Год колючей проволоки Афанасьев Александр

А потом боль исчезла.

– Ноль шестьдесят первый, колонна под огнем! – взорвался криком эфир.

Полковник действовал на автомате – «шаг-газ», педали – и вертолет ушел в резкий разворот, буквально ввинчиваясь в небо, чтобы из его выси соколом кинуться на врага.

– Шестьдесят второй, обозначь цель!

– Цель – бронетранспортер, дружественный объект!

Полковник развернул вертолет и увидел то, что заставило его похолодеть, – из застройки, левее, вырвалась маленькая яркая звездочка, и эта звездочка летела прямиком к «Апачу», целясь по теплу его двигателей.

– Ракета! За мост!

Все, кто служил здесь, – очень быстро учились реагировать без раздумий на слово «ракета». Вот и сейчас второй «Апач», располагавшийся много ниже и правее с места, наклонив хищный нос, рванулся вперед, отстреливая шары тепловых ловушек, разбивающиеся, лопающиеся фейерверком уже на земле.

– Держи! – крикнул Сол.

Вертолет замер – и почти сразу же вздрогнул. Термобарический «Хеллфайр» адским сгустком огня рванулся к месту старта ракеты, оба офицера проводили взглядом его полет, отсчитывая машинально секунды. На счете «два» ракета врезалась в здание, откуда велся огонь, – и оно мгновенно исчезло, окутавшись дымным облаком

– Есть! Смещайся вправо – цель закрыта!

Беспилотный вертолет-наводчик, который мог подсветить им цель, ушел дальше в город и к месту действия не успевал.

– Выхожу на позицию!

– Ракета! Джек, ракета справа! – заорал ведомый.

Плюнув на все, полковник Малли бросил свою машину левее, пытаясь сорвать захват. Двигатель взвыл на высокой ноте, авиагоризонт будто взбесился…

– Она поймала тебя! Поймала!!!

Серой лентой мелькнул прямо под брюхом Днепр – и в этот момент вертолет тряхнуло, на мгновение потемнело в глазах, красным вспыхнула панель приборов.

– Ганфайтер[9] ноль шестьдесят два, повреждение первого двигателя, повреждение критическое…

Полковник этого не слышал – он продолжал лихорадочно бороться за свою машину. Отключил двигатель, перекрыл подачу топлива, убедился, что автоматически включилась система пожаротушения, и поврежденный двигатель залило пеной. Дал сто процентов тяги на второй двигатель, но машина в момент повреждения имела слишком большую вертикальную скорость и не имела запаса высоты – он умышленно пошел на снижение, пытаясь сорвать захват, но не получилось. Сейчас один двигатель, пусть и на форсаже, не мог погасить вертикальную скорость машины и перевести ее в горизонтальный полет.

– Я – Ноль шестьдесят второй, подбит, снижаюсь!

– На воду! – заорал Сол.

Полковник сработал шаг-газом – он еще работал, – и вертолет в самый последний момент развернуло, они бухнулись в воду у самого левого берега Днепра. Бухнулись мощно, их тряхнуло, так что чуть зубы не вылетели, столб воды поднялся выше кабины, потом еще один удар, но уже слабее. Полковник догадался – дно! И если дно – то целы и они, и относительно – вертолет! Они сели даже после попадания ракетой!

Вертолет чуть покачивался, воды было по середину кабины. Что-то шипело…

– Сол, ты цел? – крикнул полковник. От удара у него мутилось в голове.

Вместо ответа его напарник рванул на себя аварийный стопор и, напрягшись, выдавил наружу боковой блистер кабины. В кабину моментально хлынула вода, но он сидел и ждал, пока все зальет и уравняется давление внутри и снаружи кабины, чтобы вылезти. Кабина вертолета ощутимо стала проваливаться вниз, все ноги были уже мокрыми. Рванул на себя стопор и сам полковник…

Вода была ледяной и грязной, по ней плыл какой-то мусор, но зацепиться было не за что. Вертолет кабиной ушел на дно и за что-то там зацепился, а хвостовая балка торчала из воды. Сол качался чуть в стороне, загребая руками, полковник подплыл к нему.

– Как ты?

Майор обернулся, лицо его было в крови.

– Нормально… приложило немножко, и что-то не то с позвоночником.

– Грести можешь?!

– Могу! Черт… больно как.

– Давай помогу. Поплыли…

Течение поднесло их к какому-то берегу, заброшенному – полковнику удалось там зацепиться за кустарник, и они выползли на сушу, как потерпевшие кораблекрушение. Сил уже не было совсем; они так и лежали – мокрые, в грязи, наполовину в воде…

– Пошли… двигаться надо…

На четвереньках они выползли из воды, впереди были какие-то контейнеры и пустырь. Полковник прислушался – уже не стреляли.

– Пошли…

Завалившись за какой-то контейнер, они немного, пару минут, полежали так, восстанавливая силы. Потом начали делать то, что и должны делать пилоты, потерпевшие аварию. Первым делом полковник достал аварийный передатчик, включил его и положил обратно в карман – аэродром был совсем рядом, и ждать гостей нужно было минут через десять, максимум пятнадцать. Потом он достал пистолет-пулемет «МР7», который здесь был у каждого летчика вместо штатной «беретты», навернул на него глушитель и положил рядом. То же самое он сделал и с оружием Сола, сунул его ему в руки – все же с напарником было что-то не то, он терял силы и выглядел хреново. А продержаться, пусть и пятнадцать минут, – надо, если их найдут местные – труба. Полковник не питал никаких иллюзий относительно того, как к ним относятся местные и что они с ними сделают, доведись двум американским пилотам боевого вертолета попасть к ним в руки. Даже эти пятнадцать минут нужно выжить…

– Что, напарник?

– Что-то хреново…

– Не двигайся. Помощь сейчас будет, я включил передатчик. На, глотни…

Сол забулькал виски, старым добрым шотландским, флягу которого полковник всегда носил с собой. Малли хлебнул и сам…

– Вот так… Ты только не умирай, ладно? Сейчас спасатели прилетят.

– Не дождешься…

– Может, попробуем выйти к своим?

Где-то вдалеке глухо бухнул взрыв…

– Не… Пусть меня свои спасают… а не эти придурки… из-за которых мы тут лежим, мать их так…

– Тогда лежи. И не умирай…

В воздухе, совсем рядом, уже тарахтел еще один вертолет…

Рассыпавшись цепью, поляки из группы охраны осторожно, перебежками подходили к молчащему бронетранспортеру. Он стоял, мертво опираясь на спущенные шины, – американский вертолетчик хорошенько прошелся по нему из тридцатимиллиметровой пушки, вспорол, как консервную банку, но больше ничего делать не стал, улетел куда-то в сторону, возможно, патрулировать. БТР, наделавший столько бед, казался безжизненным, но поляки все равно опасались…

Наконец они залегли в тридцати метрах – дальность броска гранаты…

– Вольчевский, Новак, вперед! Остальные прикрывают!

Двое поляков осторожно поднялись и пошли вперед…

– Пан капитан, люк в десант открыт! – сказал Вольчевский в рацию.

– Стоп! Всем – вперед!

Цепью точно так же подошли к БТР, без команды окружили его. Часть стволов уставилась на БТР, часть – по окрестностям. Мало ли что можно ждать от этих сумасшедших русских. Пахло гарью, соляркой…

Принявший командование группой охраны – верней, тем, что от нее осталось – капитан Войска Польского Юрий Горжа медленно пошел вперед, целясь из своего автомата по десантному отсеку БТР. Там уже никого не должно быть, но мало ли…

Присел, посмотрел… боже…

– Малик, держать БТР! Остальным – обыскать все вокруг! Опасайтесь гранат! Удаление – на прямую видимость.

Поляки рассыпались цепью, впереди был кустарник, и тут кто-то крикнул:

– Пан капитан, там труп!

– Стоять! Стоять, ни шагу дальше!

Горжа осторожно подошел, посмотрел – действительно, тело, лежит на животе… и, кажется: труп… точно труп… спина вся распахана.

Но труп ли?

– Внимание, стреляю!

Капитан Горжа достал пистолет, прицелился – и выстрелил, целясь в мякоть бедра. Пуля попала в цель – но труп продолжал лежать, как и лежал.

Труп…

– Все чисто. Труп! – объявил Горжа. – Десять метров назад и сдвиньте его «кошкой».

Ворочать трупы руками, без «кошки» – здесь тоже давно уже отучились. Кто делал глупости – давно упокоились под заунывное пение хора и причитания капеллана.

Солдаты развернули «кошку», зацепили труп, отошли, дернули. Снова ничего. Решив, что все в норме, капитан Горжа подошел ближе, расслабились и подошли ближе и солдаты…

И тут труп открыл глаза. И даже – как показалось в последний миг жизни польскому капитану – он улыбнулся.

Потом прогремел взрыв…

Ближняя ретроспектива.

15 декабря 2009 года.

Даллас, штат Техас

Джим Гатуик, рекрут. USMC

«Ты нужен морской пехоте США!»

Джим Гатуик и без того знал, что он ей нужен. Хотя бы по тому, каких людей он видел перед пунктом вербовщика…

Пунктом вербовщика было небольшое, одноэтажное, очень аккуратное здание в промышленной зоне Далласа, среди каких-то складов и промышленных корпусов, большей частью пустующих из-за кризиса. Тут же, на загаженной, заплеванной улице стояли автомобили, один из них был с выбитым ветровым стеклом, другой разрисованный – характер рисунков заставлял предполагать, что у художника, нарисовавшего их, были не все дома. Еще несколько машин были из числа тех, которыми пользуются наводнившие страну мексиканские бандиты – девяностых годов выпуска, тонированные стекла, мощные моторы. Из колонок, установленных в багажниках, на всю улицу – мексиканские наркобаллады, уголовный рэп. Как потом выяснилось – подростковая банда приехала провожать троих своих подельников в американскую морскую пехоту. Подписав контракт на пять лет, они получали за счет «дяди Сэма» отличную военную подготовку, опыт участия в боевых действиях, в настоящих боевых действиях – а потом многие возвращались. Мексика все больше напоминала паровой котел с намертво заклинившей крышкой – кого там только не было. Зетас, зловещие убийцы из числа бывших полицейских и мексиканских спецназовцев, поклоняющиеся Санта-Муэрте, смерти, и творящие такое, что кровь стынет в жилах. Эскадроны смерти картели – чаще всего в них набирали бывших и действующих полицейских из спецотрядов, они работали на картели и вели беспощадную войну с Зетас. Хорошо подготовленные трансграничные бандформирования севера страны – они чаще всего состояли из бывших эмигрантов, отслуживших в американской армии и действующих армейскими методами с армейской дисциплиной: несмотря на относительную малочисленность, они всего за год прибрали к рукам два «жирных» пути транспортировки наркотиков полностью. Мексика стояла на пороге гражданской войны: за прошлый год в уличных боях с полицией и друг с другом погибли больше восьми тысяч человек, судя по началу этого года – число погибших за 2009 год обещало перевалить за десятитысячную отметку. Власти лихорадочно пытались удержать ситуацию под контролем: чрезвычайное положение в восьми штатах, армейские патрули в городах, задержания наркобанд с использованием бронетехники, конфискации все больших партий кокаина (которые потом частично пускали на улицу те же полицейские, бадяжа изъятый порошок, перед тем как сжечь). С каждым месяцем росла трансграничная преступность – людей ради выкупа стали похищать в США, потом переправлять через границу – этим занимались отлично организованные преступные сообщества численностью в десятки и даже сотни человек. Ситуация в стране становилась все хуже и хуже: из-за экономического кризиса закрывались заводы и фабрики, товар не находил спроса, правительство не могло снизить налоги для оживления экономики, потому что вынуждено было обслуживать государственный долг. Единственные люди, кто отлично зарабатывал в стране, были наркотраффиканты – и всем разумным людям уже было ясно, что падение правительства Мексики является уже вопросом ближайших лет, а возможно – и месяцев.

Мексиканские твари – крикливо одетые, с усиками, волосами, собранными сзади в крысиный хвост, модными бородками «готи», обвешанные дешевыми побрякушками из «золота» – перегородили всю улицу перед вербовочным пунктом, гогоча, рыгая, что-то выкрикивая, – по кругу шла бутылка с какой-то бурдой, которая по недоразумению называлась «текила». Чуть в стороне стояла полицейская машина; полицейские подчеркнуто не вмешивались. Оно и понятно – из двоих патрульных как минимум один был сородичем этих чиканос, а в полицейском управлении Далласа отдел служебной этики беспощадно расправлялся со всеми, кто позволял себе хоть малейшее высказывание или действие с расистской или националистической подоплекой. Да и новобранцев в армии не хватало.

Появление белого вызвало у чиканос весьма сильные чувства – но, кроме как свистом, ни один из них не решился их выразить – все-таки опасались полицейских. Подчеркнуто спокойно, держась с достоинством, как учили его отец и дед, Джим Гатуик прошел рядом с этой толпой. Некоторые девчонки – из числа перемазанных косметикой подружек молодых бандитов – посмотрели на него с интересом – все-таки он был белый американец, даже среди хуанит[10] котировался куда выше, чем собственная блатота. В другое время и в другом месте Джим и сам бы обратил на них внимание, и очень даже пристальное… но не здесь и не сейчас.

– Белый парень, Эй-стан ждет тебя! – крикнули ему вслед.

Он это знал. Более того – он был из редкого, исчезающего типа будущих солдат, которые надевают военную форму не потому, что в округе нет работы, и не потому, что иначе предъявят уголовные обвинения – а просто потому, что так надо. Потому что форму носили и отец, и дед, и он не видел ни одной причины, почему бы ее не одеть и ему. В армии таких призывников, выявленных с помощью личностных тестов и изучения биографии ценили, хотя и гоняли в три шкуры – зато делали в личном деле отметку ПКО[11] и направляли на учебу.

Внутри, в офисе вербовщика, было шумно, пахло каким-то дезинфицирующим средством, и пахло отвратительно. Все стены были завешаны плакатами, где то казавшийся разъяренным «дядюшка Сэм», то военнослужащие разных родов войск говорили, что нуждаются в тебе. Это была правда, людей в армии катастрофически не хватало.

Нельзя сказать, что в вербовочном пункте было много народу, скорее, наоборот. С восьмидесятых годов, с тех пор, как появился призрак «новой экономики», чей девиз «стань миллионером до тридцати» – с комплектованием всех родов войск были проблемы.

Джим Гатуик нашел дверь, на которой было написано «вербовщик», постучал.

– Войдите!

Тут ему повезло. А может быть, и не повезло, с какой стороны посмотреть. Сейчас везде сокращение расходов, с одной стороны, и повальная вербовка всех опытных вояк в ЧВК, частные военные компании – поэтому роль вербовщиков все чаще исполняют не отставные или негодные к службе в боевых подразделениях из-за ранения вояки, а низкооплачиваемые клерки из числа безработных, часто мексиканцы. Но тут за столом сидел настоящий вояка в звании… едва ли не мастер-сержанта, весьма свирепого вида. Карандаши он, как и полагается такому вояке, хранил в обрезанной гильзе от стапятимиллиметрового снаряда, на столе висели не грамоты и фотографии с известными людьми, а что-то вроде тарелки, расписанной символикой КМП США.

– Проходи, проходи. Не стесняйся, только дверь закрой!

Вояка был настроен весьма дружелюбно, по крайней мере, пока. В кабинете пахло крепким табаком, что было необычно – в правительственных учреждениях курить запрещалось.

– Хочешь служить в Корпусе морской пехоты США? – спросил вербовщик.

– Да, сэр, – коротко ответил Джим, как ответили бы его отец и дед.

– А зачем ты нужен Корпусу, сынок? – подозрительно рассматривая его, спросил вербовщик.

– Ну, сэр… Я слышал, что мы ведем войну, а солдат не хватает.

– Это так…

Вербовщик рассматривал Джима так, как будто он уже что-то натворил. Мелькнула мысль, что если здесь всех так принимают, то совершенно неудивительно, что в корпусе постоянно не хватает солдат.

– Так-то оно так. Вот только я заколебался видеть перед собой маменькиных сынков, которые думают, что если они пойдут в морскую пехоту, то станут там настоящими мужиками. Меня это просто зае…о, парень, вот что я тебе скажу.

– Сэр, я не маменькин сынок и никогда им не был, – ответил Джим Гатуик.

Вербовщик усмехнулся.

– Вот как? Не заметно. Но если ты утверждаешь…

Одним движением он свез бумаги, гильзу на край стола, что-то даже упало. Выставил на стол руку, крепкую, узловатую…

– Садись! – кивнул он на стул. – И докажи, что ты и в самом деле мужчина.

Джим Гатуик посмотрел на руку, узловатую, крепкую, перевитую жилами, поросшую редким седым волосом. Противник был тяжелее его килограммов на двадцать по самым скромным оценкам, а Джим никогда не занимался армрестлингом.

И вообще, это не предусмотрено в качестве приемного испытания, черт, он просто хочет служить в корпусе, и все.

Но тут этот мастер-сержант, предлагающий ему помериться силами, улыбнулся столь понимающе, что Джима Гатуика как кипятком окатило. Он вдруг посмотрел на ситуацию глазами того, кто должен его вербовать – еще один хлюпик и дохляк, насмотревшийся телевизора и наигравшийся в Medal of honor, пришел проверить, так ли он крут на самом деле…

А пошли вы все!

Нагло улыбнувшись мастер-сержанту, Джим Гатуик, рекрут, сел и ухватился за руку мастер-сержанта. Она была теплой и жесткой, как подошва.

– Ну, смотри… сам напросился.

Джим Гатуик продержался ровно семь секунд.

Пока он разминал чертовски болевшую правую руку, размышляя над тем, не порваны ли связки, мастер-сержант брюзгливо осведомился:

– Английским владеешь?

– Да, сэр.

На стол плюхнулась толстая папка разноцветных листов, сцепленных скрепкой, поверх лег карандаш.

– Черт знает что творится, – пожаловался мастер-сержант, – теперь у нас два комплекта документов, один на английском, а другой на испанском. И каждый раз, когда ко мне кто-то припрется – я должен вежливо спрашивать – извините, сэр, вы владеете государственным языком Соединенных Штатов Америки или нет? И бюллетени теперь тоже печатают на двух языках: английском и испанском. По мне, если ты не можешь понять, что написано в бюллетене, тебе просто не стоит голосовать, вот и все. И если ты не можешь заполнить тесты на английском при вербовке в морскую пехоту – тебе, черт возьми, просто не следует вербоваться в морскую пехоту, потому что дриллы на Пэрис-Айленд любят кушать таких вот… непонятливых на завтрак. Давай, приступай, парень. Здесь тебе работы часа на два. Пиши все печатными буквами. А я пока прогуляюсь по коридору, попробую раздобыть кофе себе, да и тебе, думаю, не помешает.

– А как же…

– Рука? – с усмешкой спросил морпех. – До Пэрис-Айленда, надеюсь, заживет. Если нет – покажешься врачу.

– Нет, сэр, я не про это. Я же… проиграл.

Морпех смотрел ему прямо в глаза, и рекрут почувствовал, что он говорит без насмешки, совершенно серьезно.

– Нет, парень. Ты не проиграл. Ты победил. Самое главное – ты победил самого себя, победил свой страх. Ты шагнул ему навстречу, и неважно, что было потом. Парни, которые могут это сделать, нужны в морской пехоте, потому что мы – те, кто делает то, что сделать невозможно. Ублюдки в Вашингтоне говорят «невозможно», это одно из любимых ими слов, а мы идем и делаем, вот так вот, сэр. Помни, что ты сделал сегодня, и всегда делай так же.

С этими словами вербовщик шагнул за дверь…

Примерно через два часа Джим Гатуик ответил на последний идиотский вопрос анкеты и со вздохом положил карандаш.

– Кажется, все, сэр.

– Все? Вот и отлично. Давай сюда.

Морской пехотинец передвинул к себе толстую пачку исписанных листков, достал очки, которые ему совсем не подходили – круглые стекла, желтая оправа, – нацепил на нос, пробежался взглядом по тексту.

– Ты Гатуик? – вдруг спросил он.

– Да… так точно.

Морпех присвистнул:

– Я был знаком с одним парнем, он служил в Кемп Леджун. Его имя Том Гатуик, не твой родственник?

– Это мой отец, сэр.

Морпех снял очки и положил их на стол.

– А не шутишь? И как он поживает?

– Торгует бензином и товарами для рыбалки и охоты, сэр. Все для фермеров.

– Интересно. А пенсию он получает?

– Да, сэр, за Залив. Его тогда признали ограниченно годным, он и ушел.

– Не шутишь, – подвел итог морпех, – давай руку. Сын ганни Гатуика здесь всегда желанный гость. Хочешь служить, как отец?

– Да, сэр, – рекрут поморщился, рукопожатие было сильным. Очень.

Морпех покачал головой:

– Не стоит. И знаешь, почему? Твой отец служил так, как будто у него не одна жизнь, а по крайней мере девять. Его задница была везде, где было жарко, как на адской сковородке. Во время Just Cause[12] он ринулся на штурм полицейского отделения, откуда по нам палили два десятка парней, всего лишь с огневой группой. То, что он взял его и остался цел, – чудо. А вот в Ираке ему не так повезло. Служи так, чтобы оставаться в живых, сейчас в Корпусе мало по-настоящему хороших парней. Все понял?

– Да, сэр.

– Вот и хорошо. Придешь через три дня. Что с собой брать, знаешь.

На улицу Джим Гатуик вышел уже рекрутом Корпуса морской пехоты США – и поэтому он направился прямо по улице, на этих мексиканских ублюдков, и направился с таким выражением лица, что все сразу стало понятно. Он шел на них, как ледокол идет на таран льдин, яростно и неукротимо, глядя им прямо в глаза.

И мексиканцы, на счету двоих из которых были убийства, в присутствии своих девчонок молча расступились перед ним.

В одном из окон вербовочного пункта шевельнулись жалюзи.

Мастер-сержант Корпуса морской пехоты США неторопливо вернулся за стол, свернул сигарету – он предпочитал самостоятельно свернутые сигареты, которые набивал отборным турецким табаком, безо всяких там отдушек и добавок, которые нужны только педикам. Не спеша выкурил сигарету, окутавшись сизым дымом, потом затушил окурок в пепельнице, которую держал в ящике стола – политкорректность! – открыл окно, чтобы проветрить помещение. Потом, подвинув к себе пакет документов, заполненных рекрутом Гатуиком, снял трубку со старомодного телефонного аппарата, начал набирать номер, который помнил наизусть и которого не было ни в одном общедоступном телефонном справочнике.

– Майора Андерсона, – сказал он в трубку, – это Хилл. Срочно… Да, сэр, это Хилл. У меня здесь есть кое-что интересное, с большими перспективами. Джим Гатуик. Гольф-Альфа-Танго-Виски-Индия-Чарли-Кило. Так точно. Да, он самый. Парень показался мне дельным, сэр. Так точно. Да, спасибо, сэр. Семпер фи.

В последнее время в Соединенных Штатах Америки стала проявляться проблема – несмотря на прирост населения, на превышающую европейский уровень рождаемость, как только до чего-то доходило – так выяснялось, что не хватает людей. Когда вошли в Ирак – стало не хватать людей. Как только вошли в Афганистан – стало еще хуже. Почему-то в Америке последних лет все хуже и хуже обстояли дела с людьми.

Но все-таки люди были. Потому что Соединенные Штаты Америки были великой державой. Этого у них было не отнять.

11 июня 2014 года.

Пустыня Негев, Израиль

– Держи ниже. Он обшаривает горизонт, но тебя не видит. Подскочишь прямо перед целью и снова уйдешь вниз.

– Так точно.

Ударный самолет ВВС Израиля F15 Raam (Strike Eagle), модернизированный до уровня Block 20 – более мощная радарная система с элементами от F35, наведение на цели через постоянный канал обмена данными со спутниками США, более мощные и надежные двигатели, частично сниженная радиозаметность – демоном несся над ночной пустыней, иногда опускаясь до тридцати футов над землей. Пилотом был Давид – в который раз подполковник видел, что Давид – пилот от бога, он отключил режим огибания рельефа местности и вел машину на скорости чуть ниже звуковой на таком расстоянии от земли, в обстоятельствах иных ему бы просто оторвали голову за это. Но сейчас от него требовалось именно это, более того – за его спиной сидел полковник (звание присвоили совершенно неожиданно, вызвали в Тель-Авив, пожали руку и вручили новые погоны) Иеремия Эгец, тоже пилот от бога, который сейчас исполнял обязанности оператора систем вооружения. Став комэском, он решил, что должен знать работу не только пилотов, но и операторов боевых систем.

– Левее. Радар прямо по курсу.

Самолет чуть заметно прянул влево, в кабине замигал датчик облучения радаром.

– Поймали? – напряженно спросил Давид.

– Еще нет. Луч рассеянный. Он что-то видит, но не может понять, что именно. Еще левее, зайдешь с разворотом.

– Он не унимается.

Индикатор продолжал мигать.

– До разворота три… два… один… Пошел!

Машина развернулась резко до предела, замигал еще один датчик – критическая высота.

– Выполнил.

– Спокойно. Я начну отсчет.

И в этот момент раздался резкий звонок системы оповещения – оператор радара перевел его из режима сканирования в режим прицеливания.

– Есть захват.

– Работай! Ты успеешь! Пять-четыре-три-два-один-подскок!

Самолет рвануло вверх так, что их прижало к креслам, желудок ушел куда-то туда, где помещаются отходы от его работы. У полковника Эгеца потемнело в глазах – все-таки не мальчик, хватит хулиганить, – но он успел выполнить работу. Так и не включая радар, он нанес удар – почти одновременно высокоточными планирующими бомбами по назначенным целям и ракетами ПРР – по захватившему их радару. Самолет тряхнуло – учебные боеприпасы отделились от подвесок, он разом полегчал на треть и сейчас рвался в небеса. И тут желудок рванулся в обратный путь – Давид перевернул самолет и с пугающим ускорением рванулся обратно к земле, перевернув самолет вверх тормашками…

Сукин сын…

Самолет, выпустив тормозные парашюты, остановился на самом конце взлетной полосы базы 69, от колес шел дым. Медленно порулил на стоянку, чтобы освободить полосу. Двое в кабине – пилот и оператор систем огня – медленно приходили в себя.

– Чертов сукин сын… – сказал полковник.

– В этот раз кое-что удалось сделать, – необычно серьезным для него тоном заявил Давид, – уже лучше.

На машине подлетели несколько пилотов, мгновенно выставили две легкие алюминиевые лестницы. Полковник на ощупь нажал кнопку, чтобы открыть фонарь.

– Иеремия, с тобой все в порядке? – сунулся в кабину штурман эскадрильи.

– Жить буду. Помоги…

– Сейчас. Там к тебе люди из Тель-Авива приехали.

Полковник так и вышел к ним – не снимая летного комбинезона, это была не рисовка, просто не было ни времени, ни сил его снять.

– Генерал…

Генерал Амос Ядлин, бывший пилот, ставший разведчиком, а потом снова пилотом – то-то все тогда удивились – покачал головой:

– Ты не в том возрасте, чтобы летать.

– Да пошел ты… – просто и бесхитростно заявил полковник, – мне надо было понять, что происходит. Я взял самого лучшего пилота, и мы отправились на учебную миссию. Мне надо было понять, что происходит.

– Понял?

– Понял, Амос. Мы их не прошибем.

Командующий ВВС нахмурился.

– То есть?

– То и есть! – разозлился полковник Эгец. – Это не шутки. Ты прекрасно знаешь порядок построения ударной группы. Мы его нарушили, действуем, как сумасшедшие. В группе на двенадцать машин должно быть два самолета РЭБ и как минимум два специализированных самолета подавления ПВО. А там, где мы столкнемся с системой С300, – их нужно будет четыре. Мы же нагрузили все машины, что у нас есть, бомбами и пытаемся выполнить задачу. Но это невозможно. Я пять раз лично ходил на цель с моим лучшим пилотом, экспериментировали с боевой загрузкой. Последний раз мы шли так низко, что едва не наелись земли. Это был лучший пилот и лучший, черт возьми, самолет, который у нас есть. Барак[13] на то, что мы делали, неспособен. И все равно пять раз из пяти радару удалось нас засечь.

– А сколько раз вам удалось произвести сброс? – поинтересовался Миша.

– Два раза.

– Не так плохо… – заметил генерал, и полковник взорвался:

– Два из пяти не так плохо?! Черт, я заслужил отставку уже десять раз. И я напишу рапорт, черт побери, только чтобы не увидеть, как гробят эскадрилью! Два из пяти – мы просто угробим ВВС и ничего не добьемся. Даже если мы отымеем этих ублюдков – оставшиеся отымеют нас, вот и все, что будет!

– Успокойся… – с поразительным спокойствием сказал генерал, – пойдем, немного выпьем. Мы не дежурим, так что можно.

– Получена новая информация. Информация, которая заставляет нас подойти к предстоящей операции принципиально по-другому. На сегодняшний день достоверно установлено, что у Ирана есть десять боеготовых, ядерных взрывных устройств, мощностью от тридцати до сорока килотонн каждое, пригодных для доставки баллистическими ракетами. Все эти установки находятся в Тебризском позиционном районе, как минимум половина из них установлена на ракеты и готова к немедленному применению. Все ракеты нацелены на Израиль.

В кабинете, где на столе стояла упаковка пива – пилоты обычно не употребляли ничего крепче, комиссия каждый день, и если выпить, к примеру, вечером водки, то на следующий день не допустят к полетам, – наступило тяжелое молчание.

– Только не говори – какого хрена мы не сделали это раньше, – прервал молчание генерал Амос Ядлин.

– А какой смысл говорить? В нашей стране что-то не так, это знаем мы все, и ты, и я. Раньше мы тушили, как только начинало гореть, а иногда – тушили тогда, когда кто-то только зажег спичку, чтобы поджечь. Поэтому Израиль жив до сих пор. Сейчас мы не тушим и тогда, когда все уже горит синим пламенем. Так, кажется, выражаются русские?

– Так, – подтвердил Миша.

– Вот именно. Так. Поздно запирать конюшню, когда разбежались все лошади. Нам придется учиться жить рядом с кучей фанатичных ублюдков, которые так и мечтают нас уничтожить.

Генерал отхлебнул пива.

– Мне это не нравится, – заявил он.

– Мне тоже, сэр, – обратился к нему полковник так, как это было принято в американской армии, – но в жизни происходят предельно хреновые вещи.

– Мне не нравится твое настроение.

– Оно соответствует ситуации, сэр. Имеющимися ресурсами решить задачу невозможно – либо надо подключать американцев, либо работать не одним вылетом. Лучше первое, потому что в противном случае уже после первого вылета мало что останется. Какого хрена американцы заставляют нас таскать каштаны из огня?

– Здесь живем мы, а не они.

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Основная идея этой книги – рассказать читателю об электронной торговле облигациями, акциями, в том ч...
Частный трейдинг или proprietory trading пока еще мало освещен в русскоязычной литературе. По сути д...
Современные технологии позволяют нам общаться и работать таким образом и в таком темпе, который рань...
Новая книга от фаворита крупнейших отечественных литературных премий 2009–2010 годов Романа Сенчина....
Острослов Винс Новал вечно пьян, вечно бит, но он на удивление талантливый частный детектив, хоть и ...
Храм Ханумана, пуп Земли… операторский зал, в котором находится кристалл управления альтернативными ...