Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей Цуприков Иван

Помогают людям неспроста?

Оттого, что мудрые секреты

Отдают они из уст в уста.

«Так о чем поет твоя душа…»

Так о чем поет твоя душа,

Светлой музыкой твой слух лаская?

Нужно видеть пойму Иртыша,

Чтобы оценить красоты края.

Можно в округе всю жизнь прожить,

Ни на что себя не отвлекая,

Нужно по Оби хоть раз проплыть,

Чтобы оценить красоты края.

Ну а если некуда нырнуть,

От жары июльской изнывая,

Нужно в тень распадка заглянуть,

Чтобы оценить красоты края.

Я тебе немного приоткрыл

Несколько картин земного рая,

Чтобы сам ты это полюбил,

Чтобы сам ценил красоты края.

«После зимы нас всех не случайно…»

После зимы нас всех не случайно

Тянет природа, воздух лесной.

Очень обманчивый, очень коварный

Лед на реке бывает весной.

Сверху солнышком, снизу водою,

Тонким становится он на виду.

Так однажды вешней порою

Мне довелось из Шеркалки «хлебнуть».

Я на реке, в это время – подвижка,

Лед громоздится, провалы везде.

В ватнике теплом вместе с ружьишком

Я в ледяной оказался воде.

Как-то сумел еще все с себя сбросить:

Ватник, рюкзак и, конечно, ружье.

Вот ведь куда лихая выносит,

Вылез на льдину усталым моржом.

Меня на калданке сумели на берег

С трудом переправить назад, и потом

Два километра по грязи и снегу

Я до балочка бежал босиком.

Если об этом судить очень трезво —

Долго ночами вздыхал горячо,

Да на руках ледяные порезы

Месяца два заживали еще.

Сергей СУВОРОВ

Желанный

Она его очень желала. Ей, молодой симпатичной женщине, хорошей хозяйке, жить без него было невозможно. Еще лет десять-пятнадцать назад эта проблема легко решалась, а в нынешние времена все очень сложно.

Она обратилась в специальную фирму, и ей дали большой каталог, где они были представлены во всей красе. Их было множество. Все разные. У каждого свой характер. Она листала этот хорошо иллюстрированный каталог, читала все про них, гладила их фотографии и фантазировала, как он может появиться у нее и как она будет просто страшно счастлива.

В ее представлении он был высоким, мощным. Ей грезился его непередаваемый запах – запах свежести. Он решил бы ее многие проблемы. Он стал бы ей незаменимым помощником. Он был бы послушным и управляемым, Он бы полностью ее удовлетворял. Много ли надо молодой, скромной, очаровательной женщине, недавно окончившей педагогический институт!

Ее мать рассказала, что когда она была в таком же возрасте, то этот вопрос довольно легко решился. Ей помогли ее родители. Они привезли его, когда она также закончила учиться и стала жить самостоятельно. Сколько было радости! Мама рассказала ей о том, что раньше они были гораздо проще, возможно, надежнее. Конечно, говорила она, так же как и сейчас, они требовали к себе внимания и ухода. Сейчас же мама ничем не могла помочь. Этот выбор и это приобретение должны лечь только на ее хрупкие плечи.

Она с легкой завистью смотрела на проезжающих мимо женщин в роскошных иномарках и думала, что к ним судьба благосклонна, что у таких женщин он наверняка не один. У нее даже возникал легкий комплекс неполноценности, и она старалась скрыть свое симпатичное личико от случайных прохожих за воротником старого бабушкиного пальто.

На работе она старалась избегать темы о нем. Ей было подчас очень неловко перед коллегами, что у нее его нет. Она понимала, что она не одна такая – возможно, сотни тысяч таких же, как она, молодых женщин страдают без него, но ничего не поделать, приходилось приспосабливаться к такой жизни.

Она никого не винила в своих проблемах. Она считала себя вполне взрослой и самостоятельной, способной самой решать свои трудности. Папа не раз говорил ей о том, что женщинам-учителям они недоступны, тем более молодым. Он даже настаивал, чтобы она училась по другой специальности, но она настояла на своем, ей нравилась выбранная профессия.

Она его очень желала и иногда по вечерам, оставшись наедине с собой, украдкой просила у Святой Богородицы, чтобы она помогла ей. «Конечно, – размышляла она, – если я не имею даже зимней обуви, если мне нечем помочь своим родителям, которые год как на пенсии, разве могу я желать его?» Просить у кого-то помощи было для нее очень неудобно. Она была так воспитана.

Сейчас, зимой, ее чувства несколько успокоились, так как отец прибил за форточкой два гвоздя, на которые она в сеточках могла вешать продукты. Правда, донимали птички, которые иногда расклевывали мешочки с едой, но она любила природу и думала, что в эти холодные дни им очень нелегко добывать себе пропитание, и она никогда не отгоняла их. «Холодильник, – думала она, – я все равно когда-нибудь его куплю».

Сила воли

Сколько он ни уговаривал, она не поддавалась. На все его просьбы, угрозы отвечала решительным «нет». Он пытался ее разжалобить, говорил, что это в последний раз и больше никогда не будет. Она была непоколебима. Он сказал, что бросит ее и никогда не вернется. Она рассмеялась в ответ. Тогда он подошел к ней и начал. Начал громко и уверенно. Его лицо было бесстрастным, взгляд немигающим. Большие черные зрачки были огромны. Кисти рук были подняты на уровень плеч, пальцы были согнуты в направлении ее лица. Его голос был четким, чистым и громким. Глядя на ее удивленное, испуганное лицо, он проговорил, делая легкие паузы между предложениями, повышая голос в особо значимых местах:

– Ты слышишь мой голос и воспринимаешь только его… Твоя воля ослабевает… Ты теряешь контроль над собой… Спа-а-ать… Сп-а-ать…

Он сделал пасс руками и продолжил:

– Мой голос один в этом мире, все остальное для тебя не значит… Твоя воля ослабевает… Твои веки наливаются тяжестью и закрываются… Спа-а-ать… Спа-ать…

Ее лицо начало разглаживаться, гримаса испуга с него полностью ушла.

– Ты не можешь пошевельнуться, моя воля полностью овладела тобой… Твои веки полностью закрываются… Спа-а-ать… Сп-а-ать… – она практически закрыла глаза, ее дыхание стало редким и глубоким.

– Ты выполняешь мою волю… Ты полностью мне подчиняешься… – продолжал он громко и таинственно.

Чтобы убедиться, что она подчиняется ему, он приказал:

– Подними руки…

Она плавно, не открывая глаз, подняла руки. «Есть! – подумал он. – Она моя».

Он заулыбался и продолжил сеанс:

– Отдай их мне… Они принадлежат мне… Ты знаешь, где они лежат… Отдай их мне…

Она встала со стула и, нетвердо шагая, с трудом сгибая колени, пошла к кровати. Он пошел за ней следом и стал подбадривать:

– Молодец… Ты исполняешь мою волю… Молодец…

Когда он закончил сеанс, разбудив ее на счет «три», спешно обул туфли и вышел на улицу. Там давно его уже поджидал дружок Женька.

– Ну что ты, Юран, пропал там, что ли? – нетерпеливо спросил он. – Я уж хотел кинуться на площадь бабки зашибать. Невмоготу уж…

– Сча-а-ас, возьме-ем, – протяжно затянул Юрий. – Оторвемся, как положено.

Его глаза сверкали, руки дрожали, он нетерпеливо шарил по карманам. Достав из кармана скомканную сторублевку и крепко зажав ее в руке, он подумал, что не зря кодировался у известного нарколога Матвеева, его уроки не прошли даром.

«За этот такой тяжелый месяц хоть чему-то путному научился», – подумал он.

– Гешка, давай быстрей тусуй, а то магазин на перерыв закроют! – вдохновленный собственной победой, прокричал Юрий и быстрым шагом направился хорошо знакомой дорогой. Он полностью уверовал в силу своей воли.

Старая дева

Звонок в дверь прервал мысли Владимира Ивановича. «Кого там еще принесло?» – подумал он. Нехотя встав с дивана, он прошел в прихожую и заглянул в глазок двери. «Зоя Степановна, с каким-то подносом закрытым, – рассмотрел он. – Надоела уже. Заняться ей нечем. Была б семья – возилась бы с внуками да правнуками и не лезла в чужую жизнь».

Открыв дверь, он, опередив соседку, спросил:

– Что хотели, Зоя Степановна?

– Владимир Иванович, простите великодушно. Скажите, Ниночка дома?

Владимир Изанович был несколько раздражен и специально не приглашал соседку в квартиру, ему все надоели, и хоть в выходной хотелось побыть одному, тем более жена что-то делала на кухне, а дети гостили у бабушки.

– Проходите, Зоя Степановна, – раздался сзади голос жены. – Проходите, я вас чаем угощу.

Владимир Иванович, развернулся и пошел в комнату, а женщины ушли на кухню.

Упав на диван, он подумал о том, как порой странно складывается судьба человека: «Вот, к примеру, та же соседка… При всем своем возрасте она неплохо выглядит – стройная, хорошая осанка, глаза сохранили чистоту голубого неба, весьма неглупа, а так и осталась старой девой. Она жене сама рассказала о своей судьбе. Во времена ее молодости, понятно, все по-другому было. Она строила многие ГРЭС, затем работала где-то в НИИ, а потом ушла на заслуженный отдых. Отдала себя всю работе и осталась одна-одинешенька. Кому она сейчас нужна?» Владимир Иванович хмыкнул про себя, взял пульт и включил телевизор.

В прихожей опять мелодично заиграл звонок. «Жена пусть открывает», – подумал Владимир Иванович.

– Ниночка, привет! – раздался знакомый голос, громкий, жизнерадостный.

«Хм, неужели Колян приехал? Ну хоть что-то радостное в этой жизни…» – подумал Владимир Иванович, встал с дивана и пошел встречать гостя.

– Проходи, Николай. Давненько тебя не видел.

Он был рад встрече со своим другом, бывшим коллегой, который в свое время бросил все и уехал в областной город искать счастье. Он не видел друга уже года полтора.

– Рассказывай, Володя, как дела? Как наша фирма? Еще не обанкротилась? – раздеваясь, сияя широкой улыбкой, спрашивал Николай. Он уселся на диван, раскинув руки в стороны вдоль спинки мягкого дивана.

– Ну, как тебе сказать, все по-прежнему, ничего нового, ковыряемся потихоньку, – начал Владимир Иванович. – Туранов на пенсию ушел, вместо него шеф племянника взял, после института молодого пацана. Колыванова сняли за пьянку. Зарплату нам так и не поднимают – завод на ладан дышит…

Он еще рассказал о нескольких мелких событиях, которыми пропитана производственная среда обычного небольшого завода провинциального городка.

Рассказывая, Владимир Иванович отметил про себя, что Николай стал значительно лучше выглядеть: улыбка не сходила с его лица, был прилично одет, вел себя уверенно. «Видимо, на пользу пошло. На заводе его совсем заклевали, а тут, смотри, сам орлом стал, крылья расправил. Вся эта тупая родственная братия проходу не давала. Умных у нас никогда не любили, а тут еще и его характер беспокойный».

– А ты-то как? Наверное, начальником цеха или отдела стал? – вставил вопрос Николай в образовавшуюся небольшую паузу в разговоре. – Как-никак специалист ты отличный, с людьми умеешь работать. Помню, твои новаторские идеи в нашем кругу всегда коллектив будоражили.

Владимир Иванович опустил глаза, вздохнул. Николай задел самое больное. Как раз то, о чем он в последнее время думал, от чего страдал.

– Да нет, Коль, я все там же. Сам знаешь, не люблю я прогибаться, показывать свою преданность и любовь. Для меня главное – дело, а на церемонии нет времени и желания. Так что я по-прежнему ведущим инженером, скоро уж юбилей отмечу – двадцать лет на родном заводе, – слабо улыбнулся Владимир.

– Да-а, – протянул Николай, – все тот же застой. Эти бывшие партаппаратчики и чиновники только о своем кармане беспокоятся, а по работе – ноль. Они получают наслаждение не от творчества в работе, а от процесса отдавать команды. Кайфуют от власти, так сказать. Я ж говорил тебе: поедем вместе. Я уже до заместителя директора дослужился. Работа интересная. Если голова на плечах, то карты тебе в руки. Сам знаешь, наших владельцев фирмы не интересуют семейные узы и дружеские связи в районной администрации, им работу подавай, немцы – народ прагматичный. Володь, а тебе надо бы посмелей себя вести, с твоим-то опытом и знаниями… Или ты остался таким же идеалистом – чувство ответственности, тактичность? В наше время это уже архаизм, требуется напористость, где-то даже наглость, с работягами пожестче.

Владимир встал с дивана, прошелся по комнате:

– Ты знаешь, я уже комплексую по этому поводу. На своей должности, при наших условиях я уже выработал и выжал все, что мог. Стало неинтересно работать. Еще и зарплата – мизер. Тупик какой-то.

Он тяжело снова сел на диван.

– Что-то радикально менять уже тяжело, как-никак семья, да и привык я к своему заводу и городу, – вздохнув, ответил Владимир.

В комнату вошла Зоя Степановна, неся на подносе чай и тарелочки с кусочками торта.

– Володя и Коля, угощайтесь. От души стряпала. Вам здоровье будет и успех!

Николай и Владимир поблагодарили. Николай еще добавил:

– Балуете нас, Зоя Степановна, помню, и раньше вы угощали отличными тортами.

Зоя Степановна накрыла на стол, сказала:

– Кушайте на здоровье! – и ушла на кухню.

– Не могут старые люди без душевного общения, не то что нынешнее племя, – заметил Николай. Он взял кружку с чаем и, поглощая сочный, ароматный, сладкий кусок торта, продолжал:

– Чувствуется в людях старой закалки какая-то сила. Не то идейные были, не то общая культура была высокой. Все во имя человека, все во благо человека!

Николай сакцентировал старый лозунг:

– Чувство коллективизма объединяло людей всех социальных положений, национальностей и полов. Не было индивидуальности. Вернее, не давали развиваться индивидуальности, всех – под одну гребенку. Вот и повырастали идеалисты типа Зои Степановны. Хотя плохого про нее я ничего сказать не могу, душевная бабушка, – продолжал Николай. – Сейчас, если у тебя мозги в порядке, без проблем и работу найти, и по службе расти.

Николай откусил кусок торта и, прожевывая, тихонько стал запивать чаем. Он ел с видимым удовольствием, причмокивая и облизывая пальцы.

– Да не все так просто, – заметил Владимир, – ты рассуждаешь так, потому что ты имеешь работу по душе и оклад наверняка солидный. А ты поставь себя на место простого инженера на убогом заводе. Слабо с нуля начинать?

Николай доел торт и, допив чай, ответил:

– Ты, Володь, не обижайся, я так, беззлобно.

Николай улыбнулся и договорил:

– А то смотри, давай к нам перебирайся, нам спецы нужны, я тебе помогу и телефон тебе оставлю, звони, если что.

Он достал золотистую визитку из кармана пиджака и подал Владимиру:

– Ну, я побегу, я проездом тут у вас в командировке, по старым связям. Решил тебя навестить, узнать, как живешь.

Николай встал, прошел на кухню, и до Владимира Ивановича донеслись громкие слова благодарности за чай, торт и теплую встречу в адрес хозяйки и ее гостьи. Владимир Иванович собрал блюдца и тарелочки и понес их на кухню, подумав о прощальном рукопожатии.

Простившись с Николаем, он опять прилег на диван и, подперев рукой подбородок, бессмысленно глядя в экран телевизора, подумал: «Колька – молодец. Устроил свою жизнь как надо. Только, наверное, чересчур деловой стал. Раньше все же как-то ближе был».

Владимир Иванович слегка улыбнулся, вспомнив, как они весело проводили время, отдыхая семьями на природе, как они вместе с Коляном устраивали веселые розыгрыши на работе.

Затем ему в голову пришла несколько странная мысль: «Ну что ж, наверное, надо же кому-то в этой жизни быть старой девой. Видимо, у нас с Зоей Степановной такая судьба».

Ухмыльнувшись, он повернулся на другой бок и решил вздремнуть после сытного и вкусного торта.

Чужой мир

Жорж лежал в своей пещере и размышлял. После того как он с трудом добрался до планируемого места, он вкусно поел. Собственно, затем сюда и пробирался, чтоб вкусно поесть. Пещера, которую он сделал, была очень уютной. Сверху свисала пища, внизу было прохладно и сыро. На всякий случай у него было сделано два прохода в противоположные стороны. Ему было хорошо. Он чувствовал себя в безопасности и был сыт.

Размышления его были о древних преданиях, о мистических историях, что передавались из поколения в поколение его народа. Читать, а тем более писать они не умели. Все эти предания и легенды бережно хранил весь подземный народ и передавал вибрациями особых щетинок на теле. Особенно интересно было предание о Вершителе судеб. Жорж стал вспоминать, как ему, еще совсем ребенку, рассказывала старая Дрю о Вершителе. Они живут в Верхнем мире, и их не убивают Смертельные лучи, которыми пронизан тот мир. Правда, бывают периоды, когда лучи на время исчезают (их еще называют периодами Большой влаги), особенно перед трудным периодом Больших перемен. Тогда весь народ уходит далеко в глубину пещер, где в состоянии Замедления жизни они переживают тяжелые времена. Тогда же многие из его народа выходят в Верхний мир, чтобы совершить Большой путь. Путь, ведущий к новым территориям, обильной пище – к лучшей новой жизни. Дрю рассказывала, как Вершители забирают Выбранных Вершителем. Обычно ничто не предвещает беды, происходят только привычные смещения грунта и вибрации Верхнего мира. И вдруг над местом, где находится Выбранный Вершителем, разрушается почва, и Выбранный исчезает. Ни один Выбранный не возвращается назад. Тело Жоржа аж сократилось от тяжких мыслей, он решил больше не думать о плохом и задремал.

…Он проснулся от страшного грохота. Вся пещера стала разрушаться, Жорж постарался выбраться в головной выход, но сзади что-то крепко его держало, а затем и вовсе потянуло назад. Жорж сопротивлялся как мог Он цеплялся щетинками, сжимался и пытался телом заполнить весь проход, чтоб его не извлекли из пещеры, но безуспешно. Он полностью потерял опору. Тело на мгновение ощутило наличие Смертельных лучей, но тут же он снова почувствовал присутствие Нижнего мира. Жорж сразу же стал прогрызать и продавливать вход в пещеру.

Проникая вглубь, он почувствовал присутствие и вибрации других жителей Нижнего мира. Можно было сказать, что все свободное пространство было наполнено телами жителей, слегка разделенных почвой. Раздвинув их, он замер, отдыхая. В пещере стоял незнакомый запах. В его мозжечке роилась масса мыслей о том, что же с ним все-таки произошло. Почва, в которую он попал, была сильно рыхлой, и в ней нельзя было нормально сформировать пещеру. Рядом ощущалось присутствие множества жителей Нижнего мира. Он ощущал их вибрации, запах. Все это его тяготило, и он попытался погрузиться в глубину. После многих попыток поиска Входа он понял, что это не удастся. Погрузиться в глубину не давал Барьер. Обычно они обходили Барьер, но этот был замкнут, и это его еще больше пугало…

– Ну что, здесь остановимся, – сказал Петр. – Место отличное, тень от кустов над рекой. Давай не будем больше бродить.

Василий остановился, слегка сдернул лямку тяжелого рюкзака, держа ее в руке, чтоб плечо отдохнуло, посмотрел на окружающий ландшафт и сказал:

– Да, пожалуй. Надоело бродить.

Они поставили тяжелые рюкзаки и стали собирать хворост для костра. Утро было сырым и прохладным после вчерашнего дождя, и они, пробираясь сквозь чащу кустов вдоль реки, изрядно вымокли.

Жорж уже выдохся в поисках выхода из Барьеров. Куда бы он ни пытался проникнуть, везде его движение ограничивали Барьеры. Он устал и замер в полудреме. Внезапно почва стала вновь сотрясаться, пещера деформировалась и разрушилась. Он на мгновение почувствовал, как что-то твердое и горячее коснулось его боков. Это что-то сильно сжало Жоржа и подняло в Верхний мир. Каким-то шестым чувством он понял, что сейчас решается его судьба. Инстинкт самосохранения у него включил все возможные формы защиты: мышцы его сильнейшим образом напряглись, тело одеревенело и покрылось слизью. Жорж стал делать Волшебную спираль – за многие тысячелетия отработанный прием освобождения Тела от Хищника.

Петр, стоя в траве, пытался насадить червя на крючок.

– А, че-е-рт! – он уколол палец крючком из-за скользкого, дико вращающегося червя и уронил его в траву. Положив удочку и сойдя к берегу, промыл в реке уколотый палец и, отсосав немного крови из ранки, сплюнул.

– Ну ты и червей накопал. Какие-то реактивные – в пальцах невозможно удержать.

Василий рассмеялся:

– Да, Петр Иваныч, отвык ты от рыбалки. Червяка путем насадить не можешь. Говорил, почаще надо ходить.

Жорж упал в траву. Страх и горячка борьбы еще не оставила его. Он еще несколько раз сделал Волшебную спираль освобождения и соскользнул с Источника пищи на почву. Затем, почувствовав, что его ничто не держит, на всей скорости, на которую был способен, стал искать Вход в Нижний мир. Проникнув под корни Источника пищи, он нащупал расщелину и стал внедряться в глубину Нижнего мира. Он чувствовал сильные вибрации почвы, но не обращал на это никакого внимания. Одна только мысль пробегала по всему телу: «В глубину… В глубину…».

– Во, блин! Червяк то уполз, – Петр шарил в траве, – Да фиг с ним. Накопали много. Еще, может, и клевать не будет. Петр достал из железной консервной банки очередного червя, аккуратно насадил на крючок и, забросив леску, стал ждать клева. Солнышко только вставало, над водой стелилась легкая дымка. На середине реки начала играть крупная рыба, булькая и шлепая по воде. Все предвещало хорошую рыбалку.

Вера ВУСИК

«Когда пишу стихи во сне…»

Когда пишу стихи во сне,

Приходит Ангел мой ко мне.

Тихонько в ноги сядет,

По волосам погладит,

Потом с собою позовет

В далекий сказочный полет.

Летала с ним в Мадагаскар

На развеселый карнавал,

Где солнце яркое светило,

А душу все ж назад манило.

В наш дом, где суета и смех,

Одна судьба, любовь на всех.

Где дети родились и повзрослели,

А мы совсем немного постарели.

Но все же иногда ночной порой

Приходит Ангел неземной.

Уносит вдаль, шепча: «Живешь ты не напрасно.

Ты, женщина, – прекрасна».

«Спасибо, господи, за свет…»

Спасибо, господи, за свет,

За нежно-розовый рассвет,

За ветер, легкий и прохладный,

За дождик, теплый и приятный,

За солнца лучезарный свет,

За жизнь, милей которой нет!

«Я растворюсь в тебе каплей вина…»

Я растворюсь в тебе каплей вина,

Соком весенней березы.

Жизненной силы, тепла я полна,

Дам я и счастье, и слезы.

Я напою тебя светом любви,

Тем, что лишь с солнцем сравнимо,

Ночью укрою туманом луны,

Лишь не прошел бы ты мимо.

«Ты далеко. Но образ твой…»

Ты далеко. Но образ твой

Я в памяти храню.

Люблю тебя, скучаю, жду,

Тоскую и зову.

Туманным облаком меня

Любовь поднимет над землей

И легким ветерком, шепча,

Перенесет к тебе, родной.

Я лунным светом сквозь окно

Присяду тихо на кровать

И, глядя в милое лицо,

Сон буду твой оберегать.

Анатолий БРИГАДИРОВ

Первый желтый лист

Первый южный ветер разогнал облака,

Солнце шлет поклон с высоты.

Снова мы вдвоем, и я волнуюсь слегка,

Собираю в поле цветы.

Это будет наш день и наша ночь до утра!

Почему ж стучит кровь в виски?!

С севера подули ледяные ветра,

Страницы: «« « ... 910111213141516 » ... »»