Советские танки в бою. От Т-26 до ИС-2 Барятинский Михаил
Уступая просьбе республиканского правительства, правительство СССР приняло решение продать испанцам военную технику и направить в Испанию военных советников, в том числе и танкистов.
26 сентября 1936 года в порт Картахена прибыла первая партия из 15 танков Т-26, которые предполагалось использовать для обучения испанских танкистов. Но обстановка осложнилась, и эти танки пошли на формирование танковой роты, командование над которой принял капитан РККА П. Арман. Уже 29 октября рота вступила в бой.
1 ноября нанесла удар по франкистам танковая группа полковника С. Кривошеина, в состав которой входили 23 Т-26 и девять бронеавтомобилей. При этом на части машин были испанские экипажи.
С начала декабря 1936 года в Испанию в массовом порядке начали прибывать танки Т-26 и другая военная техника, а также личный состав во главе с комбригом Д. Павловым. Командиры и механики-водители были кадровыми военными, направленными из лучших частей и соединений Красной Армии: механизированной бригады имени Володарского (г. Петергоф), 4-й механизированной бригады (г. Бобруйск), 1-го механизированного корпуса имени К. Б. Калиновского (г. Наро-Фоминск). На основе почти 100 единиц прибывшей техники и личного состава началось формирование 1-й Республиканской танковой бригады. Главным образом за счет советской помощи к лету 1938 года армия республиканцев располагала уже двумя бронетанковыми дивизиями.
Всего же до конца гражданской войны Советский Союз поставил республиканской Испании 297 танков Т-26 (поставлялись только однобашенные машины образца 1933 года). Эти машины принимали участие практически во всех боевых операциях, проводившихся армией республиканцев, и показали себя с хорошей стороны. Немецкие Pz.I и итальянские танкетки CV3/33, имевшие только пулеметное вооружение, были бессильны против Т-26. Последнее обстоятельство можно проиллюстрировать на следующем примере.
Во время боя у селения Эскивиас танк Т-26 Семена Осадчего таранил итальянскую танкетку CV3 и сбросил ее в ущелье. Вторая танкетка также была уничтожена, а две другие повреждены. Соотношение потерь иногда было еще большим. Так, в период сражения под Гвадалахарой за один день 10 марта взвод из двух Т-26 под командованием испанца Э. Феррера подбил 25 итальянских танкеток!
Следует, однако, подчеркнуть, что советским танкистам противостоял достойный противник. Пехота мятежников, особенно марокканская, неся большие потери от действий танков, не покидала окопов и не отходила. Марокканцы забрасывали боевые машины гранатами и бутылками с бензином, а когда их не было, солдаты противника с винтовками наперевес бросались прямо под танки, били прикладами по броне, хватались за гусеницы.
Боевые действия в Испании, продемонстрировавшие, с одной стороны, превосходство советских танков над немецкими и итальянскими в вооружении, с другой стороны, выявили и их основной недостаток — слабость бронирования. Даже лобовая броня Т-26 легко пробивалась немецкими и итальянскими противотанковыми пушками.
Первой боевой операцией Красной Армии, в которой участвовали танки Т-26, стал советско-японский вооруженный конфликт у озера Хасан в июле 1938 года. Для разгрома японской группировки советское командование привлекло 2-ю механизированную бригаду, а также 32-й и 40-й отдельные танковые батальоны. Советская танковая группировка насчитывала 257 танков Т-26, в том числе 10 ХТ-26, три мостоукладчика СТ-26, 81 БТ-7 (в разведбатальоне 2-й мехбригады) и 13 самоходных установок СУ-5-2.
Еще до начала боевых действий 2-я мехбригада понесла существенные потери. 27 июля, за три дня до выступления в район боев, арестовали ее командира комбрига А. П. Панфилова, начальника штаба, комиссара, командиров батальонов и ряда других подразделений. Всех их объявили врагами народа. В результате 99 % командного состава составляли вновь назначенные люди, что негативно сказалось на последующих действиях бригады. Так, например, из-за плохой организации движения колонн и спешки марш протяженностью всего в 45 км бригада прошла за 11 часов! При этом часть подразделений из-за полного незнания маршрута движения довольно долго блуждала по городу Ворошилов-Уссурийский.
При штурме занятых японцами сопок Богомольная и Заозерная наши танкисты натолкнулись на хорошо организованную противотанковую оборону. В результате было потеряно 85 танков Т-26, из них 9 — сожжены. После окончания боевых действий 39 танков были восстановлены силами воинских частей, а остальные ремонтировались в заводских условиях.
Основная тяжесть боевых действий танковых частей в Монголии у р. Халхин-Гол «легла на плечи» колесно-гусеничных танков БТ. По состоянию на 1 февраля 1939 года в составе 57-го Особого корпуса имелось всего 33 танка Т-26, 18 ХТ-26 и шесть тягачей на базе Т-26. «Бэтэшек», для сравнения, насчитывалось 219 единиц. Мало изменилась ситуация и в дальнейшем. Так, на 20 июля 1939 года в частях 1-й армейской группы имелось в наличии 10 танков ХТ-26 (в 11-й танковой бригаде) и 14 Т-26 (в 82-й стрелковой дивизии). К августовским боям число «двадцатьшестых», главным образом химических, немного увеличилось, но все равно они составляли сравнительно небольшой процент от общего числа участвовавших в боях танков. Тем не менее использовались они достаточно интенсивно.
Здесь небезынтересно будет привести некоторые выдержки из документов, составленных в 1-й армейской группе по итогам боевых действий, в той части, в которой они касаются танков Т-26 и машин на их базе.
«Т-26 — показали себя исключительно с хорошей стороны, прекрасно ходили по барханам, очень большая живучесть танка. В 82-й стрелковой дивизии был случай, когда в Т-26 было пять попаданий из 37-мм орудия, разнесло броню, но танк не загорелся и после боя своим ходом пришел на СПАМ (сборный пункт аварийных машин. — Прим. автора)». После подобной лестной оценки следует куда менее лестное заключение, касающееся уже бронезащиты Т-26 (впрочем, и других наших танков): «японская 37-мм пушка пробивает броню любого нашего танка свободно».
Отдельной оценки заслужили действия химических танков.
«К началу боевых действий в составе 57-го Особого корпуса имелось всего 11 химических танков (ХТ-26) в составе роты боевого обеспечения 11-й танковой бригады (два взвода по 5 танков и танк командира роты). Огнеметной смеси имелось 3 зарядки в частях и 4 на складе.
20 июля в район боевых действий прибыла 2-я рота химических танков из состава 2-й танковой химической бригады. Она имела 18 ХТ-130 и 10 зарядок огнеметной смеси. Однако оказалось, что личный состав роты очень слабо подготовлен к огнеметанию. Поэтому до выхода роты непосредственно в район боевых действий с ними были проведены практические занятия по огнеметанию и изучен боевой опыт, уже имеющийся у танкистов-химиков 11-й танковой бригады.
Кроме того, в составе прибывшей на фронт 6-й танковой бригады имелось 9 ХТ-26. Всего к началу августа в войсках 1-й армейской группы имелось ХТ-26 — 19, ЛХТ-130 — 18.
За период августовской операции (20–29 августа) все химические танки принимали участие в бою. Особенно активно они действовали в период 23–26 августа, причем в эти дни ЛХТ-130 ходили в атаку по 6–11 раз.
Всего за период конфликта химические подразделения израсходовав 32 т огнеметной смеси. Потери в людях составили 19 человек (9 убитых и 10 раненых), безвозвратные потери в танках — 12 машин, из них ХТ-26 — 10 (из них 11-я танковая бригада — 7 и 6-я танковая бригада — 3), ХТ-130 — 2.
Слабым местом применения огнеметных танков явились плохая разведка и подготовка машин к атаке. В результате было большое расходование огнесмеси на второстепенных участках и излишние потери.
В ходе первых же боев было установлено, что японская пехота не выдерживает огнеметания и боится химического танка. Это показал разгром отряда Азума 28–29 мая, в котором активно использовалось 5 ХТ-26.
В последующих боях там, где применялись огнеметные танки, японцы неизменно оставляли свои укрытия, не проявляя стойкости. Например, 12 июля отряд японцев в составе усиленной роты с 4 противотанковыми орудиями проник в глубь нашего расположения и, несмотря на неоднократные атаки, оказывал упорное сопротивление. Введенный только один химтанк, который дал струю огня по центру сопротивления, вызвал в рядах противника панику, японцы из передней линии траншей убежали в глубь котлована и подоспевшей нашей пехотой, занявшей гребень котлована, этот отряд был окончательно уничтожен».
Едва отгремела канонада на Дальнем Востоке, как заговорили орудия на Западе. Немецкие дивизии перешли польскую границу, началась Вторая мировая война.
Накануне Второй мировой войны Т-26 главным образом состояли на вооружении отдельных легкотанковых бригад (256–267 танков в каждой) и отдельных танковых батальонов стрелковых дивизий (одна рота — 10–15 танков). В составе этих частей и подразделений они принимали участие в «освободительном походе» на Западную Украину и Западную Белоруссию.
В частности, 17 сентября 1939 года польскую границу пересекли 878 Т-26 Белорусского фронта и 797 Т-26 Украинского фронта. Потери в ходе боевых действий во время польского похода были весьма незначительны: всего 15 «двадцатьшестых». а вот по причине разного рода технических неисправностей входе маршей вышли из строя 302 боевых машины. Потери танков, в том числе и Т-26, в ходе «Зимней войны» были значительно больше.
Советско-финская, или, как ее часто называют, Зимняя, война началась 30 ноября 1939 года. В войне с Финляндией принимали участие 10-й танковый корпус, 20-я тяжелая, 34-, 35-, 39- и 40-я легкотанковые бригады, 20 отдельных танковых батальонов стрелковых дивизий. Уже в ходе войны на фронт прибыли 29-я легкотанковая бригада и значительное количество отдельных танковых батальонов.
Опыт войны заставил внести изменения в структуру танковых частей. Так, в условиях северного ТВД танки Т-37 и Т-38, которыми были укомплектованы две роты в танковых батальонах стрелковых дивизий, оказались бесполезны. Поэтому директивой Главного Военного Совета РККА от 1 января 1940 года предусматривалось в каждой стрелковой дивизии иметь танковый батальон из 54 Т-26 (из них 15 — химические), а в каждом стрелковом полку — танковую роту из 17 Т-26. В это же время началось формирование семи танковых полков по 164 танка Т-26 в каждом. Они предназначались для мотострелковых и легких моторизованных дивизий. Однако последних сформировали всего две.
На фронтовой дороге — танки Т-26 обр. 1933-го и 1939 г. Карельский перешеек, декабрь 1939 года
Парк танков Т-26, использовавшийся во время «зимней» войны, был очень пестрым. В бригадах, имевших на вооружении боевые машины этого типа, можно было встретить и двухбашенные, и однобашенные танки разных лет выпуска, от 1931 до 1939 года. В танковых батальонах стрелковых дивизий материальная часть, как правило, была старой, выпуска 1931–1936 годов. Но некоторые части комплектовались новенькими Т-26, прямо с завода. Всего же к началу боевых действий в танковых частях Ленинградского фронта насчитывалось 848 танков Т-26.
Как и боевые машины других марок, «двадцатьшестые» использовались в качестве основной ударной силы при прорыве «линии Маннергейма». В основном привлекаюсь для разрушения фортификационных сооружений: от расстрела противотанковых надолб до ведения огня прямой наводкой по амбразурам финских дотов.
Наибольший же интерес вызывают действия 35-й легкотанковой бригады, поскольку именно это соединение провело самый крупный и едва ли не единственный бой с финскими танками.
Первые дни боев бригада действовала в направлении на Кивиниеми, а затем была переброшена в район Хоттинен — высота 65,5. До конца декабря танки бригады, неся большие потери, атаковали противника, поддерживая 123-ю и 138-ю стрелковые дивизии, а затем были выведены в резерв. В январе танкисты занимались эвакуацией и ремонтом матчасти, проводили занятия по отработке взаимодействия с пехотой, саперами и артиллерией. Учитывая опыт предыдущих боев, были изготовлены деревянные фашины. Их укладывали на сани, прицепляемые к танку сзади. Фашины предназначались для заполнения рвов и проходов между надолбами. По предложению бойцов был изготовлен деревянный мост для преодоления рвов. Предполагалось, что его можно будет толкать перед Т-26 на полозьях. Однако конструкция получилась очень громоздкой и тяжелой, что исключало передвижение моста в условиях пересеченной местности.
К началу прорыва главной полосы обороны — «линии Маннергейма» — танки бригады побатальонно придали 100, 113 и 123-й стрелковым дивизиям, с которыми они и действовали до конца войны.
В конце февраля 1940 года в полосу наступления 35-й легкотанковой бригады была выдвинута 4-я финская танковая рота, насчитывавшая 13 танков «Виккерс 6-тонный», из них 10 — вооруженных 37-мм пушкой «Бофорс». Финские танки получили задачу — поддержать атаку пехоты 23-й финской пехотной дивизии.
В 6.15 26 февраля восемь «виккерсов» (с пушками «Бофорс») двинулись в бой. Из-за поломок две машины остановились, и к позициям советских войск вышло только шесть танков. Однако финским танкистам не повезло — пехота за ними не пошла, а из-за плохо проведенной разведки «виккерсы» напоролись на танки 35-й танковой бригады. Если судить по финским документам, судьба «виккерсов» сложилась следующим образом.
Танк с номером R-648 был подбит огнем нескольких советских танков и сгорел. Командир танка был ранен, но сумел выйти к своим. Трое остальных членов экипажа погибли. «Виккерс» R-655, перейдя через железную дорогу, был подбит и оставлен экипажем. Этот танк финны смогли эвакуировать, но восстановлению он не подлежал и впоследствии был разобран. «Виккерсы» R-664 и R-667 получили по нескольку попаданий и потеряли ход. Некоторое время они вели огонь с места, а затем были оставлены экипажами. «Виккерс» R-668 застрял, пытаясь свалить дерево. Из всего экипажа уцелел только один человек, остальные погибли. «Виккерс» R-670 также был подбит.
В оперативной сводке 35-й бригады за 26 февраля о подробностях этого боя сказано очень лаконично: «Два танка „Виккерс“ с пехотой вышли на правый фланг 245-го стрелкового полка, но были сбиты. Четыре „виккерса“ пришли на помощь своей пехоте и были уничтожены огнем трех танков командиров рот, шедших на рекогносцировку».
Еще короче запись в «Журнале военных действий» 35-й бригады: «26 февраля 112-й танковый батальон вместе с частями 123-й стрелковой дивизии вышел в район Хонканиеми, где противник оказывал упорное сопротивление, неоднократно переходя в контратаки. Тут подбито два танка „Рено“ и шесть „виккерсов“, из них один „Рено“ и три „виккерса“ эвакуированы и сданы в штаб 7-й армии».
О дальнейшей судьбе трофейных «виккерсов» известно только то, что по одному танку экспонировалось на выставках «Разгром белофиннов» в Москве и Ленинграде. Один поступил в 377-й отдельный танковый батальон, а один (R-668) — на полигон в Кубинку, где весной — летом 1940 года проходил испытания.
Стреляет танк ХТ-130 из 210-го отдельного химического танкового батальона. Карельский перешеек, февраль 1940 года
Танки Т-26 35-й легкотанковой бригады готовятся к атаке. Февраль 1940 года
Следует отметить, что значительно подробнее и эмоциональнее бой с танками противника описан его непосредственным участником В. С. Архиповым, в то время командиром роты 112-го танкового батальона 35-й легкотанковой бригады. Вот что он пишет:
«25 февраля авангард 245-го полка — 1-й стрелковый батальон капитана А. Макарова с приданной ему нашей танковой ротой, — продвигаясь вдоль железной дороги на Выборг, овладел станцией Кямяря, а к исходу дня — полустанком Хонканиеми и близлежащим поселком Урхала.
Пехотинцы вырыли окопы в снегу и в них посменно отдыхали. Мы ночевали прямо в танках, в лесу. Дежурили повзводно, замаскировав машины на просеке. Ночь прошла спокойно, и, когда на дежурство вышел танковый взвод лейтенанта И. И. Сачкова и стало светать, на меня навалилась дремота. Сижу в машине, на своем обычном месте, у пушки, и не пойму, то ли во сне, то ли наяву думаю о том, что вырвались мы далеко вперед, связи с соседом справа нет. А что есть? Есть хорошая позиция: слева низина — болото под снегом или озеро заболоченное, а справа — насыпь железной дороги и несколько сзади нас, близ полустанка, переезд. Там тылы батальона — санчасть, полевая кухня… Двигатель танка работал на малых оборотах, вдруг перестаю его слышать. Уснул! С усилием открываю глаза, а в уши врывается рев танкового мотора. Нет, не наш. Это рядом. И в этот момент танк наш сильно дернуло…
Так, с происшествия, начался первый и последний бой с танками противника. Вспоминая его сегодня, прихожу к выводу, что он был одинаково неожиданным и для нас, и для врага. Для нас потому, что до того дня, до 26 февраля, мы вражеских танков не встречали и даже не слышали о них. Это первое. А второе — танки появились у нас в тылу, со стороны переезда, и лейтенант Сачков принял их за свои, за роту Кулабухова. Да и немудрено было спутать, так как легкий английский танк „Виккерс“ был внешне похож на Т-26, как близнец. Только пушка у нас посильней — 45-мм, а у „Виккерса“ — 37-мм.
Ну а что касается противника, то, как выяснилось вскоре, у него слабо сработала разведка. Командование врага, разумеется, знало, что вчера мы овладели полустанком. Мало того, что знало, оно готовило контратаку на полустанок и в качестве исходной позиции наметило рощу между низиной и насыпью железной дороги, то есть место, где мы, танкисты и стрелки капитана Макарова, провели эту ночь. Вражеская разведка просмотрела тот факт, что после захвата Хонканиеми, посадив на броню штаб батальона и до сотни пехотинцев, мы уже в сумерках продвинулись еще на километр-полтора севернее Хонканиеми.
Итак, танк наш дернуло ударом извне. Я откинул люк и высунулся из него. Слышат, как внизу сержант Коробка вслух выразил свое мнение о механике-водителе задевшего нас танка:
— Вот шляпа! Ну я ему!..
— Не нашей роты машина! Нет, не нашей! — уверенно сказал радист Дмитриев.
Танк, задевший нашу гусеницу своей (наша машина стояла сбоку просеки, замаскированная ельником), удалялся. И хотя я знал, что это может быть только танк из роты Кулабухова, тревога как бы кольнула сердце. Почему — в этом я разобрался потом. А тут я видел вокруг утреннюю рощу, падала изморозь, и, как всегда, когда вдруг потеплеет, деревья стояли в снежном кружеве — в куржаке, как говорят на Урале. А дальше, у переезда, в утреннем туманце виднелась группа пехотинцев. Гуськом, одетые в полушубки и валенки, они шли к лесу с котелками в руках. „Кулабухов!“, — подумал я, рассматривая танки, которые появились на переезде и стали медленно обгонять пехотинцев. Один из стрелков, изловчившись, поставил котелок на броню танка, на мотор, и поспешал рядом, крича что-то товарищам. Мирная утренняя картина. И вдруг я понял причину своей тревоги: на башне удалявшегося от нас танка была синяя полоса. Таких опознавательных знаков советские танки не имели. И пушки на танках были другие — короче и тоньше.
— Сачков, танки противника! — крикнул я в микрофон. — По танкам — огонь! Бронебойный! — приказал я Дмитриеву и услышал щелчок закрывшегося затвора пушки.
Башня танка, первым обогнавшего наших пехотинцев, слегка развернулась, пулеметная очередь прошлась по лесу, по ближним кустам, ударила в крышу моего башенного люка. Мелкие осколки порезали мне руки и лицо, но в тот момент я этого не почувствовал. Нырнув вниз, припал к прицелу. В оптике вижу пехотинцев. Срывая из-за спины винтовки, они кидаются в снег. Сообразили, на чьих моторах грели котелки с кашей. Ловлю в перекрестие правый борт „Виккерса“. Выстрел, еще выстрел!
— Горит! — кричит Коробка.
Рядом гремят выстрелы танков Сачкова. Вскоре к ним присоединяются и другие. Значит, вступил вдело и взвод Наплавкова. Танк, который нас задел, встал, подбитый. Остальные вражеские машины потеряли строй и как бы разбрелись. Конечно, сказать о танках, что они паникуют, нельзя — паникуют экипажи. Но видим-то мы только машины, которые бросаются то в ту, то в другую сторону. Огонь! Огонь!
Всего в этот день в районе полустанка Хонканиеми было подбито 14 финских танков английского производства, а три машины мы захватили в исправности и по приказу командования отправили железной дорогой в Ленинград. Потом я их видел — они стояли во дворе ленинградского музея революции в качестве экспонатов. А после Великой Отечественной войны я „виккерсов“ там уже не нашел. Сотрудники Музея рассказали, что осенью сорок первого года, когда началась фашистская блокада города, танки были отремонтированы и отправлены с экипажами на фронт».
Насколько достоверно последнее утверждение, сказать трудно, но вот число подбитых финских танков В. С. Архипов явно завысил. Как это следует из приведенных выше документов, было подбито всего 6 боевых машин противника. Конечно же, действия малочисленных финских танковых частей не оказали никакого влияния на ход боев. А вот финская противотанковая оборона оказалась значительно эффективнее. Об этом красноречиво говорят цифры наших потерь в бронетанковой технике.
За весь период боевых действий с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года Красная Армия потеряла на Карельском перешейке 3178, из них 1903 составили боевые потери и 1275 — потери по техническим причинам. Потери танков Т-26 всех вариантов составили, по неполным данным, около 1000 единиц, то есть превысили количество «двадцатьшестых» на начало войны. Однако в ходе боевых действий в качестве пополнения прибывали танки как с заводов, так и в составе перебрасывавшихся на фронт новых танковых частей. В феврале 1940 года, например, на Карельский перешеек из Бреста прибыла 29-я легкотанковая бригада в составе 256 танков Т-26.
На 1 июня 1941 года танковые войска Красной Армии располагали 10 268 танками Т-26 всех модификаций, включая специальные, что составляло 39,5 % всего танкового парка Красной Армии. Представляет интерес и количество танков Т-26 в западных военных округах.
Всего в западных, или, как их часто называют, приграничных, военных округах к 1 июня 1941 года насчитывалось 4875 танков Т-26 всех модификаций. Из этого количества 709 боевых машин относились к 3-й и 4-й категориям, то есть требовали среднего и капитального ремонта. Само собой разумеется, что эти танки были небоеспособны. Формально к боеготовым машинам относились танки 1-й и 2-й категорий. 828 танков 1-й категории представляли собой технику, находившуюся на хранении. После снятия с хранения эти танки были готовы к бою. Сложнее обстояло дело с машинами 2-й категории (3339 единиц), к которой относились как вполне исправные и годные к использованию танки, так и требующие текущего ремонта. В понятие «текущий ремонт» относились такие операции, как замена аккумуляторов, траков гусениц, опорных катков и т. д. Если учесть дефицит запасных частей, имевшийся в Красной Армии, то становится ясно, что некоторая часть танков 2-й категории была небоеспособной. В некоторых подразделениях до трети машин стояли без движения (особенно для Т-26 не хватало траков и пальцев), хотя числились они во 2-й категории. Кроме того, до 30 % танков составляли машины выпуска 1931–1934 годов, имевшие ограниченный моторесурс.
Немецкий солдат осматривает разбитый танк Т-26. Группа армий «Центр», июнь 1941 года
Таким образом, в пяти западных военных округах имелось примерно 3100–3200 технически исправных танков Т-26 и машин на их базе, что немногим меньше всего немецкого танкового парка, предназначенного для вторжения в СССР, и примерно 40 % от общего числа советских танков, имевшихся в этих округах.
В ходе боевых действий первых месяцев Великой Отечественной войны большинство Т-26 оказались потерянными в основном от огня артиллерии и ударов авиации. Много машин вышло из строя по техническим причинам, а недостаточная обеспеченность воинских частей средствами эвакуации и нехватка запасных частей не позволили их отремонтировать. При отходе даже танки с незначительными поломками приходилось взрывать или поджигать. Динамику и характер потерь можно проиллюстрировать на примере 12-го механизированного корпуса, накануне войны дислоцировавшегося в Прибалтийском Особом военном округе. В составе корпуса на 22 июня 1941 года имелось 449 танков Т-26, два химических танка и четыре тягача-транспортера Т-27Т. К 7 июля 201 Т-26, оба химических танка и все транспортеры были подбиты. Еще 186 Т-26 вышли из строя по техническим причинам.
За этот же период в 125-м танковом полку 202-й моторизованной дивизии было потеряно 66 танков Т-26, из них 60 — безвозвратно.
К 21 июля 1941 года в 28-й танковой дивизии 12-го мехкорпуса остаюсь 4 БТ-7, 1 Т-26 и 2 БА-20, в 23-й танковой дивизии — 4 Т-26, в 202-й моторизованной дивизии — 1 Т-26! Корпус практически перестал существовать как соединение танковых войск.
Танк Т-26 обр. 1939 г., брошенный экипажем из-за слетевшей левой гусеницы. Юго-Западный фронт, июнь 1941 года
Танк Т-26, застрявший в болоте и оставленный экипажем на дальних подступах к Ленинграду. Северо-Западный фронт, 1941 год
К осени 1941 года число «двадцатьшестых» в Красной Армии заметно сократилось, но они по-прежнему продолжали составлять значительный процент материальной части. Так, например, на 1 октября 1941 года в танковых частях Западного фронта насчитывалось 475 танков, 298 из них — Т-26. Это составляло 62 %! Впрочем, техническое состояние многих из них оставляло желать лучшего. Вот что говорилось, например, в «От чете о боевых действиях 20-й танковой бригады», получившей 20 Т-26 по пути на фронт в начале октября: «Танки Т-26, прибывшие с рембазы, заводились с трудом, с буксировки, а 14 штук не заводились совершенно». По-видимому, так обстояло дело и во многих других бригадах. Во всяком случае, подобное положение лишь способствовало быстрой убыли боевых машин этого типа.
Спустя месяц, 28 октября 1941 года, в разгар немецкого наступления на Москву, в составе нашего Западного фронта имелся 441 танк. Только 50 из них были Т-26, причем 14 из них находились в ремонте.
«Двадцатьшестые» принимали участие не только в обороне Москвы. Ими был вооружен, например, 86-й отдельный танковый батальон Ленинградского фронта. 20 декабря 1941 года он получил задачу поддержать атаку нашей пехоты из района Колпино в направлении Красный Бор, Тосно. В ходе этой боевой операции совершил свой подвиг командир взвода младший лейтенант М. И. Яковлев. Вот что говорится об этом в наградном листе:
«Тов. Яковлев в боях с фашистскими оккупантами проявил себя верным сыном Социалистической Родины, героем Отечественной войны. В течение 6 дней, с 20 по 26 декабря 1941 года (в боях за Красный Бор), командир танка Т-26 Яковлев не выходил из машины, беспощадно уничтожая живую силу и технику врага.
После взятия нашими частями противотанкового рва немцы пытались возвратить утерянные ими выгодные рубежи. Они трижды контратаковали наши танки.
Тов. Яковлев, подпуская фашистов на 100 метров, в упор расстреливал их и снова переходил в атаку.
Только за одну ночь с 22 на 23 декабря им уничтожено свыше 200 солдат и офицеров противника, два дзота, три ПТО, 4 пулеметных гнезда, три миномета с прислугой и склад боеприпасов в дер. Красный Бор.
Танк Яковлева имел 9 пробоин, но отважный командир сумел его вывести с поля боя».
Младшему лейтенанту Яковлеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
Что же касается танков Т-26, то они продолжали использоваться в боевых действиях на всем протяжении советско-германского фронта от Баренцева до Черного морей в течение всего 1942 года. Правда, уже в значительно меньших количествах, чем в 1941-м.
Так, например, в составе 22-го танкового корпуса Юго-Западного фронта по состоянию на 9 мая 1942 года, то есть накануне наступления на Харьков, имелось 105 танков. Шесть из них — Т-26. К сожалению, полных данных о составе танковой группировки Юго-Западного фронта нет, поэтому нельзя указать, в каких еще танковых частях фронта имелись боевые машины этого типа. Точно известно, что упомянутые шесть танков Т-26 находились на вооружении 13-й танковой бригады.
Все бригады 22-го танкового корпуса вступили в бой с немецкой танковой группировкой (боевая группа 3-й и 23-й танковых дивизий) 13 мая 1942 года, отражая контрудар во фланг наступавшим войскам нашей 38-й армии. Немецкая группировка насчитывала более 130 танков. В результате боя 13-я танковая бригада, как, впрочем, и две другие бригады корпуса — 36-я и 133-я, потеряла все свои танки. При этом, по донесению командиров бригад, было уничтожено более 100 танков противника.
Последними крупными операциями Великой Отечественной войны, в которых в более или менее заметных количествах принимали участие танки Т-26, были Сталинградская битва и битва за Кавказ.
На 15 июля 1942 года «дватцатьшестые» имелись только в 63-й танковой бригаде (8 единиц) и 62-м отдельном танковом батальоне (17 единиц) Южного фронта. В ходе боев к концу июля 15 танков Т-26 были потеряны. В составе войск Приморской группы Северо-Кавказского фронта действовал 126-й отдельный танковый батальон (36 танков Т-26).
10 августа 1942 года 126-й батальон был передислоцирован в район Абинская-Крымская с задачей совместно со 103-й Краснознаменной стрелковой бригадой «упорно оборонять горные перевалы к Новороссийску, используя танки как неподвижные огневые точки, закопав их в землю».
Утром 17 августа противник силами до 18 танков Pz.IV Ausf.F1 с двумя ротами автоматчиков при поддержке 2–3 артиллерийских и минометных батарей перешел в наступление от ст. Ахтырская в направлении ст. Абинская.
Этот населенный пункт обороняла 1-я рота 126 го отдельного танкового батальона в составе 11 танков Т-26. В течение двух часов она вела бой с танками противника, а затем отступила на запасные позиции, с которых танки вели огонь с места. На западной окраине Абинской завязался уличный бой с танками противника. К концу дня рота потеряла от артогня и в танковом бою 7 танков. Еще 3 поврежденные машины были взорваны по приказу политрука роты. Подбитые танки не эвакуировались по причине отсутствия эвакуационных средств.
Атака танков Т-26. Западный фронт, октябрь 1941 года
18 августа вступила в бой с противником 2-я танковая рога. До 30 немецких танков и 20 автомашин с пехотой двигались в направлении станицы Крымской. В результате трехдневных позиционных боев с танками и пехотой противника рота потеряла два танка. Немецкие потери — 4 танка и несколько десятков пехотинцев.
Несколько раз атаковала противника с восточной окраины Крымской 3-я танковая рота совместно с батальоном 103-й стрелковой бригады и до исхода дня 19 августа не давала немцам возможности овладеть станцией. Однако уже на следующий день немцы, подтянув резервы, овладели Крымской. Все танки 3-й роты 126-го отдельного танкового батальона попали в окружение и погибли. Противник в этом бою потерял 5 танков, минометную батарею и до роты пехоты.
К 22 августа 1942 года батальон потерял 30 танков. При этом от ударов авиации — 5 танков, от огня артиллерии и танков противника — 21, от огня огнеметчиков — 1. Кроме того, 3 танка были подорваны экипажами.
Оставшиеся в строю 6 «двадцатьшестых» использовались как неподвижные огневые точки для обороны горных проходов в 25 км севернее Новороссийска.
Батальон понес большие потери из-за неправильного применения танков, которые без поддержки пехоты и артиллерии вели оборонительные бои на фронте протяженностью 20 км группами по 3–5 машин.
Танки Т-26 на Вяземском направлении. 1941 год
Личный же состав 126-го отдельного танкового батальона дрался геройски. Командир 2-й роты лейтенант Мелешко на своем Т-26 20 августа 1942 года лично уничтожил 4 немецких средних танка.
Еще одной частью, имевшей на вооружении значительное число танков Т-26, была 207-я танковая бригада. В ее составе на начало декабря 1942 года имелось 52 танка: 46 Т-26 и 6 Т-60.
В конце декабря 207-я танковая бригада вела наиболее интенсивные бои с противником (по сравнению с другими танковыми частями Закавказского фронта), пытаясь уничтожить в районе Сурх-Дигора танковый батальон моторизованной дивизии СС «Викинг». В течение 27 и 28 декабря из-за слабой организации боевых действий бригада потеряла 37 танков Т-26 и Т-60, подбив при этом 14 танков противника (10 из них были эвакуированы немцами с поля боя).
Следует отметить, что практически во всех случаях после потери танков Т-26 бригады и батальоны, их имевшие, в качестве пополнения получали боевые машины других типов, находящихся в серийном производстве или получаемых по ленд-лизу. В частности, на вооружение батальонов легких танков танковых бригад поступали машины Т-60 и Т-70.
В 1943 году на большинстве участков советско-германского фронта танки Т-26 уже не использовались. В основном они сохранялись там, где фронт был достаточно стабилен, где длительное время не велось активных боевых действий, а также в некоторых тыловых частях.
В связи с этим любопытно будет упомянуть 151-ю танковую бригаду (45-я армия, Закавказский фронт). Бригада в составе 24 Т-26 и 19 английских легких танков Мк. VII «Тетрарх» охраняла государственную границу СССР с Ираном. В январе 1943 года бригаду перебросили в Туапсе в распоряжение 47-й армии.
Ремонт танка Т-26 на одном из предприятий Ленинграда. 1941 год
Довольно долго «двадцатьшестые» сохранялись в войсках Ленинградского фронта. В частности, к началу операции по снятию блокады в январе 1944 года в составе 1-й и 220-й танковых бригад Ленинградского фронта имелось по 32 танка Т-26.
На другом стабильном участке советско-германского фронта — в Карелии и на Мурманском направлении — Т-26 состояли на вооружении еще дольше — до лета 1944 года.
Последней же боевой операцией советских Вооруженных сил, в которой приняли участие Т-26, стал разгром японской Квантунской армии в августе 1945 года. На Дальнем Востоке к 1945 году сохранилось довольно много танков старых марок, в первую очередь Т-26 и БТ-7. Ими были укомплектованы несколько танковых бригад, которые всю Великую Отечественную войну находились на маньчжурской границе и не участвовали в военных действиях. С целью повышения их боевых возможностей летом 1945 года с заводов поступило 670 танков Т-34-85, которыми укомплектовали первые батальоны в этих танковых бригадах. На вооружение же вторых и третьих батальонов сохранились танки Т-26 или БТ-7. В таком составе эти части приняли участие в боях с японцами.
Постановка задачи танковому подразделению. Севастополь, январь 1942 года
Прежде чем давать оценку Т-26, необходимо определиться с классификацией. В большинстве современных справочников эту машину относят к легким танкам. Это не совсем верно. На самом деле Т-26 — легкий пехотный танк, или легкий танк сопровождения пехоты.
Впрочем, если быть абсолютно точным, то танк сопровождения в классическом варианте — это пулеметная версия Т-26. Так сказать, полный аналог британского «Виккерса» модели А, который был закуплен Советским Союзом. Посте оснащения Т-26 в 1933 году 45-мм пушкой получили что-то вроде танка-истребителя. От пехотного танка осталась разве что ограниченная скорость движения.
Однако вне зависимости от нюансов классификации следует признать, что «Виккерс 6-тонный» модели А и его советский вариант Т-20 обр. 1931 года вполне соответствовали поставленным перед ними задачам. Их маневренные качества и вооружение полностью укладывались в концепцию легкого пехотного танка. Противопульную бронезащиту на тот момент нельзя признать недостатком. В конце 1920-х годов ни в одной армии мира еще не было специализированных противотанковых пушек. Отсутствовала и теоретическая (да и практическая) база системы противотанковой обороны. Танк почти безраздельно доминировал на поле боя.
Танк Т-26 в районе Невской Дубровки. Ленинградский фронт, 1942 год
Танк Т-26 в засаде. Западный фронт, 1942 год
К моменту принятия на вооружение Т-26 обр. 1933 года ситуация изменилась кардинальным образом. С 1930 по 1933 год на вооружение Красной Армии были приняты сначала 37-мм, а затем и 45-мм противотанковые пушки. Танковым вариантом последней вооружили Т-26. При оценке бронезащиты танка существует следующий критерий: его броня должна «держать» снаряды собственной пушки. Броня Т-26 абсолютно не соответствовала этому критерию. Не «держала» она и снаряды противотанковых пушек меньшего калибра, появившихся к тому времени за рубежом. Так что уже на 1933 год Т-26 следует признать устаревшим. Однако понимание этого пришло только после войны в Испании, и то далеко не ко всем военным руководителям страны. Во всяком случае, работы по созданию танков с противоснарядным бронированием шли ни шатко ни валко. Окончательный приговор «двадцатьшестому» вынесли Халхин-Гол и Зимняя война.
Нельзя, впрочем, сказать, что не предпринимались никакие шаги для усиления бронирования Т-26. Введение конической башни, а затем и наклонной брони подбашенной коробки, безусловно, способствовало повышению пулестойкости брони. Но только пулестойкости! От снарядов она по-прежнему не спасала. Кардинальное же усиление бронезащиты было невозможно. Неизбежно возраставшую при этом массу не выдержала бы ни ходовая часть, ни двигатель, ни трансмиссия. Масса Т-26 к концу серийного производства и без того возросла до 12 т, что самым негативным образом сказалось на его технической надежности.
По-хорошему, требовалось снять Т-26 с производства уже в 1936–1937 годах. Но безнадежно устаревшую и концептуально (к этому времени уже были созданы пехотные танки с мошной бронезащитой — R-35 и Н-35 во Франции и «Матильда I» в Великобритании), и технически машину продолжали выпускать до 1941 года. Начать массовый выпуск танка сопровождения Т-50, имевшего броню на уровне среднего Т-34, так и не удалось.
Впрочем, читателя чаще всего волнует не вопрос о том, насколько устаревшим был Т-26 на 1941 год, а его реальные возможности при встрече с немецкими танками. При ответе на этот вопрос необходимо проанализировать в сравнении три основных оценочных параметра: подвижность, защищенность и огневую мощь.
С подвижностью у Т-26 дело обстояло довольно плохо — он уступал всем танкам Вермахта, за исключением чехословацкого 35(t). Последний был вообще близок по своим ТТХ к Т-26, поскольку создавался в рамках той же концепции и по образу и подобию «Виккерса 6-тонного».
Защищенность у Т-26 была еще хуже — даже германский Pz.I (по сути танкетка с вращающейся башней) имел более толстую броню, чем Т-26. Все остальные легкие немецкие танки 1941 года защищались лобовой броней в 25–30 мм, а средние и тяжелые (напомним читателю, что до 1942 года немцы делили танки на классы не по боевой массе, а по калибру пушки) — до 50 мм.
«Приказ — перейти границу!» Митинг в одной из танковых частей перед началом войны с Японией. Август 1945 года
Пожалуй, только с вооружением у Т-26 было все в порядке. Мощная (для 1941 года) 45-мм пушка в определенной степени компенсировала недостаточность бронезащиты Т-26 и уравнивала шансы в огневой дуэли с немецкими танками.
Впрочем, отнюдь не недостатки этой боевой машины обусловили высокие потери 1941 года. Целый ряд боевых примеров, приведенных выше, убедительно доказывает, что при грамотном применении Т-26 мог эффективно противостоять и Pz.III, и Pz.IV, и не только в 1941-м, но и в 1942 году.
Легкий танк БТ
Колесно-гусеничный танк БТ-2 был разработан в 1931 году специальным КБ ХПЗ под руководством военинженера 2-го ранга М. Н. Тоскина, а затем А. О. Фирсова. В качестве прототипа использовался американский танк М.1940 конструктора Джона Уолтера Кристи. Приказом Реввоенсовета СССР от 23 мая 1931 года танк был введен в систему автобронетанкового вооружения Красной Армии в качестве быстроходного истребителя. Его серийное производство было организовано в 1932–1933 годах на Харьковском паровозостроительном заводе (ХПЗ) им. Коминтерна. Башни и броневые листы корпуса машины изготавливались на Ижорском и Мариупольском заводах. Всего было изготовлено 620 танков БТ-2.
Танк имел классическую схему компоновки, которая предусматривала четыре отделения: управления, боевое, моторное и трансмиссионное. Механик-водитель располагался в центре отделения управления в носовой части корпуса, командир находился во вращающейся башне и выполнял одновременно обязанности наводчика орудия и заряжающего. На машинах, которые имели артиллерийское вооружение, в состав экипажа входили три человека. Наведение пушки или пулемета по вертикали производилось с помощью плечевого упора. Углы вертикального наведения пушки составляли от -8° до +25°. Бронебойный снаряд имел начальную скорость 700 м/с и на дальности 1500 м пробивал по нормали 13-мм броню. Вращение башни осуществлялось вручную с использованием планетарного механизма поворота башни. Боекомплект танка состоял из 92 выстрелов к пушке и 2709 патронов к пулемету.
Колесно-гусеничный танк БТ-2
В течение четвертого квартала 1933 года из-за отсутствия пушек 440 машин этой модификации были выпущены с пулеметными установками ДА-2, состоявшими из двух спаренных 7,62-мм авиационных пулеметов ДА. В последующем предполагалось заменить их пушкой. Боекомплект машины составлял 2520 патронов, которые находились в 40 пулеметных дисках. Первоначально на части танков с установкой ДА-2 был сохранен пулемет ДТ, расположенный автономно справа в шаровой опоре. Из-за неудобства использования двух пулеметных установок автономный пулемет был впоследствии демонтирован и вместо него устанавливалась броневая заглушка.
Броневая защита танка БТ-2 — противопульная. Максимальная толщина броневых листов корпуса и башни составляла 13 мм. Соединение броневых деталей производилось заклепками. Корпус каркасного типа с двойными боковыми стенками, в носовой части имел сужение для обеспечения возможности поворота управляемых передних опорных катков при движении на колесном ходу. На танке устанавливалась башня цилиндрической формы.
В кормовой части корпуса находились моторное и трансмиссионное отделения. В моторном отделении вдоль продольной оси корпуса размещайся американский авиационный 12-цилиндровый четырехтактный карбюраторный двигатель «Либерти» мощностью 400 л.с. Этот двигатель жидкостного охлаждения имел V-образное расположение цилиндров с углом развала 45°. Емкость топливных баков составляла 360 л. Запас хода достигал достигал: на гусеничном ходу — 120 км, на колесном — 200 км.
Танк мог двигаться или на гусеничном, или на колесном ходу. Переход с одного типа движителя на другой производился за 30 мин. с выходом экипажа из машины. При движении на гусеницах передние (управляемые) опорные катки блокировались в нейтральном положении. Поворот машины при движении на гусеничном ходу осуществлялся с помощью двух рычагов управления, расположенных слева и справа от сиденья механика-водителя. При движении на колесном ходу гусеницы разделялись на звенья, укладывались на надгусеничные полки и крепились к ним кожаными ремнями. Задние опорные катки были ведущими, а передние — управляемыми.
Колесно-гусеничный танк БТ-2 преодолевает препятствие
Передача мощности на ведущие задние опорные катки колесного хода осуществлялась с помощью двух шестеренчатых редукторов (гитар), ведущие шестерни которых крепились на осях ведущих колес гусеничного движителя. Картер гитары выполнял роль балансира ведущего катка колесного хода.
Подвеска танка — индивидуальная, пружинная. Двойные борта корпуса с наружными съемными броневыми листами защищали упругие элементы подвески от повреждений. Со стороны каждого борта находилось по четыре обрезиненных опорных катка большого диаметра (813 мм). Направляющие и ведущие колеса гусеничного движителя имели наружную амортизацию. Крупнозвенчатая гусеница, состоявшая из 46 траков (23 с гребнем и 23 плоских), имела гребневое зацепление с ведущим колесом. Ширина трака гусеницы составляла 260 мм.
Средств радиосвязи машина не имела. Осенью 1933 года были проведены испытания радиостанции 71-ТК, установленной в танк БТ-2. Результаты испытаний показали неудовлетворительную работу радиостанции из-за помех от системы зажигания, и поэтому дальнейшие работы по установке ее в танк были прекращены.
В 1931–1932 годах КБ завода была разработана модификация танка БТ-2 — танк БТ-3, который отличался от предыдущего переходом с дюймовой резьбы на метрическую. В войсках эта модификация сохранила свое прежнее название — БТ-2.
Танк БТ-2 послужил базовой машиной при разработке и создании опытного танка БТ-2-ИС, химического танка ХБТ-2, мостоукладчика СБТ. Кроме того, на опытных танках БТ-2 испытывались оборудование для подводного вождения и различные инженерные приспособления для преодоления препятствий.
Колесно-гусеничный танк БТ-5 был разработан в 1932 году в КБ ХПЗ под руководством А. О. Фирсова. Он представлял собой модернизированный танк БТ-2. Танк был поставлен на серийное производство в марте 1933 года и выпускался в Харькове больше года. В конце 1934 года выпуск его был прекращен в связи с переходом завода на выпуск танка БТ-7. Всего в войска поступило 1884 танка БТ-5.
БТ-5 отличался от танка БТ-2 размещением экипажа, состоящею из трех человек, конструкцией двухместной башни с кормовой нишей, вооружением и двигателем.
Танк БТ-5 (на переднем плане) и БТ-2 с пулеметным вооружением на маневрах. 1935 год
Танк был вооружен 45-мм танковой пушкой 20К обр. 1932 г. и спаренным с ней 7,62-мм пулеметом ДТ. Бронебойный снаряд пушки имел начальную скорость 760 м/с и на дальности 1000 м пробивал по нормали 37-мм броню. На дальности 2500 м этот показатель снижался до 20,8 мм. Командир танка (он же наводчик) располагался в башне слева от пушки, заряжающий — справа от нее. Для прицельной стрельбы использовались перископический прицел ПТ-1 и телескопический — ТСМФ. Углы наведения спаренной установки по вертикали составляли от -8° до +25°. Для наблюдения за полем боя в бортах башни имелись смотровые щели со стеклоблоками триплекс, а также два круглых отверстия для стрельбы из револьвера, закрываемых броневыми пробками. Боекомплект пушки составлял 115 выстрелов для линейного танка и 75 выстрелов — для танка с радиостанцией. Боекомплект пулеметов состоял из 2709 патронов, которые находились в 43 пулеметных дисках.
В моторном отделении вдоль продольной оси машины устанавливался 12-цилиндровый, четырехтактный, V-образный карбюраторный двигатель М-5 жидкостного охлаждения мощностью 400 л.с. Системы, обеспечивавшие работу двигателя, практически остались такими же, как и на БТ-2. Емкость топливных баков составляла 360 л. На машинах выпуска 1934–1935 годов запас возимого топлива был увеличен до 530 л за счет установки двух дополнительных баков в кормовой части корпуса по бортам машины. Запас хода достигал: на гусеничном ходу 150 км, на колесном — 200 км.
Экипаж танка БТ-7 за чисткой орудия после полевых стрельб. 1936 год
Конструктивные изменения машины были также связаны с установкой более совершенных агрегатов трансмиссии. В ходовой части усилили ведущие колеса и вместо литых дисков опорных катков применили штампованные. Масса машины возросла до 11,6 т, а к концу серийного производства достигла 11,9 т.
В 1933–1934 годах в КБ ХПЗ под руководством А. О. Фирсова был разработан колесно-гусеничный танк БТ-7, представлявший собой модернизированный танк БТ-5. Опытный образец изготовили к 1 мая 1934 года, а в последнем квартале этого же года началось серийное производство. Всего до конца 1939 года было выпущено 2596 линейных танков и 2017 танков с радиостанцией.
Танк БТ-7 отличался от танка БТ-5 новой конструкцией сварного броневого корпуса, установкой карбюраторного двигателя М-17Т и введением мелкозвенчатой гусеницы.
Он был вооружен 45-мм танковой пушкой 20К и спаренным с ней 7,62-мм пулеметом ДТ. Для прицельной стрельбы использовались перископический прицел ПТ-1 и телескопический ТОП. Боекомплект пушки состоял из 172 выстрелов для линейного танка и 132 выстрелов для танка с радиостанцией. Число патронов для пулемета ДТ было уменьшено до 2394. Часть танков БТ-7 начиная с 1936 года вооружалась 7,62-мм зенитным пулеметом ДТ, смонтированным на турельной установке П-40. На линейных танках выпуска 1937 года в нише башни устанавливался кормовой пулемет ДТ. Для ведения прицельной стрельбы из пушки ночью на дальностях до 2000 м часть танков с апреля 1936 года была оснащена двумя прожекторами, расположенными на маске пушки. В 1938 году установка кормового пулемета и прожекторов была отменена.
БТ-7 образца 1937 года
С конца 1938 года танк стал вооружаться 45-мм пушкой обр. 1938 года с электроспуском и стабилизированным прицелом ТОП-1 (ТОС). Пушка размещалась в башне, имевшей форму усеченного конуса с кормовой нишей (до сентября 1937 года на танк устанавливалась цилиндрическая башня). Углы наведения спаренной установки по вертикали составляли от -6° до +25°. Боекомплект пушки был увеличен до 188 выстрелов для линейного танка и до 146 выстрелов для танка с радиостанцией. Число патронов к пулеметам осталось неизменным. В связи с длительным периодом обучения в войсках по освоению личным составом особенностей работы с прицелом ТОС при стрельбе с хода от установки его на танки БТ-7 впоследствии отказались.
Броневая защита БТ-7 осталась на уровне танка БТ-5. В 1937 году толщина верхней створки крышки люка механика-водителя была увеличена до 20 мм. Со второй половины 1937 года конструкция корпуса была усовершенствована с целью повышения до 1,2 м глубины преодолеваемого брода.
Повышение подвижности танка было достигнуто за счет увеличения запаса хода машины и совершенствования силовой установки, трансмиссии и ходовой части. На танке был установлен более надежный авиационный V-образный 12-цилиндровый карбюраторный двигатель М-17Т. Для того чтобы не изменять конструкцию агрегатов трансмиссии, максимальная мощность двигателя была снижена с 600 л.с. до 400 л.с. На танке устанавливался новый комбинированный воздухоочиститель, повышавший степень очистки воздуха от пыли. Емкость топливных баков была увеличена до 790 л за счет установки кормового бака и четырех дополнительных баков на надгусеничных полках.
В результате модернизации боевая масса машины возросла до 13,8 т, скорость движения по шоссе на гусеничном ходу составляла 52 км/ч, на колесном — 72 км/ч, запас хода соответственно 375 и 500 км.
Танк БТ-7 явился базовой машиной для разработки и создания колесно-гусеничного танка БТ-9, опытных образцов командирского танка КБТ-7, танков БТ-СВ (БТ-СВ-2), огнеметного танка ОТ-7, химических танков — БХМ и ХБТ-7, а также телемеханических танков БТ-ТТ.
На его базе в КБ ХПЗ был разработан артиллерийский танк БТ-7А. Опытный образец изготовили в октябре 1935 года. После проведения испытаний машина была принята на вооружение. Танк выпускался на ХПЗ им. Коминтерна в 1937 году параллельно с линейным БТ-7 с 45-мм пушкой. Всего было изготовлено 155 танков БТ-7А, однако на вооружение Красной Армии поступило только 134 машины.
БТ-7А отличался от БТ-7 главным образом вооружением и частичными изменениями корпуса, связанными с установкой новой башни. Основным оружием танка являлась 76,2-мм пушка КТ-28 обр. 1927/32 гг., установленная в башне унифицированной с башней опытного танка Т-26А (Т-26-4). Справа от пушки размещался автономный пулемет ДТ. На части линейных танков с 1937 года устанавливались зенитные и кормовые пулеметы ДТ, а также прожекторы для обеспечения возможности стрельбы ночью. Для стрельбы из пушки использовались телескопический прицел ТОП и перископический — ПТ-1. В бортах башни имелись отверстия для стрельбы из револьвера, закрываемые броневыми пробками и смотровые щели с приборами триплекс. Боекомплект БТ-7А состоял из 50 выстрелов к пушке и 3339 патронов к пулеметам ДТ. Для танка с радиостанцией боекомплект соответственно был уменьшен до 40 артвыстрелов и 2016 патронов. В крыше башни для посадки и выхода экипажа имелось два люка прямоугольной формы. При установке зенитной турели вместо крышки правого люка устанавливалось основание зенитной установки с круглым люком.
Группа командиров Красной Армии у танка БТ-7А. 1937 год
На танке БТ-7А при проведении опытных работ в 1939 году были испытаны 76,2-мм танковые пушки Л-11 и Ф-32. По результатам испытаний предпочтение было отдано пушке Ф-32, которая была рекомендована к принятию на вооружение.
В 1936 году КБ ХПЗ на базе БТ-7 был разработан колесно-гусеничный танк БТ-7М (БТ-8) — последний представитель семейства БТ. Машина отличалась от серийного танка БТ-7 обр. 1938 года установкой 12-цилиндрового V-образного дизеля В-2 мощностью 500 л.с. После испытаний и доводки дизеля танк приняли на вооружение и запустили в серийное производство, которое было начато в декабре 1939 года и продолжалось до начала выпуска среднего танка Т-34 в 1940 году. Всего было выпущено 788 танков БТ-7М.
Вооружение и броневая защита танка остались такими же, как у танка БТ-7, за исключением лобового листа корпуса, толщину которого довели до 22 мм. В днище боевого отделения был сделан аварийный люк для выхода экипажа. В связи с установкой дизеля с обеспечивающими его работу системами масса танка возросла до 14,65 т.
Запас хода машины с дизелем В-2 увеличился почти вдвое по сравнению с запасом хода танка с карбюраторным двигателем М-17Т и составлял по шоссе 630 км на гусеничном и 1250 км на колесном ходу. Однако с увеличением массы машины резиновые бандажи опорных катков при движении на колесном ходу на высшей передаче выходили из строя уже через 50–100 км. Было рекомендовано эксплуатировать танк только на гусеничном ходу.
Танк БТ-7М на колесном ходу, гусеницы уложены на полках
Первые серийные танки БТ-2 начали поступать в войска в 1932 году. Как уже упоминалось, эти боевые машины предназначались для вооружения самостоятельных механизированных соединений, единственным представителем которых в то время в Красной Армии была 1-я механизированная бригада имени К. Б. Калиновского, дислоцированная в Московском военном округе. В состав средств боевого обеспечения бригады и был включен «батальон танков-истребителей», вооруженный машинами БТ-2.
По типу 1-й мехбригады в первой половине 30-х годов началось развертывание механизированных соединений и в других военных округах.
Опыт учений выявил необходимость создания еще более крупных соединений. С осени 1932 года началось формирование механизированных корпусов в Московском, Украинском и Ленинградском военных округах. В корпус входили две механизированных бригады (одна — на танках Т-26, вторая — на БТ), стрелково-пулеметная бригада и части обеспечения. Однако вскоре было признано целесообразным иметь однотипную организацию бригад. В феврале 1935 года мехкорпуса (их к тому времени было сформировано три — 5-й, 7-й и 45-й, а четвертый — 11-й — находился в стадии формирования) перешли на новую организацию. При этом бригады корпуса имели на вооружении только танки БТ-2 и БТ-5.
Помимо механизированных бригад и корпусов «бэтэшки» поступали на вооружение механизированных полков (в 1938 году преобразованных в танковые) кавалерийских дивизий. К маю 1940 года насчитывалось 20 таких полков.
Эксплуатация в войсках выявила множество недостатков как в БТ-2, так и в БТ-5. Капризные и ненадежные двигатели часто выходили из строя, разрушались траки гусениц, изготовленные из некачественной стали. Не менее остро встала и проблема запасных частей. Так, в первой половине 1933 года промышленность изготовила лишь 80 (!) запасных траков. А отсутствие достаточного количества запасных деталей для двигателей стало причиной специального приказа начальника УММ РККА И. А. Халепского: «В целях сбережения моторных ресурсов танков БТ 50 % машин в войсках держать в неприкосновенном запасе, 25 % эксплуатировать наполовину их возможностей и 25 % — эксплуатировать полностью».
Оставляла желать лучшего и обитаемость боевых машин, в которых было чудовищно жарко летом и очень холодно зимой. Множество поломок было связано с крайне низким уровнем технической подготовки личного состава. Практически танки БТ-2 и чуть в меньшей степени БТ-5 нельзя рассматривать как полноценные боевые машины, а скорее как учебные. Но несмотря на все недостатки и сложность эксплуатации (скажем, по сравнению с Т-26), «бэтэшки» полюбились танкистам за свои превосходные динамические качества, которые они использовали в полной мере. Так, к 1935 году на учениях экипажи БТ уже совершали массовые прыжки на своих машинах через различные препятствия на 15–20 м, а отдельные машины «ухитрялись» скакнуть аж на 40 (!). Немудрено, что иностранные военные атташе были буквально потрясены действиями танков БТ во время Киевских маневров 1935 года.
Что касается БТ-7, то эти танки начали поступать в войска с лета 1935 года. Первым их получил «образцово-показательный» механизированный корпус имени К. Б. Калиновского, а к концу 1936 года во всех мехкорпусах и мехбригадах, имевшиеся на вооружение танки БТ-2 и БТ-5 заменили на БТ-7. Они имели более высокую эксплуатационную надежность, были конструктивно более совершенными, чем их предшественники и заслужили высокую оценку в войсках.
Боевое крещение танки БТ получили в Испании.
24 июля 1937 года из Севастополя вышел испанский пароход «Kabo San-Augustin» с 50 танками БТ-5 и советскими танкистами-добровольцами. Танки поступили с завода № 48, где прошли капитальный ремонт, а танкисты прибыли в основном из частей 5-го механизированного корпуса имени К. Б. Калиновского. После разгрузки в Картахене из прибывших танков был сформирован отдельный Интернациональный танковый полк Республиканской армии. Его командиром стал С. И. Кондратьев. В первый крупный бой полк вступил под Сарагосой 13 октября 1937 года. Танкисты совместно с 15-й интернациональной бригадой атаковали сильно укрепленный поселок Фуэнтес-де-Эбро. В ходе упорного двухчасового боя республиканцы потеряли 16 танков.
Другой важной операцией с участием БТ-5 стал штурм города-крепости Теруэль в декабре 1937-го — феврале 1938 года. За время затянувшегося штурма из строя танкового полка выбыли еще 15 боевых машин. В марте 1938 после отзыва советских добровольцев и военных советников полк был расформирован, а оставшиеся в строю БТ-5 вошли в состав бронетанковой бригады Республиканской армии. Небольшое количество трофейных машин использовалось войсками генерала Франко.
Ни БТ-2, ни БТ-5 в ходе вооруженного конфликта у озера Хасан летом 1938 года в боях не участвовали. Здесь получили боевое крещение «семерки» — для разгрома японской группировки советское командование привлекло 2-ю механизированную бригаду, разведбатальон которой был укомплектован танками БТ-7.
Прибыв в район боевых действий, 2-я мехбригада получила задачу поддержать атаку 40-й стрелковой дивизии. Разведбату поручаюсь «на больших скоростях проскочить зону обстрела, ворваться в передний край обороны японцев и ударом по северо-западным склонам сопок Богомольная и Заозерная, уничтожить их огневые точки и тылы». В атаке, начавшейся днем 6 августа 1938 года, участвовало 16 БТ-7. Ведомые командиром и комиссаром бригады танки на большой скорости без потерь проскочили зону артогня японцев и попали… в болото, в котором застряло 14 машин. Выбраться оттуда без посторонней помощи они не могли, и экипажам пришлось занять круговую оборону, чтобы не допустить уничтожения танков японцами. Этим эпизодом исчерпывается применение танков БТ-7 в конфликте у озера Хасан. Как говорится, первый блин вышел комом.
Годом позже, вступив в схватку с японцами в монгольских степях, «бэтэшки» действовали значительно успешнее.
В составе 1-й армейской группы советских войск в Монголии имелись две танковые бригады: 11-я и 6-я. Первая была на две трети укомплектована танками БТ-5, и на ее долю выпало участие в наиболее драматических событиях этого конфликта. Вот как они описаны в «Отчете об использовании бронетанковых войск на р. Халхин-Гол»: «К 3.07 японцы, потеснив 6-ю монгольскую кавдивизию, одним пехотным полком переправились через Халхин-Гол на нашем левом фланге, овладели районом горы Баин-Цаган. Вторым пехотным полком японцы с утра 3.07 начали переправу через Халхин-Гол в этом же районе. Японцы стремились движением на юг вдоль Халхин-Гола отрезать от центральной переправы и уничтожить наши части, находящиеся на восточном берегу.
11-я танковая бригада (командир — комбриг М. П. Яковлев — погиб в ходе боевых действий, и бригаде было присвоено его имя. — Прим. автора), только что подошедшая из глубокого тыла в район боевых действий, была брошена с хода в бой против переправившихся на западный берег японцев. Японцы знали о приближении бригады и подготовились к встрече ее в районе горы Баин-Цаган. Бригада атаковала двумя группами: с юга на север вдоль Халхин-Гола — одним батальоном и с запада на восток — двумя батальонами. В результате атаки большой группы танков (132 единицы) обороняющийся противник был сильно потрясен, вынужден отказаться от своего плана действий и начал отводить свои части на восточный берег Халхин-Гола. В результате этой атаки, не поддерживавшейся артогнем и без взаимодействия с пехотой, бригада потеряла 36 танков подбитыми и 46 сгоревшими. Этот опыт говорит, что такая атака допустима как крайний случай, вызванный оперативными соображениями».
И это действительно было так. Переправа японцев и захват ими горы Баин-Цаган явились неожиданностью для советского командования. Времени для подтягивания стрелковых частей и артиллерии не было — японцам нельзя было дать закрепиться на западном («нашем») берегу Халхин-Гола. В этих условиях удар 11-й танковой бригады был единственным выходом из положения, единственным способом сковать японцев боем. Наши танки, ведя шквальный огонь из пушек и пулеметов, в буквальном смысле «проутюжили» японскую оборону. Сильным оказался и психологический эффект от такой массированной танковой атаки. Вот что записал об этих событиях японский солдат Накамура в своем дневнике 3 июля: «Несколько десятков танков напали внезапно на наши части. У нас произошло страшное замешательство, лошади заржали и разбежались, таща за собой передки орудий; автомашины помчались во все стороны. Весь личный состав упал духом».
В ходе августовской операции 11-я танковая бригада использовалась для непосредственной поддержки пехоты. Ее батальоны были приданы стрелковым частям с распределением поротно. Взаимодействуя с пехотой, танки несли меньшие потери, так как первая ружейным и пулеметным огнем уничтожала расчеты противотанковых орудий противника, «бутылочников» и гранатометчиков. С 20-го по 31 августа ежедневно, иногда по нескольку раз в день танковые батальоны участвовали в атаках. В среднем за эту операцию каждый танк побывал в атаках от 6 до 10 раз, причем из 185 танков, имевшихся в бригаде, было сожжено 22 и подбито 102. Из числа последних в период операции восстановлено 37 машин, а остальные — после ее окончания.
Всего же за время боев с японцами 11-я танковая бригада безвозвратно потеряла 84 танка БТ-5. Из подбитых «пятерок» 82 машины требовали текущего ремонта, 14 — среднего и 12 — капитального.
Основные потери наши танки понесли от 70-мм японских батальонных гаубиц обр. 1932 года и 37-мм противотанковых пушек. На близких дистанциях бронебойные снаряды последних насквозь прошивали танки, а на средних — легко пробивали их бортовую броню. Минирование японцами проводилось редко, но случались потери и от него. Например, 4-й танковый батальон 11-й танковой бригады нарвался на минное поле — у двух БТ-5 были разрушены бандажи колес и порваны гусеницы. Бронебойными же винтовочными пулями и пулями из японских крупнокалиберных пулеметов броня наших танков не пробивалась даже с коротких дистанций.
По завершении боевых действий 11-я ордена Ленина танковая бригада имени М. П. Яковлева (три батальона — на БТ-5, один — на БТ-7) совершила 630-километровый марш на колесах к месту постоянной дислокации. Марш был совершен за четыре суточных перехода (с 12-го по 15 октября 1939 года). При этом средний запас хода на одной заправке топлива составил у БТ-5 — 130 км, а у БТ-7 — 315 км. Сказывалась большая емкость топливных баков последнего.
В заключение можно привести выдержку из «Акта о боевых действиях в период 11–24.7.39 г. частей 1-й армейской группы», касающуюся 11-й танковой бригады: «До начала боев была подготовлена вполне удовлетворительно. Получив весьма ответственную задачу 3.7.39 г., справилась с честью, хотя и понесла большие потери. В результате боев получила большой опыт. Является сколоченной боевой единицей. Требуется укомплектовать личным составом и пополнить материальной частью, заменив БТ-5 на БТ-7».
В первых числах июля 1939 года, сразу после разгрома японских войск у горы Баин-Цаган, началась переброска в район вооруженного конфликта новых стрелковых и механизированных частей и соединений. 6 июля из состава 11-го танкового корпуса Забайкальского военного округа была выведена 6-я танковая бригада (командир — полковник М. П. Павелкин), полностью укомплектованная танками БТ-7. Колонны боевой техники двинулись по дороге, ведущей к границе МНР. Путь частей бригады пролегал через Баин-Тумен и Тамцак-Булак к Халхин-Голу. Этот маршрут, протяженностью около 800 км, бригада прошла за 55 ходовых часов, а всего за 6 суток, причем движение осуществлялось на гусеницах.
При подготовке операции по полному разгрому японских войск 6-я танковая бригада была включена в состав Южной группы, в задачу которой входил охват группировки японских войск с фланга с последующим выходом в тыл.
В ночь с 18-го на 19 августа по наведенным саперами переправам началось выдвижение советских стрелковых и танковых частей на восточный берег Халхин-Гола. Танки переправлялись небольшими группами, чтобы не особенно тревожить привыкших к шуму моторов японцев. К рассвету 20 августа подготовка операции была закончена, однако батальоны 6-й танковой бригады задержались на переправе через Халхин-Гол. Наведенный саперами понтонный мост не смог выдержать тяжести танков, поэтому решили переправляться вброд. Поскольку для танков того времени река глубиной в полтора метра являлась почти непреодолимой преградой, пришлось конопатить все щели. Вода при переправе доходила до основания башен, но моторы работали, и танки медленно ползли по дну. Весь день 20 августа ушел на переправу, и бригада смогла вступить в бой только на следующий день. Вот что говорится об этом в «Отчете об использовании бронетанковых войск на р. Халхин-Гол»: «6-я танковая бригада в составе 3 батальонов (4-й батальон действовал в составе 9-й мотобронебригады) — 153 танка — действовала на заходящем фланге часто самостоятельно или при небольшой пехотной поддержке (1–2 стрелковых батальона).
При самостоятельных действиях танки на большой скорости подходили к какому-либо укрытию и открывали огонь по обороне противника, вызывая его ответный огонь для определения расположения ПТО. Затем, сочетая огонь с движением, атаковали двумя эшелонами и расстреливали его огневые точки. Подход танков к узлам сопротивления, как правило, совершался с расчетом окружения или охвата с трех сторон. При этом танки уничтожали много орудий, дезорганизовывали тыл, но прорвать оборону не могли.
Так, 21 августа в районе Малых песков (8–10 км южнее Номонхан-Бурд-Обо) бригада три раза атаковала узел сопротивления (2 раза — одним батальоном, 1 раз — двумя), но каждый раз была вынуждена возвращаться в исходное положение. Наутро узел сопротивления снова ожил. Бригада за эту атаку потеряла 11 танков. Этот узел был уничтожен только во взаимодействии со стрелковым батальоном.
На участке 6-й танковой бригады действовало до двух пехотных батальонов с сильными средствами ПТО. Этого противника бригада уничтожила в течение 21–23 августа при поддержке одного стрелкового батальона. За этот период бригада потеряла 15 танков сгоревшими и 20 подбитыми. В последующие дни до 30 августа бригада действовала совместно с 80-м стрелковым полком 57-й стрелковой дивизии по отражению и уничтожению частей противника атаковавших из района Депден-Суме с территории Маньчжурии.
Опыт действий 6-й танковой бригады против обороны противника показал, что танки самостоятельно, без пехоты, смогут потрясти оборону, нанести противнику сильное поражение, но закрепить за собой местность не смогут. При этом танки несут большие потери.
В обороне танки могли действовать двумя способами. Первый способ — танки в качестве огневой поддержки пехоты — широко применялся и был основным в период до августовской операции, когда части занимали оборону на широком фронте по восточному берегу р. Халхин-Гол. Закопанные по башню или прикрываясь барханами, танки, рассредоточенные повзводно, вели огонь с места, часто меняя позиции.
Вторым способом была атака танками перед передним краем обороны. Практиковалась 6-й танковой бригадой с 24-го по 27 августа. 24 августа японцы одним пехотным и одним кавалерийским полками контратаковали 80-й стрелковый полк, оборонявшийся на широком фронте и прикрывавший Южную группу с востока. Фланги противника были открыты и давали широкий маневр для танков. Один танковый батальон был придан 80-му стрелковому полку и находился непосредственно в расположении обороны. Другие выделяли от себя 1–2 роты и с флангов расстреливали наступавшего противника, не переходя в атаку. За 24–26 августа противник понес большие потери и перешел к обороне.
26 августа была организована атака противника с флангов силами трех танковых рот, одного стрелкового батальона и двух стрелковых рот. Атакующие части нанесли противнику большое поражение, но, встретив упорное сопротивление, отошли, потеряв 2 танка сожженными и 6 подбитыми».
Основные потери наши танки несли от огня 37-мм противотанковых пушек и 70-мм батальонных гаубиц обр. 1932 года. С 21-го по 30 августа в 6-й танковой бригаде было восстановлено 49 подбитых танков, что говорит об эффективной работе эвакуационных и ремонтно-восстановительных служб. Для эвакуации подбитых машин каждая рота выделяла два танка, которые двигались несколько позади, вели бой наравне со всеми и приступали к эвакуации, когда представлялся удобный момент.
В ходе боев не оправдала себя флажковая сигнализация — она применялась только до атаки и после атаки вне огня. Впрочем, и имевшиеся на многих БТ-7 радиостанции не вызывали у танкистов восторга: они были неудобны для пользования и сложны в настройке.
В октябре 1939 года 6-я танковая бригада совершила марш от Халхин-Гола до Ундурхана протяженностью 670 км. Движение осуществлялось на колесах. Бригада преодолела маршрут за 39 ходовых часов, проходя в среднем 150 км в сутки.
«За доблесть и мужество, проявленные личным составом при выполнении боевых заданий Правительства» — именно такую формулировку содержат указ, — 6-я танковая бригада была награждена орденом Красного Знамени.
Еще не успели остыть танковые моторы на Дальнем Востоке, когда на Западе бронетанковые части Красной Армии перешли польскую границу. 17 сентября 1939 года начался «освободительный поход» в Западную Белоруссию и Западную Украину. БТ-2 и БТ-5 на этом театре боевых действий применялись ограниченно, поскольку танковые бригады БТ, как отдельные так и корпусного подчинения, были укомплектованы более современными машинами БТ-7.
Танки БТ-7 24-й легкотанковой бригады вступают в г. Львов. 22 сентября 1939 года
История распорядилась так, что 1939 год стал для СССР годом беспрерывных вооруженных конфликтов. Едва закончились боевые действия в Польше, как 30 ноября 1939 года началась война с Финляндией. Характерным для нее было использование значительного количества танков, устаревших к тому времени типов, в том числе БТ-2 и БТ-5. В отличие от польского похода, в котором принимали участие исключительно кадровые части и соединения автобронетанковых войск Красной Армии, в Зимней войне к боевым действиям привлекались части, развернутые в тыловых военных округах и укомплектованные машинами из учебно-боевого парка. Объяснить это довольно трудно, так как недостатка в бронетанковой технике Красная Армия не испытывала. Во всяком случае, соотношение сил в танках между финской и советской сторонами к началу боевых действий составляло 1:80 и в последующем не уменьшалось.
Нет ни возможности, ни смысла описывать боевые действия всех частей и соединений, имевших на вооружении танки БТ. Для примера можно рассмотреть боевой путь 1-й легкотанковой бригады (командир — комбриг Иванов). Во-первых, интересен ее состав на 30 ноября 1939 года: БТ-2 — 82 шт., БТ-5 — 83, БТ-7А — 6, Т-26 — 7, БА-10 — 18, БА-20 — 5; во-вторых, бригада эта была кадровая, к началу боевых действий полностью укомплектованная личным составом, вполне подготовленная для ведения боя в любых условиях. Особенно хорошо были обучены механики-водители. Однако к началу боевых действий ходовые части и силовые установки большинства танков оказались сильно изношены, поскольку в течение сентября-октября бригада совершала значительные по протяженности марши к границам Эстонии и Латвии, а затем и Финляндии, пройдя в общей сложности около 800 км.
В первые дни боев, действуя в составе 10-го танкового корпуса, оторвавшись от пехоты, бригада овладела населенными пунктами Суникола, Раута, мызой Пяти-Ярви. Затем в течение января 1940 года занималась боевой подготовкой и ремонтом матчасти. Тогда же для восполнения потерь было получено: 112 — БТ-7, 22 — БТ-5, 16 — БТ-2, 5 — ОТ-133, 1 — Т-26, 6 — БА-10. В начале следующего месяца бригаду придали 10-му стрелковому корпусу, и к 5 февраля она сосредоточилась в районе Мелола и получила задачу овладеть высотами «Груша» и 38,2. В течение 5–8 февраля велась усиленная разведка, обучение приданной пехоты транспортировке в бронесанях и проделывание проходов.
Выполнение поставленных задач возлагалось на две танковые роты: первая (10 БТ и 3 БХМ) атаковала высоту «Груша», а вторая (11 БТ и 2 БХМ) — высоту 38,2.
9 февраля в 12.30 артиллерия перенесла огонь в глубину обороны противника, и танки выступили с исходных позиций по заданному курсу. К 14.00 атакой с левого фланга «Груша» была взята, и высаженная пехота закрепилась на ее склонах. Ближайшая задача 1-й роты оказалась выполнена. В это время 2-я рота, выйдя за надолбы, потеряла 4 танка от огня противотанковых орудий и прекратила движение, так как ПТО были не подавлены, а пехота поддержки не шла в атаку. Поэтому 1-ю роту двинули вперед, чтобы выйти в тыл противнику на высоте 38,2. Одновременно в бой ввели бронероту, которая поддерживала танки огнем с места. К 15.30 первая рота, потеряв 5 танков, прекратила движение и вела огонь с места, а вторая рота, потеряв еще 4 машины, стала отходить. К этому времени стало ясно, что огневые точки финнов на высоте «38,2» не подавлены, а местность на подступах к высоте имеет сплошные завалы, эскарпы, траншеи и громадное количество воронок от бомб и тяжелых снарядов. Поэтому штурм высоты был возможен только пехотой при поддержке танков, ведущих огонь с места, что и было сделано 14–15 февраля. До этого 1-я легкотанковая бригада эвакуировала подбитые танки и поддерживала пехоту, закрепившуюся на высоте «Груша».
За все время боев наиболее слабым местом было полное отсутствие эвакуационных средств. Только в конце февраля 1940 года были получены: один трактор «Коминтерн», один «Ворошиловец» и два ЧТЗ. Потери в людях с 30 ноября 1939 по 13 марта 1940 года составили: 177 убитых, 519 раненых, 67 без вести пропавших. От артиллерийского огня противника был потерян 61 танк БТ, 60 подорвалось на минах, 31 сгорел, 13 утонуло. Вышло из строя по техническим причинам 154 танка. При этом 100 машин удалось восстановить собственными силами, а 226 пришлось эвакуировать в тыл.
На 1 июня 1941 года в танковых частях Красной Армии насчитывалось 7549 танков БТ всех модификаций. Из этого количества в западных приграничных военных округах имелось 396 БТ-2, 878 БТ-5 и 3243 БТ-7 и БТ-7М. Число их в танковых и моторизованных дивизиях, сосредоточенных в приграничных округах, колебалось от нескольких штук до полутора сотен. Все они использовались в боях начального периода Великой Отечественной войны.
Танк БТ-5 выдвигается к передовой. Западное направление, 1941 год
Наглядным примером достаточно высокой боевой эффективности танков БТ могут служить результаты боевой деятельности 16-го танкового полка 109-й мотострелковой дивизии 5-го мехкорпуса. В начале июля 1941 года 5-й и 7-й мехкорпуса Западного фронта нанесли контрудар по немецким войскам в районе Сенно — Лепель. На начало контрудара в 16-м танковом полку имелось 100 БТ-5 и 13 БТ-7. Вчитаемся в скупые строки журнала боевых действий: