Юг без признаков севера (сборник) Буковски Чарльз
Джек поднялся, сходил на кухню, вернулся с бутылкой пива.
– Чарли велел мне не давать тебе пива. – Энн отложила журнал.
– “Чарли велел, Чарли велел…” Я уже устал от этого. Я выиграл бой. 16 боев подряд, у меня есть право на пиво и сигаретку.
– Ты должен держать форму.
– Это не важно. Я любого из них уберу.
– Ты такой великий, когда ты напиваешься, я постоянно об этом слышу какой ты великий. Меня уже тошнит.
– А я и так великий. 16 подряд, 15 нокаутов. Кого ты лучше найдешь?
Энн не ответила. Джек забрал бутылку пива и сигарету с собой в ванную.
– Ты даже не поцеловал меня, когда пришел. Сперва за свою бутылку схватился. Ты такой великий, правильно. Пьянь ты великая.
Джек промолчал. Пять минут спустя он стоял в дверях ванной, брюки и трусы спущены на башмаки.
– Господи Христе, Энн, ты что, не можешь здесь даже туалетную бумагу держать?
– Извини.
Она сходила в чулан и вынесла ему рулон. Джек закончил свои дела и вышел. Потом допил пиво и взял еще.
– Живешь тут, понимаешь, с лучшим полутяжелым весом в мире и только и делаешь, что ноешь. Меня бы куча девчонок заполучить хотела, а ты рассиживаешь тут, да ссучишься.
– Я знаю, что ты хороший, Джек, может, даже самый лучший, но ты даже не представляешь, как скучно сидеть и слушать, как ты снова и снова повторяешь, какой ты великий.
– Ах, тебе скучно, вот как?
– Да, черт возьми, и ты, и твое пиво, и какой ты великий.
– Назови лучшего полутяжелого. Да ты даже на мои бои не ходишь.
– Есть и другие вещи помимо бокса, Джек.
– Какие? Валяться на заднице и читать Космополитэн?
– Мне нравится улучшать свой ум.
– Так и должно быть. Над ним нужно еще много поработать.
– Говорю тебе, кроме бокса, есть и другие вещи.
– Какие? Назови.
– Ну, искусство, музыка, живопись, вроде этого.
– И у тебя они хорошо получаются?
– Нет, но я их ценю.
– Говно это, я уж лучше буду самым лучшим в том, чем занимаюсь.
– Хороший, лучше, самый лучший… Господи, неужели ты не можешь ценить людей за то, какие они?
– За то, какие они? А каково большинство из них? Слизни, пиявки, пижоны, стукачи, сутенеры, прислужники…
– Ты вечно на всех свысока смотришь. Все друзья тебе нехороши. Ты так дьявольски велик!
– Это верно, малышка.
Джек зашел в кухню и вышел с новой бутылкой пива.
– Опять со своим проклятым пивом!
– Это мое право. Его продают. Я покупаю.
– Чарли сказал…
– Ебись он в рыло, твой Чарли!
– Какой же ты великий, черт возьми!
– Правильно. По крайней мере, Пэтти это знала. Она это признавала. Она этим гордилась. Она знала, что это чего-то требует. А ты только ссучишься.
– Так чего ж ты к Пэтти не вернешься? Что ты со мной делаешь?
– Я как раз об этом и думаю.
– А что – мы не расписаны, я могу уйти в любое время.
– Только и остается. Блядь, приходишь домой, как дохлый осел, после 10 раундов круче некуда, а ты даже не рада, что я на них согласился. Только гнобишь меня.
– Послушай, Джек, есть и другие вещи, кроме бокса. Когда я тебя встретила, я восхищалась тем, какой ты был.
– Я боксером был. И кроме бокса нет других вещей. Вот все, что я есть, – боксер.
Это моя жизнь, и у меня она хорошо получается. Лучше не бывает. Я заметил, ты всегда на второсортных клюешь… вроде Тоби Йоргенсона.
– Тоби очень смешной. У него есть чувство юмора, настоящее чувство юмора. Мне Тоби нравится.
– Да у него рекорд 9, 5 и один. Я завалю его, даже когда пьяный в стельку.
– Бог не даст соврать – ты достаточно часто пьян в стельку. Каково, по-твоему, мне на вечеринках, когда ты валяешься на полу в отрубе, или шибаешься по комнате и всем твердишь: “Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ!” Неужели ты думаешь, что я от этого себя дурой не чувствую?
– Может, ты и впрямь дура? Если тебе так сильно Тоби нравится, чего с ним не пойдешь?
– Да я же просто сказала, что он мне нравится, мне кажется, он смешной, это же не значит, что я хочу с ним в постель.
– Ну, так ты идешь в постель с мной, а потом говоришь, что я скучный. Я просто не знаю, какого рожна тебе надо.
Энн не ответила. Джек поднялся, подошел к кушетке, задрал Энн голову и поцеловал ее, отошел и снова уселся.
– Слушай, давай я расскажу тебе про этот бой с Бенсоном. Даже ты бы мною гордилась. Он меня заваливает в первом раунде, исподтишка правой. Я поднимаюсь и не подпускаю его весь остаток раунда. Во втором он меня снова валит. Я еле-еле встаю на счет восемь. Снова его не подпускаю. Следующие несколько раундов я ноги в порядок привожу. Провожу 6-й, 7-й, 8-й валю его разок в 9-м и дважды в 10-м. Я бы это ничьей не назвал. Они назвали. Так вот, это 45 штук, врубаешься, девчонка? 45 штук. Я великий, ты не сможешь отрицать, что я великий, правда?
Энн промолчала.
– Ладно тебе, скажи, что я великий.
– Хорошо, ты великий.
– Ну вот, так лучше. – Джек подошел и снова поцеловал ее. – Мне так хорошо. Бокс – это произведение искусства, в самом деле. Чтобы быть великим художником, нужны кишки, и чтобы быть великим боксером, тоже нужны кишки.
– Ладно, Джек.
– “Ладно, Джек” – это все, что ты можешь сказать? Пэтти счастлива бывала, когда я выигрывал. Мы оба были счастливы всю ночь. Ты что – не можешь за меня порадоваться, когда я что-нибудь хорошее сделаю? Черт, да ты меня любишь, или ты любишь этих неудачников, дристунов этих? Ты, наверное, счастливее была бы, если бы я притащился сюда побитым.
– Я хочу, чтобы ты побеждал, Джек, просто ты так залипаешь на том, что делаешь…
– Черт возьми, да это же мой заработок, моя жизнь. Я горжусь тем, что я самый лучший. Это как летать, как улететь в небо и солнцу надавать.
– А что ты будешь делать, когда больше не сможешь драться?
– Черт, да у нас будет столько денег, что мы будем делать все, что захотим.
– Может, только ладить не будем.
– Может, научусь читать Космополитэн, улучшать свой ум.
– Н-да, там есть что улучшить.
– Пошла ты на хуй.
– Что?
– Пошла на хуй.
– Вот куда я к тебе давно уже не ходила.
– Некоторым нравится ебаться с такими суками, а мне – не очень.
– А Пэтти, я полагаю, – не сука?
– Все бабы – суки, а ты у них – чемпионка.
– Так чего ж ты не валишь к своей Пэтти?
– Ты же здесь. Я не могу давать приют двум курвам одновременно.
– Курвам?
– Курвам.
Энн встала, зашла в чулан, выволокла свой чемодан и начала запихивать туда одежду. Джек ушел на кухню и взял еще одну бутылку пива. Энн плакала и злилась.
Джек сел и хорошенько отхлебнул. Виски ему нужно, бутылку виски. И хорошую сигару.
– Я могу зайти и забрать остаток вещей, когда тебя не будет.
– Не беспокойся. Я их тебе пришлю.
Она задержалась в дверях.
– Что ж, я думаю, на этом всч, – сказала она.
– Полагаю, что да, – ответил Джек.
Она закрыла дверь и ушла. Обычное дело. Джек допил пиво и подошел к телефону.
Набрал номер Пэтти. Та ответила.
– Пэтти?
– О, Джек, как у тебя дела?
– Выиграл сегодня большую драку. Ничья. Мне теперь надо завалить только Парвинелли, и выйду на чемпиона.
– Ты их обоих уделаешь, Джек. Я знаю, что у тебя получится.
– Что ты сегодня делаешь, Пэтти?
– Час ночи, Джек. Ты что, пил?
– Немного. Отмечаю.
– А как Энн?
– Мы разбежались. Я только одну тетку зараз проигрываю, ты же знаешь, Пэтти.
– Джек…
– Что?
– Я – с парнем.
– С парнем?
– С Тоби Йоргенсоном. Он в спальне…
– О, извини тогда.
– Ты меня тоже извини, Джек. Я тебя любила… может, до сих пор люблю.
– Ох, блядь, как вы, бабы, любите этим словом разбрасываться…
– Прости меня, Джек.
– Нормально. – Он повесил трубку. Затем зашел в чулан за пальто. Надел его, закончил пиво, на лифте спустился к машине. Проехал прямо по Нормандии на 65 милях в час до винной лавки на Бульваре Голливуд. Вылез из машины, вошел. Взял шестерик Мичелоба, упаковку Алки-Зельцер. Затем у продавца за кассой попросил квинту Джека Дэниэлса. Пока продавец выбивал чек, к ним подвалил пьянчуга с двумя упаковками Курза.
– Эй, мужик! – сказал он Джеку. – Ты не Джек Бэкенвельд, боксер?
– Он самый, – ответил Джек.
– Мужик, я видел ваш бой сегодня, Джек, ну ты силен. Ты в самом деле великий!
– Спасибо, старик, – сказал он пьянчуге, взял свой пакет с покупками и пошел к машине. Сел, открутил крышечку с Дэниэлса и приложился как следует. Потом сдал назад, поехал на запад по Голливуду, на Нормандии свернул налево и заметил хорошо сложенную девчонку-подростка. Та, покачиваясь, шла по улице. Он остановил машину, приподнял квинту из пакета и показал ей.
– Подвезти?
Сам удивился, когда она залезла внутрь.
– Я помогу вам это выпить, мистер, но никаких побочных льгот.
– Какое там, – ответил Джек.
Он поехал по Нормандии со скоростью 35 миль в час, уважающий себя гражданин и третий лучший полусредний вес в мире. На какой-то миг ему захотелось сказать ей, с кем она едет в машине, но он передумал, протянул руку и сжал ей коленку.
– У вас сигаретки не найдется, мистер? – спросила она.
Он вытряхнул одну свободной рукой, вдавил прикуриватель. Тот выскочил, и он поджег ей.
Путь в рай закрыт
Я сидел в баре на Западной авеню. Времени – около полуночи, а я – в своем обычном попутанном состоянии. То есть, знаете, когда ни черта не выходит: бабы, работы, нет работ, погода, собаки. Наконец, просто сидишь, как оглоушенный, и ждешь, будто смерти на автобусной остановке.
Так вот, сижу я так, и тут заходит эта с длинными каштановыми волосами, хорошим телом и грустными карими глазами. Я на нее не отреагировал. Я ее проигнорировал, хотя она и села на табуретку рядом с моей, когда вокруг была дюжина свободных.
Фактически, мы в баре были одни, не считая бармена. Она заказала сухое вино.
Потом спросила, что пью я.
– Скотч с водой.
– Дайте ему скотча с водой, – велела она бармену.
Так, это уже необычно.
Она открыла сумочку, вытащила маленькую проволочную клетку, вынула из нее крошечных человечков и поставила на стойку бара. Все они были ростом дюйма в три, живые и одеты, как надо. Их было четверо, двое мужчин и две женщины.
– Сейчас такое делают, – сказала она, – они очень дорогие. Когда я их покупала они шли по 2,000 долларов штука. А сейчас стоят по 2,400. Я не знаю производственного процесса, но, наверное, это противозаконно.
Маленькие человечки ходили по стойке. Неожиданно один малютка влепил пощечину крошке-женщине.
– Сука, – сказал он, – с меня довольно!
– Нет, Джордж, как ты можешь? – закричала та. – Я люблю тебя! Я себя убью! Ты должен быть моим!
– Мне плевать, – ответил маленький парень, вытащил крохотную сигаретку и закурил. – У меня есть право на жизнь.
– Если ты ее не хочешь, – сказал другой маленький парень, – то я ее возьму. Я ее люблю.
– Но я тебя не хочу, Марти. Я люблю Джорджа.
– Он же мерзавец, Анна, настоящий мерзавец!
– Я знаю, но я все равно его люблю.
Тут маленький мерзавец подошел и поцеловал другую маленькую женшину.
– У меня тут треугольник закрутился, – сказала дама, купившая мне выпить. – Это Марти, Джордж, Анна и Рути. Джордж катится вниз, совсем опустился. Марти – вроде квадратный такой.
– А не грустно на все это смотреть? Э-э, как вас зовут?
– Даун. Ужасное имя. Но так матери иногда со своими детьми поступают.
– Я Хэнк. Но разве не грустно…
– Нет, смотреть на это не грустно. Мне с собственными любовниками не очень-то везло, ужасно не везло, на самом деле…
– Нам всем ужасно не везет.
– Наверняка. Как бы то ни было, я купила этих маленьких человечков и теперь наблюдаю за ними, это как по-настоящему, только без проблем всех этих. Но я ужасно распаляюсь, когда они начинают любовью заниматься. Тогда бывает трудно.
– А они сексуальные?
– Очень, очень сексуальные. Господи, как они меня разжигают!
– А почему вы их не заставите это сделать? Я имею в виду, прямо сейчас. Вместе и посмотрим.
– О, их нельзя заставить. Они сами должны.
– А они часто этим занимаются?
– Они довольно хороши. Четыре или пять раз в неделю.
Те гуляли по стойке.
– Послушай, – сказал Марти, – дай мне шанс. Ты только дай мне шанс, Анна.
– Нет, – ответила Анна, – моя любовь принадлежит Джорджу. И по-другому быть не может.
Джордж целовал тем временем Рути, обминая ей груди. Рути распалялась.
– Рути распаляется, – сообщил я Даун.
– Точно. В самом деле.
Я тоже распалялся. Я облапал Даун и поцеловал ее.
– Послушайте, – сказала она, – я не люблю, когда они занимаются любовью на людях. Я заберу их домой и там заставлю.
– Но тогда я не смогу посмотреть.
– Что ж, придется вам пойти со мной.
– Ладно, – ответил я, – пошли.
Я допил, и мы вышли вместе. Она несла маленьких людей в проволочной клетке. Мы сели к ней в машину и поставили людей на переднее сиденье между собой. Я посмотрел на Даун. Она в самом деле была молода и прекрасна. Нутро у нее, кажется, тоже хорошее. Как могла она облажаться с мужиками? Во всех этих вещах промахнуться так несложно. Четыре человечка стоили ей восемь штук. Только лишь для того, чтобы избежать отношений и не избегать отношений.
Дом ее стоял поблизости от гор, приятное местечко. Мы вышли из машины и подошли к двери. Я держал человечков в клетке, пока Даун открывала дверь.
– На прошлой неделе я слушала Рэнди Ньюмана в “Трубадуре”. Правда, он великолепен?
– Правда.
Мы зашли в гостиную, и Даун извлекла человечков и поставила их на кофейный столик. Затем зашла на кухню, открыла холодильник и вытащила бутылку вина.
Внесла два стакана.
– Простите меня, – сказала она, – но вы, кажется, слегка ненормальный. Чем вы занимаетесь?
– Я писатель.
– Вы и об этом напишете?
– Мне никогда не поверят, но напишу.
– Смотрите, – сказала Даун, – Джордж с Рути уже трусики снял. Он ей пистон ставит. Льда?
– Точно. Нет, льда не надо. Неразбавленное нормально.
– Не знаю, – промолвила Даун, – но когда я смотрю на них, то точно распаляюсь.
Может, потому что они такие маленькие. Это меня и разогревает.
– Я понимаю, о чем вы.
– Смотрите, Джордж на нее ложится.
– В самом деле, а?
– Только посмотрите на них!
– Боже всемогущий!
Я схватил Даун. Мы стояли и целовались. Пока мы целовались, ее глаза метались с меня на них и обратно.
Малютка Марти и малютка Анна тоже наблюдали.
– Смотри, – сказал Марти, – они сейчас это сделают. Мы тоже можем попробовать.
Даже большие люди сейчас это сделают. Посмотри на них!
– Вы слышали? – спросил я Даун. – Они сказали, что мы сейчас это сделаем. Это правда?
– Надеюсь, что да, – ответила Даун.
Я подвел ее к тахте и задрал платье ей на бедра. Я целовал ее вдоль шеи.
– Я тебя люблю, – сказал я.
– Правда? Правда?
– Да, в некотором смысле, да…
– Хорошо, – сказала малютка Анна малютке Марти, – мы тоже можем попробовать, хоть я тебя и не люблю.
Они обнялись посередине кофейного столика. Я стащил с Даун трусики. Даун застонала. Малютка Рути застонала. Марти обхватил Анну. Это происходило повсюду.
Мне подумалось, что этим во всем мире сейчас занимаются. Мы как-то умудрились войти в спальню. И там я проник в Даун, и началась долгая медленная скачка….
Когда она вышла из ванной, я читал скучный, очень скучный рассказ в Плэйбое.
– Было так хорошо, – произнесла она.
– Удовольствие взаимно, – ответил я.
Она снова легла ко мне в постель. Я отложил журнал.
– Как ты думаешь, у нас вместе получится? – спросила она.
– Ты это о чем?
– В смысле, как ты думаешь, у нас получится вместе хоть какое-то время?
– Не знаю. Всякое бывает. Сначала всегда легче всего.