Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей Цуприков Иван
Комментарий по поводу акции по обмену книг Пелевиных-Сорокиных и т. п., проведенной в Москве группой энтузиастов (к сожалению, не могу сказать, кем именно). Все это, конечно, занятно и прикольно – менять «Планету насекомых» на «А зори здесь тихие». Однако вся эта буффонада отдает PR-ом утопающего/слономоськовыми покушениями/запихиванием пасты обратно в тюбик (ненужное вычеркнуть). Проведение акции протеста подобного рода имеет тот же смысл, что и ловля сачком поезда. Догма – люди будут покупать и читать то, что хотят. Пелевины/Сорокины же и дальше пойдут по одному из трех очевидных путей: 1) отсохнут, как отжившая пиявка/надоевший покемон, 2) снизятся до уровня желтой либо 3) поднимутся до уровня классической литературы (ненужное, опять же, вычеркнуть). Выбор из последних двух зависит от скачков интеллектуального уровня как читателей, так и самих П/С.
P. S. У меня тут пара Брежневых завалялась – нулевые, муха не сидела. Никто не поменяет на одного Никитина? BullGarin
Графоманские эскизы
Непривычно работать в помещении без окон, особенно зимой: во-первых, чувствуешь себя как в бункере каком-то, во-вторых, интересное ощущение – на работу заходишь из дневного мира, а выходишь уже в темноту, долго ввыкая в новый, ночной мир.
По большому счету, в моем возрасте плюс в моем настроении давно уже пора пулю в лоб (в висок?), но малодушие не позволяет – слабо. Все бы ничего, только гамлетовские муки не по мне – если он (Гамлет то есть) мажор-переросток, то я вообще… В общем, не для меня, примата, эти страсти.
Как только перевожу взгляд с мира на монитор, тут же впадаю в виртуальную кому и не выхожу из нее очередные пару часов.
Иногда хочется просто сесть и снять с потолка суперпрограммерский код или просто графоманскую «нетленку», но слабо, опять же, – вместо снимания получаются только жалкие скорябывания.
Все. В смысле, надоело все. Не в моих это принципах, но на этот раз не выдерживаю…
Обкурившись героина, думал, как пересечь линию экватора, если лежать калачиком на трамвайных рельсах. Подолгу (по долгу?) смеялся над дверной ручкой, хотя мог и не смеяться. Размышлял, талантливы ли львы, спрашивал: «Талантливы ли вы, львы?» Не получив ответа, забыл вопрос. Пошел гулять. Представлял, как капля из воды взметается обратно вверх. Включил мозгорадио, слушал Дилеммирова: что лучше – блевать на Пелевина или плевать на Белевина? Заведя в чей-то подъезд, мозг выдал на-гора пошлую шутку: «Человеку, чтобы прийти в себя, нужно два пальца, компьютеру – три». Мне хватило двух. Сводил два дома в один. Свел. Оказалось – и так один. Оставшуюся часть пути шел.
Возвращаясь домой, в лифте подумал: «Чихать я хотел на вас на всех».
Galleys Slave
Тяжелый запах пота и мочи… Бряцание цепей… Скрип весел… Взвизг бича… За что мне все это? Почему именно я?..
Я – галерный раб. За что я попал сюда? За преступление? Просто был похищен и продан на галеру? Сейчас мое обреченное сознание отказывается даже вспоминать это… Неужели до конца своих дней я приговорен к этой безысходности?.. Все мои надежды и мысли о свободе с годами выродились в отчаяние и обреченность… Лишь короткий взвизг бича и преобладание физической боли над душевной заставляют меня тянуть весло…
Тяга нижнего блока… Нечеловеческое напряжение мышц… Еще несколько повторений – и… все. Достаточно на сегодня – мотивация «раб на галере» явно пошла на пользу.
Только сейчас замечаю, что ко мне подсел Палыч и уже с полминуты бубнит мне про то, как он выиграл соревнования по гирям четыре раза подряд (столько же раз я слышал эту историю). В душ, одеться – и на прогулку: город ждет.
Маршрут Тобольск – Тобольск
День 1. Разрешите познакомиться
Ну кто, разрешите спросить, придумал сделать снег белым? Подкрасили бы его ради интереса, что ли. А то теперь разве что только писатели могут отвешивать цветастые комплименты этим «блистательным», «разноцветно искрящимся» снежным крошкам, насыпанным по всей земле, в том числе и вокруг меня. Снег, впрочем, от таких дамских комплиментов даже не краснеет. Так вот и катишься – никакого тебе разнообразия, успевай только рассматривать высовывающиеся из-под снега деревья да иногда встречающиеся домики, деревеньки, поселки и прочие мегаполисы. Но что поделать – на ближайшие шестнадцать дней мой рабочий график будет приблизительно таким. Однако жаловаться все же не буду – я ничуть об этом не жалею. Не жалею, потому как поездка моя мне нравится и, по всей видимости, нравится еще трем моим спутникам, которые в течение вышеуказанного времени надоедят мне своим присутствием до чертиков, и с которыми я за это же время сдружусь больше, чем за все время совместной учебы.
Да, кстати, совсем забыл представиться – Георгий Быков, очень рад. С удовольствием пожал бы вам руку, но, к сожалению, обе руки у меня сейчас очень заняты весьма своеобразными палочками, которые обычно называют лыжными. В довершение ко всему на моих ногах надеты сами лыжи, так что в силу обстоятельств мне приходится на них ехать.
Заодно разрешите представить вам и моих попутчиков: товарищи Помаскин, Важенин и Грязнов. Они сейчас тоже очень заняты (приблизительно тем же, чем и я), поэтому не будем им мешать, а просто уточним некоторые детали. Все мы – спортсмены, решившиеся на весьма отважное дело – переход по нашему родному Тобольскому району. Причем по той причине, что к настоящему времени, а именно к февралю тысяча девятьсот сорокового года, снегоходов «Буран» еще не изобрели, мы решили обойтись лыжами.
Вообще-то все мы, включая нашего политрука Помаскина, призывников Важенина и Грязова, а также меня, командира бригады Быкова, просто совершаем лыжный агитпоход с целью «агитации молодежи на предмет подготовки к вступлению в ряды РККА».
Денек сегодня веселый – пришлось стартовать, несмотря на плохую погоду, почему-то не очень теплую (что, в принципе, странно – зима вроде бы). Да и товарищ Грязнов всем своим тяжело дышащим поведением и сгибающейся под тяжестью походного груза фигурой явно дает понять, что для него этот пробег закончится немногим позже, чем начался, то есть он запросто может дезертировать. Что он с успехом и делает, не пройдя и пятнадцати километров. Та-а-ак, товарищ Грязнов, вы не дотянули всего каких-то пятьсот двадцать километров. Для спортсмена это совсем неплохо. Как бы вы, товарищ Грязнов, не навредили своим побегом боевому настрою моей команды.
Но, к счастью, на ближайшее время список неприятностей перечеркан, и на следующий день мы прибываем в первый пункт назначения – Дубровное.
День 2. Размышления по ходу
Вы знаете вообще-то, что такое агитпоход? Может быть, вы думаете, что это нечто похожее на хождение в народ с транспарантами и лекциями? Вы чуть-чуть (совсем) не угадали. В нашем случае, например, все немного сложнее. Нам предстоит проводить разъяснительные беседы среди деревенско-сельской молодежи. Вполне возможно, конечно, что сами по себе они парни неплохие, но, если вы думаете, что задача наша легко выполнима, попробуйте, к примеру, уговорить своего соседа взять в руки автомат, дабы защитить свое хозяйство от заграничных агрессоров. А между тем господин Бесноватый тянется к нам все ближе и ближе отнюдь не из-за позывов братской дружбы – и это надо понимать. Потому и задача наша – разъяснить этим деревенским пацанам всю сложность политической ситуации.
День 4. Зайчики в ботинках
Мороз, и без того крепкий, усиливается. Очень сильно мерзнут ноги – не помогают даже три пары носков, надетые враз. Выручил товарищ Важенин – придумал сшивать заячьи шкурки и получившейся носкоподобной конструкцией согревать ноги. Не ожидал, по правде говоря, от Важенина такой смекалки. Этот парень хоть и с трудом переносит все тяжести нашего перехода, однако за все время я не слышал, чтоб он хоть раз жаловался. И ведь видно, что тяжело ему, а он даже и виду не подаст. Ничуть не жалею, что взяли его с собой – ведет он себя гораздо лучше, чем наш прославленный спортсмен Грязнов (кстати, где он – уж не отстал ли случайно?).
Помаскин – тот вообще прет как трактор, хоть под тягач его приспосабливай. Выносливый – ужас.
День 6. В гору
Дни летят, зимней вьюгой смешивая события. Уже после четвертого или пятого дня мы перестали замечать изменения в окружающем нас пространстве. Выступления, лыжи, снова выступления, снова лыжи – все смешивается для нас, и мы уже перестаем их различать и, как это ни странно, постепенно увеличиваем темп перехода.
День 7. Физкультпривет, или Размышления по ходу – 2
Пробовали ли вы когда-нибудь кататься на лыжах? Ничуть в этом не сомневался. В любом случае, выйдите когда-нибудь теплым зимним утром (-30 °C) и совершите легким темпом (километров семь-восемь в час) пробежку километров на пятьдесят. Да! И не забудьте прихватить с собой рюкзак килограммов на десять – для остроты ощущений – и можете в течение всей прогулки наслаждаться родной сибирской природой.
День 8. Страдания молодого лыжника
Черт! Тяжело. Наше снаряжение, в принципе небольшое, значительно ухудшает скольжение лыж, увеличивая тем самым нагрузку на ноги. В этом была наша ошибка – на тренировках слишком поздно поняли необходимость тренироваться с нагрузкой и начали «нагружаться» практически уже перед самым стартом. Теперь же наши силовые резервы иссякают, и нам приходится надеяться на очень необходимую в подобных случаях штуку. Штука эта, безусловно, хороша для всех случаев жизни, и было бы совсем неплохо, если бы каждый человек обладал ею даже в небольшой мере. Называется эта штука выносливостью.
Если вы когда-нибудь пробовали бегать на расстояние большее, чем от дома до магазина, носили девушку на руках или хотя бы просто отжимались «до упора», то вам наверняка знакомо состояние, когда преодолеваешь порог усталости, когда получаешь ни с чем не сравнимую радость от того, что, переступив этот самый порог, не запнулся об него, не свалился, а, теряя сознание, сжав зубы, с перекошенным лицом (красавец!), начинаешь чувствовать, как сам можешь этот порог отодвигать, и уже радуешься этому чувству усталости, которое теперь само (парадокс?) дает тебе силы.
Так мы и терпим. Тем более нам осталось пройти совсем немного. Я надеюсь.
День 11. И последний
Ровно на пять дней раньше графика мы возвращаемся домой – уставшие и исхудалые. Встречающие нас люди с недоумением смотрят на наши вымученные улыбки. Ничего, пускай думают, что это нам как прогуляться. Мы радуемся возвращению.
Краткие сведения из дальнейшей биографии героев рассказа.
Помаскин И. – после службы в рядах армии, по окончании ВОВ, работал тренером по лыжному спорту.
Важенин Г, – после службы в рядах армии, по окончании ВОВ, работал в милиции, погиб при задержании преступной банды.
Быков Г. – погиб на фронте во время ВОВ.
Грязнов В. – дальнейшая судьба неизвестна, установлено лишь то, что после перехода он попал в сборную города и участвовал в областных соревнованиях по лыжному спорту.Русским воинам во все времена посвящается
В окопе лежит солдатик. Жует веточку. Он бы закурил, если бы курил. Вообще говоря, можно было бы и начать, жить-то осталось – ни хрена, но опять же проблема – курева нет. Выглянул – идут, суки. Гранатку бы щас… Даже патрона застрелиться нет, б…. Закрыл глаза. Каску на лоб. Страшно.
Мамка узнает – что будет… Отцу немного осталось – это его совсем добьет… Сколько ж я еще сделать не успел… Раньше все некогда было… Теперь тоже… Надо подумать о чем-нибудь другом, что бы страшно не было… Господи, господи… Не хочу…
Звуки осыпающейся земли… Автоматная очередь… Треск… Ослепляющая боль… Все…
Возьмите в руки спичку. Зажгите ее. Подождите – пусть сгорит и обожжет вам пальцы. Представьте, что так умирает какой-нибудь человек. Может, даже вы. Сделаете это двадцать миллионов раз? Нет?
Когда погибает человек, это страшно. Очень страшно. Когда погибает миллион, страшно уже оттого, что цифру эту округляют до ровной. Не сосчитали всех. Не смогли.
Сейчас нас много – больше сотни миллионов. Мы живем, едим, пьем, курим – проедаем себя, как скоты. Но, если хотя бы каждый пятый из нас подумает, что какой-то солдат когда-то УМЕР НЕ ЗА СЕБЯ, можно считать, что наша скотская жизнь прощена. Мы сможем ЖИТЬ ЗА НИХ.Александр ФИЛАТОВ
Ромашка
Лепестки, как облачка, собрались по кругу,
Ветру вторя, шелестят, шевеля друг друга.
Знают все они про всех, так уж мир устроен,
Чем кто дышит, кто любим, кто любви достоин.
Не смолкая говорят, сами себя губят,
И погибнув, не солгут: любит иль не любит…
Если что, то не поймут, братку ветра спросят,
Ведь не зря он смех и боль – все с собой уносит.
Вот такой уж чудо-цвет по полям разбросан,
Он и солнца свет впитал и купался в росах.
Златокудрый аромат в беленькой рубашке,
Тот, кто любит, – тот придет к полевой ромашке.
Розы на счастье
Ты видишь – лепестки снаружи обморожены,
Они цвели, но жизнь взяла свое.
И вот теперь, в один букет уложены,
Несут в себе признание мое.
Они росли в ущелье, что под кручею,
В верховье, у излучины ручья.
И все же по судьбе, а не по случаю
Тебе дарю их, милая моя.
Они купались в росах, грелись в лучиках,
Впитали гордость гор, хрусталь ручья.
И несмотря что стебли их колючие,
От всей души дарю тебе их я.
Они умрут, а вот тепло останется.
Своим теплом в твое тепло войдут.
Они не знали то, что с ними станется,
Пусть в сердце с новой силой расцветут.
Перевернут, встревожат и взволнуют,
Желанье, счастье и любовь зажгут.
Внесут в твой быт свою струю живую
И, умирая, все же не умрут.
Росы
Нежно укрыт одеялом туманным,
Ветер заснул в кроне старой ветлы.
Как хорошо в этом царстве хрустальном!
Сил набирают земля и цветы.
Ну а наутро, лишь брызнет рассвет,
Скатерть лучистая вспыхнет огнем.
В каждой росинке вдруг включится свет,
Солнце и небо омоются в нем.
Рухнувшее счастье
Отболела душа, запорошена
и покрылась кромкою льда.
Воровски, неспросясь,
непрошено в этот дом закралась беда.
Паутиною сердце окутала,
пеленою закрыла глаза,
Нас с тобою обманом запутала,
что распутать уже и нельзя.
Пью мертвецки. Нет бы одуматься,
выгнать пришлую старой клюкой!
Посмотри, ведь под кромкою тонкою
сила жизни струится рекой.
Будет время, и сердце согреется,
и начнется в душе ледоход,
А сейчас в том краю холодеющем
даже время замедлило ход.
Счастья льдинка рассыпалась вдребезги,
не собрать, не сложить по частям.
И смеется поземкою старая,
что любовь разлетелась к чертям.
Счастье, счастье, какое ты хрупкое,
как тебя удержать, не сгубить!
А за рухнувшим счастьем, как водится,
рвется жизни тончайшая нить.
Новогодний случай
Мороз крепчал, уже давно за сорок,
И ветер ни на миг не утихал,
Срывая снег и пыль с окрестных горок,
Порывисто взвывая, лютовал.
Все, как вчера, хотя промчались годы…
Их в смене было ровно двадцать пять,
И третий день им не было погоды,
А вылеты задержаны опять.
Их ждали семьи, жены, дети, внуки,
И каждый был нетерпелив и зол,
Ведь женские заботливые руки
Давно накрыли новогодний стол.
Вдруг вырвалось у всех почти что разом:
«Что толку ждать?! Не будет все ровно!
К чертям погоду, все, айда, на базу,
Мы сами бы доехали давно».
И вот в пути уже четвертый час,
И что там впереди, никто из них не знал,
Дремали все, но, не смыкая глаз,
Водитель вел по зимнику Урал.
И вдруг – толчок и бешеный удар!
Машина падает на левый бок.
Лишь снег да лед искрятся в свете фар,
Шофер затормозить уже не смог.
И вот они в безжизненной пустыне…
«Поднять, подрыть», – теснилось в головах…
Нашли топор с лопатою в машине,
Но сделать все трудней, чем на словах.
Они кричали, смачно матерились,
Работали, чем можно и кто мог.
И жгли бензин, и про себя молились,
Но не помог им всемогущий бог.
Остыло все, проклятый жгучий холод
В них проникал и сердце холодил.
И каждый был из них красив и молод,
И каждый в одиночку уходил.
И вот в живых осталось только пять.
Кругом пустыня – кустика не сыщешь,
И помощи им неоткуда ждать,
И рыщет смерть, и лютый ветер свищет.
Сожгли что есть, последний скат сгорел,
С последнею искрой ушла надежда.
И ни один из них не уцелел,
Рассвет на мертвом поле не забрезжил.
Стихи на прощанье
Ты сделала свой выбор, бог – судья!
Обиды нет и быть в любви не может.
Любовь не состоялась, это – да!
Моя строка тебя не потревожит.
Что пожелать, ведь ты мне не чужая!
По крайней мере, в сердце – ты моя.
И пусть ждет впереди судьба другая —
Желаю горы счастья, чувств моря
Плеча надежного и верного мужчины,
Веселья в дом, ну а в постели – рай.
Хочу, чтоб обошли тебя кручины,
Найди любовь, потом не предавай!
Спасибо, милая, спасибо, дорогая!
Ты, подаривши рай, сама в нем не была.
Живи счастливо, век не увядая,
И будь всегда любима и светла!
У озера
Ветер хмурит дождевые тучи,
По воде промчалась злая рябь,
Хлещет дождь по-северному жгучий,
Рвет с воды белеющую прядь.
Побежали волны, берег сокрушая,
Ветер с ними хрипло говорит.
Гром, раскатно дали оглашая,
В диком хоре мощно зазвучит.
Утро в Словении
Настроенье скверное: в такт погода вторит,
Задевая за холмы, ветер тучки гонит,
Мелкий дождь почти весь день землю поливает,
И в такой промозглой мгле жизнь вся замирает.
В полудреме спят цветы, набираясь силы,
И склонили у реки свои ветви ивы.
Старый дуб обвис листвой и не шелохнется,
А пройдет лишь только дождь – все вокруг проснется
Ярких красок аромат вспыхнет во всем цвете,
И с листвой заговорит легкий летний ветер.
Роза в капельках росы, будто бы невеста,
Читать бесплатно другие книги:
