разве потребовала оплаты? — с суровым укором (надеюсь, получилось изобразить на физиономии мудрое магевское достоинство) усмехнулась. — И не хорони себя раньше времени. Давай-ка поглядим, что стряслось. Говоришь, тела не чуешь? А пошевелить чем-нибудь можешь?

— Ничего не чую, только голова и ворочается, — прошептал параличный, пытаясь не выдать страха, каковой всегда нападает на сильных и гордящихся силой мужчин, когда их застигает врасплох какой-то недуг чуток грознее банального насморка.

— Значит, пострадал позвоночный столб, — тоном опытного хирурга-костоправа резюмировал я, цокнув языком. — Ну что ж, слушай! Лечить мне доводилось только раны, а тут и кости срастить следует, и хрящи. Обещать, что все получится, не могу, но попробую обязательно, если захочешь. Как, согласен?

— Кто ж от такого откажется, магева? — запекшимися губами шепнул мужик. — Согласен.

— Тогда нам надо перевернуть тебя на живот, заклятие целительное прямо на спине рисовать придется, там, где слом прошел. — Я раздавала указания, не дав компании опомниться и запаниковать.

Лакс, трое ребят, не гнать же их, галчат чумазых, от отца, осторожно перевернули тяжелое, как колода, тело и выправили его положение, чтобы лежал ровно. Фаль тоже взялся помогать и с энтузиазмом подталкивал параличного, врезаясь с разгону в спину.

Я достала из сумки купленный в одной из лавок еще днем пузырек с красной краской и пушистую кисточку. Над тем, что писать буду, по дороге подумала, руны, назойливо крутясь в голове светящимися силуэтами, сложились в довольно причудливую композицию, отпечатавшуюся в памяти. Не знаю, сама я такое изобрела, как Менделеев свою таблицу, благодаря неисследованным, но чрезвычайно мощным силам подсознания, или в дело вмешалась самая натуральная магия. Впрочем, раскладывать по полочкам составляющие нахлынувшего вдохновения ни к чему. Вдруг оно обидится и уйдет, ищи потом по соседям, зови и плачь.

Взяв в руки инструменты, приступила к рисованию. Несколько широких взмахов руки, и аккурат на позвоночном столбе возникли красивые, ну только чуть-чуть скошенные руны альгиз, как призыв о помощи, и тейваз — мобилизация силы и мужества. Они переплелись ветвями, точно деревца. А уж на отростках я нарисовала другие знаки, пригодные для целительства. Закончился красный узор, от которого пришел бы в восторг любой дикарь из тех, что разрисовывали ученого Паганеля, руной ингус. Заключив в ее сердцевину свое творение, позволила всем силам древнего письма смешаться в едином заклятии для дарования недужному исцеления.

Пока работала, ребятишки молчали, под руку не лезли, кажется, даже старались не дышать. Не мешал и Лакс, что удивительно, не совал всюду свой любопытный нос даже сильф. Перелетел к вору и с удобного насеста наблюдал за священнодействием.

Но вот последний штрих на весьма грязную спину мужчины был нанесен. Рунный переплет просиял нестерпимо ярко, но не агрессивно, а скорее ликующе. Он перекрыл даже свет кано, а потом выцвел и исчез. Заклятие подействовало, вот только правильно ли?

— Эй, недужный, как ты? — первым спросил Лакс.

— Поначалу будто бы жгло, да теперь вроде все так же, не болит ничего, — уныло вздохнул паралитик и, пожав плечами, сел на топчане.

Восторженно заорав, дети повисли на отце гроздьями. С некоторым опозданием и до смертника дошло, что отправка на тот свет откладывается. Он крепко прижал к себе малышню и заплакал. Крупные слезы катились по лицу мужика, и он не прятал их. На плече у Лакса рыдал растроганный зрелищем сильф. Не ожидала от легкомысленного мотылька такой чувствительности. Надо же, какой он у нас тонко организованный, а столько жрет, что поневоле в душевной черствости заподозрить можно. Между прочим, у вора глаза тоже начали подозрительно поблескивать. Но я сделала вид, что ничего не заметила, тем более что исцеленный и уверовавший в свое окончательное исцеление великолепной магевой (мной то есть) глава нищего семейства встал с топчана. Детишки продолжали жаться к нему, словно боялись отпустить непутевого отца, так он себе еще, чего доброго, шею свернет, негодный. Мужчина низко поклонился, едва не стукнулся головой об пол, и смущенно, с изрядной долей опаски, промолвил:

— Не знаю, как и благодарить, почтенная магева. Я ведь себя уже схоронил, а тут снова… Долг-то великий на мне. Чем расплатиться? — Бывший параличный беспомощно окинул взглядом свое жалкое жилище. С нищего, совершенно очевидно, взять было нечего, если, конечно, ты не декоратор фильма ужасов или режиссер, вздумавший снимать Горького.

— Плату мне назначать! — прекратила я бесплодные поиски случайно завалявшихся ценностей. Мужик вздрогнул, и я поспешно, пока его снова паралич не разбил, на сей раз уже психический, закончила, пользуясь правом способной на любые причуды магевы:

— Честных ответов от тебя требую за исцеление!

— Все скажу, почтенная, — торопливо заверил бородач.

— Знаю от детей, что работаешь ты в слесарне. Почему же малышня попрошайничает, а в доме и крыса жить побрезгует? Неужто вовсе не платят?

— Платят, почтенная, полторы бронзовки в неделю, — вздохнул мужчина. — Только долг на мне еще с тех пор, как Инга моя, вышивальщица, мамка их, — отец крепко прижал к себе ребятишек, — помирала. У ростовщика денег занял, думал, вылечу ее, ласточку, а там как-нибудь расплатимся. Заработаем. А жизнь по-другому повернулась. Померла голуба моя, сгорела от зимней горячки, аки спичка, вот с тех пор долг-то и уплачиваю.

«Вот, блин! — мысленно ругнулась я и отчаянно заморгала. — Мне-то думалось, мужик пьянь запойная, все в кабаке спускает, оттого ребятишки у ворот побираются. Если так, пропесочу хорошенько, как партком в старые времена, запугаю, как Сталин с Лаврентием Павловичем вместе взятые, чтобы каждую копейку, нет, по-здешнему медяшку, в семью нес, тогда жизнь наладится. А тут дело другое. Перед магевой брехать не принято, значит, правду сказал…»

— Сколько задолжал? — спросила строго.

— Три золотника, — понурил голову бородач, словно Иванушка перед Сивкой-Буркой.

— Ясно, — потерла я подбородок и огласила приговор: — Ты уплатишь долг ростовщику, — три монеты из моего кармана перекочевали в тяжелую мозолистую руку рабочего. — И — добавилась еще одна монета поменьше достоинством (не халява, а стимул к действию!) — так работать станешь, что ребятишки твои больше у ворот попрошайничать не будут. Хорошо еще, если женишься на какой-нибудь бабе, но только чтобы их любила. Если выбирать будешь, у детей спросишь, как она им, и если не по нраву придется, другую ищи.

Мужик, не веря глазам своим, смотрел на монеты в ладони, открывал и закрывал рот, словно сказать чего-то хотел, а голос потерял.

— Так в уплату долга за исцеление ты поступить обязан! — подтвердила перспективный план и, махнув резинкой карандаша по настенной руне кано, погрузила комнату в прежние сумерки.

Глава 14

Ночной бой, или Палач к счастью!

Пока семейство не очухалось, мы поспешно выбрались из убогого жилища и зашагали по улице. Но не успели пройти и десятка шагов, как нас настиг растрепанный словно воробышек и бесконечно счастливый Оль.

— Тетенька магева, спасибо большое! — выпалил мальчишка. — Мы все-все сделаем, как вы велели! Вы на тятю не сердитесь, что он молчал!..

— Я ни на кого не сержусь, Оль, — оборвала я извинения несколько встревоженного перспективой немилости ребенка. — Просто в вашем доме мне делать и говорить больше нечего. Дальше сами справитесь. Прощай!

Мы с Лаксом ускорили шаг, пока нас снова не кинулись догонять, дабы принести никому не нужные извинения или, того хуже, попытаться поблагодарить.

— Эй, Оса, а ты уверена, что ты магева? — хмыкнул вор.

— Нет, — сразу откликнулась я, — это вы все меня магевой зовете, ну я и не стала спорить, хотя волшебница или колдунья мне больше нравится. А что? Где прокололась?

— Ведешь себя как сошедшая к людям богиня. Исцеляешь, деньгами одариваешь, — уличил приятель.

— Не, богиней быть не хочу, — немного подумав, решила я, пользуясь опытом, извлеченным из экскурсии по храмовому кварталу. — Раз-другой кому-то помочь — одно дело, а постоянно день за днем этим заниматься — не потяну. К тому же, если учесть, что боги — создания бессмертные, вообще взвоешь и начнешь головой о стенки долбиться. Знаешь, я даже думаю, что плохие боги — это те, которые раньше были хорошими, но устали от работы и пустились во все тяжкие!

Лакс, более-менее привыкший к парадоксальности моих высказываний, фыркнул, а я продолжила:

— А насчет денег… Чего жмотничать? Легко пришли, легко ушли. Мы ведь едва ли сотую часть того, что от Изара получили, сегодня потратили. Если деньги копить и беречь, они перестают прибавляться, а как на что-нибудь начнешь спускать, так они к тебе сами стремиться начнут.

— А кончатся, мы еще поищем?! — с энтузиазмом предложил Фаль, которому очень понравились занятия черной археологией. Нет, все-таки сильф форменный ребенок, все в детстве этой страстью болеют.

— Накопаем, — подтвердила я и спросила у Лакса: — Эй, рыжий, мне кажется или ты нас куда-то в другую сторону ведешь?

— В другую, — подтвердил вор. — Нам лучше через веселый квартал дорогу срезать. Быстрее будет, чище и безопаснее. Чего-то мурашки по спине бегают.

— Ну, если мурашки, — уважительно протянула я, так ничего и не поняв. — Ладно, веди. Но не обижайся, если к нам будут приставать, я скажу, что уже сняла тебя на всю ночь!

Лакс поперхнулся от неожиданности, а потом весело расхохотался, хлопнув себя по бедру:

— Идет!

Молодец, не обиделся! Люблю вот таких, легких на подъем, смеющихся моим подчас весьма ядовитым шуточкам ребят!

Веселый квартал начался резко, секунду назад я видела мрачные, жмущиеся друг к другу домишки Куриной Гузки и обоняла запах помойки, а вот повеяло терпким коктейлем чего-то среднего между вонью и смесью духов, вина и жратвы (мясного, жареного и местами пригорелого), и стало заметно светлее от пестрого набора фонарей и свечей в окнах. Нахлынули звуки: женский смех, мужской гогот, чей-то плач, темпераментная перебранка, пьяная, но очень прочувствованная песня о короткой юбчонке какой-то веселой девчонки…

Мостовая сделалась заметно чище, дома крупнее. В два— три этажа, каменные, с широкими дверями и окнами, открытыми верандами, балконами, с которых, зазывая клиентов, свешивались ярко раскрашенные, броско одетые (вернее, раздетые!) девицы и парни. Здесь царил вечный карнавал. Пестрая, яркая и веселая, на улицы выплескивалась ночь. Может быть, даже и искусственно веселая. Но кто в ночной темени, придя сюда в поисках удовольствий, будет разбирать этакие нюансы? Фаль рассиялся и порхал вокруг нас так резво, словно пытался успеть рассмотреть каждую деталь веселого квартала. Ну, конечно, сильфу было безумно любопытно, ведь он никогда не видал борделей. Я-то хоть кино смотрела и книжки читала, а и то едва сдерживалась, чтобы клювом не щелкать.

Двигались мы довольно быстро, не столько потому, что торопились, сколько для того, чтобы избежать настойчивых нескромных предложений, сыпавшихся в изрядном изобилии. Пока удавалось отмахиваться и отшучиваться без проблем. Лакса, кстати, в веселом квартале знали неплохо. Время от времени какая-нибудь шлюха (не в оскорбление, но обозначая профессию, будет сказано), а то и две-три, вешались моему приятелю на шею, чтобы залепить сочный поцелуй и лукаво спросить, когда же он, мерзавец, придет их навестить?

Лакс делал вид, что ему неудобно от такой популярности, но по поблескивающим глазам и самодовольной ухмылочке я поняла, что парень собой весьма гордится. Все-таки мужики неисправимые павлины!

— Ты не сердишься? — улучил минутку, чтобы бросить вопрос.

— С чего бы? — мило улыбнулась приятелю. — Они ведь нас не задерживают. Наоборот, интересно, я никогда раньше столько шлюх сразу вблизи не видела.

— А? Ага, — кивнул Лакс и отвернулся, кажется, капельку разочарованный.

А чего он хотел? Чтобы я заявила, будто желаю выцарапать глаза каждой из этих разрисованных кукол? Ну желаю, только не скажу и не покажу вида. Не магевское это дело, друзей к шлюхам ревновать. А так хочется врезать нахалкам!..

— Эй, красавица, не хочешь позабавиться? — наконец, не убоявшись магевского звания, окликнул меня какой-то весьма мускулистый высокий парень в совершенно непотребным образом облегающих все хозяйство черных кожаных штанах и распахнутой на груди белой рубашке. Я даже приостановилась, соображая, а не подкладывает ли он чего в свои штаны для большей рельефности.

— Магева спешит, — неожиданно резко и почти злобно ответил Лакс и буквально потащил в открывшийся между домов проулок. — В этой толкотне мы еще долго пробираться будем, — поспешно объяснил поступок вор. — Я тут одну дорожку знаю, вмиг к «Трем сапогам» попадем.

— А? Ага, — скопировала я фразочку Лакса и сделала вид, что оглядываюсь в сторону улицы, на которой остался «хозяйственный» парень, сделавший мне нескромное предложение.

Вор скрипнул зубами и надолго замолчал. Ура-а-а! Сработало! Вот так-то! Съел, дружок? Не будешь мне своих девочек демонстрировать! Я так увлеклась самодовольным обдумыванием собственной выходки и ее последствий, что почти перестала смотреть по сторонам, тем паче что задворки веселого квартала были куда менее привлекательны, чем его парадный фасад. Чем-то это походило на перевязь Портоса — спереди позолота, а сзади… На что хватило денег, на то хватило, нечего придираться. Люди сюда не за эстетическими переживаниями ходят.

Дальше мы двигались уже спокойнее, шум веселья слышался глуше, где-то чуть в стороне, и люди стали попадаться значительно реже, к тому же никакого особого интереса к нам не проявляли. Фаль, наслаждавшийся яркой суматохой, даже капельку заскучал. Внезапно Лакс споткнулся на ровном месте и, выпрямляясь, грязно выругался.

— Ты чего? — опешила я.

— За нами идут, — очень тихо шепнул вор и тут же, громко икнув, принялся с пьяными завываниями расписывать красоту ночи и, что удивительно, мои прелести.

— И что с того? Ограбить, что ли, хотят? — поинтересовалась я, стараясь не обращать внимания на сочные комплименты, от которых краснели даже уши и как-то подозрительно теплело в груди.

— Хотели б, давно бы ограбили, как бы нас до засады не вели, их четверо, под гуляк запоздалых косят, — одними губами промолвил рыжий конспиратор и по совместительству знаток уникальной непотребщины. — Ну ничего, я тут одну тропинку знаю, с виду глухой тупик. Так что иди спокойно, будто и не заметила ничего. Пусть думают, что мы у них в руках.

Будто я что-то и в самом деле заметила? Не скажи мне Лакс, так ничего и не узнала бы. До Штирлица мне далеко, я даже на пастора Шлага не претендую, а перед всякими Зорге и Лазо могу только уважительно склонять голову, но в последователи их не стремлюсь. Кончина в печке не по мне.

Если кто развеселился от вестей о слежке, так это Фаль. Сильф тут же принялся крутиться у меня на плече, высматривая засады, ловушки и прочие восхитительно интересные вещи. Я в общем-то тоже не особенно беспокоилась, считая, что Лакс малость перебарщивает. Коль идут за нами какие-то мерзавцы, так пусть себе идут, может, тут у них гнездо. А кроме шуток, когда подберутся поближе да разглядят, что я магева, так сами деру дадут. Авторитет, наработанный моими коллегами, — отличная мера защиты. Пока же решила потрафить мании преследования Лакса и увлеклась, разыгрывая сценку: «пьяный спутник заигрывает с магевой», тем более что рука вора, уверенно обвившаяся вокруг моей талии, оказалась приятным дополнением к спектаклю. Давненько я вот так с парнями не ходила. Не приняты у нас больше такие нежности, а ведь жаль, ей-богу, жаль!

— Проулок рядом, слева. Готовься, Оса, чуток пробежаться, — предупредил в скором времени Лакс, нагнувшись к моему ушку и усиленно делая вид, будто шепчет милые непристойности.

— Как скажешь, милый. — Я усиленно захлопала ресницами и почти повисла у вора на шее, впрочем, целовать не стала, дабы не дезориентировать если не Лакса, то уж точно саму себя.

Парень прижал меня сильнее и, сделав вид, что теряет терпение, дернул в сторону совершенно сплошной на первый взгляд, чернеющей перед нами стены. Мы провалились в проулок, освещенный лишь искорками звезд да парой жалких лучиков, сочащихся из-под закрытых ставень довольно высоко вверху, этаже на третьем или очень высоком втором. Под ногами шуршало и чуть-чуть поскрипывало. Мощенная булыжником площадка местами была покрыта шелухой от семечек и орехов, похоже, кто-то очень любил лузгать их у окошка и сплевывать вниз. Карлсон, что ли, в Патере завелся?

Из-за небольшой тучки проглянула луна. Она ярко осветила место, куда продолжал усиленно тянуть меня вор: двор-колодец, дома с трех сторон, четвертая — высокая стена. Нога наступила на что-то небольшое, но угловато-острое. Я машинально глянула вниз и встала, как лошадь, которой скомандовали «тпру». Под ногой у меня был черепок от кувшина. Еще несколько, в том числе и один довольно крупный, будто нарочно заточенный, вроде розочки от бутылки, обожаемой хулиганами, сочно поблескивали острыми краями в паре шагов слева. Тот самый черепок, который я видела при гадании в деревенской светелке! Узнавание пронзило как острая игла. Я прошептала:

— Лакс, сейчас что-то произойдет! Я знаю!

Вор метнулся куда-то к стене, подпирающей дом, вернулся и снова выругался, на сей раз как-то отчаянно и зло, не играя на публику. Такие слова могли идти только из глубины души, он простонал сквозь зубы, выхватывая кинжал:

— Оса, прости меня. Пролом заделали, тут тупик. А они уже идут…

Я нагнулась и, подобрав зубастый черепок, перебросила его через стену. Зачем? Спросите что-нибудь полегче. Но почему-то мне показалось, что я поступаю правильно.

— Но я же магева, — пожала плечами, пытаясь донести до Лакса мысль о том, что противник может предпочесть с нами не связываться, если вообще сообразит, где нас искать.

Впрочем, насчет сообразительности я немного промахнулась в расчетах. В узкий проем между домами один за другим просачивались темные фигуры. Одна, вторая, третья… седьмая. Заметили, нашли…

— Это морианцы, — процедил Лакс, сжимая ладонь на рукояти. — Островитяне-наемники. Они не чуют магию, служат любую службу тому, кто платит. Я задержу их насколько смогу, попробуй ускользнуть.

— Ну вот еще выдумал, бросить тебя и бежать?! Фигушки! Я им сейчас как врежу магией! — рассердилась я, наблюдая, как морианцы — все крепкие как на подбор, высокие мужики с мечами и в кольчугах или кожаных панцирях, проглядывающих из-под темных неброских одежд, медленно двигаются к нам, рассыпавшись стратегически верным полукольцом.

А сама-то и впрямь начала немножко паниковать, мозг лихорадочно работал, перебирая варианты возможных заклятий защиты или нападения, но все они были довольно долгоиграющими. Время, чтобы написать, место, чтобы написать, время, чтобы набрало силу и подействовало… Но и думать-то было некогда. Ублюдки приближались. Лунные лучики явственно выхватывали ухмылки и блеск клинков. Они пришли сюда убивать, а не грабить двух лохов из веселого квартала, убивать магеву и ее друга. Нерассуждающая ярость и желание защитить Лакса всколыхнулись могучей волной. Нет заклятий для защиты, ну и не надо! Я им покажу, как на магеву нападать, на всю жизнь запомнят!

— Кано! — выкрикнула, простирая обе руки к врагам, и обеими сразу начертала руны огня, вызывая их первозданную силу — пламя и только пламя. То самое, какое опасалась вызвать поначалу, едва оказавшись в мире магии. Сжав кулаки, резко выбросила их в сторону морианцев.

Два огненных вала помчались к атакующим мерзавцам. Это было последнее, что я видела. С той же силой, с какой пламя рвануло к врагам, меня отбросило назад, в сторону стены. Я больно ударилась головой о кирпичи и рухнула на мостовую. В затухающем сознании запечатлелись панический вопль Фаля и неожиданно здравая мысль: «Блин, оказывается, магия тоже подчиняется законам физики… Кто бы мог подумать…»

…Пришла в себя через несколько минут или секунд, с этими обмороками никогда не знаешь, насколько провалишься. Вот ты здесь, а вот тебя выключили, а потом снова включили в розетку. Но, наверное, прошло не более минуты-другой, потому что действо в тупике продолжалось и очень сильно пахло жареным, нет, горелым мясом, раскаленным металлом и палеными тряпками. Я тупо смотрела на четыре дымящиеся кучки на мостовой и на троих здоровенных мужиков, которые бешено атаковали моего Лакса. Вернее, они пытались обойти его, чтобы добраться до меня, а парень, гибкий и ловкий, как белка (славьтесь, эльфийские родственники, во веки веков!), крутился между ними с одним кинжалом. На боку у вора уже расползалась кровавая полоса, трепетали лохмотья рубашки. Как же помочь? Нет, еще раз огнем не сработает, может друга задеть. Что делать? Я ведь даже встать пока не могу, крепко приложило, ноги дрожат, как у новорожденного жеребенка, и голова чумная, пустая, как чугунный котел.

А Фаль? Где мотылек? Неужели я и его подпалила? — посетила меня еще одна паническая мысль. Но тут же, метнув взгляд вверх, в направлении теперь уже раскрытых створок, я увидела знакомый мерцающий силуэт сильфа, нырнувшего в окно. Никак он ставни взломал и на помощь звать собрался? Да ведь люди не услышат! А на звон оружия и запах паленого лишь дурак высунет нос.

Так, постойте-ка, не услышат его, а я на что? Пусть встать не могу, но голос-то при мне! Вдруг отзовутся и на помощь придут, вдруг в этом мире, не испорченном техническим прогрессом, честь и мужество ценятся больше целой шкуры? Я раскрыла пошире рот и завопила как сирена МЧС, грозно, пронзительно и одновременно отчаянно:

— Помогите! Спасите! Убивают! — а потом на всякий случай добавила, припомнив инструкции для жертв насилия: — Пожар!!!

Сверху ругнулись почти так же изысканно, как Лакс, почему-то голос показался знакомым. А потом мужчина с двумя мечами в руках нарисовался на фоне ночи и птицей ринулся вниз безо всяких лифтов и приставных лестниц. Вот так запросто: как стоял, так и сиганул. И между прочим, когда я о мечах говорила, имела в виду, что кроме них на потенциальном спасителе вообще никакой другой одежды в наличии не имелось. Но в тот момент мне, честно сказать, было абсолютно наплевать на все правила приличия и хорошего тона, вместе взятые. Мужчина приземлился под окном, как раз в том месте, где валялись черепки, и сразу ринулся в бой.

«Ай да я, ай да провидица, если б я ту зубастую черепушку не отбросила, неизвестно, чем бы дело кончиться могло. Распахал бы себе ногу благородный герой, и пиши пропало. Мог бы не успеть к Лаксу!» — все это я уже потом, задним умом додумала. А пока лишь тупо смотрела, как взлетели мечи, закружился в танце боец, и один за другим два морианца повалились, располосованные чуть ли не пополам, вместе с панцирями и кольчугами. Третий очень вовремя получил Лаксов кинжал в шею и рухнул рядом с товарищами. В несколько секунд все было кончено!

Словно приветствуя победителей, луна вышла из-за облачка целиком и с яркостью прожектора осветила поле битвы и героев-победителей. Впрочем, лаврами или цветами вместо горелого человеческого мяса не запахло. Но меня этот запах, вот удивительно, совершенно не смущал. Не то чтобы я наслаждалась ароматом погибших врагов, я признавала: воняло преотвратно, но комок к горлу не подкатывал. Может, уже принюхалась, а может, голова отлично понимала, что воротить нос от того, что натворила, выручая и себя и друзей, не стоит. Что сделано, то сделано! Главное, все наши живы!

— Если бы мне кто-то сказал, что я обрадуюсь, повстречав сегодня вечером в глухом переулке голого палача с двумя мечами, ни за что бы не поверила! — совершенно счастливым голосом призналась я. Фаль подлетел ко мне и молча шлепнулся на плечо, обхватил за шею так крепко, что, будь он чуток побольше и посильнее, удушил бы непременно.

— Я бы тоже, — согласился Лакс, тяжело дыша. Грудь парня ходила ходуном. Драка далась ему нелегко.

— Спасибо, Кейр, ты нам жизнь спас, — прочувствованно поблагодарила я знакомца.

— Да вы и без меня неплохо справлялись, — бросив взгляд на жаркое из морианцев, небрежно хмыкнул палач и старательно отер клинки об одежду трупа, попутно изучая покойников.

— Как ты, Оса? — убрав кинжал в ножны, подошел ко мне Лакс, зажимая обильно сочащийся кровью порез на боку.

— Живая, это самое главное, вроде бы ничего себе не сломала, а синяки заживут, только встать пока не могу, надо чуток в себя прийти после огненного заклинания, — отчиталась я и деловито продолжила: — А пока сижу, давай твоими ранами займусь. Только бок распахали или еще где задели? Кейр, у тебя как, все в порядке?

— Все нормально, — небрежно бросил палач, малость прихрамывая, подошел к дому с распахнутым окном и, запрокинув голову, крикнул:

— Эй, Далла, скинь мои шмотки!

— Уже уходишь, мой тигр? — отозвался испуганный, но пытающийся сохранить томные профессиональные интонации женский голосок, однако в окне девица предусмотрительно не показалась. Умница: меньше знаешь, крепче спишь!

— Да. Деньги оставь себе, — великодушно разрешил Кейр (а может, просто успел услугами воспользоваться, ведь из окна голый «выпорхнул») и получил в награду свою одежду и сапоги.

Палач не успел натянуть сапоги, а я уже иезуитски поинтересовалась:

— Если все нормально, что с правой пяткой? Старые раны разболелись или ты ради шутки хромаешь?

— О черепок малость рассадил, когда из борделя на твой сладкий голосок сигал, — хмыкнул воин и продолжил одеваться.

— Иди сюда, рану заживлю, — попросила я.

— Займись лучше своим приятелем, — буркнул Кейр, сноровисто натянув штаны и рубашку.

— Им в первую очередь, а потом твою ногу подлатаю, — ответила я, уже вызывая в памяти успевшую стать привычной череду целительных рун, чтобы наложить их на окровавленный бок друга, опустившегося на колени рядом со мной.

Приятная композиция, наскоро нарисованная пальцем прямо поверх распаханного мяса с помощью крови вора (не пропадать же ценному продукту зря, все равно возиться с красками и кисточками сил у меня пока нет!), высветилась мягким золотистым сиянием. Рана закрылась, оставив лишь розовую полоску шрама. Приятель облегченно вздохнул, боль ушла, правда, разрез на рубашке остался. Вот бы еще наловчиться вещи чинить!

— Спасибо, Оса, — улыбнулся друг, легко вскочив на ноги. Кажется, руны не только залечили нанесенную морианцем рану, но и оказали общее благотворное воздействие на организм Лакса. Он снова был свеж как огурчик и готов скакать молодым козликом.

— Всегда пожалуйста! Но, если честно, мне хотелось бы проделывать с тобой такое как можно реже, — кивнула я и повела плечами, мысленно пересчитав отдающие тупой болью места на собственном бренном, ой каком бренном, теле.

— А здорово у тебя выходит, — удивился Кейр, подглядывавший за процедурой магического врачевания, поправляя ремни перевязи.

— Давай свою пятку! — приказным тоном потребовала я.

Палач хмыкнул разок-другой, но послушался. Поднял босую ногу до уровня моего колена и замер. Хорошо быть магевой, с ней даже палачи не спорят! Пару порезов, один из которых оказался на мой привычный к рассаженным пяткам взгляд (любишь бегать босиком в деревне, терпи и травмы!) весьма скверным. Набор целительных рун снова пошел в дело, и пятка Кейра стала целой. Он ловко развернул ногу и задрал ее чуть ли не к самому носу. Вот так гимнаст! Оглядел пристально и довольно цокнул языком:

— Ловко!

— Пора отсюда мотать, пока кто-нибудь из прохожих не забрел, — сноровисто обшарив карманы и срезав кошельки с тех трупов, которые не спеклись воедино со всем своим снаряжением, предложил Лакс, охваченный внезапным приступом осторожности.

И кто, интересно, в эту дыру способен сунуться? А даже если и заглянет в поисках развлечений, так, уловив, чем дело пахнет (в прямом и переносном смыслах одновременно!) смоется прежде, чем мы раз-два-три сказать успеем. Стража же, насколько я понимаю психологию блюстителей порядка, воспетую в многочисленных сатирических произведениях, любой ценой постарается избежать подобных закоулков в темное время суток, даже если их будут звать, особенно если будут звать на помощь, ибо приличные люди по таким закоулкам не шастают, а неприличным туда и дорога, город чище будет. Но раз Лакс хочет уйти немедленно, значит, стоит его послушать, вдруг опытный вор прав и поблизости ошивается еще одна группа морианцев. А я пока на повторное применение боевой рунной магии была совершенно не способна.

Страницы: «« « 4567891011 » »»