Битва с Непознаваемой Мзареулов Константин

Пролог

Пожар потушили сразу, реактор удалось заглушить, но многие кубометры неведомой дряни пролились из треснувших топливных баков, аккумуляторов, гидравлических трубок и других устройств погибшего транспортера. Теперь внутри искалеченной машины стоял тяжелый запах гари, расплавленных пластиков и всевозможной химии, включая свернувшуюся пламегасительную пену. Тем не менее выжившие солдаты 11-го батальона предпочитали ночевать в многократно продырявленном корпусе «Носорога», задраивая помятые люки и сменяя караульных каждые два часа.

Афанасию Машукевичу выпало стоять на посту в самое поганое время, перед рассветом — на флоте сказали бы: собачья вахта. Стойко сдерживая натиск сонливости, сержант бродил по сложной трассе мимо почти отломившейся кормы гиперлета, мимо окопа, в котором столько дней провел в обнимку с прикладом «дырокола», мимо холма над могилой трех дюжин ребят, которых схоронили в коротком передыхе между боями, мимо разбитых обугленных БМП, мимо сорванной башни вражеского танка, мимо расплавленных объемным взрывом роботов.

Ходить было не обязательно — сенсоры все равно сообщат о появлении чужаков, но парень знал наверняка: если присядет, то мгновенно заснет. Потому-то выбирал Афанасий длинные заковыристые маршруты и плескал в лицо холодной водой из родников — на случай, коли прячутся в лесу недобитые десантники. Задремлешь, а те подкрадутся — и клешней по горлу. Видали, как ихний спецназ умеет… Мотнув головой, сержант хлебнул из фляги слабенького кофе и продолжил обходить периметр лагеря, дергаясь от каждого шуршания веток.

До рассвета оставалось чуть, враги не подавали признаков жизни, ветки шевелились только от ветра. Местное зверье на берег не совалось — небось распугано вусмерть многодневной пальбой. Когда Машукевич добрался до каменной выемки, где они с напарником оборудовали запасную позицию, загорелся костер на дальней косе бухты. Аборигены готовились к ежедневному ритуалу, который начнется на рассвете. Ночью со своими факелами больше не плясали — уразумели, значит, что в темноте небесные пришельцы стреляют во все, что движется, светится и звук издает.

Звук возник внезапно. Машинально вскинув оружие, Афанасий дико завертел головой, вглядываясь в непроглядную темень безлунной ночи. Однако ни лицевой щиток шлема, обеспечивающий кое-какую ночную видимость, ни наплечный сканер не показывали поблизости ничего, кроме дикого пейзажа. Спустя секунды, глубоко вздохнув и успокоив нервы новым глотком кофейных помоев, сержант сообразил, что подозрительные шорохи доносятся из наушников. Проще говоря, где-то неподалеку работает радиостанция на частоте армейского диапазона.

Тут, как по заказу, и краешек горизонта осветился. Совсем приободрившись, Афанасий вслушивался в бормотание мембраны и наконец разобрал человеческий голос. Выговор безошибочно выдавал земляка с Калиюги.

— Да отзовитесь же, мать вашу! Есть здесь кто-нибудь или мы напрасно по системе мотаемся?

— А какого рожна ты здесь ищешь? — сварливо ляпнул Афанасий, отвыкший от дисциплины за долгие недели робинзонства. — Кто ты? Назовись.

Голос из наушников продолжал монотонно материться, призывая откликнуться. Машукевич еще пару раз крикнул: мол, здесь мы, на берегу, потом сообразил, что собеседник его просто не слышит. Наверное, мощности личной рации не хватало. Передатчик на «Носороге» был куда мощнее, на самых больших дальностях работал, но отсек связи разнесло прямым попаданием еще в первом бою. Сержант с сомнением посмотрел на силуэты «Волков», очерченные лучами встававшей звезды. Наверняка на каком-нибудь радио еще работает, но хрен его знает, как питание подать: моторы-то не запускаются. Эх, надо было сразу навалиться и отремонтировать хоть одну машину!

Неожиданно Машукевич услыхал радостный вопль:

— Слышу тебя, братуха! Где ты? Сколько вас? Какая часть?

— Да откуда мне знать, где я, — заорал в ответ Афанасий. — Машины разбиты, людей два десятка осталось и столько же раненых. Сидим без связи возле бухты.

Вероятно, связь опять пропала. Во всяком случае, голос в наушниках повторял все те же вопросы. Потом неизвестный землянин замолчал, и послышался другой голос — судя по акценту, в разговор включился уроженец планеты Сольдо.

— Отставить, ефрейтор. С кем вы разговариваете?

— Не могу знать, лейтенант. Тормоз какой-то, на вопросы через пять минут отвечает.

— Сам ты тормоз, — флегматично сообщил лейтенант. — Раз отвечает с опозданием — значит, он не на этом астероиде, а где-то далеко, на расстоянии нескольких световых минут. Чему тебя в учебке дрессировали, связист хренов?

— Ё-ка-лэ-мэ-нэ… Виноват…

Поняв причину перебоев связи, Машукевич успокоился и доложил, что остатки 11-го батальона 353-й дивизии находятся не на астероиде, а на безымянной планете с пригодными для жизни природными условиями. Прошло немало времени, прежде чем радиоволны добрались до неизвестного корабля, но потом Афанасия все-таки услышали, и лейтенант ответил: мол, сейчас будем.

Едва закончился сеанс связи, с лязгом и скрежетом распахнулся люк «Носорога». Из машины выбрались заспанные Рыжий Шнобель и двое рядовых. Узнав, что Машукевич разговаривал с летящими на выручку людьми, все сначала потеряли голову от восторга, но вдруг фельдфебеля посетила мудрая мысль: типа, а вдруг это враги по-нашему разговаривают — ищут уцелевших землян?

Когда спасательный отряд опять вышел на связь, Рыжий Шнобель сам вел переговоры, требуя доказательств, что к нему обращаются именно люди, а не вражеские толмачи. Сказкам про 5-й батальон 480-й дивизии ветеран верить отказывался. Координат лагеря он по-любому назвать не смог бы, потому как этот секрет умер вместе с последним офицером на третий день после высадки. В конце концов лейтенант-сольданец, посмеиваясь, резюмировал:

— Все понятно, мужик. Ты — фельдфебель.

— А как это вы догадались? — опешил Рыжий Шнобель.

— Сообразительный слишком. В общем, мы вас запеленговали. Скоро будем.

Гордый фельдфебель рявкнул:

— Слыхали? Даже лейтенант сопливый понял, кто здесь умный.

Новость молниеносно облетела все отсеки транспортера. Братва высыпала из-под брони быстрее, чем на построении по тревоге. Афанасий подумал вслух: дескать, надо бы вытащить барахло, чтобы поскорее грузиться на спасательный корабль. Рыжий обозвал его «молотком», но потом приказал отставить и подготовить к эвакуации раненых. Сержант Машукевич поглядел на фельдфебеля с некоторым подобием уважения: сам он про лазарет не подумал.

Ожидание затягивалось. Через полчаса братву охватил склочный ропот. Грозно взревев, исполняющий обязанности командира построил ходячих, назначил наряд на камбуз, выслал патрульные пары вправо и влево от машины, а Машукевичу приказал занять позицию с «дыроколом» — на случай, если все-таки прилетят враги. Остальным он поручил накормить раненых, а потом жрать самим и быть начеку.

«Дырокол» оставался на месте — задранный ствол торчал из окопа как стебель диковинного цветка с бутоном эжектора-пламегасителя на конце. Афанасий с Олафом Янзеном привычно заняли позицию, запустили прицел в режим пассивного поиска и вскрыли консервные банки. Тушеные бобы с символической добавкой свинины осточертели, но соленая рыба надоела сильнее. Как, впрочем, и вегетарианские подношения туземцев.

Уныло ковыряя ложкой, Олаф посетовал:

— Последняя батарея. Через пару дней она тоже подсядет.

— Будем стрелять на глазок, — равнодушно буркнул Афанасий. — Головка сама на цель наведет.

— Без подсветки дальность захвата втрое меньше.

— Сам знаю… — Машукевич отшвырнул подальше пустую банку. — Я уж думал подключиться к солнечной батарее — хоть какое-то напряжение.

— Хитро придумал, — напарник восхищенно покачал башкой. — Если не прилетят — так и сделаем.

— Типун тебе в задний проход! — разозлился Афанасий. — Прилетят!

В небе со знакомым грохотом описал вираж «Носорог». Прочертив элегантную спираль, громадная машина снизилась над пляжем и медленно опустилась на опорные «лапти». На пляже сразу сделалось многолюдно. Пехота весело высаживалась через бортовые шлюзы, верхние ворота выбросили несколько БМП. «Волки» неторопливо разлетелись на патрулирование.

Дежурство в окопе потеряло смысл: невооруженным глазом было видно, что пришли свои. Бросив ненужную машинку, сержант и ефрейтор поспешили к транспортеру. Прибывшие уже переносили раненых в лазарет «Носорога», угощали здоровых пивом и куревом. Афанасия и Олафа окружили солдаты с нашивками 480-й дивизии на мундирах. Наперебой спрашивали: как давно, мол, тут сидите, как воевали, сколько гадов положили.

Потом появились два лейтенанта — пехотинец и флотский, приказавшие отставить шум. Пехотный офицер проговорил улыбаясь:

— Ловко вы спрятались. Даже в штабе вашей дивизии никто не знал толком, где ваш батальон.

— Настоящее чудо, что вас нашли, — подтвердил немолодой сержант. — Просто для проформы систему прочесали.

Лейтенант из экипажа транспортера возразил:

— Тот полковник из штаба корпуса точно сказал, что здесь они, больше негде. Правда, братишки, не надеялись живыми вас обнаружить.

— В башке не укладывается, за каким дьяволом ваш батальон сюда бросили, — признался лейтенант-пехотинец. — Я бы понял, если бы южнее, — там большой город. Но здесь, на голом пустыре… Какую задачу вам поставили?

Пожав плечами, благо приказа «смирно» никто не отдавал, Афанасий допил банку и пробормотал:

— Не могу знать. Задачу офицеры знали, но всех в первые дни положили. Нам сказали только, что надо держать позицию. Вот и держали.

Прибывшие подтвердили, что держалась братва как надо. По словам бойцов 5-го батальона 480-й дивизии, сверху хорошо видать разбросанные на километры вокруг обломки вражеских машин. Как прикинули офицеры, в атаках на горстку героев 353-й дивизии противник угробил не меньше двух батальонов.

— Это только там. — Олаф махнул рукой на холмы. — Остальные на дне бухты. Они в первые дни со стороны суши лезли. С дальних-то холмов нас выбили, всю вторую роту перемололи, но мы здесь удержались, даже в контратаку ходили, отбросили их за речку. Тогда они со стороны моря пошли — пехота с танками. Это самые страшные дни были. Сами видите, сколько нас осталось. Еще одна атака — и каюк бы всем. Только повезло нам: они вдруг ушли.

— Про вас видео снимать надо. — Флотский лейтенант покачал головой. — Хотя, скажем прямо, наш батальон тоже не в санаторий посылали.

Он поведал, что 5-й батальон несколько дней держался на астероиде в системе тройной звезды. Они отбили несколько тяжелых атак, потеряв до четверти личного состава и техники. И вот когда противник стянул против них целую танковую бригаду, вдруг появились наши корабли и тяжелыми пушками покрошили перцев, суликов, рагвенов и всех, кто там был.

По этому поводу бывалый сержант нецензурно выразился: дескать, их использовали как блесну, чтобы подманить побольше врагов. Рядовой состав одобрительно закивал, однако офицеры потребовали прекратить обсуждение мудрых приказов командования. Они расспросили Машукевича и Янзена, посчитали что-то на своих видеофонах и объявили, что теперь все понятно. Атаки на этом участке внезапно прекратились, потому что противнику пришлось перебросить все силы в тройную систему — на верную погибель.

— По этому поводу выпить надо, — мгновенно сориентировался Афанасий. — А то вольют нас послезавтра в другую часть и снова в мясорубку кинут.

Офицеры заверили, что в мясорубку кинут не скоро, потому как война вроде бы заканчивается. Ходят слухи, что Кордо Ваглайч то ли застрелился, то ли убит в бою, Кьелтарогга готов капитулировать, а Земля уже предложила созвать мирную конференцию.

Тут подошел обладатель свирепого лица и капитанских погон. Рядовые 5-го батальона поспешно и незаметно рассосались — наверное, капитан был крутым командиром. Афанасий тоже бы ушел, но хотел поинтересоваться, куда их пошлют, а вопрос задать не мог, потому как офицеры затеяли оживленную дискуссию о недавних событиях на планете. Когда заговорили про подбитый транспорт, упавший в сотне миль к северо-востоку, сержант, не сдержавшись, попросил разрешения доложить.

— Это майор, наш комбат, в первый день «близняшками» засадил, — сообщил он. — Мы только вошли в атмосферу, а тут по громкой связи крики: мол, десантный транспорт прет прямо на планету. А потом голос командира, что целится и стреляет.

Все посмотрели на подбитый «Носорог» батальона 353/11 — закрепленная на крыше кассета снарядов ближнего боя была пуста.

— Считай, еще минус один батальон. — Свирепый капитан одобрительно поднял большой палец. — Эти парни отлично поработали. Сколько битой техники за холмами раскидано. Республиканские машины, имперские, даже ломские обломки узнать можно. Это же сколько разных тварей на вас набросилось?

Вопрос застал противотанковый расчет врасплох. Афанасий с Олафом растерянно переглянулись, обменялись вполголоса мнениями, после чего нестройно заверили, что воевали против них только членистоногие. Там вот, на севере, между холмами и речкой, много такой живности лазерами да металлом покромсано, небось не всех местное зверье трупоедское пожрать успело.

Лейтенант-пехотинец подтвердил, что разглядел панцири больших ракообразных — такие живут на окраине Седьмой Республики, в Мрагвенде и еще в трех странах. На уточняющие расспросы сержант с ефрейтором ответить не смогли — ни тот, ни другой не разбирались в инопланетных расах. Был приказ держать рубеж — вот они рубеж и держали, стреляя во всех, кто атаковал.

— Вообще, загадочные дела в последние две недели творились, — не без недоумения произнес летун. — Я так и не понял, кто атаковал нас на астероидах. И членистоногие были там, и псевдогумы, и рептилии…

— Крыс вроде бы не было. — Капитан задумался. — Птичек и насекомых этими вот руками стрелял…

— Не нашего ума дело, — хмуро высказался пехотный лейтенант. — Правильно пацан сказал: приказали бить врага — и мы приказ выполнили. Мало ли каких наемников рагвены с импами набрали и бросили на этот участок.

Задумчиво поглядев на него, капитан проговорил, понизив голос:

— Тут загадки давно начались. Помните того майора из штаба фронта, который фактически руководил всеми операциями? Так вот — ни хрена он не штабной. При мне два полковника в штабе корпуса говорили, сам слышал: сражением в этом секторе управляли умные головы из фронтовой разведки.

Надо же, успел подумать Афанасий. Но так и не успел задать своего заветного вопроса: прозвучал сигнал общего сбора. Немолодой подполковник построил две дюжины уцелевших бойцов 11-го батальона, назвал чудо-богатырями, объявил благодарность, помянул павших смертью храбрых. Затем объявил, что сможет принять на борт лишь раненых, а здоровым придется на несколько дней задержаться на этой планете.

— Отдыхайте, парни, командование разрешает, — сказал подполковник. — Завтра-послезавтра сюда прибудет отряд трофейной службы вашей дивизии. Поможете им собрать всю технику, какая тут осталась. Заодно пришлют маршевое пополнение, командира. Не возить же вас за триста парсек в сборный пункт. Прямо здесь, на месте, сколотят новое подразделение на вашей основе.

«Носорог» действительно скоро взлетел, оставив на пляже ошеломленных солдат и гору снаряжения, в том числе — по ящику мясных и рыбных консервов. Осмотрев братскую помощь 480-й дивизии, Рыжий Шнобель умело выматерился, после чего начал грязно ругаться. Однако делать было нечего, поэтому фельдфебель распределил среди личного состава боеприпасы, индивидуальные аптечки и аккумуляторные батареи. Народ дружно потребовал выдать на обед мясо.

— Само собой. — Рыжий не собирался спорить. — Сержант Машукевич, кто врал, что может собрать самогонный аппарат?

— Ну? — насторожился Афанасий.

— Собирай, — приказал фельдфебель. — Фрукты сами плывут. Наварим пару ведер и отметим конец войны.

Разумную идею братва встретила положенными выкриками. В этот самый миг заскрипела музыка, и все повернулись к морю, где начиналось ежедневное шоу.

Из-за косы, окружавшей бухточку слева, чинно выплывали лодки и плоты. Как и в прежние дни, на самом большом сооружении горела жаровня, вокруг которой дергался в конвульсиях хмырь, разукрашенный цветастыми татуировками, перьями, сплетенными цветами и чем-то вроде звериных хвостов.

Смысл этого представления был не вполне понятен. Люди предполагали, что шаманы окрестных племен совершают какой-то магический обряд — то ли задабривают небесных богов из 11-го батальона, то ли просят вредных демонов изничтожить или хотя бы прогнать пришельцев. Скорее всего, туземцы не питали к людям злых эмоций, потому что после музыкального приветствия подносили большую корзину кислых и сладких плодов. Впрочем, женщин бойцам земной армии ни разу не предложили, то есть добрые чувства дикарей ограничивались элементарной физиологией, но не затрагивали высокой духовной сферы.

С неделю назад, на второй день концерта местной самодеятельности, солист вызвал бурный восторг личного состава, когда, поскользнувшись на плоту, шлепнулся в море. Изголодавшиеся по красивым зрелищам солдаты долго хохотали и кричали: «Бис», — но шаман не понял намека и больше за борт не падал. Разочарованные пехотинцы быстро теряли интерес к однообразным выступлениям аборигенских исполнителей, но концерты все-таки смотрели. Во-первых, других развлечений все равно не предвиделось. Во-вторых, привыкли к фруктам и орехам, хоть как-то разнообразившим скудный рацион сухого пайка.

Сегодня артисты разошлись не на шутку. Лодок собралось вдвое-втрое больше обычного количества, шаманы бесновались аж на четырех плотах, а не на одном, как бывало в прежние дни. Пламя из горелок хлестало выше человеческого роста, музыканты остервенело молотили в барабаны, дергали струны и дули в громадные трубы. Мелодия, конечно, получалась ужасающая — примерно так же звучали предсмертные стоны поврежденного турбореактивного движка. Размалеванные растительными соками аборигены тоже не относились к разряду эстетического совершенства. Тем не менее бойцы мужественно терпели. И дождались.

Плавсредства коснулись отмели. Воюще-барабанящая толпа, не прекращая танцевальных телодвижений, схлынула на пляж и, кружась завихрениями, приблизилась к людям. Музыка злобных демонов затихла нестройно, в тишине робко прогудели запоздалые трубачи да пару раз простучал барабан. Настал блаженный миг безмолвия, и здоровенные гуманоиды сложили перед солдатами корзины. На сей раз незнакомые с гигиеной дети природы натаскали неслыханную прорву даров — тут были не только фрукты, но и корзина с громадными рыбинами, и какие-то изделия из цветного камня, и обточенные в форме божков-идолов куски дерева.

Немолодых лет вождь или шаман — в прежние дни люди его вроде бы не видели — с воплем воткнул в песок каменный топор, выполнил серию прыжков с поворотом вокруг собственной оси, после чего, запыхавшись, опустился на колени. Остальные последовали его примеру и тихонько завыли, потрясая безоружными руками. За музыкальные инструменты никто, к счастью, больше не брался. Коленопреклоненный патриарх забубнил что-то на своей фене, тыча пальцами то в сторону солдат, то в небо, то в изуродованный корпус «Носорога». Толпа заунывно подвывала, периодически касаясь лбами песка.

Парень из 3-й роты, призванный в армию с какого-то курса университета на Калиюге и прозванный Шарохлопом, сказал неуверенно:

— Кажется, они боялись, что боги бросят аборигенов и вернутся на небо. Но небесный корабль улетел, а мы остались.

— И что потом? — насторожился фельдфебель. — Это радует их или огорчает?

— Хрен их знает. — Шарохлоп пожал плечами. — Я всего-то несколько слов этого народа запомнил.

Церемония затянулась, но в конце концов аборигены вернулись на плоты и лодки. Вновь загремела отвратительная пародия на музыку, но теперь исполнители не проявляли прежнего рвения, к тому же уродливые звуки вскоре затихли вдали.

Личный состав уже разводил костер, умельцы потрошили рыбу, а знатоки рассуждали — зажарить этих торпед на огне или обмазать глиной и запечь в углях. Крикнув, чтобы не забыли посолить, Афанасий выбрал цитрус помягче и пошел монтировать перегонный механизм. Пришлось повозиться, но к вечеру все были хорошие, остатки же сивушной жидкости разлили по тщательно вымытым канистрам.

— Разбери аппарат, — нетвердым голосом предупредил Рыжий Шнобель. — Завтра могут офицеры прилететь.

Машукевич просто кивнул — отвечать было лень. Скинув броню, мундир и сапоги, он окунулся в теплую воду, понырял, поплавал, поплескался и вернулся на песок. Под пьяную балду почему-то вспомнился утренний разговор — дескать, непонятно, с кем тут земляне сражались и вообще зачем оказались в этой системе. Сержант зевнул и вяло подумал, что кому надо, те знают ответы на все вопросы, а разные непонятности когда-нибудь в кино покажут.

Двадцатилетний парень даже не старался бороться с одолевающей сонливостью. Просто валялся, облокотившись на броню подбитой машины, и смотрел в море, где на лазурном зеркале неторопливо катились ровные шеренги волн. Вдали от берега стихия малость разгулялась, и колебательные движения водной массы швыряли какую-то парусную лоханку.

Глава 1

Абордаж

Верный глаз опытного моряка еще с вечера подсказал, что сегодня разразится шторм: слишком уж багровым выдался закат. Однако ранним утром ветер только начинал набирать силу. Нарастающее дыхание языческого божества Борея все мощнее наполняло паруса трехмачтового корабля, борта которого украшали сдвоенные линии орудийных портов и вычурная надпись «Sao Rafael». Форштевень, украшенный резной фигурой грудастой сеньориты, непреклонно резал рябое от мелких волн Средиземное море.

Комендоры дежурили возле заряженных пушек, на верхней палубе ждали мушкетеры в кирасах и шлемах. Все взгляды были устремлены в бескрайний голубой простор, постепенно принимавший свинцовый оттенок. Между тем в капитанской каюте второй час — от самого завтрака — продолжался военный совет.

Старый морской волк капитан Гомеш Оливейра медленно цедил крепленое порто и слушал байки хитроумного посланца святой инквизиции. Все офицеры побывали во многих опасных переделках и повидали разные края, но сеньор Фернандо, похоже, объездил весь мир от дебрей Амазонки до гиблых китайских пустынь.

Удивленно покачивая шевелюрой с проседью, капитан не без труда нашел среди пустых бутылок одну непочатую, выбил пробку и пробормотал — глубокомысленно и многозначительно:

— Нет ничего похожего, везде все по-разному… Вот, к примеру, собаки в злобе поджимают хвост, а коты — наоборот, поднимают трубой. И только выпивка во всех странах одинакова.

— Не скажите, дон Гомеш, — мягко возразил инквизитор. — Некоторые народы научились гнать пойло покрепче рома. Наверняка вы слыхали про французский коньяк и британский джин.

Офицеры закивали — они слышали и даже пробовали эти напитки. Кротко улыбаясь из-под капюшона, Фернандо поведал о прозрачном чуде, которое довелось ему отведать при дворе московитского цезаря Большого Питера. От приятной для всех темы он непринужденно перешел к оружию, для производства которого московиты построили большие мастерские, отлили много пушек и готовятся взять реванш у свейского конунга Карла.

— Пушки — не главное, — свирепо прорычал покрытый шрамами лейтенант Алвару, командир абордажной команды. — Главное начинается, когда мы бросаемся в рукопашный бой. И я должен признаться, что мало встречал таких замечательных клинков, как ваш. Я бы сказал, что это — настоящий толедский кортелас, но меня смущает клинок из Дамаска.

Все выпили и согласились, что дьявол научил нехристей ковать сталь, покрытую волнистым узором и способную рубить любой другой металл. Кто-то припомнил, как в старину рыцари-крестоносцы покупали такие клинки на вес золота, потому что сталь из Дамаска режет стальную броню как буханку хлеба. Снисходительно отмахнувшись, инквизитор ответил все тем же приветливым голосом:

— Забудьте глупые легенды, в Дамаске нет оружейных мастерских. Я не нашел там ни кузниц, ни плавильных печей, а только громадный базар, где продаются невольники, пряности, одежда и оружие. Название металла происходит вовсе не от имени городишки, а от слова «дамаст», на языке мавров означающего «волнистый». К тому же дамасская сталь не так уж прочна и вовсе не обязательно перерубит итальянскую саблю или испанскую спаду. Доспехи крестоносцев эта сталь резала по простой причине: многие рыцари носили деревянные панцири… А мой тесак выкован кузнецом из Палестины…

— Вы были на Святой земле! — вскричал потрясенный Алвару. — Но ведь там правят басурманы!

— Пришлось носить их варварские одеяния, — печально подтвердил инквизитор. — Ведь я путешествовал с тайным заданием, и никто не должен был узнать во мне христианина. Но в один недобрый день у проклятых еретиков возникло подозрение. Они схватили меня и подвергли глупому испытанию.

Слушатели внимали ему с неподдельным интересом, и только старый капитан Оливейра несдержанно спросил:

— Какому испытанию, падре?

— Они бросают связанных подозреваемых в воду. По их еретическому разумению, преступник неизбежно утонет, а честный человек выплывет.

— Как я понимаю, вам все-таки удалось выплыть, — с обычным глубокомыслием резюмировал очевидное капитан. — Вы хорошо плаваете, дон Фернандо.

— Да, неплохо, — скромно признал рассказчик. — Но в том случае все было проще. Как вы знаете, в водах Мертвого моря не тонет даже… — Фернандо перекрестился, словно чудом удержался от произнесения непристойности, — …даже инквизитор.

Повисла неловкая пауза. Офицеры прятали глаза, сдерживая смех. Именно в этот миг с мачты раздался крик марсового:

— Вижу галеру!

Повскакивав, офицеры проворно натягивали кирасы, застегивали ремни шлемов и перевязей с ножнами. Фернандо встал с табурета и сурово напомнил:

— Женщину надо взять живой.

Сбросив сутану, он вышел на палубу — широкоплечий, мускулистый, одетый в кожаный жилет и широкие, не мешающие движениям штаны. С левого бока к его широкому поясу был пристегнут абордажный тесак — тот самый, о котором недавно говорили в каюте капитана. Справа висела короткая спада, спереди — три заполненные порохом шарообразные бомбы с торчащими наружу запальными трубками, между бомбами и ножнами пристроились две кобуры для пистолетов, а возле колен были закреплены боевые ножи. Поднявшись на мостик, инквизитор дом Фернандо навел бинокль на галеру под зеленым флагом.

Застигнутый врасплох экипаж «Султание» второпях готовился к неизбежному бою. Янычары и мамлюки, похватав оружие, строились на палубе. Сигнальщики отчаянно дули в трубы, гребцы, вздрагивая под неистовыми ударами бичей, налегли на весла, матросы лезли на ванты, ставя дополнительные паруса, но корабль неверных неотвратимо настигал неуклюжую тихоходную галеру.

Звуки труб проникли в роскошную каюту на корме, разбудив смуглокожую черноволосую красотку. Лежавший рядом с ней бородатый гигант Абдулла-бей тоже открыл глаза и резким движением сел на атласных подушках, прислушиваясь к воплям зурны и надрывному стуку барабанов. Мощная рука, покрытая буграми мышц, потянулась к небрежно брошенной возле ложа одежде.

— Быстрее! — вполголоса приказала его прекрасная возлюбленная. — Враг уже близко!

Принцесса Рахмат-Гюль — распутная и воинственная внучка султана — уже натянула шаровары, обула расшитые золотом сафьяновые туфельки с загнутыми кверху носами и теперь надевала шелковую рубаху. Как известно, бурный секс выкачивает силы мужчин, но прибавляет бодрости женщинам, поэтому принцесса рвалась в бой, готовая сокрушить очередную преграду, вставшую на непростом ее пути. Едва успев завязать кушак, чтобы штаны не упали, Абдулла-бей помог ей опоясаться ятаганом. Рахмат-Гюль шагнула к выходу, затем вдруг вернулась, нашла в сундуке небольшую шкатулку, из которой достала покрытый золотой чеканкой кинжал с широким и длинным лезвием. Подкинув оружие в ладони, словно измерив вес, она сунула кинжал за пояс и выбежала на палубу.

Крохотные часы неутомимо сыпали песчинки, отмеряя последние мгновения перед артиллерийской прелюдией абордажа. Турецкие канониры суетились возле двух длинноствольных орудий, стоявших на корме галеры. Они опоздали: мушкетеры «Святого Рафаэля» дали залп, сразив нескольких пушкарей. Затем окутались дымом носовые пушки португальского фрегата, и раскаленное ядро, преодолев разделявшую корабли дистанцию, раздробило руль в мелкие дребезги щепок. Потерявшая управление «Султание» беспомощно вихляла по курсу, а фрегат неторопливо поравнялся с обреченной жертвой и ударил всеми пушками по корпусу галеры, превратив орудийную палубу в груду обломков.

«Султание» была обречена — некоторые выстрелы фрегата прошили кораблик насквозь, ядра проделали пробоины ниже ватерлинии, так что вода уже наполняла трюмы. Яростно, словно бешеная лань, сверкая глазами, Рахмат-Гюль стиснула пальцами рукоятку сабли, глядя на приближавшийся борт вражеского корабля. Десятка два самых отчаянных головорезов-кафиров перелетели с фрегата на галеру, держась за длинные веревки, привязанные к верхним реям, и завязали бой с янычарами.

Внезапно принцесса вздрогнула, прошептав проклятие. Она узнала того, кто первым — да покарает его Милостивый Создатель — ворвался на галеру, безжалостно поражая верных слуг султана. Этот нечестивец, одетый в кожаный жилет и обычные матросские штаны, умело работал клинками, пробиваясь к покоям Рахмат-Гюль.

«Он пришел за мной, — догадалась внучка султана и молниеносно вынесла привычный приговор: — Он должен умереть».

В бою Фернандо преображался. На смену чопорному инквизитору приходил неистовый воин. Без сутаны он мало чем отличался от корсаров, наводивших ужас на мореплавателей Ост-Индии. Дымящийся фитиль, вплетенный в длинную косу, прибавлял сходства с океанским разбойником. Еще в полете, вцепившись одной рукой в веревку, он поджег этим фитилем запал одной из бомб и швырнул смертоносный снаряд в толпу моряков на борту вражеского корабля. Взрыв разметал защитников галеры, вселяя панику в янычарские души.

Перемахнув подобно маятнику на палубу «Султание», Фернандо отпустил веревку, одновременно выхватив из кобуры двуствольный пистолет, и спустил курки. Два выстрела уложили наповал матросов, бросившихся с ятаганами в руках на инквизитора. В следующее мгновение португалец выпластал из ножен тесак со слегка изогнутым и расширявшимся к острию клинком. Эфес в виде чаши с перекрестьем был дополнен дугами, защищавшими пальцы от рубящих ударов. С тесаком в правой руке и шпагой в левой Фернандо атаковал отряд янычар.

Несколько ветеранов абордажных схваток прикрывали его с боков. Нанося мощные удары и отражая вражеские выпады, они продвинулись вдоль борта галеры. Каждый шаг приближал их к апартаментам принцессы.

Неожиданно перед инквизитором вырос Абдулла-бей — кузен и любовник воинственной развратницы Рахмат-Гюль. Клинки скрестились со звоном, посыпались искры. Ловким движением Фернандо уклонился от стремительного ятагана и сам нанес точный удар. Остро заточенный тесак перерубил плечо янычара, а клинок ятагана со свистом рассек воздух, отрубив всего лишь косичку португальца. Инквизитор на лету подхватил оплетенный волосами фитиль, засунул косичку за пояс, опять взмахнул тесаком и утер с лица брызги крови. Затем, переступив через обезглавленный труп и откинув тяжелый бархатный полог, он ворвался в каюту.

— Кажется, ее здесь нет, — печально резюмировал инквизитор.

Он торопливо обшарил каждый закоулок, заглянул под матрасы и подушки, выдвинул все ящики, взломал замки сундуков. Густые темные брови недовольно сдвинулись к переносице: Фернандо не нашел предмета, ради которого затеял авантюрную погоню и нападение на султанскую галеру. На глаза ему попалась незапертая шкатулка. Убедившись, что украшенная жемчугами коробочка пуста, португалец равнодушно отшвырнул ее.

Вернувшись на палубу, Фернандо увидел, как фрегат подошел вплотную к «Султание». Борта кораблей столкнулись, издав громкий треск, и на полубак галеры перепрыгнули еще два десятка солдат абордажной роты под командованием неистового лейтенанта Алвару. Выстрелив из коротких мушкетов, они сразили нескольких янычар, после чего обнажили сабли, и в носовой части галеры завязалась жестокая рубка.

Внезапно Фернандо насторожился: сквозь свист набиравшего силу шторма, сквозь грохот выстрелов и лязг металла чуткий слух инквизитора сумел разобрать знакомый голос. Стоявшая на мостике принцесса выкрикивала свирепый приказ:

— В бой, янычары, во имя султана и Великого Творца, убейте всех неверных! — Внезапно, увидев на палубе Фернандо, Рахмат-Гюль прокричала, показывая рукой: — Убейте вот этого негодяя!

Несколько воинов в чалмах бросились на инквизитора, но тот швырнул в них бомбу, воспламенив запал отрубленной косичкой с фитилем, и поспешно укрылся от осколков за углом деревянной надстройки. После взрыва Фернандо и двое сопровождавших его абордажников без промедления устремились вверх по трапу. На полпути португальцев встретил янычар, но Фернандо клинком тесака отразил удар ятагана и выбросил вперед левую руку. Шпага пронзила сердце, и янычар рухнул на окровавленные доски.

Штормовые волны все сильнее раскачивали потерявший управление, сильно поврежденный корабль, скользкие от крови ступеньки уходили из-под ног, однако Фернандо, уложив еще двоих противников, поднялся на мостик. Здесь его путь преградил частокол клинков в руках офицеров «Султание». Отделенная от инквизитора этим живым щитом Рахмат-Гюль сбежала по трапу с противоположной стороны мостика, тогда как офицеры двинулись на португальца.

Вплетенный в отрубленную косичку фитиль, как на грех, куда-то подевался в пылу боя, но Фернандо, кровожадно ухмыляясь, навел на врагов пистолет. Левой рукой он держал перед самым дулом последнюю бомбу.

…Палец медленно давит на спусковой крючок, вделанный в курок кремень высекает искру. Сквозь ставший прозрачным металл хорошо видно, как взрывается пороховой заряд, выталкивая пулю. Ствол пистолета выбрасывает струйку пламени, клуб дыма и большую круглую пулю. Свинцовый шарик, вращаясь, летит в грудь капитана галеры, а пламя выстрела поджигает порох в запальной трубке бомбы…

Опять вернулись звуки боя. Метко брошенная бомба перебила почти всех офицеров галеры. Уцелевших инквизитор и его спутники зарубили в короткой яростной схватке. Прыгая через трупы, Фернандо устремился в погоню за принцессой. Отчаянная девчонка уже карабкалась на грот-мачту, и португалец, расхохотавшись, тоже полез вверх по вантам. Продолжая смеяться, он крикнул:

— Куда же ты, красавица? Это я, Фернандо Варгаш, мы встречались в Париже, когда ты училась в Сорбонне. Помнишь знаменитые лекции профессора Буридана?

Рахмат-Гюль ждала его на рее. Сбросив туфельки, она балансировала как заправский канатоходец, помахивая клинками, голые ступни уверенно стояли на круглом брусе. Принцесса не собиралась сдаваться без боя — в этот миг она предпочла бы погибнуть, унося с собой великую тайну, которая не должна попасть в грязные лапы неверных.

Инквизитор медленно приближался к ней, осторожно ступая по качающемуся рею. Обеими руками он устрашающе вращал клинки. Принцесса ждала на полусогнутых ногах. Напряженно прищурясь, она следила за каждым движением противника, опасного, как бешеная гюрза. Тонкие пальцы нервно дрожали на рукоятках оружия — левой рукой Рахмат-Гюль сжимала кинжал с длинным тонким лезвием, а правой — кривую турецкую саблю «кылынч».

Сделав ложный выпад, португальский убийца легко отвел метнувшийся навстречу клинок ятагана и взмахнул спадой. Острое, как бритва неаполитанского цирюльника, лезвие разрезало тонкий шелк цветастой рубахи. Из разреза вывалилось большое и крепкое полушарие смуглой груди, украшенное аппетитным красным соском. Фернандо самодовольно расхохотался, любуясь содеянным подобно уличному художнику, малюющему портрет распутной красотки.

— Я же обещал, что вновь раздену тебя и заставлю стонать от наслаждения, — напомнил он насмешливым голосом.

Дико взвыв, рассвирепевшая от унижения наследница султана потеряла на мгновение самообладание и нерасчетливо метнула кинжал. Португалец легко уклонился, и кинжал прелестной Рахмат-Гюль вонзился в дерево мачты рядом с виском охотника за сокровищами. Украшенное самоцветами оружие несколько раз вздрогнуло и замерло. Фернандо удивленно покосился на кусок металла, едва не оборвавший его жизнь, и решительно бросился в атаку, нанося тяжелые удары поочередно с обеих рук. Принцесса еле успевала отражать точные выпады опытного, безжалостного рубаки-дуэлянта. Пятясь, она оступилась, выронила кылынч и повисла, вцепившись обеими руками в грота-рей.

Фернандо сел рядом и ухватил запястье принцессы. Однако в этот миг галера резко наклонилась, а через открытые люки трюмов выплеснулся густой черный дым. Рахмат-Гюль едва не сорвалась и теперь висела на одной руке, которую держал офицер инквизиции. Раскачавшись, турчанка все-таки смогла ухватиться за рей, подтянулась и, тяжело дыша, села рядом с ухмылявшимся португальцем.

Между тем огонь, охвативший трюм «Султание», уже подкрадывался к пороховым бочкам. Люди на палубе поняли опасность, и абордажники поспешно прыгали обратно на фрегат, обрубая за собой канатные концы, соединявшие два корабля. Мощные шквалы шторма немедленно развели противников на приличное расстояние. Ветер срывал брызги с гребней волн, облака водяных капель окружили «Сао Рафаэль» полупрозрачной пеленой, однако можно было разглядеть, как жестоко треплет шторм погибающую галеру.

На мостике фрегата капитан Оливейра приветствовал абордажника и осведомился:

— Как успехи нашего друга инквизитора?

— Простите, дон Гомеш, — насторожился лейтенант Алвару, — разве дон Фернандо не вернулся? Признаюсь, в последний раз я видел его довольно давно — он убивал кого-то на мостике…

Помянув богоматерь, святых угодников и морского дьявола, капитан навел подзорную трубу на «Султание». Из люков рвались огненные языки, ветер кидал галеру с борта на борт, так что порой мачты почти прикасались верхушками к бушующим волнам. А на нижнем рее грот-мачты чудом стояли, обнимая балку стеньги, две фигурки — мужская и женская. Несмотря на ужасную видимость, Оливейра почти не сомневался, что мужчина на мачте — это Фернандо Варгаш. Кажется, сегодня злая смерть все же настигнет дерзкого искателя жестоких приключений.

— Прости нас… — прошептал капитан, перекрестился и поднес к губам серебряное распятие.

Огонь, словно ждавший этого момента, добрался до пороха. Вопли ужаса взметнулись над португальским фрегатом, когда «Султание» с грохотом превратилась в пламя и потоки разлетавшихся в разные стороны обломков. Ветер развеял облако дыма, и взорам предстали ревущие волны — словно никогда не было там никакого корабля.

— Рифы! — закричал впередсмотрящий матрос.

— Лево на борт! — скомандовал капитан Оливейра.

Корпус фрегата промчался буквально в нескольких дюймах от острых камней. Матросы проворно меняли паруса, корабль сражался со штормом, но ветер уносил «Сао Рафаэля» все дальше от места сражения.

Среди волн грозно мелькали треугольные плавники акул — целая стая морских хищниц собралась на людоедское пиршество, привлеченная запахом крови.

Сокрушенно покачивая головой, Алвару произнес печальным голосом:

— Бедняга Фернандо, какая ужасная смерть — быть разорванным на куски, которые сожрут эти ненасытные твари.

— Мы помолимся за его душу, когда вернемся в Лиссабон, — мрачно откликнулся капитан Оливейра.

Переваливаясь с борта на борт и с носа на корму, фрегат прорывался сквозь ураган, пытаясь держать курс норд-вест.

Когда взрыв галеры отломил и отбросил мачту, Фернандо и Рахмат-Гюль каким-то чудом удержались на обломке. Долго и отчаянно мужчина и женщина отбивались от акул, насмерть зарубив отвратительную прожорливую рыбину. Другие акулы немедленно набросились на убитую и рвали куски ужасными зубами. Ветер унес кусок мачты прочь от этого места, и морские хищники не стали преследовать двух живых людей — им вполне хватало плававших в море трупов.

Несколько часов волны носили обрубок дерева. Два измученных человека в промокших одеждах яростно сражались с неугомонной стихией. Наконец, в духоте южного вечера, Фернандо и принцессу выбросило на крохотный остров. Напрягая последние силы, они отползли подальше от кромки берега — в безопасное место посредине клочка суши.

Принцесса тихо стонала и, понемногу приходя в себя, проклинала португальца, чья безумная гордыня, помноженная на профессиональное коварство, привела их обоих в эту гиблую западню. Она страдала от голода и холода, поэтому с каждой минутой злилась все сильнее, превращаясь в настоящую фурию.

— Ты и только ты виноват во всем! — выкрикивала Рахмат-Гюль. — Глупец, ты выдумал тайну, за которой охотишься много лет. Сколько крови пролил ты, пытаясь поймать ускользающий мираж?!

Фернандо сел рядом с ней, посмотрел в глаза, и принцесса быстро отвела взгляд. Покачав головой, португалец закутал ее в свой кожаный жилет и проговорил уверенно:

— Ты не сможешь меня обмануть, это — вовсе не выдумка и не мираж. Ты ведешь род от знаменитого морехода Пири-реиса, двести лет назад ваш предок нарисовал дьявольскую карту, на которую нанесены неведомые берега. В вашей семье должна сохраниться легенда про демона, рассказавшего старому адмиралу об этих землях!

— Никакой карты нет! — опустив голову, прошептала принцесса. — А если бы даже была, я все равно не раскрыла бы тебе тайну.

— Скажешь! — прорычал он, приставив к ее горлу острие тесака.

— Не скажу! — Принцесса гордо вскинула голову, сверкая бешеными глазами. — Я ничего не скажу тебе, даже если ты меня убьешь!

Улыбаясь, инквизитор убрал оружие в ножны и произнес — мягко и негромко, словно читал проповедь:

— Если женщина так решительно говорит «нет» — это значит, что она готова сказать «да».

— Ты не знаешь, как умеют молча умирать женщины султанского рода! — презрительно бросила Рахмат-Гюль.

Не соизволив ответить на глупую браваду, Фернандо встал, отряхнул песок и отправился бродить по острову. Принцесса провожала его пристальным взглядом, в котором ненависть постепенно уступала место надежде.

Островок был невелик, инквизитор измерил его шагами задолго до наступления темноты. На отмели, на которую накатывались слабеющие волны затухавшего шторма, Фернандо обнаружил полузанесенную песком лодку. Единственным пассажиром утлого суденышка был человеческий скелет с перекинутым через плечо ремнем вместительной сумки.

Вернувшись к принцессе с добычей, португалец достал из сумки две непочатые бутылки британского джина. Казалось, целая вечность минула с того часа, когда они с офицерами фрегата обсуждали достоинства крепкого пойла разных народов.

— Держи, — он протянул одну бутылку принцессе. — Напиток не из лучших, но здесь нет ничего другого, чтобы утолить жажду и голод.

Первый глоток принцесса сделала с откровенной гримасой отвращения, затем отхлебнула еще. Фернандо потихоньку глотал согревающую микстуру, терпеливо выжидая, когда алкоголь развяжет язык его пленнице. Инквизитор хорошо знал, что Рахмат-Гюль быстро пьянеет и легко теряет голову.

Однако добрая порция джина произвела неожиданный побочный эффект — захмелевшую принцессу потянуло на нежности. Она глупо захихикала, подползла поближе к Фернандо, погладила ладошкой рельефные мышцы его груди. Затем порывисто скинула его жилет и прижалась всем телом.

Спустя некоторое время над пляжем разнесся жуткий крик, полный смертельного отчаяния:

— О ужас, я отдалась необрезанному кафиру!

Фернандо проговорил посмеиваясь:

— Неужели в Париже ты не заметила этой моей особенности?

— В тот раз я выпила гораздо больше… — убитым голосом откликнулась Рахмат-Гюль.

Ухмыляясь, Фернандо подошел к обломку мачты, на котором они добрались до острова. Надо было развести костер, и он, обнажив тесак, принялся рубить на дрова прочную древесину мачты. Почему-то внимание португальца привлек торчащий из бревна кинжал, который принцесса метнула в него во время дуэли на рее. Офицер инквизиции с усилием выдернул клинок, подкинул в ладони, прицениваясь, за сколько песо можно продать кинжал барыге в Фамагусте. Вдруг усыпанная драгоценностями рукоятка начала отвинчиваться, и Фернандо вытащил из тайника свернутый в трубку лист пергамента с картой.

Отъезд. Панорама бескрайнего моря с островком на фоне заходящего солнца. Поперек изображения появилась надпись: «Конец 500-й серии».

После паузы грянули аплодисменты. Маэстро раскланялся, поцеловал ручку молоденькой исполнительнице роли принцессы, пожал мужественную ладонь элегантному мачо, который сыграл инквизитора.

— Остались мелочи, которые доснимем завтра в студии, — провозгласил режиссер. — Считаем, что сезон отработали малой кровью.

Он распустил группу, предложив собраться вечером в том самом ресторанчике на южном склоне.

Народ шумно покидал просмотровый зал. Андрей никуда не спешил, поэтому просто подвинулся, освобождая проход стаду мчавшихся в паб ассистентов режиссера, оператора, звукоинженера и прочего вспомогательного персонала. Молодняк припустил с места в карьер таким галопом, словно пиво могло кончиться и на всех не хватит.

Лениво поднявшись, Андрей подошел к режиссеру и, подмигнув восходящей звездочке Розетте Десмонд, поинтересовался:

— А кто будет моей партнершей в интимной сцене — Розетта или спортсменка?

Маэстро Жозеф Паккарди желчно проинформировал его:

— Розетта. Но ее партнером будет главный герой, а не ты.

— Мир устроен несправедливо, — вздохнул Андрей.

Девчонка, хлебнувшая отравленного вина популярности, ехидно пропела:

— Ты можешь прорепетировать эту сцену с моей дублершей. Или боишься не справиться?

Когда снимали последние эпизоды, Андрей подменял исполнителя главной роли в боевых сценах с прыжками и фехтованием. Поскольку юная звезда так и не научилась правильно держать саблю, в тех же сценах вместо нее снималась неплохая спортсменка, мастер спорта по военному многоборью.

— Чего мне бояться? — Андрей изобразил удивление. — В ней нет ничего страшного. Кроме лица и характера.

Презрительно фыркнув, актриса изящно села в роскошный лимузин и немедленно взлетела, не пристегнув сбруи безопасности и даже не закрыв дверцы. Что поделать, для таких, как она, законы не писаны. Если даже остановит регулировщик, то немедленно, увидев ангельскую мордашку, растает и примется выклянчивать автографы для всей семьи, начальников и друзей.

У маэстро Жозефа тачка была не менее крутая, но знаменитый режиссер бравировал демократичностью, а потому имел привычку пройтись пешочком. Благо любимая харчевня располагалась в четырех кварталах от студии.

— Не желаешь перекусить? — осведомился Паккарди.

— Пожалуй… — Андрей вдруг сообразил, что утром толком не позавтракал, а потом они просмотрели готовые куски восьми серий. — Перекусить — это мягко сказано.

Своего консультанта-историка режиссер ценил. Дразнил порой, часто приходил в ярость от неуместных, по его мнению, замечаний, однако в конце концов прислушивался к рекомендациям. Так, они со сценаристом упорно требовали назвать королевский фрегат «Сан Рафаэль». Андрею стоило немалых усилий убедить их, что «сан» — это «святой» по-испански, а название португальского корабля должно начинаться португальским же словом «сао». Сценарист проклял день, когда ему пришла шиза сделать главных героев португальцами, но переигрывать было поздно, поэтому согласился изменить название.

Чтобы зрителю было понятнее, авторы по совету консультанта добавляли в сценарий диалоги персонажей о причинах Конкисты и Реконкисты, о средневековых обычаях, одежде, путешествиях и оружии. Андрея такие вставки в текст только радовали: зритель нынче туповат и невежествен, все сведения об истории получает исключительно из сериалов — так пусть же усваивает с экрана полезную информацию, глупее не станет…

Режиссеру и консультанту пришлось потрудиться, проталкиваясь через толпу, штурмовавшую Бернардо Штильмарка, которого в абордажных сценах подменял Андрей. Нестареющий герой мыльных опер, слащаво улыбаясь, раздавал автографы восторженным поклонницам. Фотокарандаш оставлял нестираемые росчерки на голографических открытках.

Псевдокитайское заведение «Самшитовый дракон» даже под пыткой не стало бы хвастать избытком посетителей. Великий режиссер направился прямым курсом к стенду, где прислуга разложила суши, тогда как обреченный на безвестность консультант прогулялся вдоль другого стеллажа. Здесь были выставлены всевозможные горячие блюда. Андрей налил себе чашку острой похлебки из грибов, креветок и непонятных растений. На второе он набрал тарелку жареной картошки, кусочков птицы в пряном соусе и говядину с перчиками.