Одинокая звезда Касаткина Ирина

Он позвонил знакомому хирургу, занимавшемуся пластикой лица, и договорился о встрече. Месяца через полтора Тони неуловимо изменился. Оставаясь похожим на самого себя, он вместе с тем приобрел черты молодого человека на портрете, но состарившегося лет на двадцать.

Тони было известно все, что происходило в семье Туржанских. Но он запретил Вадиму вмешиваться в события, просил только следить, чтобы с девушкой и ее матерью не случилось непоправимого. Узнав о происшествии в лагере, Тони понял, что пришел его черед. Дальше пускать события на самотек было опасно.

В машине Ольга попыталась завязать разговор с водителем, чтобы выведать, кто его прислал. Но ничего не добилась. Водитель молча вручил ей билеты на самолет, а в ответ на ее вопросы только пожал плечами. Сказал лишь, что ему велено отдать им билеты и отвезти в аэропорт, – а больше ничего не известно. Даже не сказал, кем велено. Определенно, все происходящее попахивало мистикой.

Василь встретил их, как и обещал, в Домодедово. Ольге он сообщил, что у него дома ее ждет человек, который ответит ей на все вопросы. Что этот человек его старый друг и знаком с самим БМВ, – поэтому Ольга должна полностью доверять этому человеку, как доверяет им с Ниночкой. И делать все, что тот скажет.

Леночка безучастно слушала их разговор. По приезде к ним домой она попросила разрешения прилечь. Нина отвела ее в спальню, напоила горячим молоком, и Леночка уснула.

Василь завел Ольгу в свой кабинет и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. У окна стоял высокий широкоплечий мужчина. Вот он обернулся… и у Ольги перехватило дыхание, а пол поплыл под ногами.

– Серго, это ты? – жалобно спросила она, пытаясь ухватиться за стенку. Ноги никак не хотели ее держать.

Мужчина с лицом Серго быстро пересек кабинет и, бережно поддерживая ее, усадил в кресло, – а сам сел напротив. Широко раскрытыми глазами Ольга глядела на него. Нет, все-таки это не Серго. Или Серго? Он мог бы стать таким, если бы дожил до пятидесяти лет. Но ведь он погиб давным-давно. И родственников, похожих на него, в их семье не было. Кто же он – этот человек?

Я не Серго, – мягко сказал незнакомец, – но я его посланник. Считайте, что он прислал меня, чтобы я заменил вам его здесь – на земле. Я буду заботиться о вас и вашей девочке до конца дней, потому что заботиться о вас больше некому. Отара больше нет.

– Как нет? – чуть слышно спросила Ольга. Губы не слушались ее, и внутри все дрожало. Она была близка к обмороку.

Он подал ей воды и подождал, когда она сделает несколько глотков.

– Отар погиб, – услышала Ольга. – Он отправился мстить за своих родственников, но никаких следов их не нашел. Его попросту заманили в ловушку. Отар был далеко не ангелом – о его жестокости ходили легенды. У него было много кровников.

– Юля знает?

– Уже знает. Юлию Викторовну с детьми удалось вывезти из Батуми. Сейчас она в Санкт-Петербурге у родителей. Но и там им оставаться опасно. В ближайшее время они покинут страну. Спрашивайте, Ольга Дмитриевна, – я знаю ответы на все ваши вопросы.

– Вы волшебник?

– Немножко, – улыбнулся он. – Я же вам сказал – меня прислал Серго. Мне известно все, что приключилось с вашей девочкой. Спрашивайте.

– Где Гена?

– Гены тоже нет. Гена утонул. Покончил с собой.

– Боже мой!

– Оленька, то, что я вам сейчас расскажу, не должен знать никто. Потому что все это напрямую касается Леночки – ее душевного здоровья. И ее безопасности. Вы должны мне верить. Поклянитесь, что никто и никогда не узнает о том, что вы сейчас услышите. В том числе, и сама Лена. Обещайте мне.

– Обещаю, – прошептала Ольга. Она сама не могла понять, почему верит каждому слову этого человека. Его сходство с Серго буквально парализовало ее.

– Было так. Когда Леночка в отчаянии от увиденного побежала на станцию, Гена на спуске преградил ей дорогу. Он спросил, чего она теперь хочет, и она крикнула «хочу, чтобы тебя не было». Она, конечно, имела в виду, чтоб его не было на тропинке, чтобы он не мешал ей бежать. Она была в таком состоянии, что вряд ли видела, кто перед ней.

Но он понял ее буквально. Написал записку и бросился в море. А там через час начался шторм. С берега было видно несколько смерчей. Он, безусловно, утонул.

– Скажите правду, откуда вам все это известно?

– Моему человеку было поручено оберегать вашу дочь. Он находился неподалеку, и все видел и слышал. Вот прочтите.

Он протянул Ольге смятую записку. В ней знакомым с детства почерком Гены было написано:

– Хорошо, дорогая. Меня больше не будет. Прощай!

Свет померк перед глазами Ольги. Потрясенная, она с ужасом глядела на клочок бумаги и не находила слов.

Он взял из ее руки записку, положил в пепельницу и поджег. Затем подошел к окну и развеял пепел.

– Почему же он не остановил его, ваш человек? – спросила она, немного придя в себя. – Ведь ему можно было помешать, вызвать спасателей.

– Он не мог. Ему было приказано следить за вашей дочерью. Он даже не видел, как Гена бросился в море, – видел только, как тот побежал на берег. Но когда убедился, что с девушкой все в порядке, вернулся. Обыскал все кусты в том месте, откуда предположительно Гена мог уплыть, и нашел его одежду с этой запиской.

– Его мать знает?

– Нет. Никто не знает. И не должен знать. Смотрите, Оленька, вы дали слово. Это смертельно опасно для Леночки! Два суицида за короткое время – и оба связаны с ней. А вдруг кто-нибудь еще слышал ее крик, да помалкивает до поры, до времени. Вам известно, как ней разговаривали в милиции? Представьте, что она вновь попадет в руки подобному следователю. Пришить ей дело о доведении до самоубийства ничего не стоит умеючи. Тогда она погибла. И даже если ее оправдают, – как она будет жить, зная, что ее бывший друг из-за нее покончил с собой? Что это она послала его на гибель. А ведь девочка ни в чем не виновата.

– Что же делать? – спросила Ольга, смертельно побледнев. Только теперь до нее дошел весь ужас происшедшего.

– Вам обеим надо немедленно покинуть страну. Визы, билеты – все готово. Самолет – через четыре часа. Вы летите в Соединенные Штаты. Вместе со мной.

– Но я никогда не думала покидать Россию. Я люблю свою страну. У меня много творческих планов. Я не хочу уезжать навсегда.

– Вы вернетесь. Пройдет несколько лет, и вы, если захотите, вернетесь. Вы не потеряете гражданства, даю вам слово.

– Но мы там никого не знаем. Где мы будем жить, чем заниматься? И с языком у меня неважно.

– Вы будете жить в большом и прекрасном доме, где вас ждет много друзей. Все они русские люди. И Юлю с детьми мы привезем туда. За домом огромный сад, где много-много ваших любимых роз. Леночка будет учиться в одном из лучших университетов мира. К ее услугам будут самые современные компьютеры. Там она придет в себя, оживет.

И вы без дела не останетесь. Вас же знают – ваши статьи широко известны. Будете преподавать математику и продолжать заниматься наукой. И язык не проблема, вы его за пару месяцев освоите, обещаю.

Решайтесь, Оленька. Время не ждет.

В это время на письменном столе Василя зазвонил телефон.

– Это вас, – сказал он, протягивая трубку.

– Оленька! – услышала она голос Бориса Матвеевича. – С тобой говорит мой бывший ученик. Верь ему, как мне. Он очень любит тебя. Он сделает все, чтобы вам с Леночкой было хорошо. Послушайся его, дорогая. Желаю тебе счастья – ведь ты так мало видела его.

Прошло время – не очень много времени. В заоблачной выси над Атлантическим океаном медленно перемещалась по небу невидимая с земли крошечная точка. В ней дышали, двигались, мечтали две сотни миров. Ведь каждый человек живет в собственном мире – и налагаясь друг на друга, пересекаясь друг с другом, эти миры и образуют нашу общую Вселенную.

Там были и наши героини со своим спутником. Они летели навстречу неведомому будущему. В прошлом они сильно страдали и заслужили лучшей участи. Будем надеяться, что так оно и случилось.

Промучившись неделю в Воронеже и доведя там всех родственников до белого каления своим похоронным видом, Дима вернулся домой. Он, как ему казалось, смирился со своей потерей. Но ему безумно хотелось увидеть Лену – только увидеть. Хотя бы издали. Пусть она больше не любит его – но ведь можно остаться друзьями? Ведь остался он Маринке другом – почему и с ней нельзя так же? Хоть иногда разговаривать с ней – это тоже счастье.

Так думал Дима, направляясь к ее дому. Он сам не знал, что скажет ей. Можно просто посмотреть на нее и уйти – все легче. А вдруг ее настроение изменилось – в его пользу? У него ее книги – он договорится, когда их вернет. А с первого сентября они будут учиться в одной группе.

Но сколько ни нажимал Дима на кнопку звонка, ему никто не открыл. Он вернулся домой и стал звонить ей каждый час. Все тщетно. Набравшись смелости, он позвонил Маринке. Но та тоже не знала, куда они подевались. Правда, пообещала, если узнает, сказать.

Август кончился. Первого сентября Лена не пришла на занятия. Ольга Дмитриевна тоже на работе не появилась. Дима пытался узнать что-нибудь о них у Гарри Станиславовича, но тому тоже ничего не было известно. Ректору позвонили из Москвы, что Туржанская у них больше не работает и на ее должность можно объявлять конкурс. Но на вопрос, куда она подевалась, вразумительного ответа он так и не получил.

Дима обратился в адресное бюро. И был совершенно потрясен, узнав, что такие нигде не значатся. Он метался по всем знакомым – но безрезультатно.

И когда он совсем впал в отчаяние от этой неизвестности, ему был звонок.

– Дмитрий Рокотов? – спросил незнакомый мужской голос.

– Я, – подтвердил Дима.

– Забудь ее, парень. Больше не ищи. Все равно не найдешь.

– Где она? – упавшим голосом спросил Дима.

– Ее здесь нет. Она улетела.

– На другую планету? – догадался Дима.

– В другую Галактику.

– А вы кто?

– Инопланетянин, – ответил голос. И отключился.

Дима понял, что теперь действительно все. Совсем все. Он больше никогда не увидит ее. Да и была ли она на самом деле? Может, она ему приснилась? Правда, остались фотографии – но их и смонтировать можно. А больше ничего и не осталось.

И он стал прощаться с ней. Вспоминал дни, проведенные вместе, – и все прощался, прощался. С каждой встречей, с каждой улыбкой, с каждым взглядом, с каждым поцелуем. Долго прощался – день за днем, неделю за неделей.

В одно из воскресений сентября он стоял на полюбившемся ему мосту и смотрел вниз, в затягивающую пустоту. Нет, он не собирался туда бросаться. Во-первых, родителей жалко. Во-вторых, – а зачем? Все равно жизнь сама когда-нибудь кончится. И потом – интересно же посмотреть, чем она будет заполнена. Самое плохое с ним уже случилось – хуже ничего быть не может. Теперь надо посмотреть, что будет в жизни хорошего. Ведь не может в ней быть только плохое, – так не бывает.

Он стоял и смотрел, ничего не замечая вокруг, весь погруженный в свои мысли. Его поза сильно не нравилась постовому милиционеру, давно наблюдавшему за ним.

– Прыгнет, не прыгнет? – гадал милиционер. – Вроде, непохож на самоубийцу. А там – бес знает, что у него на уме. Подойти, проверить документы, что ли?

Теплая ладошка ухватилась за Димин локоть. Он повернул голову. Маринка. Верный оруженосец. Беспокоится о нем – любящая душа.

– Камешек попал в кроссовку, – жалобно сказала она, стоя на одной ножке. – Вытряхиваю, вытряхиваю, а он все колется.

Опираясь на его руку, она сняла кроссовку и стала вытряхивать зловредный камешек. Потом нагнулась, чтобы зашнуровать.

Дима присел, отобрал у нее шнурки и стал, не спеша, продевать в круглые дырочки. Она села на пятую точку и погладила его руку в светлых волосках.

«Я могу сделать ее самой счастливой на свете, – думал Дима, зашнуровывая кроссовку. – Это в моих силах. И, может быть, она поделится счастьем со мной. Сделать счастливым другого – это много. Надо попробовать – а вдруг получится?»

– Молодые люди, что вы здесь делаете? – Милиционер, наконец, решил подойти к ним.

– Мариночка, выходи за меня замуж, – предложил Дима. – Обещаю быть тебе хорошим мужем.

– О, Димочка! – только и смогла вымолвить потрясенная Маринка. – Димочка, любимый мой!

– Молодые люди, вы что, не слышите: к вам обращаются! – начал сердиться милиционер. – Ну-ка встаньте! Ваши документы!

– Все в порядке, генерал, – улыбнулся ему Дима, поднимаясь. – Мы уходим. Нас уже здесь нет.

И поднял руку, останавливая такси.

– Димочка, поехали ко мне, – нерешительно попросила Маринка, еще не до конца поверившая в свое счастье. – Мои на даче, вернутся через два дня. Оставайся у меня – а завтра вместе пойдем в институт.

– Все, как ты хочешь. Хоть навсегда! – Он, обнял ее за плечи. – Вези, ездовой, нас на Соборный – а когда освободишься, выпей за наше счастье.

И положил на колено водителю сотенную купюру.

У Маринки тряслись руки, когда она пыталась вставить ключ в замок. Ключ никак не вставлялся. Тогда он отобрал его и сам открыл дверь. И сам запер.

– О, Димочка! – простонала Маринка, встав на цыпочки и целуя его в подбородок. – Неужели это правда? Я столько раз обнимала тебя во сне! Неужели это наяву? Ты не исчезнешь сейчас?

– Не исчезну, – пообещал он, беря ее на руки. – Теперь уже не исчезну. Теперь я твой навсегда.

Вновь, как тогда в его комнате, она оказалась в горизонтальном положении, придавленная тяжестью любимого тела. Его ресницы пощекотали ее щеку. А вот и его губы – они целуют ее, как тогда. О, как сладостен их поцелуй!

Слезы счастья текли по ее лицу, мешая ей смотреть на него. Она улыбалась Диме, вытирая их ладошками, – а они все текли и текли.

– Можно? – шепнул он ей на ушко.

– О, Димочка! Я твое отражение, я твое продолжение! Я исполнение всех твоих желаний! Тебе можно все – только тебе одному!

Солнечный луч пробился сквозь занавеску и осветил ее лицо. Это Генина душа, прощенная богом, взглянула на них с небес и улыбнулась им. Ведь души не умеют ненавидеть – они могут только любить.

Вернувшиеся через два дня Маринкины родители испытали легкое потрясение – на звонок им открыл дверь… Дима. Их дочь с блаженной улыбкой стояла позади, обнимая изменника.

– Явился! – сурово бросил отец. – Надолго ли?

– Как получится, – нахально ответил «изменник». – Как примете. Мои родители настаивают, чтобы мы жили у них.

– Что значит – жили? – возмутился отец. – На правах кого она будет жить у тебя? У нее что – дома нет?

– На правах жены. Ее дом теперь там, где мой.

– Вы что – уже поженились? – потрясенно спросила мать. – Когда ж вы успели?

– Мамочка, ты же сама говорила – дурное дело нехитрое! – засмеялась Маринка. – Мы уже все успели. Ругайтесь, не ругайтесь, но Дима мой муж. Пока гражданский. Пока не зарегистрируемся. Но жить теперь мы будем вместе.

– А свадьба? Как то это… не по-людски.

– Ну, свадьба – это ваша забота. Нам она и даром не нужна. Да, Димочка?

– Ты не совсем права, дорогая, – ответил Дима, целуя ее, – родителям тоже надо сделать приятное. Если хотят, пусть играют.

– Хватит лизаться! – рассердился отец. – Постеснялись бы! Мать, где там у тебя пузырь припрятан? Надо же как-то отметить это дело.

– А чего нам стесняться? – гордо отозвалась Маринка. – Мы уже тарелку разбили. И не надо никакого пузыря. Стол накрыт – и там есть все, что надо. Сейчас Димины родители придут.

Потом они вшестером сидели за круглым столом в гостиной, обсуждая насущные вопросы, и пытались прийти к соглашению, которое устраивало бы всех. Но это получалось плохо.

– Ребята будут жить у нас! – настаивала Наталья Николаевна. – У нас и квартира больше, и к институту ближе.

– На один квартал всего и ближе, – не соглашался Маринкин отец. – Как это у вас – кто это решил? А матери кто помогать должен? И обо мне, опять же, заботиться? Дочь-то у нас одна.

– Положено, чтоб молодые жили в доме мужа! – возражал отец Димы. Они оба были в полковничьих формах и гордо поглядывали друг на друга.

– Не надо спорить, – попыталась их примирить Маринка. – Будем жить у вас по очереди. Две недели у Димы, две недели у нас. Пока малыш не появится.

– Какой малыш? – испугалась Наталья Николаевна. – Ты что – уже ждешь?

– Нет, мы же всего два дня вместе. Но ведь он будет когда-нибудь.

– Господи, Мариночка! Ну зачем вам сейчас малыш? Вам же учиться целых пять лет, подумай. В наши времена прекрасно можно обойтись без этого.

– А нас иначе не зарегистрируют. Мне ведь только семнадцать. Только через год исполнится восемнадцать.

– Ну, это не проблема. Зарегистрируют, обещаю.

– Все равно я хочу ребенка. Хочу, чтобы у меня мой Димочка был, только мой, – которого у меня уже никто не отнимет.

– Тебе что, одного меня мало? – засмеялся Дима. – Хочешь умножить на два?

– Хочу первую производную взять от тебя. А потом вторую.

– Ладно вам, математики, – остановил их Димин отец. – Рано загадывать. Н у, за молодых!

И шесть бокалов дружно сдвинулись, издав, как и положено настоящему хрусталю, долгий и нежный звон.